Я пытаюсь подыскать слова, чтобы извиниться или хотя бы придумать какой-нибудь предлог для моего прихода сюда, но прежде, чем я успеваю что-то придумать, ярость в ее глазах гаснет, причем так быстро, что теперь я уже не совсем уверена в том, что вообще видела ее. Тем более что, когда девушка встает и идет ко мне, гнев или что там было тут же сменется выражением радушия и теплоты.
– Должно быть, ты Грейс, – говорит она по-английски с чуть заметным акцентом и останавливается примерно в футе передо мной. – Мне так хотелось познакомиться с тобой. – Она протягивает мне руку, и я ошарашенно пожимаю ее. – Меня зовут Лия, и у меня такое чувство, что мы с тобой станем очень хорошими подругами.
Это не самое странное из тех приветствий, которые были в моей жизни, – эта честь по-прежнему принадлежит Бренту Хэйворду, который, вместо того чтобы сказать «рад знакомству», вытер свои сопли о праздничное платье, в котором я впервые пошла в детский сад, но по степени странности нынешнее приветствие ушло от того детсадовского недалеко. Однако улыбка девушки так заразительна, что я невольно улыбаюсь в ответ.
– Да, я Грейс, – говорю я. – Рада познакомиться.
– О, к чему такая официальность, – мягко отвечает она и ведет меня вон из комнаты, прежде чем я успеваю сказать, что хочу оглядеть ее. Несколько секунд – и девушка уже выключила свет и закрыла за собой дверь, притом проделала это на редкость быстро.
– На каком языке ты сейчас говорила? – спрашиваю я, когда мы идем обратно, в середину библиотеки. – Это наречие какого-то из местных народов? Оно звучало так красиво.
– О нет. – Она смеется, и этот нежный, серебристый смех подходит ей как нельзя лучше. – Вообще-то я наткнулась на этот язык, когда проводила свои изыскания. Мне никогда не доводилось слышать, чтобы кто-нибудь на нем говорил, так что я даже не уверена, что правильно произношу слова.
– У него потрясающее звучание. А что это была за книга? – Как жаль, что мне не удалось увидеть ее обложку, думаю я.
– Скучная, – она небрежно машет рукой. – Эта внеаудиторная научно-исследовательская работа убьет меня. А теперь пойдем выпьем чаю, и ты расскажешь мне о себе. У тебя будет достаточно времени поговорить о занятиях, когда придется реально на них торчать.
Я решаю не говорить ей, что возможность изучать новые предметы – это единственное, что мне нравится в переезде на Аляску. Ведь в программе той государственной школы, в которой я училась в Сан-Диего, не было, например, такой темы, как охота на ведьм в странах бассейна Атлантического океана, и зачет по ней я получить не могла. Что касается чая, то это предложение кажется мне соблазнительным, особенно теперь, после того, что случилось, когда я попыталась попить «Доктора Пеппера». И еще более заманчивой представляется перспектива завести подругу в этой чертовой школе, где все смотрят на меня так, словно у меня три головы… или словно я пустое место.
– А ты уверена, что у тебя нет других дел? Я не хотела тебе мешать. Мне просто хотелось осмотреть библиотеку. Мне нравятся горгульи. Это отдает Средневековьем.
– Точно. Это все мисс Ройс.
– Дай догадаюсь. Она хипстер, да? И носит фланелевые рубашки?
– Нет, она предпочитает длинные цветастые юбки в стиле хиппи и венки из цветов.
– Теперь мне еще больше хочется с ней познакомиться. – Сейчас мы находимся не там, где в библиотеку вошла я, а в противоположной ее стороне и проходим через зону отдыха – здесь стоит несколько черных диванов с фиолетовыми декоративными подушками, на которых красуются цитаты из классических фильмов ужасов. Моя любимая – это знаменитая реплика Нормана Бейтса из «Психо» Хичкока: «Иногда мы все немного сходим с ума». Еще мне очень нравится надпись на соседней подушке: «Бойся. Очень бойся». Это взято из «Мухи».
– Мисс Ройс любит Хэллоуин и готовилась к нему. – Лия смеется. – Похоже, она тут еще не все убрала.
Ну, тогда понятно. Хэллоуин был три дня назад, но из-за всего прочего в этом году я начисто о нем позабыла, хотя Хезер потратила несколько месяцев на то, чтобы с нуля изготовить свой костюм.
Я кладу взятую мною книгу на соседний стол – вернусь за ней, когда тут будет библиотекарь, – затем Лия толкает ближайшую дверь и делает мне знак пойти впереди. Я жду, пока она выключает свет и запирает за нами дверь.
– По воскресным вечерам библиотека обычно бывает закрыта, но в этом семестре я занимаюсь самостоятельным изучением материала, и иногда мисс Ройс разрешает мне работать здесь допоздна.
– Прости, я не знала…
– Тебе нет нужды извиняться, Грейс. – Она бросает на меня взгляд, в котором сквозит легкая досада. – Откуда тебе было знать? Я просто объясняю, почему мне надо тут все запереть.
– А, тогда понятно, – говорю я, немного удивляясь тому, что она так со мной мила.
Она идет по коридору.
– Раз ты сейчас не на вечеринке, которую устроила для тебя Мэйси, твой первый день в нашей достославной школе прошел не так гладко, как ожидала твоя кузина.
Она права, но я не хочу это признавать, ведь тогда я подставлю Мэйси, спущу на нее всех собак. А ведь проблема не в ней. Во всем остальном да, но только не в не й.
– С вечеринкой все нормально – просто у меня был чересчур длинный день. И мне надо было несколько минут передохнуть.
– Кто бы сомневался. Если ты летишь не из Ванкувера или его окрестностей, то добираться сюда бывает ох как нелегко.
– Да, я точно не из Ванкувера. – Меня пробирает легкая дрожь, когда по коридору вдруг проносится ветер.
Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, откуда он мог здесь взяться, затем меня отвлекает реплика Лии:
– Аляска находится очень далеко от Калифорнии.
– Откуда ты знаешь, что я из Калифорнии? – Возможно, поэтому все и пялятся на меня – из-за исходящих от меня сигналов, ясно говорящих, что я не отсюда?
– Должно быть, Фостер упомянул эту деталь, когда говорил нам о твоем приезде, – отвечает Лия. – И надо сказать, что переехать сюда из Сан-Диего – это вообще самое стремное, что только можно себе представить.
– Это вообще стремно – переезжать куда-то из Сан-Диего, – замечаю я. – Тем более сюда.
– Несомненно. – Она окидывает меня взглядом и усмехается: – Наверное, тебе холодно в этом платье?
– Шутишь? Я мерзну с тех самых пор, как приземлилась в Анкоридже. И неважно, что на мне надето – мне было зябко и до того, как Мэйси уговорила меня одолжить у нее это платье.
– Тогда надо поскорее напоить тебя чаем. – Лия показывает кивком на лестницу впереди. – Моя комната на четвертом этаже. Поднимешься?
– О, наша с Мэйси комната находится там же.
– Ну и ладушки.
По пути к лестнице Лия показывает, где находятся различные помещения, местоположение которых мне, по ее мнению, надо знать: химическая лаборатория, зал для самостоятельных занятий, буфет. Мне хочется достать телефон и сделать в нем соответствующие заметки или, что было бы еще лучше, нарисовать карту, потому что в том, что касается ориентации в пространстве, я безнадежна. Возможно, если я сумею каким-то образом представить себе планировку этого замка, все остальное тоже встанет на свои места. И я снова почувствую себя в безопасности – впервые за очень-очень долгое время.
Наконец мы доходим до комнаты Лии, находящейся в западном крыле. Я немного удивляюсь, когда она останавливается перед единственной простой дверью в своем коридоре – а возможно, и на всем этаже, – на которой нет никаких украшений.
Должно быть, это удивление отражается на моем лице, поскольку она говорит:
– У меня был тяжелый год. И мне было не до украшений.
– Жесть. Я имею в виду тяжелый год, а не то, что на твоей двери нет украшений.
– Я так и поняла. – Она улыбается грустной улыбкой. – Мой бойфренд умер несколько месяцев назад, и все вокруг считают, что мне пора уже оправиться от его потери, но мы с ним очень долго были вместе, и мне нелегко просто взять и оставить его в прошлом. Уверена, что ты меня понимаешь.
Со дня гибели моих родителей прошел месяц, но я до сих пор нередко чувствую себя так, словно по-прежнему нахожусь в шоке.
– Да, это нелегко, – говорю я.
Каждый день, проснувшись, я целую минуту не могу вспомнить, почему испытываю это щемящее чувство.
Всю эту минуту я не помню, что их больше нет и я никогда больше их не увижу.
А потом вдруг вспоминаю, и на меня наваливается горе.
Когда вчера утром я села на самолет, это было так тяжело – тяжелее мне пришлось только тогда, когда я опознавала их тела, и, наверное, это объяснялось тем, что отъезд из Сан-Диего заставил меня еще яснее осознать, что они мертвы.
Мы с Лией какое-то время стоим в середине ее комнаты – на первый взгляд может показаться, что у нас все хорошо, но на самом деле мы обе разрушены изнутри – и просто молчим. И каждая из нас чувствует, что другой сейчас так же больно, как и ей самой.
Это странное чувство. Но оно успокаивает.
В конце концов Лия подходит к своему письменному столу, наливает в электрочайник воды из графина, щелкает выключателем, затем открывает коробку травяной смеси и насыпает ее в два ситечка.
– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спрашиваю я, хотя вполне очевидно, что она может отлично справиться со всем сама. Приятно наблюдать, как она готовит травяной чай. Это напоминает мне мою маму и то, как она заваривала в нашей кухне чай из сбора трав.
– Ну, все, – говорит она, показав кивком на ту из двух кроватей, которая превращена во что-то вроде тахты, застеленной красным стеганым пуховым одеялом и усеянной множеством ярких разноцветных декоративных подушек. – Давай садись.
Я сажусь, жалея, что на мне надето это платье, а не треники или лосины, чтобы можно было сидеть нормально. Пока вода закипает, Лия помалкивает, я тоже молчу. Довольно трудно решить, о чем еще говорить после того, как мы поговорили обо всем, начиная с мертвых языков и кончая близкими, которых мы потеряли.
Молчание все тянется, и я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Но, к счастью, чайник наконец закипает и Лия ставит передо мною чашку травяного чая.
– Этот сбор придумала я сама, – говорит она, поднеся свою чашку ко рту и дуя на нее. – Надеюсь, он придется тебе по вкусу.
– Уверена, что он классный. – Я обхватываю чашку обеими руками – наконец-то я смогу согреть пальцы! Даже если вкус травяного сбора Лии окажется ужасным, я хотя бы перестану так мерзнуть.
– Красивые чашки, – замечаю я, сделав глоток. – Японские?
– Да. – Лия улыбается. – Из моего любимого магазина в Токио, у меня дома. Мама посылает мне новый набор чашек каждый семестр. Это здорово помогает от тоски по дому.
– Класс. – Я думаю о моей собственной матери – она покупала мне новую чайную кружку каждое Рождество. Похоже, у нас с Лией в самом деле много общего.
– Ну, так как прошла вечеринка? Наверное, неважно, раз ты очутилась в библиотеке. Но ты хотя бы смогла с кем-то познакомиться?
– Ага, смогла. Они были довольно милы.
Она смеется:
– Ты совсем не умеешь врать.
– Ну, надо же быть вежливой. – Я отпиваю еще один глоток чая – у него выраженный цветочный вкус, который мне не нравится. Но напиток горяч, и этого довольно, чтобы заставить меня сделать еще один глоток. – Мне это уже говорили. Что я не умею врать.
– Думаю, тебе надо потренироваться. В Кэтмире умение лгать необходимо, иначе тут не выжить.
Теперь моя очередь смеяться.
– Ну, тогда мое дело дрянь.
– Определенно. – На сей раз в ее тоне нет ни тени шутливости, и до меня вдруг доходит, что и до этого она отнюдь не шутила.
– Погоди, – говорю я, чувствуя замешательство. – И о чем же таком важном вам тут приходится лгать?
Лия смотрит мне прямо в глаза и отвечает:
– Обо всем.