Газета Завтра 46 (1198 2016)

Музон

Андрей Смирнов

17 ноября 2016 0

Виктор ПУЗО/Иван ЛУБЯНЫЙ. "Чорный шансон".

Виктор ПУЗО/Иван ЛУБЯНЫЙ. "Чорный шансон".

Неожиданная концептуальная пластинка от многоликого деятеля (контр)культурного мира Виктора "Пузо" Буравкина и музыканта, звукорежиссёра Ивана Лубяного. К проявлениям господина "Пузо" периодически приклеивали такой чудной ярлык, как "индустриальный шансон", — особенно это касалось дуэта "Прохор и Пузо", однако данный альбом всё равно удивляет. Начиная с названия — "старорежимное" написание, пожалуй, напоминает о культовой пластинке "Ещё раз о Чорте" Графа Хортицы и "Запрещённых барабанщиков".

В 2016 году мы отмечаем четвертьвековой юбилей рождения термина "русский шансон". Спорная находка продюсера и режиссёра Сергея Годунова оказалась живучей и "загребущей": под этим именем сегодня понимаются и великие артисты русского романса, и некоторые фигуры авторской песни, и аутентичный блатняк, и криминально-официозный китч последних десятилетий.

"Чорный шансон" обращён именно к недавним временам. Причём в альбоме — сплошь топовые вещи жанра, которые, может, и хотел бы не слышать, да сложно было прожить и не заметить. Это "Кольщик" и "Владимирский централ" Михаила Круга, "Мой номер 245" Гарика Кричевского, "Допрос" и "Я куплю тебе дом" таничевского проекта "Лесоповал", "Снизу недра, сверху кедра" Геннадия Жарова, "Бутырская тюрьма" группы "Бутырка"… Венчаёт эту компанию знаменитая "С одесского кичмана…", "манифест хулиганско-босяцкой романтики", обретший фантастическую популярность в исполнении Леонида Утёсова. И «Кичман» по своему «происхождению» стоит особняком по отношению к остальным песням, ставших материалом для пластинки. Писатель и исследователь блатных и уличных песен Александр Сидоров в книге "Песнь о моей Мурке" утверждает, что "основой и для мелодии, и для текста "Кичмана" послужили солдатские и казачьи фольклорные мелодии". А первоисточником был романс на стихи русского поэта ХIХ века Михаила Михайлова "Во Францию два гренадёра из русского плена брели" (перевод из Г.Гейне).

Честно говоря, не ведаю отношения авторов к оригиналам: приятие, ненависть, ирония или же различные комбинации оного. Первое, кстати, не так уж и удивительно: ценителей того же Круга встречал среди людей, идейно, эстетически, человечески далёких от жанра. Да и специалист по "легендам русского шансона" Роман Никитин в начале 90-х был ведущим радиопрограммы "Тихий парад", где стране открывались тогдашние герои рок-андеграунда: Летов, Янка, "Комитет охраны тепла".

Но "Чорный шансон" — это дарк-фолк, альт-кантри, пост-панк вместо легковесно-бодрого Кричевского, танцевального жаровского номера и кабацких плясок "Бутырки". Суровый Круг, кстати, регулярно удостаивался иных прочтений: из песен альбома именно "Кольщик" имеет хрупкий синти-поповый вариант от Digital Machine, а разудало-кухонный ролик группы "Унесённые ветки" (на "Владимирский централ") затмил для широкой публики остальное, куда более нетривиальное и значимое, творчество коллектива. В обоих случаях приходилось кривиться или улыбаться, но ассоциировать номер с Кругом. Пузо/Лубяный провели полноценную операцию присвоения: про исходные версии почти не вспоминаешь.

Некогда Виктор Пузо изрёк: "В жизни — две важные вещи: Господь Бог и качественные спиртные напитки". Пожалуй, настоящий альбом — продолжение этих интересов. Мрачный взгляд на мир, вакхический энтузиазм и бескомпромиссный метод укрощения реальности. Никакого умиления, сусальности, застолья, наоборот хватает крови, горечи и ужаса. Совершенно точно, что "Чорный шансон" — это не баловство "прикола ради". И не тривиальная пародия а-ля "Бони Нем". Возможно, умная атака на жанр, поглотивший максимум культурного пространства России. Этот "чорный шансон" — депрессивный, безжалостный, разоблачительный, лишённый человеческого, слишком человеческого измерения, чем обычно славен "русский шансон". Словно Пузо и Лубяный поставили перед собой задачу очистить жанр от всех "лирических" наслоений. Схожим образом "Лайбах", превращая эстрадные хиты в лязгающие марши, исследовал тоталитарный потенциал поп-культуры. И получилось то, о чём писал в своём эссе «Отечество. Блатная песня» Андрей Синявский: "Вечная судьба-доля, которую не объедешь. Жертва. Искупление…"