Русское заселение Зауралья в свете распространения фамилий

Исследователи русского заселения Сибири единодушно сетуют на скудость источников[137]. Однако, как правило, они забывают о таком важном историческом источнике, как ономастика. Между тем она помогает осветить те грани, которые оставлены иными источниками в тени. Лишь двое из многочисленных исследователей этой темы указывали на возможность и желательность привлечь данные ономастики[138], но и у них речь шла только об отдельных примерах; решает же сплошное обследование материала.

Здесь взяты лишь несколько признаков из могущих служить историческими свидетельствами для анализа русского заселения Зауралья. Сначала — данные топонимии. На карте находим характерные названия населенных пунктов с формантом ‑иха (Мордяшиха, Ермачиха, Шадриха, Крутиха, Шутиха, озера Зыбиха, Модиха и др.). В европейской части страны их ядром была Нижегородско-Кинешемская часть Поволжья, где они составляли 25% всех топонимов, часты они на востоке Костромской губ. и на Сухоне, откуда и двинулись к Уралу[139]. Для названия д. Шутиха в правобережье Тобола (северо-восточнее Кургана) можно привести параллель — речка Шутиха в Бельском у. Вологодской губ., в Котельническом р‑не Вятской губ. и в Шадринском у. Пермской губ. В Зауралье названия на ‑иха прочерчивают путь массовой миграции. Перешагнув Вятку и Каму, они проникли в Зауралье и распространились узкой полосой по оси Тюмень—Ялуторовск—Ишим. Эта топонимическая лента точно указывает «ворота», сквозь которые с середины XVII в. шла волна переселенцев в Зауралье. На пересечении с р. Тобол ширина этой полосы около 200 км — северная граница топонимов ‑иха проходит значительно южнее Тобольска (приблизительно от устья Тавды), а южная — у г. Курган; на пересечении р. Иртыш «ворота» сужаются до пространства между Тарой и Омском. Восточнее Иртыша топонимы с ‑иха распространены широко: южнее — на Алтай, севернее — на Средний Енисей, восточнее — за Байкал. Еще богаче — свидетельства фамилий. Основные источники: Всероссийская перепись 1897 г. (ее драгоценные материалы сохранены в Тобольском архиве. Ф. 417, больше 400 массивных связок), «куломзинские переписи» (Центральный исторический архив в Ленинграде. Ф. 1290), ревизские сказки (ЦГАДА и Тобольский архив). По Зауралью собраны фамилии, принадлежавшие более 200 тыс. человек, с указанием места и частотности фамилии.

Самый яркий на изучаемой территории антропонимический признак различия — резкая поляризация фамилий по их основам: от личных канонических (т. е. церковных, «календарных») имен и от других основ. В переписи 1897 г. минимум населения с фамилиями из календарных, т. е. церковных, личных имен (во всех их формах — Иванов, Ванюков, Иванцев и проч.) указывал территорию наиболее раннего русского заселения Зауралья (не позже первой половины XVIII в.). Например, в Гаринской вол. на верховьях р. Тавда всего 7% жителей имеют фамилии с основами из календарных имен, на р. Тобол в Шмаковской вол. — также 7, в Суерской вол. — 16, в Верхне-Суерской — 14,4, в Белозерской и Падеринской волостях — менее 14%. Восточнее р. Тобол картина иная — в Юргинской вол. такие фамилии носят 35% жителей, в Пятковской — 37%, в Омутинской (ее заселение хорошо датировано — слобода Омутинская в документе 1782 г. названа новооснованной) — почти 44% (так же и на р. Тобол). Южнее Кургана жители с фамилиями от канонических имен составляли в Глядянской вол. 33%, в Плотниковской — 43, в Чернавской — 53, а в самой южной, Нижне-Алабужской, заселенной только после сооружения в 1756 г. Пресногорьковской укрепленной линии, — 85% (подсчет охватывал сотни тысяч человек, такое количество погашает любую случайность).

Со второй половины XVIII в. массовое крестьянское движение за Урал пошло уже не столько с Севера, как до этого, а, все возрастая, из ставшей аграрно-перенаселенной центрально-черноземной полосы и затем с юга. Со старого пути через Тюмень движение переключилось на новый, более южный путь — через Челябинск на Курган. Фамилии позволяют проследить миграцию населения. В Юргинской вол. Ялуторовского у. в переписи 1897 г. указаны фамилии: Горлатовы, Девочкины, Еськовы, Легостаевы, Минаковы, Молодых, Тепляковы, Черниковы, Чуевы, Шашковы, Шумаковы. И тот же самый набор фамилий находим в Большеглушицкой вол. Самарской губ. (ныне Куйбышевская обл.)[140]. Каждая из этих фамилий по отдельности может встретиться где угодно, но повторение группы фамилий, вообще нечастых и малораспространенных, бесспорно, указывает на переселение из Нижнего Заволжья в Затоболье не раньше конца XVIII в. или в XIX в.

В Среднем Притоболье больше тысячи человек носили фамилию Меньшиков, в тех же волостях были часты Достоваловы; в Архангельском архиве (материалы той же переписи 1897 г.) посчастливилось встретить обе фамилии из одних и тех же селений Великодворской и Зачачьевской волостей Холмогорского у.[141] Из северных губерний пришли в Зауралье и фамилии Попов, Шестаков, Некрасов, Анцыферов, Трапезников, Куимов, Куроптев, Пагулов, Патракеев (вместо Патрикеев). Характерно, что фамилия Попов втрое чаще встречается в Ялуторовском у., чем в соседнем с юга Курганском округе. Фамилия Смирнов, пришедшая с Северного Поволжья, образует небольшой четкий ареал, проходящий полосой за Ялуторовском и Ишимом.

Кроме переноса фамилий, связывающих Зауралье с территориями, откуда шла миграция и где эти фамилии исконны, наблюдаем и фамилии, образованные от названий тех местностей, из которых переселенцы вышли: Важенин, Вологжанин, Кунгурцев, Мезенцев, Невьянцев, Пермяков, Сысолятин, Тагильцев, Устюжанин и т. д. Но не они главные свидетели миграций. Важнее те, которые указывают место своего происхождения не прямо, а косвенно. Так, фамилия Вешняков (больше ста человек в Пятковской и Емуртлинской волостях Ялуторовского у. 1897 г.), кажется, ни звука не говорит о том, откуда она перенесена. Напротив, именно говорит, и притом точно и красочно: с Белого моря (см. «Северные фамилии»). Перенесенная южнее, в области, далекие от моря, она утратила первоначальное значение, и ее смешали с другой фамилией, там понятной, — Вишняков. В Затоболье она же сохранила свой подлинный облик.

Фамилия Пластинин — из слова пластина («часть тушки при разделке рыбы»), которое известно и в Беломорье, и в Сибири; фамилию могли перенести готовой или образовать в Сибири вновь из перенесенного туда слова. Размещение форм северного слова пестерь (пехтерь) детально изучено (картотеки педагогических институтов Архангельска и Вологды) и позволяет точно указать, откуда Пестеревы пришли в Смоленскую, Чернавскую, Могилевскую волости Курганского округа, а оттуда Пехтеревы — в Гагаринскую и Ларихинскую волости Ишимского у., в Рыбинскую вол. Тарского у.

Редкая фамилия Жунин часта в Чернявской и Глядянской волостях Курганского окр., ее основа — диалектное вологодское слово жуня — «тихий, медленный, молчаливый, скрытный» (по В. И. Далю). В Могилевской и Верхне-Суерской волостях та же перепись 1897 г. зафиксировала полсотни носителей фамилии Ашихмин, она же обнаружена в Кромском р‑не Орловской обл. Издалека пришла фамилия Анцупов (в Рыбинскую вол. Тарского р-на) — отчество от белорусского личного имени Анцуп, соответствующего русскому Антип; в разное время эта фамилия встречена в ряде мест страны: с. Лютое Ливенского у. Орловской губ., с. Гвозды Павловского у. Воронежской губ.[142], д. Дубовое Липецкой обл., с. Светлый Яр Черноярского у. Астраханской губ.[143], с. Шерашова Селенгинского окр. в Забайкалье[144].

Чрезвычайно красноречиво в Зауралье обилие фамилий с формантом ‑их, ‑ых: Больших, Вострых, Голодных, Дубровских, Ильиных, Лукиных, Молодых, Теплых, Фоминых, Черных и т. п. В Зауралье они повсеместны, а между реками Тобол и Ишим, по линии от Суерской волости до Ларихинской (юг современной Тюменской обл.), они в 1897 г. охватывали 3—5% всех жителей. Они исторически ценны, так как уточняют, откуда пришло население, — в Европейской России массивы этой модели очерчены очень четко.

Ход русского заселения Сибири протекал в прошлом преимущественно поэтапными, а не прямыми переселениями, т. е. был «ползучим», точнее, «ступенчатым», это хорошо видно и по фамилиям: те же фамилии Меньшиковых и Достоваловых находим в Забайкалье. Тождественные фамилии Притоболья и Забайкалья многочисленны, но, конечно, доказательны только соответствия целой группы фамилий на определенных территориях. Фамилии Кокорины, Масюковы, Черных встречаются как в Александровской вол. Нерчинского окр. в Забайкалье (где встретилась и фамилия Тоболов), так и в Омутинской и Юргинской волостях Ялуторовского у. (на Тоболе).

Статистика фамилий служит веским аргументом в споре историков о сравнительном весе переселения и естественного прироста в увеличении населения Зауралья. Одни утверждали, что главным фактором роста населения был прилив его из-за Урала, другие — что естественный прирост рано стал преобладать над притоком извне. По А. Д. Колесникову, в Западной Сибири «где-то во второй половине XVII в. естественный прирост уравнялся с внешним притоком, а потом стал преобладающим»[145]. Кто прав? Используем фамилии. В Емуртлинской вол. Ялуторовского у. в 1762 г. проживало 1442 человека с 97 фамилиями, а в 1897 г. — 6577 человек с 344 фамилиями. За 195 лет исчезли 19 прежних фамилий, носители тех же фамилий, какие были в 1762 г., составили в 1897 г. 4119 человек, т. е. их численность возросла на 2668 человек, а 2467 человек носят фамилии, которых не было в 1762. Таким образом, за этот очень большой период рост населения обязан естественному приросту несколько больше, чем притоку извне. По соседней Верхнесуерской вол. того же уезда есть данные за 1858 г.[146] — в волости 4834 человека со 165 фамилиями, в 1897 г. — 7679 человек с 289 фамилиями. Численность носителей прежних фамилий увеличилась на 1771 человека, а вновь прибывших фамилий — на 1074 человека, т. е. прирост прежних семей значительно превысил численность новопоселенцев. Здесь необходимы две оговорки: среди носителей «прежних» фамилий могут оказаться однофамильцы новоприбывших, т. е. действительный вес «прежних» ниже, чем показывают фамилии, но эта поправка невелика, а вот обратная — существенна: убывшие и прибывшие могли не переваливать через Уральский хребет, например: из Емуртлы после 1762 г. около 500 человек уехали южнее в новые слободы, но это уже передвижение внутри Сибири. Таким образом, в приведенных показателях верная для каждой волости доля естественного прироста очень занижена для Западной Сибири в целом: естественный прирост был даже выше полученных показателей.

Для историка, демографа и этнографа очень ценны данные о концентрации или, напротив, о «разбросе» фамилий. Это характеризует состав населения, его мобильность и отчасти хозяйственный уклад. Взглянем на пример д. Бородина Верхне-Суерской вол. Ялуторовского у. (ныне Курганская обл.). В 1858 г. она состояла из 19 дворов со 155 жителями. 147 из них были Бородины, которым принадлежали 17 дворов, кроме них, там жило еще восемь человек, носивших три другие фамилии[147]. В 1897 г. население этой деревни составило 126 человек (20 дворов), из них Бородины — 107 человек (19 дворов), остальные 19 принадлежали к 15 различным фамилиям, но из них только Климовы вели свое хозяйство[148]. Подобен состав д. Десяткино Табаринской вол. Туринского у., д. Струмной Благовещенской вол. того же уезда[149] и др. Такие примеры нередки, особенно на русском Севере и в Сибири.

А. Д. Колесников, указав, что с середины XVII в. в Западной Сибири вырастают фамильные гнезда, происходящие от одного предка, сослался на примеры, собранные С. К. Паткановым по данным конца XIX в.: в д. Быковой из 49 семей 48 — Быковы, в д. Копытовой из 24 семей 20 — Копытовы[150]. Не раз отмечено, «как из одного крестьянского двора постепенно разрастается целое селение. Еще в настоящее время очень многие сибирские деревни населены однофамильцами»[151]. В Туринском у. «имеются десятки селений, нередко в 20, 30 и до 50 дворов, где все жители носят одну или две фамилии»[152]. Это прямое следствие замкнутого натурального хозяйства. Для этого же времени мы наблюдаем и противоположные примеры: населенные пункты на оживленном тракте имеют фамилий в несколько раз больше, чем дворов и хозяйств. В одном дворе несколько фамилий — домохозяин и квартиранты, хозяин и работники — властное вторжение капиталистических отношений в былой уклад деревенской жизни.

Без истории фамилий невозможна история семей (хотя это не одно и то же: потомки не всегда носят фамилию предков). А история семей — серьезная научная задача. В 1897 г. Шанауровы и Желваковы распространены в одних и тех же волостях Притоболья, образуя несомненную этнографическую общность, их ареал вытянут с запада на восток — от Белозерской вол. до Мокроусовской, а Шабалины рассеялись вдоль р. Тобол — от Шмаковской вол. до Чернавской; от Кургана на юг разместились Охохонины. У каждой фамилии своя география. Сравнивая данные 1762, 1858, 1897 гг., видим фамилии, разрастающиеся численно и территориально, но есть и фамилии убывающие (Шмаковы).

Драгоценны фамилии Зауралья для изучения говоров. Не будем брать особо колоритные (Охохонины — южнее Кургана или Бескислых — в Мокроусовской вол.), возьмем массовые. Существенна разница: Ожгибесов (Суерская и Пятковская волости) и Ажгибесов (южнее — Глядянская и Плотниковская волости), но она ясна всем. А неприметная фамилия Бутаков (во многих волостях) — с «секретом»: на других территориях страны она пишется как Будаков; здесь просматривается характерная местная диалектная черта — оглушение звонкого согласного дт в позиции между гласными[153]. Множество фамилий образовано из местных диалектных слов. Вот немногие из них:

Варакосов (Шмаковская вол.) — в бассейне р. Туры известно диалектное варакосить — «работать плохо, небрежно»[154].

Жиляков (Могилевская вол.) — отчество от прозвища жиляк — «скупой» из диалектного глагола на р. Тавде жилить — «скупиться»[155].

Зюзин (Белозерская вол.) — отчество от прозвища зюзя (здесь: «пьяница»)[156].

Копорушкин (Коркинская вол.) — отчество от капоруша — «человек с изуродованной рукой» (тавдинское, туринское)[157].

Матасов (Чернавская вол.) — в основе местное диалектное слово матас — «глухое место в лесу» (записано в верховьях Исети)[158].

Могутов (Коркинская вол.) — из северной и уральской основы могутка — «сила»[159]. Фамилия есть в Вологодской обл., вероятно, она принесена оттуда.

Фамилии сохранили и донесли до нас многие старинные русские слова и формы, исчезнувшие из языка — торлоп в Торлопов (Благовещенская вол. Туринского у.), стрепетать в Стрепетилов (Суерская и соседние волости Ялуторовского у.); общеславянское осьм‑ без протетического в‑, вошедшего в литературный язык, — Осьминин (в той же Суерской вол.) и др.

В Зауралье огромно количество фамилий, основы которых ускользнули от записи и неизвестны исследователям диалектов. Привожу некоторые с их «адресами» (к сожалению, по административно-территориальному делению на дату переписи — 1897 г.), может быть, собиратели диалектных слов в Зауралье еще застанут и запишут их от старожилов: Автеренков (Омутинская вол. Ялуторовского у.), Арцибесов (Слободобишкильская вол. того же уезда), Дерендяев (Рыбинская вол. Тарского у.), Кузиванов (Могилевская вол. Курганского окр.), Полудницын (Пятковская вол. Ялуторовского у.), Рякишев (Суерская и Коркинская волости того же уезда), Утюпов (Смолинская и Чернавская волости).

Первая попытка привлечь фамилии к изучению русского заселения Зауралья методом сплошного обследования показывает, что уже сейчас (при еще недостаточной разработанности ее методики) она может дать ценные свидетельства о маршрутах заселения, относительной датировке, составе переселенцев, местных говорах и т. д. (для каждого периода на каждой территории характерны свои стратиграфические признаки, их необходимо искать, приведенные же здесь — не единственные и, может быть, не лучшие). Кроме того, те же данные ономастики Зауралья, ценные для истории языка (в частности, для диалектологии), неоценимы для генеалогии, которая по Зауралью едва начата.

Сплошное обследование, опираясь на подсчеты, позволяет рассматривать явление в целом, а не оперировать отдельными примерами (которые хороши как иллюстрация, но непригодны как доказательства — примеры можно набрать любые). Статистический подход нов только в приложении к ономастическому материалу, вне же ономастики он хорошо знаком, например, исторической демографии (которая в исследованиях русского заселения Зауралья пока занимает господствующее место).

Работы В. В. Палагиной (Томск) заложили хороший фундамент изучению фамилий Сибири. По Зауралью первый вклад внесли В. П. Тимофеев (Челябинск), Н. К. Фролов (Тюмень) и их ученики. Но сделанное еще слишком мало по сравнению с объемом и трудностями несделанного.

Загрузка...