Генерал медицинской службы

Полигон и экспериментальная клиника

Профессор Гейман оправдал надежды шефа и навел на полигоне порядок.

Несмотря на холодный ветер, он вышел к воротам полигона как был, в белом халате и колпаке, натянутом до бровей. Выкинув вперед короткую толстую руку, громко приветствовал шефа и генерала СС Келлера.

Колючая проволока в шесть рядов огораживала полигон и делила его на три части, усиленно охраняемые эсэсовцами. В первом отсеке к металлическим столбам были привязаны изможденные люди. Они никак не реагировали на появление врачей и генерала. Туго стянутые веревками, жертвы «науки» стонали, слабо шевеля запекшимися губами. За столбами громоздились ряды бочек с хлорной известью и другими дезинфицирующими средствами.

— В этом отсеке, господа, — пояснил Гейман, — мы производим взрывы мин, бомб, гранат, начиненных болезнетворными микробами. Проще сказать, заражаем подопытных. Затем помещаем их в экспериментальную клинику и изучаем действие того или иного вида бактериологического оружия. Сегодня по плану работ мы произведем заражение подопытных сибирской язвой.

— Почему сибирской язвой? — удивился Келлер.

— Это одна из инфекций, которые нами будут применены в бактериологических атаках. Все клинические формы сибирской язвы протекают молниеносно. Высокая заболеваемость, тяжелое течение болезни, колоссальная смертность дают полный комплекс желательных результатов.

Ответ удовлетворил генерала СС.

— Может, желаете взглянуть на первую стадию эксперимента? — Гейман взглянул на шефа. — Тогда, пожалуйста, в укрытие. Я прикажу открыть минометный огонь по целям.

— Нет уж, давайте сначала посмотрим хозяйство, — сказал шеф.

— Слушаюсь! Прошу, — учтиво указал Гейман на ворота, ведущие в соседний отсек.

Вдоль изгороди выстроилась команда обслуживания. То были здоровенные эсэсовцы, обутые в специальные сапоги, одетые в крепкие глухие комбинезоны, предварительно обработанные веществами, отпугивающими насекомых.

— Хорошо работают, — похвалил Гейман помощников смерти.

Бравые эсэсовцы, фанатично преданные фюреру, полагали, что они несут высокую миссию, помогая «науке» создавать новый вид оружия для сокрушения противника. В то же время они были реалистами: работа на полигоне — не русский фронт.

На втором участке тоже имелись столбы, к которым привязывали обреченных на гибель.

— Сюда, — пояснил Гейман, — мы сбрасываем с самолетов контейнеры с зараженными блохами. Вы, очевидно, заметили, господин генерал, что в первом отсеке стоят целые батареи бочек с дезинфицирующими веществами, а здесь, во втором отделении, поскольку мы имеем дело с зараженными насекомыми, расставлены бочки с инсектицидами, то есть веществами, уничтожающими насекомых. После экспериментов мы наводим на полигоне порядок, — уничтожаем всю микрофлору и насекомых. Профилактика прежде всего.

Прошли в третий отсек: и здесь стояли столбы с привязанными к ним людьми.

— Откуда вы их берете? — поинтересовался Келлер, пристально рассматривая прикрученного к крайнему столбу изможденного мужчину лет тридцати со спутанными волосами и бледным лицом, искаженным болью и ненавистью.

— Это — русские военнопленные. Рейхсфюрер СС Гиммлер дал распоряжение поставлять нам подопытных прямо из лагерей.

— Хорошо, — кивнул Келлер и, подойдя ближе, впился ледяным взглядом в глаза человека, надеясь увидеть в них испуг или мольбу о пощаде. Но пленный не доставил генералу СС этого удовольствия. Его черные глаза горели такой ненавистью, что Келлер невольно отступил.

Профессор Гейман спокойно продолжал:

— Здесь мы распыляем аэрозоли с болезнетворными микробами.

О том, что жертвы подвергались и другим экспериментам, профессор умолчал. Впрочем, это само собой разумелось.

— Что ж, откроем огонь по целям?

Блюменталь взглянул на генерала СС. Тот поморщился: он вдруг утратил охоту наслаждаться кровавым зрелищем.

— Увы, я тороплюсь, господин рейхсарцтефюрер, — искоса взглянул он на Блюменталя. — Прошу извинить.

Блюменталь и Гейман понимающе переглянулись.

Когда генерал Келлер уехал, Блюменталь обратился к Гейману:

— Продолжим работу.

Они спустились в укрытие, и Гейман нажал на одну из кнопок. Через несколько секунд стены убежища затряслись от разрыва мин. Но огонь так же быстро прекратился, как и начался.

Врачи и солдаты-эсэсовцы, обслуживающие полигон, бросились к людям, привязанным к столбам, и стали заносить окровавленные жертвы в санитарные машины.

Экспериментальная клиника с боксами для различных инфекций напоминала скорее конюшню со стойлами, чем клинику: полы — цементные, со стоками, окна заделаны решетками. Правда, койки в боксах были с матрацами и простынями. Надо же создать минимальные условия для микстов — раненых и одновременно зараженных, — чтобы сохранить их жизнь на то время, которое требуется для изучения инфекции.

Сегодня профессора интересовало, как протекает у подопытных кожная форма сибирской язвы, возбудители которой попали в их организм вместе с осколками.

Блюменталь и Гейман сразу обратили внимание на раненого с забинтованной грудью. Только что доставленный с полигона, он был очень бледен, а когда с него начали сдирать бинты, побледнел еще больше. Пульс на его восковидной руке едва прощупывался.

— Прикажете в операционную, господин профессор? — спросил Геймана молодой хирург. — Подопытному необходима срочная операция.

— В крематорий! — бросил Гейман. И строгим голосом добавил: — Вы, очевидно, забыли, коллега, что эта партия подопытных должна показать, как быстро развивается симптоматика сибирской язвы. В частности, сибиреязвенный карбункул. А вы, кажется, намерены возиться с подопытными, лечить их, отвлекаться от основной работы? Займитесь легкоранеными! А этого в крематорий, сейчас же!

Блюменталь одобрительно кивнул:

«Профессор Гейман прав. В конце концов, здесь не благотворительная больница, а экспериментальная клиника…» Подумав так, он не мог не вспомнить слова рейхсфюрера СС Гиммлера, произнесенные им как-то на собрании высокопоставленных нацистов: «…Лишь один принцип должен, безусловно, существовать для нас: честными, порядочными, верными мы обязаны быть по отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому. Живут ли другие народы в довольстве, или они подыхают с голоду, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нам как рабы для нашей культуры; в ином смысле это меня не интересует».

В данном случае, — подумал Блюменталь, — мы точно придерживаемся этой формулы. Смотрим, как развиваются симптомы сибирской язвы, а затем пускаем зараженных в расход…

…Вернувшись в Берлин, Геринг встретился с Гитлером.

— Мой фюрер, скоро мы обрушим на врага всю мощь бактериологического оружия! — начал доклад рейхсмаршал, но осекся, заметив сдвинувшиеся брови Гитлера.

— Когда именно? Когда? — нетерпеливо крикнул Гитлер.

Уклоняясь от точного ответа, Геринг начал подробный рассказ обо всем, что увидел в институте.

Гитлер отчужденно смотрел на рейхсмаршала, не находя в его докладе того, чего он так ждал, — определенности. Для восстановления сильно пошатнувшегося положения на Восточном фронте фюреру срочно требовалось оружие массового поражения. Но физики затягивали изготовление атомной бомбы, а бактериологи тянули с новыми возбудителями…

— Удары! Массированные удары сверхмощными бомбами при взаимодействии с бактериологическим оружием — вот что мне сейчас нужно!

— Мой фюрер, я понимаю…

— Так действуйте! Торопите ученых, рейхсмаршал. Ведь я наделил вас всеми полномочиями. Действуйте.

— Слушаюсь, мой фюрер!

Пока происходил этот разговор, по другую сторону фронта советские военные врачи, обнаружив причину вспышки лихорадки Ку, перевели всех больных из наспех сколоченных бараков в утепленные госпитальные палатки. Территория бывшего концентрационного лагеря была очищена от мусора, бараки снесены.

Никто из зараженных уже не терял сознания. Снижалась, приближаясь к норме, температура. С каждым днем ослабевали головные боли. Кое-кто начал выходить на воздух.

Стояли темные осенние ночи. Вокруг было тихо, только время от времени, далеко за Лиманом, слышались орудийные гулы. Линия фронта уходила на юг.