Газета Завтра 615 (36 2005)

БАЛКАНЫ БЕЗ ВОЙНЫ

БАЛКАНЫ БЕЗ ВОЙНЫ

Эрнест Султанов

Эрнест Султанов

БАЛКАНЫ БЕЗ ВОЙНЫ

Путешествие по экс-Юго

ЮГОСЛАВИЯ БЫЛА ДЛЯ ТИТО гигантской стройплощадкой для задуманного имперского проекта. Маршал выделил из Сербии в качестве административных единиц Воеводину и Косово: населенная мадьярами Воеводина была дверью для присоединения Венгрии, такой же, как Косово — для Албании. Он впервые после Александра воссоздал Македонию, чтобы привлечь Грецию и Болгарию, а Истрию с городом Фьюме (Риека) сделал приманкой для Италии. Все эти фигуры были элементами большой игры, которую вел Маршал. Целью же этой игры была Большая Югославия — империя, растущая в центре Европы и на Средиземноморье.

Первым шагом к Большой Югославии было вхождение в федерацию Болгарии. Однако, интеграции не получилось: Сталин узнал об этом проекте и новое руководство в Софии поспешно развелось с Тито. И дело было не в личных амбициях, хотя сталинисты в Югославии сидели по тюрьмам, а в геополитическом расчете. Вождь прекрасно понимал, что в глобальном конфликте Запад не позволит перетянуть свои передние рубежи — Италию и Грецию, наоборот, стремясь использовать новый союз против Москвы. А значит, новое образование в рамках смертельного геополитического конфликта потенциально ослабило бы СССР.

Идея Большой Югославии нужна была Тито для интеграции региональных бюрократий. Маршал мыслил категориями большой корпорации, где менеджер живет категориями дальнейшего карьерного роста. Наоборот, в маленьких фирмах — гораздо больше стремления отделиться, чтобы не делиться с остальными — "нахлебниками". Поэтому, даже, когда первая попытка создания более широкой федерации не удалась, Тито не отказался от самой идеи.

После смерти Маршала бюрократия начала стремительно приватизировать свои республики, при этом используя тему национализма для борьбы с соседями. Так и получилось, что бывшие коммунисты стали превращаться в националистов. Туджман, курировавший белградский футбольный клуб "Партизан", стал искать следы тысячелетнего присутствия хорватов на земле. А Слободан Милошевич вспомнил, что он серб.

В отличие от хорватских, словенских и македонских бюрократов, в руках сербских товарищей была армия. В 1992 г. "армия СФРЮ" входит в Хорватию и Словению: начинается осада Вуковара. После его взятия в качестве устрашения и предупреждения всем остальным сербы атакуют госпиталь с ранеными усташами — хорватами. Вряд ли этот шаг был верным в военном плане — после этого надежда на то, что контроль Белграда над страной можно будет восстановить жесткими средствами, исчезла. (Единственный населенный пункт, который был взят сербами без боя — была Сребреница, но не потому, что жители не обороняли этот мусульманский анклав в Боснии, а потому, что голландские "голубые каски" сдали их.)

Слободан Милошевич стремился походить на Маршала Тито. Однако, Маршал был балканским, югославским националистом, в том время как Милошевич был частью белградского истеблишмента. Среда делает человека, поэтому идеи и методы у них были разные. Тито фактически остановил кровопролитие в Боснии и амнистировал своих бывших противников, Милошевич вновь обострил ситуацию.

И хотя белградскому истеблишменту поначалу удавалось многое (в Боснии сербы контролировали 70% территории), но это были, увы, лишь временные победы. Все завоеванное отдали и еще отдают: референдумы в Косово и Черногории вполне могут закончиться отделением.

Национализм на территории бывшей Югославии не умер, потому что его и не было. Просто, как только местные бюрократы сумели закрепить отделение, они перестали нуждаться в громких лозунгах и военных, которых сами и подставили. Так, в Хорватии в годовщину Олухи — освобождения от сербов части оккупированной Хорватии в 1995 г. — митинги националистов не собирают более тысячи человек. У словенцев национализм ограничивается пафосом своей принадлежности к Европе. Национализм остается только там, где приватизация власти еще не завершилась или пошла по-новому кругу: Македония, Сербия, Черногория.

СЕРБИЯ — ЭТО ГУЧА. Деревня, находящаяся в трехстах километрах от Белграда, в начале августа заселяется сотнями тысяч пьющих и танцующих людей. Официально — это мероприятие называется "собор трубачей", то есть турнир, на котором в течение недели воздух пропитан звуками самых разных труб. Причем, ощущение действительно классное: улицы представляют нечто среднее между дискотекой, карнавалом и днем десантника в Парке Горького. По ходу движения справа и слева действо облеплено многочисленными харчевнями: стоит запах жарящихся туш животных, в огромных глиняных сосудах готовится еда.

Где-то на углу под плакатом с изображением Караджича и Младича идет перманентная националистическая манифестация. Вокруг молодые люди в четнических шапках, поэтому друзья, с которыми я путешествую, неуверенно решают, на каком языке им разговаривать в такой толпе. На английском опасно, с хорватским акцентом — тем более. Наконец, Андрес произносит сакраментальную русскую фразу "твою мать" и напряженнее вокруг спадает.

Сербы не агрессивные по натуре люди: во всяком случае в этом они по балканским понятиям уступают боснийцам. На этом полу-карнавале — полу-митинге практически нет пьяных разборок, разве что Андресу порвали майку с картой Югославии, на которой была "слишком маленькая Сербия". Из бара только раз на моих глазах выкинули клиента: в пьяном угаре он приставал к женщине, скинул с себя все обмундирование. И в тоже время, когда Оливье уронил машину в канаву, все кто шел по дороге, несмотря на грязь бросились нам помогать: через минуту железяку весом в тонну вытащили буквально на плечах. При этом, взамен ничего не просили и, более того, даже отказались от того, чтобы их подбросили до города.

Многие часы ты ходишь, скептически относясь ко всему окружающему: добродушным мужчинам, чему-то улыбающимся девушкам, стайкам цыганских детей, торговцам, на лотках которых можно купить все от порно до гаечных ключей. Однако, усталость берет свое. Ты перестаешь размышлять над происходящим, перестаешь искать сувениры и ярких девиц. Постепенно ощущение "что я здесь делаю?!" заливается общим ритмом. Перестаешь скептически смотреть на окружающее, перестаешь чувствовать себя отдельной обособленной особью. Мысли уходят, переставая забивать твою инициацию. С каждым очередным мгновением ты начинаешь лучше понимать происходящее, Начинаешь ощущать себя частью единого организма.

Основное действо турнира происходит на стадионе. Вообще-то вход платный, но практически все, чтобы попасть вовнутрь, предпочитают перелезть через стену. Для нас — это возможность "показать себя настоящими кавалерами". Оливье и Андрес с удовольствием помогают симпатичным девушкам перелезть на ту сторону. Однако, как всегда в конце обнаруживается подвох — крупных размеров тетя девушек. Мы нерешительно смотрим друг на друга и в конечном итоге все вместе с трудом добиваемся результата, притом, что Оливье тетя случайно встала прямо на голову.

Внутри стадион представляет мозаику из хороводов: главное успевать за ритмом и не наступать на ноги своей новой пассии. Начинается дождь, который добавляет происходящему эротизма. Прикосновения, красивые сербские женщины, ощущения мгновений человеческих контактов, которые никогда больше не вернутся. Вымотанные, под утро мы возвращаемся в Чачак — город в двадцати километрах от Гучи, где мы остановились. Дорога идет по горному серпантину, без фонарей, указателей, а иногда и самой дороги. Несущиеся навстречу автомобили ослепляют, и когда после этого доезжаешь до гостиницы, то ощущаешь себя очень счастливым человеком.

Ночная жизнь в Белграде в августе практически замирает. Знаменитые сплавы, на которых расположены цыганские и просто ночные заведения открыты только на викэнд. Все, включая цыган, тусуются в Гуче. Сплавы расположены вдоль по побережью Дуная — один за другим. Однако, работает только один, поэтому никакого тебе ночного шопинга — бери что дают.

"Фэйс контроль" из двух лысых толстяков, стоящих на мостике между берегом и самим сплавом. Они не хотят пропускать Андреса, потому что он в сандалях. Мы же в нервном возбуждении хотим вовнутрь: мимо нас постоянно проходят стройные длинные ноги. Охранники упираются, но в конечном итоге пропускают его, причем совершенно бесплатно.

Внутри технообработка попсы, вечная Цеца и красивые девушки с мужчинами в стиле "Москва 94 г.". Оливье по этому поводу шутит, что сербской женщине нужен мужчина с Мерседесом, узи за спиной и тридцатью килограммами лишнего веса. Наследница своего мужа (гангстера Аркана) Цеца — это выражение нынешней Сербии, в которой бизнес, музыка, спорт, девушки и политика очень тесно связаны между собой. Не случайно, что местные олигархи — братья Каричи раньше были популярной музыкальной группой.

Выйдя часа в три из сплава и в пустую покатав по Белграду, приходим к выводу, что Москва — лучший город земли: женщин всегда больше, чем мужчин, клубы работают 365 дней в году, открытые веранды кафе летом переполнены вызывающими трепет созданиями.

На хорватской части границы нас даже не проверяют, сербские полицейские требуют наши паспорта — французский, американский и российский. Мои товарищи побаиваются таможенного контроля — вдруг понадобятся визы. Однако, визу требуют только у меня.

К русским здесь испытывают отношение "обиженности". На Россию обижаются за то, что она не ввязалась за братскую Сербию в драку с Западом. "С вами мы все…" — так приблизительно звучит отношение к России. Может быть, это ещё и попытка прикрыть собственную слабость, ведь сильный всегда винит только самого себя.

ХОРВАТИЯ — МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА с аппетитными городками и деревушками с маленькими краснокрышевыми домиками. Исключение составляют более крупные города, типа Риэки и Загреба. В Риэке высотки вырастают на самой границе моря вместе с портами и полузакрытыми судоверфями, не выдержавшими конкуренции с корейцами. Город безработицы и жены хозяина Формулы -1. Те, кто способен, бегут от безнадеги в Загреб или на туристическое побережье.

Риэка соединена с Загребом магистралью, в основном однополосной, но в тоже время не плохой. Дорога от Ровин до Загреба занимает от 2 до 4 часов в зависимости от того, едешь ли ты на современном продукте немецкого автопрома или на ЮГО — национальной автомобильной марке. Вокруг дороги зеленые хвойные чащобы и холмы, с построенными при социализме туннелями.

Хорватия и особенно Истрия резко отличается от Сербии и Македонии. В Сербии нет порядка и это ощущается даже в пейзажах городов и деревень: дома построены в разнобой, нет общей идеи, какого-либо плана, сказочное богатство соседствует с невозможной бедностью. Хорватские города более западные, деревни, особенно когда смотришь на расстоянии, кажутся сделанными из одного конструктора.

Ровин — приятный маленький городок на море, построенный изначально как венецианская крепость для торговли с аборигенами Истры и как антивизантийский торгово-охранительный рубеж на Средиземье. Недолгое присутствие турков и достаточно продолжительное австрийцев практически незаметно здесь. Зато Венеция, а затем и Италия отсюда так и не ушли. Где-то рядом здесь в начале 20-х устроил свое Пиратское Княжество Габриэле Д"Аннунцио. Во Вторую мировую фашисты строили вдоль побережья укрепрайон для отражения нападения англо-американцев: до сих пор в некоторых местах выглядывают из скалистой поверхности пустые глазницы бункеров.

Надписи в прибрежных городах идут на хорватском и итальянском, но это уже от стремления попасть под туристическую оккупацию. Итальянцев действительно много. Ровин дешевле, чем очень похожий по стилю Кастильоне Дела Пескайа в Тоскане. Карабкающиеся вверх, выложенные булыжником и облепленные кафе, ресторанчиками и магазинами улочки делают их похожими и одновременно отличными от горящих дискотеками, шопингом, отелями Римини — Ричоне.

Здесь очень тихо. Идеальное место для того, чтобы отдыхать с любимой женщиной и друзьями. По той же причине здесь гораздо сложнее заводить “курортные романы” — это не Турция и здесь мало русских. Есть очень приятные местные девушки с красивыми лицами. Южные славянки — брюнетки с поднятыми довольно высоко подбородками, правильными чертами лица и турецкими глазами. Улыбающиеся и готовые подпустить довольно близко, но не берущиеся на пиратский абордаж.

Красивые немецкие барышни обычно окружены плотным коллективом из родителей, братьев и приятелей, поэтому с ними очень сложно совершенствовать свой немецкий. Приезжающие сюда итальянки обычно не дотягивают даже до среднего по российским меркам уровня. Зато много симпатичных светленьких словенок — они приветливы и либеральны. Албанки, вопреки традиционным представлениям, довольно дружелюбны. К тому же, у них хорошие фигурки, хотя и довольно грубоватые черты лица. Боснийки не очень красивые, но зато черногорки и особенно герцеговинки — это сливки женщин на территории экс-Югославии.

Наташи, Нади здесь довольно частое явление. Бывают также экзотические имена, типа Ясна, взятые в подражание русско-советскому стилю. По именам вообще можно всегда определить, на кого и в какой момент ориентировалась страна. На Кубе, например, можно встретить девушек и женщин — Катюшек и Надюшек. А в Венесуэле был случай, когда девочку назвали ЮНави — US Navy в честь папы — моряка, имя которого мама так и не вспомнила. Поскольку Советов больше нет, здесь теперь стараются давать детям западные имена — Лаур в Хорватии не меньше, чем в Италии.

Мощеные улочки города, в которых ни как не можешь разобраться, пока в первый раз не заблудишься и не найдешь дорогу обратно. Трехэтажные, идущие сплошняком дома, в которых комнаты и квартиры растут не по горизонтали, а по вертикали. Из верхней комнаты видны крыши города, шпили церквей и море. Соседи дружелюбные люди, живущие здесь всю свою жизнь. Это хорошо, поскольку такие люди гораздо более расположены помогать тебе, чем туристы — жители больших городов, приезжающие сюда на период летних феерий. Если у тебя сломается стиральная машинка, тебе всегда предложат постирать твои вещи, тоже самое с глажкой и с остальным домашним хозяйством. Иногда не хочется, чтобы это менялось.

Голуби любят город и в некоторых излюбленных ими местах всегда существует риск попасть под бомбардировку. Диких, ничейных собак практически нет, зато кошачье население постоянно растет. Любая сцена в твоем квартале происходит в их присутствии: кошки несутся куда-то, загорают, лежат на пороге дома.

Загреб — маленькая Вена. Ничего общего с итальянскими городками и городами. Немецкий кафедральный собор в центре, городская ратуша, хотя и носящая славянское имя и, кроме того, национальный герой на главной площади, без которого в таких случаях невозможно. Тоненькие улочки, никаких суши-баров, все очень просто, но при этом чувствуешь себя комфортно и в своей тарелке. Хочется остаться жить здесь подольше: возможно, написать книгу, возможно, просто раствориться в игрушечных синих трамвайчиках, на которые приятно смотреть, сидя за чашкой турецкого кофе.