Георг — Синяя Птица

Глава 11

Здоровье возвращалось медленно, и те месяцы, которые Синяя Птица должен был пролежать в постели, открыли ему богатство окружающего мира. Было ли это результатом ежедневного общения с матерью или результатом спокойных разговоров с отцом, который часто говорил с ним как со взрослым, он этого не знал. Только гораздо позднее понял Синяя Птица, что именно эти месяцы сделали его индейцем-ирокезом.

Однажды ранним утром он услышал тихие шаги вождя, уходившего с ружьем из дома. Приглушенные голоса прозвучали и из других каморок, откуда мужчины также уходили на охоту. Затихало повизгивание и ворчание удалявшихся собак, и это с трудом переносил Шнапп, сидя под скамейкой. Не малого труда стоило руками и ногами преградить псу путь, чтобы он не мог пролезть под скамейками и удрать.

Некоторое время было тихо. Тишину нарушал только плач грудного ребенка да легкое поскрипывание ремней, на которых была подвешена люлька. Но вот поднялись женщины. Синяя Птица посматривал полузакрытыми глазами со своего ложа. Мать очистила под очагом яму, глубиною с ладонь. Она вынесла золу, подложила новые дрова и открыла четырехугольное дымовое отверстие в крыше. Густой дым поднялся вверх и закружился в морозном воздухе зимнего дня, заглядывающего сквозь отверстие в помещение.

Как только вспыхнуло пламя, мать повесила на крюк котел. Этого Малия еще не умела делать как следует; она всегда торопилась и вешала котел раньше, чем пройдет первый дым и как следует разгорятся дрова. И каждый раз ей попадало за это от матери.

Вскоре из своей постели выскользнула и сестренка. Застучали ступки, но Синяя Птица их не видел — мешала стена.

Но вот снова показались женщины. Лучистое Полуденное Солнце на этот раз высыпала в котел не маис, а муку для праздничного пудинга. У Синей Птицы потекли слюнки, и он с жадностью отпил несколько глотков воды. Пудинг — это уже настоящая еда для больных, особенно, если в него добавить кленового сахара и медвежьего сала. Только бы отец не задержался, а то придется подождать с обедом.

Притихший мальчик зашевелился. Ему хотелось, чтобы мать и Малия увидели, что он выспался, но пока нежные руки матери скользили по его лицу, он лежал совсем тихо, затаив дыхание.

— Что ты видел во сне? — спросила его мать. Она никогда не забывала задать этот вопрос, потому что придавала большое значение снам.

Потом Малия должна была посмотреть, где носится Шнапп, где играет Дикий Козленок, — снаружи дома или в коридоре — и где лежат маски, где стрелы. В общем сестренке приходилось много бегать, исполняя просьбы больного.

Мальчик успокоился, лишь когда увидел, что мать принялась за починку его одежды и начала рассказ о том, как, еще будучи девушкой, вела своего отца из далеких районов Большой Земли к озеру Эри. Она сказала, что такова была воля отца, который перед смертью еще раз захотел увидеть небесно-голубые воды.

— Он уже еле ходил, и большую часть пути я его несла. Я брала его, как ребенка, на спину, и он держался за ремень, перекинутый через мой лоб. Мы медленно двигались вперед. Но для меня большой радостью было то, что я выполнила его просьбу: он увидел небесно-голубые воды — мы пришли к озеру. На другой день он умер.

Так, в рассказах, прошло все утро.

Иногда, около полудня, у огня появлялся Косой Лис и спрашивал, слегка ухмыляясь, о здоровье больного, посматривая то на больного, то на куски мяса, поджариваемые на вертеле, то на Малию.

Синяя Птица получал удовольствие, посылая ему в душе всякие ругательства.

— Я пришел спросить о здоровье моего старшего брата, — каждый раз начинал очень вежливо Косой Лис, входя в дом.

А Синяя Птица отвечал ему про себя: «Что значит брат? Разве и у меня кривые ноги? Разве и меня не подмывала в люльке мать?»

— Я надеюсь, что моего брата уже покинул злой дух болезни? — продолжал Лис. А Синяя Птица думал: «Убирался бы ты со своим духом болезни! Сам-то выглядишь так, как будто нездоров». Но неожиданно мальчика охватывало чувство раскаяния. Разве не в порыве злости он тогда поколотил Лиса?

Само собой получалось так, что посетитель оставался обедать.

У Лучистого Полуденного Солнца был уже всего один кузовок соли, последний кузовок с этими драгоценными зернами. Она очень экономно тратила желтоватые зернышки и солила мясо только для Малого Медведя и Синей Птицы. Но, конечно, если приходил Косой Лис, то и ему кое-что перепадало. Синяя Птица не завидовал ему, он знал, что у ленапов зимой очень небольшие запасы еды. Они давно уже не сеяли такого количества маиса, какое высевали ирокезы.

— Откуда у тебя соль? — спросил как-то Синяя Птица у матери.

— Мы достаем ее из Соленого ручья, текущего далеко в горах Восхода. Каждую осень мы едем туда на лошадях и пополняем наши запасы. В больших котлах мы кипятим воду, она испаряется, а соль желтыми зернышками остается на дне. И в ближайшую осень мы должны будем отправиться туда.

На этот раз отец не согласился с ней.

— Нам лучше подождать еще один год. В горах Восхода не спокойно. Оттуда близко до первые укреплений белых, а Длинные ножи, живущие у границы, стреляют в каждого, кто носит мокасины и у кого в волосах перья. Ты знаешь, мы, ирокезы, до сих пор жили мирно, мы ни разу не подняли меча войны и после того, как уничтожили войска Брэддока. Только ленапы воюют против англичан на стороне французов. Но это вовсе не интересует англичан, они всех нас считают ленапами.

Мальчик внимательно прислушивался, потому что в первый раз в его присутствии заговорили о войне.

Синяя Птица знал давно уже о том, как его на Юниате захватили в плен. Тогда напали ленапы, а Хмурый День был с ними только потому, что он все еще не терял надежды добыть хотя бы один скальп. Ведь тогда он мог бы свои бедные вороньи перья заменить на орлиные, такие, какие носят все настоящие воины.

Но, кроме Хмурого Дня, ни один из ирокезов не взялся за оружие, хотя и жили они в районе Огайо, на Луговом берегу и Бобровой реке вместе с ленапами. Индейцы ленапы были яростными врагами англичан пограничников или, как их называют, «Длинных ножей». Ленапы постоянно нападали на форты и блокгаузы, убивали жителей, пускали гулять «красного петуха» по крышам домов… Почему они это делали? Почему они не оставались мирными жителями, как ирокезы?

Мальчик отважился задать этот вопрос отцу. Малый Медведь, помолчав, выпустил из трубки большое облако дыма и начал рассказывать

— Ты ведь знаешь, что по другую сторону гор, далеко на Восходе, лежит Большое море?

— Да, я знаю это. — Синяя Птица никогда там не был, но он сотни раз слышал, что многодневный путь из Рейстоуна проходил вдоль Юниаты, через долину гор Уиллс и дальше на юго-восток, в глубь страны, по широкой равнине к большому городу Филадельфии. А если оттуда идти еще дальше прямо на восток, то можно выйти к морю, которое называют Атлантическим океаном. Это он знал. И от моря до Рейстоуна было точно так же далеко, как от Рейстоуна до Бобровой реки. Там, в Рейстоуне, он видел не раз повозки и вьючных лошадей, прибывших издалека. Лошади были истощены и измучены, а фургоны забрызганы грязью: по-видимому, они совершили далекий путь от моря до Юниаты.

Малый Медведь продолжал.

— Знает ли мой сын, что ленапы раньше жили на Восходе у моря?

Синяя Птица широко раскрыл глаза и не ответил. Отец и не ждал ответа.

— Не только ленапы жили там раньше, но и шайены и многие другие племена. Первые белые, высадившиеся на берегу, пришли с пустыми руками. У бледнолицых не было жилья для того, чтобы спать, не было маиса для котлов, не было даже кусочка земли, чтобы что-нибудь посеять. Ленапы дали им все, что было нужно, потому что краснокожие всегда делятся со всеми, кто терпит нужду. Но чем больше давали ленапы пришельцам, тем больше приставало к берегу кораблей и все больше и больше белых появлялось на их земле. Белые захватывали эти земли, строили большие поселки и силой отгоняли краснокожих в глубь страны. Своими железными топорами они вырубали леса, своими ружьями они убивали животных, и ленапы должны были бежать от них и покинуть свою родину, сначала переселившись в верховье реки Делавэр. Но и там их преследовали белые, и они ушли до самых гор… И туда пришли захватчики. Они сожгли вигвамы ленапов, истребили бобров, медведей и оленей. Они отняли и эту землю. И тогда ленапы, те немногие, которым белые оставили жизнь, потянулись через горы к нам… У нас, ирокезов, было по-другому. Мы всегда жили здесь, в этих местах, и до сих пор жили в мире. Но ленапы не могут быть довольны и счастливы. Они постоянно думают о родине по другую сторону гор. Они до сих пор надеются изгнать белых и вернуться снова к себе на родину. Вот почему они ненавидят бледнолицых и используют любой случай, чтобы встретить их оружием.

Сомнения одолевали мальчика. Мир пограничников, такой понятный раньше, неожиданно предстал перед ним оборотной стороной. Он испытывал какое-то непонятное чувство, точно не все было в порядке с людьми в Рейстоуне, и не только в Рейстоуне, но и с теми, кто жил дальше на восток и юго-восток по этой длинной дороге в Филадельфию, а может быть, и с жителями самой Филадельфии.

Мальчик никак не мог всего этого понять. Он пытался возразить.

— Да, но ленапы борются на стороне французов, а французы ведь тоже белые!

— Ты прав. Однако ленапы утверждают, что французы, живущие далеко в Канаде, все-таки наполовину лучше, чем англичане. Но я думаю по-другому, — они такие же волки. Теперь они живут в долине Огайо и там построили свою крепость.

Мальчик кивнул головой. Да, французы заняли всю землю по эту сторону гор, но это не изменило положения ленапов, изгнанных с родной земли.

Невыносимо тяжело становилось мальчику от слов приемного отца; прошло немало времени, прежде чем новые переживания сгладили эти чувства.

Год прошел для мальчика точно сон. Болезненная слабость проходила очень медленно. Синяя Птица охотнее всего сидел рядом с дедушкой у южных дверей дома, учился плести корзины и обрабатывать шкурки или помогал матери по хозяйству.

Однажды ему очень захотелось вместе с Диким Козленком добежать до Совиного ручья, но ноги были так слабы, что он должен был вернуться, не добежав даже до Голубого Луга.

Издали он видел зеленый покров маисового поля с вызревающими початками, слышал удары в барабаны, зовущие к танцу на осеннем празднике урожая, слышал крики улетающих гусей и трубный рев оленей.

Но чем дальше был от него окружающий мир, тем ближе становилась мать. Когда она уходила в поле с другими женщинами, он с нетерпением ждал ее возвращения. Он облегченно вздохнул, узнав, что отец после уборки урожая запретил поход к Соленому ручью за солью. Ведь если бы они ушли, он должен был бы на многие дни остаться дома без матери.

В разговорах с матерью — Полуденным Солнцем — мальчик узнавал чудесные вещи, порождающие долгие размышления. Однажды он спросил у нее, почему она дала сестренке имя «Малия». Такого имени не было ни у одной из женщин или девушек во всем поселке. Мать сумела все объяснить.

— Это имя ей дал один из одетых во все черное мужчин, из тех, которые раньше иногда проходили через поселок у Бобровой реки и рассказывали нам чудесные истории. Вскоре после рождения твоей сестренки один из них зашел к нам. Он опрыскал ее чистой водой и назвал Малией.

У мальчика точно пелена упала с глаз. Наверно, это был миссионер он дал ей имя Мария, но так как ирокезы не произносят «р», то имя стало звучать — Малия.

— Вот, может быть, поэтому она так быстро научилась говорить по-английски, пока жила на берегу реки Оленьи Глаза у Хмурого Дня. Чужой мужчина, наверное, дал ей не только имя, но и другую душу, — рассуждала Лучистое Полуденное Солнце; и мальчик почувствовал во вздохе матери искреннее горе. Да, но ведь и действительно Малия была совсем иной, чем ее мать. Она была такая подвижная и такая нетерпеливая…

Такие разговоры гораздо глубже, чем все окружающее, сближали мальчика с заботами и радостями дома Черепах. Он многое позабыл, но отдельные мысли дремали, как дремлют маски на чердаке в ожидании нового года.