Газета Завтра 51 (1203 2016)

Невзороф. Live

Александр Проханов

22 декабря 2016 0 главы из нового романа

Глава 20. Горячий утюг

Владимир Владимирович Познер в детстве был гладильной доской, на которую часто ставили горячий утюг. Достигнув зрелого возраста, Владимир Владимирович Познер сам стал горячим утюгом и разглаживал складки всевозможных рубах, добывая у них показания на их хозяев. Так, разглаживая рубаху Александра Глебовича Невзорофа, он выяснил, что хозяин рубахи был покрыт с ног до головы мелкой шёрсткой, потому что был норкой. Александр Глебович Невзороф был весьма строптивой норкой: курил табак, играл на флейте и умел считать до десяти. На счёт "десять" все опрометью бросались по Медисон-авеню и стремились достичь набережной. Причём первому, кто её достигал, вручался приз в виде билета на четырёхпалубный теплоход, построенный на бостонских верфях в 1893 году

На верхней палубе теплохода было приятно гулять, рассматривая в бинокль проплывавшие острова, наводя лорнет на сидящих в плетёных креслах дам, снимая с серебряных подносов разносимые официантами ликёры. Лёгкий морской бриз шевелил локоны двух закадычных друзей, гулявших в этот час по набережной в Ницце. То были Глеб Павловский и Станислав Белковский, на которых никак не сказывалась эмиграция, и пунцовые щёки Станислава Белковского покрывала модная щетина, его фетровая шляпа тоже была из числа самых модных, купленных на распродаже в Париже. Его приятель Глеб Павловский играл зеркальцем, пуская солнечные зайчики в глаза загоравшим на нудистском пляже женщинам.

Ситуация в мире складывалась так, что Ольга Бычкова перестала пудриться и свою перламутровую пудреницу отдала в пользование благотворительному фонду "Исхак Рабин и другие", что уже который год успешно бился над расшифровкой надписи, оставленной на заборе Иерусалима русским певцом Шнуром и начертанной то ли по латыни, то ли арамейскими письменами.

Нужно сказать, бульон, который пролил на себя Евгений Ясин, был вовсе не из морских черепах. Его приготовил пожилой татарин из умершего своей смертью Холстомера — мерина, что взял к себе в дом хромую лошадку Фру-Фру, полную тёзку Леси Рябцевой, которая, промотав состояние Алексея Венедиктова, уехала с проезжим негоциантом в Баден-Баден, где опилась минеральной воды и скончалась. Впрочем, ненадолго, всего лишь до начала гастролей Пекинской оперы в Москве, где множество китайских фонариков, развешанных в фойе и зрительном зале, освещали восторженные лица безбородых полковников, только что вернувшихся из африканского похода.

Муссолини не был любимым героем Ольги Журавлёвой. Однако она отдавала ему должное за его статный рост и васильковые глаза, которые мечтательно манили Ольгу Журавлёву в немыслимые и прекрасные дали. В этих далях скрывалось множество поклонников Майи Пешковой, которая умела поразить воображение датских школьников своим шёлковым тюрбаном, взятым напрокат в миланском театре Дель Арте. Тюрбан грел голову, в нём находило убежище множество мышей, которые грызли зерно, не издавая при этом характерного хруста. Увлекаться мышами и сопровождать их выход в большую литературу было модной привычкой Юрия Кобаладзе, который когда-то служил подводником, перевозил в Антарктиду секретные документы Рейха, о чём узнала Нателла Болтянская и напевала об этом в песнях своего сочинения, упрекая Александра Невзорофа за ветреность и вероломство.

Александр Невзороф, который одновременно был норкой и обладал мягким мехом, успешно был продан на торгах в Лондоне. Его шкурку купил по случаю новоорлеанский негр-таксист. Он сшил из меха норки подстилку, которую подкладывал под себя, накрывая ею сиденье такси. Это спасало его в полярные ночи, когда его грузовик мчался на перегоне Новый Орлеан — Новый Уренгой. Негра звали Джейкоб.