Жажда наслаждений

Глава 14

Теперь расстановка сил была ясна: с одной стороны — Николас, с другой — отец Элизабет и Питер, а Минна, Виктор и сама Элизабет придерживались середины.

И все собирались притворяться, что ничего особенного не произошло.

Интересная стратегия, учитывая, что перевес был на стороне Николаса. Почему же он просто не выкинет их вон из Шенстоуна?

Одна из причин, возможно, была в том, что он нуждался в ней, пока был ранен.

Сделка на данный момент существовала только в теории; было неизвестно, останется ли она в силе теперь, когда Элизабет уже достаточно обучена, а Николас практически вынудил Питера назвать дату свадьбы.

Она все еще не могла забыть ту сцену. А Питер вел себя так, будто ничего не произошло. Будто все решили шагнуть во времени на пару дней назад, чтобы все оказалось по-прежнему.

Боже…

«Все будет по-прежнему…»

Она все еще ждет…

Сегодня Питер пришел к ней, специально пришел к ней, чтобы они могли какое-то время побыть наедине.

— Николас решил, что выбил меня из колеи тем, что пытался выудить из меня предложение, — сказал Питер. — Он считает себя таким умным. А ведь все видят, что ему не терпится затащить тебя в постель.

Его слова немного испугали ее, нарушив прекрасную атмосферу молчаливого согласия между ними, установившуюся во время прогулки.

— Да? Все? — переспросила она.

— Разве ты не замечала? Как ты могла не заметить? У него эрекция, как у быка.

Элизабет издала невнятный звук, и Питер тут же развернул ее лицом к себе.

— Ой, я прошу прощения; мне не стоило так грубо говорить. Наверное, такое можно говорить только в мужском обществе. Но поверь мне, каждый раз, когда он нас прерывал, его член торчал, как свеча. Если бы он смог трахнуть тебя… Господи, у меня при одной такой мысли закипает кровь. Но, конечно, он не может тебя трахнуть, ведь тебе нужен я. — Он обнял ее. — Скажи мне, Элизабет. Скажи, что хочешь меня, что я тебе нужен.

— Я хочу тебя, и ты мне нужен. Сейчас нельзя было игнорировать его член;

только не после такого признания. Ее рука проскользнула ему между ног.

— Питер. Ты единственный, кого я когда-либо замечала. — Огромная ложь. — И ты всегда мне рад.

— Тогда скажи мне когда?

— Когда сможем, — прошептала она.

— Сейчас?

— Поцелуй меня, Питер.

Он подарил ей долгий, восхитительный поцелуй. Его пенис пульсировал в такт ее ласкам.

— Элизабет, ты потрясающая. Позволь мне взять тебя сейчас…

«Если он трахнет тебя, он тебя больше не захочет…»

— Продолжай целовать меня, — взмолилась она.

— Не играй со мной, Элизабет; мы уже достаточно далеко отошли от дома, — проговорил он, осыпая ее губы поцелуями. — Я могу взять тебя прямо здесь, у дерева. Я ведь вижу, что ты хочешь меня. Позволь трахнуть тебя сейчас, милая Элизабет. Тебе будет очень хорошо, и я постараюсь все сделать быстро.

Элизабет почувствовала большой соблазн. Сбылось все, что предсказывал Николас: Питер был у ее ног, и она задавала тон их отношениям.

Но немного скромности никогда не помешает. Ей нельзя выглядеть слишком жаждущей.

— Что, если нас увидят?

— Разве тебя кто-то беспокоит? — Он изнывал от желания войти в нее… его напрягшийся член настойчиво упирался в ее ладонь.

— Но, если мы хотим остаться в Шенстоуне, нам не следует…

— С меня довольно отговорок, Элизабет. Я хочу тебя немедленно.

— Я тоже хочу тебя, но…

— Никаких «но»… Я сейчас же войду в тебя. — Он задрал ей юбку. — Проклятое нижнее белье. Я думал, ты специально для меня не наденешь его.

— Я не думала сегодня о белье. После того что…

— А я всегда думаю, — пробормотал он. — Может быть, тем самым мы и отличаемся друг от друга — мужчины и женщины.

Его руки уже были у нее под ее юбкой, чего она и добивалась: Питер, практически стоящий перед ней на коленях, без сделок и задних мыслей.

— Питер, — прошептала она. Он был уже очень близок, почти там… «он больше не будет тебя хотеть»… могла ли она позволить себе рискнуть?..

Вдруг издалека донесся голос:

— Элизабет! Элизабет!

— Черт! Какого дьявола? — Питер настолько резко отдернул от нее руки, что она чуть не упала. — Если тебя зовет Николас, я убью его, и ты станешь свидетелем.

Элизабет прикрыла глаза. Вовремя? Чувствовала ли она облегчение? Он так и не взял ее; он все еще желал ее.

— Нет. Это не Николас, а мой отец. Боже правый, мой отец?!

— Его послал Николас, — ожесточенно проговорил Питер. — Я знаю.

— Ау-у… — Отец спешил через сады к нижнему полю. — Элизабе-ет…

Она помахала ему, когда он приблизился.

— Я так рад, что нашел вас сразу двоих. Мы должны поговорить.

— Нам не о чем больше разговаривать, — оборвал его Питер. — Я считаю, что мы избрали верную линию поведения с Николасом. Не обращать на него внимания, игнорировать его обвинения и его попытки контролировать нашу жизнь; таким образом заставить его уйти.

— Совершенно верно, — согласился отец Элизабет. — Поэтому становится еще более важным то, про что как-то Элизабет начала мне рассказывать. Я не забыл, моя девочка. Ты сказала, что есть некий способ.

Она застыла на месте. Неужели она могла так безрассудно поступить? Упомянуть при своем отце, чья хватка не уступала бульдожьей, что есть одна лазейка?

Но сегодня она не собиралась ничем делиться, ни временем наедине с Питером, ни тем знанием, которое можно было применить против Николаса.

— Я ошибалась. Питер встрепенулся:

— А в чем дело?

— Она сказала, что, вероятно, есть способ избавиться от Николаса…

— Элизабет? Давай же, ты должна нам сказать.

— Я не готова сейчас разговаривать.

— Почему же? — требовательно спросил отец. — Я думал, что мы все стремимся к одной цели.

— Мне нечего рассказывать. — Ее подозрения были целиком основаны на беседе с викарием. Она почему-то перестала действовать, хотя ничего, по сути, не изменилось. Ей все еще нужно опросить двух человек, перед тем как что-то предпринимать.

— Так когда мы сможем узнать? — Питер перешел на сторону ее отца и давил на нее.

— Отец, как обычно, сделал из мухи слона, — ответила Элизабет. — Мне абсолютно нечего вам рассказать. Думаю, нам нужно вернуться в дом. — Она взяла Питера под руку и практически силой заставила двигаться.

Лучше так, чем начать говорить.

— Опять нарушили наше уединение? — прошептал Питер, когда они следовали за ее отцом по направлению к дому. — Я больше не собираюсь терпеть, когда ты дразнишь мой член. Ты прекрасно знаешь, что делаешь. Так что никаких отговорок. И никаких откладываний на потом.

— Как пожелаешь, Питер, — прошептала она. — Я тоже хотела бы.

— Отлично. Возможно, теперь ты придешь ко мне, когда я захочу. — Он поцеловал ее в щеку, не переставая смотреть в сторону дома. — А вот и Николас ждет нас у дверей. Почему меня его присутствие не удивляет? Только взгляни на его пах, Элизабет. У него стоит, как столб.

— Питер, не надо…

— Я имею в виду, все мы готовы постоять за тебя, Элизабет. Но твой отец испортил нам утро, как думаешь? Я надеюсь, ты больше не будешь ничего портить. Но раз Николас здесь, я оставляю тебя с ним. Очевидно, он нас ждал с какой-то целью. Используй возможность общения с ним, Элизабет. Увидимся позже.

Она угрюмо проводила взглядом Питера, затем повернулась к Николасу:

— Ты должен находиться в постели.

— Ты тоже.

— В постели Питера, — дерзко сказала она.

— Он тебе о постели шептал на ушко? Он хочет видеть тебя рядом с собой, хотя так и не смог ничего сделать с тобой сегодня? Да, он действительно особенный. Но, с другой стороны, он же не купил тебя.

Элизабет напряглась.

— Он хотя бы не обвинял меня в убийстве.

— Перестань. Разве ты не слышала слова Минны? Я бредил.

— Ты и сейчас бредишь, если думаешь, что кто-то из нас хочет причинить тебе вред.

Он поднял руки.

— Тогда я склоняюсь перед твоим превосходящим интеллектом. У меня был шок. Произошел несчастный случай. Все просто хотят, чтобы я ушел.

— Тогда почему бы тебе не уйти? Здесь тебе делать нечего.

— Разве? Мне кажется, я здесь что-то купил.

— Ты же не будешь продолжать настаивать на выполнении сделки?

— Почему бы и нет? Ведь твой отец тратит деньги, как черноморский пират. Скоро он снова придет к тебе, когда будет подводить счета за месяц. И что с ним будет тогда, Элизабет? Пан или пропал? Тебе решать.

— Шантаж, — угрюмо проговорила она.

Разговор такого рода не стоило вести на крыльце Шенстоуна, где их могли подслушать. Но Николаса это, похоже, не волновало.

— Я и не отрицаю. Конечно, шантаж. Твое тело за его банковский счет. Твое сексуальное образование за мое удовольствие. Ничего не изменилось. Но когда придет время, ты покажешь Питеру твой маленький фокус с бусинами между ног? Покажешь, как ты возбуждаешь свои соски жемчужиной? Какое зрелище! Ему стоит посмотреть.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился и взглянул на нее.

— Или фокус останется нашей маленькой тайной? Ты не можешь отрицать, что от сделки ты получила именно то, что тебе было нужно, — с одним играешь ты, а другой играет с тобой. На твоем месте я бы сделал все, чтобы сохранить сделку в силе.

Таковы были условия: сделка оставалась в силе. Элизабет казалось, что Николас получает от нее больше выгоды, чем она. На самом деле она занималась самообманом. Факт оставался фактом: пока он наполняет счет ее отца, он должен наполнять ее.

Ей не стоило строить из себя праведницу: она была добровольной участницей. И ей очень нравилась такая сделка.

Канат над пропастью, по которому она шла, становился все тоньше и тоньше.

Необходимо было найти выход.

— Минна, дорогуша. Ты так и не вспомнила, гае могла видеть Николаса раньше? — Элизабет тихо присела позади Минны, которая уединилась в библиотеке. — Помнишь, мы с тобой говорили о том, что его отец был врачом?

Минна оторвалась от книжки и виновато посмотрела на Элизабет.

— Честно говоря, я как-то забыла обо всем, ведь произошло столько событий.

— Я надеялась, что ты вспомнила.

— Ну, ты же знаешь, как бывает: чье-то лицо выглядит знакомым, но ты не можешь вспомнить, где его видела, как бы ни старалась. У меня вертится в памяти, но на ум не приходит… Как себя чувствует Николас? Мне показалось, я видела его внизу.

— Да. Он ходит и разговаривает, как и раньше.

— Ужасный несчастный случай, — сказала Минна, снова берясь за книгу.

Элизабет начала подниматься наверх, затем передумала, осознав, что в доме стоит полная тишина.

Возможно, наступил подходящий момент для разговора с Джайлсом.

«…используй все возможности…»

Хороший совет Питера.

Джайлс, вероятно, сейчас в кладовой.

Элизабет положила ладонь на дверную ручку и застыла. А что она будет говорить?

«Что ты помнишь про ужасный скандал, который разразился в Шенстоуне из-за любовной связи мистера Ричарда с леди Дороти?»

Нет, так говорить нельзя.

Она спустилась в кухню.

Может, расспросить Кук? Элизабет уже проверила меню на сегодня, но можно внести изменения, чтобы как-то оправдать свой визит на кухню.

Нужно было что-то делать.

— Моя госпожа. — К Элизабет подошла Кук, вытирая испачканные мукой руки о передник. — Как поживает его светлость? Доволен ли он тем, как мы готовим?

— Все в порядке. Я просто хотела внести небольшое изменение в меню. Лучше снова подать морковь вместо зеленого горошка. В прошлый раз его светлость был очень доволен.

Элизабет поколебалась еще долю секунды, затем решилась:

— Могу предположить, что тебе в своей жизни приходилось готовить для очень многих людей. На моей памяти в доме редко бывало много народу. Полагаю, что во времена первой жены Уильяма дела обстояли иначе.

— А, тогда. Тогда с нами жил мистер Ричард. — Кук продолжала месить тесто. — К мистеру Ричарду приезжало много друзей. По выходным всегда находилась работа, какая-нибудь вечеринка для его друзей. Жаль, что он решил уехать.

Элизабет почувствовала, как у нее участился пульс. Зацепка!

— Он сам решил уехать?

— Ну, мистер Уильям сказал… Хотя я не могу утверждать, просто ходили слухи, моя госпожа.

— Было, наверное, ужасно.

— Я точно не знаю, моя госпожа. Я только слышала чужие разговоры, и в них нелестно отзывались о мистере Ричарде. Слова не для ушей моей госпожи.

— Я уже знаю, — мягко проговорила Элизабет. — Мистер Ричард и леди Дороти.

— Да.

— Поэтому мистер Уильям вынудил брата уехать.

— Так и было.

— А леди Дороти?

— Она тоже ненадолго уходила. Элизабет задержала дыхание. Дороти ушла после отъезда Ричарда?

«Почему?» — подумала она.

— Грустная история, — пробормотала она. Ключ?

— Но вы, моя госпожа, со временем помогли облегчить боль господина.

— Спасибо, Кук. Рада слышать.

— Всегда с удовольствием, моя госпожа.

Достаточно. Элизабет получила больше информации, чем рассчитывала узнать. Теперь у нее было нечто осязаемое, точка, от которой можно начать.

Николас чувствовал, что кризис назревал. Не нужно больших усилий, чтобы довести обстановку до кипения.

Напряженность, обида, жадность — все было сфокусировано на нем, незнакомце, который прибрал к рукам Шенстоун.

Стоило добавить еще связи с его родиной, потайную комнату; пожар, уничтоживший следы пребывания, попытку его удушения. А затем зловещие шаги и его последующее падение с лестницы.

Все случившееся подкрепляется его своевольной сделкой с Элизабет, враждебностью Питера и нечестивыми планами ее отца.

Плюс обманутый революционер, погрязший в роскоши, и идеальная гостья с ненужными воспоминаниями.

Кто эти люди?

Они все чего-то хотели. Им всем было что терять.

И они все понимали, что он не выгнал их из Шенстоуна, потому что тоже чего-то от них хотел.

Для ясной картины недоставало одного связующего звена.

Страсти накалились до предела, но ему так и не удалось вычислить своего врага.

Настало время изменить план. Или он уже изменился без его ведома? Вдруг его миссия была провалена намеренно, чтобы вывести убийцу на чистую воду?

У него было пятеро подозреваемых.

А цель оставалась прежней: выполнить миссию, получить титул и поймать убийцу…

Если убийца его не опередит.

Дороти… Почему она сразу не подумала о Дороти?

Хотя мысль, конечно, была, но как дополнение к Уильяму, а не как об отдельной личности.

Дороти. Женщина с умом, идеями и страстью. В ее характере должна была быть некая самостоятельность, для того чтобы отвергнуть Уильяма и завести интригу с отцом Николаса.

Господи, даже представить сложно — такая дерзкая, смелая и авантюрная женщина была под пятой Уильяма.

Даже в стенах Шенстоуна она сумела вести свою личную жизнь. Должно быть, у нее были друзья; она наверняка писала записки, письма, вела собственные домашние счета, покупала одежду.

Где обитала Дороти?

В комнате Уильяма? Там все вычищено до блеска, после того как она вышла замуж за Уильяма. Кроме того, была куплена новая мебель.

Элизабет не захотела спать в кровати бывшей жены Уильяма, хотя сам он был против новых покупок.

И кто теперь там спал? Человек, о котором Уильям думал меньше всего, мужчина, который, возможно, был внебрачным ребенком его брата.

Могло ли так быть на самом деле?

После того как Ричарда выгнали из Шенстоуна, Дороти тоже ушла.

Элизабет могла представить, как все было: Уильям вел себя замкнуто и не собирался ничего прощать. Должно быть, он сделал жизнь Дороти абсолютно невыносимой: во-первых, потому что она не родила ему ребенка, во-вторых, потому что у нее хватило мужества возжелать другого мужчину.

Уильям был намного старше и чувствовал себя более уязвимым.

Возможно, он и ее выгнал.

Возможно, она умерла за пределами Шенстоуна.

Возможно, Уильям спрятал ее, чтобы скрыть позор.

И уничтожил все, что принадлежало ей в доме.

То, что Элизабет необходимо было знать.

Почему она раньше никогда не интересовалась Дороти?

Она знала почему: она была поглощена Питером, только Питером, а с Уильямом старалась поддерживать ровные отношения.

Чем же она отличалась от Дороти? Она вышла замуж за старшего мужчину, а любила другого. Если бы Уильям узнал о Питере, он также вычеркнул бы Элизабет из своей жизни.

Сходство пугало.

Но Элизабет получила второй шанс, чем она и воспользовалась, принимая уроки от Николаса и одновременно пытаясь найти способ лишить его наследства.

Насколько ее план был безумен? Однако последние события показали, что ее затея казалась не лишенной смысла.

Но разве благоразумно было спать с другим мужчиной, желая Питера?

Нет, цель сделки была в том, чтобы поставить на колени двух жаждущих ее мужчин. Так и случилось, значит, жаловаться не стоит.

Дороти бы никогда не решилась на такое безумство.

Может быть, она никогда и не заводила интригу с Ричардом, ведь Элизабет узнала о ней только со слов Кук, которая сама получила информацию из вторых рук.

Такая улика могла ничего не значить.

Где же нужно искать, чтобы хоть что-то найти?

Ответ напрашивался сам собой: там, где вещи обретали значение, — на пыльном и душном чердаке.

Все шло не так, как он планировал, рождая в нем чувство раздражения и предчувствие беды.

Ему нужно было подумать и совершить нечто такое, что вывело бы его слишком спокойных гостей из равновесия. То же самое нужно было сделать с его врагом, который кружил вокруг него, выжидая подходящий момент.

Достаточно будет одного решающего удара, который поразит всех в незащищенное место и побудит врага к действиям.

Одного присутствия Николаса оказалось недостаточно, так же как и соблазна заполучить огромное сокровище. Его враг выжидал идеального случая, чтобы не оставить ему ни единого шанса.

Его врагу некуда спешить. В его распоряжении достаточно времени.

А у него совсем не было времени. Николас задержался с доставкой пакета уже больше чем на месяц, надеясь избежать дальнейшего кровопролития и захвата драгоценностей врагом.

В миссии, которую он выполнял, ему никто не помогал, агентов, которым он бы мог доверять, у него не было. Он должен был выполнить задание. Кроме него, его не мог выполнить никто.

Кому же может доверять человек? Семье? Отцу? Матери? Жене? Своей… Жене.

Стоп… …Идея…

Он в благоговении опустился в кресло. В его распоряжении находится прекрасный рычаг…

Простота задуманного им поражала. Вот что обязательно вызовет волнение и заставит их всех сразу начать действовать, все повергнет в хаос. И пробудит его врага. Он нашел!

Николасу даже не обязательно было доводить план до конца. Достаточно объявить о нем и создавать видимость некой активности. Все остальное они сделают сами. Идеальный план.

В нем было все, что нужно. Движение. Смятение.

Власть.

Все остальное разрешится само собой.

В дальнем углу чердака спертый воздух покрывал все предметы подобно пыли. В тусклом свете было сложно отыскать проход.

Чердак хранил каждый предмет обстановки со времен предков Уильяма. Одежда, которую носили поколения обитателей Шенстоуна. Все предметы имели свое место: свисали со стропил, покоились в сундуках, выстроившихся под слуховым окном и связанных между собой мышиными тропками.

Здесь царило уныние. Элизабет точно знала, где лежат бумаги Уильяма, но все, что касалось Дороти, представляло большую загадку.

Можно было воспользоваться простой логикой: ее вещи должны находится ближе к входу на чердак. Вероятно, сохранилась какая-нибудь одежда, коробки с личными вещами, возможно, ее стол, сундук, где она хранила всякую всячину.

В течение некоторого времени Элизабет просто осматривалась и думала, что сошла с ума. Она пыталась найти доказательства происхождения Николаса, хотя тот представил нотариусам настолько убедительные факты, что они передали ему имение.

При мысли об этом ее бросало в дрожь. Ею двигала не жадность. Она всего лишь хотела получить Шенстоун в единоличное пользование, чтобы не нужно было делиться ни с какими чужаками. Ей нужна была компенсация за семилетние страдания с Уильямом.

Она хотела, чтобы все стало как прежде. Глупая. Она наживет себе только еще большие неприятности.

Но… раз уж она здесь…

Элизабет подняла надо головой медный фонарь, размышляя, откуда бы начать.

Проще всего было бы начать с сундука у двери.

Она встала на колени, поставила фонарь на невысокий табурет, смахнула с сундука паутину и взялась за медные скобы.

Она открыла еще один ящик Пандоры.

Очередной день, наполненный отдыхом, чтением, игрой в карты и гулянием, подходил к концу.

Виктор и Минна находились в библиотеке, увлеченные карточной игрой. Питер читал в углу, а полусонный отец Элизабет расположился у камина.

— Мне очень приятно видеть, что мои гости хорошо проводят время, — сказал Николас. — Стоит отдать должное хозяину, если люди вокруг него настолько спокойны, что засыпают. Фредерик, не нужно вставать. А где Элизабет?

— Мы не видели ее с полудня, — ответил Питер. — А ты?

— И я не видел. Я занимался другими делами.

Все с подозрением взглянули на него.

— Жаль, что здесь нет Элизабет, — любезно проговорил Николас. — Где она может быть?

— Вероятно, задремала, — сказал Фредерик. — Она была уставшей, когда мы пришли с прогулки сегодня утром.