Жажда наслаждений

Глава 9

— С другой стороны, — сказал отец Элизабет за завтраком, налегая на селедку, омлет и пшеничные лепешки, — мне не нравятся намеки, которые делал Николас прошлой ночью.

— А твои намеки, которые ты делал прошлой ночью? — поинтересовалась Элизабет, сидя напротив серванта и нехотя размазывая свою порцию по тарелке.

— Я? Я ничего такого не сказал, что дало бы тебе право высказывать такие заявления. — Он многозначительно посмотрел на Элизабет. — Мы должны радоваться, что дом не сгорел, пока мы спали.

— Мы должны радоваться, что пожар не распространился, — сказала Элизабет.

— Конечно, и я так считаю. Но зачем что-то придумывать — пожары довольно часто прекращаются сами по себе. Туннель и весь подвал по большей части состоят из каменных стен и земляного пола. Нет причины предполагать, что огонь возник не по случайности. Итак. Теперь, когда мы разобрались с происшедшим инцидентом, что ты собираешься предпринимать?

— Предпринимать? Насчет чего?

— Насчет Николаса. Ты ведь знаешь, что он переселился в комнату Уильяма.

— Конечно, знаю.

— Так вот, поставь замок на смежную дверь, моя девочка. Он может решить, что у него появились некоторые привилегии — ну, знаешь, «право синьора».

Она покраснела. Разве может отец говорить такое своей дочери? Что бы он сказал, если бы узнал, что затронутый им вопрос уже давно решен?

— Ты же не хочешь, чтобы о его переселении узнал Питер? Сколько, ты думаешь, он будет ждать при таких условиях?

— Каких условиях? — воскликнула она. — Вчера ночью ты говорил нечто подобное. Я хочу знать, что ты имеешь в виду.

— Я? Я не говорил ничего такого. Я просто утверждаю, что Питер никогда не сделает тебе предложение. Даже если бы у него было такое намерение, в чем я сильно сомневаюсь, твоя доля в наследстве недостаточна, для того чтобы подвигнуть его на какие-либо действия. Я уж не говорю о твоем возрасте.

— Отец!

— Элизабет, я никогда не лгал тебе. Если бы ты была скорбящей вдовой с огромным имением, тогда совсем другое дело. Если, конечно, ты действительно любишь Питера всем сердцем, то вот тебе способ: большое имение, доход, готовность его принять… место для твоего отца…

Наконец-то выяснился мотив его действий. Он желал, чтобы все было по-прежнему. Он хотел, чтобы Николас никогда не появлялся и чтобы все имущество перешло ей. Тогда бы Питер смог на ней жениться, а он продолжал бы тратить деньги на свои нужды.

Значит, с раздражением подумала она, не секс определяет мужские поступки: всем заправляют деньги, а она с самого начала пошла неверным путем.

Вернее, она вообще не искала собственного пути; она приняла на веру слова Николаса, приняла условия сделки, приняла его деньги без малейших угрызений совести. А зачем? Из-за своего отца, который бы продолжал делать рискованные финансовые вложения в далекой стране и который даже не мог следить за ними, чтобы контролировать их расходование, пользуясь советами едва знакомых людей.

Он даже мог полагаться на такого революционера, как Виктор, общеизвестной целью которого было свержение самодержавия на его родине путем внедрения в сельские имения. Например, в ее имение.

Взамен комфорта и сохранения своих доходов она заключила сделку с Николасом. И он хорошо выполнял свою часть сделки, обучая ее вопросам мужских фантазий.

Питер ревновал и безумно желал ее, как и предсказывал Николас.

От Николаса она получала намного более дельные советы, чем от своего отца. И все равно в его глазах она была всего лишь слишком молодой вдовой со слишком низким доходом и без крыши над головой.

Если взглянуть правде в глаза, не очень привлекательная партия для дяди императора.

— Да, отец, — наконец согласилась она. — Ты прав. Было бы намного лучше, если бы Николас вообще не появлялся.

— Наконец-то ты поняла, — сказал отец. — Но я тебе ничем помочь не могу.

— Я тоже.

— Ну что ж, моя дорогая. Замужество с Питером — твоя идея. Так что не трогай меня. У меня собственные проблемы. Исполнение твоей мечты зависит только от тебя.

Зависит от нее?

Она вышла на террасу. Ранним утром вокруг суетились слуги, готовя все для завтрака, подметая полы, полируя деревянные изделия. Вдалеке престарелый садовник и его три или четыре помощника обрезали кустарники и косили лужайку.

Дым успел полностью развеяться, и только почерневшая штукатурка у входа в подвал напоминала о происшествии прошлой ночью. Но до того как первые гости спустятся на завтрак, почерневшие следы тоже исчезнут.

Слуги знали свое дело; она их хорошо натренировала.

Теперь они уже не ее слуги. Черт побери. В такие моменты она жалела, что отдала так много, получив взамен крайне мало. У нее оставалась тонкая соломинка, за которую можно было ухватиться и попробовать воскресить свою удачу: о ней знали только Уильям и она.

И Николас. Николас знал.

Но он отнесся к данному факту слишком легкомысленно, хотя даже простое упоминание о нем побудило его предложить ей нелепую сделку — соблазнить недозволенным, запретным способом.

Что, если бы она тогда ничего не сказала?

Нет, даже не надо вспоминать. Такие мысли ни к чему не приведут; было слишком поздно что-либо менять, слишком поздно жаловаться.

Оставался только один крохотный шанс все вернуть, рискованная авантюра, основанная на малейшей вероятности: она должна найти доказательство того, что Николас был рожден в результате связи его отца с первой женой Уильяма…

В то время как она будет думать, что искать и где искать, Николаса надо будет постоянно чем-то занимать.

Затишье перед бурей. Элизабет и Питер сидели на террасе и играли в карты, наслаждаясь тишиной и ласковым утренним солнцем.

Жизнь должна быть именно такой, счастливой и неторопливой, чтобы всегда было время поговорить за чашечкой чая с любимым человеком. Такой должна быть цель, задача.

Важнее ничего быть не могло. Ее отец куда-то уехал, Минна была все еще в постели, Виктор совершал конную прогулку, Николас еще не появился.

Возможно, он уже давно проснулся и теперь занимался своими делами, но на завтрак еще не спускался, что тоже было хорошо.

Элизабет не хотела говорить ни о пожаре, ни о будущем. Она чувствовала себя вполне счастливой. Если бы она могла, она бы затащила Питера в постель.

«…Если он тебя трахнет, он больше не будет тебя желать…»

Но пока он желал ее, еще как желал. Желание переполняло его. Оно было в его глазах, в том, как он наклонялся к ней, надеясь мельком увидеть ее лодыжку или выпуклую грудь.

— Может быть, тебе не стоит так по-деловому одеваться с самого утра, — заметил он. — Ты выглядишь как одна из тех мужеподобных деловых женщин, с утра спешащих в офис. Тебе наверняка уже можно не носить строгих траурных платьев, а надевать что-нибудь более удобное.

Он очень хотел фривольности в ее одежде; она тоже. Действительно, английская блузка и длинная юбка были не самым лучшим утренним нарядом.

Но она так оделась, для того чтобы осмотреть чердак, куда она распорядилась сложить все вещи Уильяма вместе с тремя его коробками бумаг, которые она собиралась изучить. Вопрос был в том, когда ей удастся добраться до чердака.

Она очень дорожила временем пребывания наедине с Питером. Спокойно. Умиротворенно. Ничто не нарушало тишину утра, лишь тихое шлепанье карт о стол и редкие комментарии, неизменно вызывающие у Питера улыбку.

Между ними все еще оставались незримая связь, желание, стремление, страсть. Если бы только она могла поддаться эмоциям…

— О, ну вы меня удивляете! — воскликнул Николас, прихрамывая, входя на террасу. — Они играют в карты, после того как сгорел Рим.

Питер бросил на Элизабет взгляд, говорящий: «Видишь? Он опять нас прерывает. Думаешь почему?»

— Не будь смешон, Николас, — сказал он, бросая карты на стол. — Все кончилось благополучно. Зачем твердить об одном и том же в такое прекрасное утро?

Николас налил себе немного горячего шоколада.

— Я просто поражен, что никто ничем не интересуется. Ни твой отец, Элизабет. Ни Питер. Ни ты. Даже ты. Я не могу понять. — На самом деле он мог. — Вы как стайка кошек. Если вы повернетесь к чему-то спиной — значит, все остальное для вас не существует.

Он тяжело опустился в кресло рядом с карточным столиком, и Питер со злостью собрал карты.

— Ладно. Пожара не было. Так, что еще нового в такое прекрасное утро? — произнес Николас.

— Грубость, — резко ответил Питер. — Главная новость сегодняшнего утра — невоспитанность. А также способность хозяина постоянно появляться там, где его не хотят видеть.

Николас выглядел ошарашенным.

— Ух ты. Я и не думал вас прерывать…

Элизабет искоса взглянула на него. Еще как думал…

— Тогда я оставлю вас наедине…

— Будьте так добры, — слащаво процедил Питер.

Он ушел, и Питер повернулся к Элизабет:

— Дорогая, ты должна что-то предпринять.

— Мне все об этом говорят, — осторожно проговорила она.

— Тебе не удалось?..

Она предупреждающе подняла руку.

— Я скажу тебе, если…

— Не то чтобы я на чем-то настаивал…

— Нет, конечно…

— Только для твоего блага. Его поведение просто невыносимо. — Питер подвинулся ближе.

— Ты даже не представляешь, — вздохнула Элизабет.

— Представляю, Элизабет. Правда, совсем немного. — Он взял ее руки в свои. — Я помогу чем смогу.

— Я знала, что смогу на тебя рассчитывать, милый Питер.

— Позволь утешить тебя.

— Одно твое присутствие уже утешает меня.

— Элизабет, ты же знаешь, что я имею в виду.

Она наклонилась к нему и коснулась его бедра.

— У нас достаточно времени, Питер.

— Если ты дотронешься до меня…

— Тогда не буду.

— А я бы очень хотел, — тоскливо произнес он.

— Я знаю, что ты чувствуешь.

— Я уже не могу, Элизабет. Доставь мне облегчение.

— Питер… Я не могу. Не здесь и не сейчас.

На самом деле она могла, но где-то на инстинктивном уровне чувствовала, что еще слишком рано. Другой мужчина на месте Питера мог бы повернуться и уйти от нее.

Но он всего лишь поднял обе руки и сказал:

— Я не буду умолять. Если не хочешь играть со мной в постели, что ж, поиграем тогда в карты.

Враги.

Пару минут он наблюдал за ними издалека. Элизабет очень хорошо держала Питера на поводке. Она не позволяла ему слишком многого, прекрасно занимая его время и свое тоже, что как нельзя лучше соответствовало его планам на сегодняшнее утро.

У него было другое занятие: осмотреть проклятую подземную комнату и выяснить, кому могло понадобиться ее поджигать и совершать на него покушение.

В подвальном тоннеле было темно и промозгло, как в могиле. Под ногами хлюпала вода, не впитавшаяся в земляной пол. Здесь все еще чувствовался запах дыма.

Тоннель вполне мог стать его могилой. Николас взял фонарь, который он повесил у входа прошлой ночью, и осветил пространство вокруг себя. Нигде, кроме той комнаты, на деревянных балках не было видно ни одного следа огня. Огонь бушевал только в небольшом помещении.

Пол покрывала масса сгоревших предметов. Он наклонился, чтобы поближе рассмотреть их, и они рассыпались от его прикосновения. Однако среди углей ему удалось обнаружить куски дерева, расплавленного воска, металла, фрагмент чашки, осколок раковины, лоскут ткани, вилку. Кто-то раньше здесь прятался. Кто и в течение какого времени? Зачем? И кому так не терпелось уничтожить следы пребывания кого-то, что поджог оказался единственным выходом?

Он бы никогда не обнаружил сгоревшую комнату, по крайней мере очень не скоро. Возможно, через много месяцев, если бы он вообще решил использовать подвал. Посещение подземелья, совершенное с Элизабет, убедило его, что здесь нет ничего интересного.

Однако одного посещения оказалось достаточно, чтобы кто-то поджег подвал. Почему?

Потому что кто-то решил, что Николас обнаружит потайную комнату?

Напрашивался вопрос: устроив пожар, кто-то пытался уничтожить улики или покушался на его жизнь?

Вполне логическое заключение.

Враги.

Четыре человека настояли на том, чтобы спуститься с ним в подвал. Все четверо были вместе, когда погасли факелы. Четверо копошились на полу, создавая неразбериху, и один из них пытался задушить его.

— Черт! — Он в сердцах пнул кучку пепла. В его сознании вырисовывалась ясная картина.

Все они выигрывали в случае его смерти.

Все. Элизабет, ее отец, Питер. Причиной, конечно, были деньги, а их всегда недостаточно для претворения в жизнь чьих-нибудь желаний.

Даже его.

Миссия была еще не завершена; он мог бы скрыться и зажить по-царски.

Со всеми деньгами… драгоценностями…

Став отличной приманкой для врага, жаждущего убийства.

Вчера, прошлой ночью, нынешним утром Элизабет готова была отдать половину всех своих доходов, чтобы иметь возможность побыть с Питером. Все было идеально: они разговаривали обо всем. Они касались друг друга. Изредка он целовал ее. Были моменты, когда они молчали, просто глядя друг на друга.

Иногда ей казалось, что он был готов сказать те слова, которые она так хотела услышать. Но даже в такие мгновения ей не терпелось оставить его, чтобы просмотреть бумаги Уильяма, сложенные на чердаке.

Однако сегодня она была фактически привязана к стулу. Если не Виктор присоединялся к их компании, то приходила Минна. Затем был ленч на террасе: холодная лососина, сырный салат, студень из цыпленка, имбирные пряники и чечевичная похлебка. После ленча Виктор отправился на прогулку, Минна ушла в свою комнату, зато пришел отец, чтобы посидеть на террасе.

Только Николас не появлялся, что немного сбивало Элизабет с толку, учитывая произошедший накануне пожар.

— Ты рассказала Питеру? — лениво спросил отец Элизабет, пытаясь подцепить на вилку кусок лосося.

— О чем?

— О том, что Николас занял комнату Уильяма.

Элизабет пристально посмотрела на отца.

— Я думала… — начала она.

Отец проигнорировал ее взгляд и перебил:

— О таких вещах ты должен знать, Питер. По-моему, его переезд все облегчает.

— Согласен, — кивнул Питер. — Комната Уильяма находится по соседству с Элизабет?

— Со смежной дверью, — добавил отец.

— Элизабет! Именно о такой возможности мы с тобой и говорили, — уточнил Питер.

— Да? — переспросила она.

Может быть, она сходила с ума? Они оба совершенно спокойно относились к тому, что Николас теперь жил рядом с ней, хотя отец ранее предупреждал ее не говорить об этом Питеру.

Питер, конечно, уже дал ей добро на использование своих женских хитростей на Николасе, но то, что они оба согласились с переездом последнего в комнату Уильяма, было невероятным.

— У тебя будет возможность периодически наведываться к нему в комнату, — сказал отец.

— Я уже как-то туда наведалась, причем безрезультатно, — напомнила ему Элизабет.

— Ну, тогда он довольно бесхитростно припрятал некоторые вещи, — ответил отец. — Теперь у него уже не получится. Потому что рядом ты, Элизабет. Не так ли, дорогая? Он должен быть лишен наследства, вот что я хочу сказать.

Она посмотрела на них обоих. Отец был готов на все; Питер подмигнул ей, будто между ними существовал заговор, а ее отец оставался в дураках.

К сожалению, он таким и был. И вся тяжесть, как всегда, ложилась на ее плечи.

— Ну, и что такого я могу обнаружить, что сможет аннулировать его права?

— Я не знаю, дорогая. Но, уверен, ты поймешь, когда найдешь.

Она обратилась к Питеру:

— Вы говорите абсолютно нереальные вещи.

— Милая, тебе предоставляется прекрасная возможность…

Да уж, она помнила предыдущую такую возможность: Николас позабавился с ней в столовой, и никакой выгоды она не получила.

— …Мы должны использовать любой повод. Шенстоун должен принадлежать тебе, — как можно убедительнее сказал Питер.

— Я даже не могу, — вмешался ее отец, — представить, каково тебе было в годы замужества с Уильямом. И после стольких лет мучений вдруг появляется какой-то… позер и все у тебя отбирает…

— Ну, хорошо, хорошо. — Не стоило злить отца, когда она сама была достаточно разгневана. — Прошло всего четыре дня. У наследника есть все права занимать комнату Уильяма. Давайте относиться к его поступку благоразумно. До тех пор пока мы не докажем обратное.

— Совершенно с тобой согласен, — сказал отец. — Но надо поторапливаться. Он начинает чувствовать себя в Шенстоуне слишком по-свойски.

Только вчера ей пришлось посетить чердак в сопровождении Николаса. Сегодня у нее появился шанс подняться туда только после полудня, хотя ей все равно пришлось сослаться на головную боль, чтобы покинуть Питера, желающего провести с ней весь день.

— Я мог бы смачивать твой лоб, — предложил он. — Мы могли бы вместе лечь в кровать.

Она с удовольствием представила себе сцену, которую предлагал Питер. Вдвоем на кровати, обняв друг друга. Обнаженные. Любящие.

Еще рано. Никакого секса.

— Нет. Нет. Я должна побыть одна в затемненной комнате, — проговорила она. Ох уж эта ложь. — Часок-другой, и я буду в порядке.

— Я пойду с тобой.

— Я спущусь к обеду, Питер. Тогда и увидимся.

Нельзя игнорировать мужчину и его пенис. Особенно когда мужчина постоянно предлагает, а она постоянно ему отказывает.

Он нахмурился.

— Я принесу тебе обед. Мы пообедаем… вместе.

— Посмотрим, как я буду себя чувствовать.

Господи, она уже и не надеялась от него отвязаться. Но он ведь так ее желал, и то, что она себя сдерживала, еще больше разжигало его страсть. Именно так и следовало его удерживать, как сказал Николас.

По крайней мере хоть что-то у нее получалось.

Но где же среди тех коробок с бумагами искать маленькую червоточину в прошлом Николаса? Перед ней стояла еще одна проблема.

Во-первых, ей понадобится не один час, чтобы просмотреть все бумаги. Во-вторых, она не могла все время сидеть на чердаке. Там было слишком темно, а пыль оседала на ее рукавах и юбке, что могло вызвать подозрения.

Необходимо было перетащить коробки в ее комнату, и, как бы тяжелы они ни были, она должна перенести их сама, да так, чтобы ее никто не увидел.

Боже, в какую историю она позволила себя втянуть? Она пробралась на чердак, схватила тяжелую коробку, торопливо пробежала по коридору, прячась за мебелью при любом звуке, затем нырнула в свою комнату.

Где же теперь прятать коробку? На доставку коробки с чердака ушел почти час. Питер мог прийти в любую минуту. Или ее отец. Или Николас.

Под кровать, быстро…

Коробка вошла с трудом, оцарапав углами великолепную деревянную отделку. Черт, черт, черт.

Послышался какой-то звук? Николас?

Ее одежда! Головная боль…

Она сорвала с себя юбку с блузкой и закинула их в шкаф. Кровать. Она должна лежать в кровати. Без халата. Он может лежать в ногах. Компресс. Есть ли у нее время? Она сбросила с себя покрывало.

Что, если сейчас войдет Николас?

Нет, он сначала постучит. Наверное.

Она нашла носовой платок, обмакнула его в кувшин на умывальнике. Вот так. Теперь осталось только…

Тук, тук…

Она нырнула в постель и набросила мокрый платок на лоб.

Черт, занавеси… Она выпрыгнула из кровати.

— Минуточку. — Она рывком задернула занавеси, залезла в кровать и натянула одеяло. — Войди-ите…

Дьявол… Ее голос прозвучал слишком энергично для страдающей головной болью.

Питер просунул голову в приоткрытую дверь.

— Ох, Элизабет, бедняжка, ты все еще лежишь. Позволь мне присоединиться к тебе.

— Не подходи, Питер. Я в порядке. Еще полчаса, и я спущусь вниз.

— Я могу тебе помочь одеться.

— Не надо. Спасибо, что проведал меня, — проговорила она намеренно холодно.

— Я знаю способ, как ты можешь выразить мне свою благодарность.

— Только не с головной болью, Питер.

— Послушай, мне не нравится, что я всегда иду у тебя на поводу.

— Но ведь ты знаешь, что со временем ты все получишь.

— Неужели?

— Больше всего на свете я хочу быть с тобой.

— Тогда почему ты медлишь?

— Не могу же я просто взять и отдаться тебе. Столько всего мешает нам.

— Ничто не может помешать мне залезть к тебе в кровать. Все остальное разрешится само собой, Но, очевидно, ты не в настроении. Что ж, используй свои возможности, Элизабет. Все возможности. Хорошо используй. — Он закрыл за собой дверь.

Предупреждение? Совет? Она сделала глубокий выдох и осторожно выбралась из кровати, чтобы запереть за Питером дверь. И еще нужно закрыть смежную дверь…

Нет…

Смеясь, на пороге стоял наполовину раздетый Николас.

— Прекрати смеяться, — раздраженно сказала она, забираясь обратно в постель. — Уходи.

— Мне больше понравилась идея Питера.

— Какая идея?

— Насчет «залезть к тебе в кровать». Он просто изнемогает от желания взобраться на тебя.

— Ты тоже, — пробормотала она, отводя взгляд. Ей с трудом удавалось не смотреть на его пах.

«Нельзя игнорировать мужской пенис…»

Господь всемогущий; его пенис нельзя было игнорировать даже при всем желании.

— Постоянно. Только не говори, что от его слов ты не намокла.

— На самом деле у него было довольно романтическое предложение: просто лечь и позволить ему войти в меня. Любая женщина загорелась бы желанием.

— У тебя напряглись соски.

— У тебя тоже.

Он был по пояс обнажен, но она могла смотреть только на его пах. Сегодня она не была готова к утехам с ним. Она даже не ожидала увидеть Николаса. В ее планы входил просмотр бумаг Уильяма. О Боже.

Что теперь делать? Нужно его отвлечь…

— Так почему бы тебе не раздвинуть ноги и не позволить мне войти? — Он начал снимать брюки.

Ей даже не нужно было его возбуждать. В тот момент, когда он сбросил штаны, она сама находилась уже на полпути к оргазму.

Почему же ей всегда приходилось ставить все с ног на голову, чтобы угодить другим?

Но такова была сделка. И лучше она будет придерживаться ее условий, чем позволит ему совать нос в ее дела.

Пропади он пропадом.

Она пожала плечами.

— Мы же заключили сделку, разве нет? Он забрался к ней на кровать.

— Да, мы заключили сделку.

Он раздвинул ее ноги, нащупывая ее дырочку через кружева кальсон, действуя в опасной близости от ее половых губ.

Она чувствовала, как он пытался контролировать свою энергию, мощь. Он держал себя в руках, водя головкой пениса по самому краю половых губ, вблизи от жара, источаемого ее возбужденной дырочкой.

Как у него все получалось? Она с уверенностью могла утверждать, что еще минуту назад совершенно не хотела его, но одно легкое движение заставило ее изнемогать от желания. Не оставалось никакого выбора, кроме как побыстрее со всем покончить.

Она изогнулась, моля его о проникновении, однако она чувствовала только самый кончик его члена, вибрирующий у входа во влагалище.

— Ты так и не надевала мои жемчужины, — произнес он. — Пожалуй, стоит тебе напомнить о них.

Он безжалостно вводил в нее кончик своего члена.

— Я тебя заставлю умолять меня, чтобы ты крепко уяснила, чей пенис тебе нужен.

— Я тебя уже умоляю…

— Еще нет… — Он поводил бедрами, продолжая удерживать внутри ее только самую верхушку члена.

Она подалась ближе к нему, пытаясь насадить себя на него поглубже.

— Нельзя.

— Но мне нужно.

Он вышел из нее и прекратил двигаться.

— Так что именно тебе нужно, моя дорогая?

— Твой пенис. Мне нужен твой пенис…

— И?..

И? И? Если он не войдет в нее сию же минуту, она закричит и соберет в своей комнате всех обитателей дома.

— И?..

— Я жду.

Он застыл на границе ее тела, готовый стремительным движением ворваться в ее плоть. Чувствовалось, что он с трудом справляется с собой, пытается не поддаться ее чарам, и она уже хотела схватить его член и силой засунуть в себя.

— И… Я хочу… Я хочу тебя…

— Да, — прорычал он и мощным движением вошел в рай.

Сегодня он совсем не намеревался заниматься любовью с Элизабет. Он просто не мог устоять перед желанием посмеяться над Питером и его джентльменством.

В Элизабет было что-то, чему он не мог противостоять. Она была слишком сексуальна, страстна и желанна.

И все же, размышлял Николас, двигаясь в размеренном темпе, какой ценой Элизабет пришлось капитулировать перед ним? Она уже получила от сделки все, что хотела: деньги, право оставаться в Шенстоуне, секс…

Она практически ничем не поступилась, а он умудрился потерять контроль над всем. Какая ошеломляющая мысль! Он взял в руку ее ладонь и какое-то время внимательно ее изучал. Красивая рука, сильная. Достаточно сильная, чтобы убить? Достаточно отчаявшаяся, чтобы попытаться?

— Врага следует знать, — проговорила она обессилевшим голосом.

Он хорошо ее изучил. Девственница Элизабет попалась ему в руки, определив тем самым свою жизнь.

Он очень хорошо ее обучил.

Женщина, открывшая для себя секс, становилась дьяволом во плоти.

Она хотела вернуть себе то, что ей раньше принадлежало.

На что она может решиться ради этого?

Переспать с врагом? Заняться сексом с любимым?

С обоими? Ни с кем?

Невозможно предугадать, кто станет твоим врагом.

— Николас, — прошептала она в пылу страсти.

— Я все еще здесь. — В постели он все еще был хозяином положения.

— Я чувствую, — послышался саркастический ответ. — Надеюсь, ты сделаешь нечто запоминающееся, пока ты там.

Такова была она! Что поделаешь? Он с силой вошел в ее усталое тело и пока небо в алмазах.