Лучшие в мире…
Алексей Анпилогов
31 октября был введен в промышленную эксплуатацию энергоблок №4 Белоярской АЭС (Свердловская область) с реактором на быстрых нейтронах БН-800. Одновременно данному проекту присуждена престижная международная премия по атомной энергетике Power Awards , учреждённая журналом Power (США).
В "лихие девяностые" программа быстрых бридеров, в линейку которых входит БН-800, чуть было не погибла стараниями заокеанских советников и российских "эффективных менеджеров". При этом Россия просто прошла "по лезвию бритвы" в вопросе сохранения инноваций — похожий реактор БН-350 на быстрых нейтронах в казахском городе Актау (Шевченко) был оперативно закрыт при поддержке американцев и утилизирован по частям.
Всё дело в том, что реакторы на быстрых нейтронах, в отличие от обычных, водо-водяных реакторов, могут выполнять сразу три дополнительные функции: создание нового ядерного топлива взамен сгоревшего в них (в силу чего их называют ещё "бридеры", что по-английски означает "размножитель"), проводят утилизацию ядерных отходов, буквально "выжигая" их быстрыми нейтронами (за что получили ещё и название "бёрнеры", по-английски — "выжигатели"), и, что самое главное, — могут легко производить оружейный плутоний в любых потребных количествах.
Такие возможности реакторов на быстрых нейтронах всегда беспокоили американцев. И поэтому даже для России, которая ещё в 1960-х годах выстроила паритет с США в вопросе ядерного оружия, Соединённые Штаты старались на протяжении всего "постсоветского периода" выстроить систему мер, которые максимально ограничили бы российский ядерный потенциал и возможности его развития.
Одной из таких мер стал компромиссный проект реактора БН-800, принятый Россией в 1993 году. Разница между "размножением" и "выжиганием" многих изотопов в реакторе на быстрых нейтронах зависит лишь от режима его работы, длительности кампании и местоположения топливного элемента в активной зоне реактора. Условно говоря, один и тот же кусок ураново-плутониевого топлива, помещённый на разное время в разные части активной зоны, при одних условиях "выгорит" (и утилизирует, например, оружейный плутоний), а при других — "размножится", тот же плутоний внутри себя наработав. Поэтому переработанный проект БН-800, который попал в целевую программу, включал в себя ограничения в части так называемого "внешнего бланкета" — той части активной зоны реактора, в которой происходит наиболее активная наработка плутония. По сути дела, Россия сознательно ограничила себя в вопросе наработки оружейного делящегося материала для ядерного и термоядерного оружия, однако оставила за собой все возможности для гражданского использования БН-800.
Такой компромисс позволил, с одной стороны, сохранить программу реакторов на быстрых нейтронах, но, с другой стороны, был жестом доброй воли по отношению к США. Однако Соединённые Штаты никак не оценили такого рода усилия России и в итоге сами начали нарушать достигнутое соглашение об утилизации оружейного плутония, пересмотрев договорённости о нейтронном "выжигании" оружейного плутония, предпочтя фиктивное химическое "разбавление" этого изотопа, которое, ожидаемо, позволяло его легко вернуть в ядерное оружие при малейшем желании на то американской военно-политической элиты.
В сложившейся ситуации стал бесполезным и сложившийся компромисс по БН‑800. Это не означает, что теперь белоярский реактор станет нарабатывать новый российский плутоний — советских запасов вполне достаточно для обеспечения безопасности России на долгие годы. Но, с другой стороны, отказ от принятых ограничений по БН-800 и по следующим, более мощным и перспективным реакторам на быстрых нейтронах, — таким, как БН-1200, — означает, что снимаются изменения, внесённые в проект БН-800 под давлением США, которые отнюдь не расширили экспериментальные и промышленные возможности реактора, но, наоборот, ограничили их. И возврат к status quo и к оригинальному дизайну советской программы быстрых бридеров не может нас не радовать. Ведь БН-800 — и в самом деле очень хороший реактор, а по многим параметрам — вообще лучший в мире.