Газета Завтра 512 (37 2003)

ОНИ НА РОДИНУ ПЛЕВАЛИ

Александр Росляков

16 сентября 2003 0

38(513)

Date: 17-09-2003

Author: Александр Росляков

ОНИ НА РОДИНУ ПЛЕВАЛИ (Там, где не ходят поезда, раскатывают воры в "мерседесах")

Абхазия, с которой Россия завела эдакий курортный, безответственный роман, не то роман, не то обман, нынче отмечает десятилетие своей победы в грузино-абхазской войне. Язык не поворачивается сказать "празднует", поскольку эти 10 лет — и 10 лет блокады для непризнанной по сей день республики, где бедуют и 50 тысяч кинутых Россией русских.

Непризнанной — почему? Осужденной мировым трибуналом на беспрецедентную блокаду — за что именно?

На эти неполиткорректные вопросы при текущей и односторонней очень, типа флюса, демократии не принято давать ответов. Даже не принято среди солидных, едущих с мигалками и ревунами демократов подобные вопросы задавать. Сказано: "Неурегулированность территориального вопроса", — ну и груз с плеч долой, и точка.

Но в чем суть этого вопроса, о которой нигде ни гу-гу? А суть вся в том, что Грузия, любимица американской демократии, 10 лет назад поставила перед собой безумную задачу: истребить все абхазское население Абхазии. Генерал Каркарашвили, командовавший грузинскими войсками, это открыто говорил в печати и эфире. И свое чудовищное наказание Абхазия заполучила лишь за то, что не дала себя повально уничтожить. Цель же блокадной кары была в том, чтоб не мытьем, так катаньем достичь того же: истребления абхазской нации на лакомом для Грузии куске земли. И хоть в открытую это уже не говорилось, никаких других, помимо геноцида, целей у подобной акции быть не могло. Речь о возврате в Абхазию всех грузинских беженцев, ставших жертвами развязанной Грузией войны, есть чистый блеф. Поскольку все, и замутивший бойню между двух народов Шеварднадзе, прекрасно понимают, что после нее возврата в старое уже не может быть. Хотя в Гальский район Абхазии, где было до войны больше всего грузин, грузины постепенно возвращаются.

Но Абхазия, которая должна была по приговору мирового трибунала умереть, лишенная своих доходов от курортов, вывоза чая и цитрусовых, не умерла. Россия все-таки проделала ей дырочку в блокаде — за что желающая ее смерти Грузия не устает нас бичевать. Но и прощения за то, что выжила, опальная республика не обрела. И уже десять лет живет как под смертельным, но не приведенным в исполнение приговором, в какой-то правовой дыре, меж небом и землей. Россия же не дала ей умереть не потому, что поимела к своей преданной соседке человечность. Никакой человечностью в ней не пахнет и по отношению к своим обесточенным и замерзающим зимой гражданам, миллионам беспризорников, которых Починок авторитетно обозвал не беспризорными, а безнадзорными — и этим скинул камень с плеч. Просто российское очко сыграло: загнется пророссийская Абхазия — там воцарит такая антирусская Чечня, от которой всполыхнет весь юг страны. В общем блокадную петлю с шеи Абхазии Россия не сняла — но при этом и скамью из-под ее ног не вышибла.

И вот в таком подвешенном состоянии 30 сентября этого года Абхазия встречает свой десятый День Победы. Что зримо отметилось в ней двумя самыми яркими новинками: восстановлением знаменитой сухумской набережной, обращенной 10 лет назад в руины; и постройкой нового пешеходного коридора на российско-абхазской границе по реке Псоу.

Сухумская набережная — это символ, и не одной Абхазии, но и всего бывшего Союза, имевшего здесь свой курортный рай с сердцем в Сухуми, блиставшем чуть не самой протяженной у нас набережной. Место действия десятков самых романтичных фильмов той блаженной сов-поры. Два с половиной километра самых сладких похождений и амурных приключений, 123 каменных столба с витиеватыми светильниками. Кто это видел раньше хоть однажды, уже не забудет ни за какими кипрами и дубаями никогда. И к десятилетию победы набережная устлана новой фигурной плиткой, все столбы подняты, светильники, подаренные некими российскими дельцами, видать, запавшими на ту же ностальгию, установлены. И там, где еще пару лет назад только валялись шприцы местных наркоманов и с приходом темноты люди боялись появляться, гуляют толпы разомлевших отдыхающих, гудят отстроенные заново кафе и рестораны. Подстрижены кусты, цветут магнолии, благоухают кедры, в общем снова эта узкая полоска среди разбомбленного Сухуми — рай.

И тем контрастней выглядит чисто концлагерный, блокадный, обнесенный жесткой стальной сеткой новый пешеходный коридор на Псоу. В этом году проделанная нами дырочка в Абхазию испытала самый мощный за последнее время напор наших курортников. В Крыму и Сочи цены на отдых задрались уже безбожно. И мало-мальски состоятельные россияне, целый год копившие на билет в купе или плацкарте к упоительному морю, хлынули в изобилующую фруктами, овощами и вином Абхазию. На рынке в Сухуми кило самых великолепных, с голову младенца, помидоров — десятка. Персики, инжир, виноград, груши — от десяти до двадцати рублей. Полуторалитровая бутыль "Изабеллы" — от 30 до 50, в зависимости от качества.

Россия! Дай же своему народу раз в году забыться от забот, наесться до отвала этой субтропической халявы, накупаться в море, надышаться магнолиями и эвкалиптами, насладиться знойными амурами на той сухумской набережной с ее двухкилометровой непрерывной каменной скамеечкой!

Но новая Россия, разделенная на властвующих демократов, с их ревунами и охраной, и остальной народ, глазами своих выпученных мерседесьих фар в гробу видала свой народ. И выстроила для него, которому на Канары и Дубаи не попасть, этот позорный, больше километра, пограничный коридор. И давку на российском погранпункте, чтобы каждый ощутил: ты — скот, ты — быдло, ты с вещами под палящим солнцем этот километр пехом пройди и в очереди у пропускной калитки час простой. Не хочешь — в лапу пограничнику подай, купи услугу наглых приграничных прощелыг; я, проходя через границу, этих облепивших меня трутней в сердцах послал на хрен — так меня чуть не убили! А если едешь на машине — то уже не час, а день отстой, когда тебя хоть дой! И наших автомобилистов эта мразь там доит беспощадно. И дворцы пасущихся на Псоу прощелыг, доящих и наших, и ваших, и курортников, и провозящих чай, и неизбежную в таком мутном потоке контрабанду, — растут как на дрожжах, и пучеглазыми "мерседесами" они все тоже уже обкупились.

Но, впрочем, для курортников, которыми этим летом наполнились успевшие восстановиться санатории в Гаграх, Пицунде и Новом Афоне, это погранунижение — еще лишь моральная издержка. Потратить час-другой на переход границы — для нас тьфу; привыкли, что на нас плюют, и уже рады, что не бьют. Но для жителей непризнанной Абхазии, с которой наша не имеющая уважения даже к самой себе держава завела указанный роман, эта блокадная затычка куда более страшна.

При соблюдении назначенной Абхазии блокады и ее законов она, как я уже сказал, не должна была бы выжить. Но — выжила. Путем чего? Путем обхода всех этих законов. Поскольку воля к жизни еще старше этих убивающих жизнь норм. И если по закону жить нельзя, а можно только умереть, жизнь, как стихийная волна, выходит за пределы правовой петли. Но так начинается — и уже неудержимо расцветает дальше всякий криминал.

В Абхазии сегодня тех же "мерседесов" уже — как в Москве. Откуда — коль легально все не получают там ничего, пенсия — 60 рублей, а зарплата министра — 1000 наших же рублей? Да все оттуда же. Там, где все против закона, правовых условий нет, ситуация не определена и инвестиции в легальный бизнес в силу этой неопределенности мизерны, лишь всевозможным криминальным нелегалам и лафа. Я в этом абхазов, долго ждавших от России помощи и хоть какой-то определенности, не могу винить. Их родину на 10 лет поставили в такую позу, что или по закону вымри — или выживай вне всех законов. И жизнь на ней стала возможна только через завязанную с Турцией и той же Грузией контрабанду сигарет, топлива, спирта; говорят еще, не знаю, насколько это правда, и оружия, и наркотика. Ну так опальным людям задали условия, как, впрочем, многим и в России, не имеющим возможности кормиться праведным трудом: хочешь жить — воруй, мошенничай и убивай; а нет — так умри сам!

Ну а когда распахивается такой криминальный карман, уже не устоит и никой таможенник или другой чиновник с нашей стороны. Криминальная рука с той зоны моет ту же руку по сю сторону границы, лихие деньги для спаявшихся воров решают все. И те, кто не воруют, ибо всем не делать ничего, а только воровать, нельзя — и тут, и там, там еще хуже нашего, бедуют в страшной нищете.

И окончательно окриминализировать поставленную вне закона нищую республику как раз способен наш с ней ветреный роман — любовный пик которого пришелся на лето прошлого года. Тогда под пинком Путина наша чиновничья машина за два месяца выдала всей Абхазии российское гражданство — по закону о гражданстве для бывших граждан СССР, не получивших больше ничье подданство. На деле это означало штамп в паспорте советского образца — залог на получение нового российского паспорта, что и должно было стать вторым этапом акции. Но я не знаю, кто с кем по грузинской линии, по натовской, американской или просто воровской там сторговался — и тошно это знать. Но в итоге весь следующий год чиновники из наших МИДа и МВД проволокитили, российских паспортов абхазским жителям не дали, а срок действия бывших советских истекает по концу этого года. Сегодня получившим штампик выдают только российские загранпаспорта, статут которых на территории России неясен; правовое положение людей, формально ставших гражданами России, тоже смутно. Российский загранпаспорт в сумме обходится в Абхазии в тысячу рублей, у абхазских русских таких денег нет, все просьбы дать им паспорта бесплатно среди наших чинуш ответа не находят.

В результате беспаспортная молодежь не может выехать учиться, львиная часть сельхозугодий — в запустении, большинство курортов — тоже. Поезда в зону, отрезанную от цивилизации и всех естественных прав человека, не ходят, самолеты не летают. И что будет там дальше — знает один Бог. Но пока Россия создала у себя под боком какое-то полулегальное формирование, очень похожий на бандитский коридор, с которого насасываются окончательно ушедшие из-под всякого контроля наши низшие чиновники — с благословения тех высших, оснащенных ревунами и мигалками. А в целом для нас на пепелище дружественной нам Абхазии, все больше в нас разочарованной, зреет новый шиш, гнойный нарыв, неуправляемая бандократия — что вместо очевидных выгод нам сулит лишь новые проблемы.

Но так уже самоустроилась российская бюрократическая власть, ее чиновники: они плевали на родину, им свой карман — владыка, и отдыхают они и держат свои деньги на не наших островах.

У этого, уже оформившегося в некую орду, осевшего на нашем теле племени, — ни родины, ни Бога за душой, вообще ничего человеческого. Мать родную — и ту по частям, лишь бы с наваром, продадут. И ощущение, что трезвый, твердый с виду, властвующий здраво, не в пример похабному предтече, Путин уже решительно этой ордой не управляет. По телевизору он — Путин, а глазами этих разожравшихся до безобразия чинуш — какой-то лилипутин. Знай что-то говорит про государство, его граждан, вертикали власти, а это сучье племя, что на все и всех плевало, так же беззастенчиво плюет и на него. И только строит свое сучье вымя, свой мздоимский коридор, которым еще век нам всем ходить.

Но обнадеживает все-таки и потрясет в этом разгулявшемся сегодня бедствии вот что. Я на сухумском рынке увидал абхаза-старика, припершего со своих гор сумку каких-то не ахти приглядных помидоров, он их продавал по три рубля за кило. Он и свою дорогу с них не оправдает — но он их припер! Нищий, чуть не босой — но от него, которому и жить всего-то ничего осталось, этой праведной надеждой своего трудового помидора так и прет! Он ей и дышит! И таких трудяг с такой же сумкой огурцов, кошелкой винограда, перца или персиков на этом рынке — масса. И уныния в очах их, хоть и скорбных от доставшейся им доли, нет!

На той отреставрированной сухумской набережной, ставшей при всей окружающей разрухе действительно каким-то вещим символом, шесть видов вымостившей ее плитки. Я спросил мэра Сухуми Леонида Лолуа, выходившего с утра на осмотр самого пафосного для сегодняшней Абхазии строительства: "Эти шесть видов — для чего?" "Не для чего, — ответил он. — Нет мощностей, чтоб выдали всю плитку одного образца. Пришлось класть разную — какую могли сделать предприятия, которые мы запустили". И этот разнобой, может, когда-то, когда полууничтоженный сейчас курортный край воскреснет и расцветет, станет реликвией, наглядной памятью сегодняшнего лихолетья.

В одном же месте набережной, где этой плиткой заложили бывший муравейник, заживо погребенные там муравьи прорыли свой канал — и выбрались наружу, сделав свои холмики поверх цементных швов, прорытых их неимоверной волей к жизни.

Дай же нам Бог подобной воли к жизни! И к солнцу, морю и хорошей жизни, сквозь цемент наших сегодняшних поганых властелинов, выйдем и все мы.