Газета Завтра 808 (20 2009)

Анастасия Белокурова С ЧАКОМ В ПОИСКАХ АМЕРИКИ

"Удушье" ("Choke", США, 2008, режиссер - Кларк Грегг, в ролях - Сэм Рокуэлл, Анджелика Хьюстон, Брэд Уилльям Хенке, Паз де ла Хуэрта, Келли Макдональд, Джона Бобо, Бижу Филипс)

Если бы в приватной беседе меня спросили о Чаке Паланике, я легко ограничилась бы фразой: "Чак Паланик жил в Портленде, штат Орегон". Но мы существуем в мире, где лаконизм не в моде, а творения художника положено рецензировать. Тем более, когда очередная (вторая по счёту) экранизация романа писателя задела краешек нашей жизни, так или иначе незамеченной не прошла. Все знают Паланика как автора "Бойцовского клуба", экранизированного Дэвидом Финчером, - редкий случай, когда фильм оказывается на порядок выше литературного оригинала. Чак написал ещё несколько произведений, похожих друг на друга, как башни-близнецы: "Уцелевший", "Колыбельная", "Невидимые монстры", "Удушье", речь о котором еще впереди, и пр.

Однажды в такси мне довелось часа полтора провести в компании аудиоверсии романа "Уцелевший". Дорога показалась адом: ведь если книжку можно отложить в сторону, из машины так просто не выпрыгнешь. В очередной раз пришлось убедиться, что если Паланик и может чем-то шокировать, так это болезненным, как артистка Ева Грин, отсутствием литературного дара. Водитель - молодой, без тени мысли в глазах парень доверительно сообщил, что "подсел на такое". Разъезжать по Москве, слушая на большой громкости одну за другой книжки Паланика - занятие, достойное избранных. Обычно этим грешат "продвинутые" столичные пользователи метрополитена. Для них Паланик - "жесть", "круто" и "вапще зашибись". Таких много.

Чак Паланик - провокатор, эксцентрик, этакий хичкоковский Норман Бейтс современной американской контркультуры появился на свет 21 февраля 1962 года. Его дед был украинцем, звали его Николай Палагнюк. В 1907 году он эмигрировал через Канаду в США, где и обосновался. Когда отцу Чака Фреду было три года отроду, на его глазах, папаша Ник застрелил его мать Паулу. А потом и сам пустил себе пулю в лоб - супруги не сошлись в денежном вопросе по поводу покупки швейной машинки. После пережитого шока у Фреда произошёл сдвиг, он помешался на женщинах, но так и не сумел обрести заново потерянную мать. Романы множились, сексуальная одержимость возрастала.

В 1999 году очередная патологическая страсть Фреда к актрисе Вайноне Райдер не нашла должного выхода. Тогда Фред затеял вялую интрижку с женщиной по имени Донна Фонтейн. Донна была не промах. Она уже успела засадить в тюрьму своего бывшего парня Дэйла Шэйклефорда по обвинению в половом насилии. Тот вышел на свободу, и явился к сладкой парочке как Каменный Гость. Согласно законам драматургии, на сцене вновь появилось ружьё и оно выстрелило: Шэйклефорд уложил из карабина Донну и Фреда, отнёс тела в дом Фонтейнов и устроил поджог. Мог ли Чак Паланик после всего этого остаться нормальным? Да и хотел ли он оставаться таковым?

Нет ничего более привлекательного для писателя, который выплёскивает на читателя весь набор фобий и извращений, как с ледяной усмешкой констатировать факт: "Я пишу о том, что знаю! Разве с таким набором скелетов в шкафу, я могу быть другим?" Такому человеку простительно кидаться в поклонников собственноручно изготовленными имитациями человеческих испражнений к полной радости оных. Он нехороший парень, психопат и изгой. Таких со времён "Бунтовщика без причины" любила носить на руках параллельная Америка.

Однако Паланик еще в детстве презрел сладкий ореол губительного романтизма, свойственный Джеймсу Дину. Во втором классе малыш Чак убил золотую рыбку своего приятеля, о чём с удовольствием вспоминает в наши дни: "Меня бесит куча вещей! Хамство водителей на дороге, длинные очереди на почте, ужасное обслуживание в ресторанах. Я бешусь от любого пустячного повода, хотя и пытаюсь вроде бы работать над собой. Сохраняя спокойствие, гораздо проще делать все те вещи, которые делаю я. Убью ли я при случае еще одну золотую рыбку? Что за вопрос! Непременно!".

Рыбку жалко, но о ней можно было бы забыть. Что стоит её маленькая жизнь, если жертва эта оправдана художественной ценностью произведений, написанных после "рокового убийства". Если литература стоит того, и показушный эпатаж автора можно снисходительно считать активным маркетинговым ходом. Пусть он любит пережёвывать состриженные ногти или пытается продать через интернет якобы находящуюся у него диафрагму телеведущей Опры Уинфри. Лишь бы книжки хорошие писал, всё остальное - его личное дело. Но на деле Паланик, по словам критика Владислава Шувалова, "знатный беллетрист постхристианского общества, исполняющий глобальный заказ на создание крупных раздражителей", более всего похож на неумелого практиканта вуду. Читатель для него - что восковая куколка, в которую он с наслаждением втыкает иголки своего гнева: сильного вреда эти уколы нанести не могут, а вот немалое раздражение гарантировано. К слову, сам Чак честно признаётся, что пишет довольно средне. Хотя чему тут удивляться - большая американская литература практически кончилась в 70-е. Как и всё по-настоящему хорошее в этом мире.

Впрочем, каждое общество имеет ту литературу, которую заслуживает. На официальном сайте писателя некто Э. Хедегаард ёмко характеризует писательский "феномен" нашего героя: "Паланика интересуют ситуации и явления, связанные с выбросом тестостерона: жестокие драки, массовые самоубийства, некрофилия, эстрогенная терапия, хаос, сексуальная озабоченность, эмбриональные мозговые клетки, телекинез, ненависть к попсе и телевидению, освобождающая сила единения. Те же вопросы обсуждают между собой синие воротнички, готы, анархисты, хронические бездельники и татуированные фрики. Все они называют Чака современным Куртом Воннегутом и посещают его литературные вечера, где он травит байки из своей жизни и отвечает на вопросы". Российские поклонники и вовсе сравнивают Паланика с Чеховым, Хемингуэем и Борхесом, что говорит об отсутствии элементарной культуры у тех, кто всерьёз мнит себя отдельным от стада.

Таким же "особенным" ощущает себя и главный герой "Удушья" Виктор Манчини (Сэм Рокуэлл). Словно втиснутый в прошлое отсутствием вменяемого настоящего, он работает экспонатом в колониальном парке, изображая американца образца ХIII века. А в свободное от работы время посещает курсы реабилитации анонимных сексоголиков. Виктор не добросовестный адепт подобных практик. Вместо занятий он то и дело закрывается в туалете с одной из девиц, также не стремящейся излечиться от сексуальной зависимости. У Виктора есть мать - эксцентричная наркоманка Ида (Анжелика Хьюстон), страдающая болезнью Альцгеймера. Чтобы содержать её в психиатрической клинике, нужны деньги. Виктор находит оригинальный способ разжиться. Во время ужина в ресторане он симулирует удушье. Всегда найдётся добрый самаритянин, который поспешит парню на помощь, почувствует себя героем и раскошелится на кругленькую сумму исключительно ради любви к ближнему. Виктор не просто пытается продлить жизнь матери, с которой его связывают нездоровые отношения; его цель - разгадать тайну своего рождения, так как отца он не помнит. Однажды Виктор узнаёт, что его зачали от похищенных в Риме святых мощей, и он является потомком Иисуса Христа. В эту чушь верит не только сам Виктор, но и обитательницы психиатрического миража, для которых парень становится долгожданным мессией. Там же, среди пациенток психушки, он находит свою любовь.

Всё это должно быть чертовски смешно и романтично, как утверждает дебютант-режиссёр Кларк Грегг. Но чёрная комедия с финалом, примиряющим аутсайдера с "козьим племенем", вызвала непонимание у верных фанатов Паланика - тот об этом ничего не писал. В его Америке, вспоротой едкой сатирой, как тесаком, слишком мрачно и неуютно для долгих поцелуев под музыку группы "Radiohead". Во время первого прочтения Палаником "Удушья" на публике одного человека стошнило, а двое упали в обморок. Возможно, для слабонервных читателей, такая "грязная" литература является заменой кушетки психоаналитика, самоочищением путём познания отвратительного, фекальной терапией особого рода. Фильм, наоборот, призван оставить в душе позитив, и не побоюсь этого слова, некоторую надежду.

Кларк Грегг - конечно, не Дэвид Финчер, с визуальным мышлением у него туговато. В прошлом актёр и сценарист, Грегг состряпал ничем не выдающийся "арт-хаус у выдр", скрашенный разве что яркими актёрскими работами Сэма Рокуэлла и Анжелики Хьюстон. С фильмом Финчера "Удушье" соотносится примерно так, как писательский талант Джона Стейнбека с аллегорической макулатурой Пауло Коэльо. Подлинная контркультура умерла и давно превратилась в неприличное слово. Если нам и суждено узнать имена новых героев подполья, то это будет не здесь и не сейчас. Как справедливо заметил Чак: "Мы настолько прочно засели в ловушке, что любой путь к побегу, который мы можем вообразить себе, окажется лишь новой частью западни".