Где ночуют зебры?

Глава VII Розовый фламинго. Золушкины ножки

Никитку разбудили родители. Они явились («Не запылились!») ровно в полночь, как вампиры. Для Пузырька, трепетно относившегося ко всему мистическому и таинственному, полночь являлась точкой отсчета всего паранормального, с чем ему приходилось сталкиваться в реальной жизни. Полночь – время ведьм и всей их кровососущей и смертоносной братии. Полночь – это также время приземления инопланетных кораблей. Полночь – время появления в родном дворе «каждой твари по паре», как в Ноевом ковчеге.

Вот и сейчас случилось так, что в полночь появились родители. «Может, они тоже представители другой цивилизации и только делают вид, что земляне?» – подумал Никитка, когда, проснувшись от характерных звуков отпираемой двери, понял, кто его разбудил.

Родители, чувствуя свою вину перед заброшенными детьми, ходили по квартире на цыпочках, боясь потревожить сон родимых чад. Но и не заглянуть в комнаты к своим детям они не могли.

– Я не сплю, – прошептал Никита, увидев в оранжевой щели приоткрытой двери мамин силуэт. – Вы торт принесли?

– Принесли, сынок, принесли… – обрадовалась мама, что хотя бы он не спит и она успеет выплеснуть на него немного своей любви.

Никита, который не помнил, как оказался в постели («вроде бы я сидел на подоконнике»), встал и вышел к маме, обнял ее и, почувствовав тепло ее тела, понял, что она – нормальная земная женщина. Обрадовался и расстроился одновременно.

– Сынок, как прошел день? У вас все нормально?

– Нормально, – он дал себя поцеловать и пошел за ней на кухню, где уже пахло щами.

В их семье было заведено, что когда родители возвращаются с какого-нибудь праздника, где подают торт, они всегда приносят по куску детям. Вот только почему после сытного праздничного ужина Пузырев-старший всегда просил подать ему перед сном горячие щи – Никитка не понимал.

– Привет, Никита, – папа даже привстал, чтобы по-мужски крепко пожать руку сыну. – Как дела?

– Нормально, – спокойно, стараясь не выдать своих мыслей, ответил Никитка, что на самом деле означало: «Нам всем крышка. Ешь свои щи, там, куда нас в скором времени отправят, навряд ли кто умеет их готовить…»

– А вот и торт. – Мама, отчего-то веселая и счастливая, достала из сумочки пакет с двумя слегка примятыми кусками торта.

– С Машкой все в порядке? – спросил папа, продолжая уписывать щи, да так, что у него на лбу выступил пот.

– Все отлично, – успокоил его Никита. «Хорошо, что я укрыл ее забинтованные ноги простыней, а то бы ты сейчас поперхнулся щами…»

Торт был бисквитный, с розовым кремом.

– Отец, куда ты дел фанту? – спросила мама и, не дождавшись ответа, сама сходила в прихожую и принесла оттуда купленную по дороге домой большую бутылку любимого Никиткой напитка. – На, мой дорогой Пузыречек, запей. А мы с папой очень по вас соскучились. Но так все сложилось… – И мама начала довольно пространно объяснять, почему дети на весь день остались без присмотра.

«Это вы еще не знаете, что за вашей дочерью следит какой-то странный Гамлет, что целый день она провела неизвестно где и покалечилась…» Пузырек даже немного разозлился на родителей за то, что они, находясь в каком-то радостном возбуждении, не заметили витающий по квартире запах больницы, йода.

– Ну, все, я пошел спать… – проговорил он, хлопая себя по наполненному тортом животу.

– Спокойной ночи, малышок, – сказала мама в радостном умилении, обращаясь к Никите и начисто забыв, что перед ней вполне сформировавшаяся личность, способная силой своего интеллекта спасти целую цивилизацию от вымирания.

– Спокойной ночи, – почти символически пожелал он родителям покоя, вовсе не будучи уверенным в том, что эта ночь пройдет для всей земной цивилизации нормально.

Уже в комнате, запершись на задвижку, чтобы никто не помешал ему выполнить свой общечеловеческий долг, Никита снова взгромоздился с фотоаппаратом на подоконник и чуть не свалился оттуда сразу же, как взглянул вниз…

«Так, без нервов… Возьми себя в руки».

Он, распахнув пошире окно и свесившись оттуда в ночь, в теплый синий воздух, смотрел на освещенную лунным светом детскую площадку во дворе и не верил своим глазам. Грациозная, тонконогая, красно-розовая, с длинной шеей, красивейшая из птиц стояла, выражая всем своим видом полнейшее презрение к тем, кто обязан охранять все живое от вымирания. Фламинго. Посреди московского дворика. Отбор животных продолжался. Невидимые инопланетяне собирали СВОЙ «НОЕВ КОВЧЕГ», чтобы отправить в космос «каждой твари по паре», и «посеять» их на других планетах, как посеяли людей в свое время на Земле. Но Земля не оправдала доверия, а потому представителям высшей цивилизации приходится теперь, спасая животных и птиц от полного вымирания, переселять их в более благоприятные места во Вселенной.

Никитку от этих мыслей затошнило. Он несколько раз зажмуривался, уже мечтая о том, чтобы розовый фламинго оказался частью его тревожного сна. Но розовая птица не исчезала. Он даже щипал себя, и довольно сильно, чтобы проснуться, но ничего не помогало. А ведь прошлой ночью на этом самом месте он видел другое существо, причем не менее экзотичное. И даже заснял его своим фотоаппаратом. Уже завтра пленка будет проявлена, и если снимки получатся, то он предъявит их в качестве доказательства сначала своим друзьям, а потом уже родителям и представителям службы безопасности. Но это будет завтра. А сейчас надо сделать несколько кадров, чтобы обессмертить эту чудесную картину: розовую птицу на тонких ногах, неподвижно стоящую посреди залитого лунным светом двора.

Несколько раз щелкнув фотоаппаратом, Никита удовлетворенно вздохнул, словно прощаясь с заботами минувшего дня, после чего лег в постель и закрыл глаза. Он мечтал проснуться в Москве, на Земле…

Эта ночь оказалась беспокойной и для Сереги Горностаева. Кто бы мог подумать, что в десять часов, вернувшись со службы, отец попросит его о помощи.

– Людмила, освободи пару полок в кладовке, – приказал он тоном, не терпящим возражений, своей жене.

– Олег, что это с тобой? – покачала она головой с каким-то недоверием в голосе. – Первый раз слышу слово «кладовка» из твоих уст, дорогой. И чем ты решил запастись на ночь глядя? По-моему, хозяйственные проблемы интересуют тебя меньше всего.

– Сказал – освободи полки, значит, надо освободить, – необыкновенно серьезным тоном ответил ей Горностаев-старший. – Потом все объясню.

Сергей, решив, что в данной ситуации бессмысленно спрашивать отца о чем бы то ни было, молча последовал за ним вниз, где стояла их машина.

Но и в машине отец молчал. А когда они, проехав приличное расстояние, остановились у большого супермаркета, работающего круглосуточно, Сергей услышал:

– Чувствую себя последним подлецом, что не могу предупредить своих друзей об опасности, но уже завтра, если повезет, все выяснится.

– Да что случилось? – не выдержал Сергей, выходя из машины.

– Сейчас все поймешь, пойдем. Ты у меня парень крепкий, а потому мы управимся быстро. Главное, чтобы никто не запаниковал.

Он говорил загадками. Почти как Никита. Сергею ничего не оставалось, как молча подчиниться.

Они вошли с отцом в супермаркет, и тот, обращаясь к продавщице, попросил у нее десять пятилитровых пластиковых баллонов с чистой питьевой водой.

Продавщица, в отличие от Сергея, ничуть не удивилась и принялась выставлять на прилавок голубые прозрачные баллоны.

Сергей только успевал относить их к машине.

– Больше не решился, – сказал отец уже в салоне, когда они поехали к другому магазину, где купили столько же бутылей.

– Мне ты тоже ничего не объяснишь? – с вызовом спросил Сергей, злясь на отца за такое неуважительное и недоверительное к нему отношение.

– Объясню, но при условии, что ты ничего не скажешь матери.

– Хорошо, не скажу.

– Тогда слушай…

И Горностаев-старший поведал Сергею о том, что ему буквально несколько часов назад стало известно о готовящемся в Москве террористическом акте.

– Они хотят отравить москвичей? – У Сергея никак не умещалось услышанное в голове. – Да разве ж это люди?

– Сынок, это политика, но мы сделаем все возможное, чтобы не допустить преступления. Главное – разыскать человека, который прибыл в Москву со смертоносными капсулами.

– Капсулы? – И Сергей тотчас вспомнил, где он уже слышал о капсулах. – Ты помнишь Логинову? Ту самую, машиной которой мы интересовались сегодня утром?

– Да… Постой, так она же работает в Московском водоканале. Может, это и совпадение, но все же немедленно расскажи мне, чем заинтересовала вас ее машина.

И Сергей рассказал отцу о Логиновой и Гамлете, преследовавшем Машу.

– Во все поверил, кроме того, что его интересовала Маша.

– А с Машей и вовсе непонятно, – признался Сергей. – Вчера ее целый день не было, она вернулась откуда-то поздно вечером и ничего нам не объяснила, хотя мы все ее ждали.

– Все – это кто?

– Ее брат Никита, Дронов и я.

– Ясно. Но как ты думаешь, зачем этому Гамлету могла понадобиться тринадцатилетняя девочка?

– Понятия не имею.

– Подожди… – Олег Васильевич даже остановил машину, чтобы не отвлекаться. – Стоп. Начнем все по-порядку… Я, конечно, знаю Машу и ее родителей, но все-таки вспомни, что такого необычного, кроме ее сегодняшнего отсутствия, она рассказывала о себе.

– Ничего, – ответил Сергей и покраснел.

Разве найти клад Фаберже – это ничего особенного? И ведь этот факт мог явиться причиной заинтересованности Гамлета Машей. Но она была в Саратове не одна, они все причастны к тому грандиозному событию. Так стоит ли раскрывать столь сокровенную тайну, касающуюся всех пяти членов их компании: его самого, Маши, Никитки и Соломона с Евой Бауэр? Спросив себя об этом, Сергей ответил – нет, не стоит. Он не имеет на это права. И навряд ли история с Гамлетом имеет отношение к кладу Фаберже.

– Так уж и ничего? Вспомни, что тебе рассказывала Маша после того, как она побывала на море. И где она, кстати, была?

– В Крыму.

– В Симферополе? – напрягся Олег Васильевич. – Она была в Симферополе? А не в Сочи? Не в Лазаревском?

– Нет, точно в Крыму. А при чем здесь это?

– Тогда вспоминай, может, она рассказывала тебе о каких-то новых друзьях, о необычных событиях?…

Сергей не понимал, что хочет услышать от него отец, а потому брякнул первое, что пришло в голову:

– Ну, она там сильно загорела, похорошела, вытянулась… Да, кстати, у нее очень сильно выросла нога, то есть, – он запнулся, и ему самому стало смешно, что он говорит о таких пустяках, – ступни увеличились чуть ли не на два размера…

– У девочки? И ты не считаешь это странным?

– Пап, ты что, шутишь?

– Нет. С какой стати у нее могла так быстро, за один месяц, вытянуться нога?

– Так она же ласты не снимала, постоянно в них плавала, вот ноги и вытянулись.

– Сергей, мы должны непременно поговорить с Машей. Быть может, именно от ее показаний зависит жизнь миллионов людей, проживающих в Москве.

Сергей посмотрел на отца с нескрываемым ужасом. Он либо издевался над ним, либо сошел с ума. Сначала закупил баллоны с питьевой водой, забив ими всю машину, а теперь вот только и говорит о Машкиных выросших ногах. Разве это нормально?

– Едем к Пузыревым, – и отец завел мотор. – Хотя, подожди… – Он на минуту задумался. – Нет, сначала мы заедем в Водоканал, разбудим инспектора отдела кадров и добудем фотографию этой Логиновой… А уж тогда предъявим ее Маше…

Когда в три часа ночи в квартире Пузыревых раздался тревожный звонок, Никитка проснулся первым и подумал: ну все, НАЧАЛОСЬ!

Вскочив с постели, он кинулся к Машке в комнату – спасать ее. Но в темноте наткнулся на отца.

– Ты куда? Ложись, мало ли кому придет в голову звонить в такой час… Шагом марш в постель! И ничего не бойся.

Отец открыл первую дверь и посмотрел в глазок второй двери. Пожал плечами, что-то хмыкнул и отворил ее.

– Олег Васильевич? Доброй ночи… Что, не спится? – нервно хохотнул он, намекая на то, что все нормальные люди в такой час спят, а не ходят в гости.

Пузырек увидел старшего Горностаева, да еще и Сергея, и весь задрожал. Он знал, кем работает отец Сергея, а потому воспринял его приход как вполне закономерное действие. Служба по борьбе с терроризмом – организация серьезнее некуда…

– Не спится, Валентин, – Горностаев решительно вошел в квартиру. – Ты уж извини за внезапное вторжение, но у меня к твоей дочери есть несколько вопросов.

Появившаяся в коридоре мама Никиты, Тамара, услышав, что Горностаев произнес имя ее дочери, ахнула и закрыла рот рукой. Глаза ее расширились, она, казалось, потеряла дар речи.

– Ты к моей дочери? С ней что-то случилось? – теперь уже встревожился и Пузырев-отец. – Ну, что ж, раз это так важно, пойдем к Маше…

И вся компания с Пузыревым-старшим во главе двинулась в сторону Машиной спальни. «Ну все, Маша, тебе кранты», – с жалостью к сестре подумал Пузырек, не представляя себе, что же сейчас будет.

– Подождите, – вмешалась мама, – вы же испугаете девочку. Сейчас я зажгу лампу, а вы пока подождите за дверью. Я разбужу Машу, а потом уже, подготовив ее, приглашу вас.

Мама, включив свет, присела на постель к дочери и вдруг, почуяв неладное, принюхалась. Осторожно тронула Машу за плечо и, когда та повернулась к ней, еще находясь в своих снах и с глубоким страданием на лице, мама ахнула. На лбу, носу и щеках дочери были густо замазанные йодом ссадины или даже небольшие раны. Она склонилась, чтобы рассмотреть ее лицо, как вдруг услышала стон и ощутила толчок – это Маша инстинктивно оттолкнула того, кто сделал ей больно, надавив на разодранное колено и больную щиколотку.

Маша открыла глаза. Боль разбудила ее. Увидев перед собой мамино лицо, она облегченно вздохнула и, снова смежив веки, повернулась на другой бок, к стене.

– Маша, Машенька… – В голосе мамы зазвучали слезы. – Проснись на минуточку… Что с тобой случилось?

И тут Маша окончательно проснулась. Легла на спину и вздохнула. Затем, морщась от боли, села на постели и оглянулась.

– Мам, не переживай, я просто упала с велосипеда. Все нормально. Я была в травмопункте, мне сделали снимок, – она говорила скороговоркой. – Перелома нет, просто растяжение, но нужно делать теплые ванночки и туго бинтовать щиколотку. Колено… Там содрана кожа, наложили швы, все в порядке. Никакого криминала.

– Хорошо, тогда скажи, ты сможешь сейчас ответить на некоторые вопросы, которые тебе хочет задать один человек?

Маша резко обернулась и увидела в дверях толпящихся Горностаевых, Никитку и отца. Их тревога передалась и ей. Она, взглянув на окно и сообразив, что на дворе ночь и вряд ли ее стали бы будить, если бы не случилось что-то серьезное, посмотрела на маму вопросительно.

Пузырев-старший подтолкнул Олега Васильевича вперед, мол, задавайте свои вопросы.

– Маша, извини, что разбудили. Но свои вопросы задавать я должен тебе с глазу на глаз.

Мама демонстративно вышла из спальни дочери, хлопнув дверью.

Маша с любопытством и страхом уставилась на ночного гостя. Отец Сереги – человек, имя которого наводило страх на многих в этом кишащем преступниками городе.

– Если вы про Атаева…

– Атаев? Кто это?

– Мой одноклассник. – Маша была уверена, что Горностаев-старший будет расспрашивать ее о том, что случилось сегодня днем и почему Машу привезли в Москву какие-то женщины. – Я была у него на даче, однако родителям и брату ничего не сказала. Но ведь это же не преступление…

– И что случилось на даче? Там был Гамлет? Он о чем-то расспрашивал тебя?

– Какой еще Гамлет? Вы что?

– Как это какой? Тот самый, что преследовал тебя! – Тут уже и Олег Васильевич начал выходить из себя.

– А… – вспомнила Маша. – Так он из другой оперы.

– Какой еще оперы?

– Черный человек. Вы про того парня во всем черном, который караулил меня?

– Ну, конечно.

– Значит, его зовут Гамлетом? И что же вы про него знаете?

– Он связан с одной особой, служащей Московского водоканала. Некой Логиновой. – Олег Васильевич еще не понял, что Маша ничего не знает ни о Логиновой, ни о том, что ее преследователя зовут Гамлет.

– Я ничего не знаю про служащую Мосводоканала.

– Хорошо. Тогда взгляни сюда.

Он достал фотографию Логиновой, которую ему дали на ее службе.

Маша взяла ее и долго рассматривала.

– Вы знаете, мне кажется, я ее где-то видела… Но вот где… Подождите…

И Маша, закрыв глаза, мысленно перенеслась в своем воображении в Ялту, на пляж, и даже услышала голоса… «Здесь свободно?» – «Да, – ответил мамин голос. – Вы такая беленькая… Что, недавно приехали?» Маша тогда еще поразилась, как можно так непринужденно вступать в беседу с совершенно незнакомыми людьми.

– Я вспомнила. Эта женщина отдыхала с нами в Ялте. Мы разговаривали с ней на пляже. Мама с ней беседовала.

– И о чем же? Это точно она?

– Можете спросить у мамы.

– Тамара, можно вас на минутку! – крикнул Олег Васильевич, и мать, словно только и ждала, когда ее позовут, впорхнула в комнату.

– Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Вам знакома эта женщина?

– Конечно, знакома! – воскликнула мама. – Не знаю, правда, как ее зовут, но она лежала с нами рядом на пляже. Милая, симпатичная женщина.

– Она сказала вам, откуда приехала?

– Да, кажется, с Украины…

– Странно… Вообще-то, она работает в Московском водоканале. Некая Логинова Татьяна Николаевна.

– Понятия не имею. Это же обычное пляжное знакомство.

– Хорошо, спасибо. Можете идти. А ты, – обратился он к Маше, когда они снова остались одни, – расскажи мне о том, что случилось с твоими ногами.

– Говорю же – упала с велосипеда! – упрямо стояла на своем Маша, не собираясь рассказывать, что случилось на самом деле, и не желая распространяться о причинах своего побега из «райского» сада Атаевых.

– Да я вовсе не о том! – всплеснул руками Горностаев. – У тебя, как мне сказал Сергей, сильно выросли ноги. Как ты это определила?

И тут Маша, совершенно сбитая с толку, уставилась на Горностаева, как на сумасшедшего: неужели ее разбудили посреди ночи только для того, чтобы выяснить, на сколько размеров выросли у нее ноги?! Ну уж нет, это слишком. И это ее личное, можно даже сказать, интимное дело.

– Я целый месяц проплавала в море, да еще и в ластах, вот у меня ступни и выросли, – ответил кто-то вместо Маши, какая-то ответственная девочка, явно испытывающая уважение к старшим.

– Понятно. Но как ты это определила?

И тут Маша вспомнила, что совсем недавно примеряла мамины красные туфли. Ей захотелось покуражиться над этим чрезмерно серьезным взрослым человеком, к тому же еще и занимающим такой ответственный пост, и она с улыбкой сказала:

– Ну, что ж, я вам, пожалуй, все расскажу. Только попросите маму принести сюда мои пляжные шлепанцы.

– Машенька, я сейчас все принесу, – послышалось из-за двери, и Маша прыснула в кулак. «Как не стыдно, она подслушивала!»

Горностаев взял принесенные шлепанцы и более плотно прикрыл дверь.

Маша между тем, откинув одеяло и демонстрируя взрослому дяде свои страшно перебинтованные ноги, в некоторых местах даже со следами запекшейся крови, как партизан после пытки взглянула на него – суровее некуда.

– Объясняю. Вот эти шлепанцы, в которых я приехала на море, в самом начале нашей поездки были мне чуть великоваты, а теперь, можете взглянуть сами, они мне жутко МАЛЫ.

С этими словами Маша попыталась надеть на здоровую, не перебинтованную ногу один из шлепанцев. И Горностаев убедился, что она говорит правду. Но если так, то, выходит, Машина нога выросла даже больше, чем на два размера.

Все еще продолжая посмеиваться над забавным и совершенно «тормозным» дядей, Маша вскочила с постели, допрыгала до шкафа, раскрыла его, но, вспомнив, что мамины туфли она вернула на место, попросила Горностаева, чтобы ей принесли их.

Надо было видеть выражение лица мамы, когда она появилась в комнате с коробкой.

«Валя, ты что-нибудь понимаешь?» – донеслось до Маши уже через закрытую дверь.

– Значит, так, – девочка все еще находилась в кураже, и теперь ее было трудно остановить. – С одной стороны, как вы только что сумели убедиться, нога моя выросла, причем здорово так?

– Так. – Горностаев был очень серьезен. Он, даже разговаривая с Машей, не отрывал глаз от шлепанцев. – А при чем здесь туфли? Ты тоже привезла их из Крыма?

– Нет, это мамины туфли, которые я время от времени примеряю, чтобы выяснить, скоро ли и мне можно будет носить обувь на таком высоком каблуке, – вынуждена была признаться она в своих чисто женских слабостях. – И что бы вы подумали?

– Что? – У Горностаева был очень озабоченный вид. Казалось, он уже пожалел о своем дурацком ночном визите. Опозорил не только себя, но и Серегу…

– Да то, что туфли-то мне как были велики, так и остались. Вот, сами полюбуйтесь!

И Маша сунула здоровую ногу в туфлю.

– Я даже могу забинтованную ступню засунуть туда, и туфля мне будет велика. Разве это не странно?

– Маша… А теперь сиди тихо, как мышка, и ничему не удивляйся… – С этими словами Олег Васильевич встал и направился к двери.

– Мне нужен нож, пинцет и новый целлофановый пакет. Прошу соблюдать тишину. Никто не имеет права войти в комнату… Вернее, нет, у вас есть фотоаппарат?

– У меня есть, – откуда-то из прихожей раздался голос Пузырька. – Два кадра осталось.

– Давай сюда. Значит, так. Или я полный кретин, и тогда я буду вынужден извиниться перед вами и каким-то образом загладить свою вину, или же вы будете сейчас присутствовать при очень важном и опасном действе. Дети должны покинуть комнату… Вернее, нет, можете войти, но только ведите себя очень осторожно… Тамара, у вас есть резиновые перчатки?

– Вам какие: те что надевают, чтобы волосы красить, или для мытья унитазов?

– Гм… – подумал Горностаев. – Лучше, какими волосы красят… И включите большой свет! Никита, ты готов?

– Готов, – раздался тоненький испуганный голосок.

Через пару минут все окружили Горностаева, который, сидя на полу в перчатках и вооружившись ножом, вертел в руках Машины шлепанцы. Сначала он ощупал каждый из них, после чего остановил свой выбор на одном. Подцепив кончиком ножа нижний слой толстой пробковой подошвы, он осторожно отделил его, и все увидели небольшое углубление. Еще мгновение, и с помощью пинцета оттуда были извлечены непонятные капсулы – темные, стеклянные.

– Снимай! – приказал Горностаев Никите.

Послышался щелчок. Готово!

– А теперь с более близкого расстояния.

Еще щелчок.

– Это же капсулы, за которыми охотился Гамлет, – догадался Сергей, подходя поближе и не веря своим глазам.

– Да, Сергей, напрасно мы с тобой накупили столько воды, – сказал вдруг Олег Васильевич непонятную никому, кроме них двоих, фразу. – Похоже, эту террористическую операцию мы сорвали. А ты, Маша, даже и представить себе не можешь, какой смертоносный яд, какой вирус носила повсюду с собой.

Маша от удивления вообще онемела.

– Так что это за капсулы? – спросила ее мама. – И каким образом они оказались в Машиных шлепанцах?

– Некая террористическая организация запланировала отравить воду в Москве через работника Водоканала. Эти капсулы стоят баснословных денег, их прислали с Востока, но завезти – по оперативной информации – должны были с Украины, из Крыма, и о них знали на таможне, их искали… Но как переправить капсулы через границу? Вот и выбрали маленькую девочку в очень удобных шлепанцах на пробковой подошве, которые продаются на каждом шагу… Скажи, Маша, ты где-нибудь оставляла свои шлепанцы надолго?

– Конечно! Прямо на берегу, пока плавала. А плавала я долго, очень долго… Но как они могли знать, откуда мы?

– Так эта Логинова у меня почти все успела выяснить, – отозвалась Тамара разочарованным голосом. – Она знала, что через неделю мы возвращаемся в Москву. Значит, пока ты, дочка, плавала, она заменила твои шлепанцы на другие, более маленького размера, которые и были нафаршированы этой гадостью?

– Выходит, что именно так все и обстояло, – ответил Олег Васильевич. – Но Логинову уже, я думаю, задержали. Осталось найти и арестовать Гамлета, ее помощника, которому было поручено схватить Машу и забрать ее шлепанцы. Твое счастье Маша, что он не успел этого сделать. А ножки у тебя – что надо! Маленькие, как у Золушки.