Газета Завтра 759 (23 2008)

Андрей Фефелов УСТРОИТЕЛИ И ОБЛИЧИТЕЛИ

То, что не истекает, не струится, не воспламеняется, не меркнет, но пребывает в бесконечном светящемся геометрическом покое - есть вечность. И Церковь наша, стопами упираясь в пыльную, грешную землю, венцом своим принадлежит неиссякаемому вечному свету. Она - в Божественной ипостаси, будучи Невестой Христовой и духовной твердью человечества - не подвержена ни скорбям, ни зыбям, ни бытийным бурям. Но в историческом и социальном измерениях Православная церковь всегда находится в эпицентре глубинных процессов русской жизни. И если народ в большом количестве собирается в церкви по двунадесятым праздникам, то Церковь в народе пребывает всегда - она является его неотъемлемой частью и духовным представительством.

Посему бытие Церкви в мире объемно и таинственно. И даже сиюминутный, текучий, временный слой происшествий и событий, явленный внутри Церкви, имеет свои проекции в большом историческом времени и в пространстве самой души народа. Всё происходящее в Церкви - неслучайно и знаменательно.

Ставшая, в некотором роде, содержанием внутренней жизни Церкви, заочная полемика и идейное противостояние между епископом Диомидом Чукотским и митрополитом Кириллом Смоленским на первый взгляд носят сугубо политический, локальный характер. О столкновении консервативной и либеральной тенденций внутри Церкви можно говорить с большой долей условности. Некоторые светские социологи, чуждые языку богословия, склонны видеть в епископе Диомиде обскурантиста, сторонника изоляционизма, наследника идеи "железного занавеса". В то же время митрополит Кирилл представляется таким социологам как живое воплощение идеи всемирности и толерантности. Но в том-то и дело, что язык банальной политологии не раскрывает ни смысла, ни значения возникшего напряжения между двумя известными всей стране архиереями.

Впрочем, речь идет не только и не столько о скрытом и заочном богословском споре, но о различных типах религиозного сознания, которые в течение веков проявляли себя в рамках единой Церкви.

При всем уважении к упомянутым иерархам, следует отметить, что истинная полемика между ними вряд ли возможна из-за сухости и недостаточности представленных позиций. Отрывочные параграфы обличительных посланий чукотского архиепископа натолкнулись в Даниловом монастыре на "глухую оборону". В итоге владыке Диомиду было вменено нарушение церковной дисциплины. Последовало нечто вроде строгого выговора.

На этом можно было бы поставить точку, если бы существующее противостояние не имело мощной проекции как в сегодняшней жизни Церкви, так в тысячелетней ее истории. Да и сама душа русского народа, кажется, разделена.

Случившийся некогда спор между иосифлянами и нестяжателями в условиях настоящей эпохи переплавился в напряженный диалог Устроителей и Обличителей.

Оговорюсь сразу, что оба этих типа православного сознания являются, на мой взгляд, драгоценным даром всему обществу. Они же - громкое свидетельство подлинной напряженной жизни внутри самой Церкви.

Быть может, не всегда означенные типы представлены ярко и определенно. Иногда в одной православной судьбе присутствуют и сменяют друг друга периоды обличительства и устроительства. Не всегда характеры и мировоззрения явлены в химической чистоте. Но так или иначе, названные тенденции присутствуют в церковной жизни, во многом определяя направление её движения.

Прежде чем вглядеться в эти две матрицы религиозного мышления, еще раз вернемся к давнему спору.

20 мая сего года исполнилось ровно пятьсот лет со дня кончины Нила Сорского - главного выразителя направления нестяжателей. В его лице был представлен тип аскета, созерцателя, богослова-исихаста. Преподобный Нил многие годы подвизался на Афоне, вывез со Святой горы представления о мистическом Православии.

Его оппонент, преподобный Иосиф Волоцкий - ярчайший церковный и государственный деятель, прирожденный политик, строитель, непримиримый борец с ересями, сторонник обрядовости, апологет устава и жесткой монастырской дисциплины.

Иосифляне, отстаивавшие право монастырей на землевладение, и противостоящие им Белозерские старцы и нестяжатели принадлежали к одной матери-Церкви. Но сколь различными были их представления об устройстве монастыря, о священных пророчествах, о роли и смысле государственной власти.

Вопросы, связанные с мерой украшения храмов, с величиной и богатством монастырских ризниц, с размером церковных наделов, - эти вопросы волновали многих. Сама княжеская власть колебалась, подразумевая к тому же свой интерес.

Но одним из внутренних глубоких моментов, выявляющих красную черту, по которой впоследствии пройдет трещина Раскола, стал вопрос эсхатологии.

В этом вопросе Иосиф Волоцкий выступил как подлинный модернизатор. В своем знаменитом богословском труде он "отодвинул" на неопределенное время ожидавшееся тогда (по истечении седьмой тысячи лет от сотворения мира) светопреставление.

Следует особо отметить, что эсхатологические знания во многом составляют основу христианского учения. Само воплощение Слова, явление мессии-Помазанника Господа нашего Иисуса Христа - согласно пророчествам есть начало Последних времен. И хотя времена и сроки нам неведомы, ожидать Конца света мы, как христиане, вправе в любой момент.

Наш век, пропитанный мукой, тревогой, неопределенностью, отмеченный зловещими всемирными процессами, создает потрясающую духовную оптику. И дилемма, столь ярко выраженная в споре святых Нила и Иосифа, вновь встает в полный рост перед православными христианами России ХХI века.

Бежать ли от этого мира в леса, в скиты, в катакомбы, на далекие заимки? Брать ли с собой семьи и спасать детей от рыкающих бесов технотронной цивилизации, открывшей свои жидкокристаллические зевы? Спасаться ли от электронного миропорядка, покусившегося на божественное в человеке? Встать ли на путь воина-мученика, партизана последней войны за человека, за Церковь, за Христа?

Или же надо отсечь от себя мысли о приближении всемирной диктатуры антихриста, начать вокруг себя строить свой мир? Через ежедневные жертвы и малые подвиги, среди бетона и бездушия создавать светящееся пространство любви и чистоты? А, быть может, не все так страшно и определенно? Ведь были времена и похуже. И вместо того, чтобы бежать или сражаться со всем миром, нужно начать проповедовать, созидать, умащать сердца, освещать храмы, изменяя и исправляя существующие порядки.

Как известно, ветхозаветные пророки Енох, Илия, а также апостол Иоанн Богослов не умирали, но были взяты на небо живыми, во плоти. По преданию, именно они должны явиться перед концом мира - обличить антихриста и стать жертвой последнего. Отсюда пафос обличения мира, предчувствия возможного близкого мученичества у многих православных.

Обличители и Устроители - оба этих христианских русских типа - представляют собой два пути, отмеченных искренней верой, но чреватых провалом и разочарованием. Каждый из этих путей имеет свои мины и капканы.

Попытки Устроителей сгладить существующие противоречия с миром, начать что-то строить в разоренной, ограбленной России, желание создать необходимые центры жизни - порой наталкиваются на гигантские бытовые препятствия. Люди иногда ждут любящего благословения их трудов по устройству земной юдоли, но каким же терпением и смирением надо обладать клирику или мирянину, чтобы наладить вокруг себя нормальную приходскую или общественную жизнь. Сама тяга к норме в сей век есть нечто великое. А в условиях России, наверное, и героическое…

Но Устроителей поджидают на своем пути не только трудности, но и искушения. В условиях относительного благополучия процесс обустройства может привести к окукливанию, к остыванию и духовной дремоте. Опасность "асфальтового православия" не в том, что священник или мирянин пользуются сотовым телефоном и используют модные словечки, но в том, что, как всякий житель мегаполиса, смотрит на мир холодным отстраненным взглядом. И Бог постепенно превращается в абстракцию.

И "сердце сокрушенно", и вера в чудо - в этой системе координат становятся ненужной экзальтацией.

Нередко под маской церковных Устроителей выступают карьеристы, конформисты, бюрократы в рясах. Но также под именем Обличителей порой прячутся расчетливые честолюбцы или помраченные гордецы.

Грозные тени грядущего голодного мора, пугающие призраки войны, царящая в России растлевающая несправедливость создают нервозность и беспокойство в обществе. Это действительно мутная вода, где энергичным людям по силам поймать любую рыбу. Но лукавство бунтарей иногда милее ложного смирения околоцерковных дельцов.

Неудовлетворительный уровень полемики между митрополитом Кириллом и епископом Диомидом вовсе не означает, что существующую дилемму не следует обсуждать. Угроза нового Раскола, о которой так часто говорят в связи с демаршем епископа Диомида, - эта угроза, если всем заткнуть рты, только возрастет. И возрастет в разы…

Устроители и Обличители в нашей церкви имеют и влияние и голос. И это голос не только и не столько высшего духовенства. Соблазн тайным голосованием или росчерком пера решить "проблему Диомида" не отменит давний спор. Так политическая победа иосифлян не стерла память о нестяжателях. Указанные парадоксы вырастают из характера русского народа. Христианское понимание, что не только в этом бренном мире, но "и на погосте мы тоже гости" мало сообразуется с желанием утвердиться, зацепиться за земные скрепы. Своеобразная неукорененность, равнодушие к мелочам быта, неотмирность русских были отмечены еще Чаадаевым. Беспредельность, пограничность, трагизм сознания остаются присущи русскому народу и ныне. Мысль об уюте, о маленьком счастье мало сообразуется с космическими сквозняками, на которых веками стояла Русь. Конечно же, в этой небольшой заметке огромная фундаментальная тема феноменологии русского религиозного сознания не могла быть раскрыта.

Однако, надеюсь, разговор на эту тему будет продолжен людьми более чуткими, обладающими большей ответственностью и духовной зрелостью. Газета "Завтра" открыта для таких авторов.

По слухам, грядущий Архиерейский собор будет собран для того, чтобы осудить и епископа Диомида, и отстранить от кафедры. Подобное решение, скорее всего, будет иметь суровые последствия для жизни Церкви.

Ибо существующий конфликт не вмещается в рамки синодальных решений, но имеет глубинные духовные и мировоззренческие корни.