Газета Завтра 489 (14 2003)

ЧЕЛОВЕК НОЧИ

Александр Лысков

8 апреля 2003 0

15(490)

Date: 08-04-2003

Author: Александр Лысков

ЧЕЛОВЕК НОЧИ

Человек, потерянный страной, обществом, семьей, как вещь, переходит из рук в руки, из ситуации в ситуацию, обретает новых хозяев и снова теряется. В вихре последнего десятилетия таких потерь не счесть. Войны, уголовщина, безработица нанесли несметные потери. На наших глазах народился народ в народе — инвалиды, наркоманы, бомжи. Причем среди этого слоя людей постоянно происходил и происходит некий генезис. Теперь бомж уже не тот, что прежде. В нем появились черты образованности и интеллекта. Распад общества распространился уже не только на низшие, уличные слои, но и выше.

Передо мной сидит прилично одетый, опрятный человек среднего возраста. В его манерах чувствуется влияние высокой культуры. Его лексика изысканна. Он тактичен, говорит негромко. Я спрашиваю у него: "Владимир, давайте начнем с самого начала. Как вы оказались в положении обитателя цивилизованной московской ночлежки? Какие тяготы испытываете? Что вы хотели, обратившись в нашу редакцию?"

— Я бомж со стажем — с девяносто третьего года. Тогда, если вы помните, был квартирный бум, разрешили продавать жилье, и многие необдуманно совершали такие сделки, после чего спивались и умирали под забором, не получая ни копейки от того, что им обещали. Мне тоже тогда предложили продать квартиру. Я отказался. Но родственники стали давить. В конце концов, разными способами им удалось выжить меня из квартиры. В подробности вдаваться не буду. Для пересказа всех перипетий и дня не хватит. После чего я скитался по разным местам. Жил в подвале, где по полу текли сточные воды. Отгородил угол досками, повесил одеяло вместо дверей. Затем устраивался сторожем на дачи. В те времена тоже и в дачных поселках был "бум" краж и взломов. Летом приходилось освобождать жилье для хозяев. Менять "прописку". Довелось зимовать, можно сказать, в фанерно-картонном домике с крохотной чугунной печуркой. Спал под кучей тряпок, не раздеваясь. Много чего перетерпел и перестрадал. С десятого декабря прошлого года нахожусь в доме ночного пребывания. Эти заведения в ведении социальной защиты Москвы. Их в городе десятки. Там свили гнезда в основном люди судимые. И те, кто, подобно мне, потеряли жилье и прописку. Лагерные отношения перенесены и в эти ДНП. Взаимоотношения там, мне кажется, еще более скотские, чем в лагере. И администрация, как и на зоне, поддерживает эти отношения, чтобы держать людей в страхе перед немедленной выпиской из ДНП за малейшее неповиновение.

Скажу помягче в расчете на то, что мой рассказ смогут прочитать мои соседи, вычислить меня и устроить еще более невыносимую жизнь — в основном там находятся люди с деформированной психикой. Ведь не только зона, но и бомжевание ломает духовный мир человека. Если человек много лет скитается по вокзалам, то он перерождается. Для него неприемлем нормальный образ мыслей и жизни. Если обнаруживаются обитатели с патологическими отклонениями, то их, конечно, переселяют в отдаленные подмосковные ДНП. Как и престарелых, немощных. Но "отсев" не строгий. Все перемешано. Пришел в редакцию, чтобы люди знали о том, что такое дома ночного пребывания.

Через несколько дней после того, как я появился в "родном" ДНП, некто Джафаров — мать у него русская, а отец азербайджанец— сразу, что называется, положил на меня глаз. Как оказалось, он пассивный гомосексуалист. Он этого не отрицает. Администрация тоже в курсе. Его "ухаживания" начались с того, что он мне засунул горящий окурок в карман. Прогорели пиджак и брюки. Этот человек действует методами мелкого террориста. Может придраться по любому поводу, заварить бузу, как он говорит. Невозможно войти на кухню, в столовую, в туалет, чтобы не услышать от него какие-нибудь обидные слова. Если возвращаюсь вечером до десяти (время, после которого в ДНП не пускают), то стараюсь сразу занырнуть к себе в помещение и нигде больше не показываться.

Им, видите ли, не нравится, что у меня борода. Очень это их раздражает. Они требуют, чтобы я ее сбрил. Но я этого никогда не сделаю.

Зимой я был простужен, страшно кашлял. Они подозревали, что у меня туберкулез и всячески притесняли при этом. Но я не отношусь к спецконтингенту, который обязан сдавать анализы на ВИЧ, РВ и в психдиспансере. Нужно было доказывать это им. Отстаивать свое право, человеческое достоинство.

Мне сказали, что как только я приму их правила, то они прекратят издеваться. А пока, мол, ты такой лоховатый интеллигент, они от тебя не отстанут. Но я хочу остаться самим собой.

Люди типа Джафарова издеваются друг над другом и особенно над теми, кто не принадлежит к их кругу. То есть над теми, кто не пьет и не курит. Даже днем, когда администрация на месте, они могут себе позволить ходить пьяными. А к ночи начинаются настоящие дебоши. Милиционер есть, но как мне сказала дежурный фельдшер, которая там круглосуточно, милиционер находится здесь для охраны ее, а не кого-либо из нас. Поэтому часто возникает мордобой, конфликтные склоки, в которые ни милиционер, ни администрация не вмешиваются. Такие даются указания начальством. Потому что если вмешаться, то надо везти в отделение милиции, оформлять, везти обратно, передавать администрации. Кому это нужно?

Недавно к нам в ДНП поступил художник, не знаю, по какой причине он оказался там. По его рассказам, он неплохой мастер, картины куплены во многих странах. По традиции этого заведения, те, кто верховодит, долго оскорбляли его, а затем избили за непослушание. Все это прошло безнаказанно. Художник даже не пошел жаловаться администрации. Они его запугали. Наверно, он поступил по-своему правильно. Потому что когда Джафаров прожег мне одежду и я сообщил об этом директору, то они устроили мне после этого совершенно невыносимую жизнь. Трое заперли меня на кухне и говорили, что убьют.

Человек в ДНП находится в таких условиях, что напрямую не имеет права обращаться ни в милицию, ни в прокуратуру. Только через директора. Сначала письменно изложить жалобу. Потом получить от него письменный ответ. И только после этого идти дальше. Но пока длится эта переписка, тебя обрабатывают "активисты" с целью, чтобы ты отказался от всяких жалоб.

Активисты — это группа постоянно живущих в ДНП (до пяти лет подряд), которые там числятся обслуживающим персоналом. Например, Джафаров как бы является санитаром-уборщиком, но сам ничего не делает. Все помещения убирают бомжи, по очереди каждая комната. Мне, как вновь прибывшему, достался туалет. Мою раковины, ванну, унитазы.

И вот эти люди, числящиеся санитарами, дворниками, слесарями-сантехниками и ничего не делающие при этом, получают зарплату, пускай и не большую— тысячу рублей. Затем добавьте талоны на сухой паек — тоже тысяча в месяц. Хотя, надо сказать, продукты отоваривают на эти талоны очень дорогие. Одна банка тушенки в пятьсот граммов обходится в пятьдесят рублей. Пачка сахара — тридцать рублей. Сухого пайка в расчете на деньги получается примерно тридцать пять рублей в день. За продуктами ездим в одну из столовых. Выкладываешь талон и тебе дают продукты. На кухне, на единственной плите, можно что-то себе приготовить. Преимущество во всех этих операциях с продуктами, конечно, имеют "активисты". Тот, кто работает на стороне и получает какие-то деньги, иногда под давлением "активистов" вынужден отказываться от талонов.

Для меня жизнь в ДНП усугубляется еще и тем, что я нахожусь в одной комнате с человеком, у которого родственник работает в ДНП— числится шофером, но исполняет обязанности коменданта-воспитателя. Воспитание состоит из отборного мата. По словам директора ДНП, мат имеет особую энергетическую силу, и он не борется с ним. Хотя сам директор ДНП с виду интеллигентен.

Так вот этот мой сосед Николай Иванович, являясь родственником коменданта-воспитателя, проводит политику воспитания всех проживающих. Указания исполняются проверенными лагерными методами. У Николая Ивановича есть в негласном подчинении несколько "боевиков". Им дается команда о "наезде". С помощью угроз и кулаков это указание исполняется. Мягко говоря, жить в одной комнате с Николаем Ивановичем очень неприятно. По-человечески мне жаль его. Он тоже несчастный. Говорят, у него есть сын в Москве кроме родственника— коменданта. А обитать все равно приходится в ночлежке среди трех десятков бомжей, населяющих тесные коморки с двухъярусными кроватями. Комнатки рассчитаны на четыре-шесть человек. Говорят, что до того как стать Домом ночного пребывания, это помещение было солдатской казармой. Наш ДНП находится на первом этаже. Выше — помещения для временных рабочих.

Район, где располагается ДНП, тяжелый. Там располагается несколько крупных автобаз. Форточку невозможно открыть. Вонь от солярки, грохот не прекращаются сутками.

Проживающим в ДНП выдают удостоверение, которое должно продлеваться каждый месяц. Через месяц тебя запросто могут выселить, придравшись к пустяку, если ты в принципе не угоден тамошнему обществу. Многие умудряются там жить по нескольку лет. Хотя уже при мне выгнали троих, если можно так сказать, за дело. Они много пили. Хотя, повторяю, там большинство много пьет. И если ты являешься другом Джафарова, то тебя никогда не выгонят.

На мой взгляд, такие ДНП как раз и являются благоприятными точками для того, чтобы люди в них спивались. Меня, непьющего, милиционер каждый раз обыскивает. В то время как соседи спокойно проносят водку и пьют. На содержание таких вот ночлежек расходуются социальные средства города, которые отнимаются у пенсионеров и детей.

Особую неприязнь вызывают там люди, которые где-то работают и чем-то заняты. Я все свое свободное время отдаю судебной тяжбе за квартиру. Утром ухожу и поздно возвращаюсь. Для них это дико. Я как белая ворона. Им бы не хотелось иметь меня в своем обществе. И я думаю, у меня будут трудности с продлением разрешения на жительство.

Хорошо, что я там все-таки не один такой. Есть еще Федор Федорович. Он тоже долгое время вел судебную тяжбу и добился вселения в свою квартиру. Но родственники снова выгнали его оттуда. Затем ему удалось встать в очередь на жилье. Он работает. Раздает рекламы у метро. Это фирменная профессия неспившихся бомжей. Федор Федорович даже сделал в этом бизнесе карьеру. Теперь он уже надзиратель за группой таких же раздатчиков рекламы. Имеет проездной билет. Контролирует новичков. Он не пьет. Ему шестьдесят пять лет. Но все равно каждый месяц боится, что ему не продлят срок пребывания в ДНП.

Условия продления таковы, что надо предоставлять справки или документы, что я действительно двигаю свои судебные дела и где-то работаю.

Попасть в ДНП очень трудно. Судимых туда направляют через милицию. А простому бомжу невозможно. Приходить к воротам ДНП и проситься — бесполезно. Надо начинать с комитета социальной защиты. У некоторых бомжей хватает ума прийти в этот комитет. Но главный специалист быстренько объясняет им, мол, по вашим показателям вам ДНП не светит. Требуется ходатайство мощной организации. Я туда поселился по ходатайству депутата Госдумы моего округа, Николая Николаевича Гончара. В то время как по ходатайству депутата Мосгордумы я попасть в ДНП не смог.

Затем дело обставляется так, что сначала нужно пройти медкомиссию. А я настоял на том, чтобы сначала они меня поселили, а потом требовали справку. То есть с самого начала повел себя независимо. И это им тоже очень не понравилось. После чего сразу же передо мной появился Джафаров с угрозами.

Ночлежек в Москве много. Засели их настоящими уличными бомжами — Москва бы сразу стала другим городом. Но во всех ДНП живут преимущественно "блатные" — в прямом и переносном смысле. А бомжи концентрируются на вокзалах. Там одни из них быстро умирают или их убивают. А другие, меньшинство, начинают работать на милицию и их милиция опекает, дает возможность переночевать, не платя двадцати пяти рублей.

Но все равно — это люди конченные.