Герой

Каждый день наступает такой момент – должен признаться, что это бывает все чаще и чаще, – когда я чувствую себя глупцом оттого, что поддался страхам, нет, оттого, что я уверен в лживости всего окружающего. Моменты кажущегося прозрения, когда я убеждался в нелепости происшедшего – возвращения Кэтти-бри и всех моих друзей, долгой жизни Артемиса Энтрери, – бледнеют перед абсурдностью моего кошмара. Усилия, предпринятые Ллос для того, чтобы меня уничтожить, кажутся совершенно невероятными, не стоящими цели.

Но потом я вспоминаю оскорбление, нанесенное мною Паучьей Королеве, и понимаю: она не пожалеет ни сил, ни средств, чтобы с лихвой отплатить мне.

И еще я вспоминаю кошмар, в который погрузил Эррту пленного Вульфгара в попытке разрушить его душу.

Однако мой случай, мое путешествие, кажется во много раз более значительным и великим, потому что я преодолел половину Фаэруна – пусть даже это и сон – и очутился в месте, о котором мне прежде было известно только из легенд.

В монастыре Желтой Розы есть много такого, чем стоит восхищаться. Здешние братья и сестры – наверное, самые целеустремленные существа из всех, кого я когда-либо встречал. Их преданность своему кодексу и ритуалам, наверное, сильнее фанатизма «Потрошителей» или свирепости мастеров оружия Мензоберранзана. Это прекрасное зрелище, когда такое множество людей обучаются и практикуются в гармонии и черпают знания друг у друга, позволяют другим учиться у себя, нисколько не завидуя чужим достижениям. Даже если успехи ученика, как, например, в случае Афафренфера и Саван, могут угрожать высокому положению наставника.

Госпожа Саван рада за Афафренфера, который быстро поднялся по ступеням иерархической лестницы ордена Желтой Розы. Она радостно и беззаботно сообщила мне, что никогда не видела такого невероятно способного к физическим и духовным упражнениям монаха, как Афафренфер. А ведь вскоре ей предстоит сразиться с ним за титул, и если она проиграет, то вынуждена будет спуститься на ступень ниже.

Я спрашивал ее об этом, и ее ответ показался мне искренним: если ученик сумеет одолеть ее, тогда он заслуживает почестей и высокого положения, а ей придется трудиться усерднее, чтобы вернуть прежний титул. В итоге возвышение Афафренфера поможет ей стать лучше.

Она открыла мне истину о конкуренции: нет более серьезного вызова, чем тот, который человек бросает себе сам; желание стать лучше гораздо важнее соперничества с любым другим противником. Проще говоря, возвышение соперника заставляет нас удвоить собственные усилия в достижении совершенства, и этому исходу нужно радоваться, а не бояться его, не пытаться его предотвратить.

В Мензоберранзане преобладает совершенно противоположный взгляд на вещи. На самом деле решимость дроу не давать другим возвыситься, убийства, совершенные ради того, чтобы могущественные и богатые аристократы не лишились своего положения, и заставили меня покинуть этот город, потому что такой образ жизни совершенно аморален, он ограничивает стремление к совершенству.

Кажется, здесь, в монастыре Желтой Розы, я нашел нечто абсолютно противоположное всепоглощающей паранойе дроу. Я чувствую себя так же, как в те времена, когда я встретил Монтолио и узнал о Миликки, только на сей раз целая община живет так, как я в глубине души всегда мечтал жить.

И это прекрасно.

Слишком прекрасно.

Точно так же, как и Кейн, магистр Цветов, человек, который после глубоких медитаций, сосредоточенного и упорного труда сумел стать чем-то большим, нежели существо Материального уровня. Он одновременно невесом и прозрачен, существует в духовном мире в большей степени, чем кто-либо из встреченных мной существ, и в то же время он материален и полон сил. Я пришел к выводу, что он мог бы с легкостью победить меня в любой момент нашего поединка. Он не торопился лишь потому, что хотел тщательно оценить меня и открыть мне, что впереди лежит долгая дорога к физическому совершенству – если я захочу ее выбрать.

Я часто говорил, что физическое совершенство невозможно и что стремление к нему, путешествие имеет больше смысла, чем сама цель. В случае Кейна я нашел почти идеальный пример этого ускользающего, недостижимого совершенства, тем более удивительного, что я всегда отрицал его существование.

И поэтому я считаю честью для себя общение с ним и возможность обучаться у него.

Сейчас я чувствую твердую почву под ногами, и в этом заключается разгадка. Если бы это было реальностью, если бы достижение Кейна действительно было таким великим, тогда я действительно мог бы представить себя следующим его тропой.

И поэтому мне ясно, что мои враги нашли путь ослабить мою бдительность, что они нашли способ дразнить меня иллюзиями, они запятнали, затоптали самые драгоценные мечты и стремления Дзирта До’Урдена.

И поэтому в те моменты, когда мне представляется, будто я обрел почву под ногами, когда нелепость моих страхов кажется намного страшнее нелепости реальности, что привела меня к этим страхам, я должен напоминать себе о том, что нельзя терять бдительности. Напоминать себе о цене, которую я заплачу, когда наконец поддамся иллюзиям и поверю в то, что окружающее меня реально.

Да, этот монастырь – талисман истины, который я так долго мечтал найти.

Да, этот магистр Цветов Кейн обладает качествами, которые я всю жизнь мечтал приобрести.

Да, я с радостью принял бы все это.

Если бы верил в это.

Но я не верю.

Дзирт До’Урден

Глава 19 Достойная партнерша

Малкантет сидела в комнате королевы и пыталась обдумать ситуацию со всех сторон. За время пребывания в теле Консеттины она раздобыла достаточное количество сведений. Теперь она примерно представляла себе порядки королевского двора Хелгабала и свое собственное отчаянное положение в качестве жены недовольного короля Ярина. Смешно – ей приходится делать вид, будто она боится его!

Однако ей необходимо больше информации, а для этого требуется шпион.

Королева-суккуб небрежно швырнула полено в камин. Подняла руку, перевернула ее ладонью вверх, и над ладонью повис огненный шарик. Малкантет слегка подула на него, пламя устремилось к полену и зажгло его.

Малкантет решила тщательно продумывать каждый свой поступок. Она понимала, какие опасности ей угрожают. Многие лорды демонов воспользовались нарушением барьера Фаэрцресса, чтобы бежать из Бездны. Область Фаэруна под названием Подземье кишела демонами всех сортов, в том числе самыми могущественными.

– И среди них Граз’зт, – прошептала она в страхе, и голос ее заглушило шипение сырых дров в камине.

Граз’зт отнюдь не питал к ней любви, а ее самый могущественный союзник, Демогоргон, был уничтожен у ворот Мензоберранзана прежде, чем она успела прийти ему на помощь. Наверное, после известия об этой потере Малкантет следовало вернуться в Бездну, но обещание развлечений и свободы здесь, на Материальном уровне, оказалось слишком заманчивым, и она не устояла.

И поэтому она спряталась в драгоценном камне и позволила поклонникам Ллос доставить ее из Подземья на поверхность Фаэруна. Действительно, здесь она могла позабавиться, но она понимала, что ей не следует слишком явно обнаруживать свое присутствие, иначе об этом узнают другие.

Узнает Граз’зт.

Малкантет не испытывала ни малейшего желания встречаться с ним здесь, на Материальном уровне!

Она собралась уже вызвать Инчедико и открыла рот, чтобы произнести нужные слова, когда сообразила, что не одна. Даже не повернув головы, она определила местонахождение постороннего – воспоминания Консеттины подсказали ей, где его искать.

Малкантет отошла от камина, обернулась и посмотрела на портрет короля Ярина, который висел на противоположной стене. Левый глаз отличался от правого… это был живой глаз.

Малкантет сразу же отвела взгляд, не желая дать понять шпиону, что он обнаружен, но большего ей не требовалось. Она знала, кто прячется за портретом в узком потайном коридоре.

Она начала раздеваться, медленно, соблазнительно изгибаясь. Оставшись без одежды, она направила мысленную энергию в сторону потайного хода и шепотом воззвала к принцессе Ацелии. Подобно тонкой струйке дыма, сладострастный шепот Малкантет проник в сознание женщины, наполнил ее голову непристойными мыслями о суккубе, дразнил ее обещаниями и звал ее в постель.

Несколько минут спустя Ацелия появилась в дверях спальни, где ее ждала повелительница суккубов.

Слабая духом женщина, околдованная заклинаниями, не могла сопротивляться соблазнам Малкантет. Когда растрепанная, полураздетая Ацелия неверными шагами вышла из комнаты, Малкантет убедилась в том, что приобрела верную шпионку, которая расскажет ей все, что ей потребуется.

Теперь можно было взяться за дело по-настоящему. Она босиком пересекла комнату и подбросила в камин еще дров; глядя на то, как разгорается огонь, она мысленно «проникла» в пламя и перенеслась домой, в Бездну. Из пламени она воззвала к своим слугам и отдала им приказы.

Только один из них должен был явиться сегодня ночью – крошечное существо с телом гуманоида, острыми рогами и крыльями летучей мыши. Его зеленая шкура была покрыта прыщами, из которых сочился гной. Малкантет улыбнулась. Уродство Инчедико делало его очень милым в ее глазах, но улыбалась она потому, что маленький квазит принес ей требуемые предметы.

Она спрятала магический кнут под мягкие перины и принялась разглядывать свою любимую игрушку. Это было большое зеркало в медной раме, давно позеленевшей от времени; зеркало имело форму гротескной ухмыляющейся морды демона, чудовищно большой рот был широко разинут, и пасть служила зеркалом. Этот предмет подарил Малкантет один архилич в обмен на обещание, что она время от времени будет приносить зеркало с пойманными душами на могилу немертвого. Таким образом он мог питаться душами несчастных и, разумеется, взамен отдавал ей другое, пустое зеркало, чтобы она могла продолжать развлекаться.

Она повесила зеркало рядом с портретом короля Ярина, затем прикрыла его одной из многочисленных накидок Консеттины и добавила защитное заклинание. Любого, кто попытался бы убрать накидку, должна была обжечь магическая молния.

Было неразумно оставлять такой пагубный предмет на виду у любопытных.

Если в тюрьму, находящуюся за пределами трехмерного пространства, будет «втянуто» слишком много душ, кто знает, что может извергнуть это зеркало?

– Нам придется убраться отсюда сразу же, не задерживаясь ни на минуту, – сказал Айвен. – Они догадаются, что в этом замешаны вы оба, и ваш Дом, или морада, или как вы еще называете эту дурацкую…

– Хи-хи-хи, – изрек Пайкел, но Айвена это не остановило.

– Топо… э-э… Тополунго, неважно как! – закончил он, и Пайкел снова захихикал.

– Мы намерены очутиться как можно дальше отсюда вместе с Консеттиной еще прежде, чем король Ярин поймет, что ее нет в спальне, – сообщил Реджис. – Я тебя уверяю, у Доннолы Тополино длинная рука.

– А у шпионов и убийц Ярина руки нисколько не короче, – парировал Айвен, – поэтому я и мой брат отправляемся с вами.

– Мой братец! – вставил Пайкел.

Это заявление, не терпящее возражений, не рассердило Реджиса. Наоборот, он обрадовался возможности снова путешествовать в компании братьев Валуноплечих. С другой стороны, ему было ясно: чем скорее он посадит их на корабль, отплывающий на запад, к Бренору и остальным, тем лучше будет для всех. В конце концов, организация Морада Тополино до сих пор оставалась на плаву лишь потому, что не кричала о себе на каждом углу; но если бы он разрешил братьям Валуноплечим остаться с шайкой Тополино, то вскоре шуточки и слухи насчет Пайкела разнеслись бы по всему Агларонду.

– Они подумают, что мы отправились по южной дороге, – сказал Реджис. – Возможно, нам следует вместо этого двинуться на север.

– На севере нет ничего хорошего, – покачал головой Айвен. – Хутора и шпионы. Можно пойти на запад, в горы, и вдоль предгорий добраться до Импилтура, но это дорога долгая и трудная, уж поверь мне.

– И что ты посоветуешь? – полюбопытствовал Вульфгар.

– Э-э, просто идти на юг, но побыстрее, – решил Айвен. – Можно сразу оставить позади несколько миль, а мой брат хорошо умеет находить надежные укрытия.

– Мой братец! – выкрикнул Пайкел довольно-таки громко, и остальные зашикали на него.

– О-о-о, – произнес зеленобородый дворф.

– Иди-ка ты в сад, – велел брату Айвен. – Нам всем понадобится закусить хорошенько перед долгой дорогой, верно? – Он обернулся к остальным и четким голосом разъяснил, специально, чтобы Пайкел расслышал: – Никто не приготовит вам лучшего обеда, чем мой брат.

– Мой… – громко отозвался Пайкел, направляясь к двери, но остановился, когда все трое обернулись к нему. – Братец, – негромко пробормотал он и добавил: – Тс-с-с!

Никто из заговорщиков не догадывался о том, что громкость голоса на самом деле не имела значения, потому что крошечный демон-шпион все равно слышал каждое слово. Поэтому нельзя было считать простым совпадением то, что королева Консеттина почти сразу после этого разговора появилась в дворцовом саду, чтобы проведать Пайкела.

– Ты их знаешь? – обратилась она к ослепительно улыбавшемуся дворфу, и тот сразу помрачнел.

– Хафлинга и варвара из Агларонда, – пояснила Малкантет. – Ведь это твои друзья.

– М-м-м…

– Они пришли, чтобы спасти меня, увезти в безопасное место, – добавила суккуб. Она изобразила обезоруживающую, полную благодарности улыбку, и Пайкел едва не упал в обморок, такие могущественные чары заключались в этой улыбке.

– О-о-о… – признался он.

Королева наклонилась и прошептала в ухо Пайкелу:

– Мы не можем бежать. Король Ярин начеку, он далеко не глуп. Он знает, что хафлинг пришел за мной.

– О-о-о. – Звук был тот же самый, но имел совершенно иной смысл: теперь садовник был сильно встревожен.

– Вот именно, о-о-о, – кивнула королева. – Я не могу бежать в Агларонд, мой дорогой дворф. Такой поступок неизбежно приведет к войне, а я не желаю становиться причиной войны.

– Ага, – согласился Пайкел.

– Но, с другой стороны, мне совершенно не хочется оставлять после себя статую без головы, – уныло произнесла королева. – О, Пайкел, ты должен мне помочь!

– Ой!

– Ты мне поможешь?

Пайкел закивал так усердно, что едва не повалился навзничь.

– Стражники, которые дежурят у моей спальни, нерадивы, – продолжала королева. – Они все время спят. Пришли ко мне рослого варвара сегодня ночью.

Пайкел вытаращил глаза и нервно захихикал.

– Да, я знаю, что это отвратительно, но у меня нет иного выбора, – ответила Консеттина. – Я не могу бежать. Это приведет к войне, а кроме того, во время погони нас всех перебьют. Но я должна что-то предпринять. Поэтому отправь его ко мне, и я дам королю то, что ему нужно больше всего на свете, и, возможно, тогда все мы наконец обретем покой. Ты сделаешь это, Пайкел? Ты передашь мою просьбу своему брату?

– Мой братец!

Если бы Пайкел был способен рассуждать здраво, то ему пришло бы в голову, что королева Консеттина не может знать о его родстве с Айвеном и что она никак не могла разгадать их маленький заговор так быстро. Но в улыбке женщины было нечто такое, что сбивало с толку зеленобородого дворфа, мешало ему соображать, и поэтому он направился обратно к домику для гостей, чтобы рассказать остальным, что планы изменились.

– Давай быстрее, но только тихо, – произнес Айвен, склонившись над небольшой винтовой лестницей. На это ушло три дня, но в конце концов дворфа назначили дежурить ночью у комнаты королевы Консеттины. Благоприятный момент настал.

– Он, видишь ли, заупрямился, – сообщил Реджис, стараясь говорить как можно тише.

Айвен, грохоча сапогами, спустился по ступеням. Раздраженный хафлинг стоял, сердито подбоченившись, и кисло оглядывал Вульфгара, который привалился к стене у подножия лестницы.

– Я не могу согласиться на это, – пробормотал Вульфгар. – Я не за этим пришел в Дамару.

– Госпожа Доннола…

– Не сказала мне, что это часть ее плана, – перебил его Вульфгар.

– Мы пришли сюда, чтобы спасти королеву, и вот теперь мы именно этим и занимаемся, – возразил Реджис, но выражение лица Вульфгара не смягчилось – совсем наоборот.

– Ты просишь меня стать отцом ребенка, а потом бросить его, – упирался варвар.

– Ты же в последние два года только тем и занимался, что прыгал из койки в койку, спал со всеми подряд, кто соглашался! – заорал Реджис, и Айвен ахнул от страха.

– Тихо, ты, болван! – прошипел дворф. – Мы в доме короля!

Рассерженный хафлинг лишь мотнул головой в ответ.

– То была игра, а на сей раз все по-настоящему, – возразил Вульфгар. Он не считал, что вел себя безответственно; он никогда не лгал женщинам, с которыми имел дело в своей второй жизни. Да, для него это была игра, и он соблюдал соответствующие предосторожности, особенно после знакомства с Пенелопой Гарпелл. Чародейка продемонстрировала ему немало хитростей и рассказала об общепринятых снадобьях для предотвращения беременности.

– Игра, которая вполне могла обернуться… – начал хафлинг.

– Хватит! – оборвал его Вульфгар. – Не надо учить меня жизни, друг. Я все это время был осторожен и не питал никаких иллюзий. Но сейчас ты просишь меня осознанно зачать ребенка, которого я никогда не увижу.

Реджис и Айвен обменялись озадаченными взглядами, не понимая причин неожиданного упрямства варвара, но в конце концов Реджис вспомнил одну немаловажную подробность его прошлой жизни.

– Кэлси, – произнес он. – Ты вспомнил о Кэлси. – Он обернулся к Айвену. – У Вульфгара когда-то была дочь, не родная, но появившаяся на свет при таких же обстоятельствах…

– Хватит, – повторил Вульфгар. Действительно, он часто думал о Кэлси, милой девочке, которую вернул матери после того, как оставил друзей в Мифрил Халле, в прошлой жизни, много десятков лет назад. После этого он больше не видел Кэлси и понятия не имел, что с ней сталось. Разумеется, ее будущее выглядело вполне безоблачным после того, как Вульфгар вернул ее Меральде, богатой леди из горного городка Аукни. Но все же эта загадка долго не давала варвару покоя, и много ночей в тундре он провел без сна, размышляя о ней. А ведь Кэлси даже не была его родной дочерью! – Ты ничего не знаешь об этом, – продолжал Вульфгар. – То, о чем ты меня просишь, это…

– Наш единственный выход, парень, – вмешался Айвен, сделав шаг вперед. Лицо его выражало сочувствие. – Мне очень хотелось бы, чтобы все было иначе, но ты же слышал рассказ моего брата. Мы не можем похитить королеву, не вызвав войну, и я уверен, что ты сам меньше всего хочешь войны! Ба, когда поля будут залиты кровью, множество детей никогда не увидят своих отцов!

– Это несправедливо по отношению к королеве, – попытался спорить Вульфгар. Он был близок к отчаянию, но никак не мог найти другой выход.

– Это была ее идея, – возразил Айвен. – У кого повернется язык осуждать ее? Она должна родить, иначе останется без головы. С этим мы ничего поделать не можем, парень. Ну, то есть одну вещь сделать все-таки можем. Вы не в состоянии сражаться с королем Ярином и не сумеете бежать: он вас схватит, всех нас схватит. А если не схватит, то пошлет в Агларонд целую армию, и начнется страшная война, поверь мне. Так что иди, поднимайся по лестнице. Она тебя ждет. Ты спасешь госпоже жизнь, а она – добрая госпожа и достойна того, чтобы ее спасти!

Вульфгар бросил быстрый взгляд на Реджиса, и хафлинг кивнул.

– Твой сын станет королем Дамары, – продолжал Айвен. – Если будет дочка, то королевой, и у нее будет добрая и любящая мать. И ты поможешь всем нам предотвратить войну. Король уже стар. Ничто не помешает тебе вернуться сюда после того, как он отправится расплачиваться за свои грехи.

Вульфгар потер лицо, изо всех сил пытаясь здраво оценить положение. Он не хотел войны и, естественно, не хотел, чтобы несчастную королеву казнили. Тогда он вспомнил ее, красивую молодую женщину, которую видел в тронном зале. Он не мог представить, чтобы она стала женой старого, злобного, жадного короля Ярина по доброй воле. И именно эта мысль, мысль о том, что ее брак был устроен не по любви, а по расчету, заставила его принять решение. Он кивнул и начал подниматься вверх по лестнице.

Несколько часов спустя Айвен приоткрыл потайную дверь, ведущую в сад, высунул голову и оглядел погруженные во тьму кусты и дорожки. Никого не заметив, он сделал знак Реджису и Вульфгару убираться из дворца и возвращаться в коттедж.

Вульфгар, совершенно измочаленный, перешагнул через порог; он едва мог идти и поминутно встряхивал головой. На лице его читалось полное смятение. Дворф и хафлинг захихикали.

– Хорошо, что ты тогда не согласился на любезное предложение драконицы, подружки Джарлакса, – хмыкнул Реджис, когда они очутились на безопасном расстоянии от дворца. – Думаю, после свидания с ней тебе точно пришел бы конец.

Реджис ухмыльнулся, но варвар, казалось, даже не слышал его слов.

Глава 20 Дисциплина и гнев

У него не было ни верных мечей, ни лука. Его магические ножные браслеты и доспехи тоже остались в его комнате, далеко от зала для тренировок.

Его противник, наоборот, был вооружен своим обычным оружием – руками и ногами, а его крепкое, выносливое тело не нуждалось в доспехах.

Только скорость, ловкость и грация, присущие всем воинам-дроу, помогли Дзирту удержаться на ногах, когда мастер Афафренфер, продолжая яростно наступать, очутился совсем близко и осыпал противника серией ударов кулаком, рубящих ударов, мощных выпадов локтями, коленями и ногами.

Дзирту удалось парировать множество ударов кулаками, оттолкнуть локоть Афафренфера вверх, и он с силой ударил монаха коленом в бедро. Но тот быстро увернулся, и выпад не причинил ему вреда; продолжая вращаться, он вытянул ногу.

Дзирт подпрыгнул, поджал ноги под себя, и монах не задел его. Дзирт, не выпрямляя ног, упал на пол, а Афафренфер в это время заканчивал свой маневр. Он перенес тяжесть тела на другую ногу и поднял ее высоко – слишком высоко для Дзирта, который приземлился на корточки, но быстро выпрямился во весь рост.

Теперь Дзирт взял инициативу в свои руки: он осыпал противника серией коротких, резких, но мощных ударов, затем внезапно пнул монаха, но ни разу не сумел попасть в цель, так искусно защищался и уклонялся Афафренфер.

И все же способность дроу вернуть себе преимущество в рукопашном бою с самим мастером Южного Ветра вызвала одобрение у зрителей, наблюдавших за поединком с балкона.

Противники одновременно сделали выпады ногами, ударили друг друга по щиколоткам. Дзирту досталось сильнее, и, опустив ногу, он почувствовал, что колено как будто подгибается. Он попытался забыть о боли, яростно устремившись в бой, но первый же шаг вызвал у него гримасу; дроу пошатнулся, и попытка достать противника хуком слева оказалась не слишком удачной.

Афафренфер пригнулся, избежал удара, прыгнул под рукой Дзирта вперед, к его незащищенному боку, и, приземлившись рядом с дроу, немного отставил назад правую ногу.

Монах ткнул левым локтем под левую руку Дзирта, которую тот как раз хотел убрать, плотно прижал ее к телу дроу, затем протянул руку вверх, над плечом дроу, и схватил Дзирта за волосы на затылке.

Дзирт собрался уклониться, пригнуться, но монах не дал ему это сделать и без труда подобрался к нему вплотную.

Дзирт с силой ударил свободным локтем очутившегося сзади Афафренфера, потом снова попытался достать его левой рукой, но монах предугадал эту отчаянную атаку и поэтому не только принял этот относительно слабый удар, развернув корпус, но и ухитрился просунуть правую руку вперед и зацепить второй локоть Дзирта.

Затем монах выпрямился, и Дзирт лишился возможности двигаться: его левая рука попала в захват, Афафренфер прижал ее выше локтя к телу Дзирта, одновременно крепко вцепившись в волосы дроу, а правая рука была неловко и болезненно оттопырена в сторону.

Чтобы выскользнуть из захвата, Дзирт попытался, извиваясь, опуститься на пол, но снова ощутил боль в правом колене, и секундное промедление позволило Афафренферу обойти его и крепко упереться в пол правой ногой. Монах поднял Дзирта, толкнул вперед, так, что тот споткнулся о его щиколотку. Поскольку руки у него были обездвижены, дроу не мог ни защищаться, ни смягчить свое падение. Они вместе с Афафренфером рухнули на пол, Дзирт упал ничком, а монах навалился на него всей массой, уселся ему на спину и заломил руки назад.

У оглушенного дроу перехватило дыхание. Он ощущал лишь сильную боль и абсолютную беспомощность.

Придя в себя, Дзирт сообразил, что Афафренфер едва заметным усилием может вывихнуть ему руки, разорвать связки суставов.

Монах тоже прекрасно понимал это, поэтому он отпустил Дзирта и мгновенно отскочил прочь; он стоял спокойно и неподвижно, пока Дзирт неловко поднимался на ноги. Когда дроу развернулся к Афафренферу, тот сложил руки перед собой и поклонился.

«Это демон в обличье человека, который пытается унизить тебя!» – вопили голоса в мозгу Дзирта. Он постарался выбраться из темного лабиринта безумия и каким-то образом пришел к выводу, что Афафренфер одолел его не затем, чтобы унизить его, а затем, чтобы сделать вид, будто все в порядке. Разве мог поединок с монахом, искусным в рукопашном бою, закончиться иначе?

Инстинкты подсказывали Дзирту наброситься на беззащитного противника в тот момент, когда он поклонился, и задушить его.

Он даже сделал едва заметное движение, но затем сознание его на миг прояснилось, и он взял себя в руки. Дзирт, пошатнувшись, отпрянул и не стал нападать на одолевшего его человека.

Но он не ответил на поклон, что являлось вопиющим нарушением правил поединка, и это не ускользнуло от внимания Афафренфера и наблюдателей.

Ивоннель привлекла не один изумленный взгляд, когда обратилась к Джарлаксу, Киммуриэлю и Громфу со словами:

– Он нуждается в нашей помощи, поэтому давайте поможем ему.

– Почему? – озвучил Громф вопрос, возникший у всех троих.

Но прежде чем разговор принял опасное направление, вмешался Джарлакс:

– Именно это я и пытаюсь сделать.

– И у тебя ничего не получится, – отрезала Ивоннель. Она взглянула на Киммуриэля в поисках поддержки, и, к изумлению Джарлакса, псионик кивнул в знак согласия.

– Почему? – повторил Громф.

– Потому что метод лечения, который используют Джарлакс и монахи, неэффективен, – ответила Ивоннель.

– Я не о том спрашивал, – буркнул архимаг. – Почему ты заботишься о здоровье еретика, отступника, беглеца из павшего Дома, который не принес Мензоберранзану ничего, кроме несчастий?

– Потому что он представляет для меня ценность, – ответил Джарлакс. – И еще потому, что он мой друг.

– Я обращался не к тебе, – фыркнул Громф. – Мне понятны твои мотивы, хотя я нахожу их смехотворными. Но тебе это зачем? – обратился он к Ивоннель. – В какие игры ты играешь на сей раз?

– Он самый могущественный воин Мензоберранзана. Ведь ты наблюдал за его славной победой!

– Он сыграл роль копья, брошенного в демона, только и всего, – возразил архимаг.

– Какое это сейчас имеет значение? – вмешался в разговор Джарлакс. – Твоя дочь…

– Не называй ее так, – перебил его Громф, и Джарлакс заметил, что они с Ивоннель злобно уставились друг на друга. Неприязнь была взаимной. То, что их родственная связь – всего лишь фикция и их с трудом можно назвать отцом и дочерью, не вызывало никаких сомнений. Это понимал Джарлакс, который знал о вторжении иллитида в мозг молодой жрицы. Скорее всего она приходилась Громфу не столько дочерью, сколько матерью – и заодно Джарлаксу. Разумеется, важнее было другое: является ли Ивоннель чем-то большим, нежели аватаром Ллос? Может быть, подобно своей тезке, она служит «голосом» Паучьей Королевы? Ивоннель Вечная сумела уничтожить Дом Облодра, потому что Ллос сделала ее «проводником» своей мощной энергии. Может быть, то же самое можно сказать и о победе Ивоннель над Демогоргоном?

– Какое это сейчас имеет значение? – повторил Джарлакс. – Она пришла сюда, чтобы дать нам ценный совет. Даже Киммуриэль согласен с ее мнением. Разве я не должен ради Дзирта хотя бы попытаться?

– Не знаю, почему ты в своем ослеплении считаешь себя в долгу перед ничтожным отступником, – сказал Громф, – но, возможно, тебе стоит больше задуматься о мотивах женщины, которая здесь присутствует. Может быть, она желает, чтобы Дзирт находился в здравом уме, когда она подвергнет его страшным пыткам или разрушит все, что представляет для него ценность. Разве не так поступила бы сама Ллос?

Эти слова заставили Джарлакса призадуматься. Откинувшись на спинку кресла, он устремил пристальный взгляд на ослепительно прекрасное лицо молодой женщины. Он рассмотрел ее совет и предложение под всеми возможными углами, попытался взглянуть на дело с точки зрения Громфа, но, как ни старался, не мог принять этого мрачного взгляда на вещи. Он побывал в темнице Дома Бэнр вместе с Дзиртом, Энтрери и Далией. У Ивоннель не было никаких причин утруждать себя и преследовать их до Иллуска. Не так уж давно они находились в ее власти, совершенно беспомощные, уязвимые. И если она действительно служила голосом Ллос, то наверняка сумела бы исцелить Дзирта в тюрьме Дома Бэнр, прежде чем его убить, – если таково было ее желание.

И поэтому Джарлакс попытался отвлечься от Дзирта и мыслить шире. Может быть, у Ивоннель тоже имеются какие-то далеко идущие планы – например, покарать заодно и Джарлакса? Или, допустим, Киммуриэля и Громфа? Неужели ее появление здесь и ее предложения направлены лишь на то, чтобы ликвидировать масштабный заговор против властей Мензоберранзана, в который было вовлечено много мужчин и даже Верховная Мать Зирит Ксорларрин?

Это имело смысл, и Джарлакса охватила тревога. Если бы Ллос при помощи Ивоннель стремилась подавить назревающее движение мужчин-дроу, желавших получить некое подобие равенства с женщинами в городе, тогда хитроумный заговор, включающий в себя исцеление Дзирта и последующие немыслимые пытки, вполне вписывался бы в ее планы.

Но нет, решил Джарлакс: наиболее вероятным мотивом был тот, который он увидел во взгляде Ивоннель в тот первый раз, когда она появилась в Иллуске. Дзирт заинтересовал ее. Она увидела некие возможности в его более широкой и великой философии, основанной на любви к другим, которая равна и даже превосходит любовь к себе. Пример Дзирта, его преданность делу более важному, нежели его собственное личное благополучие, действительно открывали перед дроу новые горизонты, которые для большинства из них прежде были закрыты.

– Итак, давайте же поможем ему, – сказал Джарлакс.

Ивоннель кивнула и улыбнулась:

– Мы должны отправиться к нему – по крайней мере, я.

– Я пойду с тобой, – заявил Джарлакс.

Ивоннель задумалась на секунду, затем покачала головой.

– Пока твое участие в плане не предусмотрено. Не нужно усложнять ситуацию.

Джарлакс хотел возразить, но Ивоннель уже обернулась к Киммуриэлю:

– Я не прошу тебя сопровождать меня…

– Отлично, – сказал он.

Девушка кивнула и продолжала:

– Но вскоре ты мне ненадолго понадобишься и, возможно, понадобишься снова в тот момент, когда правда откроется. Я вижу, что ни время, ни расстояние не являются препятствием для тебя – по крайней мере для твоей мысли.

Киммуриэль кивнул; тогда Джарлакс снял с шеи серебряную цепочку, на которой болтался небольшой свисток, и бросил предмет Ивоннель.

– Эта вещь настроена на Киммуриэля, – объяснил он. – Он услышит его свист, даже находясь на другом уровне существования. Это позволит Киммуриэлю быстро и безошибочно найти тебя.

– Ты можешь перенести меня в этот монастырь Желтой Розы? – обратилась Ивоннель к Громфу.

– Нет.

– Я прошу тебя всего лишь применить элементарное заклинание телепортации, – резко произнесла молодая женщина. – Доставить туда меня и еще кое-кого. Я уверена, что ты…

– Это место мне незнакомо, – возразил Громф. – Я никогда не бывал там, никогда не видел его, и поэтому применять подобное заклинание рискованно.

– Риск невелик.

– Я не собираюсь идти даже на самый незначительный риск ради спасения Дзирта До’Урдена, – отрезал Громф. – И больше не проси меня об этом.

– Я могу перенести тебя туда, – вмешался Джарлакс и взглянул на Киммуриэля. Но Киммуриэль, в свою очередь, покачал головой. Поразмыслив, Джарлакс понял, в чем дело: Киммуриэль не мог просто взять и «искривить» пространство и время по собственной воле, без всяких ограничений. Он мог путешествовать в места, хорошо ему знакомые, мог мысленно следовать зову магического свистка на любое расстояние, даже из других миров. Но, подобно Громфу, он никогда не бывал в дамарском монастыре.

– Как ты относишься к полету на спине дракона? – спросил Джарлакс у племянницы. – Это займет несколько дней, конечно, дольше, чем заклинание телепортации, но…

– С нетерпением жду этого приключения, – кивнула она. – Позаботься о том, чтобы меня пропустили в монастырь, и обеспечь мне аудиенцию у магистра Кейна.

– Он действует быстрее всех, с кем мне когда-либо случалось сражаться, – обратился мастер Афафренфер к Саван и Перриуинклу Шину. – Даже без магических ножных браслетов.

– Это было впечатляющее зрелище, – согласилась Саван и с усмешкой добавила: – В какой-то момент мне даже показалось, что не брат Афафренфер, а кто-то другой скоро будет сражаться со мной за звание мастера Восточного Ветра.

– Дзирт смог бы завоевать этот титул, – подтвердил Афафренфер.

– Нет, не смог бы, – возразил Перриуинкл Шин, хотя Саван кивнула, соглашаясь с Афафренфером. Оба удивленно посмотрели на мастера Лета, самого высокопоставленного монаха в ордене Желтой Розы после магистра Кейна.

Мастер Шин ничего не сказал в ответ на эти взгляды: судя по выражению его лица, он считал, что собеседники сами должны понять ход его мыслей.

Затем оба кивнули, вспомнив исход поединка между Афафренфером и Дзиртом, когда дроу не склонился перед соперником в знак уважения – наоборот, он, казалось, хотел ударить монаха по лицу.

Физические возможности Дзирта До’Урдена казались безграничными. Разумеется, он мог бы после долгих лет тренировок подняться на уровень Афафренфера или Саван и, скорее всего, даже сравняться с Перриуинклом Шином. Возможно, он мог бы стать одним из немногих, кто вышел за пределы смертной оболочки, как Кейн.

Однако возможность восхождения на высшие уровни иерархии ордена Желтой Розы определялась не столько физической формой и навыками кандидата, сколько его умением управлять своими желаниями, настроениями и эмоциями. Это умение требовалось ученику для того, чтобы в точности следовать жесткому режиму, понимать собственное тело и манипулировать им.

И в этой области, самой важной из всех, Дзирт До’Урден оказался совершенно бессилен.

Никто из друзей Дзирта, недавно провожавших его в опасное путешествие в Подземье, не мог бы предугадать подобного исхода.

– Это надолго? – спросила Далия.

Энтрери видел, что она из последних сил скрывает грызущее ее беспокойство; и мысль о том, что его предстоящее путешествие так тревожит ее, причинила ему сильную боль. Он даже не подумал о том, что ранит Далию, согласившись отправиться в путь вместе с Ивоннель. Артемис Энтрери просто не привык думать о ком-либо еще, кроме себя, – по крайней мере, если он не заставлял себя думать о других.

Реакция Далии на его решение была вполне естественной. Конечно, она никогда не поддавалась трусости, прекрасно понимала ценность дружбы и знала, что такое ответственность за боевых товарищей. В конце концов, Энтрери, Джарлакс и Дзирт только что спасли ее саму от ужасной участи. Но не следовало забывать о том, что женщина после долгих несчастий и страданий совсем недавно обрела хоть какое-то подобие мира и покоя. Она примирилась с сыном, и сейчас Эффрон создавал для себя собственное пространство в растущей Главной башне тайного знания.

А они с Энтрери нашли друг друга, и каждый из них помог другому облегчить душевную боль, обрести смысл жизни и новый взгляд на вещи.

И вот теперь он покидал ее, в сопровождении, возможно, одной из самых опасных колдуний-дроу на Фаэруне, и имел дело с Громфом Бэнром.

– Ты сильно изменился после общения с этим странным существом, Киммуриэлем, – заявила Далия.

Энтрери нечего было на это возразить. После совещания Ивоннель, Джарлакс и Киммуриэль пришли к Энтрери и рассказали ему о плане Ивоннель – плане, предусматривавшем участие Энтрери. Ассасину предстояло сопровождать Ивоннель в монастырь Желтой Розы. И чтобы ускорить это путешествие, Энтрери позволил Киммуриэлю «вторгнуться» в свое сознание – это было странное, тревожное переживание.

– Мы совершили путешествие вместе, – попытался объяснить Энтрери.

Далию взволновала эта новость:

– Куда?

– Путешествие не в пространстве, а во времени. Через столетия, к давно поблекшим воспоминаниям и к воспоминаниям, которые теперь удивляют меня.

Далия не поняла, что он имел в виду, но не стала просить разъяснений.

– Ты чувствуешь, что в долгу перед Дзиртом и обязан помочь ему, – заговорила она, когда напряженное молчание затянулось. – Я понимаю.

Энтрери покачал головой. Слова ее были рациональными, логичными, имели смысл, если вспомнить о цели похода Дзирта в Подземье, во время которого его настигла болезнь. Но все равно ассасину они показались какими-то фальшивыми. Не осознание долга приказывало ему отправляться к Дзирту и принять участие в отчаянном плане по спасению следопыта. Нет, здесь было нечто более глубинное, нежели долг, а если и долг, то, как это ни странно, прежде всего перед самим собой, перед Артемисом Энтрери. Он вспомнил обдуваемый ветрами утес неподалеку от ворот Мифрил Халла, сточную трубу в Калимпорте и башню, которая была создана специально для его поединка с Дзиртом.

– В таком случае я должна отправиться с тобой, – сказала Далия, но Энтрери покачал головой.

– Ивоннель попросила об этом меня, и она даже слышать не желает о том, чтобы Джарлакс сопровождал нас.

– Почему? И почему ты внезапно проникся доверием к ней?

– Я ей вовсе не доверяю.

– Напротив!

Энтрери тяжело вздохнул: действительно, трудно было отрицать, что он буквально отдал свою жизнь в руки необычной девушки-дроу.

Мне кажется, у нее нет никаких причин подстраивать мне западню, потому что недавно я, как и все мы, сидел у нее в тюрьме, – объяснил он.

– Но какие у нее причины помогать Дзирту?

– Не имею ни малейшего представления.

Далия фыркнула и подбоченилась.

– Не хочу показаться упрямой и вздорной, – заявила она, – но все это представляется мне полной бессмыслицей.

– Ивоннель убеждена, что Дзирту необходимо испытать великое потрясение или жестокий кризис, чтобы он позволил ей исцелить его с помощью заклинаний, – сказал Энтрери. – А как ты думаешь, найдется ли во всем мире другое такое существо, как Артемис Энтрери, способное вызвать жестокий кризис в душе Дзирта До’Урдена?

Его легкомысленный тон не ослабил напряжения.

– Нужно заставить его столкнуться лицом к лицу с истиной о его отчаянном положении, заставить его заглянуть в пропасть, которая страшит его сильнее всего, – более серьезно продолжал Энтрери, – прежде чем он сдастся, отбросит свое упрямство и примет помощь Ивоннель или кого-то еще.

– Что-то мне слабо верится в благополучный исход, – заметила Далия.

– Мне тоже, – признался Энтрери, но не стал озвучивать свои предположения. Он понимал: если Ивоннель ошибется, ему конец. Он машинально положил руку на эфес Когтя Шарона. Долгие годы он ненавидел этот клинок за то, что тот продлевал ему жизнь, хотя никогда не был твердо уверен в том, что источником его проклятия являлся именно Коготь Шарона. В любом случае, сейчас он знал, что власть незересского меча над его душой ослаблена, а возможно, вообще утрачена. Артемис Энтрери снова почувствовал себя в полном смысле слова смертным существом, и это было очень некстати, потому что впервые за долгие годы он страшился смерти.

– Ты снова встретишься с этим странным человеком, Кейном? – спросила Далия. Энтрери рассказывал ей о своей предыдущей встрече с магистром Цветов, которая произошла более ста лет назад, когда они с Джарлаксом искали приключений в Землях Бладстоуна.

– Возможно – если Джарлакс найдет способ это устроить.

Далия улыбнулась, чтобы показать Энтрери, что она принимает его решение и верит в него. И он был ей за это очень благодарен.

– Скажи Кейну, что ты король Ваасы, – пошутила она, намекая на события прошлого. – Тогда он со всех ног побежит тебе навстречу.

Энтрери рассмеялся и крепко обнял Далию.

– Прошу, никому не говори о планах Ивоннель и не рассказывай Кэтти-бри о моем отъезде, – прошептал он после долгого поцелуя. – Я не хочу, чтобы она предавалась напрасным надеждам.

Услышав эти слова, Далия приподняла брови.

Энтрери лишь пожал плечами в ответ. Когда он трезво обдумал план Ивоннель, этот замысел представился ему трудновыполнимым, даже смехотворным. Но иного плана у них не было.

Дзирт неуверенно переступил порог небольшой круглой комнаты.

Свеча была новая, но она была вставлена в подсвечник, точно так же, как и та, которую Дзирт видел во время первого визита в это место. Они предугадали его появление, подумал он, заметив на полу «огниво».

Видимо, они хорошо его знают.

Слишком хорошо.

Мысль о том, что все это время с ним играли, что его гонители получали огромное удовольствие, заставляя его без конца ходить по кругу, преследовала его и здесь, в этом месте, в комнате со свечой. Он покатал огниво в пальцах, не зная, стоит ли продолжать. Ему хотелось испытать свои силы, но, с другой стороны, он не желал демонстрировать своим тюремщикам – именно так он сейчас смотрел на монахов – зрелище, которое они, очевидно, желали увидеть.

Но он не в силах был сопротивляться и поэтому чиркнул огнивом и, присев на пол, зажег свечу. Дзирт был твердо намерен довести дело до конца, доказать себе, что он в состоянии обрести покой, место, где можно предаваться безмолвной медитации, место, где мучители не достанут его.

В течение первых нескольких минут ему казалось, что он может пребывать в такой позе вечно. Ему вовсе не казалось трудной задачей сидеть так, когда он расслабился, сложил перед собой руки. Он пристально смотрел на свечу, позволил ее свету увести его вглубь – не вглубь свечи, а вглубь собственной души.

Вскоре у него заболела спина, мышцы жгло огнем.

Он усилием воли преодолел боль, упрямо сохранял неподвижность.

Время текло незаметно, оно не имело значения. Он почувствовал дискомфорт, постарался погрузиться глубже в пламя свечи, глубже в себя самого. Ему причиняла боль не поза, в которой он сидел, а мысли о ней; он понял это после многих часов, проведенных с Афафренфером и остальными. Мышцы его были напряжены для того, чтобы удержать его в полной неподвижности. И именно это усилие, именно попытки стать совершенным мешали ему достичь совершенства.

Дзирт прекратил свои попытки, просто смотрел на пламя свечи, смотрел в собственную душу. Он думал только о своем дыхании и позволил ритму дыхания унести себя в иное место, где царил покой.

Он закрыл глаза, сам не сознавая этого. Его поза действительно была совершенной, расслабленной, сбалансированной, но он этого не чувствовал и не видел.

Дзирт нашел место, где не было ничего, и там находилось его святилище, убежище, укромный уголок, там царил безмятежный покой.

И Кэтти-бри была там рядом с ним, такая прекрасная, живая, любящая, и это было чудесно.

Она улыбнулась ему, и он увидел острые зубы хищницы, а потом она расхохоталась зловещим, скрежещущим смехом.

Дзирт попытался отогнать эту картину, и ноги у него снова заболели, мускулы напряглись.

Открыв глаза, он увидел свечу, на которой сконцентрировался; пламя ее бешено металось из стороны в сторону, и это лишь усилило его беспокойство.

Пламя металось от его собственного прерывистого дыхания, в то время как он пытался найти нечто ускользающее.

У него мучительно заболели ноги, и он сел на пол, тяжело дыша.

Он заметил, что свеча прогорела намного больше, чем во время его предыдущих попыток предаваться медитации, и все же дроу это достижение показалось ничтожным, не стоящим внимания.

Он нашел покой, убежище, тайное убежище, принадлежавшее только ему.

Мучители настигли его и там.

Никогда и нигде ему не будет покоя.

В этот момент Дзирт До’Урден понял еще более четко, чем когда-либо прежде, что он пропал. Едва передвигая ноги, он побрел в свою тесную комнатку и рухнул на соломенный тюфяк, всем сердцем желая, чтобы сон без сновидений пришел к нему и дал ему временную передышку.

– Ты достиг успехов в медитации, – обратился Кейн к Дзирту на следующий день. Магистр разбудил Дзирта рано утром, еще прежде, чем солнце показалось над восточным горизонтом.

Дроу уставился на монаха, не зная, что отвечать.

Дзирту было все равно, и он был совершенно уверен: сейчас ни один ответ не удовлетворит этого человека… или демона, неважно, кем или чем являлся этот так называемый магистр Кейн.

– Если бы ты принадлежал к ордену Желтой Розы, тебя называли бы безупречным братом Дзиртом, – сообщил Кейн.

Выражение лица Дзирта сказало монаху, как мало это значило для него.

– И, скорее всего, ты вскоре смог бы получить звание мастера, – не обращая внимания на неприязнь собеседника, продолжал Кейн. – Конечно, это невысокий титул, но немногие братья и сестры могут достичь его. Однако в тебе я вижу возможности. Ты обладаешь самодисциплиной, хотя позволяешь страху и гневу заглушить ее…

– Довольно! – воскликнул Дзирт. Он проглотил язвительное замечание, вертевшееся у него на языке, тряхнул головой и, взяв себя в руки, повторил: – Довольно.

– Ты тренировался несколько десятков лет, и результат дает о себе знать, – промолвил магистр Кейн и, в свою очередь, покачал головой.

– Очень жаль, – пробормотал он, развернулся и вышел.

Глава 21 Разоблачение

Расправившись с ним, она уничтожила бы все достигнутое, а Малкантет начинала понимать, что в этом забытом, дремучем и жалком уголке мира можно неплохо поразвлечься. Сначала она согласилась на план Ханцринов отправить ее на поверхность только потому, что Демогоргон был изгнан, а Граз’зт, по слухам, бродил в Подземье. Королевство на краю земли показалось королеве суккубов безопасным местом, но она всегда думала, что вернется в Подземье после того, как Граз’зт отправится домой, в Бездну. У нее имелись многочисленные связи в разных городах темных эльфов.

Тем не менее с течением времени ее решимость поколебалась. Оказалось, что людьми так легко манипулировать…

– У меня сильно болит голова, глаза буквально сами закрываются, – пролепетала она, театральным жестом проводя рукой по лбу.

– Мне плевать! – прикрикнул король Ярин и схватил жену за плечи. – Раздевайся!

И сделал движение, чтобы швырнуть ее на постель.

С таким же успехом он мог попытаться опрокинуть замок.

В изумлении Ярин взглянул в алые глаза «Консеттины». Алые?

– Я сказала, что сейчас не могу исполнять свои… супружеские обязанности, – с угрозой в голосе произнесла Малкантет.

Король Ярин отпрянул и сглотнул ком в горле.

В следующий миг глаза ее снова обрели прежний синий цвет, и она с извиняющимся видом улыбнулась.

– Я пришлю за тобой, как только почувствую себя лучше, любовь моя.

Король Ярин неловко попятился, потом резко развернулся и буквально бросился прочь из комнаты, тряся головой и безуспешно пытаясь осмыслить происшедшее. Малкантет смотрела, как он прошел мимо стражников; дворф-часовой бросил на нее многозначительный взгляд.

Она едва заметно кивнула Айвену и закрыла дверь.

– Ты сильно рискуешь, играя в эти игры, – заметил квазит Инчедико, когда хозяйка обернулась. – Ты позволила этому человеку увидеть истину.

– Он сам не понял, что увидел, – возразила Малкантет.

– Значит, все-таки пригласишь к себе варвара?

Суккуб зловеще ухмыльнулась:

– Мне скучно.

– И поэтому ты собираешься устроить всем местным неприятности? Крупные неприятности?

– Возможно. – Малкантет пожала плечами. – А разве тебе это не интересно?

Квазит хихикнул, затем шмыгнул под кровать – в дверь королевской спальни негромко постучали.

Айвен стоял на часах в коридоре, отойдя как можно дальше от комнаты королевы Консеттины – насколько это было возможно без того, чтобы оставить свой пост. Он прислонился к перилам винтовой лестницы на верхней площадке; выход на лестницу находился в стороне, и его не видно было из дверей королевы. Он притворился, что счищает какое-то пятнышко с отполированных до блеска доспехов, которые прежде – так говорили, хотя немногие в это верили, – принадлежали самому королю Гарету Драконобору.

– О, госпожа, ой, госпожа, госпожа, – услышал он чей-то голос с нижних ступеней. Голос становился громче; какая-то женщина бежала вверх по лестнице.

Дворф нахмурился – он с самого начала думал, что сегодня ночью не стоит устраивать свидание, и его смутная тревога лишь усилилась, когда король покинул спальню Консеттины в дурном настроении. Но после того как Ярин ушел, королева совершенно определенно кивнула Айвену, и этот кивок нельзя было игнорировать – так сказала еще раньше она сама.

– О, госпожа, стражники, госпожа! – восклицала женщина.

Айвен ахнул и направился было в коридор, но в изумлении отпрянул и спрятался за статую.

– Стражники идут! Берегись, госпожа!

Ацелия Ледяная Мантия, сестра короля, пробежала мимо него к двери Консеттины; она была так взволнована, что даже не заметила воина.

– Ацелия? – прошептал дворф. Ее озабоченность показалась ему очень странной. Ацелия ненавидела Консеттину и не делала из этого тайны. Зачем ей предупреждать королеву о приближении враждебно настроенных стражей? И как Ацелия вообще могла узнать о присутствии Вульфгара в комнате?

А может, она ничего не знала?

– Госпожа, стражники! – послышался чей-то встревоженный голос, и за возгласом последовал настойчивый стук в дверь.

Королева Консеттина как раз снимала с Вульфгара рубаху, осыпая его страстными поцелуями. Услышав крики, она небрежно отшвырнула варвара в сторону, и он пролетел через полкомнаты.

– Что это?! – воскликнул он, вытаращив глаза.

– Стражники! – крикнули из коридора. – Они сейчас придут сюда, госпожа!

– Мне нужно уходить! – ахнул Вульфгар.

Не дожидаясь ответа, варвар поспешил к окну, но женщина опередила его и преградила ему путь.

– Тебе некуда бежать, – усмехнулась она.

Дверь с грохотом распахнулась, и в спальню ворвалась принцесса Ацелия.

– Госпожа!

– Заткнись! – приказала королева низким, зловещим голосом. – И закрой дверь, тупица.

Ацелия повиновалась.

– Что это? – повторил Вульфгар, но слова застряли у него в глотке, когда женщина, которую он считал королевой Консеттиной, обернулась и свирепо уставилась на него. Глаза у нее были красными, и на лбу выросли небольшие рога, как у козы.

– Сегодня ночью мы не будем развлекаться, – объявила она.

Вульфгар с силой оттолкнул «королеву» и взглянул на небольшой столик у кровати, где лежал его волшебный молот. Он хотел было издать боевой клич, но у него перехватило дыхание, когда демоница, занявшая место королевы, ударила его с силой горного великана.

Варвар, пошатываясь, отступил, но она не отставала, стиснула его плечи. Ему удалось вызвать Клык Защитника, и молот появился у него в руке, но это было бесполезно. Фальшивая королева прижала Вульфгара к себе, он не мог замахнуться как следует.

Он вцепился в молот обеими руками и попытался оттолкнуть демоницу, но та тоже ухватилась за рукоять его оружия, ниже его рук. Резким движением она развернула молот, так что могучий варвар упал на одно колено.

Адская тварь с легкостью вырвала молот из пальцев Вульфгара и отшвырнула его прочь, затем ударила человека по лицу так сильно, что он пошатнулся и едва не потерял сознание.

В следующее мгновение фальшивая королева одной рукой поймала жертву за ворот рубахи.

– Тебе повезло: мне понравилось кувыркаться с тобой, – произнесла демоница и бросила Вульфгара через всю комнату; варвар врезался в решетку камина и едва не рухнул на пол.

Но сразу выпрямился и обратился к своему многолетнему боевому опыту; варвар сумел довольно быстро прийти в себя и освоиться с невероятным положением, в котором так неожиданно очутился. Он протянул руку к лежавшему на полу молоту и хотел призвать его.

Но тварь, существо, которое он считал королевой Консеттиной, стояла в ногах кровати, ухмыляясь Вульфгару. Развернулись широкие кожистые крылья. Она взмахнула рукой, и в воздухе просвистела какая-то черная веревка – кнут. Кнут хлестнул человека по руке, зашипели зловещие адские молнии.

Его обожгло огнем, рука отнялась, он испытал приступ головокружения и не сумел произнести слово, призывающее боевой молот. Тошнота и головокружение усиливались, тело онемело.

Рука упала, словно парализованная.

Демоническая тварь расхохоталась, сложила губы трубочкой и негромко свистнула; Вульфгара хлестнул порыв ветра. Он услышал за спиной хлопанье какого-то плаща.

Кнут щелкнул снова, а Вульфгар отпрянул, развернулся, принял оборонительную позу и изо всех сил постарался удержаться на ослабевших ногах. А потом он заметил, что плащ, который висел возле камина, отлетел в сторону и открыл ухмыляющуюся рожу демона и зеркало, блестевшее в его разверстой пасти.

Вульфгар лишь на долю секунды увидел свое отражение в этом зеркале; затем какая-то неведомая магическая сила сковала его, и ему показалось, будто он ощущает прикосновение призрачных рук. Варвар почувствовал, что тело его напряглось, и сообразил, что наклонился вперед.

Комната и все предметы, окружавшие его, удлинились, вытянулись, а потом он исчез – его втянуло в зеркало, а демоница расхохоталась.

– Он останется со мной, – объявила Малкантет Ацелии, которая в ужасе смотрела на то место, где только что стоял человек.

Шум и возня в коридоре сказали им о том, что стражники пришли.

– Забери меня! – вскрикнула Ацелия.

Малкантет шагнула к молоту Вульфгара, но как только она протянула к нему руку, молот исчез. Она взглянула в зеркало и усмехнулась, удивленная тем, что ее раб сумел воззвать к магическому оружию из иного измерения, из глубин тюрьмы, в которую была заключена его душа.

Дверь задрожала под ударом руки в латной перчатке.

– Открыть, именем короля! – раздался рев.

Малкантет махнула рукой; дерево разбухло, и дверь заклинило.

– Госпожа, это Рафер! Спрячь меня, сжалься! – взмолилась Ацелия, хватая Малкантет за руку.

Ацелия обернулась к зеркалу, но суккуб взяла женщину за подбородок и не дала ей возможности взглянуть на свое отражение.

– Нет, дорогая моя девочка, – ответила Малкантет, нежно поглаживая Ацелию по щеке.

– Проклятая дверь заперта изнутри! – проорал Рафер Слиток и попытался вышибить ее плечом.

– На этой двери нет ни замка, ни засова! – возразил один из стражников и пнул дверь, в то время как Рафер с силой врезался в нее снова. На сей раз косяк затрещал, и дверь немного подалась внутрь.

Айвен не знал, что делать. Он оборачивался попеременно то к лестнице, то к двери опочивальни. Дворф не мог бросить Вульфгара в одиночку сражаться с отрядом стражи, но поможет ли он, если обнаружится, что и сам тоже участвует в заговоре? С другой стороны, Вульфгар никак не мог выбраться из этой комнаты без посторонней помощи. Дворф прекрасно понимал: если верные слуги короля найдут его среди ночи в обществе королевы Консеттины, варвар мгновенно окажется в саду дворца, на гильотине Ярина!

Выбора не было, и Айвен, поморщившись от досады, подбежал к воинам.

– Проявляйте больше уважения к королеве! – заорал он, но те, казалось, не слышали его.

Однако Рафер Слиток заметил дворфа и резко выбросил руку в его сторону.

– Топор! – потребовал он.

Айвен отпрянул и хотел возразить, но несколько воинов схватили его, и прежде чем он сообразил, что происходит, Рафер уже начал рубить дверь его топором.

Во все стороны полетели щепки, и, как только средняя доска раскололась, разбухшая дверь подалась; Рафер, навалившись всем телом, выломал ее. Затем негодяй отшвырнул топор Айвена прочь, схватился за меч и ворвался в комнату. Почти сразу же он вскрикнул от боли, и Айвен, который протискивался сквозь толпу сгрудившихся в коридоре воинов, чтобы подобрать свое оружие, услышал щелканье кнута.

Дворф в недоумении помотал головой и решил, что сейчас раздастся рев Вульфгара; он лихорадочно соображал, что же ему делать после этого.

Разумеется, он не мог позволить Раферу и его подручным убить варвара или взять его в плен. С другой стороны, в этом отряде были мужчины и женщины, которых Айвен хорошо знал и даже называл своими друзьями.

Однако, когда Айвену наконец удалось протиснуться сквозь толпу в спальню королевы, он понял, что ситуация коренным образом изменилась. Со стражниками сражался не Вульфгар, а кто-то – что-то – совершенно иное.

Она несколько походила на Консеттину, но была выше и крупнее, у нее были рога и крылья, как у летучей мыши, и кошмарный кнут, который извивался в воздухе, треща и рассыпая искры. Удары его были такими страшными, что людям, очутившимся возле кнута, приходилось прикрывать глаза рукой и отворачиваться, потому что кнут слепил их, подобно колдовской молнии.

Дьявольский кнут свистнул, и человек, находившийся рядом с Айвеном, безвольно повалившись на дворфа, сбил его с ног. Затем дворф заметил Рафера, который лежал на полу у кровати, судорожно подергиваясь, пронзительно крича и пытаясь закрыть лицо рукой. Но рука не слушалась его. Наемный убийца перевернулся, и Айвен ахнул. Первый удар кнута выбил ему глаз. Это было ужасное зрелище: глаз все еще висел на ниточке у него на щеке.

Айвен твердо решил вступить в схватку и попытался подняться, но отброшенное демоном тело одного из воинов врезалось в него, и он снова покатился по полу. А потом труп придавил его к стене рядом с дверью. Полдюжины воинов было выведено из строя, седьмого чудовищная демоница оторвала от пола левой рукой. Небрежно, почти безразлично она швырнула несчастного к противоположной стене, и тело, сложившись пополам, словно кукла, выбило стекло, выломало железные рамы и вылетело в окно.

Пронзительные крики жертвы донеслись до Айвена и внезапно стихли: бедняга разбился, рухнув на землю с высоты сорока футов.

– Ах ты тварь! – прорычал дворф, упрямо пытаясь подняться на ноги.

А потом он замер, глядя на обнаженную демоницу и мимо нее, на дальнюю стену спальни, на ухмыляющееся лицо демона и зеркало. В этом зеркале он увидел Вульфгара, который прижал ладони к стеклу – изнутри. Рот варвара открылся в безмолвном крике, а потом его изображение затуманилось и исчезло.

Еще двое стражников ворвались в комнату, но их остановил удар демонического огненного хлыста.

Демон – Консеттина, или неважно, кто или что это было, – отскочила прочь, вцепилась в зеркало одной рукой и с легкостью, словно пушинку, оторвала его от стены. Прежде чем Айвен смог выбраться из-под безжизненного тела, придавившего его к полу, и прежде чем два стража успели снова броситься на «королеву», она выпрыгнула в окно, расправила кожистые крылья и улетела прочь.

Айвен, прихрамывая, подошел к окну с развороченными переплетами и выбитыми стеклами и посмотрел в темноту. Демон спланировала вниз, в сад, затем снова набрала высоту, устремилась на север и скрылась за городской стеной.

Дворф оглядел побоище. Люди стонали, уцелевшие пытались помочь раненым, из коридора доносились шум и топот.

Айвен, протиснувшись мимо воинов, выбрался в коридор и побежал к лестнице.

– Надо проверить, что с королем! – крикнул он стражнику, который пытался его остановить.

Однако Айвен солгал. В этот отчаянный момент жизнь и здоровье короля Ярина волновали его меньше всего. Он бросился вниз, перепрыгивая через три ступени за раз, потом выскользнул в сад через потайную дверь и побежал к домику для гостей, где ждали Пайкел и Реджис.

Глава 22 Демон внутри

– Разумеется, я понимаю всю мудрость твоих речей, – произнес брат Афафренфер. Заметно было, что он из последних сил пытался сохранить спокойствие; это напомнило остальным о том, что он, несмотря на быстрый прогресс и возвышение среди членов ордена Желтой Розы, все еще оставался молодым и довольно вспыльчивым человеком.

– Но ты со мной не согласен, – отметил магистр Кейн.

– Согласен! – выпалил Афафренфер. – Просто дело в том, что… я не знаю, в чем дело, магистр, но только я почему-то очень привязан к этому необычному дроу. Я прекрасно знаю, что многим обязан ему. Я сбился с пути, и он был среди тех, кто помог мне снова обрести себя. Во время моей первой встречи с Дзиртом, после устроенной ему засады, дворф Амбра спасла меня и вырвала из-под власти Уровня Теней; но тогда Дзирт вовсе не обязан был прощать меня и принимать в свой отряд. Он не обязан был помогать мне искать достойный путь в жизни – напротив, он имел полное право, как по закону, так и по совести, убить меня или по крайней мере посадить в тюрьму. Но он не сделал этого. Он принял меня к себе, в свою компанию, и даже заботился обо мне, когда мы путешествовали вместе. Дзирт доверял мне. Возможно, это доверие – самый ценный дар, который я когда-либо получал за всю свою жизнь.

Присутствовавшие в комнате люди приподняли брови, услышав это заявление, особенно когда вспомнили о великом даре магистра Кейна молодому человеку. Ведь он «поселился» в теле Афафренфера, стал практически «единым целым» с младшим монахом и учил его тому, что другие пытались освоить многие годы и даже десятилетия – и чаще всего безуспешно.

Но Кейн, судя по всему, понял, что имел в виду Афафренфер. Он кивнул и ответил искренней улыбкой.

– Прошло не так уж много времени, – умоляюще проговорил Афафренфер.

– Мне хватило его, чтобы понять, – возразил Кейн. – Мы сделали для Дзирта До’Урдена все, что могли. Этого недостаточно, но пусть будет так. А теперь ему пора возвращаться домой.

– Да, магистр. – Афафренфер почтительно склонился. – Мне сообщить ему об этом?

– Нет. Пойди и приведи его. – Кейн оглядел остальных монахов. – Оставьте нас. Я хочу побеседовать с Дзиртом наедине.

Когда все ушли, Кейн обернулся к боковой двери, негромко позвал, и перед ним появилась Ивоннель.

– Я польщена твоим доверием, – заговорила она.

– Ошибочно было бы думать, что я доверяю таким, как Джарлакс или как ты, Ивоннель. Мне сказали, что ты наделена сверхъестественными способностями.

– И все же ты согласился исполнить просьбу Джарлакса и принял меня в своем доме.

– Потому что я тебя не боюсь, – пожал плечами Кейн. Ивоннель на это улыбнулась и спросила:

– Неужели ты можешь читать в моей душе, магистр Цветов?

– Я знаю, что у Дзирта есть множество друзей, которые охотно отдадут за него жизнь, – ответил монах. – Джарлакс, насколько я понимаю, относится к ним, и поэтому в данном случае я не жду от него подвоха. Я не солгал своим братьям, когда сообщил им о своем решении относительно нашего заблудшего друга. Эта болезнь, которая почти уничтожила такого воина, как Дзирт, воина с необыкновенной душой и сердцем, великой репутацией и самодисциплиной, остается загадкой. Загадкой и трагедией. Я не могу исцелить его, потому что…

– Потому что он сам себя не в состоянии исцелить, – договорила Ивоннель, и мгновение спустя заинтересованный Кейн кивнул в знак согласия.

– А ты, значит, считаешь, что тебе это по силам? – усмехнулся монах.

Ивоннель сначала собралась кивнуть, но вместо этого покачала головой:

– Я не могу знать этого наверняка, но хочу попытаться.

– Почему?

И Ивоннель поведала ему о проклятии, которое сама наложила на Дзирта, и о том, как он потряс ее, избежав коварной ловушки при помощи силы воли и, возможно, чего-то еще, таившегося глубоко в его сердце. Она рассказала ему о своих намерениях и поделилась мнением о «недостающем кусочке головоломки», разгадке тайны безумия Дзирта.

Монах некоторое время задумчиво смотрел на девушку.

– В этом мире существует два вида демонов, – медленно произнес он наконец. – С одним из них ты хорошо знакома, поскольку родилась в Мензоберранзане и, естественно, не раз имела дело с Паучьей Королевой и ее слугами. Это демоны Бездны, материальные демоны, и некоторым они представляются подобными богам.

Ивоннель весьма красноречиво фыркнула.

– Но я говорю, что это ложь! – объявил магистр Кейн уверенно, с необычной для него страстностью в голосе. – Ложь, поскольку мы сами – боги, мы стоим выше этих фальшивых созданий. Они существуют лишь благодаря нам, являются порождением наших коллективных кошмаров. Если бы никто не поклонялся им, если бы никто не верил в них, если бы никто не боялся их, они не имели бы никакой власти над смертными. Но, увы, этому не суждено сбыться.

Ивоннель долго, пристально смотрела на монаха; она была несколько заинтригована и не сразу смогла сформулировать возражения.

– Ты сказал, два вида демонов, – промолвила она после довольно продолжительной паузы.

– Второй вид создаем мы сами – это демоны ненависти и страха, – пояснил Кейн. – Они обладают большим могуществом. Несмотря на то что они лишены материального облика, они так же реальны, как любое существо из Бездны. Дзирт До’Урден породил собственного демона безнадежности и позволил ему поселиться в своем сердце и сознании, прочно укорениться там.

– А подобный демон защищает себя, создавая новые страхи в душе своего «хозяина», – кивнула Ивоннель и добавила: – Чума Бездны посеяла в Подземье сильную панику и породила великое отчаяние. Лишь единицы из заболевших смогут вырваться из крепких пут безумия. Даже если заручиться помощью могущественного жреца, мага или псионика, демон страха помешает жертве принять исцеление.

– Но, возможно, у Дзирта особенный случай, – заметил Кейн.

Ивоннель лишь пожала плечами.

– Пытаясь найти способ справиться с этой болезнью, я действую в интересах своего народа, – туманно отозвалась она.

Она слышала столько рассказов об искусном воине Дзирте До’Урдене. Многие жители Мензоберранзана, которые знали его и его отца, втайне признавали, что Дзирт мог бы стать величайшим мастером оружия за всю историю города. И, несмотря на то что мастера оружия не пользовались большим уважением – в конце концов, это были всего лишь мужчины, – Ивоннель Вечная знала, что хорошо обученный воин является таким же произведением искусства и настолько же совершенным созданием, как любая жрица или маг.

– Что будет, если твой план не сработает? – осведомился монах.

– Тогда я заберу его домой к Кэтти-бри и остальным, если сумею, – мрачно ответила она. – А если не сумею, то доставлю домой его тело, чтобы друзья смогли должным образом оплакать его смерть.

– А вдруг ты не сможешь с ним справиться? Что, мне придется разбираться с обезумевшим Дзиртом До’Урденом, который начнет громить монастырь Желтой Розы?

Ивоннель лишь рассмеялась; очевидно, эта мысль показалась ей абсурдной.

– Хорошо, но как насчет второй части твоего спектакля? – продолжал Кейн. – План, который ты придумала, жрица Ллос, предполагает предательство, а предательство по отношению к такому существу чаще всего приводит к смерти. Или хуже.

– Ведь я попросила о помощи тебя, – напомнила ему Ивоннель. – Ты действительно настолько велик, как рассказывают?

Магистр Кейн кивнул.

– Дзирта скоро попросят покинуть это место, – добавил он.

– Я буду ждать его за полями, которые окружают ваш монастырь, – объявила дроу.

Ивоннель покинула комнату через ту же боковую дверь. За ней пристально наблюдали, пока она шла через коридоры и просторные залы монастыря Желтой Розы, но братья и сестры вели себя учтиво и не приближались к ней, за исключением того момента, когда понадобилось открыть ей входную дверь и убедиться, что она идет в правильном направлении.

Очутившись за стенами монастыря, Ивоннель пересекла широкое поле и спустилась по склону горы в лес, где оставила Энтрери и дракона, на спине которого они прилетели из Лускана.

Она нашла Энтрери в одиночестве.

– Где Тазмикелла?

– У них с сестрой есть поместье неподалеку от Хелгабала, – объяснил Энтрери. – Покидая дом, они скрыли его от взглядов посторонних, наставили вокруг ловушек и всяких защитных заклинаний, но, очевидно, наша подруга захотела проверить, на месте ли ее сокровища. Она же, как-никак, дракон.

– Сестры так охотно согласились отвезти нас в эту страну; я сразу догадалась, что у них здесь какие-то свои дела, – улыбнулась Ивоннель. – Возможно, так будет лучше; ни к чему ей здесь присутствовать, когда появится Дзирт.

– Значит, Кейн согласился?

– Он больше ничем не может помочь Дзирту, – вздохнула Ивоннель. – Он понимает, что потерпел поражение, что он бессилен.

Энтрери помрачнел.

– Благодаря его стараниям Дзирт все же обрел некое подобие душевного покоя, – продолжала Ивоннель, чтобы смягчить удар, – а это уже немало. Но, как я объясняла тебе, болезнь Дзирта нельзя исцелить одним лишь усилием воли. Он ранен, и эта рана реальна; она не может затянуться сама, если больной не доверится целителю настолько, что позволит ему заглянуть в свои мысли.

Артемис Энтрери прекрасно понимал свою роль в плане – именно ему предстояло довести Дзирта до такого состояния. Он нахмурился и кивнул в знак согласия, и руки его машинально потянулись к эфесам клинков.

– Вскоре я должна связаться с Киммуриэлем, – сообщила Ивоннель. – Надеюсь, мне это удастся.

Энтрери снова кивнул, затем прищурился, как будто вспомнил что-то:

– Есть еще одна вещь.

Ивоннель не слишком обрадовалась новостям об осложнениях и дала это понять, состроив недовольную гримасу. Но Энтрери это не смутило.

– Что-то неладное творится в Дамаре, так сказала мне Тазмикелла, – объяснил ассасин.

– Что именно? И каким образом это касается нас?

Энтрери пожал плечами.

– Она сказала лишь, что видела нечто такое, чего мы не можем видеть, и что сверхъестественное зрение дракона позволило ей различить признаки тревожных событий. Она пообещала рассказать больше, когда вернется из Хелгабала.

Ивоннель не стала развивать эту тему, потому что в тот момент события в Дамаре не интересовали ее; она решила, что беспокойство Тазмикеллы по поводу какого-то жалкого людского королевства преувеличено. Она лишь кивнула, показав Энтрери, что приняла к сведению его сообщение.

– И что, мы будем просто сидеть и ждать здесь? – полюбопытствовал Энтрери.

Ивоннель подошла к границе рощи, взглянула на склон холма и главный вход в монастырь Желтой Розы.

– Я думаю, он скоро выйдет, – сказала она. – Ты помнишь, что делать?

– Помню.

– Дзирт не должен догадаться о моем присутствии. Понимаешь?

Энтрери недовольно фыркнул, и Ивоннель резко обернулась к нему.

– Ты не понимаешь, что идешь по лезвию меча, – объявила она. – Вполне может случиться так, что сегодня ты умрешь.

– Я знаю.

– Я задействовала многочисленные чары и могу заверить тебя в том, что этот Коготь Шарона, который, возможно, когда-то продлевал тебе жизнь, больше тебе не поможет. Раскол уничтожил его магию, если в нем когда-то и заключалась такая магия.

– Я знаю.

– Вполне может случиться так, что сегодня ты умрешь, – повторила она.

– Я знаю.

– Или убьешь этого дроу, которого называешь своим другом.

– Я знаю.

– Знаешь? Ты твердо уверен в этом? – настойчиво спросила Ивоннель, подойдя к ассасину вплотную. – Если ты колеблешься, если у тебя есть какие-то задние мысли, если ты нечестен и неискренен, тогда все будет напрасно. Ты потерпишь поражение и погибнешь, а Дзирту не станет лучше – напротив, твоя жалкая неудача может привести к тому, что он тоже погибнет, навсегда.

– А тебе-то до нас какое дело?! – прорычал Энтрери. – Кто ты такая? Мне сказали, что ты дочь Громфа, но он к тебе совершенно равнодушен – даже не снизошел до того, чтобы телепортировать нас сюда. И еще мне сказали, что ты должна была стать Верховной Матерью Мензоберранзана, проклятой служанкой богини Пауков…

– Следи за тем, что говоришь, – предупредила его Ивоннель таким тоном, что Энтрери одумался и заговорил более спокойно.

– Я просто не пойму, с чего бы это Верховной Матери заботиться о судьбе Дзирта До’Урдена, отступника, падшего существа, – процедил он.

– Я – не Верховная Мать.

– Но ты могла бы ею стать.

– Это верно. Мне стоило лишь сказать одно слово. Но я отказалась. Уже одно это должно дать тебе понять, в чем дело.

Энтрери пожал плечами и раздраженно вздохнул.

– Так почему тебя тревожит его судьба?

– А тебя?

– Ты не можешь просто взять и ответить на мой вопрос?

– Ответь сначала себе, и ты поймешь. Я уверена, что наши мотивы очень похожи.

Эти слова заставили Энтрери смолкнуть. Он отступил, тряхнул головой, пытаясь найти в происходящем хоть какой-то смысл. Дзирт был небезразличен ему потому, что однажды дал ему, ассасину, зеркало и заставил его честно взглянуть на собственное отражение.

Небезразличен потому, что пример Дзирта когда-то помог Энтрери измениться, и теперь бывший безжалостный убийца мог смотреть на себя в это зеркало, не испытывая отвращения.

Он внимательно взглянул на Ивоннель. Эта всемогущая женщина-дроу, которая могла бы встать во главе армии из двадцати тысяч темных эльфов, которая в совершенстве владела заклинаниями, дарованными ее богиней своим поклонникам, которая могла при помощи чар сражаться с такими, как Громф Бэнр, внезапно показалась ему ничтожной.

Переведя взгляд на склон горы, Энтрери увидел в воротах монастыря одинокую фигуру; и когда воин вызвал волшебного единорога и повел его вниз по склону, Артемис Энтрери понял, что критический момент, момент истины, настал.

– Он идет, – прошептал ассасин.

– Не забывай свою роль и не забывай о том, зачем ты здесь, – повторила Ивоннель и исчезла в роще.

Энтрери при помощи обсидиановой фигурки вызвал собственного «скакуна», адского жеребца, повел его к дороге и там, в тени деревьев, принялся ждать Дзирта.

– Что ты здесь делаешь?! – вздрогнув от неожиданности, воскликнул дроу при виде человека. Он с самого начала показался Энтрери потрясенным и расстроенным и нахмурился еще сильнее, заметив у дороги старого знакомого и старого врага.

Ассасин сплюнул на землю.

– Вокруг тебя столько всего происходит, а ты не можешь догадаться, в чем дело? – отвратительно ухмыляясь, произнес он. – Ты разочаровал меня, Дзирт До’Урден.

Дзирт немного откинулся назад.

– Что ты имеешь в виду?

Энтрери соскользнул на землю и взмахом руки отправил коня прочь, затем сделал знак Дзирту присоединиться к нему.

Дроу удивленно и с подозрением посмотрел на человека, однако повиновался и отпустил Андхара; воины остановились друг напротив друга, на расстоянии нескольких шагов.

– Зачем ты пришел сюда? – рассерженно спросил Дзирт. – Неужели ты заодно с…

– Я в союзниках не нуждаюсь, – перебил его Энтрери.

– Выходит, это совпадение?

– Я не верю в совпадения, – произнес Энтрери таким тоном, что Дзирт вздрогнул. Казалось, он уже слышал эти самые слова, произнесенные этим человеком с точно таким же выражением много-много десятков лет назад.

Так оно и случилось на самом деле, в туннелях поблизости от Мифрил Халла, когда дроу Мензоберранзана в первый раз пошли войной на крепость Бренора, а Артемис Энтрери присоединился к Дзирту и его друзьям в обличье Реджиса.

Дзирт покачал головой.

– Не можешь догадаться, зачем я пришел сюда? – угрюмо спросил Энтрери. – И почему именно я? Почему в этом облике, в облике этого человека, твоего старого врага?

Дзирт поморщился.

– А кого еще ты ожидал встретить в качестве воплощения своего кошмара? – произнес Энтрери, якобы открывая свои карты.

Дзирт, захваченный врасплох, отпрянул.

Энтрери вытащил из ножен Коготь Шарона; луч солнца сверкнул на алом клинке и заставил его засиять с удвоенной силой. Затем он выхватил свой знаменитый кинжал, несколько раз подбросил его в воздухе и поймал, так что драгоценные камни, украшавшие рукоять, заискрились.

– Что ты можешь знать о моем кошмаре?! – заорал Дзирт, пытаясь взять себя в руки.

– Все это иллюзия, так, по-твоему? – Энтрери изобразил зловещую ухмылку. – Сложный, хитроумный обман, предназначенный для того, чтобы тебя уничтожить? А может быть, ты всего лишь высокомерный, эгоистичный болван, возомнивший себя центром вселенной?

Он шагнул вперед, и Дзирт попятился.

– Я твой кошмар, Дзирт До’Урден, – объявил Энтрери. – И если тот масштабный обман действительно существует, настал час, когда он уничтожит тебя.

– Но зачем? – Дзирт отступил еще на шаг назад. – Зачем все это? Зачем такая правдоподобная иллюзия?

Энтрери ухмыльнулся злобно, будто самый настоящий демон, и произнес:

– Тем приятнее будет моя победа.

Дзирт пошатнулся, словно его ударили, потому что эти слова тоже хранились в его воспоминаниях об Артемисе Энтрери.

– Доставай клинки, Дзирт До’Урден, чтобы мы смогли продолжить поединок, начатый в канализации Калимпорта, – язвительно бросил ассасин. – По крайней мере в тот далекий день ты считал, что это начало, верно? Хотя мы оба знали, что все началось гораздо раньше, потому что мое искусство было насмешкой над твоими принципами, а твое существование – насмешкой над моей напрасно прожитой жизнью. Такова была причина нашего соперничества, помнишь?

– Это было очень давно и очень далеко отсюда…

– По-моему, не так уж и далеко. Берись за оружие.

Дзирт не шевельнулся.

– Берись за оружие, чтобы наконец выяснить истину, – настаивал Энтрери.

– Я знаю истину.

– Защищайся, или я убью тебя на месте. – Энтрери говорил совершенно серьезно.

Дзирт мотнул головой – он хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Вместо того чтобы схватиться за мечи, он просто развел руки в стороны, словно приглашая ассасина вонзить в него клинки.

– Сражайся за своих друзей, если не хочешь сражаться за себя! – потребовал Энтрери.

– Мои друзья давно мертвы.

– Сражайся, или я буду подвергать их пыткам целую вечность! – заорал Энтрери, и в голосе его наконец прозвучали нотки отчаяния. Он вдруг испугался, решил, что не смог правдоподобно сыграть роль, сказал не те слова, утратил контроль над ситуацией.

– Если ты та, за кого я тебя принимаю, тогда ты в любом случае будешь пытать их, – ответил Дзирт с выражением покорности судьбе.

Энтрери взял себя в руки и снова скривил губы в дьявольской ухмылке.

– Но теперь это доставит мне больше удовольствия.

Дзирт стиснул зубы и расправил плечи.

– Трус, – бросил Энтрери.

– Значит, убей меня.

– Итак, в конце концов Дзирт До’Урден оказался слабаком, – с презрением процедил Энтрери. – Ты считаешь себя смелым – ведь ты готов умереть, – но ты принимаешь смерть лишь потому, что боишься. Ты поддался страху. Да, Дзирт До’Урден – трус.

– Как тебе будет угодно.

– Это не мое личное мнение, это правда, – поправил его Энтрери. – Если я сейчас зарублю тебя, ты умрешь без твердой уверенности в том, что реальность ужасна, с крошечной искоркой надежды на лучшее; таким образом твой затуманенный рассудок сможет отказаться от прежних умозаключений. Ты не принимаешь свою судьбу, не смотришь ей в лицо. Нет, ты просто сдаешься, опускаешь руки.

С этими словами он небрежно ткнул перед собой Когтем Шарона, остановился в последний момент, но затем совершил молниеносный выпад кинжалом и задел щеку Дзирта. Выступила кровь, но рана на первый взгляд не была серьезной.

Потрясенный Дзирт буквально вытаращил глаза, и Энтрери понял: он почувствовал укус кошмарного кинжала, страх абсолютного небытия, страх перед оружием, которое отнимало у жертвы жизненную энергию и саму душу.

Несмотря на черное отчаяние, несмотря на беспомощность и бессилие, которые почти одолели Дзирта До’Урдена, несмотря на то что Чума Бездны лишила его способности рассуждать здраво, в этот момент предчувствие конца и страх полного исчезновения заставили его очнуться.

В руках Дзирта словно по волшебству появились его клинки, Ледяная Смерть и Видринат.

– Уже давно настало время покончить с этим, – сказал Артемис Энтрери.

Ассасин начал поединок расчетливо, не торопясь, и вскоре он и его искусный противник обменивались серией выпадов, так хорошо знакомых им обоим.

Сколько раз в прошлом приходилось им скрещивать клинки? Сколько раз они выступали вместе против общего врага? Сражаться друг против друга или на одной стороне – это было почти одно и то же, потому что их плавные выпады и движения находились в гармонии, их последовательность не менялась, они дополняли друг друга, один воин предчувствовал следующий ход другого, и их действия скорее походили на танец, нежели на смертельную борьбу.

Ивоннель из своего укрытия в тени деревьев наблюдала за сражением с неподдельным восхищением. Даже эти первые несколько выпадов и ответных ударов, когда противники еще присматривались друг к другу, казались достойными лучших учеников Академии Мили-Магтир.

Темп нарастал с каждой минутой, звон стали был теперь непрерывным, подобно нескончаемому металлическому скрежету в какой-нибудь мастерской. Каждый искусный выпад, сделанный под безукоризненно точным углом, второй из сражавшихся парировал таким же искусным, совершенным движением, и теперь те первые пробные выпады казались сущими пустяками.

Ивоннель кивнула своим мыслям и поднесла ко рту свисток, вызывавший Киммуриэля. Она ничего не услышала, но, поскольку доверяла Джарлаксу, знала, что псионик услышит ее.

Но откликнется ли он на ее зов?

Ивоннель пожала плечами. Это не имело значения. Киммуриэль должен был помочь ей, усилить ее чары, если все пойдет так, как она надеялась, но в конце концов исход поединка решал не он.

Жрица закрыла глаза и произнесла заклинание, мысленно обращаясь к существу, находившемуся на ином уровне существования, в Бездне, – к Йиккардарии.

– Ллос позволит мне это, – прошептала она.

Прислужница богини услышала ее. Йиккардария, судя по всему, несколько удивилась и растерялась, но все же отправилась к Ивоннель.

Клинки Дзирта молниеносно устремились к противнику, трижды сверкнули слева и справа, и трижды Энтрери отразил его атаку – хотя Дзирт знал, что так оно и произойдет. Все это было так знакомо, так естественно, так… привычно. Этот поединок уже происходил прежде, движения противников были похожими, даже, можно сказать, точно такими же, противники были те же самые, и два клинка из четырех уже скрещивались.

Словно исполняя некий сценарий, Энтрери ринулся вперед, замахнулся мечом над головой, тем самым заставил Дзирта пригнуться, уклониться, отступить, а Видринат быстро взмыл вверх, чтобы преградить путь кинжалу, которым ассасин пытался пырнуть врага.

Острие одного из мечей Дзирта было направлено в грудь ассасина, но Энтрери ловко ускользнул, отклонился, подался назад и отступил прежде, чем оружие врага успело его задеть.

Коготь Шарона промелькнул горизонтально из стороны в сторону, оставляя за собой пепельную завесу, но Дзирт отпрянул в тот миг, когда Энтрери прорвался сквозь пелену, и алый меч с кинжалом поразили лишь пустоту. Однако ассасина не так легко было провести. Дзирт хотел напасть на него с тыла, но незересский клинок Энтрери снова просвистел в воздухе, когда тот обернулся навстречу дроу. Новая непрозрачная завеса отделила их друг от друга. Но на сей раз Дзирт бросился на нее так же, как только что сделал Энтрери, и очутился совсем рядом с ассасином – так близко! И все же, несмотря на то что каждый не мог видеть противника, эти двое знали друг друга настолько хорошо, что металл не вонзился в плоть, а лишь звякнул о металл. Каждый из сражавшихся делал свои выпады и отражал выпады противника, но ни один не приобрел преимущества перед другим.

Пепельная стена немного рассеялась, но когда Энтрери собрался создать другую, Дзирт опередил его: оба очутились среди непроницаемой магической тьмы.

И там они продолжали сражаться. Клинки скрещивались, человек и дроу машинально уклонялись, отступали и наступали, прислушиваясь к собственным инстинктам, к звукам шагов и воспоминаниям о предыдущих поединках.

Энтрери выбрался из сферы тьмы первым и отбежал в сторону. Дзирт возник на некотором расстоянии от него; теперь у него появилась возможность воспользоваться Тулмарилом.

– Все равно ты трус! – крикнул Энтрери и нырнул обратно, в сферу магической тьмы.

Дзирт, прицелившись, развернулся вслед за ним. Он мог застрелить человека, несмотря на темноту, осыпать его дождем стрел, от которых нельзя было скрыться, которые нельзя было отклонить в сторону.

Но он не сделал этого. Нечто – возможно, воспоминания о прошлых похожих поединках, а может быть, его собственный кодекс чести – помешало ему отпустить тетиву. Он «сложил» лук обратно в пряжку пояса и вытащил клинки.

Дзирт подумал, что стоило бы вызвать Гвенвивар, но затем отбросил и эту мысль.

Он одолеет врага один, без помощников и магических трюков.

Вернувшись в сферу тьмы, Дзирт невольно спросил себя, почему он так цепляется за это решение. В конце концов, перед ним вовсе не Энтрери, а порождение ада, демон, которого отправили сюда для того, чтобы сокрушить его тело и сломить его дух. Может быть, он обязан воспользоваться любым преимуществом, чтобы убить эту тварь, как убил недавно Тиаго Бэнра?

Но мысль эта была мимолетной, и противники вернулись к привычному для них ритуалу: мечи и кинжал вращались, мелькали. Когда Дзирт не успел парировать очередной выпад и едва избежал серьезной раны, он услышал негромкий возглас Энтрери и, воспользовавшись тем, что противник отвлекся, ткнул в него Ледяной Смертью.

Однако клинок его столкнулся с дьявольским кинжалом, и противник резким движением отвел оружие дроу в сторону. Очевидно, Энтрери осознал, что, нарушив молчание, совершил ошибку. «Если, конечно, это была ошибка, а не хитрость», – подумал Дзирт. И поэтому дроу бросился вперед, навстречу врагу, и атаковал с удвоенной силой.

Они столкнулись, вывалились из сферы тьмы, покатились по земле и вскочили на ноги в нескольких шагах друг от друга. Оба были теперь покрыты многочисленными ранами и царапинами.

Дзирт вспомнил о снотворном, которое впрыскивал в раны Видринат: может быть, теперь движения его противника замедлятся?

Он также вспомнил предание о том, что Коготь Шарона оставляет незаживающие раны, и подумал: «А может быть, я сам уже покойник?»

– Его следует исцелить, чтобы он встретил свою смерть в здравом рассудке, – объяснила Ивоннель Йиккардарии. – Кроме того, в результате дети Ллос наконец узнают, как справиться с безумием, порожденным Бездной.

– Слишком много хлопот ради простого мужчины, – заметила прислужница богини, принявшая облик прекрасной женщины-дроу.

– Это не простой мужчина, – напомнила ей Ивоннель, – но тот, кого Ллос выбрала, чтобы подвергнуть особенным пыткам.

– Значит, убей его возлюбленную и друзей у него на глазах, – предложила йоклол. – Мучай, пытай их. Сломаешь их, сломаешь и его. А потом преврати его в драука. Подходящий конец для Дзирта До’Урдена, разве не так?

– Он не поверит в это – он не верит. Ни во что окружающее не верит, – повторила Ивоннель. – Болезнь, порожденная Бездной, притупила его чувствительность к подобным жестокостям. Я могу убить его друзей у него на глазах, подвергнуть их самой мучительной казни, но он усомнится в реальности происходящего, и его боль не будет искренней. Поэтому позволь нам исцелить его – позволь мне это.

Йиккардария с подозрением посмотрела на девушку.

– Несмотря на то, что я, ты и, разумеется, Госпожа Ллос потратили слишком много времени и усилий на это незначительное насекомое, я останусь рядом с тобой, пока ты не закончишь свою работу, а Дзирт До’Урден не будет полностью и окончательно уничтожен, – заявила она.

– Конечно, прислужница, – с поклоном ответила Ивоннель.

Вдруг Йиккардария с изумленным видом огляделась по сторонам; казалось, ее что-то встревожило.

– Киммуриэль Облодра, – объяснила Ивоннель, потому что также почувствовала странные флюиды. – Он собирается при помощи своей магии прийти на мой зов.

– Еще один еретик! – с упреком произнесла прислужница богини.

Ивоннель подняла руку, чтобы остановить йоклол, и изобразила недовольство.

– Он слуга Джарлакса. Неужели нам следует покарать и его тоже? Желает ли этого Госпожа Ллос? Вспомни, ведь именно совместные усилия Киммуриэля и «улья» иллитидов помогли защитить Мензоберранзан от Демогоргона. Я уверена, что он в какой-то мере заслужил снисхождение Ллос.

Фигура Йиккардарии стала прозрачной.

– Я узнаю об этом у богини, – пообещала она, исчезая, и едва она успела растаять в воздухе, как на поляне появился Киммуриэль.

– Опять эти двое, – фыркнул псионик, глядя мимо Ивоннель на сражающихся. – Я уже слышал и видел это множество раз. Давай покончим с этим, если ты не против.

– Совершенно не против, – заверила его Ивоннель, – как только Дзирт будет готов к встрече с нами.

Дочь Громфа в предвкушении провела языком по губам. Все кусочки головоломки складывались, все шло превосходно.

Она надеялась на это.

Дзирт ткнул Видринатом между двумя клинками Энтрери, но алое лезвие Когтя Шарона преградило путь его мечу и отбросило его в сторону. Затем ассасин подался влево; Дзирту тоже пришлось повернуться, и он очутился спиной к густой березовой роще.

Энтрери взмахнул клинком довольно низко перед собой, но воспользовался не мечом, а кинжалом. Однако прежде Дзирту уже приходилось сталкиваться с подобной тактикой. В тот момент, когда он отступил назад и обрушился сверху вниз на пригнувшегося ассасина, он прекрасно осознавал, что меч Энтрери сейчас взмоет вверх, чтобы парировать удары. И действительно, когда дроу попытался изменить угол Ледяной Смерти, чтобы сделать колющий выпад ниже пояса, меч скрестился с кинжалом.

– Меня ты так быстро не убьешь, – предупредил Энтрери, и Дзирт словно перенесся в прошлое, на обдуваемый ветром каменный утес…

Энтрери яростно напал на него, словно опровергая собственные слова, точно таким образом, как предчувствовал Дзирт. Дроу отразил атаку, и ассасин развернулся вокруг своей оси, выставив меч и кинжал.

Дзирт ответил на этот маневр должным образом.

И вот они, словно соревнуясь в скорости с «пыльными дьяволами» далекой бескрайней пустыни Калимшана, вращались, метались, часто меняя направление вращения и всякий раз точно реагируя на движения противника.

Они одновременно прекратили движение, очутились совсем рядом, а затем схватка стала еще более яростной; магические клинки дроу, алый незересский меч и адский кинжал звенели, мелькали с невероятной скоростью, превратившись в облака тумана, металл скрежетал о металл, противники рычали и вскрикивали от боли и напряжения.

Энтрери попытался рубануть противника по ногам. Дзирт подпрыгнул и сумел увернуться.

Энтрери пригнулся, затем резко выпрямился и направил свой смертоносный меч под опасным углом; но Дзирт отклонился назад, так далеко, что едва не упал на землю!

А потом одним движением снова поднялся, нанес два стремительных удара, и Коготь Шарона устремился вниз, чтобы удержать мечи противника и помешать дроу попасть в цель.

Затем Дзирт принялся атаковать Энтрери, целясь относительно высоко, словно предлагая ему незащищенные места. Энтрери проглотил наживку и сделал двойной выпад в нижнюю часть тела врага.

Клинки Дзирта обрушились сверху на оружие Энтрери, нога дроу снизу вверх ударила ассасина в лицо, так, что у него хлынула носом кровь.

Но кинжал, в свою очередь, взметнулся, вонзился в ногу Дзирта ниже колена и заставил дроу поспешно отступить.

Энтрери взмахнул перед собой Когтем Шарона и создал непрозрачную завесу пепла.

Но Дзирт не колебался.

«Наверное, Энтрери решил, что перевес теперь на его стороне, – подумал дроу. – Наверное, он считает, что раны мои гораздо серьезнее, чем на самом деле». Дроу пробился сквозь пылевую завесу, яростно размахивая мечами, поскольку ежесекундно ожидал столкнуться с Энтрери.

Но ассасина там не оказалось.

Дроу, несколько растерявшись и заподозрив неладное, пригнулся, принял оборонительную позу и лишь после этого заметил Энтрери, который, как ни странно, с небрежным видом стоял у дальнего края поляны.

Дзирт осторожно приблизился, готовый продолжать схватку, затем устремился на противника, выставив перед собой клинки. Энтрери поднял меч и кинжал, словно для того, чтобы отразить выпад, но в следующую секунду развел руки в стороны и отшвырнул прочь Коготь Шарона и магический кинжал. Меч вонзился в землю, да так и остался торчать под углом; кинжал же воткнулся по рукоять.

– Что это значит? – воскликнул Дзирт, резко притормозив. Острия Видрината и Ледяной Смерти находились совсем близко от груди ассасина.

– Сделай это, – проговорил Энтрери.

– Что ты вытворяешь? – пробормотал Дзирт, и ладони его вспотели сильнее, чем во время жестокой схватки.

– Если ты считаешь меня своим врагом, тогда покончи со мной здесь и сейчас, – предложил Энтрери. – Если я породил кошмар, который, как ты считаешь, тебя окружает, тогда покончи с ним и покончи со мной.

– Ты же сказал…

– Я сказал тебе лишь то, во что ты хотел верить, только и всего.

Дзирт не шевелился.

– Неужели это действительно ложь, Дзирт До’Урден? – спросил Энтрери. – Неужели это все великий обман?

– Да! – упрямо ответил дроу.

– Тогда кто лучше Артемиса Энтрери годится на роль мучителя?

– Ллос! – выпалил Дзирт, не успев обдумать свой ответ.

– Неужели есть какое-то обличье, больше подходящее ей для такого случая?

Видринат устремился вперед, без труда разрезал кожаную куртку ассасина, кожу, мышцы, задел ребро.

Энтрери поморщился и напряг все силы, чтобы удержаться на ногах.

– Если ты веришь, что все вокруг ложь, значит, я тоже ложь, – продолжал Энтрери. – А если я – ложь, ты должен уничтожить этот фальшивый фасад. Сделай это!

– Заткнись! – заорал в ответ Дзирт.

– Трус!

Дзирт окинул врага ненавидящим взглядом.

– Ты не можешь этого сделать! Трус!

– Я это сделаю!

Энтрери подался вперед, и острие меча глубже вошло в его тело.

Глава 23 Загадка

По всему Хелгабалу звонили колокола, призывая на бой армию короля Ярина, извещая горожан об опасности и необходимости искать убежище. По улицам сновали мужчины и женщины: кто-то спешил в укрытие, кто-то бежал к своему отряду. Возбужденные дети перекрикивались с друзьями и размахивали руками; не понимая всей серьезности ситуации, они радовались нарушению однообразного течения жизни.

– Король Ярин не покинет своих покоев, – объявил Дрейлил Андрус придворному магу, Рыжему Мэззи, когда тот присоединился к капитану стражи в спальне королевы Консеттины.

Пол был залит кровью и покрыт ожогами – от капель демонической крови, решили они.

– Удивляюсь, что он вообще позволил тебе уйти, – отозвался Рыжий Мэззи. – Я никогда не видел его таким ошарашенным, даже в те далекие дни, когда прервался род Драконобора и дюжина самых опасных людей в Дамаре пыталась поделить между собой трон.

– Он окружен множеством верных стражей, – заверил мага капитан.

– Кстати, как дела у Рафера Слитка? – спросил Рыжий Мэззи. Рафер был любимым телохранителем Ярина, но Дрейлил Андрус и Рыжий Мэззи от души ненавидели этого человека.

– Он умирает, – сообщил Андрус. – Кнут демона нанес ему незаживающую рану, и жрецы не в силах исцелить его. Его ждет мучительная смерть.

– Какая жалость, – произнес Рыжий Мэззи, даже не пытаясь изобразить огорчение.

– Но король жив, цел и невредим, он находится в относительной безопасности, – продолжал капитан. – Его комната превращена в крепость.

Рыжий Мэззи кивнул, но на лице его отразилось сомнение, и поэтому Дрейлил Андрус недоуменно приподнял брови и сделал ему знак говорить откровенно.

– Мы то же самое думали о комнате принцессы Ацелии, – напомнил ему Рыжий Мэззи. – Ее до сих пор не нашли?

Капитан стражи покачал головой.

– Наше внимание было занято происходящим здесь, – объяснил он.

Неожиданная, короткая, но страшная схватка закончилась совсем недавно.

– Тварь покинула город, перелетев через северную стену, – поведал Андрус, – и направилась на север, об этом доложили мне часовые. У нас есть множество свидетелей ее побега, хотя мы до сих пор не знаем, что это было за существо.

– Это суккуб, демоница, – ответил Рыжий Мэззи. – Я так считаю, по крайней мере. И притом очень могущественная, если ей удалось сотворить… – он оглянулся и вздохнул, – подобное. – Маг в некоторой растерянности покачал головой. – Возможно, лишь наполовину суккуб, – неуверенно продолжал он, – а наполовину какой-то другой, более сильный демон. Признаюсь, я плохо разбираюсь в демонологии. Я предпочитаю иметь как можно меньше дел с обитателями нижних уровней.

Дрейлил Андрус огляделся.

– Большинство из нас разделяет твои чувства.

– Итак, загадочное существо улетело; но долго ли король намерен оставаться в своих личных покоях? – полюбопытствовал маг.

Дрейлил Андрус прешел на шепот, потому что в спальне и коридоре находились другие мужчины и женщины, занимавшиеся осмотром помещений и поисками следов:

– Король Ярин только что узнал, что делил ложе с демоном; это открытие потрясло его до глубины души и совершенно вывело из равновесия. Подумать только, он спал с этой тварью несколько лет…

– Это не так, – уверенно возразил Рыжий Мэззи.

– Откуда ты знаешь?

Маг отвел Андруса к разбитому окну и извлек из кармана ожерелье с драгоценными камнями.

– Ты помнишь эту вещь?

– Подарок грязных дворфов, – поморщился капитан стражи.

Рыжий Мэззи продемонстрировал крупный бриллиант.

– Этот камень был заколдован, – объяснил он.

Я чувствую отголоски магии. Это филактерия, и, я думаю, в ней сидел суккуб… Нет, это не просто предположение, я знаю, что близок к правде.

У Дрейлила Андруса брови поползли вверх.

– Король носит такое же украшение! – Он развернулся и хотел бежать из комнаты, но Рыжий Мэззи схватил его за руку и удержал.

– У меня была возможность исследовать ожерелье короля прежде, чем он принял этот подарок, – напомнил он, – и я уверен, что там нет двеомера. Конечно, я осмотрю его более внимательно, и в любом случае мы должны забрать его у короля Ярина.

– Если в этом камне сидел демон, а сейчас он пуст…

– Он совершенно безвреден, – заверил воина маг. – Двеомер утратил силу.

– Выходит, теперь королева делит свое смертное тело с демоном?

Рыжий Мэззи отрицательно покачал головой.

– Где же в таком случае находится душа королевы Консеттины? – задался вопросом капитан.

Но прежде чем маг успел поделиться с ним своими соображениями, вскрикнула возившаяся у очага женщина. Мэззи, капитан и все остальные поспешили к ней.

Дрожа всем телом, женщина указывала на камин; среди угольев и золы алела лужа крови. Дрейлил Андрус опустился на колени, сунул голову в камин и заглянул в дымоход. Он тут же отпрянул и выпрямился; лицо его было бледно.

– Вытащи ее, – велел он ближайшему стражнику и отошел в сторону.

– Королева! – воскликнул Рыжий Мэззи, думая, что загадка разгадана.

Стражник засунул руки в камин и неохотно, с гримасой неприкрытого отвращения, начал тащить тело, застрявшее в трубе. Показалась безвольно повисшая женская рука, и стражник дернул сильнее. Его напарник пришел ему на помощь, но все равно им потребовалось некоторое время, чтобы извлечь труп несчастной жертвы из узкого дымохода. Когда тело с переломанными руками и ногами свалилось в золу, Рыжий Мэззи и остальные поняли, что ошибались.

– Принцесса Ацелия! – ахнул Дрейлил Андрус.

– Но где же королева Консеттина?! – воскликнул кто-то из толпы.

– В ожерелье ее нет, – уверенно произнес Рыжий Мэззи. – Его магия совершенно иссякла.

– И где мужчина, который, как нам сказали, находился в этой комнате? – осмелился поинтересоваться один из стражников, но Рыжий Мэззи с Дрейлилом Андрусом грозно зыркнули на него.

– Тот, кто повторяет подобные сплетни, рискует распрощаться с собственной головой, – предупредил маг, и стражник, а с ним и его товарищи в страхе отступили.

– Унесите ее отсюда, – приказал капитан стражи женщине, которая обнаружила несчастную. – Заверните во что-нибудь, обращайтесь с телом бережно, с должным уважением к принцессе Ацелии.

Женщина кивнула и жестом подозвала к себе человека, который вытащил тело из дымохода. Он подошел, поднял тело и аккуратно закинул его на плечо.

– Остальным обыскать коридоры и все соседние помещения, – приказал Андрус. – Мы должны найти королеву Консеттину и любого, кто может рассказать об этом ужасном преступлении!

– Значит, до тебя дошли сплетни насчет того, что у королевы есть любовник? – полюбопытствовал Рыжий Мэззи, когда они с капитаном остались наедине.

– Тот варвар из Агларонда, – ответил Дрейлил Андрус.

– Вообще-то, из Долины Ледяного Ветра, но ты прав, речь о нем. Стражники прибежали сюда не потому, что их позвали на помощь, а потому, что…

– Я знаю.

– Тогда где же он? – спросил маг.

– Может быть, с королевой Консеттиной? А вдруг ее вообще не было в этой комнате? И она прячется где-то во дворце? А может, демон-самозванка давно расправилась с ней?

– Тогда где ее любовник? – повторил Мэззи.

Дрейлил Андрус кивнул; он был согласен с тем, что исчезновение мужчины выглядело весьма странно. И вдруг в голову ему пришла одна мысль. Дворфы и варвар были связаны друг с другом единственным возможным образом; и связующим звеном являлся один из его подчиненных, который, по странной случайности, этой самой ночью находился на страже поблизости от покоев королевы. Его брата, зеленобородого садовника, часто видели беседующим с королевой Консеттиной среди цветов. Более того, его заметили в саду с женщиной не далее как вчера.

Эта мысль была очень неприятна капитану Андрусу. Ему нравились братья-дворфы, и он считал Айвена Валуноплечего одним из своих лучших воинов.

Но все эти события очень трудно было назвать совпадением.

Тело, в котором она поселилась, чувствовало, в каком направлении находится недавно покинувшая его душа, и поэтому Малкантет, пролетев лишь немного на север, свернула к своей цели, на запад. Мощные крылья широкими взмахами стремительно несли ее вперед, и суккуб быстро преодолела огромное расстояние; когда первые лучи утреннего солнца осветили ледники, над ней нависли Галенские горы.

После каждого взмаха крыльев она парила и прислушивалась, определяя направление и близость цели. Разумеется, драгоценный камень с душой, прежде обитавшей в этом теле, находился под землей, в туннелях, которые, по слухам, тянулись под горами до самой Ваасы. Малкантет понимала, что отыскать на поверхности замаскированный вход будет нелегко.

Вскоре она очутилась над скалистыми предгорьями. Теперь демон двигалась более осторожно; время от времени она резко поднималась, хлопая крыльями, и озиралась по сторонам в поисках каких-либо признаков присутствия спригганов.

После довольно долгих поисков, когда солнце близилось к зениту, демоница уселась на огромный валун, вызвала Инчедико и отправила его на поиски входа в пещеру среди узких расщелин. Вскоре она призвала еще несколько слуг, крылатых демонов-чазмов, и также разослала их в помощь Инчедико.

Несмотря на усилия крылатых демонов, лишь после наступления темноты Инчедико наконец вернулся с сообщением о том, что они обнаружили дворфов – точнее, спригганов. Существа стерегли какое-то нагромождение валунов, расположенное дальше к северу.

Квазит отвел Малкантет на место, и суккуб, снова приняв облик женщины из расы людей, а точнее, королевы Консеттины, вошла на охраняемый участок, посреди которого лежал большой плоский камень.

– Я ищу Безубу и Комтодди! – крикнула она, и эхо ее слов разнеслось среди скал.

Ответом послужил огромный камень, который швырнули ей в голову. Она обернулась в последний момент и подстроила так, что камень задел ее. Удар был настолько сильным, что демоница завертелась на месте, затем рухнула как подкошенная.

Малкантет осталась лежать неподвижно, притворяясь мертвой и стараясь сдержать злобный смех. Она услышала тяжелые шаги нападавших, затем какой-то гигант пробормотал:

– Ба, да ты ее прикончил!

Демоница позволила спригганам подойти ближе. Один даже опустился на колени рядом с ней, перевернул ее на спину, чтобы проверить, жива ли она.

Он встретил ее пристальный взгляд, а затем она быстро посмотрела ему за спину: оказалось, на плоский камень забирались еще с полдюжины тварей.

– Твои друзья пытались причинить мне вред, – прошептала она ближайшему гиганту, подключив кое-какую магию. – Они хотели сделать меня калекой. А ты ведь не хочешь, чтобы я стала калекой…

– Эй, вы, зачем кинули в нее камнем! – заорал околдованный гигант, вскочив на ноги и оборачиваясь к своим сородичам. – Тупые гоблины!

– Ты кого это здесь назвал гоблином? – огрызнулся один из спригганов, тыча в него пальцем.

Малкантет села и принялась с усмешкой наблюдать за ссорой.

– Эй, глядите, да она живая! – воскликнул третий гигант, но это не остановило околдованного сприггана, который первым подбежал к ней. Он был охвачен безумным гневом на товарища, который попытался причинить вред самому прекрасному созданию на свете. И поэтому первый гигант ударил приятеля кулаком в зубы, а когда тот пошатнулся, вцепился в него, сбил с ног, и оба свалились с камня.

Два гиганта хотели было разнять дерущихся, но их остановил свист кнута и треск молнии.

Гигант, которого ударили кнутом, неуклюже завалился в сторону и рухнул на землю. Он попытался подняться, но у него ничего не получилось: будучи не в состоянии контролировать половину тела, он извивался, словно рыба, выброшенная на берег.

– Ах ты, гадина! – взвыл другой спригган и швырнул камень, целясь в лицо женщине.

Малкантет молниеносным движением оттолкнула камень в сторону, а когда гигант попытался наброситься на нее и придавить к земле всей массой, она вытянула руку, и спригган остановился так резко, словно налетел на скалу. Она сжала пальцы, смяла его латы и оцарапала кожу. Затем небрежно отшвырнула сприггана прочь, и тот, вращаясь на лету, скрылся из виду.

Кнут ее щелкнул снова, и на лице ближайшего гиганта появилась длинная рваная рана. Он тоже свалился с возвышения, издавая булькающие звуки и корчась в конвульсиях.

– Отведите меня к Комтодди и Безубе немедленно! – потребовала суккуб. – Иначе я найду их сама и подарю им ваши отрезанные головы!

В этот момент в воздухе появился рой чазмов; жужжали крылья, и гротескные ухмыляющиеся чудовища с голодным выражением на лицах разглядывали спригганов.

Неудивительно, что Малкантет больше не услышала возражений.

– О-о, – жалобно произнес Пайкел, когда Айвен вломился в коттедж, споткнулся и едва не упал ничком.

– Вот именно! – крикнул Айвен своему брату и Реджису, который сидел за обеденным столом перед полной тарелкой. – Уходите отсюда, вы оба. Побыстрее, бегите!

– О-о-о.

– Куда бежать? – удивился Реджис. Он начал подниматься, но помедлил, съел еще одну ложку похлебки, потом все же вскочил на ноги.

– Там что-то… плохое, – запинаясь, проговорил Айвен, и Реджис помог ему сесть на стул. – Случилось что-то очень плохое, и они знают, что я замешан в этом.

– Они нашли Вульфгара, – прошептал хафлинг.

– О-о-о, – простонал Пайкел.

– Нет, не они, а кто-то… что-то, и это что-то очень страшное, – попытался объяснить Айвен. – Королева – она на самом деле не королева! Это какой-то демон!

– Чего? – хором спросили Пайкел и Реджис.

Айвен сел прямо и взмахнул рукой, дав им знак молчать.

– Стражники примчались со всех ног, как будто знали, что Вульфгар там, – объяснил он. – Они вломились в спальню королевы и нашли ее или что-то похожее на нее, но с крыльями, как у летучей мыши, и рогами, и еще у нее был кнут, и она этим кнутом отогнала их – отогнала нас. Я такого ужаса в жизни не видел, точно вам говорю!

– О-о-о, – простонал Пайкел.

– И у нее было зеркало, я видел в нем Вульфгара!

– Его отражение? – спросил Реджис.

– Нет, его самого… внутри, – бормотал Айвен. – Она забрала зеркало и вылетела в окно. Спланировала прямо в сад, куда-то сюда, а потом поднялась в воздух и перелетела через северную городскую стену. У нее в плену Вульфгар, и, где бы она сейчас ни была, ты должен добраться до нее как можно скорее.

– Мы должны, – поправил его Реджис.

– Мой братец! – вскричал Пайкел.

– Нет, я не смогу, – покачал головой Айвен. – Они все знают и идут сюда. Ведь это я впустил Вульфгара в комнату. А если они знают, что он был там, значит, знают, кто его провел во дворец.

– Почему ты так в этом уверен? – спросил Реджис.

В этот момент неподалеку от дома раздался крик:

– Айвен Валуноплечий!

Пайкел свистнул, обращаясь к виноградной лозе, свисавшей с крыши около двери; растение ожило, размахнулось, ударило по двери, и та захлопнулась.

– Возможно, у меня получится ненадолго задержать их, но ты должен выяснить, где скрывается эта тварь, – быстро проговорил Айвен. – Я могу наврать, что Вульфгар ушел искать демона, и, если мы укажем, куда улетела тварь, они меня поблагодарят, вместо того чтобы отрубить мне голову!

– О-о-о, мой братец, – простонал Пайкел.

– Бегите, бегите, бегите, – повторял Айвен, подталкивая Реджиса и своего брата к большому дереву в горшке, которое стояло у стены кухни; горшок довольно больших размеров, по задумке садовника, не имел дна.

– Куда бежать? – удивился Реджис. – Они уже у дверей.

Но Пайкел схватил хафлинга за руку, а обрубок другой руки протянул к растению. В мгновение ока, в ту секунду, когда открывалась входная дверь, Пайкела и Реджиса втянуло внутрь дерева, и они устремились вниз по его стволу, к корням, которые в конце концов вывели их в сад.

Дворф и хафлинг очутились в зарослях сирени; оглянувшись, они увидели, что Айвена вытаскивают из домика. Руки его были связаны за спиной.

– Гр-р-р, – произнес Пайкел с угрожающим жестом, но Реджис утащил его обратно в кусты.

– Самое лучшее, что мы сейчас можем сделать для твоего брата…

– Мой братец!

– Ш-ш-ш! – зашипел Реджис. – Да, значит, лучшее, что мы можем сделать для твоего… для Айвена, – это найти эту… этого… это существо, которое захватило Вульфгара.

Пайкел затряс головой в знак согласия, затем наморщил нос, как будто от отвращения.

– Что такое? – спросил хафлинг.

– Воняет, – произнес Пайкел, вылез из кустов сирени и начал, подпрыгивая, кружить по газону.

– Не так уж плохо она и пахнет, – возразил Реджис, выбираясь из зарослей и обнюхивая лиловые цветы.

– Нет, нет, нет, нет, – пробормотал Пайкел, описал широкую дугу, остановился, подбежал к какому-то месту, указал на землю и повторил: – Воняет.

Подойдя ближе, Реджис заметил отметину на газоне: среди зелени виднелся небольшой участок гниющей травы. Он хотел сказать, что это какая-то бессмыслица, потому что остальной газон выглядел совершенно нормально, но затем понял причину волнения Пайкела.

Это был след ноги.

Демон, принявший вид королевы и захвативший в плен Вульфгара, оставил след, и растения чувствовали его и видели его.

А Пайкел умел разговаривать с растениями.

– Отдайте мне драгоценный камень, – потребовала Малкантет.

Безуба Языкастый и Комтодди нервно переглянулись, недоумевая, откуда этой дьяволице известны их имена. Появившись поблизости от пещеры, она назвала именно их.

Демоница нетерпеливо протянула руку к Безубе.

– Я знаю, что он лежит у тебя в кармане! – крикнула суккуб. – Меня привело сюда это тело, которое чувствует, где находится его бывшая владелица. Отдай мне филактерию, иначе я заберу ее сама, но прежде разорву тебя на кусочки.

Спригган был более чем в два раза выше суккуба, но он нисколько не сомневался в том, что она в состоянии исполнить свою угрозу. Кроме того, под потолком маячили несколько чудовищных демонов, походивших на помесь человека и комнатной мухи. Безуба сунул руку в карман и извлек драгоценный камень, в котором была заключена душа королевы Консеттины.

– Мне нужно отдельное помещение, – заявила Малкантет. – Когда вернутся дроу?

И снова спригганы растерянно переглянулись и, пожав плечами, тупо уставились на Малкантет.

– Вот безмозглые твари, – вздохнула она. – Где у вас самая приличная комната? Отведите меня туда немедленно и имейте в виду: в ближайшие несколько дней я тщательно осмотрю все ваше жилище, и если найду пещеру лучше, то украшу ее стены шкурами спригганов.

Два сприггана слышали шум драки, случившейся на поверхности, у плоского камня, и поэтому поняли, что Малкантет вовсе не шутит. А раз так, они, не медля, проводили демона на нижние уровни комплекса Плавильный Двор, которые располагались под территорией Дамары. Вскоре спригганы очутились у входа в особую комнату, которую они обустроили специально для себя.

Дверь пещеры, окованная железом, была вырублена из толстой каменной плиты, покрытой ярко-красными прожилками, – это был тот самый кровавый камень, месторождения которого дали название всей области. Безуба, погремев кольцом, на котором болталось множество ключей, нашел нужный и хотел вставить его в замочную скважину.

Но Малкантет помешала ему. Грубо вырвав кольцо с ключами из рук Безубы, она оттолкнула «дворфа» прочь – от этого небольшого толчка он отлетел на несколько шагов и едва не упал. Она осмотрела выбранный ключ, затем нашла другой, по виду совершенно идентичный, и показала его сприггану.

– Ага, и этот тозе, ага, – уныло прошепелявил Безуба.

Малкантет взяла ключи в обе руки и резким движением разорвала кольцо. Обломки металлической проволоки и несколько дюжин железных ключей со звоном покатились по полу.

– Есть еще ключи, подходящие к этому замку? – жестко спросила суккуб.

Спригганы отчаянно замотали головами.

– Проследите за тем, чтобы меня никто не беспокоил, – приказала Малкантет. – Никто! Что бы ни случилось!

Спригганы закивали.

Малкантет открыла замок и распахнула дверь из кровавого камня, но, прежде чем переступить порог, оглянулась на присмиревших гигантов.

– Разве что в случае, если дроу Ханцрин вернутся, – добавила она. – Об этом сообщите мне.

И, не глядя на кивающих спригганов, она захлопнула за собой дверь.

Суккуб очутилась в просторной овальной пещере, довольно хорошо освещенной лишайниками и светляками, ползавшими по высокому потолку. Стены были выровнены, чтобы уменьшить количество теней, и в единственном в пещере столбе, соединявшем пол и потолок и расположенном примерно посредине, был вырублен дымоход. Основание каменной формации было превращено в открытый очаг, рядом лежала куча торфа и поленьев.

Пожалуй, это подойдет, размышляла Малкантет, оглядывая пещеру. Взгляд ее задержался на вогнутой стене в правой части помещения и на самой примечательной детали «интерьера» – подземном озере шириной около двадцати футов. Вода была совершенно неподвижной и такой прозрачной, что демоница могла разглядеть в тусклом свете лишайников и светляков рыбу, мелькавшую у поверхности.

Она тут же повесила свое зеркало в виде рожи демона над очагом, «лицом» к двери, в качестве ловушки для незваных гостей.

Суккуб швырнула в очаг несколько поленьев, создала над ладонью огненный шарик, затем бросила его на дрова. Поленья тут же загорелись с гудением и треском. Метавшееся в очаге пламя послужило физическим воплощением магического портала Малкантет, и сначала она воспользовалась им для вызова Инчедико. Квазит принес ей необходимые вещи, в том числе ее любимое платье из красной и черной ткани, едва прикрывавшее грудь и бедра; две части соединяла лишь полоска ткани, оставлявшая открытыми живот, ноги и руки.

Соблазн был ее самым могущественным орудием.

Инчедико также принес зачарованные кольца, браслеты, ожерелье, в котором заключалась магия, и защитный плащ.

– Осмотри пруд и разузнай, нет ли там чего-нибудь опасного, – приказала хозяйка, и квазит улетел.

Малкантет потерла пальцы друг о друга и снова мысленно воззвала к нижним уровням. На сей раз из пламени очага выскочил крупный демон, похожий на стервятника, вооруженный крючковатым клювом и острыми когтями.

– Стой снаружи, – велела она вроку. Затем вызвала второго и приказала ему присоединиться к сородичу.

Она позвала из коридора чазмов и послала их обратно через огненные ворота в Бездну, за своими вещами.

– Да, – произнесла она и удовлетворенно кивнула, когда крылатые твари исчезли. В пещере стало уютнее.

Возможно, ей здесь понравится.

– Мрз, – обратился Пайкел к Реджису, и хафлинг сообразил, что тот хотел сказать «мерзкие».

Они, пригнув головы, сидели за насыпью из мелких каменных обломков и пристально рассматривали зияющий вход в глубокую пещеру – рудник, решили они, различив в туннеле кучи пустой породы и мусора. Гоблины сновали туда-сюда, волоча тележки с отходами.

Однако какими бы мерзкими ни были гоблины, Реджис сообразил, что Пайкел имеет в виду других существ, толкавшихся возле рудника. Он разглядел гигантов и дворфов, и все они были грязными и отвратительными на вид.

– О-о-о, – одновременно вырвалось у обоих, когда один из гигантов отошел в сторону. Его трясло так, что, казалось, кости в теле гремели. Раздалось несколько громких щелчков, и на глазах у изумленных наблюдателей он уменьшился в размерах и превратился в дворфа.

– Как это? – прошептал Реджис.

– Спригган, – ответил Пайкел, но Реджис понятия не имел, что могло означать это слово. Никогда прежде он не видел подобных тварей. Существо, отличавшееся по виду от гоблинов, могло резко изменять рост, превращаться из гиганта в дворфа, причем почти мгновенно, его доспехи и одежда также соответствующим образом уменьшались в размерах.

Хафлинг и садовник снова спрятались за каменной насыпью.

– Ты уверен? – прошептал Реджис. – Тварь, демон, вошла в эту пещеру?

– Ага.

– А может, она там не стала задерживаться, – предположил хафлинг, которого вовсе не привлекала перспектива лезть в рудник гигантов.

Но Пайкел, выразительно качая головой, возразил: «Ух, ух».

– Мы должны вернуться и рассказать все королю, – предложил Реджис.

– Не-а, – возмутился Пайкел, размахивая пальцем перед носом хафлинга.

– Я не знаю, как нам туда пробраться, – возразил Реджис. Он приподнялся и снова выглянул из-за камней; внизу он насчитал несколько дюжин «дворфов» и гигантов. – Это место хорошо охраняется…

Он смолк, когда Пайкел потянул его за рукав; дворф указывал на какие-то деревья, росшие у входа в пещеру; от часовых их скрывала насыпь из шлака.

Дворф подмигнул и потащил Реджиса в обход насыпи по направлению к рощице. Крепко вцепившись в руку Реджиса, Пайкел направился к ближайшему дереву.

– Нет, нельзя этого делать, – решительно воспротивился хафлинг. – Мы можем очутиться среди целой армии врагов!

Но Пайкел лишь хихикнул и сотворил заклинание. Еще мгновение – и они с Реджисом проникли внутрь ближайшего дерева, снова совершили весьма некомфортабельное падение вниз по стволу и корням, проскользнули сквозь камни и оказались в кромешной тьме. Они вывалились из какого-то корня, свисавшего с потолка, и с высоты примерно десяти футов шлепнулись на мох.

Оглядевшись и придя в себя, Реджис вздохнул с облегчением, потому что поблизости от них в коридоре никого не было. Однако облегчение длилось недолго: из-за ближайшего поворота донеслись чьи-то хриплые голоса.

– Пайкел! – прошептал хафлинг и прикоснулся к берету; внешность его магическим образом изменилась, и он превратился в гоблина.

– Хи-хи-хи, – отозвался Пайкел, и, прежде чем Реджис успел приказать ему спрятаться, прежде чем приближавшиеся враги показались из-за поворота, дворф щелкнул пальцами и исчез. Посреди коридора возникла лохматая, запаршивевшая собака; вместо одной из передних лап у нее красовался обрубок, точь-в-точь как культя у садовника.

– Ты и это умеешь? – выдохнул Реджис и так сильно вытаращил глаза, что, казалось, еще немного – и они просто вывалятся из глазниц. Пайкел всегда называл себя друидом, и оказалось, что он действительно друид, причем весьма искусный в своей магии!

Когда из-за поворота показалась пара гоблинов, Пайкел ощетинился и зарычал. Маленькие твари, захваченные врасплох, замерли, и взгляды обоих устремились на пса.

Один обратился к Реджису, но тот почти ничего не понял из гортанной речи существа, которое к тому же говорило быстро и на каком-то местном диалекте. Однако Реджис уловил слово «обед», хотя и не понял, говорил ли гоблин об обеде для пса или из пса.

Но предположил, что вернее последний вариант, поэтому решительно покачал головой. Пайкел, до которого, очевидно, тоже дошел смысл гоблинского высказывания, издал свирепое рычание.

Гоблины немного отступили, но всего на шаг, и выставили перед собой кирки.

Реджис схватил «животное» за загривок и примирительно поднял руку.

– Пес сам не свой с тех пор, как она вернулась, – произнес он на своем лучшем гоблинском языке, который, как он знал, был далек от совершенства.

Гоблины с подозрением уставились на незнакомца и не изменили воинственных поз; хафлинг подумал, что допустил какую-то ошибку в своей речи.

– Она, – с ударением повторил Реджис, расставив руки, и помахал ими, чтобы изобразить крылья.

Гоблины закивали, и один задал какой-то вопрос.

– Мы пришли вместе с ней, – ответил Реджис. Он решил, что существо хотело узнать, кто он такой или зачем пришел в эти туннели, а скорее всего, и то, и другое. – Я должен отвести ей этого пса-демона, – придумывал он на ходу, – но не могу ее найти.

Гоблины с еще большим подозрением оглядели хромоногое животное.

– Пса-демона? – повторил один.

Пайкел издал серию странных потусторонних звуков, и Реджису пришло в голову, что он произносит слова заклинания. Затем он залаял, изрыгнул небольшое облачко зловонного зеленого дыма, и гоблины отпрянули.

Пайкел зарычал более настойчиво и, прихрамывая, двинулся к ним.

– Покажите нам, где она, – приказал Реджис. – Пес-демон не желает ждать!

Один гоблин указал куда-то вниз и влево, второй развернулся и бросился наутек, а первый, сообразив, что остался лицом к лицу со страшными чужаками, последовал примеру товарища.

Реджис взглянул на Пайкела и пожал плечами. Они не могли пройти сквозь толщу камня, но теперь, по крайней мере, представляли общее направление.

И поэтому «гоблин», который вовсе не был гоблином, и его «пес-демон», который вовсе не был ни псом, ни демоном, отправились в путь по темным подземным коридорам. По дороге им встретились другие гоблины и даже парочка странных гигантов, но Реджис ко всем обращался со словами «пес госпожи», после чего Пайкел гавкал и выплевывал облако вонючего зеленого газа. Иногда он шепотом приказывал всем корням деревьев, росших поблизости, трястись изо всех сил, или просил нескольких летучих мышей покружить у него над головой, или проделывал какой-нибудь другой друидский фокус, который казался гоблинам демоническим.

Спросив дорогу еще пару раз, они достигли длинного просторного коридора; среди множества ветхих дверей выделялась одна – широкая, тщательно подогнанная, вырубленная из кровавого камня. По сторонам от двери стояли два рослых стража, походивших на гибрид гигантского стервятника и высокого человека, с мощными когтистыми ручищами и клювами вместо ртов. Демоны были не такими высокими, как гиганты, но казались гораздо более опасными и, естественно, более подозрительными и недоверчивыми.

– И что теперь? – прошипел хафлинг в обличье гоблина, обращаясь к своей «адской собаке».

Пайкел вцепился зубами в штанину Реджиса и увлек его в сторону, в какую-то боковую дверь. Очутившись в небольшой пещере, друид снова превратился в дворфа, поспешил к стене, отделявшей их от цели, и принялся ощупывать камень.

– Что ты собираешься делать? – прошептал Реджис. Но он тут же смолк и прижался к дворфу – по коридору мимо открытой двери протопала какая-то огромная фигура в сопровождении нескольких других, поменьше. Друзья услышали женские голоса; один из них, как они догадались, принадлежал демону, захватившему тело Консеттины, а другие женщины говорили на мелодичном, приятном для слуха языке дроу.

– Пайкел, что там у тебя? – беззвучно, одними губами произнес Реджис, охваченный отчаянным желанием убраться подальше отсюда, но дворф лишь приложил палец к губам и пристально уставился на дверь. Затем он кивнул и ухмыльнулся, услышав удалявшиеся голоса. Женщины направлялись куда-то прочь от пещеры.

Он вернулся к трещине в стене, закрыл глаза и продолжал ощупывать ее, затем радостно затряс головой.

– Что там? – спросил Реджис. – Корень?

Пайкел улыбнулся и схватил хафлинга за руку.

– Это же просто трещина! – громче, чем следовало, возразил Реджис и безуспешно попытался выдернуть руку.

Но Пайкел уже колдовал; его фигура исказилась, утратила форму, и его втянуло в трещину, затем в корень дерева, а охваченного ужасом Реджиса увлекло следом.

Разумеется, путешествие по корню дерева само по себе было не из приятных, но «полет» по узким щелям в сплошном камне оказался просто кошмарным. Реджис проделал весь путь, разинув рот в нескончаемом, но беззвучном вопле.

Прошло несколько мгновений, и они вылетели из каменной стены. Казалось, будто скала «выплюнула» их, и физические тела, высвободившись из корня, обрели прежнюю форму. Хафлинг и дворф рухнули на влажный каменный пол.

Как только Реджис пришел в себя – чему способствовало «о-о-о» Пайкела, – он сообразил, что они действительно попали в комнату демона. Слева виднелась дверь из кровавого камня, только теперь это была ее внутренняя сторона; а справа, напротив двери, висело зеркало в виде ухмыляющегося демона.

– Нет! – хрипло прошептал Пайкел и оттолкнул хафлинга, чтобы не дать ему взглянуть в зеркало.

Реджис пошатнулся и поднял руку, затем закивал в знак того, что все понял. Рассказ Айвена о лице Вульфгара внутри зеркала послужил хафлингу недвусмысленным предупреждением.

– Наверняка это оно самое, – прошептал Реджис. – То зеркало, которое захватило Вульфгара.

– Вуфгар, – согласился Пайкел.

Хафлинг оглядел овальную пещеру, пруд и странный набор мебели. Здесь были кресла и стол, подходящие по размерам для людей и вырезанные как будто бы из ножек гигантских грибов, и круглая кровать под огромным алым пологом с золотой вышивкой, покрытая кроваво-красными простынями. Хафлинг содрогнулся, заметив наручники, свисавшие с изголовья, и вспомнил кое-какие замечания Вульфгара насчет существа, которое они считали королевой Консеттиной.

Реджис подумал, что ему придется очень долго извиняться перед другом. Затем хихикнул, несмотря на отчаянное положение: он решил, что Вульфгар, наоборот, еще поблагодарит его.

– Берем зеркало и уходим, – обратился Реджис к Пайкелу, и тот радостно закивал.

Хафлинг развязал завязки своего модного плаща, чтобы прикрыть тканью колдовской предмет.

Пайкел был не единственным в пещере, кто довольно кивал. Инчедико, притаившийся высоко в нише над зеркалом, среди теней, слышал каждое слово. Квазит, мысленно связанный со своей госпожой, телепатически передавал ей весь разговор. Малкантет находилась неподалеку.

– Извините меня, – обратилась суккуб к Чарри Ханцрин и сопровождавшим ее женщинам. – У меня гости.

Она поспешила прочь из комнаты, расправила крылья и так, частично бегом, частично при помощи крыльев, пронеслась по длинному коридору. Пролетая мимо бокового туннеля, она окликнула группу гоблинов-рудокопов и приказала им стеречь у двери, чтобы никто не сбежал.

Реджис прикрыл магическое зеркало плащом, затем они с Пайкелом сняли его с крючков и прислонили к очагу. Дворф сбегал к стене и принес какие-то лианы, чтобы надежнее завязать ткань перед бегством, в то время как хафлинг поздравлял себя с проявленной ловкостью: ему удалось ни разу не взглянуть в зеркало.

– Мы вытащим тебя отсюда, – пообещал он Вульфгару, потом подумал, что стоит позвать друга – возможно, магия зеркала вызовет образ Вульфгара, и он сможет его увидеть.

Хафлинг взялся за край плаща и решил приподнять его совсем немного, чтобы шепотом окликнуть варвара, но тут же напомнил себе о зловещих свойствах подобных магических штук и оставил свою глупую затею.

Самые различные вопросы одновременно мелькали у него в голове: сможет ли Пайкел вывести их отсюда вместе с зеркалом тем же путем, каким они сюда пришли?

Может быть, стоит спрятать его в волшебный кошель?

Он почти сразу же отверг эту идею. Очевидно, и зеркало, и его мешок были вещами, создающими новое измерение, а ему говорили, что комбинация таких предметов может привести к очень-очень нехорошему результату.

Когда эта неприятная мысль пришла Реджису в голову, он вдвойне обрадовался тому, что случайно не бросил взгляд на зеркало и его не «всосало» внутрь.

Он вздохнул с облегчением, затем изумленно ахнул – дверь в пещеру с грохотом распахнулась. Реджис, резко обернувшись, увидел, что прямо к нему летят два чазма; демоница в теле Консеттины была в коридоре, совсем рядом, а за ней следовала целая толпа гоблинов.

Он выхватил клинок и заорал: «Пайкел, беги!» – хотя понятия не имел, каким образом он со своей тонкой рапирой сумеет отбиться от демонов.

Он знал, что дротики со «снотворным» из арбалета на них не подействуют; знал, что не успеет вовремя достать кинжал и освободить живых змей-удавок, а рапира его лишь оцарапает толстую шкуру тварей. Потом они разорвут его в клочья. Бежать было некуда. Поэтому он сдернул плащ с зеркала и отступил в сторону.

Вроки резко остановились, повернули птичьи головы и поймали собственные отражения в зеркале – которое, в свою очередь, поймало их!

И они полетели прямо в пасть демона, а Реджис, спотыкаясь, бросился бежать к правой стене пещеры, в ту сторону, откуда пришли они с Пайкелом. Он мог туда добраться!

Однако Пайкел не мог. Дворф как раз находился позади очага и зеркала, спеша к трещине в стене, но крылатая демоница с кнутом в руке уже появилась на пороге своей спальни.

– Пайкел! – взвизгнул Реджис, вытащил ручной арбалет и выпустил в суккуба дротик. Он не видел, попал ли в цель, а если и попал, то не причинил демону никакого вреда. Зато кнут, щелкнув, задел Пайкела; дворф завертелся вокруг своей оси и неловко рухнул на пол с громким «Уф!», которое затем сменилось долгим и мучительным «О-о-о».

Демоница зашипела и обернулась к Реджису; глаза ее были красными от ярости.

В этот момент в пещеру вломились несколько дюжин гоблинов.

– Нет! – взревела демоница, но было уже поздно: тупые гоблины бежали прямо на открытое зеркало.

Одного гоблина втянуло внутрь, затем та же участь постигла второго, третьего, четвертого. В зеркале Малкантет, улавливающем души, имелось восемнадцать «тюремных камер», и сейчас не все они были заняты.

Зеркало имело одну особенность: после того как «тюрьма» наполнялась до отказа, любой следующий пленник, захваченный чарами, «выталкивал» кого-то одного из предыдущих. А у могущественной, злобной и коварной Малкантет, естественно, имелись пленники, которых она вовсе не желала освобождать!

Реджис подбежал к Пайкелу, неподвижно лежавшему на берегу пруда. Он опустился на пол рядом с дворфом, умоляя его очнуться и вытащить их из этого места.

– О-о-о, – простонал дворф. Он хотел было ответить что-то еще, но язык не слушался его. Половина тела дворфа, та, куда угодил кнут Малкантет, была парализована. Реджис потащил несчастного к стене.

В зеркало влетел шестой гоблин, и за мгновение до того, как Малкантет бросилась вперед и загородила собой магический предмет, в него «всосало» седьмого гоблина – девятнадцатого пленника.

А в следующий миг он снова стал восемнадцатым, потому что зеркало «выплюнуло» одну из предыдущих жертв.

А именно гидру.

Огромное существо с десятью головами и красноватой шкурой было готово к бою: головы его извивались на длинных шеях, разверстые пасти с зубами, похожими на драконьи, щелкали, кусали гоблинов, отхватывали кисти, руки по плечо. Кому-то даже оттяпали голову, прежде чем гоблины сообразили отступить.

Мелкие твари, распихивая друг друга, бросились прочь, но гидра без труда настигла следующую жертву. Головы ее метались в разные стороны, плевались огнем.

– О-о-о! – воскликнул Пайкел.

Реджис что было сил вцепился в дворфа и поволок его к стене; мимо пронеслись гоблины, и над головами у них прошипела огненная струя.

Пайкел услышал шарканье, вопли, затем на него повалились несколько гоблинов, послышался треск – это пламя охватило его, жгло его тело.

Он вскрикнул, позвал на помощь Реджиса, своего братца, Вуфгара, потом вцепился ногтями в камень, попытался подтягиваться, извиваясь, пополз к стене, к той самой трещине в камне.

– Придурки! – донесся до него крик повелительницы суккубов, и Пайкел в отчаянии оглянулся, ища взглядом Реджиса.

Но вокруг были лишь трупы, множество горящих трупов валялось в пещере. Гидра находилась между очагом и дверью, демоница стояла у зеркала; несколько темных эльфов появились в дверном проеме и отпрянули в удивлении и страхе. Нет, хуже этого уже ничего быть не могло!

Две головы гидры устремились к Пайкелу. Одна дернулась в сторону, выплюнула струю огня, и пламя обожгло нескольких гоблинов, пытавшихся пробраться к выходу.

Другая голова нацелилась на несчастного беспомощного Пайкела.

В этот момент он нащупал корень дерева.

Драконьи головы потянулись к Малкантет, тюремщице и заклятому врагу огненной гидры, которая когда-то похитила ее и бессчетное множество лет держала в унылой темнице.

Но демоница не растерялась и выставила перед собой магическое зеркало.

Большинство голов чудовища сумели отвернуться, но одна все-таки взглянула в зеркало, и этого оказалось достаточно.

Гидра снова отправилась в тюрьму, а в пещере появился очень удивленный гоблин. Он выскочил из зеркала на том самом месте, откуда его захватили несколько минут назад, и, ничего не понимая, уставился на женщину с крыльями летучей мыши.

Кнут Малкантет рассек несчастного надвое прежде, чем он по глупости успел снова взглянуть на магическую вещь.

– Теперь вы можете войти, – пригласила Малкантет Чарри Ханцрин и остальных. За спинами дроу топтались спригганы под предводительством Безубы и Комтодди.

– Что это было? – пробормотала главная жрица-дроу.

– Вторжение посторонних, – ответила демоница, окинув Безубу суровым взглядом. – Ваши туннели и пещеры не так надежно защищены, как вы считаете, – добавила она уничтожающим тоном, и спригганы попятились.

– Огнедышащая гидра? – переспросила Чарри Ханцрин, качая головой. – Тебе повезло, что под рукой у тебя оказалось это зеркало!

– Повезло в том, что после того, как тварь была поймана, оно извергло всего лишь жалкого гоблина, – поправила ее Малкантет. – Я тебя уверяю, дроу, что внутри моей игрушки сидят более опасные твари.

– Никогда не видела подобной вещи, – призналась Чарри.

– Не заглядывай в него, – резко предупредила демоница. – Это подарок одного могущественного лича, который похоронен в стране, называемой на вашем языке Чулт; этот немертвый лич питается душами, пойманными в зеркале. – Она слегка повернула голову и посмотрела куда-то вдаль. – Вскоре мне нужно вернуть ему это зеркало с душами в качестве пищи и получить взамен другое. Теперь, когда темница заполнена, я не могу воспользоваться ею, не освободив одного из пленных. А некоторым из них лучше сидеть взаперти.

Растерянные жрицы попятились, и Малкантет расхохоталась, глядя на них.

Пайкел вывалился из ветви дерева в той самой рощице, около входа в подземный комплекс. Он не мог держаться на ногах и почти ничего не видел, потому что глаза его обжег огонь гидры; половина тела все еще была парализована ударом кнута демона.

Пайкел расслышал разговоры столпившихся неподалеку гигантов; они взволнованно обсуждали драку и беспорядки, случившиеся глубоко под землей, в недрах их жилища.

– Реджис, – едва слышно прошептал дворф и снова представил себе горящие тела, валявшиеся на полу в той пещере. Он до сих пор чувствовал едкую вонь – его борода была обожжена.

Как ему хотелось вернуться в подземелье и спасти своего друга, и варвара тоже!

– Вуфгар, – жалобно выдавил он.

Но он был бессилен. Пайкел никак не сумел бы справиться с могущественным демоном, даже если бы смог сейчас каким-то чудесным образом исцелиться от паралича.

Если бы он знал, кто такая на самом деле Малкантет, королева суккубов, супруга всемогущего Демогоргона, ненавистного соперника Граз’зта, он лишился бы рассудка от отчаяния.

Он хотел подняться на ноги и идти, но ничего не получилось. Он попробовал ползти, но это причиняло ему сильную боль. Он подумал было снова превратиться в пса, но какой в этом толк, если половина тела у него все равно парализована?

Пайкел пробормотал слова исцеляющего заклинания, и ему стало немного лучше. В следующую минуту он сообразил, что потратил слишком много сил на это волшебство, а результат того не стоил. Он захотел стать птицей и улететь прочь, но ведь у него была только одна рука. Птице с одним крылом далеко не улететь.

А кроме того, одна сторона тела, пораженная адским кнутом, не слушалась его – по крайней мере, временно.

До него снова донеслись голоса гигантов, и он понял, что сражение там, внизу, уже закончилось. Дворф был беспомощен, уязвим, у него не осталось сил на то, чтобы совершить магическое путешествие по корням дерева.

Но он почувствовал, что снова в состоянии изменять облик; поэтому хитроумный дворф превратился в змею. Несмотря на свое тяжелое состояние, Пайкел обнаружил, что может ползти.

Он выполз из рощи, устремился вниз по скалистому склону горы, тщательно запоминая приметы, чтобы потом найти дорогу обратно.

Солнце село, а он продолжал ползти.

Он выбрался на дорогу, упрямо двигался вперед.

Он полз почти полночи, потом выбрался на обочину, в траву, и свернулся, чтобы отдохнуть; он решил, что утром ему станет лучше, к нему вернутся способности друида, и тогда он сможет по корням деревьев быстро добраться до Хелгабала.

Но всю ночь его мучили кошмары, вызванные воздействием демонического кнута. Когда первые лучи восходящего солнца осветили дорогу, Пайкел обнаружил, что он снова превратился в дворфа, причем чувствует себя отнюдь не лучше, а хуже, чем вчера. Яд или магия, заключенные в адском кнуте, глубже проникли в его тело. Он не мог молиться, не мог просить у своих богов сил колдовать, не мог толком соображать, вспомнить хоть что-нибудь или произнести несколько волшебных слов.

Он даже не мог снова обратиться в змею.

И он пополз на животе, цепляясь за землю и камни ногтями.

Так Пайкел дюйм за дюймом полз вдоль дороги, не обращая внимания на боль, ломая нощи, дыша с огромным трудом.

Солнце поднялось к зениту, наступил жаркий летний день, повсюду жужжали пчелы, чирикали птицы.

Дворф полз вперед, обливаясь потом.

Его одолевало желание все бросить, сдаться, лечь и умереть, чтобы эта боль наконец оставила его.

– Вуфгар, – прошептал он, едва шевеля губами, и понял, что иного выбора нет – нужно ползти.

И он пополз дальше.

Рассвет снова разбудил Пайкела, но, к собственному изумлению и смятению, он обнаружил, что не лежит на земле у дороги, а находится в кровати.

В удобной кровати, в уютной комнате. Тело его по-прежнему терзала боль, яд демона тек в его жилах, настойчиво уговаривал его сдаться и умереть.

Дворф повернул голову, взглянул в окно, на восходящее солнце, и шепотом позвал своего братца.

– А, проснулся! – услышал Пайкел и попытался повернуть голову.

Над ним появилось чье-то круглое, румяное, улыбающееся лицо со смешинкой в голубых глазах.

– А мы уж думали, что ты помрешь! – воскликнула женщина. – Ой, Чалмер, иди сюда!

– Что там, женщина? – раздался другой голос, мужской, и Пайкел, ухитрившись повернуться к открытой двери, увидел еще более пухлое и щекастое лицо, обрамленное пышными седыми бакенбардами.

– Ага, значит, эту ночь ты пережил, – объявил мужчина по имени Чалмер и посмотрел на женщину, которая, как решил Пайкел, была его женой. – Пойду принесу ему супа.

– Вуфгар! – пролепетал Пайкел.

– О, да он разговаривает! – сказала женщина.

– Ву… вуф…

Чалмер рассмеялся.

– Скорее лает, как пес, – возразил он. – Ладно, проследи, чтобы ему было удобно. Уверен, долго он не протянет.

– Вуф… – простонал Пайкел, захрипел и закашлялся.

Он жалобно посмотрел вслед уходившему человеку. В дверном проеме виднелась общая комната; множество людей и хафлингов расхаживали туда-сюда, некоторые сидели за столами и завтракали.

Пайкел расслышал голоса, звуки жизни, но мог только слушать.

Чалмер и его жена попытались накормить его, но он был не в состоянии глотать и едва не подавился.

И поэтому они плотнее укутали его в одеяла.

– Я с ним посижу, – пообещала женщина мужу, и он вышел, по ее просьбе оставив дверь открытой.

Пайкел лежал неподвижно, прислушиваясь к голосам и шагам живых существ и размышляя о том, что его собственная жизнь близится к концу.

Однако спустя некоторое время он вздрогнул и приподнялся, заметив прошедшего мимо двери хафлинга в нарядной одежде. Реджис!

Но нет, это был не Реджис. Больной понял это по голосу – хафлинг болтал со своей приятельницей.

Пайкел различал лишь отдельные слова и обрывки разговоров людей в зале, но он постарался сосредоточиться на них, желая прожить последние часы в сознании.

Он услышал, что из Хелгабала выступила армия, и это дало ему надежду. Может быть, королевские воины изгонят демона и спасут Вульфгара?

Он услышал болтовню о каком-то драконе, пролетавшем над полями далеко на востоке, и улыбнулся, вспомнив ходившие пару лет назад в городе слухи о крылатых рептилиях, содержавших антикварную лавку прямо под носом у короля Ярина.

Он услышал разговоры хафлингов о странных делах, которые творились в монастыре Желтой Розы.

– Они приняли в свой орден какого-то дроу, – сказал мужчина с тревогой в голосе. Упоминание о темных эльфах заставило Пайкела насторожиться, ведь там, в рудниках, в пещере демона, он тоже видел дроу.

– Есть такое, – согласилась женщина-хафлинг. – Но не просто какого-то там дроу. Как мне говорили, это сам Дзирт До’Урден, он пришел сюда с Побережья Мечей.

Пайкел широко раскрыл глаза и, напрягая последние силы, постарался приподняться. Женщина схватила его за руку, чтобы удержать, и позвала мужа.

– У него началась агония! – крикнула она, когда Чалмер ворвался в комнату. За спиной у него толпились другие люди. – Ой, бедняжка.

Пайкел преодолел приступ боли.

– Дзирит Дудден! – прохрипел он. – Дзирит Дудден!

Чалмер и его жена озадаченно переглянулись.

– О чем это он?

– Дзирит Дудден? – повторил хафлинг, стоявший за дверью.

Глава 24 Исцеление

Ошеломленный Дзирт, тяжело дыша, отдернул руку и увидел, что с острия его клинка из стеклостали капает кровь.

– Почему ты медлишь? – напряженно спросил Энтрери, сделав движение к противнику, несмотря на то что в голосе его прозвучала боль. – Ты же знаешь, что я демон! Ты же знаешь, что все это иллюзия!

– Замолчи! – воскликнул Дзирт и шагнул вперед, чтобы покончить со всем этим, покончить с Артемисом Энтрери.

А Артемис Энтрери выпрямился, закрыл глаза и расставил в стороны руки, словно приглашая противника нанести смертельный удар.

Но в следующую секунду зазвенели брошенные клинки, и Дзирт, терзаемый мучительной болью, рухнул на землю. Да, он в буквальном смысле испытывал жестокие муки, физические и душевные. Он был уверен, совершенно уверен в том, что все вокруг него – сплошная ложь, чудовищная ложь, предназначенная для того, чтобы полностью уничтожить его, и все же в этот момент, момент истины, когда он отчаянно бросал вызов злой судьбе, он обнаружил, что у него нет на это сил. Дзирт не мог убить человека, который когда-то стал его союзником, если не другом.

Точно так же, как не смог в тот, прошлый раз убить Кэтти-бри.

Он лишился всякой опоры, черные демоны сомнения и ужаса напали на него и одолели его, и он остался лежать на земле, содрогаясь от рыданий.

Артемис Энтрери молча стоял над ним.

Киммуриэль взял руку Ивоннель и направил волну псионической энергии к следопыту, скорчившемуся на траве; эта волна подхватила заклинание Ивоннель и унесла с собой ее мысли.

Губы ее шевелились, она произнесла два заклинания, одно – дарованное богиней, другое – создание смертных волшебников; эти чары предназначались для того, чтобы рассеять магию Бездны и исцелить болезнь. С помощью Киммуриэля она заглянула в недавние воспоминания следопыта и последовала за Дзиртом обратно в монастырь Желтой Розы. И, улавливая те моменты, когда Дзирт заставлял себя называть реальность обманом, Ивоннель старалась рассеять его сомнения. Они представали перед ней в образе туманных серых завес; она с легкостью рвала их на куски и двигалась дальше, назад в прошлое, к следующей пелене сомнения.

Воспоминания Дзирта привели их обоих обратно в Лускан. Плотная завеса, окутавшая сцену нападения на Кэтти-бри, была отброшена прочь, и Дзирт очутился лицом к лицу с истиной: он едва не убил любимую женщину.

Не какого-то демона, а свою возлюбленную, Кэтти-бри. Просто Кэтти-бри. Настоящую Кэтти-бри!

Они вернулись в Мензоберранзан, в Дом До’Урден, и Ивоннель глазами Дзирта увидела смерть Закнафейна.

И снова уничтожила серую пелену.

Затем они продолжали путешествие по туннелям, из Гаунтлгрима спустились в Мензоберранзан, и там Ивоннель обнаружила момент, когда Дзирта поразила Чума Бездны, когда его окружила стена смятения, страха, подавленности и сомнений. В этот миг восприятие Дзирта исказилось.

Целительные заклинания врезались в эту стену, в ней появились трещины, но пробить ее было не так легко, как пелену сомнений.

– Позволь мне сделать это, Госпожа Ллос! – взмолилась Ивоннель, зная, что существо, находившееся рядом, может отозваться на ее молитвы.

Жрица снова «врезалась» в стену тьмы, но безуспешно; однако она не теряла надежды, потому что ее отвергал не Дзирт. Он был сломлен, он являлся в этих событиях не участником, а зрителем, как она и предчувствовала.

– Йиккардария, – прошептала она, и ее услышали.

Мощная магическая волна хлынула на нее, слилась с ее чарами, объединилась с ними; эта новая магия вгрызалась в стену, словно сверло. Во все стороны летели черные осколки, и в стене сомнения, порожденной Бездной, появилось отверстие.

А там, за этой стеной, был свет, и реальность, и воспоминания – настоящие воспоминания!

Жрица вышла из транса и пошатнулась; мысленное путешествие отняло у нее почти все силы. Она взглянула на Дзирта. Дроу был сломлен, он жалко всхлипывал, опустившись на колени.

«Уничтоженный шедевр», – подумала она.

Мысленно он перенесся на вершину Пирамиды Кельвина, его снова охватили растерянность и смятение, как после поединка с Далией. Она убила его.

Но Кэтти-бри была здесь, и Бренор, и Реджис, они поспешили к нему и к Гвенвивар, и теплая целительная магия устремилась в его израненное тело.

И Вульфгар тоже был здесь.

Дзирт открыл глаза, хватая ртом воздух, пытаясь отдышаться, пристально уставившись на сапоги Артемиса Энтрери.

Но он уцепился за тот момент на горе Пирамида Кельвина.

Потому что он был реален.

Все это было реальностью.

– Блестяще исполнено, – раздался женский голос за спинами Киммуриэля и Ивоннель; обернувшись, они увидели приближавшуюся Йиккардарию.

Ивоннель знала, что прислужница богини вернется, но Киммуриэль ахнул от неожиданности.

– Еретик, – с отвращением выговорила Йиккардария, и этого оказалось более чем достаточно. Киммуриэль воспользовался своими псионическими способностями и мгновенно растворился в воздухе.

Вернулся в Иллуск, подземный лабиринт под Лусканом, решила Ивоннель.

Йиккардария рассмеялась.

– Ты могла бы удержать его здесь, – заметила Ивоннель.

– Разумеется, могла бы. Я же прислужница Ллос.

– Но ты позволила ему уйти. Выходит, Госпожа Ллос одобряет мои действия и то, что я воспользовалась помощью Киммуриэля.

– Возможно, ей просто нет никакого дела до этого любителя якшаться с проницателями сознания, – усмехнулась Йиккардария.

Ивоннель кивнула.

– Но ты… то есть она даровала мне силу, чтобы победить Чуму Бездны, поразившую Дзирта.

Йиккардария подошла к Ивоннель и взглянула на поле, где Дзирт так и стоял на коленях, спрятав лицо в ладонях и забыв о своем оружии.

– Так ты излечила его болезнь или сломила его? – осведомилась служанка богини.

– Теперь он видит истину, истину, которая всегда была прямо перед ним. По крайней мере я так считаю. Он реагирует именно так, как и могло бы реагировать существо с его характером и сознанием.

– Хорошо, – кивнула Йиккардария. – Итак, твое желание исполнено: ты исцелила его, чтобы сделать его смерть необыкновенно мучительной. – Она вытянула руку в сторону следопыта. – Мне бы хотелось посмотреть на то, как ты превращаешь его в драука. Я покажу тебе, как это делается.

– Нет.

Этот простой ответ заставил Йиккардарию замереть на месте.

– Нет? Ты предпочитаешь просто замучить его до смерти?

– Нет.

– Легкой смерти ему не видать, – отрезала прислужница богини. – Таково было условие сделки. И не выдумывай больше хитроумных ловушек для этого отступника Дзирта. Если ты хочешь, чтобы он прожил на свете еще немного, преврати его в драука. Если же нет, тогда начинай пытать его, и я устрою так, что Паучья Королева услышит его вопли. Они доставят ей удовольствие.

– Нет.

– Что – «нет»?

– Нет, я не буду строить хитроумные планы для того, чтобы уничтожить его, – ответила Ивоннель. – Я не буду его пытать, не буду его убивать и, разумеется, не буду превращать его в драука.

Служанка богини угрожающе уставилась на девушку.

– Это не обсуждается, – предупредила она. – Ты сделаешь так, как мы договаривались.

– Правда? – Ивоннель взглянула куда-то мимо Йиккардарии и едва заметно кивнула.

Йоклол резко обернулась и даже воскликнула: «Киммуриэль!» – словно заподозрила, что псионик участвовал в кощунственном заговоре с целью обмануть богиню.

Но за спиной у нее стоял вовсе не Киммуриэль Облодра.

Это был Кейн, магистр Цветов.

Не говоря ни слова, с такой головокружительной скоростью, что демоническое существо даже не успело сообразить, что происходит, монах нанес кулаком сокрушительный хук прямо в прекрасное лицо дроу. Ошеломленная мощным ударом, Йиккардария позабыла о необходимости «маскарада». Она снова превратилась в кучку грязи, напоминавшую оплавленную свечу с извивающимися щупальцами, и эта «свеча» торчала из земли на том месте, где только что стояла женщина-дроу.

Адская тварь размахивала своими мерзкими конечностями, но не могла как следует прицелиться. Йиккардарии не под силу было равняться с Кейном, обладавшим невероятным могуществом.

Он ударил ее снова, правой рукой, левой, потом высоко подпрыгнул и обрушил на нее сокрушительный выпад двумя ногами сразу. Оттолкнулся, сделал сальто, приземлился лицом к противнице. Снова осыпал йоклол градом ударов, таких жестоких, что Ивоннель, наблюдавшая за этой сценой, невольно попятилась.

У прислужницы Ллос не было ни малейшего шанса против монаха, ей ни разу не удалось ни уклониться от его выпадов, ни ответить.

Она просто сплющилась, начала таять и превратилась в булькающую лужу вонючей грязи.

Кейн поклонился побежденной противнице, выпрямился и взглянул на Ивоннель; внезапно женщина сообразила, что на лице у нее написан страх. Она никогда не видела контролируемого проявления такой страшной жестокости, такой скорости, точности, сверхъестественного могущества, особенно со стороны человеческого существа, на первый взгляд слабого и безоружного.

– Итак, теперь Ллос объявит меня еретичкой, – произнесла Ивоннель, пожимая плечами. – Однако я попала в хорошую компанию.

– Он действительно исцелился? – спросил монах, оглянувшись в сторону поля.

– Он не отверг меня, когда я проникла в его сознание, чтобы поведать ему истину, – объяснила Ивоннель. – Он был сломлен; наступил момент кризиса, ему показалось, что терять больше нечего.

– Как ты и предсказывала.

Жрица кивнула.

– До этого момента Дзирта нельзя было вылечить потому, что он не мог доверять целителю. Но на сей раз у него просто не осталось выбора.

– В таком случае давай пойдем и проверим, – предложил Кейн, и они с Ивоннель покинули рощу и вышли в поле.

Дзирт все еще сидел на земле, Энтрери стоял рядом. Дроу поднял взгляд на приближавшихся Кейна и Ивоннель, и глаза его сделались круглыми от изумления, когда он увидел дочь Громфа.

– Рада видеть тебя снова, Дзирт До’Урден, – заговорила девушка.

Дзирт бросил быстрый взгляд на мечи, которые лежали рядом на траве.

– Да, тебе гораздо проще будет убить меня, нежели Кэтти-бри или Артемиса Энтрери. – Этими словами Ивоннель приковала к себе взгляд лиловых глаз, а затем объявила: – Теперь ты знаешь истину. Ты исцелился.

– И что дальше? – спросил Дзирт.

– А дальше ты свободен, – пожала плечами Ивоннель. – Мы доставим тебя обратно в Лускан к Кэтти-бри. У нее все в порядке, и они успешно продвигаются к своей цели. Магическая башня – прекрасное творение. Но я боюсь, что Кэтти-бри это уже безразлично.

Дзирт в удивлении склонил голову набок.

– Из-за тебя, конечно же, – вставил Энтрери. – Сердце ее разбито, но вскоре мы излечим и ее.

– Правда? – спросил Дзирт, глядя в упор на Ивоннель. – Это твоя последняя или, может быть, предпоследняя игра с моим… будущим?

– Я надеюсь, это не последнее мое приключение с твоим участием, – заметила Ивоннель, и при этих словах Энтрери с Дзиртом вытаращили глаза, а девушка лишь рассмеялась в ответ. – Но что касается хитростей и уловок – да, это была последняя игра. Я дарю тебе твои истинные, разумные мысли, доверие к другим и возможность выбрать собственный путь.

– Но почему?

– Потому что ты заслужил все это, и я была бы жалким, низшим существом, если бы твоя стойкость и сила твоей любви вызвали у меня зависть. Вместо, скажем, некоего озарения. А я вовсе не жалкое и не низшее существо.

– Я свободен?

– Разумеется.

– И ничем больше не обязан тебе?

– Мне – нет. – Она взглянула на Кейна. – А что касается монастыря…

– Нет, ты ничем нам не обязан, – начал Кейн, но потом усмехнулся – видимо, передумал. – Я все же хочу кое о чем попросить тебя.

Дзирт наблюдал за огарком свечи; свеча была новая, и на то, чтобы она догорела, понадобилось несколько часов.

Почти три часа он пребывал в этой позе, с совершенно прямой спиной, дыша медленно и ровно, и в мыслях его царила блаженная пустота. Ему никогда прежде не удавалось так долго медитировать – он не мог выдержать даже того времени, в течение которого прогорала одна десятая свечи.

А теперь она полностью оплавилась, и Дзирт почувствовал, что может сидеть так еще долго, и подумал, что ему предстоит именно это, когда в комнату вошел магистр Кейн. Но монах жестом велел дроу подняться, и на лице его появилось выражение одобрения и даже радости.

– Тебе нет нужды сидеть так и дальше, – произнес Кейн.

– Почему? Почему я должен прекратить медитацию?

– В нашем ордене не найдется и шести человек, которые в состоянии дождаться догорания свечи, – пояснил Кейн. – Чтобы дойти до этой ступени, быть способным пребывать в неудобном положении так долго, нужно обрести истинный внутренний мир. – Монах кивнул. – Я могу подтвердить слова Ивоннель. Ты действительно исцелился от своей болезни, Дзирт До’Урден.

– Да, так и есть. И мне не терпится вернуться домой. – Дроу усмехнулся. – В то же время меня очень интересуют это место и ваше учение.

– У тебя впереди еще много лет жизни. Когда будешь двигаться вперед, не закрывай за собой двери.

Дзирт кивнул и вслед за Кейном вышел из комнаты. К удивлению Дзирта, монахи устроили пир в его честь, чтобы отметить его выздоровление. Здесь был и Артемис Энтрери – Дзирта это обрадовало.

Была здесь и Ивоннель – это смутило Дзирта.

Кейн усадил его рядом со жрицей; с другой стороны от нее сидел Энтрери, а рядом с Дзиртом посадили Афафренфера.

– Да, есть много такого, о чем ты еще не знаешь, – со смехом произнесла Ивоннель, глядя на Дзирта, на лице которого отразились сомнения. – Я покинула Мензоберранзан и, возможно, навсегда, – объяснила она. – Подозреваю, что сейчас Паучья Королева ненавидит меня сильнее, чем тебя.

– Ты говоришь так, словно довольна этим.

– Меня это развлекает, – поправила его Ивоннель. – Но это ненадолго. У Ллос найдутся проблемы посерьезнее, нежели какая-то беглая жрица.

– Наверное, ты больше не жрица.

– Увидим. Госпожа Ллос не так примитивна, как считает большинство смертных. Сюрпризы, которые я преподношу ей так же, как и ты, вызывают у нее скорее любопытство, нежели гнев, потому что благодаря нам среди ее народа воцаряется хаос. Ты ведь понимаешь, что именно таков был результат твоих действий, верно, Дзирт До’Урден?

Он покачал головой, не понимая, что она имеет в виду.

– Все это время, с того дня, когда ты покинул свою расу, во время сражений против дроу, даже в тот момент, когда твой друг-дворф убил мою тезку – весьма болезненное воспоминание, я тебя уверяю, – ты, сам того не ведая, играл на руку Ллос.

Услышав это, Дзирт сердито нахмурился и расправил плечи.

– Не воспринимай это как оскорбление, – продолжала Ивоннель. – Ты не служил Ллос, но ей служили твои действия, потому что ее пища – это борьба, хаос и войны. Мензоберранзан в безмятежном состоянии нагоняет на нее скуку; к тому же у ее верных поклонников появляется избыток времени для того, чтобы задумываться над существующим положением вещей и критиковать его; поэтому она никогда не позволит городу жить мирно.

Дзирт несколько успокоился, но все равно настороженно, не мигая, смотрел на собеседницу.

– Возможно, настанет день, когда мы отнимем его у нее, – заявила Ивоннель.

– Его?

– Мензоберранзан. И начнем сами распоряжаться собственными судьбами. Разве не этого ты всегда желал?

– Ты хочешь встать во главе революции?

– Мы живем долго, – улыбнулась Ивоннель. – Кто знает, какие изменения принесет нам следующее тысячелетие?

Дзирт собрался насмешливо заметить, что Ивоннель, возможно, снова подпадет под чары Ллос, но удержался и вместо этого вспомнил о великих переменах, которые у него на глазах произошли в мире за последние двести лет.

Путешествие несколько напоминало ходьбу по кругу, но оно редко заканчивалось в той самой точке, где начиналось.

Путника всякий раз ждали сюрпризы.

А на следующее утро, в ту самую минуту, когда Дзирт, Ивоннель и Энтрери готовились покинуть монастырь, чтобы встретиться с Тазмикеллой, вверх по склону к воротам галопом прискакала усталая, грязная женщина-хафлинг верхом на усталом и грязном пони.

– Я ищу дроу по имени Дзирт До’Урден! – крикнула она монахам, которые стояли на просторном крыльце, в то время как Дзирт и остальные прощались с руководителями ордена. – Или Дриззита Дуддена, или что-то вроде того! – взволнованно добавила женщина.

– Дриззит Дудден? – прошептал Дзирт. Только один раз он слышал, как коверкали его имя подобным образом, и слышал от одного знакомого очень, очень давно.

«Нам нужно уходить отсюда», – на безмолвном языке дроу прожестикулировала Дендерида, обращаясь к жрице Чарри.

«Малкантет не исполнила свою угрозу», – таким же образом ответила Чарри.

«Пока нет. Но все еще впереди».

Чарри Ханцрин подошла к плохо пригнанной двери комнаты, которую спригганы отвели ей и ее свите. Естественно, она разделяла опасения Дендериды, но у нее имелись некоторые причины пока не покидать эту пещеру.

Дом Ханцрин помог Малкантет выбраться на поверхность с определенной целью, но без благословения Дома Бэнр или явно высказанного повеления Ллос. Чарри и остальным следовало убедиться в том, что суккуб полностью удовлетворена их услугами; в противном случае дьявольская тварь наверняка доложила бы обо всем Верховной Матери Бэнр.

– Еще десять дней, – сказала Чарри.

– Декада в этом грязном подземелье, – уныло протянула одна из женщин, но Чарри не стала делать ей выговор. Что она могла возразить? Она предпочитала отвратительным спригганам даже вонючих гоблинов и орков, и это было еще мягко сказано.

Она снова беззвучно заговорила с Дендеридой: «Отправляйся к Безубе и прикажи ему найти нам помещение поближе к поверхности и поближе к Ваасе. Если у Малкантет начнутся какие-то неприятности, пусть она и ее спригганы сами разбираются с ними».

Дендерида кивнула, и вскоре дроу уже шагали в северо-западном направлении по нижним туннелям Плавильного Двора, к местам более пустынным и, как надеялась Чарри, более подходящим для нее.

Они выслушали указания насчет дороги от члена отряда «Коленоломы», приятной женщины средних лет по имени Бруха, но не пригласили ее с собой. Если она и собралась обидеться на это, то обида моментально испарилась. Глаза ее сделались совершенно круглыми, когда Артемис Энтрери бросил на землю обсидиановую фигурку и вызвал черного, как смоль, адского жеребца с огненными копытами, выпускавшего из ноздрей дым.

В тот момент, когда ассасин забирался на коня, Дзирт поднес к губам свисток, и появилось второе животное – казалось, оно находилось далеко, очень далеко. Однако даже с этого как будто бы большого расстояния все собравшиеся на крыльце монастыря поняли, что животные резко отличались друг от друга. Это было не порождение ада, а единорог, ослепительно белый, украшенный прекрасным рогом.

Скакун сделал один шаг, другой, третий, и расстояние оказалось иллюзией; а может быть, зрители заглянули за границу между уровнями существования. Единорог, высокий, сияющий в лучах солнца, стоял рядом с Дзиртом.

Дроу взлетел в седло, и, когда Артемис Энтрери предложил руку Ивоннель и усадил ее на круп коня, Дзирт точно так же протянул руку магистру Кейну.

Но монах покачал головой.

– Встретимся в доме Чалмера, – сказал он. – Мне известно, где это, и сначала я хотел бы кое-что разузнать.

– Наши кони неутомимы, мы будем скакать всю ночь, – предупредил Дзирт.

– Я прибуду сразу за вами, – пообещал Кейн и подмигнул дроу.

Дзирт кивнул и не стал спорить. Ему уже не раз приходилось наблюдать проявления невероятного могущества Кейна.

Воины и чародейка, покинув монастырь, на полной скорости направились на северо-восток, оставляя слева высокие пики Галенских гор. Вскоре после того как горная цепь повернула на север, они нашли нужную дорогу. К рассвету путники преодолели почти сотню миль и достигли пересечения нескольких дорог – впрочем, некоторые из них заслуживали лишь названия тропинок. И у этого оживленного перекрестка приютилась гостиница и несколько домов, в точности как описывала женщина-хафлинг.

Дзирт сидел у кровати Пайкела еще до того, как постояльцы спустились в общий зал на завтрак.

Лицо дворфа было пепельно-серым. Каким-то образом он сумел немного приоткрыть один глаз и даже пролепетал: «Дриззит Дудден», – затем ухмыльнулся, но после этого снова потерял сознание.

– Сделай же что-нибудь! – взмолился Дзирт, обращаясь к Ивоннель, которая вместе с Энтрери стояла в дверях.

– Ты хочешь, чтобы я обратилась за помощью в исцелении к Госпоже Ллос? – скептически ответила жрица, разводя руками. – Сейчас она вряд ли склонна даровать мне могущество.

– Значит, ты бессильна?

– В моем распоряжении только слабые закли…

– Так используй их! – вскричал Дзирт. – Любое из них, все, что осталось!

Ивоннель кивнула и приблизилась к изголовью Пайкела. Взглянув на дворфа, она поняла, что может лишь на время облегчить его страдания при помощи земных чар, использование которых не требовало помощи богини или ее прислужниц.

Она внимательно осмотрела раны дворфа. Где-то в глубине ее памяти, в воспоминаниях Ивоннель Вечной, она нашла похожую рану. Она была уверена, что ей приходилось видеть ее прежде, но не могла вспомнить точно, где и как.

Но она поняла, кто нанес ее.

Ивоннель произнесла несколько коротких исцеляющих заклинаний, которые, казалось, немного облегчили страдания несчастного больного.

– Возможно, я смогу сделать больше, – обратилась она к Дзирту. – Эта рана нанесена магическим оружием; подобно большинству порождений Бездны, оно не только обладает сверхъестественными свойствами, но использует также черную магию.

Она снова произнесла нараспев какие-то слова – с таким выражением, как это делали маги, а не жрицы.

Дыхание Пайкела выровнялось, и он открыл глаза.

– Дриззит Дудден, – более четко выговорил он и радостно улыбнулся.

Дзирт и Ивоннель поменялись местами, и девушка, прежде чем уйти, прошептала дроу на ухо:

– Это ненадолго. Скорее всего, он умрет до заката, и я ничем не могу ему помочь.

Дзирт выслушал ее слова, стараясь по-прежнему улыбаться, затем опустился на колени около Пайкела и взял дворфа за руку.

– Вуфгар, – произнес Пайкел, помотав головой.

– Вуфгар?

– Вуфгар! Вуфгар и Реджис, – сказал Пайкел.

– Вульфгар? – воскликнул Дзирт и обернулся к своим спутникам.

– Ш-ш, – прошипел Пайкел и закашлялся.

– Дайте мне побыть с ним наедине, – попросил Дзирт остальных, и они вышли, закрыв за собой дверь, а Дзирт принялся слушать рассказ Пайкела.

Дзирт появился на пороге комнаты несколько часов спустя, качая головой; он еще не пришел в себя от потрясения, вызванного тревожными новостями. Следопыт пересказал услышанное Ивоннель, Энтрери и Кейну, который уже появился в гостинице – впрочем, последнее нисколько не удивило Дзирта.

Это была короткая история о подземном руднике, обиталище дворфов, которые могли превращаться в гигантов, и демонической женщине с крыльями, которая украла тело королевы Дамары и теперь держала «Вуфгара» в каком-то магическом зеркале, глубоко в подземельях.

– И больше ничего? – уточнил Энтрери.

Дроу покачал головой.

– Ты просидел там все утро! – возмутился Энтрери.

– Тебе когда-нибудь случалось беседовать с Пайкелом Валуноплечим? – огрызнулся Дзирт, и в его лиловых глазах зажглись огоньки гнева, а может быть, боли, и ассасин не решился на дальнейшие расспросы.

Следопыт вздохнул; он все еще с трудом верил, что нашел своего старого друга сейчас, в этом месте, когда жизнь Пайкела подошла к концу, и не мог смириться с тем, что снова потерял другого дорогого друга – несчастного Реджиса.

Но затем в памяти Дзирта всплыла одна деталь из бессвязного бормотания Пайкела.

– Он сказал, что в пещерах этих дворфов – или гигантов, или кто они там – видел темных эльфов.

– Дроу?! – воскликнула Ивоннель. Это сообщение заставило ее призадуматься. Возможны были самые разнообразные варианты. – Он не сказал, кого именно? – Она подалась вперед.

– Он лишь мельком заметил их, не успел рассмотреть. Но если верить его словам, это были высокопоставленные жрицы. Пайкел описал мне одежды одной женщины; такое платье может носить только старшая дочь Верховной Матери.

Ивоннель кивнула. Кое-что начинало проясняться, особенно после сообщения о демоне, вселившемся в тело королевы.

– Что ты можешь рассказать мне об этой королеве Дамары? – обратилась она к Кейну.

– Ее зовут королева Консеттина, – ответил он. – Сейчас только о ней и говорят на дорогах в окрестностях Хелгабала.

– Когда именно ты слышал эти разговоры? – недоверчиво спросил Энтрери.

– Вчера вечером, когда побывал в столице, – сказал Кейн, но Дзирт не удивился.

– Ведь город находится в ста милях к востоку отсюда, – возразил Энтрери, но Кейн лишь кивнул.

– Король Ярин собрал целую армию, – продолжал загадочный монах, – хотя военачальники не знают, куда двигаться. По слухам, королеву Консеттину похитили заговорщики, и среди них – какой-то демон, варвар из Долины Ледяного Ветра и хафлинг из Агларонда.

Дзирт почувствовал, что сейчас упадет в обморок.

– Вам знакома история семейной жизни короля Ярина? – спросил Кейн, и, поскольку никто не ответил, монах рассказал им о Дриелле и тех, кто был до нее, о бессилии короля, казнях, статуях в его саду – статуях без голов, на которых сидели голуби. Он объяснил, что Пайкел работал садовником во дворце, и вернулся к сплетням о заговоре, которые шепотом передавали друг другу в Хелгабале и его окрестностях.

– Итак, хафлинг и варвар, демон и дворф по имени Валуноплечий, – закончил Кейн, и все обернулись к дверям комнаты, в которой лежал несчастный Пайкел.

– Значит, они придут за ним, – решил Энтрери.

– Нет, – возразил Дзирт, потому что Пайкел поделился с ним своими страхами. – Речь не о Пайкеле; это его брат, Айвен, скорее всего, сейчас сидит в королевской темнице. А может быть, его уже казнили.

– Отправляйся к военачальникам короля и укажи им направление, – предложила Ивоннель Кейну.

– Мне нужно идти прямо в эти пещеры, – заявил Дзирт, – иначе я отправился бы с тобой и заступился за Айвена Валуноплечего, одного из лучших дворфов, которых я когда-либо знал.

По выражению лица Кейна Дзирт сообразил, что его намек понят и требовалось кое-что посерьезнее, нежели железные двери и несколько тюремщиков.

– Значит, идем в пещеры! – решил Энтрери, взглянул на своего друга-следопыта и кивнул с мрачным и решительным видом.

– У меня есть кое-какие дела; это непосредственно связано с нашей задачей, поэтому я должна вас покинуть, но, думаю, мы встретимся на месте, – обратилась к ним Ивоннель.

– Отдохните немного и позавтракайте перед уходом, – посоветовал им Кейн, но сам, не последовав собственному совету, поспешил прочь из гостеприимного дома Чалмера и бросился бежать по восточной дороге в Хелгабал с такой скоростью, что даже Андхар вряд ли смог бы догнать его.

– Мы идем спасать Вульфгара, – сообщил Дзирт Пайкелу некоторое время спустя, когда они немного восстановили силы. – И обещаю тебе: мы не забудем об Айвене.

– Мой братец, – едва слышно прошептал Пайкел и слабо пожал руку Дзирта.

– Отдыхай и ни о чем не тревожься, друг мой, – сказал Дзирт, похлопав его по руке. Он оглянулся на открытую дверь, за которой ждала Ивоннель. Теперь, когда она смогла немного восстановить силы, она пообещала воспользоваться всеми чарами, которые были в ее власти, чтобы помочь раненому.

Дзирт вышел в общую комнату, и они с Энтрери уселись завтракать, одновременно составляя маршрут похода; они решили, что, если сведения Пайкела были верны и Кейн точно указал им направление, они смогут добраться до нужной пещеры еще до заката.

Вскоре Ивоннель вернулась из комнаты Пайкела, кивнула воинам и скрылась в небольшой комнатке, которую отвел ей хозяин гостиницы. По пути она прихватила в баре приготовленный специально для нее кувшин с водой.

– Это для прорицания, – объяснил Энтрери, и Дзирт кивнул.

– Мне кажется, ей известно нечто – точнее, многое такое, о чем мы не знаем, – заметил дроу.

– Вокруг нас происходит множество событий. – С этими словами Энтрери поднялся, взял свой пояс с ножнами, застегнул его и, сжав в руке обсидиановую фигурку, направился к выходу.

Несколько минут спустя следопыт и ассасин уже скакали по дороге на север, к предгорьям.

– Отомстим за этого дворфа! – провозгласил Энтрери, когда они отпустили скакунов и начали подниматься в гору по узкой тропе, которую Пайкел описывал Дзирту.

– И за Реджиса, – добавил Дзирт. – Которого ты хорошо знаешь.

Энтрери лишь пожал плечами, потому что ему не хотелось говорить о хафлинге, друге Дзирта До’Урдена. В прошлой жизни Артемис Энтрери отрезал своему пленнику палец, и, как ни странно, новое тело, дарованное хафлингу, имело то же самое увечье.

– Он бы тебе понравился, если бы у тебя была возможность познакомиться с ним поближе, – сказал Дзирт человеку. – У Ре… Пузана много качеств, не сразу заметных со стороны.

– А Вульфгар?

– Конечно, это и к нему относится.

– Тогда идем и вытащим его из зеркала, а потом освободим из тюрьмы брата однорукого дворфа! – воскликнул Энтрери. – Чем больше я слышу про этого короля Ярина, тем меньше он мне нравится.

– Насколько я понимаю, ты в этом не одинок.

В тот же самый день, когда наступили сумерки, Ивоннель в раздраженном состоянии расхаживала по своей комнате; ее попытки заглянуть в пещеры при помощи чаши с водой не увенчались успехом. Она искала демона, но не получила помощи от Паучьей Королевы и ее слуг.

Ивоннель сказала себе, что этот отказ был обусловлен не столько ее нынешним положением отступницы, сколько мудрым решением Ллос держаться подальше от князей, лордов и королев демонов, которых она выпустила на Первичный материальный уровень.

Немного успокоившись, она вернулась к чаше с водой и снова произнесла заклинание ясновидения.

В чаше она увидела Галенские горы и проследовала той самой тропой, которую Пайкел описал Дзирту. Она уже видела вход в комплекс, охраняемый гигантами и гротескными «дворфами», но в прошлый раз, «проникнув» в туннели, заблудилась в подземном лабиринте, поскольку не ощутила присутствия магической энергии, которая направляла бы ее.

И поэтому на сей раз, войдя в пещеры, она при помощи чар отправилась искать не демона, захватившего тело королевы Консеттины, а дроу из Дома Ханцрин.

Ей оставалось лишь надеяться на то, что они не ушли в Мензоберранзан.

Оказалось, что они еще находились в подгорном лабиринте спригганов, хотя и далеко от главного входа; Ивоннель пришлось долго брести по коридорам на север, прежде чем она обнаружила женщин в какой-то комнате, где они собрались вокруг стола над картами. Она узнала Чарри, верховную жрицу Дома торговцев, и другую женщину, которую, насколько она помнила, звали Дендерида – это была хорошо известная лазутчица. Три другие женщины, судя по их облачению и возрасту, занимали низшее положение.

Ивоннель, прислушиваясь к разговору, понимающе кивала. Они обсуждали способы распространения на поверхности прекрасных ювелирных изделий и уловки, с помощью которых можно было бы подарить украшения ничего не подозревавшим королям и королевам. Однако эти ожерелья и тиары были смертельно опасны для владельца, потому что в одном из драгоценных камней сидел демон, готовый завладеть душой и телом человека, точно так же, как Малкантет завладела телом дамарской королевы.

Ивоннель отстранилась от сосуда с водой.

– Малкантет, – прошептала она. Именно этого она и боялась с того момента, когда Дзирт пересказал ей историю раненого дворфа. Ивоннель Вечная, разумеется, была знакома с королевой суккубов, и воспоминания о могуществе этой обитательницы Бездны достались ее внучке.

Она заподозрила, что речь идет именно об этой демонице, стоило Дзирту упомянуть о магическом зеркале, улавливающем живые существа. В давние времена Малкантет заключила сделку с личем Ацерераком; она наполняла эту кошмарную ловушку душами, а потом доставляла ее на могилу Ацерерака.

Малкантет, как известно, являлась супругой Демогоргона, и поэтому было совершенно логичным, что она находилась неподалеку от Мензоберранзана, когда физическое воплощение князя демонов было уничтожено. Очевидно, после того сражения жрицы Ханцрин спрятали ее в безопасном месте.

Скоро они поймут, что это место не такое уж и безопасное.

Ивоннель извлекла из своей сумки свиток и расправила его на столе рядом с чашей. Она вспомнила отказ Громфа телепортировать ее в Дамару для поисков Дзирта. Тогда он указал ей на опасность телепортации в незнакомое место, не подготовленное заранее, и настаивал на том, что не желает идти даже на самый ничтожный риск ради Дзирта До’Урдена.

Ивоннель перевела взгляд со свитка с заклинанием телепортации на чашу с водой. Перенестись при помощи магии в подземную пещеру, особенно в ту, что знакома ей лишь по изображению в чаше, было еще более опасным предприятием. Если бы она переместилась слишком высоко или слишком низко, то оказалась бы заключенной в толще горы.

Принять материальный облик внутри сплошной глыбы камня – не слишком приятная смерть.

На мгновение она усомнилась в собственном здравомыслии: как ей могло прийти в голову использовать это рискованное заклинание ради отступника До’Урдена?

Но эта мысль исчезла спустя секунду, и Ивоннель решительно приступила к делу; она ощутила, как энергия накапливается вокруг нее, и пристально уставилась на поверхность воды, на изображение того места, куда хотела попасть.

А в следующее мгновение она уже очутилась в пещере, к изумлению пяти женщин-дроу, прямо между Чарри Ханцрин и Дендеридой.

– А Верховной Матери Квентл известно о том, что вы доставили королеву демонов из Подземья на поверхность Фаэруна? – многозначительным тоном произнесла она прежде, чем женщины оправились от потрясения, вызванного ее появлением.

У Чарри Ханцрин глаза полезли на лоб, и она отпрянула, но Ивоннель шагнула вслед за ней; лицо молодой женщины приняло угрожающее выражение и оказалось на расстоянии меньше дюйма от лица испуганной жрицы Ханцрин.

Жрица попыталась что-то ответить, и Ивоннель наклонилась ближе; в глазах ее сверкнули грозные огоньки.

– Госпожа Бэнр, – заговорила другая жрица из клана Ханцрин, и Ивоннель резко обернулась и уничтожающим взглядом заставила наглую девчонку замолчать.

Это дало возможность Чарри Ханцрин несколько прийти в себя, и она заметила:

– Наши планы по транспортировке демонов в Верхний Мир при помощи филактерий были известны Правящему Совету.

– В том числе транспортировка королевы суккубов? – издевательским тоном спросила Ивоннель.

Чарри попыталась найти какой-то внятный ответ, но не смогла.

– А разве это противоречит желаниям Госпожи Ллос? – вмешалась Дендерида. – Таким образом мы одновременно посеем хаос и устраним угрозу для Мензоберранзана; ведь Малкантет наверняка осталась недовольна гибелью Демогоргона.

– Она сама сказала тебе об этом? – осведомилась Ивоннель, глядя на лазутчицу.

Дендерида пожала плечами, но Чарри добавила:

– Это вполне разумное предположение.

– А может быть, она испугалась, – возразила Ивоннель, отстраняясь и продолжая разговор в более мирном тоне. – И у нее была на это серьезная причина.

– Конечно, она теперь опасается нас; уж если мы сумели одолеть Демогоргона… – начала Чарри, но Ивоннель оборвала ее.

– В туннелях Подземья блуждают другие могущественные существа, более опасные для Малкантет, нежели дроу, – заявила она. – Кроме того, у нас вовсе не было причин воевать с королевой суккубов, которая давно уже является союзницей одного из величайших благородных Домов.

Ее тон вызвал беспокойство у слушателей. Выходит, они в дни опасностей и смуты лишили Бэнров ценной союзницы, не сообщив об этом Верховной Матери?

Чарри Ханцрин почувствовала, что у нее пересохло в горле.

– Мы лишь хотели приумножить хаос, – пробормотала она.

– И одновременно получить выгоду, – добавила Ивоннель.

– Разве не такова наша естественная цель?

– Может быть; тем не менее, преследуя свою цель, вы перешли мне дорогу, и это мне не по душе, – сообщила Ивоннель. – Скажите мне, как вы собираетесь посадить своего демона обратно в клетку?

Чарри, Дендерида и остальные нервно переглянулись. Разумеется, они были бессильны сделать это. Пять жриц, даже при содействии знаменитой и могущественной дочери Громфа, намного уступали Малкантет.

– Мы не можем вернуть ее в филактерию, – уныло призналась Чарри.

– Вы это сделаете, – объявила Ивоннель и начала бормотать что-то вполголоса.

– Но, госпожа Бэнр, это невозможно! – воскликнула одна из младших жриц, почти ребенок, как раз в тот момент, когда Ивоннель закончила свое заклинание.

Ивоннель вытянула руку в сторону молодой девушки; луч магической энергии ударил жертву, и она пронзительно вскрикнула.

А затем раздалось кваканье – там, где только что стояла девушка, сидела большая лягушка, растерянно озиравшаяся по сторонам.

– Ты сделаешь в точности так, как я прикажу, – угрожающим тоном обратилась Ивоннель к Чарри, затем обернулась, дав понять, что это предупреждение относится также к Дендериде и прочим. – Если ты неверно произнесешь хоть одно слово или один слог, ошибешься в интонации, я уничтожу тебя, а заодно и весь Дом Ханцрин. – Она снова взглянула в лицо Чарри: – Мы договорились?

Женщина сглотнула ком в горле, но промолчала, и Ивоннель, отойдя, наступила на лягушку каблуком; от несчастной осталась лишь лепешка на каменном полу.

– Вы сомневаетесь в моих словах? – обратилась она к разинувшим рты жрицам Ханцрин. – Может быть, ты хочешь вызвать прислужницу Ллос, жрица Чарри, и попросить ее помощи в воскрешении своей молодой подчиненной?

– Ее судьба мне совершенно безразлична, – неубедительным тоном ответила Чарри.

– А может быть, ты боишься? – продолжала Ивоннель. – Потому что, если ты позовешь и Ллос не ответит на твой призыв, ты поймешь, что тебе пришел конец.

У Чарри Ханцрин сделался такой вид, словно она готова замертво упасть на пол.

– Тебе повезло, потому что я придумала, как исправить твои ошибки, – заявила Ивоннель. – И если ты выполнишь мои указания – все, в точности, – тогда ты обретешь силу для воскрешения своей… подруги и вернешь милость Ллос. Можешь быть спокойна: то, что вы сделали, останется секретом для Верховной Матери и Правящего Совета. А также для всех тех, кто мог бы не одобрить идею транспортировки королевы суккубов на поверхность без разрешения руководства.

Она зловеще понизила голос и снова спросила:

– Так мы договорились?

Чарри Ханцрин кивнула.

– Все в точности, до последнего слога, все интонации, – снова предупредила Ивоннель.

Глава 25 Неравная схватка

Шум и брань привели Дзирта и Энтрери к скалистому утесу, который нависал над плоским камнем; камень образовывал «крыльцо», площадку перед зиявшим внизу входом в большую пещеру. Рядом с камнем сидели и стояли дворфы и гиганты, которые очень сильно походили друг на друга, несмотря на очевидную разницу в росте; они ворчали, плевались и играли в кости. Разыгрывали вещи, снятые с тел двух гигантов, валявшихся неподалеку в грязи. Эти полуобнаженные трупы лежали так по меньшей мере два дня, и, судя по всему, ночью они послужили пищей для волков: рядом были разбросаны отгрызенные конечности и внутренности.

Энтрери прикоснулся к плечу Дзирта, затем указал на более высокую гряду над входом в пещеру. Там торчало несколько гигантов: они показывали пальцами на игравших и хохотали.

– Думаешь, пещера слишком хорошо охраняется? – прошептал Дзирт. – Может, есть какой-то боковой вход.

Энтрери нахмурился и покачал головой.

– Помнишь тех дергаров? – коварно спросил он.

Дзирт кивнул и улыбнулся; редко ему приходилось испытывать такое возбуждение перед неизбежной битвой. Мысли его были ясны, воля сильна, решимость тверда и непреклонна, а кроме того, рядом с ним был Артемис Энтрери.

– Двигаемся как можно быстрее в пещеру, чтобы они не смогли забросать нас сверху камнями, – предложил ассасин.

– Они спустятся вниз, и, если у них есть сообщники в пещере, мы окажемся в ловушке, не сможем выбраться, – предупредил Дзирт.

– Сможем, – возразил Энтрери, вытаскивая клинки из ножен. – Только это займет немного больше времени.

Очередной кивок, очередная ухмылка, и Дзирт решил, что настало время призвать могучего союзника. Он вытащил из кошеля, висевшего на поясе, фигурку из оникса и шепотом произнес имя Гвенвивар.

Она ничего не видела сквозь серый туман, который не желал рассеиваться.

– Это смерть? – спросила несчастная Консеттина Делказио, наверное, в сотый раз с той минуты, когда душа ее покинула тело и очутилась в этой странной тюрьме, или на том свете, или в каком-то еще незнакомом месте.

– Я стала призраком? – пролепетала женщина, пытаясь пробиться сквозь туман. Но Консеттина наткнулась на какую-то стену, и ей показалось, что сквозь прозрачную перегородку она может видеть мир, который покинула.

– Помогите! – закричала она так громко, что едва не охрипла.

Она прижала лицо к стеклу и сквозь стенку, изогнутую, словно линза, увидела, как ей показалось, стену какого-то лагеря, а может быть, города. За стеной мерцало какое-то рыжее пламя, хотя она и не видела огня – лишь его отблески на потолке пещеры.

Женщина покачала головой. Все это не имело смысла: если перед ней действительно находилась стена замка, какого-то селения или города, то пещера должна была быть просто гигантской.

Напрягая зрение, она смогла лучше разглядеть окружающее – а может, она случайно нашла более светлый участок в стенке из полупрозрачного материала. У Консеттины возникло странное впечатление, будто она находится внутри какой-то бусины, которая лежит в огромном ящике. Неужели эти предметы вокруг нее – золотые и серебряные монеты?

Они были огромными!

– Я схожу с ума, – прошептала она, отворачиваясь.

Консеттина повернулась обратно к стенке как раз в тот миг, когда к ней протянулась чудовищная рука, пухлая рука с четырьмя пальцами. У женщины возникло чувство, будто она падает, но, подобно остальным ощущениям в этом странном потустороннем мире, оно оказалось ложным: она на самом деле не упала, не могла упасть, потому что даже ее тело было иллюзией.

Но рука вовсе не была иллюзией. Пальцы сомкнулись вокруг полупрозрачного шара.

Консеттина бросилась на стенку своей тюрьмы и поняла, что она по-прежнему сидит внутри, хотя не чувствовала прикосновения стекла.

Но она все равно закричала. Кричала так, словно ее убивали.

Даже после того как она поняла, что не слышит собственного голоса, что ее крик – такая же иллюзия, как ее тело, смертельно напуганная, отчаявшаяся Консеттина пронзительно кричала.

– Помнишь тех дергаров? – повторил Артемис Энтрери, подмигнув, и Дзирт в ответ лишь ухмыльнулся.

Воины, подобно урагану, обрушились сверху на спригганов и застигли их врасплох. Очутившись в гуще врагов, они встали спиной к спине; три меча и кинжал засверкали, исполняя смертоносный танец.

Дзирт оттеснил какого-то гиганта двойным колющим ударом своих клинков, затем схватил оба меча в левую руку. Развернулся, встал спиной к чудовищу и, не обращая внимания на врага, принял устойчивое положение. Затем опустил свободную руку и выставил ее вперед.

Энтрери, подбежав к дроу, воспользовался протянутой рукой как ступенькой, и Дзирт подбросил его вверх.

Гигант заморгал и поднял ручищи, но было слишком поздно – ассасин на лету рассек ему глотку Когтем Шарона.

А Дзирт пробежал между ногами сприггана, и тот зашатался, потому что мечи дроу разрезали сухожилия с задней стороны его щиколоток.

Плечом к плечу воины встретили следующих двух врагов, уклоняясь от ударов и парируя выпады с огромной скоростью и точностью, хотя им и не удавалось подобраться достаточно близко к гигантам, чтобы нанести смертельный удар.

В тот момент, когда гиганты снова начали атаку, Дзирт бросился влево, Энтрери – вправо, затем оба развернулись, абсолютно синхронно изменили направление и прыгнули в противоположные стороны.

А спригганы тоже развернулись и очутились лицом друг к другу.

Прежде чем они поняли свою ошибку, каждый получил по дюжине уколов и царапин – и затем еще дюжину прежде, чем они успели отцепиться друг от друга и сосредоточиться на противниках.

А Дзирт и Энтрери уже пробежали мимо.

Дроу пригнулся, и тяжелый камень рухнул на землю прямо перед ним. Он взглянул на скалу, где стояли остальные часовые. Второй спригган высоко поднял камень над головой, готовясь швырнуть его.

Но Гвенвивар опередила его – она прыгнула, пронеслась перед глазами сприггана, выпустив когти, и вырвала кусок его щеки. Когда она приземлилась, гигант развернулся, взвыл от боли и бросил свой камень – прямо в рожу второму сприггану.

Временно очутившись в одиночестве, Дзирт обнаружил прямо перед собой сприггана с мечом, длина которого превышала рост самого дроу. Несколько неуклюжих выпадов тяжелым клинком даже не задели проворного Дзирта, но эта тварь оказалась хитрой. Притворившись, что хочет махнуть оружием слева направо, спригган внезапно замер и подставил Дзирту подножку.

Но Дзирт подпрыгнул и подогнул ноги, и гигант не сумел его достать. Во время прыжка дроу спрятал в ножны мечи, потянул за пряжку ремня и вложил в лук стрелу.

Прежде чем ноги его коснулись земли, в тот момент, когда гигант снова взмахнул мечом, Дзирт выстрелил. Огненная стрела с шипением вонзилась в шею гиганта под подбородком и сквозь рот вошла в мозг.

Существо пошатнулось, сделало шаг назад, затем другой и рухнуло замертво.

А Дзирт бросился на землю, перекатился, спасаясь от очередного брошенного валуна, и вскочил лицом к утесу, где несколько часовых отчаянно пытались отбиться от пантеры. Другие были заняты тем, что швыряли в нападавших обломками скалы.

Дзирт начал стрелять. Первая стрела попала в руку тому, кто кидался камнями, в тот момент, когда он поднял свой «снаряд» над головой; спригган выронил огромный булыжник, и тот обрушился ему на голову. Гигант не обратил на это внимания, но следующая стрела прикончила его – вонзилась ему в щеку и отшвырнула назад, на скальную стенку.

Дзирт, продолжая стрелять, свистнул.

Энтрери, находившийся где-то сбоку от него, издал пронзительный крик. Он повернулся спиной к Дзирту, бросился прочь, и его меч с алым клинком обрушился на гоблина. Затем ассасин отвернулся от гоблина и вонзил кинжал в грудь какому-то дворфу, который имел глупость решить, что сможет незаметно подкрасться к Артемису Энтрери.

Следующая группа врагов – пара гоблинов, дворф и гигант – остановилась, когда появился адский жеребец Энтрери. Из-под копыт его рвалось пламя, из ноздрей вылетал дым; не теряя ни секунды, чудовище свирепо набросилось на врагов.

Андхар, явившийся на свист Дзирта, проскакал по плоскому камню, пронесся мимо дроу и направился прямо ко входу в пещеру.

Гоблины рассыпались в стороны, но один спригган осмелился преградить единорогу путь.

Острие рога Андхара вышло у него из спины, и в этот миг спригган понял, как сильно он ошибся.

– Ты должен достать мне лук! – воскликнул Энтрери, когда Дзирт убрал Тулмарил, снова вытащил мечи, и воины побежали вслед за магическими скакунами, расчищавшими им путь.

Сразу за порогом пещеры их подстерегала другая группа врагов, но те, кому удалось увернуться от копыт адского жеребца и единорога, очутились буквально в мясорубке. Три меча и кинжал обрушились на них с такой молниеносной скоростью, воины действовали так искусно, четко, слаженно, что спригганы, дворфы и гоблины даже не успели оказать сопротивления.

Дзирт и Энтрери вошли во тьму плечом к плечу. В тесном коридоре им пришлось отпустить могущественных магических животных.

Но один помощник у них остался: Гвенвивар с окровавленными лапами и застрявшими в зубах кусками плоти сприггана шагала рядом – ее голод еще не был утолен.

Пока воины пробивали себе дорогу через верхние туннели Плавильного Двора, направляясь к выходу, ведущему в Дамару, Ивоннель обдумывала свой план дальнейших действий – то отбрасывала его, то возвращалась к нему вновь. Она знала: если ее обман раскроется, она окажется в смертельной опасности. И для нее, и для ее друзей все будет кончено.

Даже ее спутницы из Дома Ханцрин не понимали всей серьезности ситуации, не понимали силы существа, которое они выпустили в Верхний Мир. Это был не простой демон-суккуб, из тех, что гораздо слабее даже демонов ямы и балоров.

Нет, это была повелительница всех суккубов, демоническая принцесса, существо, стоявшее лишь ступенью ниже лордов демонов, наводнивших Подземье. Если бы Дзирта сопровождали все его друзья, если бы Ивоннель могла вызвать сюда отца, Джарлакса и Киммуриэля, а может, даже уговорить магистра Кейна присоединиться к схватке, только тогда, возможно, они сумели бы одолеть Малкантет.

Но такой отряд нельзя было собрать – по крайней мере за оставшееся время. Этот бой следовало выиграть при помощи хитрости и силы духа.

«Одной силой духа не обойдешься, – сказала себе Ивоннель, размышляя о возможности применения заклинания превращения и о собственной уязвимости. – Мне нужна марионетка».

– Кто руководит этими мерзкими дворфами? – осведомилась жрица Бэнр. – Или это гиганты?

– Спригганы, – поправила ее Чарри Ханцрин.

– Ну да, конечно. И кто же ими руководит?

Чарри и Дендерида в тревоге переглянулись.

– Значит, не знаете? – процедила Ивоннель. Из мешка, висевшего у нее на поясе, она извлекла стеклянный сосуд и в качестве недвусмысленного напоминания встряхнула его; внутри болтались кишки раздавленной лягушки, кровь заляпала стенки.

– Их имена Безуба и Комтодди, – быстро произнесла Чарри.

Ивоннель нахмурилась. На ее взгляд, это прозвучало как название грубой застольной песни дворфов; и действительно, такая песня существовала и называлась «Беззубый и Горячий Тодди».

– Отведите меня к ним, – приказала Ивоннель. – Один из них сегодня станет красавцем, по крайней мере, ненадолго.

И снова жрицы Ханцрин обменялись неуверенными, боязливыми взглядами; однако Ивоннель держала стеклянный сосуд на виду, и поэтому они вышли в коридор и направились к пещерам, занимаемым предводителями спригганов.

– Эй, вы, тупицы, просто раскройте глаза пошире, – велел «дворф» гоблинскому патрулю. – Я же не могу приглядывать за всем сам!

А потом спригган-дворф уставился на ближайшего гоблина, который отчего-то вытаращил глаза.

– Что? – спросил «дворф», а затем сообразил, что гоблин смотрит куда-то ему за спину.

Он резко развернулся.

И умер.

Гоблины рассеялись, когда Дзирт и Энтрери пронеслись мимо падавшего дворфа; те, кто находился в задних рядах, ухали, будучи уверенными, что невезучие собратья из первых рядов задержат двух неожиданно появившихся врагов. А пока они сами сумеют скрыться в туннелях.

Но врагов оказалось не двое, а трое: Гвенвивар перепрыгнула через авангард гоблинов, приземлилась на тех, кто пытался дать деру, терзала их когтями, хватала зубами, рвала на куски.

Исход схватки решился бы в пользу ассасина и дроу и без участия пантеры. Дзирт и Энтрери прорвались сквозь заслон гоблинов с такой же легкостью, с какой они недавно пробивались сквозь пепельные стены, созданные Когтем Шарона.

Прошло меньше минуты, и остался только один гоблин, надеявшийся удрать: остальные были мертвы или умирали.

В руках Дзирта появился Тулмарил, но прежде чем дроу успел вложить в лук стрелу, какой-то снаряд пронесся мимо него, вонзился в спину гоблину, и существо рухнуло на пол.

Дзирт взглянул на украшенную драгоценными камнями рукоять кинжала, торчавшую из спины дергавшегося в агонии гоблина. Потом посмотрел на Энтрери.

– Да, так вот, раздобудь мне такую же пряжку с луком, – сказал ассасин, подходя к трупу за своим кинжалом. – Возможно, когда-нибудь – один раз, не больше – ты сумеешь вытащить его быстрее меня.

Дроу покачал головой и огляделся. Он не мог отрицать, что Энтрери действовал профессионально.

Они быстро добрались по пустым коридорам до нижних уровней, потому что, по словам Пайкела, демон, зеркало и Вульфгар находились в глубине подземного комплекса. Несколько раз они слышали шорох шагов – это гоблины и спригганы спасались бегством на поверхность.

«Будем надеяться, что демоница тоже отправилась выяснить причину драки у входа», – беззвучно обратился Энтрери к Дзирту. Ассасин воспользовался языком жестов дроу, которым владел в совершенстве.

Дзирт кивнул и сделал жест в сторону Гвенвивар. Пантера прижала уши и внимательно смотрела вперед, на какой-то перекресток – туннель заканчивался тупиком, два ответвления отходили влево и вправо, и в обоих боковых ходах мерцал свет.

Они осторожно подкрались к повороту и выглянули из-за угла. Слева виднелся коридор с наспех сооруженными дверями, но справа они заметили двух гигантов, стоявших под факелами, укрепленными на стене, и охранявших необычную дверь из кровавого камня – в точности как описывал Пайкел.

«На счет двадцать», – прожестикулировал Энтрери Дзирту, затем выскользнул из-за угла и скрылся в глубокой тени.

А там, где не было тени, Энтрери создавал ее сам, пользуясь Когтем Шарона. Он был так искусен в маскировке, что даже Дзирт, выросший в Подземье и обладавший ночным зрением, потерял человека из виду, едва успев сосчитать про себя до десяти.

Дроу продолжал считать, вложив стрелу в Тулмарил.

– Очень тихо, Гвен, – шепотом велел он кошке, потом свернул за угол, прицелился в гиганта слева и выстрелил.

Энтрери подоспел вовремя: когда гигант, не издав ни звука, повалился на землю, алое лезвие ассасина, упавшего с потолка, перерезало ему глотку.

Дзирт развернул Тулмарил и выстрелил в другого сприггана; стрела пробила грудь мерзкого существа и отшвырнула его к стене.

Энтрери хотел закончить работу, но отпрянул: мимо него пронесся клубок черной шерсти и когтей. Гвенвивар приземлилась на грудь гиганту и, разорвав ему глотку, помешала издать предупредительный возглас.

Энтрери опустился на колени напротив замка и принялся осторожно ощупывать косяк.

«Там может быть магическая ловушка», – жестами предупредил подошедший Дзирт.

Энтрери лишь пожал плечами. Что им оставалось делать?

Он вскрыл замок за несколько секунд, но повернул последний реверс осторожно, нахмурив лоб, словно ожидал взрыва огненного шара.

Ассасин взглянул на Дзирта, и тот на языке жестов напомнил ему, что ни в коем случае нельзя смотреть в зеркало.

Стараясь держать в голове эту мысль, Дзирт велел Гвенвивар вернуться на перекресток и охранять вход в коридор.

Дроу вытащил Тулмарил из пряжки и приготовил стрелу.

Энтрери взялся за ручку двери.

Воины кивнули друг другу.

Известие о вторжении чужаков дошло до жриц дроу, когда они добрались до южных границ Плавильного Двора. Ивоннель, услышав новости, постаралась скрыть самодовольную ухмылку. Из сбивчивых рассказов перепуганных гоблинов следовало, что какой-то отряд неожиданно напал на стражей у ворот, прорвался в туннели и продвигается вглубь комплекса, оставляя за собой горы трупов.

Эта новость лишь побудила Ивоннель поторопить жриц Ханцрин: она испугалась, что Дзирт и Энтрери встретят Малкантет и ее слуг раньше времени.

Вскоре они обнаружили предводителей спригганов в обличье дворфов.

– На Плавильный Двор совершено нападение, – заявила Чарри Ханцрин, появляясь на пороге занимаемого ими помещения.

– Дроу, – сообщил Комтодди.

– И вы убили этих дроу? – спросила Ивоннель.

Спригганы побледнели и отшатнулись, энергично качая головами.

– Они шпуштилищь на нижние уровни, – сказал Безуба. – Мы думали, это дружья нашей гоштьи.

– Едва ли, – заговорила Чарри Ханцрин, но прикусила язык и с подозрением оглянулась на Ивоннель, ведь та не упоминала о враждебных действиях каких-то других кланов против Малкантет.

Ивоннель не обратила на женщину внимания и, шагнув мимо нее, остановилась перед главарями спригганов. Она некоторое время внимательно присматривалась к ним. Тот, что был поменьше ростом, беззубый, с языком, свисавшим изо рта, казался слабее, другой был более мускулистым и воинственным на вид.

– У меня есть для тебя работа, – обратилась она к Комтодди.

Дворф посмотрел на Чарри Ханцрин, стоявшую за спиной Ивоннель.

– Выходит, вы, дроу, теперь будете нам прикажывать, как шлугам, так, что ли? – возмущенно обратился Безуба к Чарри.

– Это великая и могущественная Верховная Мать Мензоберранзана, – предупредила его Чарри, указав на Ивоннель. – Следи за своими словами, Безуба Языкастый, потому что Верховная Мать Ивоннель Бэнр напрямую общается с Паучьей Королевой.

Ивоннель не стала исправлять ошибку в собственном титуле, потому что она определенно оказалась ей полезна: оба сприггана выпрямились и обратились в слух.

– Ты, – приказала Ивоннель Безубе, – уходи отсюда. На твоем месте я бы собрала подчиненных и бежала на юг. Из-за того, что вы натворили в Хелгабале, король отправил против вас огромную армию и призвал на помощь множество могучих союзников. Атака на ваши пещеры только началась, и любого из членов вашего клана, пойманных здесь, ждет смерть.

Безуба посмотрел на Комтодди, облизнул губы и хотел было спросить, что будет с его другом.

Но суровое выражение лица Ивоннель заставило его промолчать, и, бросив последний взгляд на товарища – взгляд, выражавший скорее не сочувствие, а радость от того, что ему удалось спасти собственную жизнь, – Безуба бросился к выходу.

– Ты можешь превратиться в гиганта? – спросила Ивоннель Комтодди, который заметно волновался.

Тот неуверенно кивнул.

– Выполняй.

Спригган скрестил руки на груди, но не стал изменять внешность, а лишь свирепо взглянул на Ивоннель.

– Безуба Языкастый! – окликнула девушка, оборачиваясь ко второму сприггану, который уже переступил порог. Жестом она подозвала «дворфа» к себе.

– Покажи своему другу, что с ним случится, если он меня ослушается, – приказала Ивоннель, когда Безуба приблизился.

Спригган в недоумении уставился на нее.

Тогда Ивоннель направила на него магическую молнию; удар с такого близкого расстояния швырнул его через комнату в коридор, там он врезался в стену, и во все стороны полетели куски камня.

Пещера, да и весь комплекс содрогнулись от удара.

Ивоннель перевела невозмутимый взгляд на Комтодди.

Кости сприггана защелкали и начали удлиняться. Тем временем Ивоннель подошла к стойке с оружием и вытащила огромный меч, вполне подходивший для гиганта. Она даже не могла поднять его за рукоять, поэтому поставила на пол острием вниз и, проводя рукой по лезвию, слегка нажимая на него, произнесла очередное заклинание.

Так продолжалось довольно долго, затем Ивоннель, ухмыляясь, обернулась к Ханцринам и Комтодди, превратившемуся в гиганта.

– Я собираюсь сделать из тебя героя, – пояснила она. Отступила в сторону и продемонстрировала меч, который сделался более узким, но более страшным; лезвие его уже было не ровным, как прежде, а волнистым.

– Героя? – прошептала Чарри Ханцрин.

– Темного князя, – догадалась Дендерида.

– Иди же сюда, моя игрушка, – обратилась Ивоннель к бывшему «дворфу». – Как тебя зовут?

Спригган неуверенно шагнул вперед.

– Комтодди.

– Мне нужно поработать над тобой, Комтодди. Твоя кожа должна блестеть, словно отполированный черный камень, и тебе потребуется больше пальцев на руках и ногах.

Всполошившийся Комтодди умоляюще взглянул на Чарри Ханцрин, но жрица попятилась, качая головой.

Ивоннель перешла к следующим чарам.

Энтрери пригнулся, резко толкнул дверь, бросился в проем, перекатился по полу и во время этого маневра выхватил клинки.

Дзирт последовал сразу за ним: перепрыгнул порог, прицелился из Тулмарила в женщину, стоявшую рядом с очагом – рядом с зеркалом! – и смотревшую прямо на него.

И когда она расправила кожистые крылья, Дзирт отпустил тетиву.

Стрела, нацеленная в грудь демоницы, ударилась в невидимый магический щит и превратилась в россыпь тысяч безвредных искр.

Дзирт выстрелил во второй, третий, четвертый раз, но безрезультатно. Энтрери прыгнул на суккуба, бросился на пол, перекатился и попытался достать ее снизу мечом. И страшная демоническая тварь ответила.

Огненный шар был таким огромным, что, казалось, заполнил все помещение. Он зашипел, коснувшись поверхности пруда, расположенного справа от входной двери, устремился на Дзирта, поглотил Энтрери. Дзирт бросился на землю, спрятал Тулмарил и одним движением извлек из ножен Ледяную Смерть и Видринат. Когда пламя погасло и дым рассеялся, дроу нахмурился. Со стороны пруда валили густые клубы пара. Энтрери поднялся с пола и бросился на демоницу.

Но ассасин пронзил мечом лишь туман. Женщина исчезла.

– Где она? – крикнул Энтрери.

– Не останавливайся! – предупредил Дзирт. Наконец он заметил суккуба на противоположной стороне, за очагом, и, направляясь к ней, крикнул: – Слева!

Перед ним в воздухе щелкнул кнут, и порожденная адским оружием молния отшвырнула Дзирта назад. Наэлектризованные белые волосы дроу зашевелились и затрещали.

Он споткнулся, но не потерял равновесия. Оправившись от удара, Дзирт заметил Энтрери, который обходил очаг с другой стороны и быстро приближался к демонице.

Но она мгновенно исчезла, хлопнув своими широкими крыльями, – скорее всего, не без помощи какого-то колдовства, – и ассасин, устремившись к жертве, опять нашел лишь пустоту.

Снова появился Тулмарил, сверкнула новая стрела; Дзирт следил взглядом за перемещениями демоницы и не прекращал ее обстреливать, твердо намереваясь «прожечь» этот магический «экран».

Его тщетные попытки вызвали у королевы суккубов лишь демонический хохот. Мгновение спустя она выпустила облако густого дыма; всю комнату заволокло непроницаемой пеленой, в воздухе резко запахло серой. Малкантет устремилась на воинов сверху, щелкая кнутом.

Дзирт и Энтрери, окликая друг друга, пытались координировать свои действия. Дзирт создал около двери магическую сферу тьмы; кнут демона щелкнул по ней, затрещали молнии. Это позволило дроу понять, где именно находится враг. Он призвал на помощь загадочные способности, присущие всем темным эльфам, рожденным и выросшим в Подземье, которые он не утратил до сих пор. Он создал призрачный огонь, который обрисовал силуэт демоницы.

Голубые огоньки не жгли, они лишь помогали разглядеть очертания суккуба сквозь туман.

Малкантет обернулась и вскрикнула – это Энтрери набросился на нее.

Дзирт устремился на противницу с другой стороны, нанес мощный колющий удар и наконец попал в цель в тот самый момент, когда демоница снова подпрыгнула.

Оба воина пригнулись и бросились в стороны – королева суккубов ответила им новым огненным шаром.

Дзирт вскочил, и Энтрери, пошатываясь, тоже поднялся на ноги.

– Все в порядке, – упрямо произнес ассасин, но голос его прозвучал сипло, а затем он закашлялся – очевидно, его довольно сильно задело взрывом.

Дзирт опять потянулся за Тулмарилом, но увидел, как демоница несется сверху прямо на Энтрери.

Дзирт призвал Гвенвивар и побежал врагу наперерез. Он подоспел как раз вовремя, чтобы помешать Малкантет прикончить товарища, который еще не пришел в себя после взрыва. Демоница ударила Энтрери, но тот просто отлетел в сторону, затем она, резко обернувшись к Дзирту, замахнулась на него кнутом.

Дроу был слишком проворен, чтобы попасться ей, и ему удалось ускользнуть от кошмарного шипа, которым заканчивался кнут.

Однако это был необычный кнут, и демоница управляла им не столько при помощи физической силы и ловкости, сколько при помощи силы мысли. Она приказала типу вернуться и уколоть жертву.

Прежде чем Дзирт добрался до своей цели, он почувствовал укол в спину и ощутил всю мощь удара молнии, всю мощь адского оружия, порождения Бездны. На мгновение он осознал, что летит, потом увидел быстро приближавшуюся стену. Но, врезавшись лицом в камень, он, как ни странно, ничего не почувствовал – вообще ничего.

Дзирт сполз на пол, и тогда демоница схватила его и подтащила к себе. С легкостью, словно пушинку, волоча за собой рослого воина, она обернулась к Энтрери.

И укусила Дзирта в шею, и он почувствовал, как жизненная сила покидает его.

Демоническая королева насыщалась.

– Это безумие, – осмелилась возразить Чарри, в то время как процессия двигалась по туннелям Плавильного Двора вниз, к пещере, отведенной Малкантет.

Ивоннель остановилась и обернулась к дерзкой жрице Ханцрин.

– Ты ведь, разумеется, понимаешь, что это твой единственный шанс избежать гнева Верховной Матери, – произнесла она.

– Ты собираешься обмануть королеву суккубов?! – воскликнула Чарри.

– А ты собираешься сражаться с ней?

– Конечно же нет!

– Может быть, ты собираешься вежливо попросить ее вернуться домой?

– Это безрассудство, – настаивала жрица Ханцрин, качая головой.

– Возможно, – согласилась Ивоннель. – Но такое безрассудство, в котором ты будешь участвовать. – Она снова вытащила стеклянный сосуд с несчастной раздавленной лягушкой и встряхнула его. – Все в точности, все слова, все слоги, все интонации, – грозно предупредила Ивоннель.

Чарри Ханцрин в поисках поддержки взглянула на Дендериду, но лазутчица мудро решила не ввязываться в спор и лишь кивнула, дав понять, что приняла к сведению напоминание Ивоннель.

– У нас все получится, – пообещала Ивоннель. – А потом вы свободно сможете продолжать свою торговлю с поверхностью, забыв об этой единственной ошибке – ошибке, которая останется между Домом Ханцрин и Домом Бэнр.

Во взгляде Чарри появилось подозрительное выражение. Именно на это и рассчитывала Ивоннель. Эта женщина ни за что не поверила бы в милосердие членов Дома Бэнр и тем более в милосердие дочери Громфа, представлявшей этот Дом. Но намек на то, что их маленький секрет не пойдет дальше, добавил правдоподобия идее о некоем крупномасштабном плане, например, союзе, вроде союза с сообщниками Ханцринов, Домом Меларн, отвечавшем желаниям Бэнров.

И поэтому ложь Ивоннель показалась более убедительной.

– А я буду руководить Плавильным Двором! – добавил Комтодди, который обзавелся шестью пальцами на каждой руке и ноге, шестью рогами, блестящей, словно обсидиан, кожей и ясным, звучным голосом.

Ивоннель улыбнулась ему.

– Ты можешь сохранить этот облик, если пожелаешь, – предложила она. – Ты прекрасен.

Комтодди рассмеялся.

Он понятия не имел, какие неожиданные последствия может вызвать этот на первый взгляд ценный дар.

Второй огненный шар ударил его. Он почувствовал жжение в глотке и с огромным трудом смог вздохнуть. Но останавливаться было нельзя.

Артемис Энтрери быстро подбежал к очагу, стараясь не смотреть на ужасное зеркало.

Он увидел демоницу – та находилась в правой части помещения, возле пруда; Энтрери понял, что она пытается увеличить расстояние между ними.

А потом он увидел Дзирта.

У ассасина сжалось сердце. Она впилась зубами в шею Дзирта, а он не сопротивлялся. Он вообще не шевелился, висел неподвижно, как мертвый. Даже мечей у него больше не было – он уронил их около очага-колонны.

Демоница подняла голову, посмотрела на Энтрери и расправила крылья, подобно орлу, сидящему на вершине горы. Лицо ее было забрызгано кровью Дзирта, кровь струилась из раны на шее дроу.

Он по-прежнему не шевелился.

У ассасина возникла слабая надежда – в виде черного мехового клубка, который ворвался в комнату и прыгнул на демоницу.

С хищным рычанием Артемис Энтрери устремился на врага вслед за Гвенвивар.

Он услышал свист кнута, взрыв заставил его остановиться, но он, поморщившись, снова бросился вперед. Суккуб попала своим оружием в огромную кошку, но пантера, рухнув на пол, все же проехалась вперед, в сторону Малкантет, державшей Дзирта. Однако было уже слишком поздно: животное превратилось в облако бесплотного тумана. Туман рассеялся, а Гвенвивар очутилась в своем астральном доме.

Одним ударом адского кнута эта дьяволица уничтожила могучую пантеру!

А потом Энтрери увидел, что кнут приближается к нему, медленно, но верно. Вдоль него пробегали черные извивающиеся молнии.

В последний момент, чтобы демон не смогла изменить угол удара, как она только что проделала с Дзиртом, Энтрери перепрыгнул через кнут, бросился на пол и перекатился. Ему едва удалось ускользнуть от кнута, но удар молнии был таким мощным, что его с силой тряхнуло, и он прокатился дальше, чем рассчитывал.

Он вскочил на ноги, развернулся и снова бросился в атаку.

Промелькнул кнут, и снова в последний момент Энтрери уклонился, а оружие врага пронеслось на волосок от него. Однако теперь он был близко – слишком близко для того, чтобы демоница могла достать его третьим ударом. Коготь Шарона устремился к открытому левому боку дьявольской твари. Она выставила руку – и меч вонзился в ее незащищенную плоть.

Нет, было очевидно, что она все же защищена, потому что подобный удар меча с алым клинком легко должен был отсечь ей руку. Он нанес глубокую рану, но демоница, казалось, не обратила на это внимания. Энтрери понял, что меч, высасывающий жизненную силу, заключавший в себе могущество нижних уровней вселенной, все равно не причинил бы ей серьезного вреда.

Малкантет издевательски ухмыльнулась и продолжала движение рукой с кнутом. Энтрери потрясла сила этого удара: кнут заставил его остановиться и отступить, едва не сбил его с ног. Плечо его онемело, Коготь Шарона вылетел из пальцев и с плеском упал в воду.

Он прыгнул вперед, на кошмарную противницу, и вцепился в нее из последних сил. А что еще ему оставалось делать?

Ассасин не ударил кинжалом, потому что у него возникла одна отчаянная мысль.

Хотя он и знал, что этот поступок может стоить ему жизни.

Но пусть будет так, решил он.

Демоница сцапала его со сверхъестественной силой, и ему показалось, что у него сломана кость. Но Артемис Энтрери не сдавался. Он схватил руку Дзирта, которая была ближе к нему, безвольную, безжизненную руку, и вонзил в нее волшебный кинжал, а затем направил руку дроу так, чтобы кинжал, проткнувший кисть насквозь, задел живот демона.

Она с силой ударила Энтрери, и он отлетел прочь и рухнул около очага. Почти теряя сознание, ассасин пополз к мечам Дзирта.

Демоница взревела, и Энтрери подумал, что ему пришел конец. Он бросился на оружие, вцепился в Ледяную Смерть и перевернулся так, чтобы оказаться лицом к врагу.

Однако Малкантет ревела не на него, и рев этот был вызван не гневом, а потрясением и болью. Кинжал все же задел ее, хотя и немного, и начал пить ее энергию, высасывать ее могучую жизненную силу и передавать ее «хозяину» кинжала; Дзирт пришел в себя и вцепился в Малкантет так, словно от этого зависела его жизнь.

Демоница в ужасе вытаращила глаза. Она, рыча, впилась в шею Дзирта и начала поглощать его жизненную энергию, так же, как он пил ее силу.

Они кружились, словно в каком-то чудовищном танце, и это страшное зрелище заставило Энтрери ахнуть от ужаса, несмотря на то что во рту и горле его жгло, словно огнем.

– Пора, – сказал он себе, решив, что наконец получил свой шанс, схватил Видринат и вскочил на ноги.

Но шанса не было. Демоница скорчилась, выдохнула, толкнула Дзирта, и он неловко пошатнулся, упал на пол и покатился прочь, словно тело тюленя, выброшенное морем на берег.

Демоница распахнула глаза и улыбнулась шире, и это зрелище производило впечатление тем более ужасающее, что лицо ее заливала кровь. Казалось, она не была серьезно ранена, и Энтрери понял, что на сей раз ему действительно настал конец.

Она направилась к нему, медленно, небрежно, уверенно, и на губах ее играла хищная, жестокая, издевательская улыбка.

Но вдруг демоница остановилась и резко выпрямилась, и на лице ее промелькнуло недоуменное выражение. Она резко обернулась, но тот, кто на нее напал, повернулся вслед за ней так, чтобы оставаться у нее за спиной.

Мокрый до нитки хафлинг сжимал в руке тонкую рапиру, и с ее острия капала демоническая кровь. Очевидно, рана не причинила Малкантет боли, и хафлинг, явно в панике, нанес удар другим оружием – но это не был пресловутый кинжал со змеями.

Энтрери, не веря своим глазам, наблюдал, как Реджис вытащил из кармана какой-то плоский драгоценный камень и приложил его к крошечной ране от рапиры на спине адской бестии.

Малкантет замахнулась, и Реджис попытался бежать, но она все же оттолкнула его, и он полетел прочь вместе с камнем и рапирой. Он сильно ударился об пол, вскрикнул от ужаса и побежал к пруду. Хафлинг прыгнул в воду и исчез в тот самый миг, когда кнут щелкнул и по поверхности рассыпались сияющие искры.

Демоница взъярилась: она обернулась к ассасину, который снова предпринял попытку добраться до нее, и замахнулась кнутом, чтобы нанести смертельный удар.

Энтрери бросился на пол, перекатился назад, намереваясь скрыться за очагом.

Но удара не последовало; королева суккубов пошатнулась и согнулась пополам. Она собралась выговорить какое-то проклятие, но вместо слов получился неразборчивый лепет – рот ее скривился, лицо перекосилось, словно она больше не могла контролировать собственное тело.

Спотыкаясь на каждом шагу, демоница побежала к двери и, задев косяк, вывалилась в коридор. Наткнувшись на противоположную стенку, Малкантет яростно взревела.

Энтрери не испытывал ни малейшего желания отправляться за ней в погоню.

Глава 26 Храбрость

«Надо было забрать у него этот клинок», – мысленно выругала себя Малкантет. Она неверными шагами ковыляла по коридору, ее качало от одной стены к другой, и она не могла выговорить ни слова. Этот кошмарный кинжал нанес дьяволице более серьезную рану, чем ей показалось сначала.

Кроме того, душа Консеттины вернулась; она была в полном сознании и отчаянно цеплялась за реальность, за свое физическое тело. Каждый следующий шаг давался Малкантет с большим трудом, потому что теперь другая душа вытесняла ее прочь, и битва разгоралась все ожесточеннее.

Для демона нелегко вселиться в чужое одушевленное тело даже в обычной ситуации, когда обладатель его застигнут врасплох, но сейчас борьба велась не на шутку. Этот кинжал не просто нанес рану телу Консеттины, он высосал часть жизненной силы самой Малкантет, и она испытывала боль, когда Консеттина пыталась контролировать собственное тело.

«Нет, так не годится, – подумала демоница. – Совершенно не годится».

Они, шатаясь, преодолели несколько коридоров; открытый рот издавал неразборчивые вопли, ноги не сгибались, и походка была нелепой, неестественной.

Малкантет нужно было продержаться еще немного, до того момента, когда она найдет себе нового «хозяина».

Женщина всем телом врезалась в какую-то дверь, дверь распахнулась, и она ввалилась внутрь и рухнула ничком на пол. Малкантет и Консеттина услышали, как несколько существ ахнули от неожиданности, и узнали вопли и уханье гоблинов.

Обе души находились в теле женщины, слабой на вид раненой женщины в изорванном платье.

Какой-то гоблин подошел, схватил густые светлые волосы и резко дернул голову жертвы назад.

Вонючая тварь, вооруженная зловещим зазубренным ножом, была не одна – ее окружала дюжина приятелей. Остальные гоблины, оправившиеся от первоначального потрясения при виде неожиданной гостьи, казалось, еще менее были склонны к милосердию, чем это злобное грязное существо.

– Только не смотри в зеркало! – предупредил Реджис Энтрери. – Не смотри в зеркало! Там злые существа! Очень, очень опасные!

Хафлинг задыхался; он явно был не в себе. События в пещере совершенно лишили его сил, и Энтрери решил, что события эти отнюдь не ограничились недавним сражением с демоницей.

– Нам сказали, что ты погиб, – бросил он на ходу, подбежал к телу Дзирта и опустился на колени. Он взял ладонь дроу, собираясь попрощаться с боевым товарищем, но, к его изумлению, оказалось, что Дзирт еще жив.

– Сделай что-нибудь! Хоть что-нибудь! – завопил Энтрери, и Реджис, осторожно прикрыв зловещее зеркало своим плащом, подбежал к нему.

– Дзирт! – воскликнул Реджис и распахнул свой волшебный мешок.

Он извлек оттуда небольшой стеклянный флакон, быстро поднес его к губам Дзирта и вылил жидкость ему в рот.

– Я даже не знал, что он здесь, – едва слышно выдохнул Реджис.

– Она швырнула его в стену, – угрюмо произнес Энтрери. – И уничтожила кошку.

– Гвен, – прошептал Реджис, положил на пол пустой сосуд и вытащил из мешка второй, который тоже дал выпить Дзирту.

– Откуда ты взялся? – нетерпеливо спросил Энтрери.

– Из пруда. Я нырнул в воду. Из зеркала выскочила гидра, такой многоглавый дракон, извергающий пламя. Мне некуда было деваться.

– Но это же было несколько дней назад.

– Я всплывал на поверхность только для того, чтобы подышать воздухом, – не больше двух раз.

– Что? – не веря своим ушам, спросил ассасин.

Реджис лишь мотнул головой; в этот отчаянный момент у него не было никакого желания объяснять Энтрери, что среди его предков затесались генази.

– Кто сказал тебе, что я мертв? – спросил он.

– Тот дворф, Пайкел.

– Он жив? – изумился Реджис. – Он сумел спастись? О, Пайкел!

Прежде чем Энтрери успел ответить, Дзирт закашлялся – слабо, хрипло, однако, по крайней мере, дроу оставался жив. Следопыт распахнул лиловые глаза и уставился перед собой, на два лица, склонившиеся над ним, на тех двоих, что спасли его от смерти.

– Дзирт! – воскликнул Реджис и поднес флягу к губам дроу, чтобы тот до последней капли выпил целительное зелье.

– Ты можешь пошевелиться? – спросил Энтрери.

Дзирт взглянул прямо на человека, но не сделал никакого движения, даже не пошевелил головой.

– Собери его вещи, – приказал Энтрери. – Помоги мне вынести его из пещеры.

– Что с ним произошло?! – в отчаянии воскликнул Реджис и ахнул, когда его осенило. – Этот кнут! О, этот проклятый кнут!

Он потянулся к своему мешку за очередной порцией снадобья, хотя и знал, что теперь все бесполезно.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил он у Энтрери.

– Я пришел вместе с Дзиртом.

– Это я понял, но зачем ты пришел? – снова спросил Реджис.

– Знаешь, – Энтрери фыркнул, – говорят, что с возрастом люди становятся мудрее.

– Да.

– Это неправда.

Реджис протянул Ледяную Смерть Энтрери, который сунул меч в ножны на правом бедре Дзирта.

– Надо выбираться отсюда, – сказал ассасин.

– Но Вульфгар там, – возразил Реджис, указав на зеркало.

– Я знаю, но мы не сможем унести эту тяжелую штуку с собой.

– Но… – Реджис замолчал, подыскивая возражения. – После того как зеркало захватывает жертву, кто-то другой выскакивает из него.

– Кто выскакивает?

– Например, огнедышащая гидра-дракон.

– Очень мило.

– Я не знаю точно, как оно работает, – признался Реджис. – Но я слышал, как демоница рассказывала дроу…

– Дроу?

– Здесь, внизу, были темные эльфы – я думаю, жрицы из Мензоберранзана.

Энтрери уже слышал об этом в доме Чалмера, но вопреки всему надеялся, что Реджис имел в виду единственную жрицу-дроу, Ивоннель. Однако, судя по всему, дело обстояло гораздо хуже.

– Она сказала, что зеркало переполнено, – объяснял Реджис. – Мне кажется, речь шла о тех, кто сидит внутри, и поэтому если зеркало поймает нового пленника, то «выплюнет» одного из предыдущих.

Артемис Энтрери потер лицо и вздохнул.

– И Вульфгар по-прежнему там?

Реджис кивнул.

– Ты в этом уверен?

Хафлинг помедлил долю секунды, затем снова кивнул.

– Оставайся здесь, с Дзиртом, – приказал Энтрери. – Уложи его поудобнее.

– А ты куда?

Энтрери подошел к двери и высунул голову в коридор. Мельком оглянувшись на Реджиса и Дзирта, он вышел из комнаты и притворил за собой дверь.

Гоблины обсуждали между собой, что им следует делать с этим неожиданным подарком судьбы, который свалился им на голову, – с беспомощной женщиной.

Однако обсуждение внезапно закончилось, а гоблины так и не осознали, что произошло.

Первым понял свою ошибку гоблин с ножом, находившийся ближе всех к женщине, державший ее за руку и ожидавший указаний от своих друзей насчет того, убить ее или изувечить.

Малкантет сообразила, что не сумеет быстро вернуть полный контроль над сопротивляющимся физическим телом Консеттины. Теперь смертная женщина поняла, что происходит, и ужасно боялась снова лишиться собственного тела, боялась, что какое-то чужое существо завладеет им.

Малкантет смирилась с этим, потому что больше не нуждалась в теле Консеттины, по крайней мере, не собиралась в нем обитать.

И поэтому демоница покинула его, ее дух на мгновение оказался свободным, а затем вселился в тело ничего не подозревающего гоблина.

Существо в смятении подскочило на месте и попятилось прочь от белокурой женщины. Оно не обладало ни большим умом, ни сильной волей, и Малкантет быстро справилась с ним, запугала, лишила способности к сопротивлению.

У жалкого гоблина не было ни малейшего шанса против демонической твари, и Малкантет почти мгновенно получила полный контроль над его телом, достаточный для того, чтобы подавить его душу, захватить его плоть и кости, изменить их форму и размер. Кости начали изгибаться, ломались, удлинялись, но она наслаждалась болью, сопровождавшей этот процесс.

И в конце концов в комнате оказалось две женщины – рыдающая, ошеломленная происшедшим Консеттина и более высокая, крепкая, черноволосая дьяволица, которая зловеще ухмылялась, пока у нее над головой росли рога; затрещал позвоночник, развернулись кожистые крылья, во все стороны полетели клочья убогой гоблинской одежды.

Остальные гоблины, распихивая друг друга, спасались бегством от монстра.

Малкантет вырвала у Консеттины свой кнут и щелкнула им в непосредственной близости от гоблинов – и как же они улепетывали!

Суккуб рассмеялась. Наклонилась, схватила Консеттину за волосы и со сверхъестественной силой оторвала ее от пола. Она стиснула руку женщины, грубо сорвала с нее магические кольца, забрала свое ожерелье и любимое платье.

Затем небрежно швырнула обнаженную королеву Дамары на пол.

– Тебе повезло: возможно, в ближайшее время ты мне понадобишься, – бросила она рыдающей Консеттине.

Малкантет пнула несчастную, развернула ее лицом к двери.

– Ползи, – приказала она.

Консеттина всхлипывала.

Малкантет вцепилась ей в волосы и с силой дернула.

– Ползи, иначе я поволоку тебя.

Несчастная Консеттина, которая еще не освоилась с собственным телом, испытывала боль после борьбы с вселившимся в нее демоном и боль от ран, полученных Малкантет в сражении, заставила себя подняться на четвереньки.

В воздухе щелкнул кнут, и от молнии и раската грома несчастная, перепуганная женщина затряслась.

Они вышли в коридор; Малкантет беспрестанно угрожала Консеттине, издевалась над ней, рассказывала, что сделает с ней после того, как перестанет в ней нуждаться.

Во время беспорядочного бегства, когда две души находились в одном теле, они оставили далеко позади пещеру с черной каменной дверью, но спустя несколько минут Малкантет сообразила, куда они попали, и поняла, в каком направлении находится помещение спригганских главарей. Поэтому она погнала Консеттину перед собой, и та поползла, подобно старой изможденной собаке.

Из ладоней ее текла кровь, камни царапали ее нежные колени, но она все равно ползла, постоянно вскрикивая.

Они завернули за какой-то угол, и королева Дамары замерла от ужаса: показались еще несколько женщин, темные эльфы, страшные жрицы-дроу.

– Что происходит?! – воскликнула Чарри Ханцрин, переводя взгляд с Малкантет на окровавленную, избитую женщину на полу.

– Это ты мне скажи, – злобно огрызнулась демоница.

– В Плавильный Двор вторглись чужаки, – объяснила Чарри. – За ними идут их союзники. Тебе нужно уйти отсюда. Тебе давно уже надо было уходить, потому что Дом Бэнр узнал о твоем бегстве в Верхний Мир и они недовольны.

Королева суккубов зловеще рассмеялась.

– Дети Ллос, не думайте, что вы обладаете властью приказывать мне, – предупредила она.

– Они говорят разумные вещи, – раздался чей-то голос из-за спин жриц Ллос, и появилась пятая женщина. – Меня зовут Ивоннель… Бэнр, – сказала она. – Я дочь архимага Громфа.

– В таком случае ты должна поблагодарить меня, – заявила Малкантет, которую совершенно не впечатлило и не испугало это сообщение. – Потому что я лично уничтожила одного из самых известных еретиков, предавших Ллос.

Заметив, что молодая женщина слегка нахмурилась, Малкантет ухмыльнулась.

– Тебе следует уйти, – бесстрастно произнесла Ивоннель. – Возвращайся домой.

– Ты решила, что можешь указывать мне, что делать, поклонница Ллос?

– Это просто предупреждение, добрый совет. – Голос Ивоннель прозвучал более уверенно. – О твоем появлении здесь стало известно Дому Бэнр и могущественным врагам, которыми ты обзавелась в этой стране. Приближается армия, и в числе этой армии – могучие воины.

– Этот жалкий король, что ли? – фыркнула Малкантет. – Отлично, хочется увидеть, как он умрет. – Она пнула Консеттину, просто ради развлечения, и женщина, откатившись к стене коридора, сильно ударилась, застонала и заплакала. Затем Малкантет шагнула к ней, грубо схватила ее, словно куклу, и швырнула на пол перед собой.

– И другие, – сказала Ивоннель. – Другие, которые заметили твое появление. Неужели ты не узнаешь меня, Малкантет? Я Ивоннель, которая руководила армией Мензоберранзана, уничтожившей Демогоргона.

Малкантет зашипела и подняла руку с кнутом.

– Я пришла за тобой, пришла, чтобы честно предупредить тебя. – Ивоннель даже не дрогнула.

– Хочешь меня уничтожить?

Ивоннель покачала головой и пожала плечами.

– Ты же знаешь, в какие игры мы все играем, – заметила она. – Мы постоянно находимся в состоянии войны и выбираем более подходящих союзников.

– И ты решила, что стоит воевать против меня? – недоверчиво осведомилась суккуб.

– Неужели ты думаешь, что мне стоит воевать на твоей стороне против него? – усмехнулась Ивоннель, изобразила на лице благоговейный ужас, обернулась и посмотрела в дальний угол. Суккуб, проследив за ее взглядом, заметила в туннеле клубы дыма. И вот из этого дыма появился высокий демоноподобный гуманоид с черной кожей, окруженный языками пламени и сжимающий в руках огромный меч с волнистым клинком.

Малкантет вытаращила глаза.

– Граз’зт, – прошептала она.

Ивоннель улыбнулась. Ханцрины расступились, стараясь держаться подальше от монстров, которые, казалось, готовы были схватиться насмерть.

– Сегодня ты приобрела себе могущественного врага! – предупредила Малкантет Ивоннель. С хищным рычанием суккуб подняла ногу и, обрушив мощный удар на позвоночник Консеттины, размазала ее по камням. – Тебе до самой смерти предстоит опасаться, скрываться и прятаться! – заорала Малкантет, но не хлестнула кнутом Ивоннель и не стала нападать на демона с черной кожей. Она вовсе не желала иметь дело с Граз’зтом.

Малкантет резко обернулась и произнесла заклинание. В пространстве образовалась дыра, похожая на дверь, и, пройдя сквозь эту дверь, королева суккубов скрылась.

Ивоннель поняла, что демоница вернулась в Бездну, и с облегчением выдохнула.

– Исцели ее! – приказала она Чарри Ханцрин, указав на Консеттину.

Жрица, казалось, колебалась.

– Она понадобится нам, тупица! – прикрикнула на нее Ивоннель. – Исцели ее! А ты, ты иди и убери с глаз моих этого безмозглого сприггана, пока я не превратила его в кучку пепла, – велела она Дендериде, и та поспешила прочь, чтобы позаботиться о Комтодди.

Ивоннель потерла лоб и попыталась продумать свой следующий ход. Итак, Дзирт, по словам Малкантет, был мертв, и молодую женщину изумило, какую сильную боль причинило ей это известие.

– Отведи меня к Дзирту, – негромко обратилась она к Чарри Ханцрин, хотя старшая жрица была занята исцелением королевы и не могла ее слышать.

Реджис вздрогнул от страха, когда дверь распахнулась и в пещеру, спотыкаясь, ввалился гоблин. Однако тревога хафлинга была мимолетной: сразу же за тварью появился Энтрери с обнаженным мечом.

Ассасин закрыл дверь, схватил гоблина за загривок и подтащил его к зеркалу, прикрытому плащом. Затем кивнул Реджису.

– Ты уверен? – спросил хафлинг. – Там опасные твари…

– Ты хочешь выбраться отсюда или нет?

Реджис спрятал ониксовую фигурку пантеры, которую держал в руках. Он как раз размышлял о том, что стоит вызвать Гвенвивар, чтобы взглянуть, сумела ли пантера залечить раны, нанесенные адским кнутом, пребывая в своем астральном доме.

– Если путешествие домой помогло Гвен, то, может быть, нам удастся уговорить ее забрать туда Дзирта, – объяснил он.

– Сомневаюсь.

– Мы должны попытаться! – Реджис подошел к демоническому зеркалу и встал позади него, чтобы случайно не бросить туда взгляд.

– Да, мы должны испробовать все возможности, – согласился Энтрери и тоже обошел зеркало, по-прежнему держа острие меча у горла пленника.

– Скажи мне, что ты видишь, – приказал он гоблину, и Реджис сорвал с зеркала плащ.

Гоблин посмотрел на Энтрери, потом на Реджиса, потом взгляд его приковало собственное отражение.

А затем фигура его растянулась, наклонилась к зеркалу, захваченная магией, а зеркало освободило другого «заключенного», и перед очагом материализовалось новое существо.

Ящерица.

Огромная синяя ящерица, длиной больше, чем десять шагов Вульфгара, с дюжиной лап, изогнутыми рогами и головой гигантского крокодила. Тварь зашипела так громко, что по пещере прокатилось эхо. Не глядя в зеркало, она подпрыгнула, вцепилась в сталагмит, служивший очагом, и с поразительной скоростью рванула вверх, цепляясь за вертикальную стенку двенадцатью конечностями; добравшись до верхушки «дымохода», она побежала по потолку.

Реджис и Энтрери, естественно, бросились в стороны.

– Что это такое, во имя Девяти Кругов Ада?! – взвизгнул Реджис.

– Дай мне лук! – заорал в ответ Энтрери.

Рептилия уставилась на них с потолка. Огромная крокодилья пасть раскрылась, и из нее вырвался язык пламени, едва не угодил в бегущего хафлинга и ударил в пол, отчего задрожала вся пещера.

– К дьяволу лук! – крикнул Энтрери и метнулся в противоположную сторону в поисках укрытия. Существа, оружием которым служило пламя, – например, драконы, хотя Энтрери никогда не приходилось видеть подобных драконов! – были устойчивы к огненным снарядам, а ведь лук Дзирта выпускал стрелы-молнии.

– Я убью вас! – рявкнула ящерица.

– Она еще и говорящая? – одновременно произнесли Реджис и Энтрери.

– Да как вы посмели засадить меня в это зеркало? – выкрикнула ящерица и с невиданной, головокружительной скоростью понеслась вниз по сталагмиту; шлепнувшись на пол, она бросилась к Реджису, но тот, не теряя времени, нырнул в пруд. Тогда ящерица развернулась с проворством, необычным для существа подобных размеров, и сцапала Энтрери как раз в тот момент, когда он очутился на пороге комнаты.

– Мы не сажали тебя в зеркало! – прохрипел Энтрери, сжимая в руках меч и кинжал, которые казались детскими игрушками рядом с могучим чудовищем. – Мы тебя выпустили!

Ящерица прошипела ему прямо в лицо:

– Зачем?

– Мы искали нашего друга, который тоже сидит там, внутри, – сбивчиво объяснял Энтрери. – Его поймала суккуб.

Ярость существа, казалось, немного утихла.

– Да-а, – прошипела ящерица, растянув это слово на несколько секунд. – Теперь я ее вспомнила.

Огромная крокодилья голова кивнула – это было странное зрелище.

– Где она?

Энтрери махнул рукой в сторону двери:

– Где-то там, в пещерах.

– В пещерах?

– В туннелях, – выпалил он. – Там целый лабиринт. Ты собираешься убить ее? Мы можем тебе помочь…

– Я к этой твари даже на милю близко не подойду! – огрызнулась ящерица, подползла к двери, осторожно открыла ее и выглянула в коридор.

– Как тебя зовут? – спросил Энтрери. – Кто ты? Я никогда не видел такого дракона.

Ящерица пренебрежительно фыркнула. «Разве ящерицы фыркают?» – пронеслось в голове у ассасина. Загадочное создание выскользнуло за дверь.

Энтрери бросился за ним, но успел лишь увидеть, как существо завернуло за угол далеко впереди и скрылось из виду. Он вернулся в комнату, запер за собой дверь и, привалившись к ней спиной, с облегчением выдохнул.

– Что это было?! – воскликнул Реджис несколько минут спустя, выбираясь из бассейна.

– Приятно узнать, что в сражении я могу на тебя рассчитывать, – сухо произнес Энтрери.

– Ты собирался затеять сражение вот с этим? – возразил Реджис, и ассасин в ответ лишь пожал плечами: если бы он находился в другом конце пещеры, когда появилось чудище, то нырнул бы в воду еще прежде Реджиса.

Энтрери повернул голову влево, но тут же замер.

– Закрой зеркало, – обратился он к Реджису и заслонил рукой глаза, чтобы случайно не взглянуть в коварную «пасть демона».

– Эта тварь слишком хитрая, она даже не обернулась к своей тюрьме, – вздохнул он. – Поэтому мы снова вернулись к тому, с чего начали.

Он развернулся и открыл дверь.

– Ты куда?

– Туда же, куда и в прошлый раз, – бросил Энтрери.

– Ты что, серьезно? – воскликнул хафлинг. – Ты хочешь провернуть это снова?

– А ты хочешь освободить своего друга или нет?

И ассасин ушел.

– Хватит сопли распускать! – рявкнула Чарри Ханцрин, обращаясь к Консеттине.

Королева, которую исцелила жрица-дроу, тряслась всем телом и рыдала; она еще пребывала в шоке и не понимала, что происходит.

– Оставь ее в покое, – резко приказала Ивоннель. Она произнесла несколько магических слов, и рядом с ней возник небольшой сундучок. Девушка открыла крышку и принялась рыться в одежде. Найдя подходящее платье, она бросила его обнаженной женщине и мирным тоном сказала: – Теперь ты в безопасности.

Чарри Ханцрин издала едва слышное, но все же различимое недовольное ворчание.

– Отведи меня в комнату Малкантет, – велела Ивоннель Чарри.

Консеттина ахнула и попятилась; одно лишь упоминание имени мучительницы лишило ее сил.

– Демоница скрылась и в ближайшее время не вернется в этот мир, – успокоила ее Ивоннель. – Она нашла себе другое тело, и тебе больше ничто не угрожает.

Чарри Ханцрин попыталась оттолкнуть Ивоннель; судя по выражению ее лица, она хотела обойтись с беспомощной пленницей по-своему.

– Нет, подожди, – передумала Ивоннель. – Тебе и всем твоим подчиненным из Дома Ханцрин больше нечего здесь делать. Уходите из этих пещер, и побыстрее.

– С удовольствием, – процедила Чарри.

Ивоннель заметила, что Дендерида, которая была более практичной и, в отличие от верховной жрицы Дома Ханцрин, понимала, кто такая Ивоннель Бэнр, нахмурилась, глядя на Чарри. Взглядом она предупредила начальницу о том, что следует вести себя сдержаннее.

– В предгорьях, к югу от выхода из пещеры со стороны Дамары, есть дорога, – бесстрастным и в то же время угрожающим тоном произнесла Ивоннель, подошла к Чарри вплотную и взглянула ей прямо в глаза. – Эта дорога приведет вас в небольшую деревушку. В доме Чалмеров вы найдете дворфа по имени Пайкел Валуноплечий. Он смертельно болен: Малкантет ударила его кнутом.

Мельком взглянув на Консеттину, она замолчала. Судя по выражению лица королевы, она узнала это имя.

– Исцели его, – приказала Ивоннель.

– Исцелить дворфа?

– Если он умрет, если я узнаю, что он умер после того, как ты пришла туда, что ты не смогла спасти ему жизнь, тогда возвращайся домой к Верховной Матери Шакти и скажи ей, что на ее Дом вскоре обрушится гнев Бэнров, – спокойно продолжала Ивоннель. – И это будет не слишком приятно.

Дендерида снова поморщилась, и Чарри утратила остатки самоуверенности.

– Ты…

– Заткнись, – оборвала ее Ивоннель. – Уходи отсюда и исцели этого дворфа.

У Чарри Ханцрин сделалось такое лицо, будто ей дали пощечину, но Дендерида быстро подошла, схватила жрицу за руку, оттащила ее в сторону и повела по туннелю обратно к выходу.

Комтодди собрался было идти за ними.

– Ты остаешься, – велела Ивоннель своему «актеру», сыгравшему роль лорда демонов. – Ты отведешь меня в комнаты Малкантет, немедленно!

И неуклюжий «близнец» Граз’зта поспешил повиноваться.

Энтрери толкнул гоблина перед собой в сторону прикрытого плащом зеркала.

– Ты уверен? – спросил Реджис.

– Дай мне лук, – велел Энтрери.

Реджис подошел к бесчувственному телу Дзирта и принялся неловко возиться с пряжкой; в конце концов у него в руках очутился Тулмарил. Он подхватил волшебный колчан со стрелами и принес то и другое Энтрери.

По знаку ассасина Реджис приставил острие рапиры к горлу гоблина, чтобы не дать существу возможности сопротивляться, пока Энтрери прятал клинки и доставал стрелу.

– Демоница сказала, что внутри сидят существа пострашнее гидры, – снова предупредил Реджис, заняв позицию сбоку от зеркала.

– Мы не оставим его там.

– Но мы могли бы взять зеркало с собой и выпустить пленников, когда рядом будут наши друзья, – предложил хафлинг.

Ассасин окинул его тяжелым взглядом и жестом велел снимать с дьявольской рожи проклятую тряпку.

Реджис со вздохом подчинился. Гоблин, едва взглянув в зеркало, исчез.

А в пещере появилось другое существо, демон, похожий на стервятника, которого Реджис уже однажды видел.

Хафлинг попятился и потянулся к своему ручному арбалету.

Энтрери выстрелил твари прямо в морду; огненная стрела опалила и расщепила ее клюв.

Врок прыгнул на Реджиса, и отчаявшийся хафлинг выхватил кинжал, отломал боковые лезвия и одну за другой швырнул в противника живых змей. Магические змеи быстро доползли до горла врока, и призраки, появившиеся у него за спиной, с силой потянули за удавки.

Но врок обладал слишком большой силой, его нельзя было просто так опрокинуть на спину, и он не обратил никакого внимания на магические удавки. Они не придушили его, ведь демоны не нуждаются в воздухе.

Реджис понял свою ошибку, вскрикнул и продолжал отступать, хотя он не собирался нырять в пруд, предоставив Энтрери в одиночку отбиваться от врага.

Однако, к своему ужасу, хафлинг сообразил, что до водоема ему все равно не добраться.

Стиснув в руках кинжал и рапиру, он остановился, собрался с силами и приготовился к нападению, и тут вторая стрела угодила в демона; врок пошатнулся.

Решив, что враг отвлекся, Реджис шагнул вперед, но снова отскочил, ведь перед ним возникла какая-то черная стена, отделившая его от демона. Он не разобрал, в чем дело, пока Артемис Энтрери не оттолкнул его и не ринулся прямо в непрозрачную завесу из черного пепла.

Реджис различил за черной пеленой стремительно двигавшиеся фигуры противников; оглушительные вопли демона-стервятника прокатились по пещере.

Хафлинг побежал в сторону, не осмеливаясь вступить в отчаянную схватку, не видя, что там происходит, и к тому моменту, как он сумел разглядеть сражавшихся, врок уже лежал на полу. Он пытался подняться, опираясь на одну руку, Энтрери рубил его своим тяжелым мечом, а два призрака тянули за свои удавки.

Наконец демон затих, и Энтрери оставил его.

– Это еще что такое? – Он указал клинками на призраков.

Реджис молча подошел, ткнул рапирой в призрачные лица, и они мгновенно исчезли. Он показал ассасину кинжал, у которого осталось только одно лезвие, и пожал плечами.

Энтрери кивнул.

– Мне нужно найти другого гоблина.

Реджис хотел что-то возразить, но ассасин оборвал его:

– Закрой зеркало.

Энтрери вернулся почти сразу, едва Реджис успел завесить зеркало плащом, и перед собой он толкал нового пленника.

Несколько мгновений спустя этот гоблин вслед за своими собратьями отправился в магическую темницу, и на его месте возник другой гоблин.

– Смотри в зеркало! – приказал Энтрери жертве, прицелившись в нее из Тулмарила, один выстрел из которого мог испепелить это жалкое существо.

– Нет, пожалуйста! – взмолился гоблин.

– Твой единственный шанс остаться в живых, – пригрозил Энтрери. – Смотри в зеркало!

Он выпустил стрелу в пол, к ногам съежившегося от страха пленника, – и прежде, чем гоблин успел оправиться от потрясения, вложил в лук другую.

– Давай! – потребовал Энтрери.

И гоблин исчез в зеркале.

А в пещере появился Вульфгар.

Глава 27 Отступник и богиня

– Не оборачивайся! – крикнул Энтрери Вульфгару, предупреждая его об опасности.

– Зеркало у тебя за спиной! – подхватил Реджис и постарался снова накинуть на страшную вещь свой плащ; ему удалось частично прикрыть его. – Если ты в него взглянешь, оно поймает тебя снова.

– Где я? Что это за место?! – воскликнул Вульфгар.

– Иди к нему, – приказал Энтрери Реджису, поднял зеркало и направился куда-то в сторону.

– Что ты делаешь? – спросил хафлинг.

– Артемис Энтрери? – пробормотал Вульфгар, но тон его изменился, когда он отвел взгляд от человека, направлявшегося к пруду. – Дзирт!

Буквально отпихнув Реджиса, он бросился бежать к дальней стене пещеры, к неподвижно лежавшему дроу, который казался мертвым. Вульфгар упал на колени рядом с телом и осторожно положил голову Дзирта себе на колени.

– Что случилось?! – в отчаянии воскликнул он.

– Демон… – начал объяснять Реджис, но лишился дара речи, когда увидел, что Энтрери швыряет зеркало в воду.

– Будь проклята она и ее отвратительные игрушки, – ответил ассасин на изумленные взгляды Реджиса и Вульфгара.

Реджис яростно замотал головой.

Вульфгар тем временем сосредоточился на Дзирте, прижал к себе тело друга. Тот лежал безвольно, будто кукла, и варвар понял, что дроу тяжело, смертельно ранен.

– Нет, нельзя его бросать туда! – крикнул Реджис Энтрери, и Вульфгар снова поднял голову. – Нет, нет, нет!

– Что такое? – спросил Энтрери, кинув хафлингу его плащ.

– Там полно рыбы, – запинаясь, выговорил Реджис. – Живой рыбы.

Энтрери замер. Вульфгар обернулся.

В этот момент вода в маленьком пруду забурлила, по ней пошли волны, и под поверхностью промелькнула чья-то гигантская тень.

К потолку повалил пар.

– Бежим! – пробормотал Энтрери, попятившись.

Вульфгар подхватил тело Дзирта, перекинул его через плечо и вслед за Реджисом направился к выходу.

Из пруда вынырнула алая гидра: она дохнула огнем на воду, вода зашипела, и пещеру заволокло клубами пара.

– Бежим! – воскликнул Энтрери.

Реджис первым добрался до двери и принялся трясущимися руками открывать замок, однако тут же забыл о замке, когда, обернувшись, увидел гидру и существо, с которым она сражалась.

Из воды возник какой-то гигантский парящий глаз, но у него была огромная пасть, полная длинных острых зубов, а сверху на ножках торчало множество других глаз, поменьше.

Реджис развернулся и потянул на себя дверь, но, приоткрыв ее совсем немного, с силой захлопнул ее.

Вульфгар оттолкнул его, распахнул дверь и выбежал в коридор, подхватив Реджиса свободной рукой.

– Бросай малявку и приготовь свой молот, – велел Энтрери варвару, очутившись в коридоре.

У них за спиной пещера и коридор задрожали, сверкали молнии, гремел гром, шипела вода, затем раздался скрежещущий вопль, более громкий, чем голос гидры, принадлежавший, казалось, какому-то дракону, и они поняли, что к двум сражавшимся присоединился третий, более страшный.

– Бежим, бежим, – повторял Реджис, стараясь не оглядываться, но все равно постоянно озирался.

Следуя за Энтрери, они миновали множество поворотов, множество туннелей, которые, на первый взгляд, были узкими для гидры или дракона. Однако это не слишком их успокоило, особенно после того, как, вывалившись в какой-то широкий туннель – судя по всему, главный путь, ведущий на верхние уровни, – они обнаружили там гигантского гуманоидного демона, извергавшего дым и сжимавшего в руке тяжелый меч с волнистым лезвием.

– Неужели это никогда не кончится? – простонал Энтрери и только потом сообразил, что гигант не один: рядом с ним стояла знакомая женщина, и он решил, что суккуб вернулась.

Но затем раздался голос, приказавший «демону» остановиться, и из темного туннеля выбежала Ивоннель. Она хотела оттолкнуть гиганта, но у нее ничего не получилось, и она просто велела ему убираться с дороги.

– Наконец-то я нашла вас, – с облегчением произнесла она. – Это настоящая королева Консеттина. Малкантет вернулась в Бездну, но мы должны немедленно убираться…

Взгляд ее упал на Дзирта.

Вульфгар осторожно положил тело на пол, и она склонилась над раненым дроу.

– О нет! – прошептала она.

– Демоница ударила его кнутом, – объяснил Энтрери.

– Помоги ему! – потребовал Реджис.

У Ивоннель не было сил даже для того, чтобы облегчить страдания Пайкела, а рана Дзирта казалась более серьезной.

– О нет, – повторила она. Закрыв глаза, она попыталась сосредоточиться, собралась с силами и произнесла заклинание. Слабая волна целительной магии устремилась к лежавшему на камнях следопыту.

Открыв глаза, она поняла, что мало чем смогла ему помочь.

– О, Ханцрины, – произнесла она и мысленно выругала себя за то, что поспешила избавиться от них. – Мы должны догнать… – начала было она, но Дзирт хрипло вздохнул, и она обернулась к нему.

Воспоминания Ивоннель Вечной подсказали молодой женщине, что этот вздох – начало агонии. Она поняла, что не успеет вовремя догнать Чарри Ханцрин и остальных.

Ивоннель поднялась и принялась расхаживать по коридору, зажав уши руками и взывая к Паучьей Королеве.

– Ллос, услышь меня! – взмолилась она, произнеся несколько магических слов, позволявших общаться с богиней. – Я знаю, что он небезразличен тебе!

«Ты ничего не знаешь, девчонка», – услышала она голос в своем сознании. К собственному ужасу, Ивоннель узнала Йиккардарию.

В этот момент она поняла, что ей конец, что им всем конец.

Ивоннель подбежала к Дзирту, растолкала остальных и осторожно положила его голову себе на колени.

– Неужели ты позволишь, чтобы он умер вот так?

– А ты готова пожертвовать собой ради него? – раздался бесплотный булькающий потусторонний голос, наполнивший весь коридор.

Вульфгар, Реджис и Энтрери окружили перепуганную Консеттину и, встав спиной к спине, вытащили оружие. Однако они понимали, что их клинки и молот едва ли остановят нового врага.

– Ты готова пожертвовать собой ради него? – повторил голос, голос Йиккардарии, а потом Ивоннель услышала фразу, обращенную к ней одной: «Призови меня, если желаешь, чтобы он жил».

– Ты просишь меня отдать свою жизнь… – прошептала Ивоннель.

«Я не сказала, что ты умрешь».

– Но ты не сказала, что я останусь в живых! – возразила Ивоннель.

«Нет, не сказала, – подтвердил призрачный голос. – Выбирай».

Ивоннель посмотрела на Дзирта, потом на его друзей и сказала:

– Бегите отсюда. Если хотите остаться в живых, бегите отсюда как можно быстрее.

– Я его не брошу, – возразил Реджис, подходя к Дзирту.

Остальные присоединились к нему, встали поперек коридора, а Консеттина, не зная, что делать, спряталась у них за спинами.

– У меня нет времени на… – начала было Ивоннель.

– Делай то, что собиралась делать, – велел ей Энтрери. – Мы его не бросим.

Ивоннель вздохнула, отошла подальше и начала творить заклинание; она использовала мощный двеомер для того, чтобы открыть портал, ведущий в Бездну.

Она попятилась и затаила дыхание, когда появились мерцающие черные врата и сквозь них прошла Йиккардария, в своем истинном гротескном облике, в виде кучи грязи с многочисленными щупальцами.

Прислужница богини остановилась и протянула свои щупальца к порталу, усилив его при помощи собственной магии, и черные врата снова замерцали.

И на пороге появилось другое существо.

Она была невыносимо прекрасна, и по сравнению с ней дрожащая девушка казалась дурнушкой. Ивоннель издала какой-то неопределенный звук, ахнула и упала на колени.

Затем женщина-дроу превратилась в гигантского драука, лишь на мгновение, просто для того, чтобы остальные поняли истину и испытали ужас.

– Мы покойники, – прошептал Энтрери.

Консеттина рухнула на пол и зарыдала.

Реджис выронил кинжал; пальцы его ослабели, и рапира тоже заскрипела о камень.

– Ты меня удивляешь, девчонка, – произнесла Паучья Королева. Казалось, зрелище забавляет ее.

– Я… Я…

Реакция Ивоннель рассмешила Ллос. Затем она зашипела и провела рукой в воздухе перед лицом девушки.

В следующий миг дочери Громфа показалось, что ее сейчас стошнит, что к горлу ее подступает желчь. В самый последний момент она поняла, что происходит, быстро повернулась лицом к Дзирту и «выплюнула» в его сторону заклинание, могущественное заклинание, которое проникло в его тело и наполнило его энергией, отчего тело задрожало и пошевелилось.

Он перевернулся, закашлялся, а потом вскочил на ноги. Он был в сознании, совершенно здоров и удивленно смотрел на Энтрери, Реджиса, Вульфгара и плачущую женщину, прятавшуюся у них за спинами. Выражение их лиц подсказало ему, что надо обернуться.

И тогда Дзирт едва не рухнул на пол снова.

– Как ты и просила, – обратилась Ллос к Ивоннель.

– Забери меня, – прошептала Ивоннель.

Ллос фыркнула; Ивоннель отлетела прочь, отброшенная силой мысли могущественной Королевы Дьявольской Паутины, ударилась о стену и съежилась на полу.

– Наконец-то мы встретились, Дзирт До’Урден, – произнесла Паучья Королева.

Дзирт расправил плечи и, не мигая, встретил взгляд богини.

– Ты не боишься?

Он даже не дрогнул.

– Мне надоела твоя наглость, – объявила Ллос. – Я требую, чтобы ты поклялся мне в верности.

– Я не могу этого сделать.

– Отрекись от Миликки!

– Я не являюсь ее поклонником, поэтому не могу отречься от нее, – возразил Дзирт, и на лице Ллос промелькнуло растерянное выражение, которое показало, что даже в ее броне есть уязвимые места.

– Я могу уничтожить всех, кого ты любишь, – предупредила Ллос.

– Я ожидал этого.

– Ты представляешь, какую боль я могу тебе причинить?..

– Да, – ответил Дзирт прежде, чем богиня успела договорить фразу.

– Превосходно, – промурлыкала она.

Дзирт выпрямился.

– Но ты можешь всего этого избежать, – продолжала Ллос. – И я оставлю жизнь твоим друзьям и даже твоей драгоценной Кэтти-бри.

Услышав имя своей любимой жены, Дзирт нахмурился. Но, справившись с потрясением, он понял, что обещания и угрозы богини никак не связаны с тем, что он сделает или не сделает. Ллос была слишком могущественна по сравнению с ним. Она могла поступить, как пожелает, что бы он ни выбрал, а он не имел никакого влияния на ее поступки. Точно так же он не мог бы поднять континент Фаэрун над морем.

– На колени! – потребовала она, и в словах ее заключалась магия; словно каменная плита придавила Дзирта, и он упал на колени. – Как ты смеешь смотреть мне в лицо без моего позволения! – воскликнула она, и второй магический «удар» заставил его опустить взгляд.

Но там, внизу, несмотря на воздействие чар, Дзирт До’Урден увидел одинокий огонек, свечу, которая осталась в его воспоминаниях.

Он поднял голову и посмотрел на Ллос.

Потом, преодолевая сопротивление, поднялся на ноги.

– Это я еще могу вытерпеть от тебя, но не более, – грозно произнесла она. – Поклоняйся мне!

– Ты просишь у меня того, что я не в силах дать, – возразил он.

Ллос злобно ухмыльнулась и взмахнула рукой. Коридор за спиной Дзирта наполнился густой паутиной, троих друзей и Консеттину оторвало от пола, опутало липкими нитями, и Дзирт увидел их, беспомощных, неподвижных, увидел, как на потолке собираются тысячи ядовитых пауков.

– Поклоняйся мне, – спокойно потребовала Ллос.

– Как? – удивился Дзирт. – Ведь я не в силах приказать своему сердцу, а сердце мое противится следовать обычаям Ллос.

Ллос зарычала, словно хищный зверь, и Дзирт услышал за спиной шорох ног тысяч пауков.

А затем до него донеслись крики боли – это были голоса его друзей, приглушенные слоем паутины, и дроу понял, что они испытывают невыносимые страдания.

Крошечные пауки поедали их заживо.

– Ты подчинишься мне, Дзирт До’Урден, – ухмыляясь, пообещала Ллос.

– Нет, – просто ответил Дзирт.

Энтрери у него за спиной ухитрился пробормотать, несмотря на дикую боль: «Она не это хотела услышать», – но Дзирт едва обратил на него внимание.

Он нашел ту свечу в своих мыслях, опустился на пол в позе для медитации и нашел мир там, далеко от этих туннелей.

Потому что он ничего не мог сделать сейчас, даже не мог притвориться, что в состоянии бороться с Паучьей Королевой. Уже давно Дзирт До’Урден понял истину об этом «поклонении», о том, что никого нельзя вынудить к нему силой, что на самом деле никто не поклоняется богам и боги не принимают поклонения.

Оно просто есть, это – голос сердца, вера и разделенная радость.

Его нельзя изобразить, сыграть.

Его нельзя вырвать силой.

Его нельзя уничтожить.

Оно просто есть.

Дзирт отстранился от боли, окружавшей его, позволил мыслям унести его в место, где он не мог слышать криков. Он ощутил укол сожаления, мимолетное чувство вины, но быстро подавил его.

Он ничего не мог сделать. Это была Ллос, богиня. Дзирт мог вытащить Тулмарил из пряжки на поясе и выстрелить ей в лицо, но стрела не только не причинила бы ей никакого вреда, она и близко не подлетела бы к богине. Перед ним был не дракон, не обычный демон, даже не Демогоргон. Это было нечто совершенно иное, создание более могущественное, но потустороннее.

И поэтому Дзирт ушел, отдалился от этой сцены настолько, что испытал искреннее изумление, когда его схватили за ворот и оторвали от земли с невероятной силой и сверхъестественной легкостью.

Звуки стали гораздо тише; он не слышал ни криков боли, ни шороха паучьих ног. Он не знал, как долго отсутствовал, и испугался, что друзья его уже мертвы.

Жалобный всхлип женщины – Консеттины – дал ему слабую надежду.

– Я могу не только причинять боль, – прошептала Ллос совершенно другим голосом, приблизив к Дзирту лицо. – Я могу дать наслаждение.

И она поцеловала его, настойчиво, страстно, и по телу его пробежали тысячи жгучих искр; они дразнили его, искушали.

Затем богиня отстранилась и соблазнительно улыбнулась.

– Одно слово – и все удовольствия твои.

Дзирт пожал плечами и покачал головой.

Ллос уронила его на пол, и он пошатнулся, словно его ударили. На мгновение в глазах разгневанной Ллос Дзирт увидел свою собственную жуткую смерть.

Но она лишь презрительно рассмеялась.

– Я могу не только отнимать, Дзирт До’Урден, – произнесла она. – Я могу также и давать. Позови свою пантеру.

Дзирт колебался.

Ллос вытянула руку, и он, проследив взглядом за ее движением, обернулся. Там, на полу, прямо перед завесой паутины, в которой запутались его умиравшие друзья, лежал какой-то предмет. Дзирт понял, что это его кошель, в котором хранилась фигурка из оникса.

– Я могу привести ее сюда сама, – предупредила Ллос, и Дзирт поверил ей.

Он позвал Гвенвивар и смотрел, как облако тумана принимает четкие очертания. Наконец пантера появилась в подземном коридоре, и Дзирт почувствовал, что сердце его мучительно сжалось.

Гвенвивар жалко поползла к нему, но лапы не слушались ее. Она взвизгнула, упала и попыталась подняться снова, но безуспешно.

Дзирт не мог вынести этого зрелища. Он хотел вытащить лук – не для того, чтобы застрелить Ллос, но для того, чтобы избавить Гвенвивар от страданий.

– Гвен, уходи домой! – взмолился он.

– Нет, – произнесла Ллос, и пантера осталась в подземном коридоре. – Я не позволю.

Дзирт развернулся к ней, затем хотел снова опуститься на пол, принять позу для медитации и унестись далеко-далеко.

Но Ллос сотворила заклинание, и он, взглянув на Гвенвивар, увидел, что пантера выздоровела.

Пантера издала рычание и приготовилась к прыжку.

Ллос лишь рассмеялась и в очередной раз взмахнула рукой; Гвенвивар отлетела назад, в паутину, и ее сразу опутали тысячи липких нитей.

– Видишь? – спросила богиня Хаоса, когда Дзирт снова повернулся к ней. – Я тоже могу осыпать дарами. Я намного больше, чем просто боль и мучения.

Дзирт признал ее правоту кивком.

– Стань моим поклонником, – приказала она. – Познай мою любовь.

– Нет. Я не могу, и ты прекрасно это знаешь.

Ллос провела языком по губам; это движение было чувственным, соблазнительным.

– Я могу вернуть его тебе, – произнесла она.

Дзирт почувствовал, что у него пересохло в горле, и внезапно испытал приступ страха.

– Ты знаешь, что это в моих силах.

– Закнафейн отрекся от тебя, – сказал Дзирт, лишь потому, что он должен был услышать эти слова, произнесенные вслух. – Он сейчас не в твоей власти.

– А разве это имеет значение? – осведомилась богиня, не обратив внимания на его возражение. – Я могу вернуть его тебе. Ты это знаешь.

Довольная ухмылка Ллос подсказала Дзирту, что она уже предвкушает победу.

Но это было не так. Богиня не могла подчинить его себе.

– Я не могу дать тебе то, чего ты желаешь, – просто произнес он. – Я не в состоянии поклоняться тебе, какими бы дарами ты ни осыпала меня, несмотря на наслаждения или угрозы. Нельзя заставить любить. Я мог бы служить тебе, и я буду служить, если такова твоя цена, но лишь до того момента, пока ты не потребуешь от меня убить невинное существо. Этого не будет никогда. – Он поразмыслил над собственными словами и покачал головой. – Хотя нет, даже в таком случае я не мог бы служить тебе.

– Ты готов обречь своих друзей на смерть, бросить свою любимую Гвенвивар корчиться в агонии, ты оставишь мысль о встрече с Закнафейном, и все просто потому, что ты не веришь в богов?

– Или потому, что я верю в нечто более великое, нежели боги, – возразил Дзирт. – В высшую справедливость и в то, что нужно всегда поступать правильно.

Ллос презрительно фыркнула в ответ и снова с ударением повторила:

– Я могу вернуть тебе Закнафейна! Все, что тебе нужно, – это поклясться мне в верности.

– Если бы ты ожидала от меня чего-то в таком духе, то ты, во-первых, не забирала бы у меня Закнафейна, не забирала бы других, которых ты подвергаешь пыткам.

Он оглянулся на Артемиса Энтрери, который в неуклюжей позе висел в паутине, терзаемый болью; лицо его побагровело от паучьих укусов. Но, несмотря на все это, Артемис Энтрери улыбнулся ему в ответ.

– А если бы ты надеялась убедить меня в том, что ты желаешь измениться, обратиться к справедливости и добру, – продолжал он уверенным голосом, полным новой силы, – тогда ты вернула бы Закнафейна в этот мир много лет назад. Без всяких условий.

Ллос прищурилась.

– Ты хочешь, чтобы я солгал тебе? Но зачем? – продолжал Дзирт. – Лицемерие – это не преданность, а страх – не поклонение.

Выражение лица Ллос снова изменилось. Она легкомысленно рассмеялась, и это навело Дзирта на мысль о том, что его последний час настал.

Но она посмотрела куда-то в сторону.

– Ты получила от меня великий дар, – обратилась она к Ивоннель.

Молодая женщина пожала плечами.

– Взгляни на нее, – предложила Ллос Дзирту. – Она появилась на свет всего несколько лет назад, однако обладает мудростью и знаниями самой старшей из моих детей. И могуществом! Великим могуществом, полученным от меня. Но я хочу спросить: где же благодарность?

Ивоннель не ответила, и Ллос противно хихикнула.

– Вы меня забавляете, – сказала она им обоим. Схватила Дзирта снова и насильно поцеловала его, хотя и на этот раз, несмотря на ее магические соблазны, намеки и обещания удовольствий, которые она внушала ему, он не ответил на поцелуй.

– Дроджал эхах обдолут дорб’д стрииак, – прошептала она, но все, кто был в коридоре, услышали этот шепот. – Дуэт дрозхах жаунау дорб’д огглин.

А потом она исчезла, исчез портал, исчезла паутина, и пятеро пленников упали на пол.

Первым пришел в себя Реджис.

– Что она сказала?

– «Существование без хаоса – это пустота», – перевела дрожащая от волнения Ивоннель первую фразу.

– «А жизнь без врагов скучна», – закончил Артемис Энтрери, который бегло говорил на дроуском.

– И что это значит? – поинтересовался хафлинг.

Дзирт и Ивоннель переглянулись, не зная, что ответить.

Дзирт хотел утешить своего маленького друга – в конце концов, они остались живы, и это представлялось большим достижением, если вспомнить их недавнее положение, – но не успел он открыть рот, как из стены туннеля за спиной Ивоннель подул ветер, возникли какие-то искорки. Девушка отскочила и приготовилась защищаться.

Огоньки сливались, мерцали, вращались, затем у друзей возникло впечатление, что рой бабочек танцует в невидимом воздушном потоке; наконец бабочки уселись на пол. В следующий миг разноцветный коврик словно взорвался, возник фонтан, и посреди этого фонтана стоял магистр Кейн в боевой позе.

Оглядевшись и не заметив никакой угрозы, монах несколько успокоился – хотя с подозрением поглядывал на странное существо с черной блестящей кожей, топтавшееся в дальней части коридора.

– Это иллюзия, – поведала ему Ивоннель, кивнув на свое «создание».

– Армия короля Ярина стоит у ворот пещеры, – сообщил Кейн. – С ними орден Желтой Розы, а вместе с орденом пришел дракон. – Он посмотрел на хафлинга и добавил: – И отряд «Коленоломы».

– Демон, который вселился в тело королевы Консеттины, изгнан. – Ивоннель указала на женщину, стоявшую рядом с Вульфгаром. – Она свободна.

– Мы все свободны, – сказал Дзирт, и Ивоннель кивнула.

– Я не могу вернуться во дворец! – вырвалось у Консеттины. – О, прошу вас, заберите меня отсюда!

– Разумеется, таково было наше намерение с самого начала, – успокоил ее магистр Кейн. – Но теперь это превратилось в нелегкую задачу, потому что местность за воротами Плавильного Двора находится под контролем армии короля Ярина, и он отдал приказ немедленно арестовать королеву и Вульфгара по обвинению в государственной измене. Двое заговорщиков, братья-дворфы, уже сидят в кандалах в его темнице. Открытый и справедливый публичный процесс – это максимум, на что согласился король, и то после долгих уговоров, – продолжал Кейн. – А остальным он может предложить только угрозы – угрозы, подкрепленные присутствием лучников, которые держат под прицелом выход из рудника.

– Пайкел хорошо себя чувствует, – сообщил Дзирту, Энтрери и Ивоннель Реджис, когда они сидели за столом в одной из таверн Хелгабала несколько дней спустя. – Он полностью поправился. Он рассказал, что к нему во сне явились темные эльфы и забрали его боль.

Дзирт и Энтрери, естественно, обернулись к Ивоннель.

– Со мной выгодно дружить, – это было все, что она ответила на пронизывающие взгляды воинов. Про себя девушка возблагодарила судьбу за то, что Чарри Ханцрин исполнила ее требования.

– Однако все это дело добром не кончится, – продолжал Реджис. – Мои знакомые из отряда «Коленоломы», у которых есть связи среди королевской стражи, говорят, что Ярин в разговорах с Кейном настаивал на других арестах; среди прочих, он хочет арестовать меня. Его отговорили от этого, но он намерен отомстить за то, что его унизили в его собственном доме.

– Вульфгар в беде! – воскликнул Дзирт.

– Как и Айвен, – добавил Реджис. – Хотя до меня дошли слухи о том, что Пайкела освободят. Таковы условия сделки с Кейном. Магистр противостоит королю, но у него в наши дни почти не осталось влияния в городе. Считается, что Айвен избежит гильотины. И Вульфгар тоже – но лишь потому, что королю Ярину намекнули: после казни Вульфгара у его стен окажется могучая армия дворфов под предводительством самого короля Бренора Боевого Молота.

– А Консеттина? – спросил Дзирт. – Ведь ее, разумеется, нельзя винить в том, что совершила демоница, вселившись в ее тело.

– Все не так просто, – вздохнул Реджис, потом объяснил, зачем они с Вульфгаром пришли в Дамару, и рассказал об опасениях Консеттины, высказанных перед началом этих безумных событий. – У него появился предлог, в котором он нуждался, – закончил хафлинг.

– Какая замечательная вещь – законы, которые служат прихотям власть имущих, – произнес Артемис Энтрери с презрительным смешком, затем с выражением отвращения на лице тряхнул головой.

– Надеюсь, мы сумеем разработать какой-то план, чтобы помешать ему, – сказал Реджис.

– Мы не сдадимся без боя, – заявил Дзирт, и Ивоннель кивнула. – Я пойду к Кейну.

– А я пойду к Тазмикелле, – добавила Ивоннель.

– А я пойду выпью. – С этими словами Энтрери поднялся из-за стола и направился к бару.

Королю Ярину было не по себе. Он обнаружил, что вместо жены в его постели спал могущественный демон, он видел изувеченное тело своей сестры Ацелии и лишился своего самого верного наемного убийцы, Рафера Слитка. В Дамаре появились новые влиятельные силы, в том числе монахи, с которыми ему прежде мало приходилось иметь дело и которых он недолюбливал; в довершение всего, монахами руководил лучший друг легендарного короля Гарета Драконобора.

Ярин окружил себя толпой стражи и телохранителей и не покидал здания. Он встретился с доверенными лицами, главами своих шпионских сетей, и разместил во всех помещениях дворца преданных ему людей. Он переехал в небольшую комнату без окон, с мощными каменными стенами и единственной прочной, толстой дверью; каждую ночь в коридоре за дверью дежурили несколько отрядов воинов.

Никто не мог подобраться к нему – так считал король.

Подобную ошибку совершили многие главари преступных групп в далеком Калимпорте.

Последним, что видел в этой жизни король Ярин, были глаза его убийцы, который бесстрастно смотрел на него из-за подушки, плотно прижатой ко рту и носу жертвы.

Дрейлила Андруса разбудили еще до того, как пропел петух. Едва разлепив веки, капитан стражи велел своей жене, Калиере, натянуть простыни повыше и неверными шагами направился к двери, в которую настойчиво колотили. Распахнув дверь, он увидел Рыжего Мэззи – маг был мрачен и тоже имел такой вид, будто его только что подняли с постели. За спиной у него в коридоре маячили солдаты.

Маг, не говоря ни слова, вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.

– Когда именно вчера вечером ты покинул сторожевой пост в коридоре, ведущем в спальню короля? – спросил Рыжий Мэззи.

Дрейлил Андрус удивленно посмотрел на приятеля, и маг кивнул в ответ на красноречивое молчание капитана.

– Я не был там вчера вечером, – ответил Андрус.

Рыжий Мэззи хмыкнул:

– Нет, был.

– Ничего подобного, он вчера вечером был здесь, – возразила Калиера Андрус.

– Нет, ты появился в коридоре сразу после того, как пробило полночь, – настаивал маг Когда Андрус собрался возражать, маг перебил его:

– Тебя видело множество людей; они хотели получить от тебя указания после того, как было обнаружено тело короля Ярина.

Потрясенный Дрейлил Андрус даже попятился. Его жена ахнула.

– Как он умер?

Видимо, сердце его не выдержало потрясений последних нескольких дней, – произнес Рыжий Мэззи саркастическим тоном, и капитан прекрасно понял намек.

– Наверное, будет лучше, если ты вспомнишь, что побывал там вчера вечером, – добавил Рыжий Мэззи, но эта фраза не прозвучала как обвинение. Скорее это была отчаянная просьба. Если бы всплыл факт убийства короля, Дамара, и прежде всего Хелгабал, погрузилась бы в хаос; а двум высокопоставленным придворным чинам это было очень невыгодно. Их больше устраивала законная передача власти. У короля не осталось наследника, вообще никого из кровных родственников, ведь Ацелия умерла.

– Необходимо как можно скорее снять все обвинения с королевы Консеттины, – произнес Андрус, лихорадочно обдумывая сложившееся положение.

– В качестве капитана дворцовой стражи ты по закону являешься судьей на ее процессе, – напомнил ему Рыжий Мэззи.

Раздался мрачный звон колокола.

Мужчины похлопали друг друга по плечу, и Рыжий Мэззи ушел. Дрейлил Андрус взялся за свою форменную одежду; он понимал, что впереди у него длинный и трудный день и ему предстоит принимать множество важных решений.

– Что все это значит? – пролепетала потрясенная женщина. Подобно многим придворным Ярина, Калиера Андрус не питала большой любви к королю, но все равно на глазах у нее выступили слезы. Она оплакивала если не короля, то будущее Хелгабала.

– Это значит, что сегодня – день печали, слез и приготовлений к похоронам, – ответил Дрейлил Андрус, сглотнув ком в горле. Он замолчал и потянул воздух носом, пытаясь взять себя в руки. – Но завтрашний день принесет больше радости. Король мертв, да здравствует королева!

Тот самый звон колокола, раздавшийся до рассвета, разбудил Реджиса. Он не сразу сообразил, где находится. Оказалось, что хафлинг не лежит в постели, а сидит на полу в своем гостиничном номере, полностью одетый, точно так же, как вчера вечером; все оружие было при нем.

Нет, не полностью одетый, понял он, когда поднял руку, чтобы поскрести взлохмаченную голову.

Хафлинг в панике начал озираться и шарить по карманам и вдруг заметил, что его драгоценный ярко-синий берет, который позволял обладателю изменять облик и благодаря которому он сумел пробраться в логово гигантов, валяется на полу у двери.

Подняв берет с пола, он обнаружил, что головной убор сильно помят, словно кто-то сидел на нем, или наступил на него… или просунул его под запертую дверь.

Реджис попытался вспомнить события вчерашнего вечера. Он сидел в общем зале с Дзиртом и остальными. Пара кубков вина, кружка эля…

Как он вернулся в свою комнату?

Он не мог вспомнить.

Колокол зазвонил снова. Где-то далеко пропел петух.

Все утро над Хелгабалом разносился похоронный звон в знак траура по умершему старому королю, сердце которого, как поговаривали, не справилось с треволнениями последних нескольких дней.

Жители немедленно пожелали видеть королеву Консеттину, женщину, что побывала в когтях отвратительного демона и сумела вырваться из-под его власти; Хелгабал и вся Дамара связывали с ней надежды на лучшее. И улицы города наполнились радостными криками, когда капитан дворцовой стражи и придворный маг с балкона, выходившего на главную площадь, объявили, что королева Консеттина невиновна в преступлениях, которые ей приписывали, и что она явилась жертвой гнусного демона, которого она сумела изгнать благодаря своей добродетели и сильной воле.

Дзирт, Ивоннель, Реджис и многие-многие другие вздохнули с облегчением после стремительной череды событий того утра. Ходили упорные слухи насчет того, что суд, а вместе с ним и неизбежные приговоры обвиняемым, будет отменен. Вульфгар и Айвен получат свободу сегодня же, так сообщил им немного погодя магистр Кейн.

И поэтому они все снова будут вместе.

Хотя нет, не все: как ни странно, нигде не могли найти Артемиса Энтрери.

И только спустя много дней, когда Дзирт и Ивоннель спрыгнули со спины Тазмикеллы на поле неподалеку от Лускана, рядом с высокой, продолжавшей расти Главной башней тайного знания, Дзирт снова увидел этого человека. Он стоял вместе с Далией около входа в палатку, глядя, как Дзирт бежит по полю к ожидавшей его Кэтти-бри.

На мгновение, когда Дзирт стиснул любимую жену в объятиях, их с Энтрери взгляды встретились, и оба многозначительно кивнули друг другу.

Дзирт догадался, что сделал Энтрери.

«Но пусть будет так», – подумал он.

Жизнь – сложная штука.

Глава 28 Снега глубоки, и леса безмолвны

Айвен Валуноплечий в блаженном уединении отдыхал в гамаке на террасе, выходившей на безлюдный двор Дворца Плюща. Начался первый месяц лета Года Торжествующих Лордов Рун, или 1487 года по летоисчислению Долин. Внизу, в саду, в чудесном саду Пенелопы Гарпелл, чирикали птицы, жужжали колибри, радостно гудели пчелы.

Эти сады выглядели лучше, чем когда-либо прежде, и все благодаря трудам искусного садовника, брата Айвена, который ежедневно возился среди растений, прыгал по дорожкам, пел, колдовал и бормотал, чирикал и плясал вместе с птицами, пчелами, белками и деревьями.

Да, даже с деревьями, которые, отвечая на его призыв, оживали и тоже начинали танцевать, к немалой тревоге Айвена.

Но, в конце концов, в этом заключалось ремесло Пайкела, его работа. А в работу Айвена входило стоять – точнее, лежать – на страже у дверей помещения, недавно пристроенного к задней стене особняка. Вход в помещение обрамляли три длинные узкие каменные балки: две стояли вертикально, третья лежала сверху, поперек.

– Пайкел! – раздался голос Кэтти-бри. – Иди сюда. Нехорошо заставлять короля Бренора ждать.

– О-о-ой! – отозвался Пайкел.

Айвен вывалился из гамака и поправил свои доспехи и нарядную одежду. Поплевав на пальцы, он пригладил растрепавшиеся волосы.

Спустя несколько минут появились Кэтти-бри и Дзирт; Дзирт был облачен в обычные черные кожаные доспехи и плащ, зеленый, как листья деревьев, а на поясе у него висело оружие. Рядом с ним шагала Гвенвивар, и вид ее заставил Айвена хихикнуть – он знал, что огромная черная кошка обожает дразнить короля Бренора.

Однако взгляд дворфа лишь ненадолго задержался на Дзирте и волшебной кошке. При виде Кэтти-бри в белых одеждах и черной кружевной шали он затаил дыхание от восторга.

«Какая прекрасная пара!» – подумал он. Дворф надеялся, что передаваемые шепотом слухи имеют под собой основания.

Вскоре прибежал и Пайкел, грязный, взъерошенный; он хохотал, и причина его веселья стала ясна через минуту, когда подошли Пенелопа Гарпелл и старый Киппер. За ними следовали два парящих диска с бочонками лучшего вина производства Широкой Скамьи. Этот напиток являлся плодом многолетних усилий Пенелопы, направленных на развитие местного виноделия.

Дзирт и Кэтти-бри, увидев женщину, обменялись улыбками и кивнули друг другу; этот безмолвный разговор не ускользнул от внимания Айвена. Пенелопа тоже потрясающе выглядела в великолепном синем платье, которое плотно облегало фигуру и подчеркивало ее соблазнительные изгибы.

Айвен, подобно Дзирту и Кэтти-бри, не бывал в Гаунтлгриме уже несколько декад, но Пенелопа часто посещала подземный комплекс; она работала вместе с Громфом и другими магами, которые в свое время контролировали «извержения» Предвечного. Поговаривали, что они трудятся над каким-то новым проектом, о котором пока ничего не было толком известно.

– Вы уверены, что мне можно уйти? – спросил Айвен.

– Портал прекрасно охраняется с другой стороны, – сказала ему Кэтти-бри. – На одну ночь ты можешь его оставить, ничего страшного не случится.

Она обернулась к Пенелопе с вопросительным выражением на лице.

Женщина спокойно кивнула и, подойдя к двери, жестом попросила Айвена открыть замок.

– Громф уверен, – сообщила Пенелопа остальным, прежде чем войти.

– И я тоже, – добавил Киппер, напомнив им всем, что именно он возглавлял этот «проект» с участием Предвечного. Собственно говоря, подобная магия была его специальностью.

– Значит, идем, – подтвердила Пенелопа, и в руке ее откуда-то возник лист пергамента – хотя Айвену оставалось лишь догадываться, где она могла прятать его в этом открытом облегающем платье. Она откашлялась и начала читать загадочные магические слова.

Пергамент был написан на древнем, почти забытом языке дворфов Делзун, основавших Гаунтлгрим, но Айвен уловил слова, означавшие «друг» и «союзник», а также упоминание верности «клану и народу».

Основания вертикальных камней начали светиться, затем их охватило оранжевое пламя. Зрелище походило на отражение огня очага в толстом стекле, хотя камни не могли отражать свет и были совершенно непрозрачными.

Пламя поползло вверх по столбам, одновременно достигло обеих верхушек, перекинулось на поперечную балку, и огненные языки встретились посредине. В тот момент, когда огонь охватил весь портал, он вспыхнул ярче, и все, кто находился в комнате, ощутили его жар. Дверной проем заполнила огненная стена.

Рука Дзирта машинально потянулась к Ледяной Смерти.

– Вы уверены, что мы не нуждаемся в защите? – спросил он.

Старый Киппер рассмеялся. Обойдя дроу, маг шагнул прямо в охваченный огнем дверной проем и исчез; его диск вплыл туда же вслед за ним и точно так же растаял.

– О-о-ой! – произнес Пайкел, затем с удивительной силой схватил Айвена и толкнул его в огонь.

– Сегодня нас ждет веселая ночь, – пообещала Пенелопа Дзирту и Кэтти-бри, и те не собирались возражать.

Кэтти-бри сжала пальцы Дзирта и повела его в портал. Он ощутил мимолетный жар, затем головокружительное чувство, будто его уносило куда-то прочь, а в следующий миг он шагнул из точно такого же каменного портала в комнату, которая, как он знал, располагалась неподалеку от главного тронного зала Гаунтлгрима, в сотне миль от Дворца Плюща.

– Эльф! – радостно воскликнул сияющий Бренор, который ждал их там, в Гаунтлгриме. Но дворфский король тут же нахмурился: – Ба, зачем ты приволок с собой эту проклятую кошку?

– Хи-хи-хи, – не удержался Пайкел.

Дворфы проделали здесь большую работу. Стены тесной комнатки были укреплены мифриловыми пластинами, а дверь, замаскированная при помощи магии, была полностью выкована из этого сверхпрочного металла. Снаружи вход защищали подъемные решетки и новые мифриловые двери, и в коридоре, ведущем в тронный зал, дежурили стражи.

Теперь, когда магический портал заработал, дворфы хотели обезопасить его; враги, появившиеся со стороны Дворца Плюща, не продвинулись бы дальше этой комнаты.

Они вошли в тронный зал, и лицо Дзирта озарилось широкой улыбкой: сегодня дворфы устроили пир – и какой пир! Тысячи гостей уже сидели за столами, среди них было много хафлингов, в том числе Реджис, который подбежал к друзьям под руку с миловидной женщиной и наконец познакомил их с Доннолой Тополино.

– Говорили, что вы не успеете приехать вовремя, – обратилась Кэтти-бри к молодой паре. – И эта новость разбила мне сердце!

– Мы скакали во весь опор, – ответил Реджис.

– Такое путешествие требовало многочисленных приготовлений, – добавила Доннола.

Дзирт снова осмотрел зал. Взгляд его задержался на хафлингах, и он с удивлением узнал нескольких «коленоломов» из Дамары. Однако прежде чем дроу успел задать вопрос, он заметил другого гостя короля Бренора и, подтолкнув локтем Кэтти-бри, кивнул на Вульфгара.

Они снова обменялись многозначительными кивками и в этот момент поняли, ради кого так нарядилась Пенелопа.

Да, Вульфгар был здесь, и Дзирт с Кэтти-бри покосились на Пенелопу, которая уже заняла свое место поблизости от стола Бренора, рядом с Громфом.

– Вы проделали огромную работу, – произнес Дзирт, обращаясь к Бренору.

– Ба, ты еще не видел самого главного. – Дворф знаком предложил им следовать за собой и направился к выходу из зала. – Идемте, вы все, и взгляните.

Пещера за главными воротами Гаунтлгрима полностью преобразилась. Подземное озеро очистили при помощи магии и обычных орудий, и в тусклом свете фонарей, установленных на берегах, виднелись мелькавшие в воде косяки рыбы.

На перилах моста, перекинутого через озеро, сидели несколько дворфов с удочками; на воде покачивались поплавки.

На другом конце моста, на противоположном берегу озера, возвышалось новое сооружение: некая гигантская платформа, справа и слева оснащенная пандусами. Оба пандуса тянулись к дальней стене пещеры.

– Я попозже раздобуду тебе ту удочку, которую обещал, Пузан, – подмигнул Бренор. – Мы завезли сюда костяную форель из озера Мер Дуалдон.

Реджис задумчиво улыбнулся, но ни он, ни Доннола не выказали признаков удивления, и у Дзирта возникло четкое ощущение, что они сами принимали участие в подготовке сюрприза.

– Действительно, это замечательно, – оценил Дзирт.

– Ба, ты еще не видел самого главного! – повторил Бренор хвастливым тоном. Он провел гостей по мосту, под новой платформой, затем они пересекли пещеру-вестибюль, миновали сталагмиты и сталактиты, превращенные в оборонительные сооружения, и очутились около крупной стройки.

В толще горы были прорублены два новых туннеля, ведущих вверх под крутым углом.

– Скоро приедет следующая вагонетка, – объяснил Бренор, указав на левый туннель; заглянув в отверстие, его гости увидели, что там проложены рельсы, ведущие к платформе около озера. Рельсы были огорожены невысокими стенами, поэтому Дзирт и остальные не заметили их, пока Бренор не обратил их внимание на «железную дорогу». Интересно было то, что эти рельсы с левой стороны от платформы уходили под воду, и четверо гостей, ничего не понимая, лишь пожали плечами.

Но это оказалось еще не самое интересное: посмотрев направо, они увидели, что у них за спиной с платформы спускается другая линия рельсов. Но когда эти пути подходили к отверстию второго туннеля, они изгибались и дальше шли не по полу, а по потолку коридора.

– Что это? – одновременно воскликнули Дзирт и Кэтти-бри, а Реджис с Доннолой рассмеялись.

– Мы точно так же ахали и охали, – призналась Доннола.

– Ага, и очень хорошо! – заявил Бренор, подводя заинтригованных друзей к загадочному туннелю. – Я им велел подождать и не укладывать следующий участок.

В туннеле трудилась многочисленная бригада дворфов, но они стояли на потолке, вниз головой.

– Гарпеллы, – тут же догадалась Кэтти-бри.

– Точно, это была их идея, и она оказалась просто замечательной! – Бренор резко свистнул, и группа дворфов, находившихся дальше, в глубине туннеля, но стоявших не на потолке, а на полу, принялась за работу. Они завели песню и, двигаясь в такт, подняли кусок металлического рельса и понесли его в глубину коридора, туда, где заканчивалась дорога на потолке.

Потом они прибежали обратно, и появилась женщина из расы людей. Дзирт с Кэтти-бри не сразу узнали Кеннелли Гарпелл; обернувшись, женщина дружелюбно помахала им.

Затем она произнесла заклинание, и новые рельсы, которые дворфы положили на пол, «упали» на потолок и зазвенели о камень.

– Живее, ребята! – заорал руководитель бригады дворфов, и они поспешили к Кеннелли. Очутившись в зоне действия ее двеомера, они перевернулись головами вниз и «упали» на потолок с высоты примерно восьми футов. Там они принялись укладывать рельсы и укреплять их при помощи длинных гвоздей.

– У бригады всего несколько минут на то, чтобы подняться… э-э, то есть спуститься и установить рельсы на место, прежде чем закончится действие чар, – объяснил Бренор. – В лучшем случае им удается положить сотню футов рельсов в день, но Громф может укреплять их со скоростью всего десять футов в день.

– Укреплять? – переспросил дроу.

– Навечно, – с гордой ухмылкой ответил Бренор.

– Вы строите туннель, который идет вверх ногами? – недоверчиво спросил Дзирт; из четырех зрителей он раньше всех обрел дар речи.

– Точно, – подтвердил Бренор. – Называем это «Гать».

– Подожди, – вмешалась Кэтти-бри, – выходит, вагонетка может спуститься с поверхности… – Она указала на левый туннель. – Затем едет обратно, наверх, но вниз головой, и получается, что она как будто бы катится вниз с горы?

– Это легче, чем толкать ее вверх, – сказал Бренор.

Откуда-то из глубины левого туннеля послышался звон колокольчика.

– Ты бы отошла немного подальше, – посоветовал Бренор Донноле, стоявшей к путям ближе остальных.

Пол под ногами у них задрожал; несколько мгновений спустя в пещеру со скрежетом въехала вагонетка, набитая дворфами, и понеслась по рельсам к озеру. Вода брызгала из-под колес, брызги перелетали через невысокий забор, и сила трения заставила вагонетку замедлить ход так, что она не сумела подняться по пандусу на платформу. Кто-то из дворфов щелкнул рычагом, заблокировав колеса, чтобы тележка не покатилась обратно.

Дворфы, рыбачившие на мосту, подошли к приставной лестнице и поднялись на платформу; там они начали поворачивать маховики, хитроумное устройство подняло вагонетку наверх, и новоприбывшие смогли выбраться.

– О боги! – прошептал Дзирт.

– Замечательная штука, – согласился Бренор. – Сейчас придется толкать ее наверх, обратно по тому туннелю, по которому она приехала, но уж ты не сомневайся, мы закончим работу во втором коридоре еще до конца лета.

– Но как вы сумели их выдолбить? – спросил Дзирт.

Бренор покачал головой.

– Чары для прохождения сквозь стены, – объяснила Кэтти-бри и усмехнулась. – Вот зачем Пенелопа так часто наведывалась сюда в последнее время.

– Эти туннели тоже не исчезнут со временем, они на века, – добавил Бренор.

Дзирт перегнулся через низкий забор и посмотрел на дворфов, которые прикрепляли рельсы к потолку далеко в глубине туннеля. Он попытался представить себе, как едет вниз головой в вагонетке по потолку, «вверх» по крутому склону, на поверхность.

За последние несколько декад ему приходилось видеть множество странных и невероятных вещей и существ, в том числе князя Бездны и Королеву Дна Дьявольской Паутины. Он ощутил в себе объединенную мощь всех магов и воинов Мензоберранзана и высвободил невиданную энергию, чтобы уничтожить почти всесильного Демогоргона. Он пролетел через полмира на спине дракона, познакомился с человеком, который больше не нуждался в смертной оболочке, и учился у него.

И вот теперь это.

Дзирт обнаружил, что еще не утратил способности удивляться, и это весьма обрадовало его.

Бренор сидел слева от него, Кэтти-бри – справа. Вульфгар был здесь, и Реджис, и Джарлакс. Гвенвивар свернулась клубком у ног Бренора, словно давая ему понять, что ей, возможно, скоро понадобится более мягкая постель. И это несмотря на то, что дворфы были в большинстве своем не мягче каменного пола.

Почти все его дорогие друзья собрались в этом зале, они пели, провозглашали тосты, пировали, смеялись, предвкушали будущее, в котором их ждали лишь радостные события, и Дзирту показалось, что сердце его готово разорваться от счастья.

Он встретился лицом к лицу с Ллос и отверг ее. Неужели она действительно смирилась с его отказом? Но даже если она затаила на него злобу, какое это сейчас имело значение? В душе Дзирта наконец, спустя долгие годы, воцарились абсолютный мир и безмятежный покой; он нашел путь к пониманию и принятию этого мира и своего места в нем.

Он взглянул на эту странную молодую женщину по имени Ивоннель, не зная, что о ней думать. Он мысленно сравнил ее с весами правосудия, причем перед судом предстал сам Мензоберранзан, и, несмотря на то что Дзирт не был уверен в справедливости этой «судьи», он различал в ней потенциал, которого прежде не видел ни в одном дроу.

Неужели он передал ей эстафету?

Он рассмеялся над собственными мыслями и стиснул колено Кэтти-бри, просто чтобы убедиться в ее реальности, в материальной реальности. Он с трудом мог поверить в то, что только что прошел по темной дороге, погруженный в сомнения, которые теперь, после выздоровления, казались такими абсурдными. Он нашел мир и добро, он был окружен друзьями и любовью жены.

В этот миг в мозгу его вспыхнул предупреждающий огонек, и Дзирт рассмеялся, не обращая на него внимания.

В огромном зале зазвенели серебряные кубки, кувшины и кружки, и гости потребовали тоста от щедрого хозяина.

Бренор откашлялся и поднялся со стула.

– Я занят едой! – воскликнул он, и все расхохотались. – Поэтому попросил кое-кого другого выступить вместо меня.

Он шлепнулся обратно. К изумлению Дзирта, с места поднялся Реджис и, вскарабкавшись на стол, высоко поднял свой бокал.

– Мои дорогие друзья и родичи, – произнес он, собираясь с мыслями. – Для меня было огромным удовольствием объединить два своих дома, познакомить клан Боевого Молота и Компаньонов из Халла со своей второй семьей, Морада Тополино!

Хафлинги засвистели, а дворфы заорали: «Ура!»

– А также с магом Ловкие Пальцы и Доннолой, моей возлюбленной и будущей женой!

После этого объявления овации стали оглушительными.

– С Дорегардо и Шовиталем из героического отряда «Ухмыляющиеся пони»! – заорал Реджис, перекрывая восторженные крики. – С Текумсе Брайсгедлом и легендарным отрядом «Коленоломы»!

– Ура!

– С Пенелопой, и Киллерами, и всеми Гарпеллами!

– Ура!

– Вы все приглашены на нашу свадьбу! – объявил Реджис. – Все вы и весь клан Боевого Молота!

– А я, между прочим, могу и обидеться! – сердито воскликнул Джарлакс.

– И ты тоже! – ответил Реджис. – И все твои друзья из народа темных эльфов!

Последовала едва заметная пауза, но крики «Ура!» все же возобновились.

– Неужели ты решил, что можешь оставить свое оружие? – язвительно заметил Реджис, и все загоготали.

– Неужели ты решил, что оно нам понадобится? – ответил на это Громф, и лица гостей посерьезнели, но архимаг ухмыльнулся и поднял кубок.

«Новые возможности, – подумал Дзирт. – Новые возможности».

– Начнем прямо сейчас! – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Я принесу пиво! – пообещал другой.

– У нас же есть щит короля Бренора! – напомнил им третий, и стены пещеры содрогнулись от хохота.

Но Реджис внезапно нахмурился, опустил взгляд и втянул голову в плечи.

– Возможно, вы перестанете смеяться и передумаете принимать мое приглашение, потому что я должен вам кое в чем признаться – признаться в измене, – произнес он.

Наступила тишина.

Дзирт, охваченный дурными предчувствиями, пристально взглянул на друга, но Бренор перехватил его взгляд и подмигнул, чтобы его успокоить.

– В течение последних нескольких месяцев среди вас действовал мой шпион; он вел подготовку к великим переменам, которые скоро придут в ваше королевство. – Реджис сделал кому-то знак, и сидевший за одним из столов Пайкел Валуноплечий поднялся и воскликнул:

– О-о-ой!

– Наш друг и мой шпион Пайкел в эти последние месяцы находился в контакте со мной и Доннолой, он вел подготовительную работу и пообещал доставить лучшие вина на празднование нашей свадьбы. И, отведав того, что он привез нам сегодня, я окончательно перестал в нем сомневаться. – Он кивнул Пенелопе Гарпелл, и дворфы подняли шум, выкрикивая одобрительные возгласы насчет ее вина.

– Безмозглый хафлинг, неужели ты осмелился предположить, что король Бренор покинет свое королевство и трон, чтобы ехать на другой конец Фаэруна праздновать твою свадьбу? – громко спросил Джарлакс. Это прозвучало довольно грубо. Собравшиеся притихли, и лишь коварная ухмылка Реджиса подсказала Дзирту, что эта фраза была заранее придумана и отрепетирована; наемник должен был вставить ее именно во время речи Реджиса.

– Ба, никуда я не поеду! – фыркнул Бренор. – Я собираюсь спать только в собственной постели!

– Твоя постель будет ждать твою волосатую задницу в ночь после нашей свадьбы, мой друг! – пообещал Реджис.

– Вы собираетесь открыть огненный портал в Агларонде?! – в ужасе воскликнула Кэтти-бри. Создание и использование магических врат, ведущих из Гаунтлгрима в другие города или места, например, во Дворец Плюща, требовало больших усилий.

Дзирт понял, что эта реплика была искренней, не придуманной заранее.

Даже Бренор несколько побледнел при мысли о новом огненном портале.

– Один портал для тебя в Широкой Скамье, и еще один в Мифрил Халле! – упрямо воскликнул он. – Может быть, придет время и для Долины Ледяного Ветра, но не скоро.

– Ну что ж, друг мой, в таком случае нам придется перенести Морада Тополино к вам, – усмехнулся Реджис. – Весь, целиком!

Он спрыгнул со стола, и его место заняла Доннола Тополино.

– Сегодня мы объявляем о создании Виноградной Лозы, – произнесла она, – нового дома Морада Тополино у порога Гаунтлгрима, на землях, дарованных моей семье щедрым королем Бренором!

Мертвая тишина сменилась оглушительными воплями, радостными криками «ура» и звоном бокалов и кружек, которыми с энтузиазмом чокались пирующие.

– Кроме того, Виноградная Лоза будет служить базой «Коленоломам» и «Ухмыляющимся пони», которые приняли решение объединиться, чтобы совместно патрулировать Побережье Мечей от Невервинтера до Сюзейла, – объявила Доннола.

– Гать, – негромко заметила Кэтти-бри, и Дзирт хмыкнул. Действительно, эти туннели с вагонетками вели в каменистое ущелье, «заднюю дверь» Гаунтлгрима.

– Вы когда-нибудь встречали более ловких торговцев, чем группа хафлингов? – спросил Бренор. – Фокусники Доннолы способны одурачить даже Джарлакса.

– Сегодня вы пьете вино, доставленное сюда госпожой Пенелопой Гарпелл, – добавила Доннола, вызвав новый взрыв эмоций. – Она много лет занималась выведением сортов винограда, но лишь недавно ей удалось найти недостающий ингредиент, который позволяет вырастить совершенный виноград. И она согласилась поделиться этим ингредиентом с нами, чтобы вино Морада Тополино, которое будут производить в Широкой Скамье и Виноградной Лозе, знали и ценили во всех королевствах.

– Похоже, вокруг нас сплошные заговорщики, – прошептал Дзирт, обращаясь к Кэтти-бри.

– Вы спросите, что же это за ингредиент? – продолжала Доннола. Она спрыгнула со стола, поспешила к Пайкелу и расцеловала его. – Это он! – объявила она.

– Ура! – крикнул какой-то дворф, но его перебил Айвен Валуноплечий.

– Нет! – завопил Айвен, заставив всех смолкнуть. – Не «ура». – Он взглянул на улыбающегося брата и прокричал: – О-о-ой!

И все, кто был в зале, отозвались хором:

– О-о-ой!

Дзирт откинулся на спинку стула и окончательно успокоился. В его мире царили радость и добро, он был окружен друзьями и любовью.

Незадолго до рассвета Бренор объявил об окончании пира, подув в треснувший рог с серебряными накладками. Это была дань тому, кто не мог сегодня присутствовать на празднике.

Все замолчали, и в зале воцарилась торжественная тишина – знак уважения к призраку Тибблдорфа Пуэнта.

Вскоре огромный тронный зал Гаунтлгрима начал пустеть, хотя многие дворфы, наевшиеся и напившиеся до отвала, так и остались довольно храпеть под столами.

Никто не заметил призрачного облака тумана, которое проплыло по пещере мимо трона, к статуе, установленной в нише напротив королевского кресла. В лавовой оболочке, заключавшей в себе тело, еще до этого образовалась трещина, и туман просочился внутрь.

Спустя некоторое время туман вернулся; теперь он стал гуще и целенаправленно поплыл к трону дворфских богов.

Мгновение спустя на троне сидел Тибблдорф Пуэнт – но вовсе не призрак-берсерк, порожденный магическим рогом.

Вампир смотрел на собственный саркофаг и размышлял о том, существует ли какой-то путь…

Трон дворфских богов не отверг его.

Снега глубоки, леса безмолвны, если не считать скрипа и шороха обнаженных ветвей, унылого завывания северного ветра да воя биддердуу, раздающегося время от времени в чаще.

Завтра настанет первый день Года Возрожденного Народа Дворфов. О, Гвенвивар, моя дорогая подруга, никогда я с таким нетерпением не ждал наступления нового года.

И у меня есть для этого все основания: столько добра мне предстоит сделать, столько радостных событий должно произойти.

Реджис и его друзья завершат строительство своего города, Гать будет закончена, виноградники посажены, и новый союз государств северного Побережья Мечей станет еще сильнее.

Сооружение Главной башни тайного знания близится к концу; в нем принимает участие весьма разношерстная компания, включающая Эффрона, Громфа и леди Авельер. Это больше не угроза, но очередной источник стабильности; маги так тесно сотрудничают с Дворцом Плюща, что Пенелопа устроила там, в Лускане, большую «мастерскую» и библиотеку. Джарлакс продолжает преобразования в Городе Парусов, и это замечательно; дорога, по которой он идет, озарена светом надежды.

Могу ли я сказать меньшее о своем собственном будущем путешествии? Мы с тобой продолжим наше нужное и в то же время интересное дело, будем ловить оборотней-биддердуу и доставлять их во Дворец Плюща, чтобы Кэтти-бри могла помочь им контролировать хищные инстинкты и сделать оборотней более похожими на их тезку.

Мастер Афафренфер прибыл сюда позавчера, Гвен. Саван одолела его в поединке, но он в хорошем настроении, и Кейн отправил его в путь, чтобы найти меня и предложить мне знания монахов ордена Желтой Розы. И я с нетерпением жду этого глубоко личного путешествия!

Благодаря чудесному повороту судьбы я снова очутился в этом месте, издавна знакомом мне, и у меня появилась возможность вести здесь более приятную жизнь.

В месте, которое мне знакомо, но которое так сильно изменилось теперь, после того, как Компаньоны из Халла, кажется, превратились в Легионы Халла.

И их число скоро вырастет, подруга моя.

Сначала мне показалось, что у Кэтти-бри что-то с животом, но нет, дело было не в проблемах с пищеварением.

Это была ножка, Гвен, чудесная маленькая ножка, ступня моей дочери или, может быть, моего сына. Совершенная крошечная ступня.

Интересно, какие шаги сделает в своей жизни эта ножка. По каким дорогам пройдет, какие найдет приключения, что хорошего оставит после себя?

Моя дорога наконец-то привела меня домой, я окружен теми, кого люблю, кто мне дорог. И теперь я не испытываю страха. Кэтти-бри со мной, и поэтому я счастлив.

Ты со мной, и поэтому я счастлив.

Реджис поселился у порога Гаунтлгрима, и поэтому я счастлив.

Бренор стал законным королем Гаунтлгрима, Главная башня восстановлена, город дворфов надолго переживет своего первого правителя, и поэтому я счастлив.

Вульфгар тоже здесь, он все время улыбается – возможно, в один прекрасный день он станет королем Дамары, но, скорее, выберет путь приключений. И я надеюсь, что он возьмет меня с собой, и поэтому я счастлив.

А что касается Артемиса Энтрери… Я не знаю, с чего начать. Никогда не думал, что этим кончится, что я увижу его таким. Неужели он наконец узнал, что такое воздаяние и искупление? Это не мне решать, потому что я не ведал ни всей глубины его преступлений, ни тьмы, которая когда-то царила в его сердце. Но я знаю, каким он стал: человеком, который может смотреть на себя в зеркало. Человеком, который может улыбаться.

Меня самого поражает то, что он настолько небезразличен мне, – возможно, солнце действительно светит ярче после самой темной ночи, – но действительно, когда я смотрю на него сейчас, я доволен. Он пришел спасти меня, подвергнув себя огромному риску. Он остался со мной и с Реджисом в темном логове Малкантет. Мне не нужно больше уговаривать его отправиться в Порт Лласт, чтобы помочь жителям, потому что он сам предложит пойти туда со мной.

Верить в искупление – означает верить в существование надежды для каждого, в то, что самая страшная и непроглядная тьма в конце концов рассеется.

И поэтому сейчас я искренне говорю: «Артемис Энтрери, герой».

Дзирт До’Урден