Гений жизнетворчества

Стоит ли самообманываться, полагая будто молния навсегда застынет в небе? Даже

в безоблачной памяти лезвие ее следа тупится и тускнеет. Но не бывает памяти

безоблачной – равно как и отношений.

Утомленные собственники отодвигаются друг от друга, на секунду высвеченные и

ослепленные молнией соблазна, как раздвигающиеся облака. Зрение возвращается, и

40

теперь оно желает смотреть шире. Но смотреть шире, значит, в том числе смотреть и –

мимо.

И, когда мы начинаем смотреть мимо друг друга – мы уже миновали точку

взаимного пересечения. Тут-то и зачинается возможность любви. Но не сама любовь. А

только ее возможность. Потому что первое испытание – испытание разочарованием и

является тем выбором, который задает предстоящее направление – к отдалению или –

близости.

Но не надо пугаться – ни разочарования, ни слова этого. Оно лишь описывает

закономерный процесс – развеивания чар соблазна и возвращения отрезвленного

зрения.

Влюбленность как взаимо-бросок устремленных друг на друга влечений, есть

завороженность ворожбой гормональных токов. Мы привораживаемся, при-

ворачиваемся, заколдованные приворотными эликсирами собственных токов. Но если

существует приворотное зелье, то находится и отворотная сыворотка противоядия.

Все происходит, как в волшебной сказке – сначала на героя или героиню

насылаются чары. Потом эти чары снимаются. Чаще всего чары проявляются как

состояния сна или оцепенения. или превращения в животное. Снятие же чар, то есть

буквально, разо-чарование, воспринимается как: пробуждение, стряхивание

оцепенения, освобождение от ступора, возвращение человеческого облика.

Следовательно, разочарование в отношениях – это освобождение от чар соблазна,

высвобождение себя из плена другого, выпутывание из его пут, прорыв сквозь паутину

наваждения, выход из лабиринта грёзоподобных фантазмов в свободное пространство

предстоящих выборов и осуществлений, начало предстояния перед судьбой – своей, а

не чужой.

И, когда мы обменялись репликами и паузами, ощупав друг друга своими

придыханиями, мы выключили – каждый свою – телефонную трубку. Чары искушения

слетели, как одежда с, и без того голого короля.

Мы – разъединенные телефонным отбоем, ушли – каждый в свое – предвкушение.

Только опыт пережитого разочарования открывает доступ к возможности любви.

11. ПОБЕРЕЖЬЕ

На безлюдье побережья было совершенно тихо.

Камни уплывали в море.

Море нежилось у берега ласковым щенком-сенбернаром и слизывало языком волн

брошенный корм моих следов.

Продравшись, пробравшись сквозь густые, кустистые заросли сумерек, на берег

выскочила фигурка. Платьице колыхалось на ней белым флажком, и волосы

перекатывались бризом.

На ветвях сумерек вспыхивали блестящие ягоды огней.

Мы поравнялись и остановились. Потому что дальше было пройти невозможно.

Потому что для каждого из нас "мое впереди" означало "позади" другого.

Наши пути пересеклись. И нам ничего не оставалось, как взяться за руки, когда мы

поравнялись друг с другом. Нам ничего больше не оставалось.

Мы, так и не разнимая рук, заплыли в густую глубину сумерек. Старые ягоды

огней лопались и набухали новые.

41

Нарождалась ночь – большая, теплая, гулкая – как море.

А море-щенок, нализавшись следов, уснуло, распластавшись на шелке штиля.

И мы пали на шелк, лишь к утру разомкнувши руки. Тогда-то и произошла встреча.

Тогда мы и начали говорить. И стали появляться истории.

42

ТРАЕКТОРИЯ №2

Несколько историй и их интерпретаций

с репликами и ответами

43

История №1. Летающий мальчик

"Некий мальчик умел летать.

Он это делал легко и свободно. Просто разбегался и поднимался в воздух. Затем

парил. Парил и смеялся. Он это дела легко и свободно.

О нем стали говорить.

Приехали эксперты. Летать они не могли, но зато много знали о том, как это

делается. Посмотрели. Убедились.

- Как же так? – Высказался первый. – Такой удивительный феномен и – сам по

себе?

- Да. – Согласился другой. – Никуда не годится.

- Конечно, - заявил третий, - он исполняет чудесные вещи… Но… еще маловато

техники.

- Верно подметили, коллега. – Кивнули первые двое. – Маловато техники. Нет

школы, так сказать.

Мальчик рядом тихо парил в воздухе.

- Спустись-ка. – Попросили эксперты.

Тот, не спеша приземлился.

- Ты, конечно, уникум. – Обратились к нему специалисты. – Но тебя надо многому

еще учить.

И они стали его учить, как правильно летать.

- Ногу надо ставить вот так. Ты неправильно ставишь ногу.

- А разбегаться следует несколько по-другому. Ускоряйся постепенно. Не торопись.

- И дыхание, дыхание! Следи за дыханием!

- А, когда начнешь подниматься в воздух, не забудь о том, чтобы грамотно

раскинуть руки. Все понял?

- Понял. – Ответил мальчик.

- Ну, что ж, пробуй.

Мальчик, как надо, выставил ногу.

Грамотно разбежался, тщательно следя за тем, чтобы правильно организовать

дыхание.

И в нужный момент по всем правилам техники раскинул руки.

Подпрыгнул.

Но взлететь не получилось.

- Давай-ка еще разочек.

Безуспешно.

Центрированный день хлопотали специалисты. Замеряли длину конечностей, на

что-то помножали ее, делали длинные вычисления. Хмурились. Мальчик, однако, не

взлетал.

- Да. Не так-то просто летать. – Покачал головой один эксперт.

- Конечно. надо много учиться и трудиться для этого. – Высказался другой.

- Что ж, мы обработаем данные и напишем инструкцию для тех, кто хочет

научиться летать. – Подвел итог третий. – Наш подопечный ее прочтет, и у него все

получится.

Эксперты еще о чем-то поговорили меж собой и уехали восвояси.

А мальчик пошел домой. С тех пор он больше не летал".

История, однако, на этом не заканчивается.

Потому ее вовсе не следует воспринимать как назидательную басню.

44

Как только мы останавливаемся на нравоучительном аспекте, мы –

останавливаемся.

Мы можем констатировать: вот, дескать, есть хороший мальчик и плохие эксперты.

Мальчик, мол, воплощает в себе принцип естества с его спонтанностью, свободой и т.д.

А, вот, косные сухари-эксперты на корню загубили это естество.

Подобной околесицей наполнена вся пост-ньюэйджевская псевдоромантика. Ею

кормят потребителя духовных продуктов со странниц масскультурных (или

культмассовых) блокбастеров на тему просветления.

Но потребитель духовного продукта, вероятно, уже обнаружил, что сам продукт

слегка подпортился. От многочисленных "откровений свыше", "ступеней мудрости",

"божественных потоков" изрядно попахивает складской спертостью залежалого товара.

Как и следовало ожидать, общепитовская баланда не превзошла фирменной кухни

первоклассного ресторана.

Но вернемся к нашему мальчику. О нем в данной истории известно только то, что

он умел летать. Не больше и не меньше. Нам неизвестны его помыслы, неведомы

намерения. Кем он окажется в будущем, если вообще, доживет до своего будущего, -

праведником или злодеем?

Само наличие некой способности еще не является поводом для того, чтобы ее

обладателя посчитать фигурой исключительной и призвать непременно и тут же всех

пред ней преклониться.

Хорошо. Он умеет летать. Но что из этого следует?

Зато эксперты умеют считать. И то, что они, не умея летать, решили

проинструктировать того, кто умеет это делать, отнюдь не является поводом для того,

чтобы их уличить в ханжестве и высокомерии.

Тренер, занимающийся с гениальным шахматистом, уступает последнему в

гениальности, но тот почему-то не спешит избавиться от первого.

Будь ты трижды гениальным и великим, но тебе нужна обратная связь. Без нее

твои выдающиеся качества превратятся в стоячую топь.

В представленном рассказе эксперты пришли, чтобы дать обратную связь. То, что

они не преисполнились священным трепетом, свидетельствует лишь о том, что

летающий мальчик – не Бог.

Наличие крыльев еще не делает ангелом.

Реплика: Но разве он просил их учить его летать?

Ответ: Но разве он отказался от их предложения? Нет. Он его принял. Каждый

имеет право предложить свою услугу. Эксперты предложили. Они не настаивали.

Если я предлагаю, это само по себе, ни хорошо, ни плохо. Из этого может

получиться и то, и другое. Во всяком случае, любое предложение можно воспринять

как вызов. Либо я отвечаю на этот вызов, либо игнорирую его. Так или иначе, мое

право остается за мной. Но если я предлагаю и назойливо настаиваю, то уже проявляю

зло.

Эксперты не настаивали. Они не сулили ни пряника, ни кнута. Они вполне вежливо

попросили – "спустись, пожалуйста". Не так ли?

Реплика: Так.

Ответ: И то, что последовало дальше, проявилось, всего лишь, как один из

возможных вариантов развития сценария. Мы не знаем продолжения истории, но, как

уже было сказано, она имеет свои возможные продолжения.

45

И, вообще, никакая история, на самом деле, никогда не заканчивается.

Просто потому, что никакая история не может быть самодостаточной, и она

оказывается, так или иначе, вплетенной в ткань других историй. Любое романное

пространство всегда открыто. Так, в "Анне Карениной" остается место и для

Карамазовых.

По большому счету, и в конечном итоге, история только одна. Все остальное – ее

переплетения.

Повествование о летающем мальчике формально заканчивается тем, что он пошел

домой и, что с той поры он больше не летал. Кто-то посчитает это грустным финалом.

Но, в действительности, финалов не бывает ни грустных, ни веселых. Поскольку

финалов вообще не бывает. Потому что любое повествование можно продолжить.

Представим себе следующие варианты.

"А мальчик пошел домой. С тех пор он больше не летал".

1. Поначалу его это печалило, но затем он успокоился и сказал себе: "что ж, раз не

суждено летать, значит, буду ползать". И тот час же несказанно обрадовался, ибо это

был его момент истины. И, когда он вырос, стал великим спелеологом –

исследователем пещер. Спелеологи как раз большую часть своего времени ползают по

подземным лабиринтам. И радуются. И игнорируют Алексея Максимовича Горького с

его пресловутой сентенцией "рожденный ползать, летать не может".

2. "А мальчик пошел домой. С тех пор он больше не летал". Поначалу его это

печалило, но затем он успокоился и сказал себе: "Все равно, я буду летать". И тот час

же несказанно обрадовался, ибо это был его момент истины. И, когда он вырос, стал

знаменитым летчиком. И с тех пор жил он долго и счастливо. И радовался жизни,

потому что исполнилась его мечта.

Мы не будем перечислять все потенциальные варианты судьбы летающего

мальчика, поскольку число таковых практически приближается к бесконечному.

Обратимся к линии экспертов. Допустим, они издали практическое руководство,

нечто вроде самоучителя "как научиться летать". Брошюрка попадает в руки другого

мальчика. Он летать не умеет, но страстно мечтает об этом. И вот он, внимательно

изучив рекомендации, начинает им следовать. В результате взлетает.

Можно ли говорить о том, что такие, как эксперты являются притеснителями и

"душителями" творчества"?

При ответе "да", тут же возникает следующий вопрос: возможно ли творчество

задушить или притеснить?

При ответе "да" и на этот вопрос, мы с полным на то основанием высказываемся –

если это творчество можно задушить, то это не творчество. В том отличие творчества

от продукта. Продукт исчезает, будучи поглощенным. Творчество, по определению,

постоянно себя воспроизводит. Поэтому булгаковская метафора "рукописи не горят",

способна рассматриваться не только как поэтическое восклицание, но и как одно из

наиболее точных определений сути творчества.

Нам известно: был Аракчеев, который притеснял Пушкина, и был Пушкин.

Аракчеев только был. А Пушкин еще и есть.

Жизнь изобилует постоянными пре-вращениями. Отсюда следует правомерность

допущения, что кто-то из экспертов решил настолько глубоко изучить исследуемый им

вопрос, что, в конце концов… сам взял и полетел.

Жизнь есть история.

46

Жизнь есть переплетение, бесконечное сплетение вариантов этой истории,

калейдоскопическое плетение- феерия не обрываемых нитей, каждая из которых –

возможность.

Жизнь есть непрестанное осуществление этих возможностей.

Жизнь есть.

История № 2. О двух лягушках

Подобным образом мы воспроизводим и сюжет о двух лягушках, попавших в

кувшин с молоком. Обе начали барахтаться, чтобы выбраться из него. Весьма

трудоемкое занятие – даже ради самоспасения утопающего.

Вскоре первая поняла, что занятие слишком трудоемкое, и, наверное,

бессмысленное. А потому расслабилась и дала себе утонуть.

"Ну, уж, нет"! – Подумала вторая. – "Пока есть силы, буду все делать для того,

чтобы не умереть".

И продолжала отчаянно работать лапками. Она билась и барахталась до тез пор,

пока не сбила молоко в масло. Почуяв твердь, упорная лягушка оттолкнулась и…

по классическому сценарию выпрыгнула из кувшина. Это сценарий - а).

Но возможны и другие повороты:

б) Почуяв твердь, упорная лягушка оттолкнулась и… в этот момент кувшин

наглухо закрыли крышкой и поставили в духовку.

б) Почуяв твердь, упорная лягушка оттолкнулась и… в этот момент с ней случился

острый приступ сердечной недостаточности.

в) Почуяв твердь, упорная лягушка оттолкнулась и… выпрыгнула из кувшина.

Мимо проходил кованый сапог и ненароком наступил на нее своей подошвой.

г) Почуяв твердь, упорная лягушка оттолкнулась и… выпрыгнула из кувшина. И

тут с ней случился приступ острой сердечной недостаточности. Переусердствовала. Да

и стресс не прошел даром.

Поэтому, когда в назидание приводят вторую лягушку как образец отваги и воли к

жизни в противовес ее малодушной подруге, то это, скорее, вопрос идейных

разногласий, а не момента истины.

Допустима ли формулировка: вторая лягушка не выжила, а только оттянула минуту

смерти? При ответе "нет" мы вправе удивленно спросить – а почему, собственно, нет?

История №3. О хозяине, слуге и Смерти

И тут вступает в игру третий сюжет.

У одного господина, жившего в Бухаре, был слуга.

Однажды к слуге зашла Смерть и сказала, что скоро встретится с ним

окончательно. Слуга перепугался. Рассказал хозяину и с мольбой попросил у того коня,

чтобы скрыться от смерти. "Поеду в Самарру. Там она меня не найдет".

Хозяин посочувствовал слуге и дал ему коня. Сам же отправился на рынок. На

базаре он увидел знакомые очертания. Это была смерть. Он подошел и спросил:

- Почему ты напугала моего слугу?

-

И не думала его пугать. – Ответила Смерть. – Просто я назначила ему встречу

назавтра. В Самарре.

Говоря психологическим языком, слуга всеми признаками своего поведения

продемонстрировал паническое состояние. Если вдуматься, то у него есть что-то общее

47

со второй лягушкой, про которую Смерть вполне могла сказать: "И чего она так

беспокоится? Ведь я ей назначила встречу за пределами кувшина"?

Вместе с тем, и в третьем сюжете не стоит искать морали. Ее там нет. Говорить о

том, будто данная притча учит тому, что от смерти не уйти, значит, просто

проецировать одно из множества миропониманий.

Любая история учит только одному – тому, что она ничему не учит. Будь это не так,

мы бы давно уже извлекли из нее прок.

И хотя история не самодостаточна, она самоценна. Она показывает, что в этом

мире что-то происходит. И даже тогда, когда кажется, что ничего не происходит. И как

раз, именно тогда, когда кажется, что ничего не происходит, происходит наиболее

важное.

Происходит – стало быть: приходит – проходит – уходит – исходит – снова

приходит – и так далее, вплоть до нескончаемой бесконечности.

Мы этого не ценим.

Мы от искусства убегаем в искусственность.

Мы ищем смысл там, где существует только Промысел.

Но ни там, ни здесь нет смысла.

При наличии промысла наличие смысла оказывается лишним, и, в общем-то,

бессмысленным.

Реплика: Подобный ход рассуждений приводит нас к философии абсурда.

Ответ: Возможно. Но что такое абсурд? Прежде всего, это термин, означающий

некий взгляд на мир. Как всякий термин, он претендует на смысл. А смысл – ничто

иное, как претензия на объяснение и оправдание. Всего лишь одна из пояснительных

записок.

Не является ли таким же абсурдом заявлять – это абсурд?

И если мир бессмыслен, то это еще не повод называть его абсурдом – словом,

лишенным значения.

В принципе, отсутствие смысла не дает оснований предаваться унынию. Вспомним

миф о Сизифе.

История №4. О Сизифе

Сизиф толкал в гору камень. Но как только камень оказывался почти у самой

вершины, он скатывался к подножию горы. И заклятому бедолаге приходилось

устремляться за ним вниз, а затем, обливаясь потом и, заклиная богов, приговоривших

его к этой каторге, снова тащить свою тяжесть на вершину горы.

Это – единственная история, которая совершенна. Не зависимо от того, смертен

Сизиф или бессмертен.

Допустим, Сизиф бессмертен. В таком случае данная история никогда не

заканчивается. Она становится самодостаточной и не имеющей никаких вариантов,

способных видоизменить заданный сценарий.

Но и в том случае, если Сизиф смертен, история также остается совершенной. По

той же причине – по причине ее абсолютной самодостаточности. Финал, равно как и

фабула, в ней предрешены и обжалованию не подлежат.

С тех пор имя Сизифа стало идиомой. Когда хотят подчеркнуть напрасность чьих-

то усилий, говорят – сизифов труд.

Я скажу, вслед за Альбером Камю, что любой труд – сизифов. Смерть обесценивает

любой труд.

48

А сизифова история – это история обо всех нас. О людях.

Разница лишь в том, что Камю говорил об этом с печалью и едкой горечью. Я

говорю радостно. И радость имеет реальные основания. Сотни тренингов и тысячи

консультаций предоставили мне возможность обнаружить, как радуются люди, когда

постигают простые, очевидные и совсем не суровые факты:

А) Жизнь бессмысленна

Б) Наша жизнь – сизифова история.

Такой момент осознания надо не просто констатировать. Его необходимо пережить.

Тогда с этой точки начинается непрекращающийся праздник. "Праздник, который

всегда с тобой". – Говорил Хемингуэй с подачи Гертруды Стайн. Он имел в виду

Париж. И он застрелился. Классик спутал понятия. Qui pro quo. Париж, как и любой

другой город, не может быть праздником. Праздники внутри, а не снаружи.

Альбер Камю умер рано. От туберкулеза. Что, практически, равносильно

самоубийству. Он не принял своего открытия о бессмысленности жизни. Он не принял

жизни. Он продолжал цепляться за иллюзию смысла. И зачах от чахотки. Либо смысл,

либо жизнь.

Мы подошли к тому, что есть совершенная история.

Это история о Сизифе.

Все остальные темы, сюжеты, сценарии – лишь вариации и оранжировки. Они

лишь создают кажущееся разнообразие и многообразие жизни, этакое буйство бытия.

Наподобие детского калейдоскопа.

Но, прежде всего, калейдоскоп – это труба и пара десятков разноцветных

стеклышек. И, чтобы увидеть узоры, необходимо глазом приникнуть к этой трубе.

Мы смотрим на жизнь и видим мелькающие комбинации ее узоров. Стало быть,

мы – все равно что – в трубе. Поэтому мы не властны что-либо изменить и не

контролируем ход событий.

Реплика. Да, ребенок приникает глазом к трубе, но ведь труба находится у него в

руках. И он сам ее крутит. В какой-то момент он вообще может отложить ее в сторону.

Иными словами, ребенок распоряжается трубой, а не наоборот.

Ответ. Ну, последнее заявление о том, будто ребенок распоряжается трубой, а не

труба ребенком – несколько натянуто. Не бывает односторонних влияний. Есть взаимо-

влияния. Ребенок воздействует на трубу. Труба воздействует на ребенка. Назовем это

как – их Совместное.

Совместное не значит – постоянное. Оно может быть сиюминутным, преходящим.

Совместное не значит – неизменное. Оно может быть непрерывно меняющимся.

Совместное – не то, что находится в одном месте. Но это то, что соединено в одном

месте.

Поэтому Совместное – всегда уместное.

Если соотнести данное понятие с плоскостью психологической терминологии, то

мы обнаружим данное каждым автором свое определение:

Юнг – коллективное бессознательное.

Морено – семейное и групповое со-бессознательное и со-сознательное.

Фромм – социальное бессознательное.

Фулкс – социальное и межличностное бессознательное.

Зинкин – разделенное бессознательное.

Кернберг – культурное бессознательное.

Шелдрейк – морфогенетическое поле.

49

Все указанные авторы, кроме биолога Руперта Шелдрейка, включили в свои

терминологические конструкции слово, введенное в активный лексикон Фрейдом –

бессознательное.

Под бессознательным Фрейд мыслил иррациональную мощную силу, не

доступную непосредственному восприятию разума и управляющую нашими

поступками. В определенной мере бессознательное – это бесы, обитающие в темной

гуще нашего сознания. Они заряжены агрессивной, разрушительной энергией. Они

искушают, совращают, заставляют совершать нас поступки, в которых мы потом

раскаиваемся или за которые расплачиваемся. Фрейд мыслил теологически, будучи

невропатологом. Он был мифотворец и писал свой вариант истории. Кого-то этот

вариант способен излечить.

Последующие приверженцы фрейдовского мифа стали использовать слово

"бессознательное" в качестве своеобразного "заклинательного" штампа.

Но вернемся к ребенку с его калейдоскопом. Как уже было сказано, он не увидит

картинку, если не прильнет глазом к трубе, то есть – не ограничит свой взор. Такое

ограничение можно назвать фокусированием, или, если угодно – концентрацией.

Из этого следует: чтобы увидеть нечто, необходимо сузить свой взгляд. Не

расширить, а сузить! До такой степени, чтобы все остальное оказалось невидимым,

чтобы оно просто исчезло, оказалось вытесненным.

И весь парадокс заключается в том, что это исчезнувшее, вытесненное и на самом

деле перестает существовать.

Реплика. Но это уже солипсизм какой-то.

Ответ. Солипсизм – это учение, проповедующее, что весь мир находится только в

нашем воображении.

В свое время солипсизм было принято ругать как крайнюю, экстремальную форму

субъективного идеализма.

Если бы вам захотелось обидеть некоего философа и вывести его из полемической

игры, то обозвать его солипсистом для этого оказалось бы вполне достаточным.

Ныне ситуация меняется. Ныне есть квантовая физика. Она того философа если и

не оправдывает, то, во всяком случае, не дает его оппоненту возможности доказать, что

он совсем не прав.

50

Траектория №3

Апология страуса, или квантовая кантата

51

1

История о страусе и тигре

Однажды в какой-то момент опасности страус спрятал голову в песок и подумал,

что спасся. Спасся потому, что перестал видеть врага. А раз перестал видеть, значит,

его, врага, все равно, что и нет.

Когда хотят подчеркнуть, что кто-то разрешает свою проблему путем бегства от

нее, приводят как назидание пример со страусом. Психологи даже придумали

выражение – "защита по типу страуса". Такое поведение считается предосудительным.

Специалисты говорят: оно непродуктивно, и его надо менять.

Это издержки тех направлений психологии, которые претендуют на мессианство и

морализирующее поучительство. Результатом становится идеологизация психологии. И

чем больше в ней идеологии, тем меньше самой психологии.

Такая эрзац-психология выносит суждение о том, что такое хорошо, а что такое

плохо. Защита страуса, с ее точки зрения – это плохо.

Хочется спросить – а чем, собственно, плохо?

"На проблему надо идти с открытым забралом, не бояться ее, не убегать от нее, а

встречаться с ней лицом к лицу и мужественно ее побеждать"! – Так говорит

морализирующая психология. И сулит просветление.

Чем ей так не приглянулся страус?

Ведь, вовсе не всегда оказывается разумным идти в атаку на врага. И сама

стратегия предполагает различные маневры. В том числе и страусиную защиту.

Я знаю, например, и такую сказку:

"Однажды некий тигр преследовал некого страуса.

Последний убегал от преследования, затем вдруг резко встал и воткнул голову в

песок.

Тигр по инерции пробежал мимо, и пока он в растерянности озирался по сторонам,

страус вынул клюв из своего убежища и атаковал им тигра с тыла.

Поверженный хищник упал побежденный".

Сказка, как всегда, имеет свои оранжировки –

"Когда страус зарылся в песок, он увидел, что прямо перед ним что-то блеснуло.

Это был самый крупный и чистый в мире алмаз…

Одолев тигра, страус вернулся к своей воронке, быстро выкопал камень и стал его

обладателем.

Однако он не спешил уходить – страус оказался милосердным. Он привел в

чувство тигра, простил ему его нападки и показал драгоценность.

Тигр раскаялся.

С тех пор они стали друзьями.

И с тех пор они жили долго и счастливо".

Сюжет о страусе и тигре – один из тех, что происходят в микромире.

2

Время Ляпунова

В современной физике известен термин "время Ляпунова", обозначающий период,

когда некий процесс перестает быть предсказуемым и вступает в так называемый

хаотический, или, точнее, парадоксальный, режим своего протекания,

52

характеризующийся отсутствием каких-либо четких закономерностей, с помощью

которых его можно описать. Его заданная логическая траектория внезапно

взламывается, распадается и выходит за пределы системы причинно-следственных

связей, попадая в пространство, где все пропорции размыты, а стройная цепочка

мотивированных реакций внезапно распадается.

На языке экзистенциальной психологии подобное состояние квалифицируется как

"пограничное состояние", во время которого личность соприкасается с явлениями,

нарушающими размерно-упорядоченный ход вещей, когда ранее привычные смыслы,

вдруг, начинают терять свое значение, меркнут, блекнут, отступают перед натиском

интенсивности новых переживаний. Классически к "пограничным ситуациям" относят

встречу со смертью, таинственными явлениями, соприкосновение с чем-то

иррациональным, жутким, выходящим за рамки обычных, сформировавшихся

стереотипов и умопредставлений.

Поскольку мы затрагиваем параллель из физики, то обратимся в связи с

излагаемым, к другому, не менее известному понятию – "точке бифуркации", которое

ввел в свою теорию катастроф известный ученый Рене Тома.

Данное понятие становится актуальным, когда мы рассматриваем динамику того

или иного процесса. В какой-то определенный момент времени процесс рождается –

проявляется как начало своего существования, затем развивается в соответствии с

логикой закономерностей, обуславливающих его протекание – пока все ясно и

предсказуемо. Однако, по мере своего продвижения во времени, в него проникают,

вкрадываются "шумы" – т.е. вроде бы несущественные помехи. Постепенно эти

"шумы" уплотняются, становятся более выраженными и явными, их атмосфера

сгущается, и в какой-то миг вся картина меняется, достигая стадии бифуркации – такой

стадии, когда появляется вместо одного, по крайней мере, уже два варианта

продолжения процесса, и увеличивающийся поток событий может устремиться

равновероятно по любой из этих траекторий – наступило "время Ляпунова".

Однако, под "временем Ляпунова" не следует подразумевать состояние полного

произвола, беспорядка, хаоса. Данное состояние имеет хотя и парадоксальную, но –

структуру.

По мнению нобелевского лауреата Ильи Пригожина, процессы, протекающие в

этом промежуточном состоянии, и являются ключом к тайне жизни. Здесь и заложено

чудодейственное сочетание предопределения и свободы, заданности и спонтанности,

упорядоченности и беспорядка. Интересно то, что подобный подход совпадает с

положениями алхимии, утверждающей, что "философский камень" следует искать в

"частице древнего хаоса".

Таким образом, "время Ляпунова" мы можем толковать как один из важнейших

уровней индивидуальной духовной реализации, то есть трансформации личности.

Вербата

Моя жизнь перестает быть предсказуемой.

Четкость привычных контуров нарушилась.

Уютно-размеренная повседневность внезапно

вывернулась наизнанку.

И происходящее очень сильно похоже на хаос.

Поначалу меня это сильно испугало и встревожило.

Но теперь я осознаю, что это не хаос, а парадокс.

53

Логическая траектория рутинного хода вещей

взломалась, рассыпалась,

но мир не исчез – он просто стал иным,

обнаружив одно из фундаментальных свойств реальности –

способность к волшебным превращениям.

И именно в этот момент жизнь

сделалась похожей на сказку –

в которой моя ситуация становится

подобной положению витязя на распутье.

Но ведь именно на распутье –

то есть в точке бифуркации

герой получает доступ к возможности

обладать ключом к тайне жизни,

он становится потенциальным владельцем

философского камня –

надо только не полениться:

нагнуться и взять его в руки.

С этого момента, и только с этого

момента я могу по-настоящему

приступить к управлению.

Поскольку мы по-настоящему начинаем

управлять, когда сталкиваемся

с проблемой или сопротивлением

своим действиям,

а до сих пор мы лишь рассуждаем

и даем указания.

Мы не обучаем и не обучаемся

до тех пор, пока

не столкнемся с проблемой

или сопротивлением,

но всего лишь снабжаем

или снабжаемся информацией.

И по здравому размышлению я

прихожу к выводу, суть которого

очевидна:

если в мире что-то разрушается,

то разрушается только старое,

которое само хочет быть разрушенным.

подобно яблоку из сказки,

попросившему, чтобы его съели –

оно созрело для того, чтобы

быть съеденным.

Моя прежняя жизнь созрела

54

для того, чтобы быть разрушенной

и, теми самым, дать возможность

новому бытию сквозь череду

алхимических преображений

войти в меня.

Герой на перепутье обретает способность

двигаться дальше.

Это называется выбором.

Герой движется –

и Сказка продолжается.

3

Голографический мозг

"Нельзя сказать, что мир – это полная иллюзия и объекты в нем отсутствуют;

дело в другом: если вам удастся проникнуть в глубины вселенной и посмотреть на нее

как на голографическую систему, вы придете к совершенно иной реальности – той,

которая поможет понять то, что до сих пор не находит объяснения в науке, а

именно: паранормальные явления и синхронизмы – удивительные совпадения, имеющие

внутреннюю связь".

Карл Прибрам

После долгих лет исследований, посвященных свойствам памяти, Карл Прибрам

однажды прочел статью в журнале, где описывались первые опыты построения

голограммы и пережил озарение, которое соединило в одну целостную картину все его

предшествующие размышления. Головоломка была решена, и научный мир получил

стройную теорию функционирования мозга как "голографического универсума".

В самом простом представлении принцип голографии хорошо знаком нам по

известным картинкам с трехмерным изображением, которые обладают помимо своей

объемности еще одним интересным свойством – если такую картинку разделить на

сколь угодно большое количество частей, то каждый из этих "осколков" сохранит все

изображение в полной и неизменной целости. Так, например, если мы возьмем

голографическую открытку, скажем с яблоком, и разрежем ее на четыре дольки, то

получим четыре карточки, и на каждой из них обнаружится изображение того же

самого, правда, уже уменьшенного в размерах, яблока.

Мы разрезали яблоко, но яблока оказалось неразрезанным.

Именно это свойство голограммы и взволновало Прибрама – он постиг, что память

имеет распределенный, а не локализованный характер. Физиолог пошел дальше и

экспериментально установил, что зрительное восприятие также функционируют в

режиме голограммы. Он удалил 98 % оптических нервов у кошек, после чего те все

равно сохраняли способность выполнять сложные зрительные задачи. Таким образом,

Прибрам начал рассматривать голографический феномен как возможность объяснения

работы мозга вообще.

Чтобы осознать физическую природу голографического принципа, представим

себе следующую картину: мы бросаем в пруд камешек и наблюдаем, как после этого

возникает серия концентрических, расходящихся волн. Если мы вместо одного, бросим

55

два камешка, то увидим уже два ряда волн, которые, расходясь, налагаются друг на

друга. Возникающая при этом конфигурация (или паттерн) из пересекающихся вершин

и впадин нам известна еще из школьной физики под названием интерференция.

Интерферентную картину может создавать любое волновое явление. А в случае

задействования лазерного луча мы получаем возможность создания искусственной

голограммы.

Теперь представим, что вместо воды и камешков у нас теперь нейроны и

электрические сигналы. Нейроны имеют древовидные разветвления, посредством

которых они плотно прилегают друг к другу. Когда сигнал достигает конца одного

разветвления, он распространяется далее в виде волн (точно таких же, как и тех, что мы

наблюдали на поверхности воды), переходя на другое разветвление. И, поскольку в

нейросети сигналов множество, то расходящиеся электрические волны постоянно

налагаются друг на друга, порождая калейдоскоп интерферентных картин,то есть, по

существу, голограмм.

Независимо от Прибрама другой великий исследователь, русский физиолог

Николай Бернштейн поставил простой и блестящий эксперимент, который показал, что

наши физические движения олюбой сложности кодируются мозгом в виде простых

волновых форм, известных как преобразования Фурье. Ученый одел участников

эксперимента в черные костюмы и пометил колени, локти и остальные суставы белыми

точками. Затем он расположил участников на черном фоне и произвел киносъемку их

движений различной сложности – танцев, прыжков, ходьбы, ударов молотом и

печатания на машинки. Когда экспериментатор проявил пленку, то увидел на экране

белые точки, распределяющиеся в виде четко очерченных волн с такой точностью,

которая позволяла предсказать следующие движения с точностью до нескольких

миллиметров. вывод напрашивался сам собой: мозг кодирует информацию в виде

волновых форм, которые, в частности, могут быть описаны простыми формами Фурье.

Когда Прибрам ознакомился с результатами Бернштейна, то сразу же оценил для

себя их значимость, ибо они подтверждали его главную идею – мозг не копирует

фотографически реальность, а создает голограмму на основе своей волновой

деятельности.

Вместе с тем, история с Прибрамом имеет свое параллельное продолжение.

Углубляясь в разработку своей теории, он по совету своего сына-физика, обратился к

работам Дэвида Бома и в очередной раз был поражен.

Вербата

Я смотрю в окно.

Что я там вижу?

Лес? Поле? Деревья? Дома? Горизонт? Людей?

……………………………………………………?

Чтобы там ни было –

я вижу мир.

Но: что значит – вижу?

Вижу – следовательно, рисую.

Вижу – следовательно, создаю.

Я смотрю в окно.

56

Что я там рисую?

Чтобы там ни было –

все это создал я,

все это я нарисовал.

Я – мозг, который смотрит в окно

и творит пейзажи.

Я – мозг,

который сейчас смотрит на эти строчки

и заново сотворяет их.

4

Голографический космос

Волнующая и драматическая область квантовой физики началась с открытия

парадоксов микромира, один из которых состоит в том, что если объект разбивать на

все более мелкие части, то на какой-то стадии своего деления он уже перестает

обладать принципами объекта.

На школьной скамье мы получили информацию о том, что электрон может вести

себя и как частица, и как волна. И если им выстрелить в экран с двумя

микроскопическими отверстиями, то он пройдет сквозь оба одновременно. Самое

интересное заключается в том, что подобное изменчивое поведение оказалось

присущим всем элементарным частицам, или квантам.

И самое поразительное состоит в том, что кванты проявляются как частицы лишь в

тот момент, когда мы наблюдаем за ними. Но когда наблюдатель отсутствует, квант

начинает вести себя как волна.

Вероятно, мир своеобразным образом, реагирует на наше присутствие.

Поэтому также вполне вероятно, что сейчас, когда вы читаете эти строки, за вашей

спиной происходит нечто загадочное и неясное – там варится, по выражению физика

Ника Герберта, "беспрерывно текущий квантовый суп".

И, быть может, если вы очень быстро обернетесь назад, настолько быстро, что не

успеете "заморозить" его своим взглядом, вам повезет, и вы увидите нечто такое, что

ускользает от привычно-рутинного восприятия…

Вместе с тем, при всех захватывающих дух и поражающих воображение,

парадоксах квантовой механики, можно пойти еще дальше, как это сделал Дэвид Бом.

Однажды проводя исследования в области плазмы, он обнаружил, что в этой

субстанции электроны перестают вести себя как отдельные частицы и становятся

частью коллективного целого, удивительно напоминающего поведение живого

организма.

Плазма (иными словами, пламя) постепенно воспроизводила сама себя и окружала

оболочкой все инородные тела подобно некой амебе, и это было настолько явственно,

что сам Бом начал представлять электронное скопление как "живое существо".

Продолжая развивать свое видение мироустройства на основе сделанного им

открытия, Бом выдвинул предположение, что существует более глубокая реальность на

субквантовом уровне – некое универсальное поле, которое он назвал квантовым

потенциалом. В 1952 году Бом опубликовал результаты своих изысканий.

57

Идея квантового потенциала, пронизывающего все пространства, в свою очередь,

побудила Бома к изучению темы порядка, которую он основательно пересмотрел.

Дело в том, что в классической науке все объекты разделялись на две категории –

обладающие упорядоченностью своих частей (например, кристаллы, снежинки,

организмы),

и такие, части которых находятся в хаотическом, случайном состоянии (мусорные

кучи, рассыпанная на полу крупа и т.п.).

Однако по мере углубления в суть исследуемого вопроса, Бом все больше

убеждался в мысли, что

в действительности, существуют просто разные степени порядка, и то, что мы

принимаем за хаотическое нагромождение, являет собой, на самом деле, один из

иерархических уровней более скрытой и менее постижимой упорядоченности.

И прямой, физически явственный аналог своему предположению революционно

настроенный физик нашел в принципе голограммы, который прекрасно объяснял идею

организации порядков.

Ведь если мы посмотрим на интерференционные картины невооруженным

взглядом, то они представятся нам не более чем хаотичными каракулями на кусочке

голографической пленки, между тем, как под воздействием лазерного луча эти, вроде

бы, бессмысленные штрихи преображаются в совершенно стройную и вполне

упорядоченную композицию.

Таким образом, мы приходим к признанию, по мнению Бома, двух

фундаментальных уровней реальности:

Первый из них – глубинный уровень, представляет собой импликативный (то есть

скрытый) порядок.

Второй – доступный нашему каждодневному восприятию есть порядок

экспликативный, или раскрытый порядок.

И если сравнивать представленные уровни с голограммой, то импликативный

порядок будет соответствовать некой изначальной матрице, испещренной различного

рода знаками, в то время как осязаемая привычная действительность уподобится

трехмерному изображению, картинке – версии реальности.

Между этими двумя уровнями происходит постоянный взаимообмен наподобие

того, как он осуществляется и в микромире в виде перехода квантов из одного

состояния в другое.

И поскольку термин "голограмма" имеет отношение к статическому состоянию, а

бытие вселенной представляет собой бесконечный процесс активных свертываний и

развертываний, постоянно находящихся в движении, Бом предпочитает использовать

другое определение для точного выражения обнаруженного им принципа –

"голодинамика" (Holomovement).

Таким образом, все происходящее, независимо от того, реализуется оно в макро-

или в микромире, являет собой один из аспектов голодинамики, представляющей собой

одну неделимую сущность.

Вместе с тем, Бом предупреждает, что это вовсе не означает, будто вселенная

является гигантской неразличимой массой. Отнюдь.

Да, с одной стороны, вещи представляют собой воплощения единого и неделимого

целого, но с другой – подобное положение вовсе не мешает им обладать своеобразием

уникальных качеств. Чтобы нагляднее усвоить данную мысль, Бом в качестве

метафоры приводит пример с рекой – непрерывным потоком, в котором нет границ, и в

58

то же время, в этом неразделимом потоке образуются отдельные "индивидуальные"

вихри и водовороты.

Вербата

Жизнь – река.

Река – непрерывный поток, в котором

нет границ.

И река не тонет в реке.

Поток не разделим,

поскольку в нем нет границ.

Однако наличие всеобщности

совсем не исключает индивидуальности.

Так в реке непрестанно рождаются

водовороты и вихри,

каждый из них уникален.

Я – один из этих вихрей:

и, таким образом, я способен осознать свою отдельность.

Но быть отдельным – не значит, быть отделенным,

поскольку я же – и река.

В реке жизни невозможно потонуть,

потому что река не тонет в реке.

Отдельное – вовсе не значит отделенное

Поэтому у нас есть все основания говорить о творческом взаимодействии порядков

во вселенной, где все вещи являются аспектами одной голодинамики, и

разделение вселенной на живые и неживые объекты не имеет смысла,

ибо одушевленная и неодушевленная материя неразрывно связаны друг с

другом

И таким образом, в определенном смысле:

наблюдатель и есть само наблюдаемое

Это значит, что вы и то, на что вы сейчас смотрите, не просто сделаны из

одной сущности, но вы и есть одна и та же сущность!

Вербата

Жизнь, я твой, каждой клеткой я твой, разливаясь в тебе, я тобой становлюсь.

Расслабляясь, качаюсь на волнах ветра, и музыка ветра уносит меня к облакам, где

нежусь, купаюсь в солнечных брызгах.

Я - в лесах, я - в каждой травинке, сливаюсь с водой, и тело мое обжигает студеная

чувственная вода.

59

Я с дождем, я в дожде.

На крутых перевалах я - лист придорожный, обветренный и запыленный.

На крутых перевалах сквозь серые камни прорастаю упорной травой, утверждая

величие Жизни.

Жизнь, я твой, каждой клеткой я твой.

Жизнь, я твой, потому я бессмертен, я вечен.

Я вечен, бессмертен, и смерть - лишь прыжок в Бесконечность,

которая - в каждом из нас, и в траве, и в деревьях,

энергия жизни меняет лишь формы свои.

Пусть "я" мое растворится, но оно не умрет, не исчезнет.

И моего Бытия опыт, рожденный в движенье, кинул меня в объятья Жизни.

И я утверждаю: я вечен, я неисчерпаем.

Жизнь, я твой, каждой клеткой я твой.

Я проникаю сквозь внешние знаки событий, я слышу мелос Бытия, я слышу музыку

зданья Мира.

Я - Жизнь...

Сознание, как полагает Бом, присутствует в разных степенях свертывания и

развертывания во всем океане Реальности. Вот что сам об этом говорит

экспериментатор-мыслитель:

"Такие квантовые целые состояние больше напоминают организованное поведение

частей живого существа, чем функционирование отдельных частей машины".

Сама идея о том, что сознание и жизнь имманентны (то есть, тождественны)

довольно четко соотносится с принципом голограммы, где каждый кусочек содержит в

себе изображение целого. Из этого же следует, что все так называемое прошлое и

будущее уже присутствует в каждой частичке времени и пространства.

Вербата

Что происходит сейчас?

Что происходит, когда кажется, что ничего не происходит?

Зачастую, когда кажется, что ничего не происходит,

как раз и происходит нечто важное и существенное.

Что сейчас происходит за моей спиной? –

60

когда я сижу в комнате и читаю эти строки?

Меня научили тому восприятию,

которое сделалось таким привычным и обыкновенным,

и поэтому я отвечаю по инерции:

за моей спиной - … (стена, шкаф, часы, книжные полки…)…

Но действительно ли это так?

Действительно ли автоматизм моей

привычки улавливает мир таким,

каким он является на самом деле?

Какая самонадеянность!

Ведь я воспринимаю мир

не таким, каким он является,

а таким, каким он проявляется.

Что совсем не одно и тоже.

И если я быстро,

очень быстро,

настолько быстро,

насколько это возможно,

максимально стремительно,

практически стремглав,

со скоростью моментальной фотовспышки

обернусь назад –

то смогу заметить:

то, что казалось неподвижным –

движется и двигается, и передвигается;

и то, что казалось

прямолинейным,

вдруг, оказалось

изогнутым и текучим.

Мир замер

только – будучи замороженным моим восприятием.

Но, если я готов увидеть и удивиться,

я обнаружу то, что меня по-настоящему изумит.

Мир – это предмет изумления.

Я больше не одинок –

никогда и ни при каких обстоятельствах –

ведь центрированный Мир играет со мной.

5

Мозг и Вселенная объединяются

Прибрам размышлял о природе функционирования мозга, Бом – о фундаментах

мироустройства.

61

Вместе и независимо друг от друга они пришли к постижению единой сущности

вещей, которая может быть выражена через идею голографического принципа.

Подобное положение вполне естественным образом сводит в единый фокус оба

воззрения и дает радикально новый (и в тоже время радикально Традиционалистский)

взгляд на реальность, согласно которому –

мозг можно представить себе как голограмму,

свернутую

в голографической

вселенной.

Исходя из постулатов Прибрама, объективный мир в том виде, в котором мы его

воспринимаем, не существует.

За пределами нашего привычного восприятия пребывает гигантский океан волн и

частот – великое множество голографических пятен.

И мы видим вместо этих пятен хорошо знакомые и узнаваемые предметы лишь

благодаря тому, что наш мозг математически преобразует сигналы, пришедшие из

другого, более глубокого порядка существования, в трехмерное изображение, которое

мы называем окружающей действительностью.

Иными словами,

наш мозг не отражает реальность, а конструирует реальность.

Однако, это, например, не означает, что не существует чашки, из которой вы пьете.

Просто она, как и любой другой предмет, имеет два совершенно различных аспекта

своей реальности. Когда она пропускается сквозь линзы нашего восприятия, то

проявляется как чашка. Но если посмотреть на нее без этих "линз", мы обнаружим

наличие интерференционного пятна, сотканного из волн.

Таким образом, мы приходим к прорыву в мышлении, побуждающему нас

пересмотреть базовые принципы организации жизни и сместить акцент поиска

"истины" с изучения формы, упирающегося в вопрос "из чего это сделано" на

исследование паттерна, актуализирующееся в вопросе "как это сделано"?

Праксис

Посмотрите на любой, так называемый, "неживой" объект. На любой, который

окажется в поле вашего зрения (ручка, блокнот, шкаф, камень, стена…).

Смотрите на него, не отрывая взгляда. Ко времени не привязывайтесь.

Всматривайтесь в него. "Ощупывайте" его взглядом.

Просто смотрите на него и ничего не придумывайте.

Смотрите и размышляйте о словах:

"Нет границ.

Нет принципиальной разницы между живым и "неживым", поскольку

все сотворено из единого материала: и глаз, и предмет, и воздух, "разделяющий"

глаз и предмет".

Что вы при этом:

чувствуете

ощущаете

переживаете?

62

Ничего не придумывайте, не фантазируйте, а только лишь отдавайте себе отчет в

том, что вы чувствуете, ощущаете, переживаете.

Если вам кажется, что у вас нет никаких чувств, не спешите с утверждением, будто

вы ничего не чувствуете.

Отсутствие чувства – это такое же чувство: чувство отсутствия чувства. Именно в

такие минуты внутри нас происходят существенные перемены.

И смущаться не стоит: мы не чувствуем, как движется кровь по нашим сосудам, но

она движется. Точно также движутся и наши чувства. Точно также движется и река –

даже, когда она уходит под землю, и мы перестаем ее видеть физическим зрением.

Если вам кажется, что у вас нет никаких ощущений, не спешите с утверждением,

будто вы ничего не ощущаете.

Отсутствие ощущения – это такое же ощущение: ощущение отсутствия ощущения.

Именно в такие минуты внутри нас происходят существенные перемены.

И смущаться не стоит: мы не ощущаем, как движется кровь по нашим сосудам, но

она движется. Точно также движутся и наши ощущения. Точно также движется и река –

даже, когда она уходит под землю, и мы перестаем ее видеть физическим зрением.

Если вам кажется, что у вас нет никаких переживаний, не спешите с утверждением,

будто вы ничего не переживаете.

Отсутствие переживания – это такое же переживание: переживание отсутствия

переживания. Именно в такие минуты внутри нас происходят существенные перемены.

Теперь, подобно актеру, вживающемуся в роль, "вживитесь" в созерцаемый вами

предмет. Для того, чтобы проделать это эффективно, нет нужды изучать весь арсенал

театральных приемов перевоплощения, но достаточно вспомнить одну из аксиом

физики (и, в общем-то – метафизики) – наблюдатель и есть само наблюдаемое. И

осознайте, что при этом наблюдаемый вами предмет:

чувствует

ощущает

переживает.

Данный праксис откроет в вас способность постигать языки Мира.

6

Паттерны – основы жизни, или автопоэтическая вселенная

Слово паттерн в буквальном своем значении определяется как – конфигурация,

структура.

Когда мы говорим о некоем явлении, независимо от того, представляется оно нам

статичным или динамичным, независимо от его смыслового насыщения, мы всегда

можем воспринять его с точки зрения

композиционности,

структурности и

упорядоченности.

63

Скажем, определенное поведение человека представляет собой вполне

определенный паттерн – композицию или конфигурацию того, что он в данный момент

предъявляет миру.

Так, например, если мы судим о ком-то как охваченным печалью, то выстраиваем

данную оценку на основании передаваемого им соответствующего паттерна,

включающего в себя ряд характеристик, таких как – приглушенный голос, тихая

замедленная речь, поникшие плечи, опущенные веки и т.д.

Точно таким же образом мы улавливаем и любые другие состояния – по их

паттернам – количеству свойств, организующемуся в качественную целостную сумму,

уже не сводящуюся к простой сумме ее частей. При этом, заметим, что сама по себе

приглушенная речь еще не говорит о печали, равно как и отдельно поникшие плечи

отнюдь не являются свидетельством этого чувства. Лишь по совокупности признаков,

то есть – паттерну мы распознаем то или иное настроение.

Аналогичным образом проявляются и остальные феномены Реальности.

Таким образом, постижение самой основы жизни связано с постижением ее

паттернов.

Однако теперь мы вправе задать вопрос: а существует ли такой паттерн, который

мог бы быть назван общим для всех форм жизнедеятельности?

Данные экологических и кибернетических исследований выяснили, что такой

универсальный порядок организации живых систем существует, и он регулирует общее

функционирование процессов по сетевому принципу.

На какую бы область жизни мы ни обратили внимание, мы повсюду видим сети –

паутину взаимосвязей – от деятельности простейших микроорганизмов до устройства

головного мозга человека, содержащего около 10 миллиардов нейронов, связанных

друг с другом через 1000 миллиардов синапсов (нервных узлов – передатчиков

импульса).

Стало быть, базовый паттерн жизни – это сетевой паттерн.

Дальнейшие изучения живых систем выявили главное свойство любой сети – ее

нелинейность.

Взаимоотношения в сети не линейны, но они распространяются по круговой

траектории, которая становится петлей обратной связи. Наличие же обратной связи

является важнейшим принципом работы таких систем, поскольку, тем самым, они

приобретают способность к саморегуляции и самоорганизации.

Значит, паттерн жизни – это сетевой паттерн:

с нелинейно протекающими процессами,

петлями обратной связи,

способный к самоорганизации и саморегуляции.

В приведенной формулировке присутствует понятие "самоорганизация".

В конкретном смысле это означает, что система, и именно живая система обладает

способностью организовывать себя сама – за счет резерва "разнообразия" ее структур и

"необходимого разнообразия" этого резерва.

Профессор химии и Нобелевский лауреат, Илья Пригожин, заинтересовавшись тем

фактом, что живые системы способны поддерживать свою жизнь в условиях

неравновесия, совершил прорыв в естествознании, описав принцип действия

диссипативных ( диссипация – рассеивание) структур, побудивший его выдвинуть

постулат, существенно отличающийся от концепций классической термодинамики:

64

в открытых системах рассеяние энергии становится источником порядка.

Проходя через новые состояния неустойчивости, они трансформируются в новые

структуры повышенной сложности.

Биохимик Манфред Эйген разрабатывал аналогичный подход в своем стремлении

уяснить фундаментальные первоосновы жизни. В начале 70-х он предположил, что

возникновение жизни на земле связано с процессом нарастающей организации в

далекой от равновесия химической системе и с образованием гиперциклов петель

обратной связи. Подобным своим положением Эйген ввел понятие молекулярной

самоорганизации добиологических эволюционных процессов.

Отсюда напрашивается прямой вывод:

корни жизни берут начало в мире неживой материи

При этом примечательно то, что еще в начале XX века французский физик Анри

Бенар, проводя опыты с подогревом тонкого слоя жидкости, обнаружил, что этот

процесс парадкосальным образом приводит к появлению упорядоченных структур в

виду четких шестиугольников (гексагонов). Подобное явление Пригожин

прокомментировал как процесс, при котором система, удаляясь от состояния

равновесия (в данном случае – от состояния с равномерной темрепатурой), достигла

критической точки неустойчивости и в результате образовала упорядоченный паттерн.

Представленные описания дают нам понимание того, что физико-химичкие циклы

самоорганизуются, самовоспроизводятся и эволюционируют.

Но такое положение дел заостряет актуальность вопроса – а чем, собственно,

"живое" отличается от "неживого"?

Вероятно, для его прояснения нам снова придется обратиться к экспертам в

области физиологии. В конце 60-х гг. XX века чилийский нейробиолог Умберто

Матурана после своих исследований в области цветовосприятия сформулировал

гипотезу, согласно которой базовой организацией всех живых систем является круговая

организация их нервной системы и выразился по этому поводу вполне однозначно:

"Живые системы… организованы в замкнутый причинный круговой процесс".

И именно такой сетевой паттерн, в котором функция каждого элемента

заключается в том, чтобы помочь произвести и трансформировать другие элементы,

одновременно поддерживая общую кругообразность сети, и является основной

организацией живого. При этом нервная система не только сама организуется, но и

постоянно сама на себя ссылается, а из этого следует, что наше так называемое

восприятие представляет собой не отражение внешней реальности, а непрерывное

созидание новых моделей внутри нейронной сети. И здесь вспоминается опыт

Прибрама –

мозг не копирует реальность, а конструирует реальность

Между тем, Матурана делает еще один важный шаг, утверждая, что процесс

круговой организации сам по себе (даже и не обязательно связанный с нервной

системой) равносилен процессу познания. Это значит, что

жизнь как таковая есть процесс познания

И, по словам ученого, "Это утверждение справедливо для всех организмов, с

нервной системой или без нее".

Для точного описания своей концепции круговой организации Матурана изобрел

соответствующий термин – автопоэз.

65

Частица авто- происходит от греческого корня "само", а поэз- от той же греческой

основы, что и "поэзия", буквальной означающей – "Созидание". Получается дословная

грамматическая конструкция: автопоэз – это самосозидание.

Вместе с тем, ключевые идеи, лежащие в основе представленных моделей

самоорганизующихся систем, на этом не исчерпываются.

Одновременно с исследованиями Пригожина, Эйгена и Матураны специалист по

химии атмосферы Джеймс Лавлок представил свою теорию Геи – живой Земли.

Данная теория разрабатывает, по сути, одну из версий изучения

самоорганизующихся систем. Базовое положение Лэвлока сводится к следующему:

планета Земля как целое представляет собой живую, самоорганизующуюся

систему.

Ход рассуждения исследователя раскрывает алгоритм его экспериментальных

данных, подтвердивших, что все живые системы являются неравновесными,

нелинейными системами. В то же время атмосфера, будучи одной из оболочек Земли,

также является далекой от равновесия открытой системой с непрерывно

протекающими потоками энергии и материи, что вполне обоснованно позволяет нам

рассматривать ее именно как живую систему.

7

Физика соединилась с метафизикой

На заре XXI-го века физика соединилась с метафизикой. И то, что ранее

представлялось метафорами, стало объектами актуальной действительности.

Принципиально мы готовы к Новому Мышлению (сам термин принадлежит

Эйнштейну). И, чтобы начать его активацию, достаточно осмыслить его входные коды:

Существуют разные степени порядка, и то, что мы принимаем за хаотическое

нагромождение, являет собой, на самом деле, один из иерархических уровней

более скрытой и менее постижимой упорядоченности

Отдельное – вовсе не значит отделенное

Разделение вселенной на живые и неживые объекты не имеет смысла,

ибо одушевленная и неодушевленная материя неразрывно связаны друг с

другом

Наблюдатель и есть само наблюдаемое

То, на что мы смотрим, не просто сделаны из одной сущности, но мы и есть

одна и та же сущность

Наш мозг не отражает реальность, а конструирует реальность

Базовый паттерн жизни – это сетевой паттерн

В открытых системах рассеяние энергии становится источником порядка

Корни жизни берут начало в мире неживой материи

Жизнь как таковая есть процесс познания

66

Планета Земля как целое представляет собой живую, самоорганизующуюся

систему

Жизнь есть автопоэз

Последнее положение мы более детально разовьем в следующей психотехнике

счастья, которая известна как – Поэтотерапия.

67

Траектория №4

Поэтотерапия как психотехника счастья

68

"Болящий дух врачует песнопенье…"

Восклицанье поэта оказалось пророческим. Оно предрекло целую эпоху,

направление, соединившее в себе два высоких искусства – целительского и

словотворческого. Данное направление получило свое официальное название –

библиотерапия (варианты: библиопсихотерапия, либротерапия, или – наименование,

предложенное Владимиром Михайловичем Бехтеревым, великим исследователем

человеческого мозга – либропсихотерапия). Слово "библиотерапия" составлено из двух

слов: "библио" – книга и "терапия" – лечение. Буквально получается – "лечение

книгой", или "книголечение".

Не смотря на то, что указанный термин, как и соответствующая практика,

выделившаяся в самостоятельную психотерапевтическую дисциплину, обозначился в

20-е годы XX века, сама идея воздействовать на душу и судьбу человеческую с

помощью книг, отслеживается уже во время возникновения первых библиотек в

античной Греции.

Платон, к слову сказать, усматривал в книге ее возможность быть лекарством.

Аристофан читал свои комедии преступникам для исправления их натуры.

Параллельно и мудрость древнего Востока видела в чтении один из приемов

арсенала целебного действа, чему есть свои свидетельства. Так, например, в одной из

сказок "1001 ночи" придворный врач рекомендует своему властелину, страдающему

душевным недугом, перелистывать страницы книги – и тем его вылечил.

В памятнике индийской мысли и поэзии – Ригведе, находим конкретную

рекомендацию: "для излечения сердца – читать мудрые книги".

Времена шли, эпохи калейдоскопически сменяли друг друга, библиотеки горели,

но книги, подобно Фениксу, самосотворялись из пепла и продолжали оказывать свое

влияние. И никакие новые детали очередного прогресса не могли заменить собою

нержавеющие рычаги вечности.

Минуло много веков со времен Ригведы и Платона. Эпоха возрождения: Эразм

Роттердамский лечит нарывы на лице чтением смешных книг.

В XIX столетии вполне конкретное и "библиотерапевтическое" предписание дает

Александр Сергеевич:

Коль мысли черные к тебе придут,

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти женитьбу Фигаро.

Шампанское не всем показано. А, вот "Женитьба Фигаро" противопоказаний не

имеет.

В XX веке другой великий поэт, Поль Валери, в дневнике помечает: "По

воскресеньям я подлечиваю свою душу сочинением стихов".

Даже этого короткого экскурса оказывается вполне достаточно, чтобы с

бесспорной очевидностью убедиться: литература и психотерапия более, чем дружны –

у них альянс.

Отсюда не стоит удивляться, что Фрейд – ученый, мэтр, патриарх, "глава"

психоанализа был удостоен одной из самых престижных – и именно литературных!

премий – имени Гете.

Андре Бретон – поэт, лидер и инициатор волны поэтического сюрреализма по

образованию был врачом-психиатром.

69

Мифотворцы-символисты "Серебряного Века", создавая, каждый свою, версии

второй таинственной реальности: о Софии – Владимир Соловьев, о Дионисе –

Вячеслав Иванов, о Прекрасной даме – Александр Блок, о недотыкомке – Федор

Сологуб, неожиданно, но вполне ожидаемо, синхронизировались с исканиями Фрейда

и Юнга.

Проницательнейший Василий Васильевич Розанов творил на стыке, филигранном

соединении поэтичности и психологичности, понимая последнюю как "ввинченность

мысли в душу человеческую". И, оценивая свое писательское предназначение, он

заявлял довольно прямо: "Мое влияние было бы в расширении души".

Не оранжируются ли его слова декларациями современных психотехник о

"расширении сознания", "раздвигании границ личности"?

Весьма примечательным событием является и тот факт, что знаменитый

Литературно-художественный кружок, к которому имели отношение поэты-

символисты, возглавлялся выдающимся психиатром Николаем Баженовым.

О другом именитом психиатре – Карле Юнге поэт Андрей Белый отзывался:

"психология есть настоящая алхимия души, которая учит тому, как ненужные

подсознательные аффекты могут быть превращаемы в благородные металлы,

подлинные алмазы духа".

В шуточном журнале московских интеллигентов "Бульвары и перекрестки",

созданном в 1915 году, Л.Ю. Бердяева, жена философа, поместила следующее

информационное приложение:

"Врачи и лечебницы.

Бердяев, вольнопрактикующий. Болезни духа. Диагнозы кризисов. Секуляризация

болезней. Рентгеновский кабинет. Х-лучи.

Иванов Вяч. Ив., приват-доцент. Гипнотизм, магнетизм. Ритмическая гимнастика.

Лечение парами и эфиром.

Шестов Л.И., зубной врач. Специальность: вырывание корней.

Флоренский, профессор, лейб-медик. Невропатолог. Специальность: одержимость,

беснование.

Гершензон М.О., хирург. Специальность: психическая хирургия, выпрямление

искривлений характеров.

Белый Б.Н., психиатр. Собственная лечебница для всех форм психических

заболеваний. Специальность: буйное помешательство".

Тон текста шутлив, но вспомним сентенцию, согласно которой в каждой шутке

заложена и доля правды.

Впрочем, мы имеем возможность обратиться к разъяснению и вполне серьезному,

сославшись на утонченного знатока душевных движений, романиста-новатора –

Марселя Пруста: "Бывают, однако, случаи, так сказать, патологические случаи

духовного упадка, когда чтение может стать чем-то вроде лечебной дисциплины, задача

которой путем поворотных побуждений непрерывно вновь и вновь вводить ленивый ум

в умственную жизнь. Книги играют тогда для него ту же роль, что психотерапевт для

иных неврастеников. Известно, что при некоторых заболеваниях нервной системы

больной, хотя ни один из его органов сам по себе не поражен, увязает в некоей

неспособности чего-либо желать, словно в глубокой колее, не может сам из нее

выбраться и, в конце концов, погиб бы, если бы ему не протянули сильную и

спасительную руку… В той мере, в какой чтение есть посвящение, волшебный ключ,

открывающий нам в глубине нас самих дверь обителей, куда мы иначе не сумели бы

проникнуть, оно играет целительную роль в нашей жизни".

70

Все вышесказанное ясно дает понять, что тандем "литература – психо (-логия) (-

терапия)" представляет собой именно то единство, в котором существование одного

оказывается невозможным без существования другого.

Нет такой литературы (не зависимо от жанра и стиля – будь то проза, драматургия

или же поэзия, "классицизм", "реализм" или самый неистовый "авангардизм"), которая,

по сути, не была бы терапевтичной и не обладала бы психологичностью в розановском

видении.

Нет такой психотерапии, которая ни строилась бы по законам создания текста.

Даже безмолвное "лечение пассами" насквозь драматургично. Любая психотерапия

имеет свой сюжет, свое приключение и, таким образом, как и поэзия, представляет

собой "езду в незнаемое".

Поэзия как Сюр-Терапия

Почему – Терапия?

Мы привыкли к тому, что данное слово несет в себе кафельный отблеск

больничных стен. Однако исторически толкование его содержит, несомненно, более

разветвленное и насыщенное пространство значений.

Слово происходит от греческого trherapeo – «служу», «забочусь», а не только

«лечу». Соответственно, therapeutes – «пекущийся», «заботящийся». В древности

Терапевтами называли отшельников, исполнявших священные гимны.

Сюр – проистекает от французского sur – «над».

В то же время на латыни в одном из значений приставка sur указывает на

местонахождение внутри.

Стало быть, понятия «над» и «внутри» органически воссоединяются в целостный

смысловой контекст.

Оно и понятно – разве небеса, которые над нами, не внутри нас?

И разве не через погружение в себя мы поднимаемся над собой?

Выходит, что знаменитый до привычности сюрреализм раскрывается не только как

то, что над реальностью, но и то, что внутри реальности, в реальности.

Впрочем, как мы выяснили, это одно и то же.

Следовательно, «Сюр Терапия» – буквально переводится и как «Над заботой», и

как "В служении".

71

Из истории жизни

Когда меня спрашивают о том, какие события своей жизни я считаю наиболее

достопамятными, я, не задумываясь, выделяю два из них, не смотря на мою достаточно

насыщенную различными перипетиями и приключениями биографию.

Первое относится к двенадцатилетнему возрасту.

Я простудился.

К радости моей, это давало мне возможность на вполне, что называется, законных

основаниях пропускать школу. К огорчению же, я был, лишен удовольствия гулять.

И вот - во время моего пребывания в условиях домашнего режима, в некое

солнечное мартовское утро я слоняюсь по квартире, в очередной раз заглядываю в

недра книжного шкафа – просто так, безо всякого конкретного намерения. Без

намерения – потому, что все детективы, приключения, сказки и вожделенная

"Анжелика" были прочитаны и даже перечитаны. Я наугад вытягиваю пухлый том в

зеленой суперобложке – жизнеописание Пушкина.

Без особого энтузиазма я раскрыл книгу и начал читать. И опомнился лишь, когда в

форточку уже заглядывали мартовские сумерки.

То, что со мной произошло тогда - взломало весь стереотип всего моего

предыдущего существования.

Едва перетерпев ночь – время, когда читать мне не позволялось, я снова схватил

раскрытую книгу, и за оставшийся день ее поглотил, взвинченный, взбудораженный и

вдохновленный.

А на следующий день разлинованная ученическая тетрадка уже испытывала натиск

первых беспомощных виршей собственного моего приготовления. Без ложного стыда

приведу единственный запомнившийся отрывок:

"Я опять в кабинетной тиши,

я опять вне событий.

Что-то важное снова решил,

но оставил без исполнителя".

Я стал играть в поэта.

Без устали кропал строчки, а перед зеркалом упражнялся в формировании особого,

возвышенно-отрешенного взгляда. И это была самая интересная игра из тех, которыми

я успел развлечься за свой двенадцатилетний век.

Жизнь моя переменилась кардинальным образом во всех направлениях, и в

частности, в вопросах школьной успеваемости. До сего момента я не был не то, что

хорошим учеником, включая и графу по поведению - я даже не был средним учеником.

Единственное исключение составляла физкультура, по которой я шел со стабильной

пятеркой и призовыми грамотами за победы в школьных соревнованиях. Но,

касательно списка успеваемости, я утешал себя лишь тем, что не замыкаю его хвост, а

только лишь занимаю место, близкое к его окончанию. Один раз я даже умудрился

получить уникально-рекордную и эксклюзивную отметку, которой больше никто не

удосуживался: 1 = ! (кол с двумя минусами; приведенный же здесь восклицательный

знак – не мое примечание, но размашистый жест учительницы по русскому языку и

литературе).

Я отболел свою классическую неделю, в финале которой располагал двумя

тетрадками, туго набитыми стихами, и вышел в школу.

В течение следующего месяца я тихо ошарашивал учителей, наблюдая, как

последние становятся изумленными свидетелями моих неизъяснимых перемен. Но для

меня самого присутствовало вполне ясное и вразумительное объяснение: я желал быть

72

писателем, а "писатель должен хорошо учиться" – вот и вся премудрость. Так я сам

тогда сказал, и деваться было некуда.

С единиц, двоек и авансом натянутых троек я к окончанию седьмого года своего

обучения поднялся до уровня "твердого хорошиста", восьмой закончил практически на

отлично, в том же качестве обосновался и в старших классах, выйдя из школьных стен

обладателем аттестата, позволявшего чувствовать себя вполне уверенно при

поступлении в институт. Однако куда я хотел конкретно поступить, я не знал. Поэтому

оставил себе время для размышлений.

Родители, как мне кажется, применили к моему тогдашнему состоянию более

адекватную формулировку – "пофигист, которому на все наплевать".

Я был не столько прилежен, сколько настойчив, и в течение последующего года

сконцентрировался на цели поступления.

Я просто себе в очередной раз сказал – писатель должен иметь высшее

медицинское образование. И деваться было некуда. На вступительные экзамены я

ходил с карманным "литпамятниковским" томиком Бодлера, читая его по дороге. Сдав

все экзамены на пятерки, я все с тем же томиком обнаружил себя в списке

зачисленных.

На медицине я остановил свой выбор из двояких побуждений. Первое исходило из

авторитета отца, врача-психиатра. Второе обуславливалось моими собственными

настроениями – мною любимые писатели были врачами: Рабле, Чехов, Булгаков,

Вересаев, Бретон, Уильям Карлос Уильямс.

Вехи и "странные происшествия" моей дальнейшей студенческой жизни описаны в

Имагинаторе, а потому здесь о них распространяться не буду. Но перейду ко второй

истории – о юношеском разочаровании, и также – связанной и с поэзией.

Глядя с высоты теперешних лет на ту ситуацию, я, конечно бы, сказал: "Да,

полноте вам так огорчаться, молодой человек… подумаешь – драма… ну, возлюбленная

охладела… и что с того? ну, с друзьями размолвка… эка невидаль… было бы из-за чего

горевать". Но тогда еще не было высоты этих самых, тренирующих душу, лет, и я

горевал, остро переживая "разлуку с любимой". Переживал размолвку с друзьями. Я

поглощал раздирающее душу одиночество в сверхвысоких дозах. И все это – при моей

тогдашней сверхконтактности, и как бы выразился психиатр – гипертимности. Я почти

физически ощущал свое моральное страдание.

И как-то раз – в руки мне попадается томик Рильке. Взгляд выхватывает строки:

"О святое мое одиночество, ты,

где дни прозрачны, светлы и чисты,

как проснувшийся утренний сад"…

Миг был подобен молниеносному взмаху остро отточенного скальпеля.

Таковой оказалась строка поэта. Она мгновенно отсекла меня от моего гноящегося

тяжеловесного сплина.

Оказывается, одиночество не только может быть нескучным и нетягостным, но и –

святым, чудодейственным, желанным, уютным, родным.

Во мне до сих пор живет то ощущение: назревала гроза, зеленел июнь. В открытое

окно заглядывала маленькая лиловая туча. Я заглатывал озоновый ветер и смеялся.

Насколько крохотной, мелкоскопической показалась мне перипетия с

возлюбленной…

…любовь плескалась прямо перед моим окном, приглашая меня, как яблоня из

сказки: "вдыхай меня, насыщайся мною".

73

Я стоял завороженный и зачарованный, я вдыхал, я поглощал, я вкушал, я

предвкушал…

Я дышал. Душа вновь сделалась легкой и свежей, как озон…

Друзья… А что друзья – когда весь мир открылся передо мной, обернулся ко мне,

повернулся ко мне?

Это была секунда, минута – не уходящая, не исчезающая – вошедшая в меня и

оставшаяся – во мне и со мной.

Вселенная играла во дворе. Мы друг друга узнавали.

И, как тихие щелчки часов, в висках легонько пульсировали строчки Рильке:

"пространство ляжет у твоих дверей,

кто б ни был ты"…

Затем минута растеклась в годы.

Пережитое некогда, осталось навсегда.

Такие вот две истории определили Историю моей жизни.

Поэтика Стиха

Теперь о технике.

Чем, собственно, стих отличается от прозы?

Здесь возможны три варианта ответа:

1. Стихи – это то, что написано короткими неровными строчками.

2. Стихи – это то, в чем присутствует ритм и рифма.

3. Стихи – это специфическая организация речи, в которой присутствует

повышенная эмоциональность и экспрессия выражения.

Какой ответ верный? Пожалуй, все три, но наиболее точный и адекватный –

первый.

Мы знаем образцы лирической прозы, в которых спрессованы и интенсивная

эмоциональность, и сфокусированная экспрессия. Но, тем не менее, эти образцы не

являются стихами. Возможно, и даже наверняка, они – поэзия. Но не стихи.

Например:

"… Все это – Москва!

И Москвой назывался район, где Пречистенка, улица тихая, тая в сплошных

переулках, стояла домами отдельными; там – в переулках – дома, отойдя с тротуара

в глубь сада, скрывали свои и колонны и окна листвою".

Андрей Белый

Что касается рифмы, то античная поэзия ее вообще не жаловала и даже считала

предосудительной:

"Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,

Многих людей, города посетил и обычаи видел,

Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь"

Гомер. Одиссея. Песнь I. Перевод В. Жуковского

Кроме того, мы знаем так называемые белые стихи – без рифмы, но сохраняющие

ритм (ими написаны многие драматические, в частности, все шекспировские,

произведения):

74

"На старости я сызнова живу,

Минувшее проходит предо мною –

Давно ль оно неслось, событий полно,

Волнуяся, как море-окиян?

Теперь оно безмолвно и спокойно;

Не много лиц мне память сохранила,

Не много слов доходит до меня,

А прочее погибло невозвратно…

Но близок день, лампада догорает –

Еще одно последнее сказанье".

А. Пушкин. Борис Годунов (Монолог Пимена)

Верлибры или – свободные стихи, в которых отсутствуют равно, как рифма, так и

размер:

"Я снова отвечаю трёхголосому ветру,

играющему насмешливую хроматическую квинту

за окном:

Можешь и громче.

Тебе не добиться успеха. Чем настойчивей

ты требуешь следовать за тобой,

тем я ревнивее углубляюсь

в свои строчки.

Но ветер

по-прежнему исполняет в совершенстве

свою музыкальную насмешку"

Уильям Карлос Уильямс, Январь

Теперь возьмем отрывок из повести Виктора Шкловского "ZOO, ПИСЬМА НЕ О

ЛЮБВИ, или ТРЕТЬЯ ЭПОХА":

"Я уже два дня не вижу тебя.

Звоню. Телефон пищит, я слышу, что наступил на кого-то.

Дозваниваюсь, - ты занята днем, вечером.

Еще раз пишу. Я очень люблю тебя.

Ты город, в котором я живу, ты название месяца и дня.

Плыву, соленый и тяжелый от слез, почти не высовываясь из воды.

Кажется, скоро потону, но и там, под водою, куда не звонит телефон и не

доходят слухи, где нельзя встретить тебя, я буду тебя любить".

Формально это – стихотворный фрагмент, а не "рубленая" проза.

Мы можем его видоизменить в прозаический отрывок – для этого достаточно

сжать строчки в один абзац:

"Я уже два дня не вижу тебя. Звоню. Телефон пищит, я слышу, что наступил на

кого-то. Дозваниваюсь, - ты занята днем, вечером. Еще раз пишу. Я очень люблю

тебя. Ты город, в котором я живу, ты название месяца и дня. Плыву, соленый и

тяжелый от слез, почти не высовываясь из воды. Кажется, скоро потону, но и там,

под водою, куда не звонит телефон и не доходят слухи, где нельзя встретить тебя, я

буду тебя любить".

Это – сильная, мощная, образная, парадоксальная, лирически взрывная – но проза,

а не стихи.

75

Само слово "стих" по гречески означает – "ряд", а его латинский синоним – versus

– "поворот", в то время, как "проза" опять же, по гречески, – речь, которая ведет "прямо

вперед".

Однако, на мой взгляд, не слишком стоит ломать себе голову, занимаясь игрой

наподобие той, что предлагается в журналах – найти отличительные признаки в двух

почти одинаковых картинках. Для развития наблюдательности, вполне возможно, и

полезно увидеть, что у другого зайчика хвостик с черной точкой на конце, но на этом

все, как правило, и заканчивается, и мы вскоре уже забываем забаву.

Если мы назовем одно прозой, а другое – стихом и даже, при этом приведем

арсенал доказующей правоты, то вопрос "и что дальше?" тихонечко так ткнет в этот

арсенал, и он рассыплется на мелкие кусочки досужих недоразумений.

Главное в другом: есть ли в этом поэзия или ее там нет?

Анри Мишо, который свободно, автоматически переходил от стиховых рядов к

прозаическим, не видел в этих переходах искусственных разделителей и был великим

Поэтом.

"Душа обожает плавать.

Хочешь плавать – ложись на живот. Душа оборвется – и понеслась. Она

уносится вплавь. (Если душу вашу уносит, когда вы стоите, или сидите, или согнули

колени или, может быть, локти, она ускользает по-разному, меняя повадку и форму в

зависимости от позы, - я в этом убедился не сразу.)

Часто слышишь о ней: парит. Не верьте. Плавать – дело другое. И плывет она,

как угри и змеи, всегда только так".

А. Мишо. Лень. Перевод В. Козового

Не следует задумываться – стихи это или проза. Ясно одно – это поэзия. И это

главное. И это главное весьма точно и четко определили Андрей Белый:

"… между поэзией и прозой художественной нет границы; признаки поэтической и

прозаической речи одни: тут и там цветы образов; тут и там те же встречаются нам

фигуры и тропы; размеренность характеризует хорошую прозу; и эта размеренность

приближается к определенному размеру, называемому метром… Воистину нет прозы в

"прозе" художников слова".

Слово есть посредник, медиум и – инструмент Жизни.

Писательство суть – посредник, медиум и – инструмент Бытия.

Об этом говорил Уильям Берроуз:

"Предназначение писательства в том, чтобы заставить событие произойти".

Еще раньше – формулировал свои положения Флоренский, о. Павел, мысля и

размышляя о магичности слова:

"… возможно и другое отождествление: слова и явления. Ведь слово – столь же

внутри нас, сколь и вовне…

… слово магично и слово мистично. Рассмотреть, в чем магичность слова, это

значит понять, как именно и почему словом можем мы воздействовать на мир.

Рассмотреть, как именно и почему слово мистично, это значит уяснить себе, каков

смысл учения, по которому слово есть знаменуемая им реальность…

убеждение в магической силе слова, на протяжении веков и тысячилетий,

составляет всеобщее достояние народов самых различных, и едва ли можно указать

хотя бы один народ и хотя бы в одно время своего исторического развития, который бы

не имел живейшей веры в магическую мощь слова. Эта вера так распространена и

76

прежде и теперь, что ее, говоря о народах, приходится считать неразрывною с самим

пользованием речью и видеть в ней необходимый момент в самой жизни языка".

Рассматривая слово, мы усматриваем в нем сгущенное могущество Возможности –

возможности как потенции, в любой миг готовой разродиться кинетикой.

Чтобы освоить реальность, выжить в ней, в нее необходимо было вжиться и, тем

самым – обжить ее.

Обживание началось с наблюдения. И первые наблюдения обнаружили, что мир

законо-мерен. Мерность мира выявилась через наличие ритма.

Ритмически и мерно сменялись утра и ночи, годовые сезоны, приливы и отливы,

лунные циклы, сны и бодрствования, вдохи и выдохи, систолы и диастолы.

Человек открыл: внутренние и внешние процессы пронизаны единой нитью

синхронных чередований, периодов, рядов, порядков – нанизанных на универсальную

ось – ритм.

Ось – мера мира.

Ось мира – кость ритма.

Объединяя два космоса, человек выстроил ритмически свою речь.

И, тем самым, риторика действия совпала с риторикой слова. Так появились стихи.

Многим известна фраза: "Начинаем на счет три… И – раз – два – три"… Далее –

рывок – действие – событие. Таким образом, ритм концентрирует силу, собирает

энергию в пучок и перенаправляет ее в результат.

Воинские приказы – звукоритмы в чистом виде. Отданные соответствующим

тоном, они выполняются беспрекословно. Вы можете провести простой эксперимент:

войдя в комнату, где присутствует несколько людей, коротко и резко произнесите:

"Встать"! По меньшей мере, вы обнаружите довольно интенсивную реакцию со

стороны присутствующих. Такова и суть стиха. Он сам по себе – туго натянутая

пружина суггестии.

Когда я достаточно интенсивно практиковал гипнотерапию, то, комбинируя

различные формулы внушения, придумывал и такие, которые компоновались в виде

верлибров или даже белых стихов. В данном случае эффект значительно превосходил

тот, который наблюдался при употреблении стандартных шаблонов.

Загадочный Рене Шар1 так и обозначил один из своих поэтических сборников –

"Листки Гипонса".

Многим он показался темным. Хотя, скорее, он был прозрачным – как Гераклит.

"Все течет, все изменяется" и "Дважды нельзя войти в одну и ту же реку" – это не

вид ение, в идение. Здесь нет тьмы ума и бесплодного умствования философской

бестелесной выхолощенности схоластических абстракций. Но зато есть – поэтический

всплеск той самой реки – реки речи и жизни, которая в течении своем ни разу не

повторяется.

Проторяя – вторит – но не повторяется.

Дышит – но не выдыхается.

Течет и точит, но сама не истощается, не источается.

Реки пересыхают – скажете. Но это не совсем так. Пересыхают русла. А реки

уходят просто из данной местности – в небо, в моря, или на глубину.

И мы – как реки – куда бы мы ни уходили, мы остаемся.

Даже, когда мы:

расстаемся – мы остаемся,

1 Великий франузский поэт - поэтотерапевт

77

где бы мы ни были – мы там не были, но мы там – есть.

Человек человеку – река.

Человек человеку – стих.

Мы рифмуемся друг с другом, и под рифмой не следует понимать только сочетание

типа "розы-морозы".

Мы – страницы в одной большой книге. Строчки переплетаются, расходятся,

перетекают одна в другую, складываются в образы, и таким Образом, сама Жизнь есть

– Текст.

Таковы все Священные писания – они начертаны стихами и исполнены Поэзии.

Отсюда следует, что только поэзия наделена полномочием, "лицензией" адекватно

передавать сакральные послания. Можно, конечно, переложить Библию в плоскость

авантюрно-детективного романа, и тут она мгновенной перестанет быть Библий.

Недаром говорят: "Слова из песни не выкинешь", чего не скажешь о романах,

большинство из которых, по правде, от этого только бы выиграло.

Однако, сакральное сакральным, но существует еще и так называемая "проза

жизни" – хотя называемая так и не совсем верно. Неверно с точки зрения этимологии.

Да и в научном рассмотрении "жизнь есть автопоэз", а не "автопроз". Поэтому, если

выбирать выражения, исходя из соображений точности, то как более строгую

формулировку следует предпочесть определение "поэзия жизни".

Как бы там ни было, в любом случае интересным остается вопрос: по каким

законам строится разговорная речь – главный и основной медиатор человеческого

общения? Со всеми ее паузами, междометиями, восклицаниями.

"- Алло.

- Привет.

- Как дела?

- Хорошо. У тебя"?

Мы взяли вполне обычное, расхожее, повседневное клише и механически его

записали. Что получилось? Правильно – получился стих. Вот, мы и пришли к выводу:

ЛЮДИ, НЕ ЗАДУМЫВАЯСЬ И НЕ ПОДОЗРЕВАЯ О ТОМ, ВСЕ ВРЕМЯ

ГОВОРЯТ СТИХАМИ.

Это вовсе не значит, что все изъясняются пятистопным ямбом, как Васисуалий

Лоханкин. Но, как мы уже отметили выше, помимо жестких систем стихосложения,

существуют еще и верлибры. Всемирно известный исследователь языка Вяч. Вс.

Иванов называл верлибр "способом видеть мир". Здесь нет необходимости думать об

искусственных украшениях в виде рифм и монотонной ритмизации, и потому данная

форма в гораздо большей степени, нежели классическая поэтика, способна передавать

непосредственное впечатление или движение потока сознания. И в связи с последними

его свойствами во всем мире верлибр стал господствующей системой стиха, которым

даже стали переводить произведения, написанные традиционными формами.

Примечательно то, что в это же время в советской тоталитарной России вплоть до

"оттепели" верлибр, который ценен, прежде всего, и исключительно спонтанной

пульсацией свободной мысли, не привечался и не применялся – он для этого слишком

свободен, а, следовательно, "чужд" в системе подавления свободы и мысли.

Возвращаясь к терапевтической сути поэзии (или проэзии – так можно обозначить

жанр, формально исполняемый в манере прозаического письма, но использующий

средства поэтического выражения – метафоры, гиперболы, параболы,

78

концентрированную сгущенность текста и т.д.), приведу пример одного из величайших

по званию литераторов (а по призванию – и Терапевтов) – Хорхе Луиса Борхеса,

который видел в поэзии метафору самообладания, самососредоточенности,

концентрации внутренних сил и душевного очищения.

Именно в данном ключе я использую поэтотерапевтическую технику в своей

практике профессионального психотерапевта и психолога. И в таком случае терзания

моих коллег, которые никак не могут придумать, как назвать обратившегося к ним за

помощью – "пациент" или "клиент", отпадают сами собой, поскольку сама собой

выплывает новая (и такая древняя) для него идентификация – "читатель". Интересно

отметить, что само слово "читатель" происходит от индоевропейских корней - citti

"мышление" и cetati – "понимает", "наблюдает". Это отметить вдвойне интересно,

вводя выбранное обозначение в систему психотерапевтической дисциплины, по сути

своей, призванной катализировать вышеуказанные качества, или иными словами,

совершить превращение "пациента" (в буквальном переводе с древнегреческого языка -

страдающего) в "читателя", или – "наблюдающего и мыслящего".

Поэзия как нейролингвистика

Рассмотрим теперь поэтотворчество с точки зрения практической и

прагматической, что отнюдь не снижает напряжения его романтики.

Для начала напомним старую и дееспособную (можно даже сказать, банальную, но

такой вещи как банальность, в Реальности не существует) истину: поэзия вызывает

катарсис (от греческого katarsis - очищение). Термин, выведенный Аристотелем,

обозначает удовлетворение и просветление зрителя или читателя, который пережил

вместе с героем произведения некое чувство и, тем самым, получил опыт

самоосвобождения.

Мои же собственные двадцатилетние наблюдения показали: осознанное занятие

поэзией способствуют интенсивному расширению психических потенциалов,

независимо от той сферы деятельности, в которой данная личность желает себя

реализовать – даже такой далекой от "собственно поэзии" как бухучет или реклама.

Осознанное занятие поэзией способствуют

интенсивному расширению психических потенциалов,

независимо от той сферы деятельности, в которой

данная личность желает себя реализовать –

даже такой далекой от "собственно поэзии" как бухучет или

реклама.

Сказанное – не агитация, а нейрофизиологическая констатация. И доказать это не

составляет никакого труда. Обратимся для этого к "формуле успеха", успевшей стать

уже аксиоматической и слегка пресловутой. Выглядит и звучит она так:

79

ФОРМУЛА УСПЕХА:

ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ ЭФФЕКТИВНЫМ

В СВОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ,

ЗАДЕЙСТВУЙ И РАЗВЕЙ

СВОЙ ТВОРЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ (ЭВРОПОТЕНЦИАЛ)

Трудно не согласиться. Остается только спросить – как развить творческий

потенциал?

Специалисты в качестве ответа формулируют соответствующую инструкцию:

ЧТОБЫ ЗАДЕЙСТВОВАТЬ И РАЗВИТЬ

СВОЙ ТВОРЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ (ЭВРОПОТЕНЦИАЛ),

СЛЕДУЕТ СТИМУЛИРОВАТЬ СВЯЗЬ ПРАВОГО И ЛЕВОГО ПОЛУШАРИЙ МОЗГА

и далее, как правило, прилагают таблицу:

Функция левого полушария

Функция правого полушария

Критическая

Креативная (творческая)

Аналитическая

Синтетическая (Образная)

Логическая

Интуитивная

Буквально понимающая

Целостно постигающая

Контролирующая

Освобождается

Хронометрирующая

Вневременная

Детализирующая

Обобщающая

Ориентированная на прошлое

Ориентированная в будущее

Словесная

Образная

У многих авторов, специализирующихся на теме творческого мышления

(эвромышления) и его активации последнее напрямую связывается с оптимальным

объединением функционирования обеих полушарий.

Подобные пособия, посвященные этой теме, снабжаются весьма обильными

списками упражнений, направленных на то, чтобы "завести" межполушарную

стимуляцию. Но самое мощное средство из всех представляемых технологий –

поэтотворчество – почему-то в списках не указывается. Мы восполним этот пробел.

Перефразируя сентенцию гражданина Некрасова Николая Алексеевича "поэтом

можешь ты не быть, но гражданином быть обязан" в более адекватную формулировку:

"Ты гражданином вовсе не обязан быть,

зато себе на радость, можешь быть поэтом",

мы только приблизимся к правде. А правда всегда одна. И она же стара, как мир. А

потому никогда и не стареет. Правда заключается в простом положении: человек по

сути своей есть творец. В этом ларце и таится ключ к счастью. Об этом пишут все

религии и все психологии – точно и без риторической помпезности. Потому и

существуют такие категории как – дар и индивидуальное предназначение.

Чтобы заниматься поэтотворчеством и поэтотерапией, вовсе не обязательно

становиться профессиональным стихотворцем и настырно вгрызаться в теорию

версификации. Ниже приводимый "поэтический контрапункт" являет собой рабочий

материал, задействуя который вы постепенно преобразуете свое мышление в

отлаженную и бесперебойную креативную функцию.

Результат – мощный прорыв в работе вашего мозга.

80

81

Контрапункт поэтики

Поэзия есть демонстрация того, как действует творческое мышление вообще.

Этим самым она ничем не отличается от практики изобретательства или

методологии свершения научных открытий.

В основе всех трех областей, составляя их смысловое и "технологическое" ядро

лежит пуант, или троп – неожиданный поворот мысли, взрыв сознания,

парадоксальный зигзаг, мгновенное точечное озарение, нарушение обыденности и

молниеносный прорыв в многомерное голографическое видение.

ПУАНТ = ТРОП = ЭВРОРИТМ = КРЕАТИВНЫЙ РАЗРЯД = ОСНОВА ЛЮБОГО

ТВОРЧЕСТВА = ОЗАРЕНИЕ =

неожиданный поворот мысли

взрыв сознания

парадоксальный зигзаг

мгновенное точечное озарение

нарушение обыденности

молниеносный прорыв в многомерное голографическое видение

Сравним две ситуации.

Одна представляет собой геометрическую головоломку. Другая – поэтический

образ: непривычное видение привычной картины вечерних окон.

№1. Головоломка.

Представленный на рисунке, совок можно перевернуть вверх ручкой, переложив

только две палочки. Какие?

82

Решение на следующей странице.

№ 2. Придумайте образ со светящимися окнами.

Светящиеся окна = ?

Решение на следующей странице.

83

Решение № 1. Обратите внимание на утолщенные палочки.

№2. Окна = ?

Вот какое решение дает Маяковский:

"А черным ладоням светящихся окон

раздали горящие желтые карты".

Обратите внимание: алгоритм поиска в обеих ситуациях сходен. Сначала –

концентрация на заданном входе. Затем – "что-то начало происходить в процессе

поиска решения" – необъяснимое, нерегистрируемое. И в конце – выход: явление

образа-решения – получение нового результата.

С первым и заключительным этапами процесса все ясно, и здесь нет никаких

затруднений. А вот второй, срединный отрезок поискового пути, когда "что-то начало

84

происходить" – подобен затемненному "черному ящику". Но ключ – в нем. И сейчас мы

его откроем.

Открывание черного ящика

1. Итак: фокус творческого мышления вообще (технического, научного,

гуманитарного, мистического – в частности) есть пуант (он же – троп, креативный

разряд, эвроритм).

2. Однако этот кажущийся неделимым, атом пуанта мы вполне способны увидеть

под мысленным электронным микроскопом и отчетливо разглядеть его составляющие.

3. Мы уже навели на него фокус своего мысленного квантового микроскопа и

видим внутренний мир тропа:

Метафора (от греческого metaphora) – перенесение свойств одного предмета или

явления на другой на основании признака, общего для обоих сопоставимых членов.

Иными словами – это неожиданное сравнение или отождествление тех или иных

проявлений реальности, которые обыденным (нетворческим) мышлением как единое

целое не воспринимаются и друг с другом не соотносятся.

В приведенном выше образе "А черным ладоням светящихся окон / раздали

горящие желтые карты" использована метафора, в которой окна отождествляются с

ладонями по принципу: Окна = Ладони, что для линейно-обывательсвкого восприятия

представляется бессмыслицей. Однако, подобное "безумие", по выражению Нильса

Бора и является как раз предпосылкой для совершения открытия. Великий датчанин,

один из отцов квантовой физики и нобелевский лауреат, довольно прямо высказался

относительно теорий, которые могут претендовать на истинность, только будучи

достаточно безумными.

Метафора – это, своего рода, "контролируемое безумие", которое, между тем,

порождает новую реальность, становящуюся затем всеобщим достижением.

Оксюморон (от греческого oxymorone – остроумно-глупое) – сочетание

противоположных по значению слов.

Пример: "Живой труп", "Грустная радость".

Парадокс (от греческого paradoxos – неожиданный, странный) – суждение, резко

противоречащее привычной логике вещей.

Пример: "Чему хуже, тем лучше". "Лучший способ отделаться от искушения –

предаться ему" (О. Уайльд).

Переплетение миров – фантастического и привычного.

Пример: "Если человек был во сне в Раю и получил в доказательство своего

пребывания там цветок, а проснувшись, сжимает этот цветок в руке – что тогда?" (С.

Кольридж)

Перемена мест участников действия.

Пример: "Не человек видит птицу, а птица кувыркается на сетчатке его глаза". "Не

кто-то слушает музыку, а звуки скачут ему в уши". "Не человек кладет белье в комод, а

ящик берет своей пастью белье из его рук". "И мост ложится под колеса". "И прыгает

во взгляде мячиком…" "Не пар идет изо рта, а человек вцепился в облачко пара из

своего рта"…

85

Метафора в чистом виде выражает суть метафизического принципа: мир как

Универсум – един.

Эта мысль демонстрируется весьма просто: любой элемент Реальности (и неважно

какой – "явной" или "фантастической") можно отождествить с любым другим ее

элементом. Иначе говоря – все можно сравнить со всем, и каждое уподобить каждому.

Любой элемент Реальности (и неважно какой – "явной" или "фантастической")

можно отождествить с любым другим ее элементом.

Иначе говоря – все можно сравнить со всем, и каждое уподобить каждому.

Я сейчас пишу данные строки шариковой авторучкой.

Выделенные слова – я, строки, авторучка - мы можем скомбинировать так, чтобы

получился троп. Для этого достаточно ввести между ними знак равенства.

Я = Авторучка.

Я = Строка.

Однако чего-то не хватает…

Чтобы родился пуант, необходимо задействовать еще один элемент – Tertium

communis – то третье, по которому идет сравнение – это может быть цвет, форма,

свойство, признак, действие. Таким образом, мы имеем в виду некий объединяющий

признак, который в равной мере характерен как для того, что сравнивается (обозначим

его А), так и для того, с чем сравнивается (В). Вот тогда мы и получим искомое.

1). "Мною (А), как авторучкой (В),

пишет (С) жизнь свои строки".

2). "Я (А) бегу навстречу тебе,

как строка (В) бежит (С) по странице".

1). Что общего между мною и авторучкой? Какое объединяющее свойство

способно органически синтезировать два этих совсем не похожих друг на друга

понятия в целостную метафору? Как одно из напрашивающихся – тема писания.

Представим алгоритм поиска ассоциаций в развернутом виде:

1. Вход: Я = Авторучка.

2. Что делают авторучкой? Ищем глагол действия. Авторучкой пишут.

3. Если Я = Авторучка, а авторучкой пишут →

4. Мною пишут.

5. Кто мною пишет? Ищем того, кто осуществляет это действие.

6. Тот (или то), что относится ко мне также, как я отношусь к авторучке, то есть –

располагает мною.

7. Кто может располагать мною?

8. Выход: Самые очевидные ответы: жизнь, судьба и т.д.

2). Аналогичный алгоритм ассоциативной цепочки выстраивается и в отношении

второго примера.

1. Вход: Я = Строка.

86

2. Какие понятия (качества, свойства, признаки, действия) ассоциируются со

строкой?

- Красная (строка)

- Прямолинейная (строка)

- Строчка из письма (или книги)

- Строка: Летит (Летящая). Бежит (Бегущая). Стремится (Стремящаяся). –

Устойчивые метафоры.

3. Допустим, я выбираю: Строка Бежит.

4. Раз Я = Строка, а Строка Бежит, значит, Я тоже Бегу.

5. Куда или по - чему я бегу?

Я бегу – к тебе, по жизни, по судьбе и т.д.

6. Выход:

"Я бегу по жизни,

как строка по листу (странице)

или –

"я бегу навстречу тебе,

как строка бежит по странице".

Можно убрать союз как. Тогда получится:

" я строкой, по странице бегущей,

устремляюсь навстречу тебе";

"пишет мной-авторучкой

жизнь свои строки",

или –

"жизнь пишет свою повесть.

сжимая в руках авторучку-меня"

Выводя единую формулу метафоры, получим комбинацию:

А = В (С), где

А– левая часть высказывания, или то, что мы сравниваем.

В– правая часть высказывания, или то, с чем мы сравниваем.

С – функция, объединяющая А и В на основе установленной ими общности – по

действию, свойству, цвету, форме, признаку или качеству.

Применив формулу, проанализируем пример "я = строка".

А

В

С

Я

Строка

Бежать (и строка может

бежать, и я могу бежать"

Варианты:

Я бегу строкой

Я бегу, как строка…

Я – строчка бегущая…

Я бегущей строкой… (проношусь мимо окон твоих).

На основе указанных принципов мы можем смонтировать то, что обозначим как –

машину метафор.

Подытожим механизм ее действия:

87

1. Выберем любое А (любое слово, которое мы собираемся с чем-то сравнить).

2. Выберем любое В (любое слово, с которым мы собираемся сравнить А).

3. Определяем элемент С – свойства, признаки, характеристики, действия элемента

В.

4. И теперь объединяем А и В посредством С.

Пример:

1. Первое пришедшее в голову слово – "Мысль". Это – элемент А.

2. Следующее слово – "Дом". Соответственно – это элемент В.

3. Далее: какие ассоциации возникают при слове "Дом"? Одна из тут же возникших

– "Строится".

4. Проводим параллель А и В через С: Дом Строится = Мысль Строится.

Начинаем варьировать:

"Мысль строится, как строится дом".

"Строится мысль, как строится дом".

"Строятся мысли, как многоэтажки / строятся многоэтажками мысли".

"В пространстве мозга я построил мысли дом…"

"Дом моей мысли всегда открыт".

Продолжим ассоциации, относящиеся к понятию "Дом": "Жилой", "Крепкий",

"Большой", "Уютный", "Просторный", "Дом на песке", "Дом в лесу", "Дом у воды",

"Дом на берегу".

Один из получившихся результатов: "Мысли выстраиваются просторным домом на

берегу чувств".

При желании рожденную строку можно разбить на короткие отрывки и

представить в форме верлибра. Тогда получится стихотворение:

"Мысли выстраиваются

домом просторным

на берегу чувств".

Теперь комбинируем, то есть – творим:

"Домом просторным

на берегу чувств

строю мысль".

Или:

"Просторным –

на побережье чувств -

строю мыслей дом".

Только что мы использовали прием, который называется – инверсия: мы всего

лишь изменяем порядок слов в предложении, и каждый раз получаем качественно

новый текст.

Мы создаем тексты = мы создаем миры.

Ниже я привожу корпус авторских текстов (вербат), которые, с одной стороны,

наиболее интенсивно используются мною в качестве методов воздействия в структуре

психо-поэто-терапевтической стратегии, с другой – представляют мой индивидуальный

алгоритм постижения мира и себя в нем через фигуру лирического героя.

88

Уважаемый Читатель может по прочтении нижеследующей подборки начать

собственную практику по претворению жизни в текст и обратно, которая сродни

алхимическому действу.

Попробуйте, и вы обнаружите удивительные перемены в своем бытии.

В качестве последнего примечания приведу следующую рекомендацию: не

слишком затрудняйте себя соображениями ритма, рифмы и других "поэтических

красот".

Здесь полезно вспомнить, что самое главное в тексте – это поэтическое видение,

зигзаг, пуант. Если вы захотите получить стих, просто разбейте получившийся у вас

текст на короткие строчки, как это делается при верлибре, и вы станете автором

стихотворения.

89

Мир как предмет изумления

90

(вербаты) Овал

Когда разбивается

овальная

хрустальная

люстра –

можно увидеть

овал

хруста

***

Разговор

К берегу

прибоем прибило

скалу.