Жан Брюс. Детективы

Глава 1

Юбер Бониссор де Ла Бат опустился в глубокое кожаное кресло и принялся набивать свою трубку. Мистер Смит смотрел на него очень внимательно.

— Вы в форме? — спросил он наконец.

Юбер бросил на него короткий взгляд.

— Я всегда в форме, вы это прекрасно знаете… Почему вы спрашиваете?

Мистер Смит снял очки и принялся их рассматривать.

— Вам предстоит очень важное дело, — ответил он нарочито мягко, — и я не поручил бы его вам, если бы не ваши выдающиеся способности.

Юбер чиркнул спичкой и поднес ее к трубке. Пурпурные огоньки заплясали на его суровом лице, ледяные глаза уставились на мистера Смита сквозь дымок, вьющийся из трубки.

— Я вас слушаю, — просто сказал он.

Мистер Смит взял крохотный кусочек замши и принялся полировать стекла своих очков.

— Я полагаю, вы читаете газеты, — заговорил он вновь, — значит, вы должны быть в курсе той шумихи, что идет в последнее время вокруг проблемы межконтинентальных ракет.

Юбер улыбнулся.

— Каждый год в это время, — ответил он, — Пентагон распространяет сенсационную информацию о якобы существующем превосходстве Советов в вооружениях с единственной целью добиться согласия Конгресса на все запрошенные военные кредиты!

Мистер Смит согласился кивком головы.

— Верно. Но, к сожалению, в нынешнем году это так и есть: русские на шесть месяцев опережают нас в создании «абсолютного оружия». Я надеюсь, вы знаете, что такое «абсолютное оружие».

— Да. Межконтинентальная ракета, способная нести атомную или термоядерную бомбу. Скорость: в двенадцать или тринадцать раз выше скорости звука. Дальность: восемь тысяч километров. На нынешнем этапе развития науки отразить ее удар невозможно.

Мистер Смит надел очки и откинулся на спинку кресла.

— Именно. Это приблизительные характеристики нашего будущего «Атласа», который пока существует только на бумаге.

— Разве Конгресс не проголосовал за выделение миллиарда долларов только на финансирование этого проекта?

— Разумеется, но это не сокращает наших шести месяцев отставания.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Юбер холодно улыбнулся.

— Вы, — сказал он, — попросите меня съездить достать планы советской ракеты?

Мистер Смит остался невозмутимым.

— Вы угадали, старина. Это отставание может иметь слишком тяжелые последствия, чтобы не попытаться сократить его любой ценой.

Юбер затянулся, затем вынул трубку изо рта.

— Я полагаю, у вас есть план?

Мистер Смит ответил не сразу.

— Разумеется, — сказал он наконец, не переставая смотреть Юберу прямо в глаза. — Новая русская ракета, которая соответствует нашему будущему «Атласу», называется «Пурга», что означает «Буря». Испытательные лаборатории «Пурги» находятся в Сталинабаде, в Таджикистане, недалеко от Афганистана. Туда вы и отправитесь.

— В Сталинабад?

— Да.

— Каким образом?

— Вас отвезут на самолете до Балха, маленького городка на севере Афганистана. Вы пересечете границу пешком с помощью наших людей. На той стороне вас подберет грузовик, чтобы довезти до места назначения.

Широкая улыбка Юбера открыла его волчьи зубы.

— То есть, если я правильно понимаю, это детские игрушки?

Мистер Смит не воспринимал этот вид юмора. Он холодно ответил:

— Почти, но не будет лишним предостеречь вас против этой внешней легкости.

Юбер на мгновение спросил себя, не смеется ли тот над ним. Он не успел решить эту деликатную проблему, так как мистер Смит продолжил:

— Вы слышали о Луиджи Монтелеоне?

Юбер задумался:

— Специалист по ракетам из команды Вернера фон Брауна[4]?

— Совершенно верно. Вы знаете его историю?

— Я знаю, что он смотался на ту сторону год или два назад, так?

— Скоро два года. Луиджи Монтелеоне был очень крупным ученым…

— Он умер?

— Нет… Фон Браун считал его одним из лучших своих сотрудников, если не самым лучшим. Сейчас он находится в Сталинабаде, работает под руководством профессора Шкловского, знаменитого специалиста в радиоастрономии.

— Ну и что? — спросил Юбер, — вы хотите, чтобы я съездил попросить у Монтелеоне результаты работ группы профессора Шкловского?

Впервые с начала разговора мистер Смит улыбнулся. Очень легко.

— Совершенно верно.

Юбер язвительно рассмеялся.

— Очень смешно! И как, вы думаете, он меня примет?

— Я думаю, что он примет вас очень хорошо… По той простой причине, что уехал туда с нашего благословения.

Юбер подскочил:

— Что? Вы хотите сказать, что Монтелеоне уехал по вашему приказу?

Мистер Смит махнул жирной рукой и поправился:

— Ну не совсем по нашему приказу. На самом деле его обхаживал один из его кузенов, агент Центра[5], который, попытавшись уговорить его добром, перешел потом к шантажу и угрозам. Напуганный Монтелеоне рассказал об этом деле службе безопасности базы Хантсвилл, где он работал вместе с фон Брауном… Мы могли бы арестовать слишком предприимчивого кузена, но нам пришла в голову другая мысль. Нам был нужен наблюдатель у противника. Я попросил Монтелеоне сыграть эту роль. После долгих колебаний он согласился. Он держал нас в курсе всех переговоров, которые затем вел с Центром при посредничестве кузена. Я сам отобрал секретную информацию, которую он унес в качестве «приданого». Все прошло наилучшим образом.

Юбер живо заинтересовался:

— И с тех пор он вам регулярно поставлял информацию о работах русских?

Мистер Смит отрицательно покачал головой.

— Нет, Монтелеоне не давал о себе знать. Но, сохраняя молчание, он только выполнял мои приказы. Я сказал ему, что сам пришлю «курьера». Все детали будущего контакта были разработаны до его отъезда; он заучил их наизусть.

— Будем надеяться, что он их не забыл, — сказал Юбер с ноткой сарказма в голосе.

— Если бы я не думал, что ему можно доверять, я бы не стал так рисковать.

— Я прекрасно понимаю, но за два года измениться может любой. Может быть, этот парень вовсе не будет рад меня увидеть.

— Эта возможность предусмотрена инструкциями, которые будут вам переданы.

— Прекрасно.

— Повторяю вам: это исключительно важное дело. Мы не можем отстать от противника. К тому же, наша ракета «Атлас» не будет абсолютно неотразимой, потому что управляется по радару. На короткое время волны радара возможно сбить. Профессор Шкловский, специалист в радиоастрономии, изучает систему управления при помощи волн, излучаемых солнцем и звездами. Мы думаем, что он добился хороших результатов, и нужно, чтобы Монтелеоне дал нам эти материалы.

Юбер задумчиво смотрел на легкий голубой дымок, поднимающийся из трубки.

— Вы думаете, что они воспользовались «Пургой» при их последнем взрыве водородной бомбы?

Мистер Смит пожал плечами:

— Мы знаем только, что эта бомба взорвалась в стратосфере, но нам неизвестно, нес ли ее «Гром» или «Пурга».

— Что такое «Гром»?

— Ракета дальностью три тысячи километров, она уже стоит на вооружении; эквивалент нашего «Снарка». Многочисленные пусковые установки «Грома» уже установлены от севера до юга Центральной Европы и угрожают всем базам НАТО. Чтобы успокоить вас, я могу сказать, что вооружение «Снарком» наших войск, расквартированных там, идет полным ходом.

Юбер поморщился:

— Я не считаю, что это может успокоить. В один прекрасный день все эти ракеты стартуют сами по себе, и будет конец света.

Мистер Смит внимательно посмотрел на него.

— Если вы хотите этого избежать, старина, постарайтесь привезти нам планы «Пурги». Вы же знаете, что равновесие сил — самая надежная гарантия мира… В данный момент весы опасно склоняются в одну сторону.

— Хорошо! — сказал Юбер. — Я этим займусь.

Мистер Смит поправил на носу очки.

— В апреле, — сказал он, — все немецкие ученые — специалисты по ракетам, соберутся в Мюнхене на рабочую встречу, организованную НАТО. Я надеюсь, что к этому времени вы вернетесь с добычей.

— Когда я должен ехать?

— Через три недели. Я хочу, чтобы вы прошли стажировку в наших ракетных испытательных лабораториях в Хантсвилле, в Алабаме, чтобы освоиться в данной области. Вами займется сам директор лаборатории Вернер фон Браун. Нужно, чтобы вы достаточно разбирались, на случай, если Монтелеоне не сможет передать вам уже готовую работу.

Юбер встал, чтобы выбить пепел из трубки в хрустальную пепельницу, стоящую на столе.

— Как прикажете. А вы подумали, что я не так уж хорошо знаю русский? Это непростой язык. Я могу на нем читать, понимаю, но в том, что касается разговорной речи… скажем, что я лопочу.

— Я об этом подумал, — ответил мистер Смит, — это не имеет значения.

— Да?!

— Важно ваше великолепное знание немецкого.

Юбер поднял брови и сел, помахивая трубкой, чтобы остудить ее.

— Я не очень хорошо понимаю…

— Вы когда-нибудь слышали о шпетах?

— Никогда. Что это такое?

— Шпеты — это немецкие подданные, эмигрировавшие на Украину в восемнадцатом веке, в царствование Екатерины II. Идея заключалась в том, чтобы немцы научили чистоте и аккуратности в работе русских крестьян, но два народа не смешались. Шпеты и до сих пор сохранили свой язык и обычаи. В Сталинабаде существует колония шпетов. У нас есть среди них несколько агентов. После перехода границы вами займется шпет, и жить вы будете под видом шпета.

— Начинаю понимать.

— Итак, завтра вы отправляетесь в Хантсвилл. Фон Браун ждет вас. Одновременно продолжайте совершенствовать ваш русский, это будет полезно. Через две недели Говард передаст вам «Детальные инструкции» по вашему заданию. Перед отъездом мы встретимся с вами.

Юбер встал, понимая, что разговор закончен:

— Прекрасно. Надеюсь, все будет хорошо.

Мистер Смит тоже встал, чтобы проводить его до двери.

— Будьте уверены, мы сделаем все возможное, чтобы облегчить вашу задачу. Особо тщательно мы проработаем вопрос вашего возвращения.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Юбер с несколько иронической улыбкой. — Я буду вам благодарен.

Они пожали друг другу руки. Юбер вышел.

Глава 2

Пилот «бичкрафта» был неотесанным медведем и не открывал рта с самого взлета из Пешевара. Но Юбер не обижался. Если его спутник не был болтуном, то дело свое он, казалось, знал превосходно, а это было главным.

Ночь была темной, без луны, и густой слой облаков закрывал землю. Юбер немного жалел, что ему не пришлось увидеть грандиозной горной цепи Гиндукуш, но зато для их экспедиции погода была идеальной.

Юбер провел две очень интересные недели в обществе директора испытательных лабораторий Хантсвилла. Он узнал о ракетах почти все, что было доступно неспециалисту.

Потом он вернулся в Вашингтон и три дня работал в отделе ЦРУ, занимающемся материальным обеспечением миссий за границей. Человек, представленный ему под псевдонимом Эрнест, научил его особому акценту шпетов и нескольким устаревшим оборотам, еще используемым в их сфере.

Наконец майор Говард передал ему «Детальные инструкции» — документ в пятьдесят машинописных страниц.

В этом документе была скрупулезно проработана каждая деталь: характер и важность миссии; уже известная информация по ракете «Пурга»; специфические сведения, какие нужно добыть; псевдоним Юбера; его «легенда», то есть все, относящееся к новому персонажу, которого он должен будет изображать; псевдонимы тех, кто будет ему помогать; сведения о шпете, который встретит его на той стороне; данные о Монтелеоне; различные способы вступления в контакт с итальянским ученым; пароли; намеченный маршрут в Сталинабад; укрытия; возможности побега в случае ареста; способы передвижения и т. д.

Юберу пришлось заучить все это наизусть, поскольку он, конечно, не мог взять документ с собой. Когда он мог вспомнить все до малейшей запятой, он уничтожал листки.

Пилот, которого Юбер знал только под псевдонимом Вилли, убавил газ и слегка сдвинул штурвал. Самолет начал спускаться.

Юбер закричал, чтобы перекрыть шум мотора:

— Мы подлетаем?

Вилли что-то буркнул в знак согласия. Слой облаков быстро приближался. Юбер надеялся, что летчик имеет точные, а главное, достоверные сведения о высоте гор. Склоны Гиндукуша находились внизу, и простого возвышения в двести-триста метров могло оказаться достаточно, чтобы вызвать катастрофу.

Машина резко нырнула в облака. Юбер посмотрел направо и не увидел края крыла. Он взглянул на альтиметр: три тысячи футов, но стрелка все еще медленно ползла вниз. Полет сквозь слой облаков показался Юберу бесконечным. Вилли еще немного сдвинул штурвал, чтобы сохранить скорость спуска.

На двух тысячах футов самолет вышел из облаков. Юбер не сразу увидел землю. Когда же он ее заметил, она показалась ему жутко близкой. Дальше к северу горели огни. Балх?

Вилли немного прибавил скорость и свернул на запад. Несколько минут спустя на черном ковре земли появилась серебряная лента: несомненно, речка Балх, маленький приток Амударьи.

Пилот сделал новый поворот, на этот раз направо, к северу, вдоль течения реки. Почти тотчас впереди справа ночь прорезал луч света, погас, вспыхнул вновь…

Самолет пролетел над световым сигналом, развернулся в километре дальше. Пилот почти совсем убрал газ и начал спускаться. Юбер тщательно проверил ремни, крепко прижавшие его к сиденью. В ночной посадке всегда есть риск, а Юберу очень не хотелось, чтобы его приключение закончилось, не успев по-настоящему начаться.

Довольно сильные порывы ветра сотрясали самолет, который уже не удерживали моторы. Сигналы продолжались регулярно. Вилли включил посадочные огни. Стали видны детали рельефа почвы — невозделанная степь.

Самолет коснулся колесами земли, подскочил, шумно покатил по неровной почве и, наконец, остановился.

Юбер освободился от ремней безопасности и посмотрел на Вилли.

— Браво! — сказал он. — Вы отлично справились.

Летчик не ответил. Юбер подумал, что никогда не видел подобного медведя, но не успел углубиться в этот сюжет: к ним мчалась машина с включенными фарами.

Он открыл дверцу, спрыгнул на землю, несколько раз присел, чтобы размять затекшие ноги. Ночь была ледяной, но его прекрасно защищала одежда афганского погонщика верблюдов. Машина — американский джип — остановилась совсем рядом. Из нее вышел мужчина, остановившийся в десяти шагах; правая рука в кармане, вероятно, держит оружие. Юбер спросил:

— How old are you, Yakub?

— I shall be forty-four next month, Sahib[6].

— O'key.

Юбер прошел под ветром винта правого мотора к оставшейся открытой правой дверце. Вилли смотрел на него.

— Все нормально, — крикнул Юбер. — Спасибо, что доставили меня сюда. Счастливого возвращения.

Вилли кивнул и закрыл дверцу. Юбер быстро отошел, а пилот, не теряя времени, включил полный газ и начал взлет.

Юбер смотрел, как машина оторвалась от земли. Посадочные огни погасли, и скоро самолет исчез в ночи.

— Пойдемте, — сказал Якуб. — Не надо здесь оставаться.

Они сели в джип. Афганец закурил сигарету и предложил Юберу, но тот отказался. Машина тронулась с места и быстро укатила по неровной земле, усеянной камнями и пучками растительности. Якуб вел машину прекрасно, даже с некоторой небрежностью.

Шум делал разговор невозможным, да афганец и не выглядел болтуном. Юбер подумал о тех огромных трудностях, которые пришлось преодолеть специалистам ЦРУ, чтобы организовать его доставку к месту выполнения миссии. Пришлось связываться с большим количеством агентов вроде этого Якуба, давать им точные инструкции, устанавливать гонорары, обеспечивать секретность операции… Нелегкая работа!

Джип выехал на грунтовую дорогу, которая была немногим ровнее, чем степь, но Якуб увеличил скорость еще больше, и Юберу приходилось крепко цепляться за сиденье.

Юбер посмотрел на свои часы советского производства, которые ему выдали перед отлетом. Десять часов десять минут; воздушное путешествие длилось чуть больше трех с половиной часов. Вилли вернется на свою базу до рассвета, а число людей, знающих, чем он занимался этой ночью, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Вместе с часами Юбер получил документы: удостоверение личности на имя Хайнца Крига, водительские права, вид на жительство, выданный шпету, немецкому подданному, разрешающий проживание в Красноводске и передвижение в границах Туркменской ССР, разрешение на поездку в Сталинабад по семейным делам, трудовую книжку, несколько фотографий и писем от друзей, старые театральные билеты и т. п. Пока все это находилось в маленьком пакете, зашитом под подкладкой его пальто из бараньей кожи.

Появились огни города. Через несколько секунд Якуб остановил джип и сказал:

— Пересядьте назад, я накрою вас мешками. При въезде в город есть пост.

— Подъезжаем к Балху?

— Да.

Юбер скользнул на пол и лег, свернувшись калачиком. Афганец принялся накрывать его старыми, ужасно вонючими мешками.

— Вы думаете, этого будет достаточно?

Якуб засмеялся:

— Я знаю, как отбить у них любопытство, — ответил он. — Доверьтесь мне.

Юбер был вынужден довериться.

Он позволил себя завалить, дышал, прикрываясь рукой, чтобы хоть как-то бороться с отвратительным запахом. Машина снова поехала.

Прошло несколько минут. Юбер думал, что не сможет долго выносить непрерывные удары об металлический пол, когда заскрипели тормоза. Якуб заговорил. Ему ответили другие голоса. Они говорили на местном языке, и Юбер ничего не понял. После нескольких взрывов смеха джип отъехал.

Юбер приподнял шкуры, чтобы схватить глоток свежего воздуха.

— Можете вернуться, — сказал Якуб, не оборачиваясь.

Юбер не заставил повторять дважды. Он занял место рядом с водителем и глубоко вздохнул.

— Что вы перевозили в этих мешках?

Якуб бросил на него удивленный взгляд:

— Баранину, а что?

— Просто так.

Они были в городе. В городе, который казался вымершим. Узкие пыльные улочки, грязные ветхие дома. Машина пересекла площадь, свернула на более широкую, чем остальные, улицу, сбавила ход, проехала в открытые ворота, висевшие на разъехавшихся петлях, остановилась в густой тени четырех тутовых деревьев, ветки которых опускались на глинобитную стену, совершенно обветшавшую.

Юбер вышел. Середину двора занимал круглый фонтан. Дом справа имел два этажа и был украшен балконами из кованого железа. С другой стороны стояло низкое строение — конюшня или гараж. Якуб выключил зажигание и вышел из машины. Закричали невидимые верблюды, в ответ залаяли собаки. Афганец взял Юбера за руку и повел к дому.

— Не будем здесь оставаться. Поскорее входите.

Они вошли в широкую дверь. Якуб запер замок, потом зажег фонарь. Они находились в облезлом коридоре с полом из стертых камней. В глубине коридора виднелась деревянная лестница, по обеим сторонам двери.

— Хотите есть или пить? — спросил Якуб.

— И то, и то.

Афганец провел Юбера на кухню, зажег керосиновую лампу, разжег огонь и поставил чай. Они поели холодной баранины и сыру, сделанного из верблюжьего молока. Юбер рассматривал афганца: высокий здоровяк с грубыми чертами и блестящим взглядом. Настоящий горец. Юбер подумал, что по происхождению он, наверняка, патан. У него была горная походка и благородные движения.

— Когда вы переправите меня через границу? — спросил Юбер.

— Следующей ночью. Мы пойдем с караваном.

— Будут другие люди?

— Да.

— Это не опасно?

— Нет.

— Вы знаете, что секретность должна быть строго соблюдена?

— Знаю. Будет.

Решительно, Якуб был не более разговорчив, чем Вилли. Согрелась вода, и афганец занялся приготовлением чая.

— Вы живете здесь один?

— Нет. С женой и двумя дочерьми.

— Слуги?

— Всего один. Спит в конюшне, во дворе.

Афганец говорил на очень правильном английском. Юбер спросил, где он его выучил.

— В молодости я служил англичанам в Пешаваре.

— Пешавар… Вы патан?

— Да. Я не люблю, когда мне задают вопросы.

— Простите.

Они молча выпили чай. Потом Якуб встал.

— Я покажу вам вашу комнату. Когда рассветет не показываетесь у окна.

Юбер пошел следом за ним. Они поднялись по лестнице, ступени которой ужасно скрипели. Якуб открыл дверь, осветил своим фонарем большую пустую комнату, показал на ковер, расстеленный в углу.

— Я знаю, что вы привыкли спать на более удобных постелях, но придется довольствоваться этим.

— Это прекрасно подойдет.

— Не зажигайте свет, это очень важно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Якуб. И спасибо.

Афганец вышел и закрыл дверь. Юбер остался в темноте. Через секунду его глаза привыкли к ней, и он подошел к окну, просто защищенному решеткой, без всяких стекол.

Он посмотрел на двор с его фонтаном и тутовыми деревьями. Соседние дома были темными и тихими. Казалось, все спят. Он решил сделать то же самое и лег на ковер, который должен был служить ему постелью.

Юбер умел засыпать, когда хотел. Он прогнал из головы все мысли, расслабился и скоро провалился в восстанавливающий силы сон.

Как все, кто привык жить среди опасностей, как дикие животные, Юбер обладал шестым чувством, предупреждающим его о малейшей опасности. Он внезапно проснулся с чувством глухой тревоги, которое хорошо знал…

Он не шевелился, навострив слух, раздув ноздри. Никакого шума, никакого подозрительного запаха. Он открыл глаза. Бледный свет проникал через окно, отпечатывая на полу тени решетки. Дверь была по-прежнему закрыта.

Юбер сел, затаив дыхание, чтобы лучше слышать. Ему показалось, что он уловил шорох камешка под ногой. Это было во дворе… Он встал с кошачьей гибкостью и бесшумно подошел к окну.

Сначала он ничего не видел, потом его взгляд привык к темноте, и он заметил два силуэта, которые быстро скользили вдоль глинобитной стены в направлении конюшни.

Слуги, возвращающиеся с гулянки и боящиеся разбудить хозяев? Якуб сказал, что у него только один слуга. Юбер быстро моргнул, чтобы четче видеть. Может быть, слуга привел женщину?

Два силуэта вышли из тени забора и ясно выделялись на фоне более светлой стены конюшни. Вне всяких сомнений, это были двое мужчин в джеллабах и темных тюрбанах.

Зачем они сюда пришли? Друзья слуги? Не занимались ли они при его содействии каким-нибудь тайным делом?

Юбер смотрел, как они открывают одну из створок большой деревянной двери, и сделал вывод, что ночные визитеры не только боятся разбудить хозяев дома, но и не хотят привлечь внимание того, кто должен спать в конюшне.

Это становилось серьезным. Возможно, присутствие в доме Юбера не имело никакой связи с действиями двух неизвестных, но уверенным быть нельзя. «Если сомневаешься — воздержись», говорит пословица, но Юбер с ней не согласен. Он больше верил в немедленные действия.

Он повернулся спиной к окну, дошел до двери, открыл ее и оказался в коридоре, сожалея, что не знает, где спит Якуб. Единственным способом было позвать его. Будучи настоящим патаном, он должен спать вполглаза.

— Якуб… Якуб…

Юбер звал очень тихо, чтобы его не услышали на улице. Прошло секунд десять, потом открылась одна из дверей, скрипнула доска пола.

— Не зажигайте свет! — сказал Юбер.

— Что случилось?

Юбер направился на голос, держась за стену. Неожиданно он увидел афганца совсем рядом.

— Я слышал во дворе шум, — объяснил он. — Только что в конюшню вошли двое мужчин.

— Надо посмотреть, — сказал Якуб шепотом.

— Я иду с вами. Их двое.

— Там Гол.

— Кто такой Гол?

— Мой слуга.

— Если они нападут на него, то скрутят раньше, чем мы подойдем.

— Хорошо, идите со мной. Секунду, я возьму оружие.

Он мгновенно исчез в темноте. Юбер слышал, как он роется в каком-то сундуке, потом он вернулся. Афганец вложил ему в руку револьвер.

— Барабан полный?

— Да, вам только опустить предохранитель. Пошли.

Вдруг из темноты прозвучал женский голос. Якуб коротко ответил на своем языке. Женщина замолчала. Юбер взял Якуба за куртку, чтобы не потерять его во мраке. Они спустились по скрипучей лестнице. Якуб прошептал:

— Зайдем сзади.

Они вышли через кухню в сад, где шелестели пальмы. Юбер отпустил Якуба; снаружи было достаточно светло.

Они подошли к низкой двери в боковой стене конюшни. Якуб приложил к ней ухо, потом с тысячей предосторожностей открыл ее, провел Юбера следом за собой и закрыл дверь. Юбер вновь взялся за полу куртки афганца. Они стали тихо продвигаться в темноте. Сено на полу заглушало их шаги.

Якуб тихо открыл другую дверь, и их взглядам открылось странное зрелище. Позади полдюжины спящих верблюдов двое мужчин занимались третьим, видимо, Голом, слугой Якуба. Один из них направил луч карманного фонарика на перепуганное лицо слуги, а второй приставил к горлу несчастного острие кинжала.

Тот, кто держал кинжал, говорил приглушенным голосом, и Юбер догадался, что он ведет допрос. Якуб прислушался. Он, несомненно, хотел знать, в чем дело, прежде чем вмешиваться. Наконец, когда слуга начал говорить, Якуб потянул Юбера за рукав, давая понять, что им пора вступить в игру.

Они отошли друг от друга на несколько шагов и двинулись вперед. Человек с кинжалом казался недовольным ответом слуги. Он повысил голос. Гол закричал. Его мучитель быстро зажал ему рот свободной рукой. Из горла бедняги потекла струйка крови.

Якуб громко крикнул. Юбер не понял слов, но догадался, что афганец должен был сказать: «Руки вверх!» или что-то вроде этого. В любом случае эффект был значительным. Двое неизвестных вздрогнули, как от удара электрического тока, и повернулись лицом к вошедшим. Луч света ударил Юбера прямо в лицо. Якуб закричал:

— Пригнитесь!

Юбер сделал это инстинктивно. Нож просвистел над его головой и воткнулся в стену. Грохнул выстрел. Человек с фонарем покатился по полу. Якуб включил свой фонарь, осветил человека с кинжалом, теперь безоружного, и произнес несколько слов. Замерев, человек медленно поднял руки вверх.

Юбер быстро зашел ему за спину и обыскал.

— Ни в руках, ни в карманах ничего нет, — сообщил он.

Он бросил взгляд на того, кого убил Якуб. Пуля угодила ему в лицо. Зрелище было ужасным.

Слуга поднялся на ноги. Рана на шее была неопасна: простой укол. Он бросился к своему хозяину и стал говорить очень быстро, с большим возбуждением, указывая пальцем на своего мучителя.

Когда он закончил, Якуб перевел для Юбера:

— Они видели, как мы приехали этой ночью, и хотели узнать, кто вы.

Юбер поморщился. Начало было плохим.

— Кто они?

Якуб с презрением плюнул на пол.

— Люди, которые служат тому, кто больше платит. В зависимости от того, что они бы узнали, они предложили бы информацию тем, кого она интересует.

Проблеск надежды.

— Якуб, вы уверены, что они не работают на какую-нибудь организацию?

— Уверен. Я их знаю. Они раза два или три пытались продать информацию мне. Я их всегда прогонял.

— Вы считаете, что они пришли сюда по своей собственной инициативе, что их никто не посылал?

— Готов дать руку на отсечение.

— Я очень хочу вам верить, но думаю, что мы могли бы его допросить.

Якуб не колебался ни секунды. Он отдал приказ слуге, тот взял веревки, валявшиеся на ящике для сена, и сразу же стал связывать пленного. Потом Якуб заговорил вновь. Гол вытащил кинжал, застрявший в стене, вернулся к неизвестному и пинком свалил его на землю.

Человек был смелым. Гол сел на него верхом, угрожая кинжалом, а он даже не моргнул. Но слуга зажал ему рот левой рукой и быстрым движением выколол глаз.

Юбер был ошарашен. Из глазницы потекла кровь. Человек извивался, как сумасшедший, под слугой, крепко державшим его и по-прежнему не дававшим закричать. Подошел Якуб, невозмутимый и жестокий. Он заговорил. Юбер догадался, что он предлагает пленному рассказать, кто его послал, иначе Гол выколет ему другой глаз.

По знаку хозяина слуга снял свою руку со рта человека. Тот громко застонал, но Якуб повысил голос, и тогда человек стал быстро говорить.

Когда он замолчал, переводя дыхание, Якуб сказал Юберу:

— Все так, как я и думал. Он увидел, что вы приехали и учуял хорошее дело. Он хотел знать, кто вы.

Юбер поверил. Он довольно часто принимал участие в допросах такого рода и узнал искренний тон голоса перепуганного человека. Он мягко заметил:

— Хорошо. Но теперь надо сделать так, чтобы он не смог нам вредить. Мы не можем позволить себе отпустить его.

— Об этом не может быть и речи.

Приказ Голу — и проблема была решена. Длинное лезвие кинжала вонзилось в грудь человека и достигло сердца прежде, чем тот понял, что с ним происходит. Ужасный хрип… Конец.

Якуб повернулся к Юберу.

— Возвращайтесь спать. Я и Гол перенесем тело подальше. В Балхе смерть этих двух шакалов никого не удивит. Просто чудо, что это не произошло раньше… Рука Аллаха привела их сюда в эту ночь.

— Инх Аллах, — сказал Юбер.

Он сам тщательно обыскал одежду убитых, но не нашел ничего интересного. После этого он пошел досыпать.

Неожиданно в коридоре второго этажа перед ним возникла женщина и что-то спросила, но он не понял. Женщина приняла его за Якуба. Она убежала с громкими криками, когда заметила свою ошибку.

Юбер без особого труда вернулся в свою комнату, снова лег на ковер, служивший ему постелью, и скоро заснул.

Глава 3

Следующий день тянулся для Юбера, которого хозяин дома попросил не покидать комнату, ужасно медленно.

Как хороший мусульманин афганец даже не подумал представить Юберу свою жену или дочерей, что, может быть, помогло бы ему скоротать время, если предположить, что она или они были хорошенькими.

Все же Якуб пришел разделить с Юбером дневную трапезу. Жена афганца все утро месила тесто, и вкусный запах горячего хлеба наполнял весь дом.

За едой они обсуждали будущее Афганистана, этой необычной страны, которая, будучи больше Франции, имеет всего три шоссейные дороги и ни одной железной. Не считая единственной автобусной линии, соединяющей столицу Кабул с Пешаваром в Пакистане, единственным способом передвижения остается древний — караван верблюдов. Объект особого интереса великих держав, Мохаммед Захир-шах, стараясь ловко лавировать, принимал советский заем в три с половиной миллиона долларов, соглашался на строительство американцами гигантской плотины и автодороги, сдавал в аренду англичанам шахты, пускал в страну немецких техников и французских археологов.

Юбер и Якуб говорили также о проблеме патанов, живущих по обе стороны перевала Хайбер и испытывающих давление и со стороны Пакистана, и со стороны Афганистана. По мнению Якуба, можно всех примирить, если даровать автономию патанам, которые никогда ни у кого ничего не просили.

Потом Юбер перевел разговор на переход русской границы. Якуб признал, что она строго охраняется, но несколько человек, в том числе и он, прекрасно знают, как ее пересечь.

Прежде чем покинуть Юбера, чтобы заняться своими делами, Якуб сообщил ему, что трупы были обнаружены утром разносчиком воды на пороге одного дома на улице Тартари. Полиция начала расследование, но общее мнение таково, что обе жертвы полностью заслужили свою участь. Якуб думал, что они шантажировали многих людей в Балхе и в других местах.

Вторая половина дня тянулась невероятно долго. Юбер убивал ее, повторяя «Детальные инструкции». Он ничего не забыл: как и все крупные разведчики, Юбер обладал безупречной памятью.

Около шести часов стемнело. Вскоре после этого к Юберу пришел Якуб, и они поужинали на кухне. Женщин Юбер так и не видел.

Потом Якуб осмотрел одежду Юбера — костюм афганского караванщика — и помог ему надеть тюрбан. Затем Юбер покрасил лицо и руки. Его голубые глаза не портили дела: в Афганистане можно встретить много земледельцев со светлыми волосами и глазами. С двухдневной щетиной Юбер прекрасно вписывался в местный колорит.

Гол собрал во дворе караван: шесть верблюдов, тяжело груженных каракулевыми шкурками. Примерно в четверть восьмого караван вышел на улицы Балха.

Шесть верблюдов и три человека.

В шесть часов утра Якуб сделал знак остановиться. Рассветало. Уставший и продрогший Юбер дождался, пока верблюды лягут, чтобы прижаться к одному из них. Гол и Якуб развели огонь.

Они прошли около сорока километров по тропе, идущей вдоль реки Балх, в направлении русской границы. Сильный ледяной ветер дул всю ночь. Афганцы, казалось, не очень страдали от этого. Юберу же погода не очень нравилась.

Огонь затрещал. Светлое и высокое пламя поднялось, но тут же легло из-за ветра. Юбер оставил верблюда, чтобы побыстрее разогреть затекшие руки и ноги. Гол поставил на огонь воду, чтобы приготовить чай.

Якуб сел возле Юбера.

— Мы всего в двух часах ходьбы от границы, — сообщил он. — Мы пробудем здесь весь день. Вечером пойдем на восток, в направлении дороги, идущей к Мазари-Шарифу. Мы должны продать товар на таможенном посту, который находится в конце дороги. Вас я переправлю через границу раньше.

Юбер кивнул; впрочем, он не мог ничего возразить. Дело вел Якуб.

Они поели сыру, сделанного из смеси кобыльего и верблюжьего молока, и выпили горячего чаю. Потом они легли, прижавшись к верблюдам и накрывшись шкурами. Юбер заснул мгновенно.

Он проснулся во второй половине дня. Солнце еще светило, и было относительно тепло. Якуба не было. Гол, сидя возле холодного пепла костра, спокойно жевал зернышки кардамона.

Юбер встал, сделал несколько упражнений, заметил, что его мускулы напряжены и болят, и спустился к реке с намерением вымыть ноги.

Якуб был там. Он сидел на корточках возле воды, за скалой, и курил короткую трубку из обожженной глины. Юбер присоединился к нему. На некотором расстоянии от берега был небольшой лес, а мимо проходило большое стадо баранов. На западе горизонт закрывали сиреневые и серые холмы. На юге поднимались высокие пики Гиндукуша.

— Да будет с тобой мир, — сказал Якуб. — Мы скоро поедим и пойдем, как только стемнеет.

Юбер разулся и опустил ноги в ледяную воду.

— Тебе надо привыкнуть, — добавил Якуб. — Сегодня ночью тебе придется плыть.

Юбер об этом догадывался. В этом районе граница с Таджикистаном проходит по Амударье, и он никогда не думал, что сможет переправиться через реку по мосту.

— Бродов нет? — спросил он.

— Есть, — ответил афганец, — но их хорошо охраняют.

Ну, конечно.

— Река широкая?

— В том месте, где ты поплывешь, она широкая, а течение быстрое. Я надеюсь, что ты хороший пловец, иначе…

Юбер улыбнулся. Якуб сделал красноречивый жест, показывая, что станет с Юбером, если он плавает недостаточно хорошо.

— Я думаю, что сумею справиться, если меня не парализует холод.

— Ты натрешь тело жиром.

— А моя одежда?

— Я дам тебе бурдюк.

— Инх Аллах, — заключил Юбер.

— Инх Аллах, — повторил Якуб, поднимая руки к небу.

Юбер вымыл ноги, потом спокойно обулся. В нескольких метрах от них проплыл труп собаки, уносимый течением. Якуб начал бормотать что-то невнятное. Юбер понял, что дохлая собака, проплывшая мимо них, показалась ему дурной приметой.

Они присоединились к Голу, который опять разжег огонь в центре круга, образованного отдыхающими верблюдами. Через четверть часа они поужинали. В сумерках Юбер увидел вдалеке всадника, скакавшего на север. Якуб его тоже увидел, но ничего не сказал.

Гол погасил огонь, развеял пепел и напоил верблюдов, поевших в одно время с людьми. Уже совсем стемнело, когда маленький караван отправился в путь.

Они долго шли на северо-восток. Якуб ориентировался по звездам. Около полуночи они свернули прямо на север.

Якуб остановил караван в небольшой ложбине и сказал несколько слов Голу, тот кивнул головой в знак согласия.

— Река в получасе ходьбы на север, — сказал Якуб Юберу. — Я провожу вас один. Гол останется здесь охранять верблюдов.

Юбер простился со слугой, махнув ему рукой, и последовал за Якубом, который пошел вперед, не дожидаясь его. Скоро они вошли в густой лиственничный лес, кишащий дичью. Афганец шел с удивительной уверенностью.

Лес стал реже, потом началась степь. Мужчины потревожили табун лошадей, которые убежали с громким шумом. Якуб выругался сквозь зубы, потом успокоил Юбера.

— Если люди услышали, они могут подумать, что это сделал волк.

Они продолжали идти тем же легким и быстрым шагом. Холод был сильным, но в плотной одежде им было тепло. Наконец Якуб остановился, Юбер сделал то же самое. Река была совсем рядом, они слышали шорох течения и плеск волн о берег.

Они долго стояли неподвижно в тени кучки деревьев. Ночная птица, задев их, взлетела со зловещим криком.

Юбер заметил слабый свет довольно далеко на севере и молча указал на него Якубу.

— Это в Таджикистане, — прошептал тот. — Вам надо его избегать.

— Дорога на той стороне далеко?

— Полтора-два часа ходьбы. Будете ориентироваться по Полярной звезде. Когда выйдете на дорогу, следуйте на восток, чтобы выйти на место встречи.

Он вновь пошел, Юбер следом за ним. Вот и берег. Внизу текла вода, темная и наверняка ледяная.

— Мне переправляться здесь? — спросил Юбер без особого энтузиазма.

— Здесь не хуже, чем в другом месте.

— Раз вы говорите…

Он быстро разделся. Якуб помог ему натереть тело бараньим жиром — жуткий запах — потом собрал одежду в непромокаемый кожаный мешок, который привязал к шее Юбера.

— Инх Аллах! — прошептал он.

— Да!..

Юбер дрожал.

— Не то чтобы мне тут не нравилось, — сказал он, — но я спешу одеться на том берегу.

Они пожали друг другу руки.

— Да хранит вас Аллах.

— Мне это очень понадобится.

Юбер спустился по склону. Не может быть и речи, чтобы нырять, не зная дна. Ступив в ледяную воду, он скользнул, стискивая зубы. Дыхание перехватило. Он тут же поплыл в довольно сильном течении. Кожаный мешок тащился позади него, немного душил. Он посмотрел на небо, чтобы сориентироваться, потому что другой берег был невидим…

Он быстро плыл, стараясь шуметь как можно меньше. Холод начал проникать в него медленно, но верно. Он следил за своим дыханием и ритмом своих движений.

Якуб, возможно, остался на берегу, стараясь проследить за ним глазами, несмотря на темноту. Отличный парень этот Якуб: не болтун и надежный.

Юбер плыл уже некоторое время, ничего не видя впереди себя. Если бы не Полярная звезда, по которой он ориентировался, он бы счел, что сбился с направления, хотя течение по-прежнему било его в правый бок.

Вдруг он услышал шум мотора. Он высунулся из воды, посмотрел вверх по течению, потом вниз. Там ночь прорезал луч света. Юбер замедлил движение, чтобы лучше слышать… Корабль, возможно, быстроходный патрульный катер.

Юбер почувствовал, как что-то неприятное сжимает ему горло. Никто ему не говорил, что русские патрулируют Амударью, хотя узнать это было легко.

Катер быстро приближался, несмотря на то, что шел против течения. Его прожектор обшаривал поверхность воды, равномерно переходя от одного берега к другому. Юбер смог заметить советский берег и убедиться, что он не доплыл даже до середины реки.

Большой катер мчался к нему. Юбер подумал, что если он не нырнет, ему придется туго. Что делать?

Он перестал двигаться, не желая привлекать к себе внимание. Скоро луч прожектора достигнет того места, где он находится. Юбер схватил кожаный мешок, болтавшийся сзади, нажал на него, перевернул и сунул сверток под ноги. Так он стал дрейфовать, едва выступая над поверхностью, моля бога шпионов не покинуть его.

Яркий свет неожиданно прошел по нему, не остановившись, коснулся афганского берега, вернулся, вновь осветил его и пошел к советскому берегу. Юберу уже не было холодно, его согревала тревога. Недовольное чуф-чуф больше не приближалось. Юбер не смел посмотреть. Течение несло его головой вперед, прямо к катеру.

В следующий раз луч света прошел дальше, но Юбер по-прежнему находился в более или менее освещенной зоне и по-прежнему мог быть замечен с катера, если тот пройдет рядом.

Вдруг он услышал шум голосов и подумал, что обнаружен, но последовавший смех его успокоил. Русские пограничники шутили между собой.

Катер прошел меньше чем в двадцати метрах от Юбера, переставшего дышать на несколько ужасных секунд. Потом все закончилось.

Патрульный катер быстро удалялся. Юбер поплыл вновь, сначала медленно, потом более энергично. Его руки и ноги свело от холода, а до цели было еще далеко.

Он проплыл добрых десять минут, прежде чем заметил нечто вроде темной стены, которая, несомненно, была берегом. Ширина реки оказалась куда больше, чем он предполагал. Он уже не мог плыть дальше из-за усталости и холода.

Наконец он коснулся берега и с большим трудом выбрался на него. Он находился в прерии, в нескольких шагах от него спали животные. Юбер спросил себя, стерегут их или нет.

В любом случае он не мог оставаться здесь дрожать и стучать зубами. Он открыл мешок, достал оттуда свою сухую одежду и положенное Якубом полотенце, которым насухо вытерся.

Замерзший до мозга костей, он очень быстро оделся, положил полотенце обратно в мешок и бросил его в реку.

Итак, он был в России, точнее в Таджикской Советской республике. Сделана важная, но не самая главная часть дела. Большая игра только начиналась. С этого момента Юбер будет постоянно находиться в опасности, в смертельной опасности. Малейшая ошибка, малейший неверный шаг — и ЦРУ может вычеркнуть из числа своих сотрудников агента ОСС 117.

Он повернулся спиной к реке, снова нашел на небе Полярную звезду и ушел, широко шагая среди спящего стада.

Он наверняка намного отклонился за время переправы. На сколько? Этого он знать не мог. В любом случае, это не имело большого значения. Дорога, на которую он должен выйти, шла параллельно реке далеко западнее.

Вскоре он наткнулся на забор, через который осторожно перелез. Почва очень сильно отличалась от той, что была на афганской стороне. Здесь была не степь, а хорошо орошенные пастбища, на которых кормились многочисленные стада.

Вдруг прямо впереди него появился свет. Юбер на мгновение остановился. Может, это был тот же самый, что он заметил, когда стоял с Якубом на том берегу…

Может быть, ферма, но Юбер абсолютно не хотел встречаться с кем бы то ни было. Никакого желания устраивать себе рекламу. Он обогнул препятствие с востока, сделав большой крюк, потом вновь пошел в направлении, указываемом Полярной звездой. Он шел быстро, чтобы согреться, и кровь снова свободно циркулировала в его венах.

Он вышел на дорогу минут через сорок. Это было асфальтированное шоссе, поддерживаемое в отличном состоянии. Он двинулся по нему в восточном направлении.

Намеченное место встречи с «Рудольфом» было описано в «Детальных инструкциях» как «старая полуразрушенная часовня, расположенная на перекрестке, на обочине дороги, идущей с севера».

«Рудольф» был оперативный псевдоним Ханно Гугенбергера, шпета из Сталинабада, агента ЦРУ, который должен был встретить Юбера.

Было пять часов утра, и на востоке начинал заниматься день, когда Юбер наконец вышел на указанное место. Встреча была назначена на половину шестого.

Храм, увенчанный куполом в форме луковицы, теперь использовался как склад фуража. Юбер без труда вошел в него.

«Рудольф» должен был приехать на грузовике с запада. «Рудольф» работал шофером грузовика, что было очень удобно для его тайной деятельности. «Детальные инструкции» представляли его как спокойного парня, заслуживающего доверия, но немного обидчивого. Юберу рекомендовалось не задевать его, а главное, воздерживаться в разговоре с ним от иронии, даже дружеской.

На шоссе Юберу четыре раза приходилось прятаться в придорожной канаве из-за ехавших с запада грузовиков. Каждый раз у него мелькала мысль, что это, может быть, «Рудольф». Это было вполне возможно. «Рудольф» должен был получить инструкции по радио, но — увы! — в истории Службы известны случаи, когда ошибки при передаче или приеме вызывали настоящие катастрофы.

Юбер оставил открытой дверь церкви, в которую мог видеть значительный участок шоссе, и лег на кучу сена. Он устал от долгой ходьбы, да и переправа через Амударью тоже не прошла бесследно.

Он расслабился, мечтая о ванночке с холодной водой, в которую он мог бы окунуть натруженные ноги.

Становилось все светлее. Без двадцати шесть… Без четверти…

Ханно Гугенбергер, он же «Рудольф» должен был приехать издалека, и в опоздании на четверть часа не было ничего трагического, но Юбер устал, а когда он уставал, им овладевала тревога.

Шесть часов, рассвело, и Юбер все больше боялся быть замеченным каким-нибудь крестьянином, когда появился большой грузовик. Юбер рывком поднялся и подошел к двери. Грузовик быстро приближался. Юбер почувствовал, как забилось его сердце.

Грузовик пулей пролетел мимо, не остановившись. Юбера охватило ужасное разочарование. Он побледнел и долго стоял неподвижно. Потом он принялся ругаться и пинать ногой тяжелую дверь.

Но он очень быстро взял себя в руки и разозлился, что потерял хладнокровие. Инструкции предусматривали, что «Рудольф» может не прийти на встречу. В этом случае Юбер должен будет суметь спрятаться на день, а потом, в следующую ночь, вернуться в Афганистан, в дом Якуба, куда ему пришлют новые инструкции.

Но Юбер не имел никакого желания поворачивать назад.

Он заставлял себя успокоиться, рискнул выйти на порог посмотреть на второстепенную дорогу, откуда могла прийти опасность в лице крестьянина. Ничего нет. Насколько достигал его взгляд, местность была пуста.

Он решил подождать до половины седьмого. В случае неожиданного визита он всегда сможет спрятаться в сене… Кстати, а почему бы не спрятаться здесь на целый день? Вместо того, чтобы искать другое, очень проблематичное укрытие… Было очень маловероятно, что колхозники, использующие церковь в качестве склада для сена, придут его опустошить именно в этот день. А сена было достаточно, чтобы спрятаться от того, кто не будет все переворачивать.

Юбер принял это разумное решение, которое вернуло ему спокойствие, именно в тот момент, когда на основной дороге появился новый грузовик, едущий с запада.

Без особой надежды он вновь занял свой наблюдательный пост сзади приоткрытой двери. Но, хотя он уже не верил, произошло то, чего он ожидал…

Грузовик вдруг стал рывками сбрасывать скорость, как будто у него были неисправности. Он с трудом проехал перекресток и остановился как раз напротив церкви.

Шофер, высокий худой блондин лет сорока, одетый в очень широкие внизу брюки и куртку цвета морской волны, с фуражкой на голове, вышел из машины и открыл капот. Потом он снял фуражку, положил ее на правое крыло и закурил сигарету. Затем он задул спичку, прежде чем бросить ее в ров, и снова надел фуражку.

Именно эти жесты должен был сделать «Рудольф», чтобы его можно было узнать.

Юбер с сильно бьющимся сердцем вышел из маленького храма. Вступление в контакт всегда очень деликатный момент. Никогда не знаешь, что может произойти…

Водитель грузовика не обернулся, пока Юбер подходил. Когда тот оказался совсем рядом, он сказал, подмигнув:

— Diese Masehine ist nicht neu.

Он ничем не рисковал, говоря по-немецки, потому что мог показать свое удостоверение шпета. Юбер не мог сдержать широкую улыбку.

— Wo wohnen Sie? — спросил он.

— Wir wohnen in Stalinabad, — ответил тот. — Unser Grossvater wohnt auch in Stalinabad.

— Wie heisst du?

— Rudolf[7].

Все было сказано. Ханно Гугенбергер пожал руку Юберу, которого он знал под именем Хайнца Крига, и быстро добавил:

— Садитесь в машину и пройдите за сиденье. Вы найдете все необходимое вам в чемодане.

Юбер не заставил повторять. Он влез в кабину грузовика, перелез через сиденье и прошел назад, в узкий жилой отсек, который мог служить постелью. Там стоял чемодан. Юбер открыл его. В нем лежала одежда, похожая на ту, что носил Гугенбергер.

Юбер быстро разделся и надел новый костюм. Он почти закончил, когда немец сел в кабину.

— Вы, должно быть, думаете, где меня черти носили? — спросил он, заводя мотор.

— Я уже не надеялся вас увидеть.

— Прокол колеса, — объяснил тот. — Я потерял уйму времени. Я боялся, что вы меня не дождетесь, но потом подумал, что вы сможете остаться на складе и спрятаться на целый день.

— Так я и решил… Что делать с моими старыми тряпками?

— Положите их в чемодан. Скоро мы от них избавимся. Вы можете сесть рядом со мной, если закончили.

Юбер достал из-под подкладки своей афганской куртки документы, перелез через спинку сиденья и сел.

— Добро пожаловать в Таджикистан, Хейнц Криг, — сказал Гугенбергер напыщенным тоном.

Глава 4

Ханно Гугенбергер жил в глинобитной халупе, покрытой просмоленными досками. Перегородка разделяла помещение на две неравные части. «Вот общая комната, гостиная, столовая, кухня и т. д., а там спальня…» Пол был из утоптанной земли, мебель из простого дерева. Ханно сделал всю ее сам, за исключением кровати.

Вся деревня состояла из таких глинобитных домиков, и жили в них исключительно шпеты. По словам Ханно, немцы построили большую часть Сталинабада — нового, очень современного города, утопающего в зелени, но красивые дома предназначались русским, а шпеты должны были довольствоваться такими вот хижинами.

Они не смешивались с русскими и продолжали говорить между собой на немецком. «Неассимилируемые», — уточнил шофер, смеясь.

Ханно и Юбер проспали вторую половину дня на единственной кровати, к счастью, достаточно широкой. Когда они проснулись, уже стемнело. Они умылись, потом Ханно приготовил холодный ужин при свете керосиновой лампы.

За столом они начали серьезный разговор.

— Скоро я уезжаю в Самарканд через Кабадриан, — сказал Ханно. — Вернусь не раньше, чем через двое суток. Первый совет: не выходите днем. Второй: остерегайтесь соседей, живущих сразу справа. Девчонка очень милая и безобидная, но ее отец, Лени Хагеманн, самый любопытный человек, которого я знаю. Он повсюду сует свой нос, и я подозреваю, что он все выбалтывает. Если он узнает, что вы здесь, то наверняка попытается завязать с вами знакомство. Не смущайтесь быть грубым, если понадобится: только начните ему отвечать, и уже не отделаетесь.

— Понимаю[8]. Я понял, — ответил Юбер.

— Не говорите по-русски, этого здесь не любят. Все шпеты говорят между собой по-немецки.

— Запомню.

— Я дам вам все сведения, которые смог собрать о «Цезаре», — продолжил шофер. — Я полагаю, вы спешите?

— В делах такого рода время всегда работает против нас. Надо действовать как можно скорее. Если я смогу, то вступлю в контакт с «Цезарем» сегодня же вечером.

«Цезарь» было кодовое имя, данное в операции Монтелеоне. Между собой или в передачах агенты должны всегда употреблять псевдонимы и никогда — настоящие имена.

— Я так и думал, — сказал Ханно. — «Цезарь» работает в ракетной испытательной лаборатории, она находится в пятнадцати километрах от города, по дороге в Файзабад. О контакте в лаборатории не может быть и речи. Даже если допустить, что это возможно, в чем я сомневаюсь, это было бы слишком опасно.

— Вы правы. Не нужно лишнего риска.

— Я хорошо изучил привычки «Цезаря». Каждый вечер он возвращается к себе около восьми часов…

— Один?

— Его машину водит шофер из МВД, но это не какое-то особое обращение с ним. Его русских коллег защищают таким же образом. Иногда он выходит из машины в городе, чтобы сделать кое-какие покупки, но это бывает не каждый день, и, в любом случае, шофер выходит тоже и не теряет его из виду.

— Значит, по дороге это тоже невозможно.

— По дороге невозможно. Остается — у него дома. Дом день и ночь охраняется двумя милиционерами, смена каждые четыре часа: в восемь, в полночь и четыре часа — ночью и утром. Вилла стоит посреди сада, там легко спрятаться. У «Цезаря» есть домработница из шпетов. Зовут Мария. Но на нее вы рассчитывать не можете.

— Она живет в доме?

— Да, в мансарде. Она немного глуховата и потому не опасна. Но имейте в виду: если вы устроите шум, достаточный, чтобы разбудить ее, милиционеры с улицы услышат вас подавно.

— Как я смогу войти в дом? Не могу же я позвонить в дверь, если в двух шагах стоят легавые.

— У меня есть ключ от служебной двери.

— Браво!

— Это было очень просто. Мария не подозрительна и было детской игрой «позаимствовать» ключ у нее из сумки, пока она ходила за покупками, сделать с него отпечаток и положить на место.

— Все равно поздравляю. Хорошо, что вы подумали об этом.

Ханно Гугенбергер закурил сигарету.

— Это часть моей работы.

— Сад огорожен?

— Да. Справа, если стоять лицом к улице, стена, отделяющая сад от другой виллы. Слева она идет вдоль тропинки, ведущей к другим домам. Сзади также есть дорожка. Обычно из двух милиционеров один находится на улице, другой на задней дорожке. Время от времени они встречаются на боковой тропинке. Тем не менее, именно там вам нужно пройти. Самое лучшее, если вы некоторое время понаблюдаете за ними.

— Рутина.

Ханно достал из кармана блокнот и карандаш и стал рисовать на одной из страниц.

— Вот план дома. Вы войдете здесь… прямо на кухню. Здесь дверь. Войдете в нее и окажетесь в холле. Это столовая… Кабинет… Спальня «Цезаря»… Ванная комната… Здесь большой шкаф, который может послужить вам укрытием в крайнем случае. Дверь в погреб. Туда не ходите: это тупик… Лестница, ведущая на чердак и в комнату Марии.

Ханно вырвал листок и протянул его Юберу, который тщательно изучил план, чтобы запомнить его малейшие детали. Когда Юбер убедился, что все запомнил, он взял у своего товарища блокнот и карандаш и воспроизвел рисунок по памяти. Сличение. Прекрасно. Юбер сжег оба листка, потом тщательно раздавил пепел в стоявшей на столе пепельнице.

— Я не думаю, что «Цезарь» сможет вам дать то, что вы у него попросите. В лучшем случае вы получите это не раньше завтрашнего вечера. Мне очень жаль, что я не сумею вас эвакуировать раньше, но ничего не могу поделать. Я имею приказ не делать ничего, что может привлечь ко мне внимание; а прогуливать работу именно в этот момент… Это может навлечь на нас неприятности.

— Я с вами совершенно согласен. Не волнуйтесь из-за этого. — Юбер не мог сказать, что его инструкции предусматривали, что для возвращения он должен обратиться к другому агенту, ничего не знающему о деле.

Они разговаривали еще долго. Ханно набросал на листке бумаги общий план Сталинабада, указав Юберу основные пути, автобусные линии, стоянки такси, расположение милицейских участков, государственные здания и т. д.

В девять часов Ханно Гугенбергер простился с Юбером, пожелав ему удачи. Ханно Гугенбергер не был суеверным.

Юбер тоже.

Улица Чита, полночь.

Юбер, пришедший на полчаса раньше, легко проник в сад виллы, расположенной в пятидесяти метрах от дома Монтелеоне. Он влез на лиственницу — довольно хорошее укрытие и хороший наблюдательный пункт — и спокойно ждал, не теряя из виду милиционера, стоявшего у входа в дом итальянского ученого.

Другой милиционер приходил всего один раз, около полуночи, выйдя с маленькой дорожки. Часовые обменялись несколькими словами, потом второй ушел.

Вдруг подъехала машина. Это была серая «победа». Из нее вышли два милиционера: смена караула.

Второй милиционер появился вновь: должно быть, он услышал шум машины. Все четверо о чем-то поговорили, потом закончившие дежурство сели в «победу», а приехавшие остались на тротуаре. Машина уехала. Два милиционера оставались на месте минуты три. Они разговаривали, но Юбер не мог слышать, о чем они говорят. Потом один из них ушел к маленькой дорожке.

Все это не обнадеживало. Юбер не представлял себе, как он проникнет на виллу. Это определенно будет нелегко.

Юбер понимал, что маленькая дорожка ведет к другим виллам. Значит, доступ на нее не может быть закрыт, поскольку по ней должны ходить другие люди… Юбер решил попытаться.

У Ханно он нашел неполную бутылку «столичной» и захватил ее с собой, подумав, что она может ему пригодиться. Во время своих заданий в России Юбер часто удивлялся невероятной снисходительности, которую милиция проявляла к пьяницам. Он еще тогда подумал, что однажды это может ему пригодиться.

Он спустился с дерева, откупорил бутылку и вылил немного водки на одежду. Потом, держа бутылку в руке, он незаметно вышел на улицу.

Внезапно он выскочил из тени и, шатаясь, пересек улицу. Милиционер заметил его, но не сдвинулся с места и пропустил без слов. Поравнявшись с дорожкой, Юбер сделал сильный крен, который естественно бросил его между заборами.

Ничего не видно. Второй охранник был, несомненно, сзади. Не переставая шататься, Юбер задел плечом левую стену и остановился. Его зоркий взгляд быстро обежал стену напротив. Высота не больше двух метров и, кажется, никаких осколков стекла или других сюрпризов на гребне.

Преодолеть это препятствие было не очень трудно. Прыжок в высоту, зацепиться, подтянуться и — хоп! Десять секунд, максимум пятнадцать.

Юбер выпрямился и прижался к противоположной стене. Он собирался прыгнуть, когда на тротуаре появился милиционер и окликнул его:

— Что ты здесь делаешь?

Юбер поднял в руке бутылку, вылив на себя еще немного водки, и ответил нечленораздельным мычанием. Он развернулся, сильно стукнулся спиной о стену, поднес горлышко ко рту и сделал вид, что пьет.

Милиционер подошел, беззлобно ругая его. Привлеченный шумом, появился второй. Юбер оказался между ними.

— Где ты живешь? — спрашивали они.

Юбер ответил неопределенным жестом:

— Значит…

— Как тебя зовут?

— Значит…

— Да он же надрался!

— Покажи нам документы.

— Значит… Значит…

Пока один из милиционеров держал его, другой обыскал, нашел документы, включил карманный фонарик, чтобы прочитать.

— Хайнц Криг… Он шпет.

— А какого черта он тут делает?.. Что ты здесь делаешь?

Юбер икнул и произнес несколько бессвязных слов по-немецки.

— Во дает! — восхищенно заметил один охранник.

Юбер взял их обоих под руки и попытался увести на улицу.

— Пошли… Пошли…

Милиционеры рассмеялись.

— Ты пьян! Совершенно пьян!

— Да, председатель! Да! Значит…

Они вывели его на улицу.

— Ну! Сматывайся! Не заставляй нас вести тебя в отделение.

Юбер обнял их, оставил в подарок практически пустую бутылку водки и ушел, совершая великолепные зигзаги.

Ему было жарко.

Глава 5

В деревню шпетов Юбер вернулся в два часа ночи. От него так пахло водкой, что ему чуть не становилось плохо. Он был очень недоволен тем, как прошла его первая попытка вступить в контакт с Монтелеоне.

Он молча шел по узким темным улицам. Время от времени на него лаяли собаки; слышались голоса, приказывавшие собакам молчать.

Дорогу он нашел довольно легко, лишь два или три раза остановившись в нерешительности. Проспав всю вторую половину дня, он не нуждался в отдыхе, но все же хотел поскорее добраться до дома Гугенбергера.

Наконец он вошел в тупик, где жил шофер-немец. Там стояло четыре дома. В конце высокая решетка отгораживала участок земли, отведенный под огороды, и росло несколько кипарисов, дававших днем улочке тень.

Юбер достал из кармана ключ, оставленный ему Ханно, и приготовился отпереть дверь, как вдруг рядом с ним появился массивный силуэт.

— Привет, Ханно! — сказал мужчина по-немецки.

Прежде чем Юбер успел ответить, человек заметил свою ошибку.

— Э! Вы не Ханно?

— Нет, — ответил Юбер. — Я Хайнц Криг, друг Ханно.

Человек включил карманный фонарик и осветил лицо Юбера, который держался настороженно, готовый дать отпор возможному нападению.

— Ханно никогда о вас не рассказывал.

— Несомненно, существует множество вещей, о которых он вам никогда не рассказывал, но которые, тем не менее, существуют.

Мужчина засмеялся.

— Конечно. Меня зовут Лени Хагеманн, я живу в соседнем доме.

Любопытный. Тот самый человек, кого нужно избегать. Юбер ответил:

— Ханно мне о вас не рассказывал. — Мужчина засмеялся вновь.

— Ладно! Какие могут быть обиды между соотечественниками. Ханно дома? Я думал, он уехал.

— Он действительно уехал в Самарканд. Вернется через два дня.

— Он оставил вам свой ключ?

— Да, я здесь проездом, и он приютил меня.

Хагеманн переминался с ноги на ногу. Юбер охотно послал бы его ко всем чертям, но он не знал, сколько времени придется оставаться у Ханно, и не хотел превращать во врага своего ближайшего соседа.

— Понимаю, — сказал тот. — Я рад с вами познакомиться. Мы очень любим Ханно.

— Он отличный парень.

Юбер вставил ключ в замок. Хагеманн шумно вдохнул воздух.

— Вы нашли источник водки? — спросил он с тяжеловесной иронией.

— Нет. Я упал с бутылкой в кармане. Бутылка разбилась.

— Понимаю. Вам не повезло. Водка дорого стоит.

Юбер повернул ключ и толкнул дверь.

— Ну ладно, спокойной ночи. Я устал и очень хочу спать.

Но Хагеманн не отставал. Он спросил почти сухо:

— Вы приехали издалека?

Черт бы его побрал!

— Да.

Короткая пауза. Юбер перешагнул через порог, обернулся.

— Спокойной ночи.

— Можно узнать, откуда? Или это секрет?

Юберу захотелось свернуть ему шею.

— Это не секрет. Я приехал из Красноводска, на Каспии.

— Это очень красивый порт.

— Да.

— У меня там живет двоюродный брат.

Черт!

— Хотите, я отвезу ему письмо, когда поеду обратно?

— Посмотрим. Вы приехали по делам?..

— По семейным. Я разыскиваю сестру, пропавшую во время войны. Ее вроде бы видели в Сталинабаде.

— Как ее звали?

— Хильда.

— Хильда Криг?

— Да, но с тех пор она могла выйти замуж.

— Сколько ей лет?

— Было бы тридцать два года.

— У вас есть ее фотография?

— Да, я покажу вам ее завтра, если захотите.

— Лучше покажите мне ее сейчас. Я хорошо знаю район и, может быть, видел ее…

Отказ показался бы странным. Подавляя кипевшую в нем ярость, Юбер вытащил бумажник и достал из него фото, которое ему передали в Вашингтоне вместе с другими документами и «Детальными инструкциями». Это был снимок красивой белокурой девушки в белом платье, немки, погибшей при бомбардировке Гамбурга во время войны.

Лени Хагеманн рассмотрел портрет при свете своего карманного фонарика.

— Она очень красивая, — оценил он.

— Эта фотография была сделана тринадцать или четырнадцать лет назад.

— Конечно, она должна измениться.

— Это вам ничего не говорит?

— Не думаю, что когда-нибудь видел ее. Но если вы оставите фото мне, я смогу расспросить людей, с которыми буду встречаться завтра.

Юбер забрал снимок.

— Сожалею, но я не могу с ним расстаться.

— Значит, из-за этого вы и приехали в Сталинабад? — Форма вопроса насторожила Юбера.

— Да, — ответил он. — Вас удивляет то, что я хочу найти мою сестру?

— Вовсе нет… Я считаю, что это естественно. А власти легко дали вам разрешение на поездку сюда?

— Я подал прошение за три месяца до того, как получил его.

— Я вас спрашиваю об этом, потому что местные шпеты имеют вид на жительство, действительный только для Сталинабада. Мне приходится много разъезжать при моей профессии, так мне каждый раз приходится получать разрешение на командировку.

— А кто вы по профессии?

— Монтер линий высокого напряжения.

— Это опасно?

— Очень. Но у нас мало несчастных случаев. Достаточно соблюдать технику безопасности.

— А я шофер, как Ханно.

— Хорошая профессия.

— Да. Не обижайтесь на меня, но я правда падаю от усталости.

— Это водочные пары, — ответил тот, грубо смеясь.

— Может быть. Спокойной ночи.

Юбер отступил и, закрыв дверь, запер ее. Он услышал, как Хагеманн медленно уходит к себе.

Уф! Юбер чиркнул спичкой, чтобы зажечь керосиновую лампу. Его руки дрожали от злости.

Юбер проснулся и размышлял о способах войти в контакт с Луиджи Монтелеоне, когда в дверь постучали. Он решил не отвечать, надеясь, что визитер устанет. Но после долгой паузы женский голос позвал по-немецки:

— Господин Криг! Господин Криг!

Какая женщина могла знать его имя и то, что он здесь? Какая, если не дочь назойливого соседа, о которой говорил Ханно? Он секунду колебался, не зная, как поступить, потом решил открыть.

— Одну секунду! — крикнул он. — Я иду.

Он встал, надел брюки, сунул ноги в тапочки и пошел к двери.

Девушка была молодой — лет двадцати — белокурой, невысокой и замечательно сложенной. На ее голых ногах были стоптанные полотняные туфли. Красивые, загорелые ноги. Лицо тоже было красивым, во всяком случае милым. Юбер улыбнулся ей и сказал, отступая, чтобы пропустить ее:

— Какое очаровательное видение! Черт меня возьми, если я думал, что сегодня утром меня разбудят таким приятным образом.

Она покраснела. Ее загорелые щеки и вздернутый носик были усеяны веснушками. У нее был молодой и здоровый вид.

— Меня зовут Фрея Хагеманн, — сказала она.

— Фрея, — повторил Юбер. — Богиня весны и любви. Я не ошибаюсь?

Она, конечно, не имела никакого желания беседовать о мифологии.

— Перед тем как уйти сегодня утром, отец попросил меня помочь вам. Хотите, я приготовлю вам завтрак?

— Вы очень любезны. Мне одновременно хочется задержать вас и страшно вас затруднять.

— Вы меня нисколько не затрудните. Я иногда помогаю Ханно.

— Везет ему. Надеюсь, он этим не злоупотребляет?

Она опустила голову и тихо засмеялась.

— О! Нет. Отец часто говорит, что без опаски доверил бы меня ему и через год я бы все равно годилась, чтобы выйти замуж.

Юбер засмеялся.

— Бедняге Ханно это не льстит. Во всяком случае, я из другого теста, предупреждаю вас.

Она пожала плечами и с вызовом посмотрела на него.

— Я достаточно взрослая, чтобы защитить себя…

Он взял ее за талию и притянул к себе.

— Посмотрим.

Он поцеловал ее в губы. Она не ответила на поцелуй, но и не сопротивлялась. Когда он ее отпустил, она мягко закончила:

— Когда мне этого хочется.

— Ну что же! — сказал он, замерев. — В Сталинабаде очень развитые девушки на выданье.

Она засмеялась и направилась к печке.

— Отцы всегда плохо знают своих дочерей. Мой воображает, что его дочь никогда не целовалась с парнями. Мне же все-таки двадцать два года!

Юбер подошел к ней.

— Это верно! Пора заняться вашим образованием.

Она снова вызывающе посмотрела на него из-под ресниц.

— А вы думаете, я дожидалась вас?

— Не знаю, но в любом случае мы могли бы пройти курс повышения квалификации.

Она оттолкнула его.

— Я не говорю «нет», но дайте сначала приготовить вам завтрак.

Он отошел от нее, чтобы закрыть дверь, оставшуюся приоткрытой.

— Вы правы, я умираю от голода!

Сквозь маленькое квадратное окно с очень чистыми тюлевыми занавесками в комнату лился свет. Снаружи светило яркое солнце.

— Кто живет напротив?

Она на мгновение перестала греметь кастрюлями, чтобы ответить:

— Две пары, по одной в каждом доме. Они уходят рано утром и возвращаются поздно вечером. Они очень милые.

Юбер смотрел на дом на другой стороне улочки. Дом был побелен известкой, что придавало ему опрятный и веселый вид. К стене был прислонен сделанный из досок стол на козлах. На нем лежали различные предметы: два больших таза — цинковый и эмалированный, большой кусок мыла, щетка… В узком проходе, разделявшем оба домика, между двумя грубо вытесанными столбами была натянута веревка, на которой сушилось белье. Все говорило о бедности, но о бедности достойной, которая ни у кого ничего не просит.

Он обернулся. Фрея поставила греть воду.

— Я умоюсь, — сообщил он.

Она дала ему тазик с холодной водой, мыло и полотенце. Пока он мылся, она смотрела на него.

— Вы хорошо сложены, — оценила она.

— К вашим услугам, девушка.

Он почистил зубы, потом побрился.

— Ну вот, — объявил он, — зверь во всей своей красе.

— Ваш завтрак готов.

Он сел за стол, она подала еду. Когда она нагнулась к нему, он спросил:

— Вы не носите лифчик?

Она покраснела.

— Он мне не нужен.

— Я могу проверить?

Она засмеялась, отошла от него, не ответив, взяла тряпку и начала вытирать пыль.

— Я надеюсь, что мой отец вам не очень надоел вчера вечером.

Он внимательно посмотрел на нее, желая узнать, что у нее в голове.

— Немного, — сказал он. — Я падал от усталости.

Она фыркнула, на секунду оставив свое занятие.

— Он мне сказал, что вы были пьяны так, что не могли держаться на ногах.

Юбер остался невозмутимым.

— Это совершенно неверно. Вчера вечером я купил в «Гастрономе» бутылку водки и упал. Бутылка разбилась. Поэтому моя одежда пахла алкоголем. Она и сейчас пахнет. Запах стойкий.

— Скоро солнце осветит улочку. Я ее вывешу снаружи… Я вижу, отец все такой же зануда.

Она вздохнула.

— Соседи его не любят. Он повсюду сует свой нос, вмешивается в то, что его не касается. Я уверена, что он назадавал вам кучу вопросов. Вам бы следовало послать его подальше.

Юбер держался настороже, сам не зная, почему. Предчувствие.

— Он мне не мешал. Мне нечего скрывать… А если бы я его послал, он бы, конечно, не велел вам прийти сегодня утром. Как видите, терпение всегда вознаграждается.

Она послала лучезарную улыбку.

— Странно… Отец мне сказал, что вы шофер, но вы не похожи на шофера.

Юбер искоса взглянул на нее и спросил с полным ртом:

— А на кого я похож?

— Не знаю… На кого-нибудь получше…

Юбер сумел улыбнуться. «Осторожно, мой мальчик, малышка себе на уме. Не делай ошибки. Не забывай, что ты шпет, шофер и ничего больше. Старайся думать, говорить и действовать, как шофер из шпетов».

— Вы очень добры, — ответил он.

Он кончил есть.

— Хотите газету? — предложила она. — Пока вы здесь почитаете, я уберусь в спальне.

— Охотно.

Она вышла и вернулась через несколько минут с газетой на немецком, издаваемой в Сталинабаде для немецкого меньшинства.

Он не пошевелился. Она убрала со стола.

— Читайте спокойно.

Он погладил ее зад с быстротой шофера, привыкшего позволять себе некоторые вольности с официантками в столовых.

— Не хотите, чтобы я помог вам убрать постель?

Она энергично запротестовала:

— Ни в коем случае! Если я увижу, что вы зашли, я позову на помощь.

Она прошла в спальню и закрыла за собой дверь. Он стал читать, но советские газеты никогда не имеют особой привлекательности для западного ума. Очень скоро это ему надоело.

Что она делала за перегородкой? Она вела себя очень тихо… В нем зародились подозрения. Бесшумно, с кошачьей ловкостью он встал и пошел к двери, ведущей в спальню. Дверь была сделана из досок, плохо пригнанных друг к другу. Юбер заглянул в щель и увидел девушку.

Она была очень занята… копанием в куртке Юбера. Он видел, как она осматривает его документы, залезает пальцами вглубь карманов, ощупывает подкладку… По спине Юбера потек холодный пот. Лени Хагеманн и его дочь — агенты МВД?

Он резко толкнул дверь и спросил ледяным голосом:

— Могу я вам помочь?

Она вскрикнула и выронила бумаги, которые держала в руках.

— Ну что ж, зовите на помощь! — иронически сказал он. — Мы очень посмеемся.

Ему важно было произвести впечатление, что он ничего не боится. Она была бледна, как покойница, и явно напугана.

— Что вы ищете? Что вы хотите знать?

Она вдруг бросилась вперед, пытаясь обойти его, чтобы добраться до двери. Он схватил ее за воротник платья. Ткань треснула. На свободу выскочила молочно-белая грудь. Он потянул девушку к себе, потом резко толкнул на кровать. При падении легкое платье сильно задралось, открыв белые ляжки.

— Теперь, — сказал он, хватая ее за запястья, — ты мне скажешь, зачем рылась в моих бумагах.

Она вся дрожала.

— Не делайте мне больно, — взмолилась она.

Она была перепугана. Хорошо. Он влепил ей пощечину, без особой силы, рассчитывая в основном на психологический эффект.

— Говори!

Из ее расширенных глаз брызнули крупные слезы, рот скривился.

— Это мой отец!

Ему было легко удерживать ее: он сел на край кровати, упершись локтем в живот девушки.

— Продолжай! Я хочу знать все!

— Это мой отец. Он хотел знать, действительно ли вас зовут Хайнц Криг. Он считает, что с вами не все чисто, потому что Ханно никогда о вас не говорил.

— Что точно он тебе сказал?

Она испуганно покачала головой.

— Это все, я вам клянусь.

Он взял ее голую грудь в правую руку и сжал, как и тисках.

— Я умею заставлять говорить девушек, сама увидишь. Расскажи мне, как все произошло.

Она пожаловалась:

— Вы делаете мне больно.

— Это еще ничего. Если ты не заговоришь, тогда тебе станет больно по-настоящему. А потом я отведу тебя и милицию. Им будет любопытно узнать, почему ты роешься в бумажниках честных людей.

Она жутко побледнела.

— О! Нет! Умоляю вас, только не это! Вы не можете так поступить. Мы же немцы, как и вы.

— Объясни, потом я посмотрю.

Ее страх перед милицией явно не был наигранным, значит, она не работает на МВД. Один момент прояснен. А отец?

Она говорила охотно. Отец вернулся поздно ночью и разбудил ее, чтобы рассказать о Хайнце Криге. Он сказал ей, что на этом, может быть, удастся заработать деньги, и попросил утром предложить их соотечественнику помощь и сделать так, чтобы посмотреть его документы и узнать, кто он на самом деле и откуда приехал, а главное, узнать, есть ли у него разрешение на проживание в Таджикистане. Это все.

Она казалась искренней. Рука Юбера на ее груди стала более нежной.

— Он меня изобьет, когда узнает, что я попалась.

Юбер долго смотрел на нее, ничего не говоря. Потом он погладил ее ляжку. Он не хотел, чтобы Хагеманн узнал, что произошло, но еще больше не хотел, чтобы то, что могло показаться большой милостью в отношении девушки, было ей оказано бесплатно. Она бы не поняла и в конце концов сочла бы это странным.

— Слушай, — сказал он, лаская ее более грубо, — мы можем поладить, если ты будешь мила со мной. Я ничего не скажу твоему отцу… Ты ему расскажешь, что видела мои бумаги и они в порядке, что так и есть… Что ты об этом думаешь?

Она задрожала вновь.

— Вы… Вы сделаете это?

— Даю тебе слово. Хочешь?

Он медленно нагнулся к ней. Она закрыла глаза, уже отдаваясь.

— Хочу, — прошептала она. — Очень хочу.

Она обхватила шею мужчины руками и привлекла его к себе.

Глава 6

В этот вечер Юбер пришел на улицу Чита незадолго до половины двенадцатого. При выходе из деревни шпетов ему показалось, что за ним следят, и он применил обычную тактику, чтобы оторваться от хвоста.

Один милиционер дежурил перед виллой ученого. Вооружившись вчерашним опытом, Юбер составил план, который, в принципе, не должен был провалиться.

Он спокойно прошел мимо милиционера и самым естественным образом свернул на дорожку, где вчера изображал пьяного перед двумя часовыми. Милиционер не обратил на него никакого внимания. Охрана Монтелеоне не была чем-то особенным; Ханно уверил в этом Юбера. Советские собратья итальянца жили при таком же режиме. Милиционеры не имели никаких причин думать, что поблизости может бродить агент ЦРУ. Поэтому они не были начеку.

Юбер миновал тропинку, шедшую вдоль задней стены сада виллы Монтелеоне. На той стороне курил милиционер, Юбер видел красный огонек.

Он продолжал идти, не торопясь и стараясь не шуметь. По обеим сторонам изгороди из кипарисов расстилались сады. В нескольких домах еще горел свет, но большинство были темными. Люди ложились спать рано.

«Ночной Сталинабад» еще не существовал.

Юбер остановился в густой тени одного из деревьев и несколько минут стоял, насторожившись. Откуда-то доносилась тихая музыка.

Он вернулся назад, на этот раз стараясь оставаться невидимым и неслышным. В двадцати метрах от тропинки, где курил милиционер, он без малейшего шума скользнул через дыру в заборе и оказался на другой стороне.

Затем он пошел по саду к охраняемой тропинке.

Это было азбукой профессии, ежедневным упражнением в разведшколе: незаметный подход к часовому.

Таким образом Юбер меньше чем за десять минут подошел на три метра к милиционеру, от которого его теперь отделял только забор высотой чуть больше метра Он слышал, как тот дышит, кашляет, почесывается, посасывает сигарету…

Перебирая различные способы добраться до Монтелеоне, Юбер сперва подумал напасть на этого часового, надеть его форму, чтобы затем заманить на дорожку второго и тоже убить. Спрятав тела в саду, он бы свободно проник в дом Монтелеоне, и у него было бы достаточно времени. Только сделать это надо было сразу же после смены караула.

Но, поразмыслив, Юбер отбросил этот способ. Маловероятно, что Монтелеоне смог бы сразу же отдать Юберу сведения, за которыми тот пришел. Ученому, несомненно, пришлось бы делать копии. А на это нужно было время, двадцать четыре часа самое меньшее, и нужен был новый контакт. Если бы для первой встречи Юбер напал на часовых, то вторая стала бы невозможной. Была бы поднята тревога, ученый бы провалился, может быть, попал бы в тюрьму; во всяком случае охрана была бы значительно усилена.

Действовать надо было осторожно, не привлекая внимания. Юбер надеялся, что милиционер, дежуривший в нескольких шагах от него, как и его вчерашний коллега, пойдет навстречу сменщику, когда подъедет машина.

Стоя неподвижно, Юбер не решался даже посмотреть на часы. Но наверняка до полуночи оставалось недолго.

Чтобы убить время, он стал думать о Фрее Хагеманн и ее отце. Фрея потеряла всякую таинственность. Юбер был убежден в ее искренности. Она действовала согласно инструкциям, данным отцом, и предложенная Юбером сделка, которую она приняла, удовлетворила ее вдвойне: она получила несомненное удовольствие и избежала физического наказания за свою неловкость.

Но отец по-прежнему оставался загадкой. Кто он? На кого работает? Что искал? Не был ли он осведомителем МВД, которое, разумеется, имело свои глаза и уши среди шпетов?

Наконец он услышал шум мотора. Машина подъехала, остановилась. Он ясно услышал, как милиционер шумно вздохнул от облегчения и, широко шагая, пошел к улице.

Настал момент действовать. Едва милиционер завернул за угол дорожки, как Юбер одним прыжком перемахнул через изгородь. Дальше была стена. Он прыгнул, уцепился руками за гребень, повис, подтянулся, перебросил одну ногу, потом другую и мягко спрыгнул на другую сторону.

Но спрыгнул он на цветочную клумбу. Плохо! Ему пришлось потратить некоторое время на то, чтобы как можно лучше уничтожить свои следы. Он уже заканчивал, когда услышал, что новый часовой идет по дорожке.

Бесшумно, как кошка, он направился к дому, ища в кармане ключ, переданный ему Ханно. План виллы он помнил четко. Он без колебаний нашел служебную дверь и открыл ее.

Он был на месте. Заперев дверь, он секунду стоял неподвижно, прислушиваясь… Все тихо. Он достал карманный фонарик, быстро осветил кухню, чтобы заметить положение стола и стульев, потом направился в вестибюль.

Когда он открывал дверь, она слегка скрипнула. Он снова прислушался. Кто-то храпел; возможно, сам Монтелеоне. Юбер опять включил фонарик, прикрывая его пальцами, чтобы уменьшить свет. Он заметил дверь в комнату. Рядом находился кабинет, конечно, с телефоном. Вообще-то, Юбер должен был начать с того, чтобы вырвать провод и не дать домработнице поднять тревогу. Но присутствие часовых вокруг дома делало эту предосторожность излишней. Домработница скорее позвала бы на помощь из окна.

Женщина представляла для Юбера несомненную опасность, но по тем же причинам, по каким он не мог напасть на часовых, он не мог ликвидировать служанку. Единственным спасением было не разбудить ее.

Он подошел к двери, нашел ручку и стал поворачивать миллиметр за миллиметром… В комнате человек продолжал храпеть. Юбер не смог сдержать улыбку при мысли об ожидавшем его сюрпризе. Обрадуется он или нет? Будет видно. На месте Монтелеоне Юбер бы не стал ликовать. Шпионаж не был профессией этого человека, и перспектива попасться с поличным не могла его радовать.

Дверь открылась. Юбер перешагнул через порог и закрыл ее за собой без малейшего шума. Монтелеоне продолжал храпеть, не зная, что происходит вокруг него. Юбер включил свой фонарик и осмотрел помещение.

Мебель была современной, без всякого стиля, но удобной. Ученый спал на широкой кровати, накрывшись одеялом по самую шею. Юбер приблизился. Подойдя к изголовью кровати, он вдруг направил луч фонарика в лицо спящему.

Через две-три секунды Монтелеоне поморщился, попытался открыть глаза, прикрыл их рукой, чтобы защитить от света, и пробормотал по-русски:

— Что… Что такое?

Тихим, но четким и властным голосом Юбер ответил по-английски:

— Не зовите на помощь и не пытайтесь включить свет! Вам ничто не угрожает, если вы меня выслушаете.

Он подождал несколько секунд, готовый схватить Монтелеоне за горло, если тот попытается закричать, но ничего такого не произошло.

Монтелеоне только охнул, поднялся на локте и сказал:

— Вы не могли бы опустить этот чертов свет?

Юбер перевел луч на грудь ученого, чтобы тот не смог его увидеть. Юбер не удивился, что ученый не отозвался на первую фразу пароля. Главное было, чтобы ученый узнал Юбера, а не наоборот, поскольку Юбер не мог сомневаться в личности своего собеседника.

— Вы знали, что мистер Смит пришлет к вам кого-нибудь?

Ученый, казалось, еще не совсем пришел в себя. Резкое пробуждение и неожиданность — тут есть чем смутить и более крепкий рассудок.

— Я… Я не знаю, — пробормотал он.

— Простите, что не показываю вам мое лицо, — продолжал Юбер, — но лучше, чтобы вы не могли меня узнать.

— Как вы сюда вошли?

— В момент смены охраны.

— А в дом?

— Открыл фальшивым ключом.

— Да? И… что вы хотите?

Юбер улыбнулся.

— А вы не догадываетесь?

— Все равно скажите.

— Ну что же: мистер Смит услышал о работах профессора Шкловского и подумал, что вы сможете передать ему их результаты. Я приехал за ними.

То ли Монтелеоне еще не совсем проснулся, то ли сомневался относительно подлинной личности своего гостя. Он ответил нейтральным тоном:

— Да? А что конкретно вы хотите?

Юбер терпеливо уточнил:

— Я хочу планы новой ракеты «Пурга» и прибора наведения, изобретенного Шкловским. Вы поняли?

— Здесь у меня ничего нет.

— Я догадываюсь, — продолжил Юбер примирительным тоном. — Когда вы сможете мне их передать?

Ученый подумал.

— Вы можете вернуться следующей ночью в этот же час?

— Думаю, что сумею. Вы получите планы?

— Да, конечно.

— Хорошо, — сказал Юбер. — Завтра, в это же время. Я вам доверяю.

Он отступил к двери.

— Не двигайтесь, я знаю дорогу.

Он вернулся на кухню и сел возле стола, оставив дверь открытой, чтобы услышать все, что могло произойти в доме. Ему было нужно дождаться смены часовых в четыре часа, чтобы перелезть через забор, а затем спрятаться до пяти часов и выйти на улицу. Выйдя раньше, он мог бы возбудить подозрения милиционеров. А в пять часов он мог идти на работу, если она находилась далеко.

Уже рассветало, когда Юбер вернулся в деревню шпетов. Он был совершенно удовлетворен результатами ночного похода, немного огорчала его только легкая сдержанность со стороны Монтелеоне.

Юбер не ожидал, что его встретят с восторгом. Ученые редко имеют какие-либо идеалы. Для них важна одна наука, и им в значительной степени безразлично, расположена ли лаборатория в Хантсвилле или в Сталинабаде.

Юбера слегка беспокоило, что ученый не стал спорить… Это была не решимость, а нечто другое, чего Юбер не мог определить.

Он уже собирался открыть дверь дома, когда вдруг рядом с ним появился Лени Хагеманн.

— Добрый вечер, — сказал шпет. — Или, вернее, доброе утро.

Юберу пришлось сделать усилие, чтобы не выдать свое волнение. Хагеманн что-то искал, надо было узнать, что именно.

— Доброе утро, — ответил Юбер. — Уже уходите на работу?

Немец сардонически улыбнулся, что не предвещало ничего хорошего. Открывая дверь, Юбер пытался убедить себя, что отец пришел потребовать у него ответа за то, что он переспал с его дочерью. Но он не верил в это.

— Мне надо поговорить с вами, господин Криг. — Давайте зайдем.

Юбер секунду смотрел ему прямо в глаза. Тот не пошевелился. Юбер вошел первым, чиркнул спичкой и зажег фитиль керосиновой лампы. Хагеманн закрыл за собой дверь.

Юбер указал ему на один из деревянных табуретов, сделанных Ханно.

— Садитесь.

Они сели по разные стороны стола, посреди которою стояла лампа. Желтый свет ярко освещал их напряженные лица, тогда как все вокруг было погружено в темноту. Это напоминало картину фламандской школы.

— Слушаю вас, — сказал Юбер.

Тот не стал вилять.

— Я следил за вами предыдущей ночью и этой тоже.

Юбер почувствовал, как отчаянно заколотилось его сердце. Новичок! Он вел себя, как новичок. Почему он с самой первой ночи не принял необходимых мер предосторожности, чтобы обрубить возможный хвост?

— Вы следили за мной этой ночью?

— Надо сказать правду: этой ночью вы от меня оторвались. Но я знал, куда вы пойдете, и оказался там раньше вас… Улица Чита, дом ученого итальянского происхождения, работающего в ракетной испытательной лаборатории.

Юбер подумал: «Тем хуже для него, я буду вынужден его убить…» — и не ответил. Но его решимость, должно быть, проявилась во взгляде, потому что гость оживленно запротестовал:

— Не бойтесь, я пришел не как враг. Я не донесу на вас… поскольку это не в моих интересах.

Юбер продолжал смотреть на него, как на обычного земляного червяка, которого можно раздавить каблуком.

— Продолжайте, — сказал он, — я обожаю истории этого рода.

Хагеманн продолжил, не заставив себя упрашивать:

— Я давно подозревал Ханно в принадлежности к разведке одной из западных стран… О! Я вас сразу успокою: Ханно не совершил ни малейшей ошибки. Вот только мне, его соседу, легко за ним наблюдать, а мой мозг сосредоточен на этом.

Юбер иронически спросил:

— Вы, конечно, и сами шпион?

Улыбка исчезла с лица немца.

— Да, и чтобы показать вам, что я играю честно, не стану ничего от вас скрывать: я работаю на организацию Гелена[9].

— Надо же! Вы не боитесь, что я на вас донесу?

Хагеманн снова криво улыбнулся.

— Нет, если я так говорю с вами, то потому что уверен в вас. Вы очень рисковали, стараясь установить контакт с Монтелеоне.

Юбер продолжал смотреть на него, твердо решив не говорить ничего, что могло бы подтвердить подозрения немца.

— Видите ли, в свое время мне сообщили из Бонна о приезде этого итальянского ученого. Так что я знаю, в чем тут дело… И теперь понимаю: Монтелеоне покинул США с согласия властей, а сегодня вы приехали за результатами работ, проведенных в испытательной лаборатории, возглавляемой профессором Шкловским. Вы согласны?

— Вы увлекательно рассказываете, — сказал Юбер.

— Это уже кое-что. Но не надейтесь, что сумеете так просто отделаться. Моя организация давно охотится за этими сведениями. До сих пор у меня не было никакого способа их получить, но приехали вы… Мы поделимся… Это не должно вас смущать, потому что мое правительство — союзник западных держав.

Теперь, когда Хагеманн открыл свои карты, Юбер спрашивал себя, был ли он искренен или он всего лишь платный провокатор МВД.

— Вы совсем сошли с ума, — сказал он. — Я пройдусь, чтобы поразмыслить над этим.

Он хотел встать, но в руке немца вдруг появился «вальтер 22 Лонгрифль».

— Нет, вы не уйдете отсюда, пока мы не договоримся.

— Раз вы заговорили таким тоном…

Он быстро размышлял. Хагеманн, проследив за ним до дома Монтелеоне, несомненно, видел, как он входил к ученому. Если бы он был агентом МВД, он бы непременно связался в эту минуту с дежурными милиционерами. Не было никакой необходимости ждать дольше. В СССР милиция не ждет, как в демократических странах, получения конкретных доказательств, чтобы произвести арест. Факта, что Юбер тайно проник к ученому, было более чем достаточно, чтобы его осудить, даже если бы не удалось добиться от него признания.

Рассуждая логически, Хагеманн должен был действительно работать на сеть Гелена. Но у Юбера не было ни малейшего желания отдавать планы ракеты «Пурга» западным немцам, тем более, что организация Гелена находилась под слабым контролем и в ней нашли работу многочисленные эсэсовцы. Достать планы ракеты для США было добрым делом. Это восстанавливало баланс между двумя супердержавами и укрепляло мир; но отдать их третьей стороне, тем более такой малопочтенной… И речи быть не может.

Однако приходилось хитрить.

— Если вы думаете, что то, что вы ищете, при мне, обыщите меня.

Хагеманн поморщился.

— Я не думаю, что вы уже получили планы. Сомневаюсь, что Монтелеоне предупредили о вашем визите. Но я думаю, вы получите их в самом ближайшем будущем, следующей ночью, может быть. Все-таки, я вас обыщу. Раздевайтесь.

Немец встал первым и отступил на несколько шагов, чтобы не быть застигнутым врасплох возможной атакой. Юбер поднялся. Он мог бы бросить стол в лицо собеседнику, имея неплохие шансы выкрутиться. А потом? Планов у него пока не было, а дом Ханно был очень удобным убежищем.

Он медленно поднялся и разделся, бросая одну за другой различные части своего костюма. Хагеманн ждал, пока он закончит.

— Встаньте в угол у печи, лицом к стене.

Юбер подчинился. Он услышал, как немец подошел к столу и начал осмотр его вещей. Трудно принять решение, а последствия могут быть самыми серьезными. Юбер попросту был зажат в угол. Невезение.

Не может быть и речи о том, чтобы передать планы этому громиле, но надо выиграть время, при необходимости использовать его, а потом, когда наступит момент, ликвидировать без малейшего колебания. Этот тип станет опасным, как только поймет, что его провели.

— Ваши документы чертовски хорошо подделаны, — оценил Хагеманн. — Прекрасная работа. Понимаю, почему легавые купились на них прошлой ночью.

— Пошевеливайтесь, — ответил Юбер, — мне не жарко.

Ему пришлось ждать еще пять минут. Потом немец объявил, что он может одеваться.

— Когда вы должны получить планы?

— Я вернусь туда ближайшей ночью. Надеюсь получить их.

— Прекрасно. Пойдем вместе.

— Вы не можете зайти к нему вместе со мной. Он испугается.

— Я буду вас ждать снаружи.

— Хорошо, будете караулить.

Хагеманн убрал оружие в карман.

— Я был уверен, что мы в конце концов поладим.

— Вы приставили мне нож к горлу.

Немец засмеялся.

— Будьте хорошим игроком.

Юбер улыбнулся.

— Я умею им быть.

Хагеманн закурил сигарету, взглянул на часы.

— Слушайте, я приглашаю вас позавтракать с нами. Через час мне надо идти на работу. Пойдемте.

— Охотно. Я умираю от голода.

Они вышли и прошли к соседнему дому. Фрея возилась у печки. Она вздрогнула, увидев Юбера, и сказал отцу:

— А я не могла тебя найти.

— Господин Криг позавтракает с нами, малышка.

Молодая женщина вернулась к прерванному делу. Она налила воды в большие резиновые перчатки, сжала обшлага и осмотрела их со всех сторон.

— Что вы делаете? — спросил заинтригованный Юбер.

Ему ответил Хагеманн.

— Я монтер линий высокого напряжения. Это очень опасная профессия. Сейчас приходится работать с напряжением в двадцать миллионов вольт. Нам приходится надевать специальное снаряжение, и перчатки играют в нем важную роль. Их герметичность надо очень тщательно проверять каждый день. Достаточно микроскопической дырочки — булавочного укола — и может пройти ток… В этом случае одна дорога — на кладбище.

Достаточно булавочного укола… Юбер посмотрел, как Фрея заканчивает проверку. Потом он сел за стол с Хагеманном, продолжавшим говорить об опасностях своей профессии и о грандиозных работах по электрификации, ведущихся в районе.

Фрея приготовила им плотный завтрак. В ее присутствии Хагеманн избегал всяческих намеков на их договор; значит, она не была в курсе шпионской деятельности отца.

Они поели. Хагеманн встал и прошел в соседнюю комнату.

— Оставляю вас на минуту с моей дочерью. Будьте серьезны.

Он закрыл за собой дверь. Фрея тут же подошла к Юберу и быстро поцеловала его в губы.

— Вы умеете заваривать чай, — громко сказал Юбер.

Хагеманн закричал:

— Фрея! Где мои чистые носки!

— О! — сказала девушка. — Всегда одно и то же. Ты никогда ничего не находишь!

Она ушла в комнату. Юбер остался один. МАЛЕЙШИЙ БУЛАВОЧНЫЙ УКОЛ. Он взял со стола острый нож, схватил перчатки и проткнул их одну за другой.

Ему понадобилось не больше десяти секунд. Когда Фрея вернулась, он стоял у окна и смотрел на улицу.

Девушка подошла к нему и прошептала:

— Сейчас, у тебя?

Ей понравилось.

— Да, — ответил он, — хотя я бы предпочел поспать.

Они громко заговорили о ничего не значащих вещах. Потом немец вышел, взял свои перчатки и сунул их в сумку, где находились другие предметы его экипировки.

— Я ухожу, — сказал он, целуя дочь.

Юбер вышел вместе с ним. Они расстались в конце переулка.

— Счастливого дня, — сказал Юбер.

— До вечера. Вам везет, что вы можете отдохнуть.

Юбер смотрел ему вслед. Этот, несомненно, не вернется живым… Двадцать миллионов вольт. Малейший булавочный укол…

Юбер пошел в дом и разделся. Он ложился в постель, когда пришла девушка… Любовь… Смерть…

Никто ничего не мог сделать. Он помог Фрее снять одежду.

Глава 7

Они встали около часу дня, чтобы пообедать, потом Фрея захотела лечь снова. Решительно, она входила во вкус, к тому же Юберу она отдалась уже не девственницей. А сам он думал, что заниматься любовью с красивой девушкой — такой же разумный способ проводить время, как и любой другой.

Единственным неприятным моментом было то, что отец юной особы, чье обнаженное тело прижималось к нему, в это самое мгновение вполне мог погибнуть, и погибнуть по вине Юбера.

Но можно ли было поступить иначе? В делах такого рода ставкой был мир, не меньше. Можно ли колебаться, жертвуя одной-единственной жизнью, чтобы избавить от угрозы миллионы жизней? Юбер даже не задавал себе этот вопрос, он был решен заранее и уже давно.

С другой стороны, Лени Хагеманн был шпионом, солдатом невидимой войны, он сам в этом признался. Так что он не был невинной жертвой. Слишком пристально заинтересовавшись Юбером, он подверг его жизнь опасности. Может быть, он даже собирался обокрасть его, после того как получил бы то, что хотел, чтобы одному иметь выгоду от операции. Таковы правила борьбы. В шпионаже разрешены все удары. Каждый это знает.

Значит, Юбер, согласно кодексу, принятому в кругах разведки, находился в состоянии законной самозащиты. Он должен был убить, чтобы не погибнуть самому.

Было около пяти часов, и день клонился к закату, когда в начале улочки остановилась машина. Хлопнули дверцы. Послышались голоса. Кто-то спросил, где живет фрейлен Хагеманн.

Юбер поднялся на локте.

— Тебя зовут, — сказал он Фрее.

Она не слышала. Ему пришлось толкнуть ее, чтобы заставить встать. Шаги уже звучали под окнами.

— Да поторопись ты!

В дверь соседнего дома стучали. Убедившись на этот раз, Фрея поспешила надеть платье, потом туфли. Она выбежала из комнаты, стараясь привести в порядок свою прическу.

Юбер встал и надел брюки, на случай, если у визитеров появится мысль зайти к Ханно. Он услышал, как на улице девушка спрашивает мужчин, чего они хотят. Наступила пауза. Она закричала:

— Отец!

— Да, фрейлен.

— Несчастный случай? Говорите! Объясните мне!

— Очень серьезный случай. Он работал на столбе… Двадцать миллионов вольт.

Новое молчание. Юбер почувствовал дрожь, пробежавшую по его спине, и взял рубашку, чтобы надеть ее.

— Он?.. Он?..

Фрее не удавалось произнести слово, обжигающее ей горло.

— Умер, — ответил мужчина глухим голосом. — Сгорел, как факел.

Последняя, ужасная пауза. Юбер заправил рубашку в брюки; его руки дрожали. Потом Фрея разрыдалась. Мужчины, несомненно, из милиции, увели ее со словами утешения.

Юбер прошептал для самого себя:

— Это омерзительно!

Он так думал.

За несколько минут до полуночи Юбер снова находился за изгородью, в нескольких шагах от милиционера, несшего охрану сзади виллы Монтелеоне.

Юбер волновался, неприятно посасывало под ложечкой. Теперь игра шла по-крупному. Если итальянский ученый передаст ему планы, все практически закончится Ему останется только выполнить инструкции по возвращению. Вряд ли покинуть Россию будет труднее, чем проникнуть в нее.

Сердце колотилось в его груди, кровь стучала в висках. Иногда ему казалось, что часовой, стоящий всего в трех метрах, должен слышать эти удары.

Когда Юбер уходил из деревни шпетов около половины одиннадцатого, Фрея еще не вернулась. Она, конечно, осталась в морге у останков своего отца. Юберу не хотелось с ней встречаться.

Ханно Гугенбергер должен был находиться на пути домой. Когда он вернется к себе ранним утром, он найдет помещение пустым и никогда не узнает, что стало с Юбером.

По крайней мере Юбер на это надеялся. Но если Монтелеоне по какой-то причине не смог получить планы, ему придется вернуться к шпетам на необходимое время.

Подъехала машина. Юбер глубоко вздохнул. Часовой тотчас ушел к улице встретить сменщика. Юбер перепрыгнул через забор одним прыжком и покачнулся, едва не вывихнув ногу, приземлившись на другой стороне.

Он прыгнул, чтобы уцепиться за гребень стены. Обычно само начало действия мгновенно рассеивало тревогу ожидания; но на этот раз тревога не отпускала его. Он отнес это на счет своих любовных излишеств, подтянулся, перебросил одну ногу, другую, спрыгнул дальше от стены, чтобы не наступить на клумбу.

Тут же он почувствовал позади себя опасность, но слишком поздно. Прислонившись к стене, невидимые милиционеры спокойно ждали его. Они заломили ему руки за спину и надели наручники, не оставляя ни малейшего шанса.

Ошеломленный Юбер без сопротивления позволил себя увести. Вокруг него было четверо, не считая тех, что стояли на улице. Они вывели его через парадный вход. В доме темно… Монтелеоне сдал его. Монтелеоне предупредил МВД… Монтелеоне, в котором мистер Смит, казалось, был так уверен!..

Он сел в громоздкий черный «ЗИМ» между двумя милиционерами, наставившими на него свои «наганы». Двое других сели впереди, рядом с шофером. Машина поехала.

Юбер знал, как себя вести на допросе, которому его подвергнут. Это было предусмотрено «Детальными инструкциями». Тактика была направлена в основном на то чтобы выиграть время, поскольку было немыслимо полностью обмануть людей из МВД.

Около четверти часа они ехали по красивому спящему городу. Потом «ЗИМ» остановился перед большим новым зданием, где находилось управление МВД по Таджикистану.

Никто не обратился к Юберу ни с единым словом. Его высадили из машины. С двумя милиционерами по бокам, крепко державшими его за руки, он вошел в здание, потом в лифт. Двое других остались внизу: в них больше не нуждались.

Седьмой этаж, коридор, еще коридор. Дверь с табличкой «Комната допросов». Конвоиры втолкнули его, и Юбер вошел.

Комната была средних размеров, стены зеленовато-голубого цвета, довольно неприятного. В комнате были только письменный стол и стул; на столе железная линейка и лампа. Больше ничего.

Юбер подумал, что проведет неприятную четверть часа; несомненно, за ней последуют многие другие. Он не впервые попадал в руки МВД и приготовился к боли.

Два милиционера вывели его на середину комнаты, обыскали и выложили содержимое его карманов на стол. Они по-прежнему не говорили с ним, и Юбер был этим доволен, поскольку сам не имел никакого желания говорить с ними.

Милиционеры отошли от него, закурили. Они, конечно считали, что вполне заслужили это. Потом в коридоре послышались шаги, и появились двое мужчин в штатском. Первый был маленьким, черноволосым, сухим и нервным. У него был пронзительный и трудновыносимый взгляд. Второй, ничем не выделяющийся, был блондином среднего роста, ярко выраженного монгольского типа. Оба были одеты по советской моде в широкие брюки без складок, мятые пиджаки и плохо выглаженные рубашки с открытым воротом.

Маленький сделал милиционерам знак выйти. Второй закрыл дверь. Маленький обратился к Юберу по-русски:

— Я комиссар Василий Григорьев, а это мой помощник, Юрий Абдарханов.

Юбер остался невозмутимым, хотя был несколько удивлен этим неожиданным знакомством. Комиссар Григорьев сел за стол на единственный стул. Его помощник прислонился к стене.

— Как тебя зовут? — спросил комиссар.

— Хайнц Крит.

— Шпет?

— Да.

Григорьев начал изучать содержимое карманов Юбера, лежавшее перед ним. Юбер спрашивал себя, дежурили ли эти двое ночью или их разбудили специально для него.

— Ты приехал из Красноводска?

— Да, товарищ комиссар.

— Зачем ты сюда приехал?

Юбер рассказал историю о пропавшей сестре. Поскольку он с трудом изъяснялся по-русски, комиссар перебил его:

— Если ты хочешь говорить по-немецки, я тебе разрешаю. Я хорошо понимаю этот язык, и мой помощник тоже.

Юбер поблагодарил его и продолжил на немецком. Григорьев посмотрел фотографию «сестры» и передал ее своему помощнику.

— Как ты приехал? На поезде?

— Нет, товарищ комиссар. У меня не хватало денег. Я ехал на попутных машинах, просил шоферов подвести меня.

— Каких шоферов?

Юбер жестом показал, что не знает.

— Я не спрашивал у них фамилий, товарищ комиссар.

Ему пришлось уточнить, на скольких грузовиках он доехал из Красноводска и маршрут каждого из них. Григорьев делал заметки.

— Когда ты приехал?

— В среду, после обеда.

— Сегодня пятница… Вернее, суббота, — поправился комиссар, посмотрев на свои часы. — Где ты жил все это время?

— Спал на улице, товарищ комиссар.

— На улице? Ночи холодные. Где ты спал?

— Везде. В садах.

— Где провел последнюю ночь?

Юбер был начеку. Он подстраховался:

— В саду, где меня только что арестовали.

Комиссар посмотрел на него добродушным взглядом. Второй остался невозмутимым. Юбер был обескуражен Все шло не так, как он мог вообразить.

— И этой ночью ты опять вернулся туда спать?

— Да, товарищ, комиссар.

— Мне кажется, ты смеешься надо мной, Хайнц Криг. Этот сад охраняется милицией. Вокруг есть много других садов, неохраняемых.

Юбер пожал плечами и принял вид идиота.

— Я не знал, что он охраняется.

Комиссар подскочил.

— Что? Ты хочешь сказать, что не видел милиционеров, стоящих на посту?

— Я ничего не видел, товарищ комиссар. Если бы я их заметил, я бы не пытался туда залезть. Я не сумасшедший.

Милиционер пристально посмотрел на него.

— Это я и хочу знать, — сказал он. — Ты никого в этом не убедишь.

Юрий Абдарханов отступил от стены и подошел к Юберу.

— Ты забрался в сад, просто собираясь там поспать? — спросил он по-немецки.

— Да, товарищ комиссар.

Бац! Оплеуха, способная свалить быка. Этот человек имел тяжелую руку. Потеряв равновесие, Юбер чуть не упал, но милиционер выровнял его второй пощечиной, с другой стороны.

— Если не скажешь правду, я забью тебя до смерти, — спокойно пригрозил Абдарханов.

И снова начал бить. Со скованными за спиной руками, Юбер никак не мог защищаться от ударов.

— Говори, дурак!

Юбер позволил поколотить себя еще немного. Он не хотел создавать впечатление, что сдается слишком быстро.

— Стойте! — сказал он наконец. — Я хотел зайти в дом, чтобы обокрасть его. Я думал, в нем есть ценные вещи… Из-за милиции, охранявшей его.

Абдарханов отошел, массируя суставы. Комиссар Григорьев похвалил Юбера с доброй детской улыбкой:

— Вот это лучше. Мы запишем твое заявление и дадим его тебе подписать.

Он велел позвать секретаря с машинкой. Григорьев сам продиктовал сделанные Юбером признания, ничего не преувеличив. После этого Юберу пришлось подписать три экземпляра. Затем секретарь ушел, унося машинку. Двое полицейских вышли тоже, попросив Юбера подождать их.

Он уже ничего не понимал. Ему устроили ловушку, что означало, что Монтелеоне предал его. Тогда почему его не допрашивали сразу о главном? Какие цели они преследовали, действуя таким образом?

Конечно, можно предположить, что Монтелеоне им не все сказал; что он просто сообщил о ночном визите бродяги. Следы в саду подтвердили его слова, была устроена засада…

Вся эта история была очень странной.

Милиционеры вернулись с мрачным видом.

— Хайнц Крит, — сказал комиссар, — ты от нас что-то скрываешь. Ты не сказал, что уже приходил на улицу Чита в ночь со среды на четверг…

Юбер округлил глаза.

— В ночь со среды на четверг? Я не знаю… Не помню… В ту ночь я сильно напился, так что, вы понимаете…

— Это действительно указано в рапорте милиционеров, остановивших тебя. Но на мой взгляд, ты уже в ту ночь пытался проникнуть на виллу.

Он сделал паузу, глядя Юберу прямо в глаза.

— Ты знаешь, кто живет на этой вилле?

Юбер пожал плечами, показывая свою неосведомленность.

— Откуда мне знать?

Мужчины переглянулись. Юбер понял, что допрос примет другое направление.

— Тебе действительно не повезло, — сказал комиссар Григорьев тоном искреннего сочувствия. — В Сталинабаде существуют тысячи похожих домов с такими же удобными садами, но тебе надо было выбрать именно этот… Этот из тысяч!

— Я вам объяснил, почему, — пробормотал Юбер со слезами. — Я решил, что, раз его охраняют милиционеры, внутри должно быть что-нибудь интересное.

Милиционеры захохотали.

— Там действительно было что-то интересное. На этой вилле живет крупный ученый, чьи работы имеют огромное значение для безопасности Советского Союза.

Юбер принял ошеломленный вид.

— Я… Я не мог этого знать…

Григорьев взял металлическую линейку, лежавшую на столе перед ним, и стал ею играть.

— А я считаю, что ты это прекрасно знал.

«Они подходят к делу, — подумал Юбер, — но какого черта они ходили вокруг да около?» Он притворился испуганным.

— Да нет! Я вас уверяю… Не хотите же вы заподозрить меня в…

Григорьев насмешливо смотрел на него.

— В чем?

Юбер сделал вид, что не осмеливается произнести слово. Комиссар сделал это за него.

— В шпионаже? Да, мы подозреваем тебя в шпионаже; ты ведь сделал все, что для этого нужно.

Они пристально смотрели на него. Вдруг Григорьев включил настольную лампу и направил ее свет на Юбера, который отшатнулся.

— Не двигаться!

Верхний свет погас. Остался только ослепительный белый поток света, бивший Юберу прямо в лицо. Он ничего не видел и часто моргал.

— Почему ты не сказал нам, что вошел в спальню ученого в ночь с четверга на пятницу, то есть в прошлую ночь, и разговаривал с ним?

Юбер сильно скривился.

— Опустите это! — взмолился он.

— Не раньше, чем ты скажешь правду.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Абдарханов раздраженным тоном.

Дверь открылась, кто-то доложил:

— Профессор здесь.

— Введите его, — сказал Григорьев.

Юбер услышал шаги, но свет ослеплял его, и он ничего не мог увидеть. Милиционеры поздоровались с вошедшим.

— Здравствуйте, профессор.

Несомненно, Монтелеоне.

— Вы его узнаете?

Юбер услышал знакомый голос итальянского ученого, отвечавшего:

— Я не могу его узнать по той простой причине, что не видел. Он ослепил меня светом фонаря.

— Вы точно помните фразу, которую он произнес?

Монтелеоне заколебался.

— Я вам говорил… Я был очень напуган, и меня так внезапно разбудили… Я был, как оглушенный… Я не понял, что он у меня просит, и подумал, что деньги… Я сказал ему прийти опять…

— Ладно… Ладно… — отрезал Григорьев недовольным тоном.

Юберу пришлось сделать усилие, чтобы не выдать себя. Монтелеоне рассказал не все и давал ему это понять. Еще не все потеряно.

— Он вам сказал, что вернется следующей ночью? Как он вам это сказал? Постарайтесь вспомнить точно.

Монтелеоне подумал. Юбер безуспешно пытался его увидеть.

— Он сказал, как мне кажется: «Завтра, в то же время. Я вам доверяю».

— По-русски или по-немецки?

Новая пауза. Юбер затаил дыхание. Если Монтелеоне скажет, что разговор шел на английском, всему конец.

— По-русски, кажется…

Григорьев удивился и разозлился:

— Вы не уверены?

— Я вам сказал, я был полностью оглушен и не обратил внимания.

— Вы знаете немецкий?

— Я свободно говорю на семи языках, поэтому деталь такого рода может от меня ускользнуть.

Григорьев рявкнул:

— Криг!

Юбер сел прямо.

— Да, товарищ комиссар.

— Ты скажешь по-русски: «Завтра, в то же время, я вам доверяю».

Юбер повторил фразу, как его и просили. Милиционер обратился к ученому:

— Вы узнаете голос?

Молчание.

— Я… Кажется, да. Я не уверен.

Разнервничавшись, Григорьев перебил его:

— Хорошо, я благодарю вас, профессор.

Кто-то быстро вошел. Запыхавшийся голос доложил:

— Мы получили ответ из Ашхабада, комиссар! Документы этого человека поддельные, в службе регистрации иностранцев Туркмении не записан никакой Хайнц Крит. Совершенно неизвестен!

Итак, они быстро управились; Юбер надеялся, что это, продлится дольше. До него вновь донесся голос Монтелеоне:

— Я бы хотел с вами поговорить, комиссар, один на один.

Григорьев, должно быть, переваривал информацию. Ему понадобилось десять секунд, прежде чем ответить:

— Иду. Юрий, займись этой гадиной!

Шум отодвигающегося стула, удаляющиеся шаги, звук закрывающейся двери… Включился верхний свет. Юбер на секунду закрыл глаза. Когда он их открыл, рядом со злым видом стоял Абдарханов.

— Грязный шпион!

Удар кулака попал Юберу прямо в лицо. Ему показалось, вылетели все зубы. Но это было только начало. Абдарханов бил методично, жестоко. Не зря в жилах этого парня была монгольская кровь. В нем проснулась жестокость воинов Чингисхана.

Со скованными за спиной руками Юбер ничего не мог сделать для своей защиты. Он старался только устоять. Он знал, что если упадет, тот продолжит бить ногами, а кулаки причиняют меньшую боль, чем ботинки.

Устав, Абдарханов остановился.

— На кого ты работаешь? Кто тебя послал сюда?

Начались вопросы. Юбер знал эту музыку. Он будет слушать вопросы, всегда одни и те же, много-много дней.

— Откуда ты? Какие сведения хотел получить от профессора? Ну? Ты будешь говорить! Мерзавец!

И продолжил бить. Юбер превратился уже в кучу помертвевшего и болящего мяса с маленькой искоркой посередине: инстинктом самосохранения.

Потом он внезапно потерял сознание.

Настоящее благословение.

Глава 8

Когда Юбер пришел в себя, то постарался не показывать, что очнулся. Дорога была каждая минута. Он собирался попытаться снова выиграть время, рассказывая обрывки «правдоподобной» истории, требовавшие про-» верки. Но долго эта игра продолжаться не могла. Через более или менее долгий срок Юбер окажется окончательно загнанным в угол и будет вынужден расколоться.

Прошло несколько минут. Было совершенно тихо, ниоткуда не доносилось никакого шума. Юбер почувствовал, что лежит на чем-то относительно мягком, а наручники с него сняли. Он осторожно открыл глаза и увидел, что находится в слабо освещенной камере со стенами, побеленными известью. И, кажется, один… Несмотря на ужасную боль, он повернулся на бок…

Он ничего не понимал. Почему они прекратили допрос, начавшийся так хорошо? Что случилось? Он опять лег на спину, чувствуя жуткую боль в голове и груди. Абдарханов хорошо поработал. Юбер подумал, как было бы приятно зажать его однажды в угол и преподать ответный урок.

Потом он стал думать о странном поведении итальянского ученого, сдавшего его МВД, но все же оставившего шанс выдать себя за простого вора…

Странное поведение? Не очень… Если бы Монтелеоне сказал, что ночной гость хотел получить планы ракеты «Пурга», он рисковал бы, что тот признается во всем, то есть и в том, что Монтелеоне перебрался из США в СССР с согласия ЦРУ, а это навлекло бы на него неприятности. Таким образом, ученый постарался дать понять посланцу мистера Смита, что решил не выполнять свои обязательства, но соблюдение обеими сторонами определенной сдержанности его вполне устраивает.

Это была опасная игра по той простой причине, что, приехав из-за границы, Юбер не мог иметь абсолютно надежного прикрытия. Разоблачив его, работники МВД непременно задумались бы, почему он счел возможным прийти к Монтелеоне без всяких предосторожностей…

Приблизились шаги, кто-то отодвинул засов на двери. Юбер притворился что он в обмороке.

— Есть хочешь? — спросил голос.

Запах чая приятно защекотал ноздри Юбера. Его просто баловали. Он приоткрыл один глаз. Надзиратель в форме стоял перед нарами с полным подносом. Это была не ловушка. Юбер осторожно поднялся, стискивая зубы, чтобы не закричать.

— Больно? — спросил тот.

— Да.

— Я отведу тебя в медчасть, когда придет врач.

Это было уже слишком. Юбер ничего не понимал. Он прислонился к стене, взял кружку чая и кусок хлеба с маслом, который ему протягивал охранник.

— Который час?

— Семь.

— Утра?

— Да.

— А день?

— Суббота.

Значит, он провалялся без сознания несколько часов. Надзиратель стоял неподвижно.

— Я жду, когда ты закончишь.

Юбер ел с трудом. Даже жевать ему было ужасно больно. Первые проглоченные куски вызвали у него тошноту. От отпил несколько глотков горячего чая, и спазмы прошли.

Когда он поел, надзиратель забрал кружку.

— Постарайся заснуть, — посоветовал он. — Я вернусь в девять часов.

Он вышел, заперев дверь на засов.

Легко сказать «постарайся заснуть». С хорошим уколом морфия это было бы возможно… Юбер безуспешно искал более удобное положение. Ничего не вышло.

Он попробовал победить боль терпением.

Время совсем не двигалось! Юбер уже не Мог терпеть, когда пришел надзиратель, чтобы отвести его в медчасть.

Он с трудом поднялся и с еще большим трудом пошел. Надзиратель поддерживал его под руку. Они вышли в коридор, где был десяток камер по обеим сторонам. Два вооруженных милиционера охраняли бронированную дверь в конце коридора. Их пропустили.

Снова коридор, лифт. Юбер узнал его и сделал из этого вывод, что по-прежнему находится в здании МВД, а не в тюрьме.

Медчасть была чистой. Сначала они вошли в комнату ожидания. Потом надзиратель велел Юберу войти в смежное помещение, где стояла вешалка. Это была раздевалка.

— Разденься здесь и войди туда.

Он оставил Юбера одного. Это ничем не грозило. В нынешнем своем положении он был неспособен убежать.

Раздеваться было непросто. Рубашка была в крови и прилипла к телу. Наконец ему удалось снять все, вплоть до носков. Абсолютно голый, он открыл дверь напротив той, в которую вошел, и оказался в медчасти.

Врачом была женщина лет пятидесяти, не красавица, но симпатичная и уверенная в себе. Ей помогал санитар с сильно оттопыренными ушами.

— Ну, старина, — сказала она, увидев Юбера, — что-то не так?

В этот момент Юбер посмотрел на себя в зеркало, и увиденное ужаснуло его. Лицо потеряло человеческий вид…

— Ложись сюда.

Он с трудом лег на кушетку. Женщина приготовила шприц.

— Больно, да?

— Нестерпимо.

— С этим ты через десять минут ничего не почувствуешь.

Она сделал укол. Санитар принес тазик с теплой водой и вату. Они стали обмывать ему лицо…

Юбер не сопротивлялся. Он стиснул зубы, когда она смазывала раны спиртом. Потом она наложила мазь и бинты.

Все это потребовало времени, и, когда Юбер встал, укол начал действовать. Он уже не чувствовал особой боли, только некоторую вялость.

Он поблагодарил врача. Санитар, выходивший на несколько минут, сказал ему:

— Оденьтесь и подождите вашего конвоира в комнате ожидания. Он сейчас вернется.

Юбер прошел в раздевалку. Там раздевался какой-то милиционер. Он с любопытством посмотрел на Юбера и прошел в кабинет.

Эта форма… Настоящая провокация… Юбер открыл дверь в комнату ожидания. Никого. Могли он рискнуть? А почему бы нет? Подобный случай не предоставляется дважды. А если схватят, хуже не будет.

Ему показалось, что, надевая форму, он побил все рекорды скорости. Немного тесновато, но ничего. Жаль что ботинки великоваты.

С сильно бьющимся сердцем он открыл дверь в комнату ожидания, выглянул. Никого. Он вышел в коридор, направился к лифту.

Кабина была внизу. Он вызвал ее, опасаясь, что ноги подведут его, если он пойдет по лестнице.

Лифт открылся. Черт побери! Проклятье! В нем был его конвоир. Юбер закашлялся и поднес руку к лицу, опасаясь, что бинты, наложенные врачом, привлекут внимание. Но конвоир вышел из кабины, даже не взглянув на Юбера, и быстро пошел к медчасти.

На ватных ногах Юбер вошел в лифт и сказал по-русски:

— Вниз.

Кабина поехала. Он не знал, какой контроль осуществляется на выходе. Нужно, чтобы тревога не была поднята еще некоторое время, чтобы конвоир подождал несколько минут в комнате, прежде чем начать беспокоиться.

Он вышел в холл, направился прямо к выходу, прошел между двумя часовыми, даже не взглянувшими на него, и оказался на улице.

Свободен!

Ему пришлось сделать усилие, чтобы не броситься бежать. К остановке на другой стороне улицы подъехал автобус. Юбер прошел по пешеходному переходу и успел дойти до остановки. Он сел в автобус вместе с несколькими «гражданскими». Платят ли милиционеры за проезд в общественном транспорте? Он ничего об этом не знал и решил подождать, пока его о чем-нибудь спросят.

Он знал, куда и как ехать. Ханно Гугенбергер объяснил ему маршруты общественного транспорта.

Теперь тревога несомненно была уже объявлена. Они, конечно, уже знают, что ему удалось выйти из здания, переодевшись в милицейскую форму. Но прежде чем будет поднята по тревоге вся милиция Сталинабада, пройдет некоторое время. Может быть, полчаса. Они начнут с того, что поставят кордоны на всех выездах из города и контрольные посты на железнодорожных и автобусных вокзалах. Юберу было на это наплевать, он не имел намерения покидать Сталинабад. Пока не имел.

Он пересел в другой автобус на площади Ленина. Никто не обращал на него внимания; он привлек только несколько любопытных взглядов из-за бинтов на опухшем лице.

Он вышел в конце улицы Лосиновской и пересек сквер, где играли дети. В ста метрах он нашел площадь Дзержинского и Русаковскую улицу.

«Голиаф» жил в доме 28 на Русаковской. Он был тем человеком, который согласно «Детальным инструкциям» должен был вывезти Юбера из России.

Дело провалилось, и теперь Юберу оставалось лишь уйти. Он сделал все, что мог; не его вина, что все так получилось. Хорошо еще, что ему удалось бежать самому.

«Голиаф» был сапожником. Он был одним из членов маленькой еврейской общины, жившей в Сталинабаде, и тоже, как и шпеты, не смешивавшейся с коренным населением.

Юбер, не останавливаясь, прошел мимо лавочки. Сапожник был один и подбивал подметку. Юбер прошел еще метров сто, вошел в подъезд дома, где подождал несколько секунд, потом вернулся назад.

На улице не было ничего подозрительного. Он с самым естественным видом вошел в лавочку. Сапожник поднял голову, чтобы посмотреть поверх очков в металлической оправе.

— Что вы хотите?

— Могли бы вы мне сказать, где живет Голиаф? — спросил Юбер по-русски.

Сапожник насторожился. У него было морщинистое, как увядшее яблоко, лицо, темная кожа и крупный нос. Форма Юбера сбивала его с толку.

— Я знаю многих Голиафов, — ответил он подозрительно.

— Мне нужен сын Ребекки.

Сапожник быстро поднялся. Он был маленьким и немного сутулился.

— Быстро проходите туда, — сказал он. — Я присоединюсь к вам…

Юбер шагнул в дверь, находившуюся в глубине лавочки, а Голиаф подошел к витрине, чтобы посмотреть на улицу.

Юбер оказался в бедно обставленной кухне-столовой. Он взял стул и сел: силы его были на исходе. Пришел маленький человечек:

— Что я могу для вас сделать?

— Переправить меня в Афганистан.

Сапожник пристально посмотрел на форму, потом на опухшее лицо Юбера.

— У вас были неприятности?

— Этой ночью меня арестовали и измордовали в здании МВД. Я смог убежать из медчасти, позаимствовав эту форму.

— Они обнаружили ваше бегство?

— Почти сразу, нет никаких сомнений. В данный момент они должны идти по моим следам.

«Голиаф» поморщился.

— Это очень неприятно.

У входной двери зазвонил колокольчик. Юбер быстро отодвинулся, чтобы его не заметили из лавочки, когда сапожник открывал дверь в нее.

«Голиаф» отсутствовал минут пять. Когда он вернулся, его лицо выглядело очень озабоченным.

— Люди уже знают, что был побег из здания МВД. Повсюду расставлены посты.

— Это нормально.

Маленький человечек снял очки, чтобы протереть стекла, и этот жест напомнил Юберу мистера Смита.

— Вас надо будет спрятать на несколько дней. Было бы безумием покидать город в таких условиях. У вас нет ни одного шанса прорваться. Способ, которым вы убежали, заденет их за живое, и я могу вам гарантировать, что они приложат все усилия, чтобы схватить вас.

Юбер об этом догадывался, но перспектива прятаться, оставаясь в этом городе еще некоторое время, совершенно ему не нравилась.

— Действительно нет никакого способа действовать по-другому?

— Хотите попытаться в одиночку? — отозвался маленький человечек. — Направление на юг вам известно, это туда. Но на меня не рассчитывайте.

— Хорошо, — сдался Юбер, — я сделаю все так, как вы считаете нужным.

«Голиаф» показал на дверь в глубине комнаты.

— Заходите туда. Это моя спальня. Там вы и спрячетесь.

Юбер нахмурил брови.

— Этого будет достаточно?

— Лучшего я вам предложить не могу, к сожалению. Я рискую так же, как и вы.

— Простите.

— Снимите эту форму. Я достану вам другую одежду. Теперь идите в ту комнату. Мы поговорим более серьезно сегодня вечером. Мое слишком долгое отсутствие в лавочке может привлечь внимание.

Он вернулся в мастерскую, а Юбер прошел в соседнюю комнату. Ставни были закрыты, в комнате царил полумрак и стоял неприятный запах. Юбер с сожалением вспомнил о безупречной чистоплотности шпетов.

Он снял форму, оказавшую ему такую большую услугу, бросился на кровать и почти сразу заснул.

Глава 9

Был вечер воскресенья. К этому времени Юбер прятался у маленького еврея-сапожника уже больше тридцати часов, и с него было больше, чем достаточно.

Его первой мыслью после побега было как можно скорее добраться до Афганистана, чтобы затем вернуться в Вашингтон. Ему казалось, что дело провалилось, и поправить уже ничего нельзя.

Выспавшись, он посмотрел на вещи уже иначе. Монтелеоне стал причиной его ареста, но рассказал он не все. А молчал он потому, что боялся за самого себя. Юбер думал, что, шантажируя его, угрожая сунуть по горло в дерьмо, сможет заставить его раскаяться в своей вине.

Юбер размышлял над этим целый день. Милиция с остервенением ищет его, пускай. Были жуткие облавы у шпетов, подтверждавшие, что его по-прежнему принимали за немца; но они не могли обыскать в городе каждый дом, остановить каждого прохожего. Это было невозможно…

И уж, конечно, у них не могло возникнуть мысли, что у беглеца хватит смелости вернуться туда, где его арестовали — вернуться к Монтелеоне.

Хорошенько все взвесив, Юбер счел, что может действовать.

— Сегодня вечером мне надо выйти, — объявил он «Голиафу».

Тот посмотрел на него изумленным взглядом.

— Вы сумасшедший.

— Нет, не думаю.

Не раскрывая цели вылазки, он изложил свою точку зрения и сумел убедить собеседника, что он не очень рискует, при условии, что будет избегать общественного транспорта, такси и не станет выходить из города.

— Мне нужно оружие, — сказал он в заключение. — Я не хочу, чтобы меня арестовали снова. И еще часы.

«Голиаф» немного подумал.

— Я думаю, — ответил он, — что вы всегда действуете по собственному разумению. Значит, надо вам помогать. Я достану вам оружие, но вы дадите мне слово не возвращаться сюда, если у вас будет малейшая неприятность. У меня нет никаких причин рисковать в операции, смысла которой я не понимаю.

— Даю вам слово.

Еще вчера «Голиаф» достал Юберу поношенную одежду, похожую на ту, что носят обычные люди. Он ушел в лавочку, витрина которой была закрыта по причине воскресенья, и вернулся через несколько минут с револьвером «маузер», выпущенным до 1914 года.

— Вы стащили его в музее? — спросил Юбер, смеясь.

— Его очень аккуратно хранили, и работает он хорошо. Барабан полный, но других патронов у меня нет; вам придется довольствоваться этими в случае стычки.

— Спасибо, — сказал Юбер, взяв оружие.

Оно было тяжелым и очень хорошо ложилось в руку. Юбер осмотрел его, потом сунул за пояс. «Голиаф» дал ему часы.

— Скажите, — спросил Юбер, — в этой стране у прислуги в воскресенье действительно выходной?

— Да, это абсолютное правило.

— Без исключений?

— На исключения посмотрели бы очень плохо.

Он думал о Марии, домработнице Монтелеоне, он не имел никакого желания встречаться с ней. На этот раз он намеревался воспользоваться восьмичасовой сменой охраны, поскольку темнело в семь.

«Голиаф» объяснил ему кратчайшую и самую спокойную дорогу от Русаковской до улицы Чита. По словам сапожника, дорога заняла бы меньше двадцати минут. Юбер чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы проделать такой путь. Чтобы не привлекать к себе внимания, он снял с лица повязку. Раны нормально заживали.

В семь часов десять минут он вылез через окно в узкий и темный двор и вышел на улицу.

В этот час улицы города были очень оживлены — люди возвращались с воскресной прогулки. Юбер считал, что это очень хорошо. Чем плотнее толпа, тем меньше для него риск быть замеченным.

Ему понадобилось чуть больше двадцати минут, чтобы дойти до улицы Чита. Когда он заметил милиционера, дежурившего перед виллой ученого, его сердце бешено заколотилось.

Какое-то мгновение ему хотелось отказаться от своего замысла, отступить, но он взял себя в руки. «Ты пойдешь!» — приказал он себе.

Он прошел мимо охранника на ватных ногах, свернул на дорогу и прошел до конца тропинки…

Самое сложное было сделано, остальное должно было происходить в тени. Он был прав, думая, что милиция не усилит охрану дома ученого. Если, конечно, никакой сюрприз не ждет его внутри.

Когда прибыла смена, он лежал на животе за забором. На этот раз ему было труднее перелезать через стену, и он сделал это на пять метров левее.

Подтягиваться было тяжело и очень больно. Заныли все его раны. Он лег на гребень стены, тяжело дыша, и нагнулся, чтобы попытаться разглядеть, что внизу, прежде чем прыгнуть.

Но он не смог ничего увидеть. Он скользнул вниз, упал на цветы, не стал исправлять повреждения и, не теряя времени, пошел к дому.

На кухне горел свет. Он приблизился очень осторожно, стараясь не выходить из тени, и замер за деревьями, откуда мог видеть…

Монтелеоне был на кухне один, видимо, готовил ужин. Юбер подождал несколько минут. Новый часовой занял свой пост на тропинке. Его ботинки скрипели по гравию, он покашливал.

Юбер вытащил из-за пояса револьвер и взвел курок. Потом он пошел к дому. Монтелеоне не видел его. Юбер повернул ручку застекленной двери, не теряя его из виду; если дверь заперта, он постучит в стекло и заставит открыть под угрозой оружия.

Но дверь была не заперта. Юбер вошел. В это мгновение Монтелеоне резко обернулся и от удивления выронил яйцо, которое держал в руке. Яйцо разбилось, забрызгав ботинки ученого.

— Добрый вечер! — спокойно сказал Юбер, закрывая за собой дверь. — Советую вам не шуметь.

Монтелеоне криво улыбнулся.

— Я ждал вас, — ответил он, — но вы все же застали меня врасплох.

Юбер иронично спросил:

— Вы меня ждали?

— Да, поэтому я и оставил дверь открытой. Я думал, что у вас уже нет ключа.

Юбер несколько секунд смотрел на него.

— Вы интересный тип. Не могли бы мы пройти в менее заметное место, чтобы продолжить эту беседу?

— Я собирался вам это предложить.

Итальянец выключил газ.

— Ладно, поужинаю позже.

Он пошел к двери в коридор.

— Без шуток, — посоветовал Юбер. — Я стреляю быстро и метко, и меня нельзя обмануть дважды.

— Не бойтесь. Я и так наделал много зла.

Юбер не мог прийти в себя. Или это было недоразумение, или он был потрясающим артистом. Юбер вспомнил о совете Элизабет Шрагмюллер, более известной под именем «Фрейлен Доктор»[10]: никогда не рассматривать явление изолированно, никогда не принимать в расчет внешние проявления дружелюбия или враждебности.

Они вошли в кабинет. Монтелеоне включил свет. Юбер указал на два кожаных кресла, стоявших перед рабочим столом.

— Здесь нам будет очень удобно. Садитесь сюда.

Сам он сел на более удаленное кресло, лицом к двери.

— Вы осторожны, — заметил ученый.

— Мне за это платят. Я попрошу вас также вытянуть ноги перед собой.

— Боитесь, что я брошусь на вас?

— Принимаю меры предосторожности.

Юбер положил оружие на колени, не выпуская его.

— Я вас слушаю, — сказал он ледяным тоном.

По лицу Монтелеоне тек пот. Он явно не чувствовал себя так свободно, как старался показать.

— Конечно, — сказал он, махнув своей красивой белой рукой, — говорить придется мне.

— Возможно, это дерзость с моей стороны, но я продолжаю думать, что вы должны объяснить мне свой поступок.

Ученый опустил голову.

— Должен… Но вы поймете. Каждый вечер я принимаю снотворное, чтобы заснуть… Можете проверить — таблетки в ящичке ночного столика.

Юбер молчал. Он изучал Монтелеоне: встревоженный, очень нервозный. Был ли он таким до отъезда из США? Маловероятно. Мистер Смит не мог бы ему доверять.

Ученый стал потирать руки; этот жест, должно быть, стал для него привычным.

— Когда вы меня разбудили, я был совершенно оглушен снотворным… Я… Я забыл фразы пароля… Идиотизм, но это правда… Уже некоторое время это происходит со мной довольно часто… Провалы памяти… Я забываю имя, формулу… О! Не навсегда, потом я вспоминаю, но все-таки это очень неприятно…

— Продолжайте, — сказал Юбер ледяным голосом.

Монтелеоне заерзал в своем кресле; ему, очевидно, было трудно оставаться неподвижным.

— Так вот… Понимаете, я не знал, кто вы на самом деле… Я не смог заснуть, жутко плохо себя чувствовал из-за снотворного… Я не знал, что делать… Если я промолчу, а это окажется ловушкой МВД, я пропал… Я провел ужасные часы. Наконец, почти убедившись, что вы провокатор, я решил проинформировать полицию, но воспользовался тем, что был под действием снотворного, чтобы сказать не все и оставить вам выход, если бы вы действительно оказались тем, за кого себя выдавали…

Юбер улыбнулся.

— Не пытайтесь меня одурачить, — посоветовал он. — Я прекрасно понимаю, почему вы так поступили… Исключительно в собственных интересах, чтобы не быть втянутым слишком далеко. Обвиненный вами в шпионаже, я вполне мог потянуть вас с собой, рассказав, при каких обстоятельствах вы перешли Рубикон.

Монтелеоне стал пунцовым.

— Теперь, — жестко заговорил Юбер, — шутки кончились. Вы сделаете то, о чем я вас просил, иначе я утоплю вас вместе с собой.

— Не обвиняйте меня, — взмолился итальянец. — С того момента, когда я убедился, что вы действительно посланец мистера Смита, я думал только о том, как бы вам помочь…

— Правда? — сыронизировал Юбер. — Самое время!

— Да, я понял, когда они поставили меня лицом к лицу с вами, чтобы попросить вас опознать. Тогда я стал быстро думать, ища способ вас спасти…

— Может быть, это вы организовали мой побег? — насмешливо спросил Юбер.

Ученый с силой потер ладонями лицо.

— Я понимаю вашу горечь…

— А я понимаю, что мог оставить там свою шкуру. Я не говорю о том, что я там вынес.

Монтелеоне положил руки на колени и наклонился вперед.

— Позвольте вам объяснить… Вы слышали, как я, прежде чем выйти, попросил у комиссара Григорьева разрешения поговорить с ним наедине?

Юбер вспомнил эту деталь.

— Вот что я сказал Григорьеву… Я ему сказал, что узнал вас… Что вы Хельмут Вайссенфель, один из ученых, работающих в Хантсвилле под руководством фон Брауна и что там я и познакомился с вами; что вы один из создателей «Ю.Д.М.Г.»[11] Я ему сказал, что вы были чем-то вроде сорвиголовы, человеком без идеалов и совести, живущим только ради научного поиска…

Теперь Юбер понял, почему допрос был прерван и почему затем с ним обращались так мягко.

— Они подумали, что смогут меня использовать у себя на службе?

Монтелеоне улыбнулся, явно подбодренный сменой настроения своего собеседника.

— Я хотел, чтобы они сами пришли к этой мысли. Короче, Григорьев меня об этом спросил. Я ответил, что, на мой взгляд, у вас никогда не было другого идеала, кроме науки, и что, имея выбор между приговором за шпионаж и работой на СССР, вы не станете долго колебаться. Затем Григорьев спросил меня, соглашусь ли я сделать вам такое предложение. Я ответил утвердительно.

Юбер мягко кивнул головой. Веселая улыбка растянула его полные губы.

— Вы рисковали. Если они узнают, что настоящий Хельмут Вайссенфель по-прежнему в Хантсвилле, они заставят вас дорого заплатить за шутку.

Монтелеоне моргнул, и Юбер понял, что не в его интересах запугивать ученого.

— Они это не проверят, пока не будут иметь причин для сомнений…

— Конечно. Все же я благодарю вас за попытку вытащить меня из передряги.

— Вам не за что меня благодарить.

— Но теперь это уже все равно. Вам остается только передать планы, как мы договорились, и все закончится. Я постараюсь удрать отсюда, как можно скорее.

Монтелеоне со смущенным видом опустил голову.

— Я не могу дать вам планы, это невозможно.

Юбер нахмурил брови.

— Что вы мне рассказываете?

Ученый развел руками, чтобы выразить свое бессилие.

— Я здесь ни при чем, но я иностранец… Мне запрещен доступ к сейфам, где хранятся планы. Когда я хочу получить какой-либо документ, он должен быть мне по-настоящему необходимым, и мне приходится просить его у профессора Шкловского.

Юбер был взбешен.

— Должен же существовать способ. Узнайте комбинацию сейфа и…

— Невозможно, говорю я вам. Сейф заперт в бронированной комнате, и дверь в нее день и ночь охраняется четырьмя милиционерами.

— Тогда, — сказал Юбер, — я вижу только один способ: вы поработаете ночь, чтобы воспроизвести все по памяти.

Монтелеоне жалко улыбнулся.

— Я вполне способен на это, потому что работал вместе с Шкловским над всеми деталями «Пурги», но потребовался бы десяток ночей, чтобы проделать такую работу, и то безо всякого отдыха, что невозможно. Допустим, что я буду работать через ночь. Вам придется ждать три недели, это минимум…

Юбер был оглушен. Перспектива ждать три недели запертым в зловонной комнатке «Голиафа» делала его больным.

— Это невозможно.

Монтелеоне вздохнул:

— Существует другой способ…

Юбер посмотрел на него:

— Я вас слушаю.

— Вы возьмете меня с собой. Как только я попаду в Хантсвилл, я засяду за работу вместе с фон Брауном…

Юбер прикрыл глаза, размышляя.

— Что, устали жить здесь?

Плечи ученого опустились.

— Я не должен был соглашаться, я на это не гожусь. Не то чтобы я был несчастен, нет… Моя жизнь здесь почти абсолютно такая же, как та, что я вел в Хантсвилле. Следят за мной не больше и не меньше, а Шкловский — отличный начальник… Это из-за моего договора с ЦРУ. Понимаете, у меня всегда такое чувство, что это должно читаться на моем лице. Когда мои русские коллеги смотрят на меня, мне всегда кажется, что я читаю в их глазах обвинение. Я не могу жить в подобных условиях, это гложет меня, и я думаю, что в конце концов сойду с ума…

Юбер думал так же. Монтелеоне испытывал комплекс вины; и это стало у него манией. Вот почему он принимал снотворное. Он лишился сна. Вне работы у него оставалась единственная мысль: страх быть разоблаченным и расстрелянным, как шпион. Он не мог этого вынести.

«Детальные инструкции» совершенно не предусматривали, что Юбер может вывезти Монтелеоне. Они предусматривали многое, но не это.

Ну что же, пусть мистер Смит говорит, что хочет. Юбер не мог позволить себе ждать три недели в подобных условиях. Кроме того, он тоже не хотел сойти с ума. В любом случае Монтелеоне продержится недолго, а тогда сохранение агента возле Шкловского не имело никакого смысла.

— Я очень хочу вас увезти, — сказал Юбер, — но МВД держится начеку из-за моего побега, а агент, который должен был эвакуировать меня из страны, ничего не хочет делать прежде, чем все успокоится…

Монтелеоне бросил на него странный взгляд.

— Существует только один способ прекратить поиски, — прошептал он.

Юбер прислушался: ему показалось, что он уловил какой-то шум. Поэтому он ответил с некоторым опозданием.

— Я бы хотел знать, какой.

Монтелеоне посмотрел на свои пальцы, которые сложил куполом.

— Выдать вас.

Юбер содрогнулся:

— МВД?

Монтелеоне поднял на него невинный взгляд.

— Разумеется.

Наступила тишина, потом Юбер встревожился:

— Вы сошли с ума или что?

Ученый вздохнул:

— Я понимаю, что это вас… шокирует. Но выслушайте меня… Я вас оценил по достоинству. Узнав о вашем побеге, я был уверен, что вы вернетесь встретиться со мной. За прошедшие сутки я много размышлял. Повторяю: единственный способ прекратить поиски — сдать вас.

Юбер саркастически улыбнулся.

— Это, во всяком случае, строго логично.

Монтелеоне наклонился вперед, положив руки на колени.

— Чем вы рискуете, если вас считают Хельмутом Вайссенфелем?

Юбер рассмеялся:

— Я рискую ввязаться в авантюру, выбраться из которой мне будет трудно.

— Но это же ненадолго. Единственная цель — усыпить бдительность милиции и официально соединить нас, это позволит нам убежать в удобный момент вместе.

Юбер был не совсем убежден.

— Я отлично понимаю, — сказал он. — Ваша идея не глупа, но они сразу же заметят, что мой научный багаж недостаточен для Вайссенфеля. Откроюсь вам до конца: прежде чем заняться этим делом, я провел две недели в Хантсвилле с фон Брауном. Так что в разговоре я могу об этом намекнуть. Мне известны последние открытия в области ракетостроения, но если меня посадят в исследовательский кабинет, все провалится.

Монтелеоне, казалось, принял аргумент, но держался за свою идею.

— Будет несколько дней, в которые я буду вас убеждать работать на них. Была договоренность, что этим займусь я. Они согласились, что, зная вас лично, я добьюсь цели лучше любого другого.

— Это продлится недолго. Уже то, как вы описали мой характер, не позволит мне разыгрывать колебания. Я думаю, что сорок восемь часов будут максимумом; потом они решат, что я пытаюсь выиграть время, и спросят себя, почему.

Монтелеоне искал; он грыз ногти.

— Нашел! Эврика!

Юбер насторожился. Он не любил, когда им так распоряжаются.

— Давайте, я слушаю.

— Вы получили достаточно ударов по голове, чтобы изобразить сотрясение мозга? Вы сдадитесь милиции, скажете, что вы Хельмут Вайссенфель и ищете старого друга — Луиджи Монтелеоне… Вы немного заговариваетесь, совершенно не опасны, полны доверия ко всему миру, а? Они все поверят, как один человек. На милицию сильно наорут, что они вас изуродовали, и обратятся ко мне, чтобы постараться привести вас в нормальное состояние, поскольку вы будете требовать встречи со мной.

Юбер не смог удержаться от смеха.

— У вас потрясающее воображение, — сказал он. — Вам бы надо писать романы.

Но Монтелеоне не смеялся. Поглощенный своей идеей, он спросил:

— Ну как? Что вы об этом скажете? Вы не думаете, что это осуществимо?

Юбер опять посерьезнел.

— Разумеется, осуществимо. Все осуществимо, только осуществляется по-разному. Дело в том, что у меня нет никакого желания вновь попадать в лапы МВД. Эти люди и я взаимно не выносим друг друга.

Монтелеоне вздохнул. Его немного заплывшее жиром лицо римлянина казалось обрюзгшим.

— Тогда, — сказал он, — не будем больше говорить об этом. Возвращайтесь в Вашингтон с пустыми руками.

Юбер отрицательно покачал головой.

— Я вернусь не с пустыми руками, вот увидите. Постарайтесь найти другое решение, я тоже подумаю.

Он встал, убрал оружие во внутренний карман своего пиджака. Монтелеоне последовал его примеру.

— Значит, вы действительно этого не хотите?

— Нет, спасибо. Вы слишком любезны.

Наступило долгое молчание. Итальянский ученый выглядел страшно расстроенным.

— Вы не можете уйти сейчас, — сказал он вдруг. — Вам надо ждать следующей смены охраны.

— Да, она будет в полночь.

— Я приготовлю ужин. Мы поедим вместе.

— Охотно соглашаюсь. Признаюсь, я умираю от голода.

— Оставайтесь здесь, я схожу на кухню.

Юбер сделал движение, относительно смысла которого нельзя было ошибиться.

— Вы мне не доверяете?

Юбер посмотрел ему прямо в лицо, потом решил сыграть ва-банк.

— Да, теперь доверяю.

Глава 10

Они сидели за столом на кухне, напротив друг друга. Юбер посмотрел на настенные часы, показывавшие час ночи, потом на «Голиафа», клевавшего носом. Он ушел от Монтелеоне в момент смены охраны в полночь, и ученый объяснил ему, как через соседние сады выйти на другую улицу. Этот маршрут избавлял его от необходимости проходить мимо милиционера, дежурившего перед домом.

Еще до того как уйти от Монтелеоне, Юбер решил принять его идею: в ней был некий юмористический аспект, соблазнявший его. Но он и сам не очень понимал, почему он ушел, не сказав об этом итальянцу.

«Голиаф» пожал худыми плечами; глаза его покраснели от усталости.

— Надо определиться, — пробурчал он. — Вчера вы хотели уехать немедленно, теперь решаете остаться. Вы не знаете, чего хотите.

Юбер улыбнулся.

— О! Я прекрасно знаю, чего хочу. Просто произошло нечто, что побуждает меня остаться… Старина «Голиаф», теперь вам придется переправлять на ту сторону не одного, а двоих. У меня есть гость.

Маленький еврей-сапожник застыл. Он посмотрел на Юбера поверх очков и решительно ответил:

— Невозможно!

— Невозможно? Что это такое? Не понимаю.

Тот упрямо возразил:

— Зато я понимаю. Моя комбинация срабатывает только для одного человека одновременно, и это уже слишком хорошо.

Юбер отмел возражение небрежным движением руки.

— Ну что же, старина, придется вам выкручиваться. У меня есть один тип, и я должен непременно вывезти его.

«Голиаф» провел пальцами с черными ногтями по редеющей, полной перхоти шевелюре. Он надолго задумался. Юбер терпеливо ждал.

Наконец маленький человечек спросил:

— Тип согласен или нет?

— Согласен. Это легче, нет?

«Голиаф» с сомнением поморщился.

— Как сказать… Несогласного всегда можно усыпить и тащить, как сверток. Сверток заметен меньше, чем человек.

Юбер засмеялся.

— Если действительно нет другого выхода, мы его усыпим и спрячем в сверток; это не так страшно.

Маленький человечек разъяренно почесал голову.

— Я жил так спокойно, и надо же вам было свалиться на меня с вашими историями.

Юбер перестал смеяться. Его суровое лицо стало твердым, как камень.

— Уважаемый, — сказал он ледяным тоном, — вам бы следовало знать, что когда входишь в наше дело, то выйти из него уже нельзя.

— Я знаю, — ответил сапожник тоскливым тоном. — Иногда и хотел бы остановиться, но это невозможно. Надо продолжать только, чтобы попытаться спасти свою шкуру; как пловец, который не должен переставать грести, если не хочет утонуть.

— Удачное сравнение.

Маленький еврей по-прежнему скреб затылок, но с меньшей силой.

— Но и это не спасает от несчастных случаев, — заговорил он вновь с горечью. — Потому что пловец всегда может стать жертвой судороги.

— Или акулы? — предположил Юбер, открывая в улыбке волчьи зубы.

— Или акулы, — согласился маленький человечек, глядя ему в лицо.

Он взял бутылку водки, стоявшую на столе, и наполнил стакан.

— Вы правда не хотите выпить?

— Нет, спасибо.

Юбер внимательно смотрел на него, пока тот пил. «Голиаф» не был алкоголиком, но время от времени нуждался в стаканчике, чтобы придать себе смелости.

— Вы должны будете вернуть мне форму, в которой я пришел.

Голиаф подскочил.

— Что вы хотите сделать?

— Надеть ее вновь. Я считаю, что она мне идет.

— Это очень опасно. Они знают, что вы бежали в ней.

— Вот именно. Поскольку я собираюсь сдаться, не нужно, чтобы они думали, что кто-то помогал мне после побега. Они обязательно подумают об этом, если найдут меня не в том виде, в котором потеряли.

Маленький сапожник выпучил испуганные глаза.

— Вы… Вы хотите сказать, что собираетесь вернуться в МВД?

— Совершенно верно.

— Но вы сошли с ума! Они быстро осудят вас и расстреляют.

— Об этом не волнуйтесь. Лучше слушайте меня внимательно. Надо, чтобы вы разработали план бегства в Афганистан на двоих и чтобы вы были готовы осуществить его в любой момент. Я не смогу вас предупредить. Все, что я могу сказать вам сейчас, — мы придем вечером, когда стемнеет, и у нас будет целая ночь впереди. Я думаю, вам надо быть наготове с завтрашнего вечера.

— Но, — запротестовал «Голиаф», — я вам сказал, что ничего нельзя сделать, пока не будут сняты повышенные меры безопасности, а они еще остаются в силе. Все дороги, все вокзалы, все аэродромы под строгим наблюдением…

— Мой дорогой друг, повышенные меры безопасности будут отменены сегодня же вечером, как только МВД возьмет меня. Понятно?

Маленький человечек замер с открытым ртом.

— Я считаю, что вы совершенно сошли с ума, — сказал он наконец, вновь яростно скребя свою голову.

— Ладно, — ответил Юбер. — Можем идти спать. Хороший сон пойдет на пользу нам обоим.

Он отодвинул стул и встал. Сапожник сделал то же самое; он выглядел более угнетенным, чем когда-либо.

Юбер в последний раз любовался собой в форме МВД.

— А все-таки она мне идет, а?

«Голиаф» пожал плечами с гримасой отвращения. Он больше уже ничего не говорил.

— Мне не хватает только бинтов, но, поскольку вы их выбросили, лучше их ничем не заменять. Они могли бы это заметить. Они сочтут, что я сам снял их, что, кстати, правда.

Он похлопал хозяина дома по тощему плечу.

— До скорого, старина «Голиаф», и не дуйтесь так.

Сапожник выключил свет, потом открыл окно и тихо раздвинул ставни. В маленьком дворике все казалось спокойным.

— Идите, — шепнул маленький человечек.

Юбер подошел, перебрался через подоконник, держась за плечо «Голиафа».

— Не забудьте, — напомнил он очень тихо. — Вы должны быть готовы к уходу с завтрашнего вечера.

Он не стал ждать ответа и быстро пересек двор. Короткий осмотр — и Юбер вышел на улицу.

Его физическое состояние было еще далеко не блестящим. Голова по-прежнему болела, и некоторые движения он делать не мог; не мог он также глубоко дышать, так болели ребра. «Они меня вылечат», — думал он, направляясь к улице Чита.

Он спрашивал себя, какое наказание мог понести надзиратель, охранявший его в момент побега. Бедняга видел его в таком жалком состоянии, что ему не приходила мысль о возможности бегства арестованного; он не подумал, что укол морфия подействует так быстро и так эффективно. И, конечно, никто раньше не осмеливался бежать из здания МВД.

Ему потребовалось полчаса, чтобы не торопясь дойти до улицы Чита. Весь день, как актер перед важной премьерой, он повторял свою роль и думал, что сыграет ее хорошо.

В нескольких метрах от дома Монтелеоне Юбер создал маску: нижняя губа чуть отвисла, взгляд блуждающий и мягкий, вид безобидный.

Все же сердце сильно билось о больные ребра, и он был недалек от мысли, что «Голиаф» был тысячу раз прав, называя его сумасшедшим.

Но отступать было поздно, часовой его уже заметил. Шаркая, Юбер сделал последние шаги, отделявшие его от милиционера, и остановился перед ним, не говоря ни слова.

Удивленный милиционер несколько секунд стоял, не реагируя, потом спросил по-русски:

— Тебе чего?

Юбер ответил на немецком, мягким и монотонным голосом:

— Я хочу видеть моего старого друга, профессора Монтелеоне… Скажи, что его хочет видеть Хельмут Вайссенфель… Будь так любезен… Будь любезен…

Ему было трудно сохранять этот тон и удерживаться от смеха, видя физиономию милиционера. Он должен был понимать немецкий, как и многие его коллеги, охранявшие или допрашивавшие немецких пленных во время последней войны.

— Я Хельмут Вайссенфель, — повторил Юбер тем же мягким и монотонным голосом. — Я специалист по ракетам, как и он… Скажи ему, что я хочу с ним поговорить…

Милиционер выругался сквозь зубы. Ситуация явно была выше его понимания. Наконец он поднес к губам свисток и дунул в него.

— Знаете, — продолжал Юбер с глупой улыбкой, — мы скоро сможем полететь на луну. Да, да, не смейтесь… Фон Браун утверждает, что мы полетим на нее раньше, чем через десять лет, и я тоже уверяю вас в этом.

Показался второй часовой. Он дружески махнул рукой Юберу, которого принял за коллегу, и спросил:

— Что случилось?

— Мне кажется, это тот тип, что сбежал; у него совершенно чокнутый вид.

— Я Хельмут Вайссенфель, — любезно объяснил Юбер вновь пришедшему. — Я бы хотел встретиться с моим коллегой, профессором Монтелеоне…

— Он спит, — на всякий случай ответил первый часовой, так как второй совершенно лишился дара речи.

Юбер слабо махнул рукой, извиняясь.

— Тогда, — сказал он, — я вернусь завтра утром. У меня нет при себе визитной карточки, поэтому я попрошу вас проинформировать его о моем приходе. Всего хорошего, господа. Простите меня.

Он повернулся на каблуках и стал уходить.

— Стой! — крикнули оба милиционера одновременно.

Юбер остановился и снова повернулся к ним лицом с дружелюбным и совершенно безобидным видом.

— Мы… Мы проводим вас к профессору, — пробормотал первый по-немецки. — Не уходите.

Юбер поблагодарил их счастливой улыбкой.

— Вы очень любезны; очень, очень любезны. Да, да, не спорьте. Я скажу это вашим начальникам.

Они открыли ворота, провели его во двор, отперли дверь черного хода и проводили его в кабинет, где прошлой ночью состоялся разговор между Юбером и Монтелеоне. Первый снял трубку телефона со словами:

— Я предупрежу профессора; он еще не вернулся, но скоро приедет. Вы можете подождать его здесь.

Второй вышел из комнаты, и Юбер услышал, как он поднимается по лестнице; он, несомненно, пошел предупредить Монтелеоне о том, что происходит, и попросить его не показываться до решения начальства.

Первый набрал номер, подождал и заговорил на таджикском, в котором Юбер не понимал ни слова. Разговор шел довольно долго, и милиционер, казалось, нервничал. Казалось, на том конце провода ему отказывались верить. Начальников обмануть будет труднее, чем мелкую сошку, и Юбер был доволен, что смог потренироваться с этими двумя.

Наконец милиционер положил трубку и вытер лоб рукавом. Спустился второй.

— Профессор скоро приедет. Мы подождем его здесь втроем, — сообщил тот, который звонил.

Юбер широко улыбнулся.

— Охотно. Простите, что доставил вам столько беспокойства.

Милиционеры переглянулись. Теперь они, казалось, веселились. Завтра они смогут рассказать коллегам отличную историю.

— Понимаете, — вновь заговорил Юбер, — я бы хотел, чтобы профессор ввел меня в курс своих работ. На взаимной основе, разумеется. Мы, ученые, заинтересованы часто проводить такие обмены. Прогресс науки от этого только выиграет… Я надеюсь, вы со мной согласны?

Они ответили хором:

— Ну конечно, товарищ! Конечно!

Юбер переводил восхищенный взгляд с одного на другого.

— Вы называете меня товарищем, как это любезно! Видите ли, я не враг дружелюбности, даже между такими разными людьми, как мы. Вас называют примитивными. Но что такое примитивный, в конце концов? Как я говорил совсем недавно моему большому другу фон Брауну, примитивные существа намного ближе нас к природе, а значит, к истине… Но я, конечно, надоел вам?

Замерев, оба милиционера запротестовали:

— Вовсе нет… профессор.

Юбер продолжал говорить мягким, возбужденным голосом в течение примерно четверти часа. Потом снаружи послышался шум машины; хлопнули дверцы. Второй часовой вышел открыть дверь. Через тридцать секунд в комнату вошли санитары в белых халатах.

— Добрый вечер, профессор, — сказали они. — Мы ассистенты профессора Монтелеоне, и он попросил нас за вами приехать. Просим вас следовать за нами…

Юбер вздрогнул. Его увезут в сумасшедший дом на обследование; ему придется играть со всей силой, чтобы выкрутиться…

Он добровольно пошел за ними и сел в «скорую», ждавшую перед домом. Сев между двумя санитарами, он продолжил речь:

— Профессор Монтелеоне наверняка будет рад со мной встретиться… Видите ли, я, как и он, специалист по ракетам… Мое имя Хельмут Вайссенфель… Может быть, слышали? Иногда обо мне упоминали газеты: «Нью-Йорк Геральд Трибюн», «Крисчен Сайенс Монитор», однажды «Лайф»… Вы читаете «Лайф»? Очень интересный журнал… Особенно объявления, их я никогда не пропускаю… Фон Браун мне однажды сказал…

Они ехали минут десять. Потом его высадили перед большим белым зданием, которое, конечно, было больницей.

— Мой коллега работает здесь? — спросил Юбер.

— Совершенно верно.

Большой, ярко освещенный холл, лифт, достаточно просторный, чтобы в него входили носилки. Второй этаж… Третий… Четвертый… Пятый. Остановка.

Они прошли по коридору, покрытому линолеумом. Туда-сюда ходили с серьезным видом мужчины и женщины в белых халатах.

Юбера ввели в большой кабинет, где стояло много кресел. Он сел, скрестил свои длинные ноги.

— Профессор Монтелеоне сейчас придет, — заверил один из санитаров.

— Спасибо, я подожду.

Прошло несколько минут. Юбер напевал, сбрасывая щелчками невидимые пылинки с брюк. Потом вошли двое мужчин в белых халатах. Один в очках. Наверняка, врачи. Санитары исчезли. Один из врачей открыл дверь в глубине комнаты, посмотрел на второго и не закрыл ее. Юбер мог бы поспорить на свою рубашку, что в соседнем помещении сидит один или несколько представителей МВД.

Тот, который был в очках, оперся обеими руками о стол и спросил добродушным тоном:

— Ну, расскажите, что вас сюда привело…

— Меня зовут Хельмут Вайссенфель, — начал Юбер, — и я бы хотел встретиться с профессором Монтелеоне…

Глава 11

Мистер Смит снял очки и протер стекла.

— Добрый день, Говард! — сказал он майору, вошедшему в кабинет. — Какие новости?

Говард выглядел озабоченным.

— Вы просили меня, сэр, информировать вас в первую очередь о том, что касается операции «Буря»…

Мистер Смит быстро надел очки.

— Что-то не так?

— «Рудольф» сообщил нам по радио, что ОСС 117 исчез сорок восемь часов назад, а Якуб не подает признаков жизни.

— Это так серьезно?

Говард пожал плечами.

— Может быть. ОСС 117 должен был уйти от «Рудольфа», только получив планы. Сразу после этого он должен был пересечь афганскую границу по цепочке «Голиафа», который должен был предупредить Якуба, чтобы тот обеспечил, встречу на южном берегу Амударьи.

— Понимаю, — сказал мистер Смит, вновь пробегая глазами сводку сверхсекретной информации, которую ему приносили каждое утро. — Что вы предлагаете?

— Ничего нельзя сделать, сэр, только ждать.

Вдруг мистер Смит наткнулся на сообщение из Пешавара.

— Говард, — вы помните, кто должен был доставить Юбера из Пешавара в Балх? — спросил он взволнованно.

Говард посмотрел на шефа.

— Вилли, кажется.

— Господи! — пробормотал мистер Смит. — Послушайте это: «МАРГЕЙТ информирует, что ВИЛЛИ, уличенный в контактах с агентом ЦЕНТРА в Пешаваре, был вчера ликвидирован. Подробности следуют»… Что вы на это скажете?

Говард изменился в лице.

— Это может объяснить исчезновение Юбера.

К мистеру Смиту вернулось хладнокровие. Жестким и сухим голосом он приказал:

— Немедленно пошлите сообщение «Рудольфу», попросите его найти Юбера, если это еще возможно, и предупредить, что он, возможно, провалился. Если остался хотя бы один шанс, им нельзя пренебрегать. Такого агента, как ОСС 117, не бросают, не предприняв даже невозможное, чтобы спасти его. Я на вас рассчитываю, Говард.

Майор уже был возле двери.

— Да, сэр.

Глава 12

Юбер посмотрел на часы, которые ему вернули вместе с другими его вещами. Одиннадцать часов. Утро среды. Юбер вернулся в пасть к волку вечером в понедельник — значит, в больнице он находится около тридцати шести часов.

Психиатры долго допрашивали его и, если он веселился вначале, под конец это ему осточертело. Он думал, что сумел сыграть идиота, поскольку никто не приходил ему надоедать. Специалисты должны были составить заключение.

В дверь постучали, вошел санитар и сказал:

— К вам гость.

Юбер приподнялся на кровати и увидел входящего итальянского ученого.

— Вы хотели видеть Монтелеоне? — произнес гость. — Вот он, Монтелеоне!

Юбер протянул обе руки; еще немного и у него на глазах выступили бы слезы.

— Мой дорогой друг, — пробормотал он. — Как я счастлив вас видеть! Почему они так долго вас не предупреждали?

— Не надо на них сердиться. Я отсутствовал, только что вернулся из поездки.

Санитар вышел. Едва дверь закрылась, они подмигнули друг другу, потом Монтелеоне знаками дал Юберу понять, что стены могут иметь уши.

— Все улажено, — заговорил он громко, — вы будете жить у меня, будете моим гостем.

Юбер встал и начал одеваться. Монтелеоне говорил почти без остановок, расхваливая красоты своей страны в это время года. Когда Юбер собрался, он заключил:

— Мы можем ехать. Моя машина ждет у дверей. К обеду мы будем дома.

Они вышли из палаты, спустились на первый этаж, где бюрократ остановил их, чтобы Монтелеоне расписался в книге.

— Ну вот, вы и свободны, дорогой мой!

Спускаясь по ступенькам широкой лестницы, профессор добавил вполголоса по-английски:

— Почти свободны…

Машина была «ЗИМом», управлял им человек в штатском, наверняка агент МВД. По дороге Монтелеоне говорил один, Юбер подавал голос очень редко и исключительно для того, чтобы укрепить у шофера уверенность в своем умственном расстройстве.

Они подъехали к дому на улице Чита, который Юбер уже хорошо знал. В конце концов, эта история была довольно комичной, и он бы мог искренне посмеяться, если бы его жизнь не подвергалась опасности каждую секунду.

Наконец он познакомился с Марией, немкой-домработницей, о которой рассказывал Ханно Гугенбергер. Это была полная женщина средних лет, сурового вида. Они пообедали, разговаривая о незначительных вещах. После кофе Мария попросила разрешения уйти на час или два, чтобы сделать покупки.

— Наконец-то одни! — вздохнул Монтелеоне, когда хлопнула входная дверь, что значило, что домработница ушла.

Он встал, чтобы включить радио — хорошая предосторожность на тот случай — очень возможный, — если МВД установило микрофоны в разных комнатах.

— Что вы думаете о моей комбинации? — весело спросил он. — Разве не прошло все, как по маслу?

— Как по маслу, — согласился Юбер. — Если бы я был пессимистом, то сказал бы, что все прошло слишком хорошо.

Монтелеоне на секунду застыл и озабоченно посмотрел на него.

— Слишком хорошо прошло?

— Черт! Да ни единой неприятности!

Монтелеоне закурил.

— Это ваша заслуга. Вы потрясающе сыграли свою роль. Знаете, каково заключение врачей?.. Легкое сотрясение мозга повлекло временное умственное расстройство с частичной потерей памяти. Легко излечить, при условии помещения вас в обстановку, где вы чувствовали бы себя свободно и хорошо. Вот она, эта обстановка.

Он широко повел рукой и рассмеялся.

— Это было нелегко, — сказал Юбер. — Мне очень хотелось рассмеяться им в лицо и послать их к черту.

— Я вас понимаю, это, должно быть, ужасное напряжение. Во всяком случае эта история оставила мне свободной вторую половину дня. Мне поручено убедиться, что ваше умственное расстройство не повредило научным знаниям.

— Я очень старался говорить с ними о ракетах!

Монтелеоне потер руки и налил себе новый стаканчик водки, предварительно предложив Юберу, который отказался.

— Ладно, теперь можно расслабиться. Расскажите мне, как вы сумели пробраться в Россию, а потом в Сталинабад, и как сумели здесь поселиться. Я догадываюсь, что у вас были… как это называется? Контакты, кажется?

— Если хотите. Так вот, это очень просто. Я переплыл Амударью, не знаю, где точно. Потом дошел до шоссе и стал «голосовать». Приехав сюда, я спал в скверах.

Монтелеоне поднял одно плечо с гримасой дружеского осуждения.

— Ну! Ну! Не рассказывайте мне сказки! Это вы говорили в МВД!

— Это правда, — сухо ответил Юбер, неприятно изумленный, что итальянец спрашивает у него такие подробности.

Монтелеоне показался раздосадованным, потом выпустил колечко дыма и засмеялся.

— Мы поговорим об этом позже, — сказал он. — Знаете, я обожаю истории этого рода.

— При уходе отсюда вы переживете одну из них, будьте спокойны.

— Вы предупредили того, кто должен нас вывезти?

Юбер поморщился.

— Не думайте об этом, этот вопрос касается только меня. Вам остается следовать за мной, ничего не говоря. И избавьтесь от этой неприятной привычки задавать вопросы. Люди моей профессии этого не любят.

Итальянец покраснел:

— О! Простите меня, я не знал.

— Теперь знаете.

— Знаю. Могу я вас все же спросить, когда мы поедем.

Юбер пожал плечами.

— Когда захотите… Сегодня вечером, например… Я полностью в вашем распоряжении.

Монтелеоне задумчиво почесал подбородок.

— Ну что же, — сказал он, — почему бы не сегодня вечером? Зачем ждать? Мы выйдем через заднюю дверь и таким образом будем иметь впереди целую ночь, прежде чем будет объявлена тревога. Я надеюсь, мы будем далеко?

— Я тоже надеюсь на это, — прошептал Юбер.

Монтелеоне вдруг встал. Он нервничал.

— Может быть, сыграем в шахматы? — предложил он. Юбер не возражал.

— Если хотите…

Было уже начало пятого, а они все играли. Юбер выиграл у Монтелеоне две партии и проиграл одну. В ворота позвонили. Оба мужчины одновременно обернулись к окну, выходившему на передний двор.

— Что это такое? — сказал итальянец. — Мария никогда не звонит.

Они встали и пошли посмотреть. Возле ворот стоял Ханно Гугенбергер и разговаривал с милиционером. Шпет надел очки, а на плече у него висела сумка сантехника или что-то в этом роде.

— Я схожу, — решил Монтелеоне, — раз нет Марии.

Он вышел в прихожую и открыл входную дверь. Юбер подошел поближе, чтобы ничего не упустить из разговора.

— Что вы хотите?

Ханно ответил:

— Я слесарь по газовому оборудованию. Недалеко отсюда авария, и мне надо проверить давление.

— Хорошо, — ответил Монтелеоне, — входите.

Шпет прошел в ворота. Юбер понимал, что появление Ханно могло быть вызвано только очень серьезной причиной.

Ханно вошел в вестибюль.

— Где кухня?

— Сюда. Идите за мной.

Он прошел мимо Юбера, даже не взглянув на него.

— Где краны? — спросил он, еще не войдя на кухню.

— Здесь, в туалете, — ответил Монтелеоне.

Ханно засмеялся.

— Очень удобно, чтобы шутить с кухаркой.

Монтелеоне вернулся к Юберу в гостиную, и они продолжили прерванную партию. Но Юберу было трудно сосредоточиться на игре; присутствие Ханно в доме его слишком сильно волновало. Зачем он пришел? Что заставило его так рисковать? Чтобы передать сообщение, вне всяких сомнений… Какое сообщение? Ханно имел связь с мистером Смитом через агента-радиста. Получил из Вашингтона инструкции для Юбера?

— Шах, — торжествующе объявил Монтелеоне.

Юбер на несколько секунд сосредоточился на игре и сумел спасти своего короля.

Но вообще с него было довольно. Он позволил взять его королеву. Если Ханно хочет оставить сообщение, куда он его спрячет?

— Шах и мат! — провозгласил Монтелеоне.

Юбер сумел улыбнуться.

— Вы здорово меня обыграли!

— Два — два. Сыграем решающую? На десять рублей?

— Я устал, — сказал Юбер. — Если вы не возражаете, отложим решающую. Сыграем ее перед ужином, согласны?

— Как хотите, — разочарованно ответил итальянец.

Юбер взял журнал, лежавший на радиоприемнике, и пролистал его.

— С ума сойти, какими нудными могут быть их журналы, — заметил он. — Ни одной улыбки, только большие проблемы, о которых рассуждают с невероятной серьезностью.

Монтелеоне поднял брови.

— Вы так считаете?

Потом он улыбнулся.

— Нашим западным мозгам трудно к этому привыкнуть, но их надо понять. Русские всегда были такими: озабоченными проблемами бытия…

Ханно вышел из туалета.

— Готово, — объявил он, остановившись перед открытой дверью гостиной. — Давление нормальное, но ваш счетчик не очень. Я об этом скажу.

Он вышел. Его взгляд ни на секунду не пересекся со взглядом Юбера.

«Он не подал мне никакого знака, — подумал Юбер, — значит, положил сообщение там, где я смогу его легко найти. Посмотрим, о чем он говорил… Счетчик! Он дважды заговаривал о счетчике».

Юбер еще несколько минут листал журнал. Монтелеоне, искавший, чем заняться, вдруг сказал:

— Если вы не возражаете, я на секунду оставлю вас. Пойду в кабинет заняться почтой.

Юбер спросил себя, какой почтой мог заниматься ученый, если он собирался навсегда покинуть этим вечером Россию, да еще тайком. Но остаться одному его очень устраивало.

— Пожалуйста. А я тем временем послушаю радио.

Монтелеоне ушел. Юбер заставил себя подождать еще пять минут, настраивая приемник. Наконец он остановился на украинском хоре и спокойно направился в туалет.

Монтелеоне закрылся в кабинете. Юбер вошел в туалет, запер дверь на задвижку.

Газовый счетчик висел в углу, в глубине, справа. Юбер посмотрел за ним. Пусто. Пролистал книжку оплаты. Ничего. Может быть, под ней? Он провел пальцем, почувствовал листок бумаги и вытащил его.

Это было письмо, составленное на немецком:

«Моя дорогая!

Я знаю, что работа не оставляет Вам много времени, но мне нужно встретиться с Вами по срочному и очень важному делу. Так что приходите ко мне, как только сможете.

Друг, проведший у меня недавно несколько дней, попал в волчий капкан, гуляя в лесу; пока неизвестно, чем это закончится. Врачи очень сдержанны.

Если Вы не сможете ко мне прийти, я постараюсь освободиться, может быть, после четырех часов. В этом случае будьте любезны дождаться меня.

Ваш друг Рудольф.»

Юбер поморщился. Вне всяких сомнений, записка написана Ханно. «Рудольф» — псевдоним, под которым он работал в операции. Записка была закодирована, но понять ее было очень легко. Ханно сообщал Юберу, что он попал в ловушку и должен найти возможность прийти к нему. Если Юбер не сможет выбраться, Ханно сам придет к Монтелеоне, воспользовавшись четырехчасовой сменой охраны.

Озабоченный, Юбер разорвал письмо на крохотные кусочки, которые бросил в унитаз. Он спустил воду, убедился, что не осталось ни малейшего кусочка бумаги, потом вернулся в гостиную.

Значит, он попал в ловушку… Это не слишком удивило его. Все действительно прошло слишком хорошо. Но тогда Монтелеоне — пособник МВД? Мерзавец!

Как выйти, чтобы увидеть Ханно? Мог ли Юбер выходить днем? Не задержат ли его милиционеры? Вообще-то никто не запрещал ему выходить, никто не говорил, что он пленник в доме Монтелеоне.

Юбер подошел к окну. По улице ходили люди; очень хорошенькая женщина с красным платком на голове посмотрела на него. Милиционер, видимо, ужасно скучал. Юбер решил попытаться. Чем он рисковал, в конце концов? Просто услышал бы от часового, что не имеет права выходить за забор…

Он бесшумно вышел в прихожую. Не нужно, чтобы Монтелеоне его услышал… Он тихо открыл дверь, перешагнул через порог, закрыл ее за собой, прошел по двору. Гравий скрипел под его ногами.

Милиционер обернулся. Трудный момент. С улыбкой на губах Юбер открыл ворота и спросил с самым естественным видом:

— Где здесь ближайший табачный киоск?

Милиционер спокойно показал ему дорогу:

— Идите туда… Поверните на первую улицу справа, потом на вторую слева. Это совсем рядом с перекрестком. Вы его легко найдете.

Юбер поблагодарил его и ушел широким шагом. Значит, охранники не получили инструкций не выпускать его. Они достаточно доверяли в этом Монтелеоне?

Юбер свернул на первую улицу справа, потом на вторую слева. Он вышел на перекресток, где находилась автобусная остановка, и смешался с группой ожидающих.

Что сделает Монтелеоне, когда заметит его исчезновение? Предупредит милицию?

Юбер внимательно смотрел по сторонам. Легкость, с которой он сумел выйти, могла быть опасной. Возможно, за ним следили только для того, чтобы узнать, куда он пойдет.

Подъехал автобус. В этот момент мужчина, одетый, как крестьянин, с плоской кепкой на голове, вышел с соседней улицы и остановился возле Юбера. Все вошли в автобус. Юбер заплатил за две остановки, мужчина, подошедший следом за ним, тоже за две.

Погода была хорошей. Солнце заливало город и его бесчисленные сады. Русские очень гордились Сталинабадом, одним из восьмисот городов, построенных после революции, и были правы.

Юбер вышел на второй остановке вместе с другими пассажирами, в том числе и подозрительным типом. По маленькой улочке он вышел на проспект Красный. Он часто останавливался перед витринами магазинов, но не видел больше того человека. Может быть, он действительно был крестьянином, приехавшим в город.

Юбер вновь сел в автобус и вышел на ближайшей остановке, дождался следующего. Если за ним следили, работа была сделана отлично.

Он принял многочисленные предосторожности и направился к деревне шпетов только после того, как абсолютно убедился, что за ним не следят. Он был очень внимателен, ибо, кроме всего прочего, не желал встречаться с Фреей, которая могла потребовать объяснений. Дойдя до дома Ханно, он открыл дверь, даже не постучав.

Ханно сильно вздрогнул. Он читал газету, лежавшую на столе. Его левая рука была обмотана толстым бинтом.

— А! Это вы! — произнес он с заметным облегчением. — Кто-нибудь видел, как вы пришли?

— Не думаю. Я сделал все необходимое, чтобы оторваться от возможной слежки.

Ханно закрыл дверь на ключ.

— Пройдемте в спальню, там нам будет спокойнее.

Ставни в комнате были закрыты. Ханно оставил открытой дверь, чтобы проходило немного света. Они сели рядом на кровать.

— Вас предали, — начал шпет. — Просто чудо, что не провалился я сам.

— Слушаю вас.

— Мистер Смит передал мне, что пилот, доставивший вас из Пешавара в Балх, был двойным агентом. Его разоблачили и уничтожили, но прежде он успел проинформировать «Центр» о вашем переходе.

— Это предположение или уверенность?

— Теперь уверенность. Сообщение предписывало мне найти вас любым способом, если еще не поздно. Чтобы найти ваш след, я располагал единственной дорогой, начинающейся от дома Монтелеоне… Тогда я стал следить за домом. Я знаю Монтелеоне, которого видел выходящим по утрам, когда я поджидал Марию, чтобы стащить у нее ключ и сделать с него отпечаток. Но тут я увидел типа, смутно напоминающего Монтелеоне, но это не он.

— Что?!

Ханно покачал головой, показывая, что и сам был сильно удивлен.

— Я сумел встретиться на рынке с Марией. Я с ней немного знаком; мы оба шпеты. Я с невинным видом спросил ее: «Как? Вы сменили хозяина?» Она мне ответила: «Да», потом спохватилась и стала утверждать, что нет. Но я уже убедился. Тогда я догадался, что, зная зачем вы приедете, МВД подсунуло вам фальшивого Монтелеоне.

— Господи! — произнес Юбер. — Меня здорово провели.

Ханно пожал плечами.

— Такое бывает… После этого я попытался найти настоящего Монтелеоне, чтобы получить доказательство. Где его искать, как не на выходе из испытательных лабораторий? Вчера я был там на моем грузовике. Я увидел, как настоящий Монтелеоне вышел, сел в машину, управляемую типом из МВД, и поехал в город. Я стал за ним следить. Настоящий Монтелеоне теперь живет в доме 86 но Самаркандскому шоссе.

Они переглянулись.

— Сволочи! — пробормотал Юбер.

— Сегодня утром я вернулся следить на улицу Чита и увидел, что вы подъехали с фальшивым Монтелеоне, как друзья. Я понял, что они готовят вам колоссальный обман и вас надо обязательно предупредить…

— Я должен поставить вам толстую свечку!

— Не понимаю, к чему они ведут?

— Я знаю, к чему. Лже-Монтелеоне, убедив меня в том, что не может дать мне копии планов, которые я просил, предложил уйти со мной, чтобы воспроизвести планы по памяти, вернувшись в Штаты. Они просто хотели узнать цепочку эвакуации в Афганистан… Теперь я могу вам это открыть: существует цепочка, о которой вы не знали, и по ней я должен был уходить.

Ханно удивился.

— Непонятно, как они не взяли меня…

— Это можно легко объяснить… Летчик, перевозивший меня в Балх, предупредил их, что я, очевидно, проберусь в Россию, но не смог сказать, куда именно. Граница длинная. Они, наверное, стали думать, что в данный момент интересует нас в первую очередь. Ответ найти несложно, в последнее время у нас было много шума по поводу ракет. Но как я мог попытаться заполучить планы? Так вот, есть Монтелеоне, перебежчик из США, работавший в Хантсвилле с фон Брауном. Мы могли сохранить рычаги давления на него. Они ждали меня у Монтелеоне и до сих пор не знают, как я сюда попал…

— Понимаю.

Юбер криво улыбнулся.

— Несколько часов назад мой дорогой друг просил рассказать ему, каким способом я добрался от границы до Сталинабада и где я спал, приехав сюда. Это вещи, которые я бы не рассказал даже моей матери, если бы она еще была жива. В нашей корпорации болтовня стоит дорого.

Они помолчали. Потом Ханно спросил:

— Что вы будете делать теперь? Все пропало?

Юбер быстро размышлял. На его лице застыла непроницаемая маска.

— Нет, — возразил он, — не все пропало. Они хотели меня провести. Ну что же, я сыграю с ними свою шутку. Ханно, вы должны мне помочь. Сожалею, старина, но вам придется засветиться.

Шпет решительно пожал плечами.

— Инструкции, полученные мною, предписывают помогать вам всеми способами. Так что, давайте.

— Так вот, вы войдете в контакт с настоящим Монтелеоне. Я полагаю, что вы прощупали почву?

— Конечно, обычное дело. Я подумал, что это может нам пригодиться.

— Ну и что?

— Точно та же топография, что на улице Чита; может быть, чуть полегче.

— Прекрасно. Вы пойдете туда сегодня же вечером. Время поджимает. Постарайтесь, чтобы он передал вам фотокопии планов в ближайшее время. А я вернусь на улицу Чита: нельзя, чтобы они о чем-нибудь догадались.

— Как мы будем поддерживать связь? Вы думаете, что мы сможем ходить друг к другу? В следующий раз они сделают все возможное, чтобы проследить за вами.

— Я об этом думаю… Значит, не будем встречаться до тех пор, пока все не закончится, то есть, пока вы не получите планы. Для связи, как мне кажется, нам может быть полезна Мария.

Ханно покачал головой:

— Я же вам сказал, что мало знаком с ней и ни о чем не могу ее просить; это было бы слишком рискованно.

— Она вполне может принести мне сообщение, не зная об этом. Подумайте. Что-нибудь абсолютно безобидное, что имело бы значение только для нас… Приклеить что-нибудь к корзинке, например. Вы можете достать разноцветную клейкую бумагу? Белый цвет означал бы, что планы у вас, а черный — что вы не можете их получить… Серый, что получите их через некоторое время.

Ханно согласился.

— Это очень легко. Вам останется только посмотреть под корзину, когда она вернется с рынка.

— Прекрасно. Доработаем детали… Если вы приклеиваете белый — планы у вас. Значит, задерживаться больше нечего. В этом случае надо назначить встречу на тот же вечер, в половине первого ночи, где-нибудь…

Ханно поскреб подбородок.

— Вы знаете парк «Грузинский»?

Юбер быстро подумал.

— Да, — ответил Юбер, — я знаю, где это. Мне это прекрасно подходит.

— Так вот, в парке «Грузинский», за памятником Ленину.

— Отлично, вы передадите мне планы и… Черт побери!

Он вспомнил, что в ночь с воскресенья на понедельник он, поверив Монтелеоне, ушел от него к «Голиафу». Монтелеоне даже простер свою любезность до того, что указал ему более надежную дорогу через соседние сады. Нет никакого сомнения, что за ним следили до дома сапожника. Они не стали вмешиваться, потому что надеялись захватить всю сеть без особого труда. Но «Голиаф», бедняга «Голиаф» наверняка провалился. Что делать?

Юбер объяснил, что произошло. Ханно мягко ответил:

— Все зависит от того, знает ли этот тип других членов цепочки.

— Конечно.

— Тогда, — произнес Ханно, — колебаться нельзя. Когда орган поражен гангреной, его надо отрезать, чтобы она не разошлась по всему телу.

Юбер вздохнул.

— Это маленький, очень симпатичный человек.

— Здесь это не имеет никакого значения.

Юбер посмотрел на Ханно:

— Вы можете этим заняться?

Ханно поморщился и посмотрел на свои руки.

— Да, конечно.

— Не надо делать это слишком рано. Только, когда вы получите планы и встреча будет назначена на тот же вечер. Если мы встретимся в половине первого, вы сделаете это за час до того. Если раньше, обнаружение трупа может все испортить.

— Понял.

— Теперь, — сказал Юбер, — у меня больше нет цепочки для возвращения.

— Я займусь этим; сделать фальшивый путевой лист для моего грузовика несложно. Если у нас будет целая ночь, прежде чем поднимется тревога, мы будем спасены. Доверьтесь мне, я все улажу.

Юбер дружески улыбнулся.

— Вы очень ценный человек. А ваше начальство не забеспокоится из-за вашего долгого отсутствия? Я думал, вы работаете шесть дней в неделю.

Ханно показал свою забинтованную руку.

— Когда я получил сообщение мистера Смита, то поранил себе руку, чтобы иметь бюллетень.

Юбер не смог удержаться от смеха.

— Вы отличный парень, Ханно. Я это скажу им, когда вернусь.

Он поднялся.

— Да, вот еще, — сказал он. — Почему бы вместо бумаги, которая может отклеиться, не использовать цветные карандаши? Мария ходит с плетеной корзинкой, кажется?

— Да.

— Хорошо, договоримся о новых цветах: синий — планы у вас, встреча вечером; коричневый — вы их получите через некоторое время. Черный — ничего нельзя сделать. Поняли? Повторите.

Ханно медленно повторил инструкции, потом предложил:

— Что касается коричневого, я могу сделать столько полосок, сколько дней нужно подождать.

— Хорошо. Возьмите достаточно жирные карандаши и не бойтесь нажимать.

— Будьте спокойны.

— Теперь я пойду. Все мои надежды на вас, Ханно.

Они обменялись рукопожатием.

— Будьте внимательны при выходе, — посоветовал Ханно. — Хотя теперь риска стало меньше: мой любопытный сосед загнулся. Его убило электричеством. Отделались!

— Надо же! — произнес Юбер. — Несчастный случай?

— Да.

Юбер вышел без приключений и направился к городу. Автобус подвез его довольно близко к улице Чита. Он все же купил сигареты, поскольку выходил за ними.

— Такая хорошая погода, что я прогулялся, — объяснил он ничего не спросившему часовому. — Какой красивый город Сталинабад!

Он толкнул ворота, прошел по двору, попытался открыть дверь. Заперта. Он позвонил.

Итальянец открыл. Когда Юбер непринужденно проходил мимо него, он яростно прошипел:

— Вы совсем сошли с ума!

Юбер повернулся к нему и улыбнулся:

— Нет, не совсем. Не преувеличивайте.

Итальянец сделал ему знак молчать из-за Марии, которая могла услышать из кухни. Они прошли в гостиную. Итальянец, который наверняка им не был, так же как не носил фамилию Монтелеоне, включил радио. Музыка Чайковского обеспечила относительную безопасность, и он раздраженно спросил:

— Куда вы ходили? Почему не предупредили меня?

Юбер, сунув руки в карманы, спокойно ответил:

— Ходил прогуляться. Погода была хорошая, а мне очень нравится этот город. А вас я не хотел беспокоить, потому что вы были заняты своей перепиской.

Итальянец ударил кулаком правой руки по ладони левой.

— Это полный идиотизм! Я с таким трудом выдумываю правдоподобную историю, а вы все портите одной глупостью.

Юбер удивился.

— Я не понимаю, почему вы так разнервничались. Уверяю вас, что МВД не нашло никаких препятствий к тому, чтобы я прогулялся по городу. Доказательство: тип, дежурящий у ворот, мне ничего не сказал ни при выходе, ни при возвращении. Ну, так что?

Итальянец не сдавался.

— Они наверняка проследили за вами.

Юбер иронически улыбнулся.

— Они, может быть, попытались, — возразил он, — но я от них оторвался. Я не вчера родился и знаю много способов избавляться от мешающих мне.

Итальянец глубоко вздохнул и, казалось, успокоился.

— Хорошо, — сказал он, — расскажите, куда вы ходили.

Юбер ответил, не заставляя себя упрашивать.

— Я сходил к тому, кто должен переправить нас на ту сторону. И правильно сделал! Он никак не может обеспечить наш уход сегодня вечером…

Явно сильно разочарованный, итальянец перебил:

— Как это: он не может?

— Да, не может, — спокойно повторил Юбер. — А если он так говорит, это правда. Он не фантазер и не трус… Поймите, что он в деле не один. Задействована целая цепочка. И если хотя бы одно ее звено не может действовать, все откладывается.

— Целая цепочка, — задумчиво повторил итальянец.

Юбер подтвердил. Надо было дать ему переварить эти новые обстоятельства.

— Да… Я не знаю, сколько их, но, может быть, и десяток… Это вполне возможно.

Итальянец облизал губы.

— Понимаю, — сказал он, вдруг успокоившись. — Это сложнее, чем я думал. Как мы узнаем, что путь свободен?

— Я принял меры, чтобы быть извещенным прямо здесь.

Монтелеоне вытаращил глаза.

— Прямо здесь?

— Почему бы нет? Таким образом, мне больше не придется выходить. И вы будете спокойны!

Глава 13

Мария ушла на рынок. Юбер в который уже раз посмотрел на часы: почти десять. Он сидел в гостиной, читал газеты. Итальянец, вставший поздно, был в ванной.

Прошлой ночью Ханно должен был увидеть настоящего Монтелеоне. Если все пошло хорошо, ученый мог передать ему планы сразу же. Тогда надо сразу сматывать удочки.

Он страшно устал жить взаперти с агентом МВД, упрямо выдававшим себя за ученого.

Со вчерашнего вечера Юбера преследовала мысль о маленьком «Голиафе», не догадывавшемся, что его ждет. И нельзя поступить иначе, таковы правила игры. Никогда нельзя колебаться в устранении одного человека, если от этого зависит существование целой сети. Заменить «Голиафа», обычную пешку, будет легче, чем целую организацию, что стоило бы огромных трудов, времени, денег, может быть, даже большой крови.

Скрипнула калитка. Юбер посмотрел в окно. Это была Мария. Он почувствовал, как заколотилось его сердце.

Она сразу же прошла на кухню. Он заставил себя подождать пару минут, потом пошел туда.

Она выкладывала содержимое корзиночки на стол.

— Что вкусненького вы приготовите нам на обед, Мария? — спросил он по-немецки.

— Сначала, — ответила она, — я приготовлю вам хорошие щи.

— А потом?

— Рыбу, зажаренную в сухарях.

Корзина опустела.

— Я чувствую, что уже проголодался, — сказал Юбер.

Потом, подняв пустую корзинку, пока она складывала покупки, спросил:

— А что, эта штука практичная?

Добрая женщина стояла к нему спиной и бросила взгляд через плечо.

— О, да!.. В нее можно столько положить!

Он перевернул корзинку, и его сердце замерло. С силой проведенная синим карандашом черта перечеркивала прутья корзинки. Ханно получил планы, и встреча должна была состояться этим же вечером.

Он положил корзинку и вернулся в гостиную. Он не думал, что шпет сумеет получить планы так быстро. Этому было только одно объяснение, кстати, вполне правдоподобное: настоящий Луиджи Монтелеоне знал, что мистер Смит может прислать к нему своего эмиссара со дня на день и подготовился к немедленной передаче информации.

Юбер глубоко вздохнул и стал весело насвистывать. В этот момент в комнату вошел итальянец.

— Что вас развеселило до такой степени? — спросил он, подозрительно взглянув на Юбера.

Юбер решил подержать его в напряжении. Раз он любит романы, то пусть получит один из них.

— Мы уходим завтра вечером, — прошептал он. — Все готово.

Тот нахмурил брови.

— Откуда вы знаете?

Юбер напустил на себя таинственный вид.

— Я же вам говорил, что мне сообщат. Вот, это произошло.

— А могу я узнать, каким способом?

— Сообщение принесла Мария.

Итальянец подскочил.

— Мария?

Юбер засмеялся.

— О! Она ничего не знала. Мой корреспондент просто черкнул синим карандашом по дну корзинки Марии так, чтобы она ничего не заметила. Синий цвет означает, что наш отъезд состоится завтра вечером.

— Я схожу посмотреть.

Итальянец пошел на кухню. Юбер от души веселился. Вскоре тот вернулся с понимающей улыбкой.

— Значит, ваш корреспондент знает Марию?

Ловушка. Если корреспондент знал Марию давно, он мог знать и о подмене ученого.

— Нет! — ответил Юбер, смеясь. — Я попросил его прийти до девяти часов и ждать, пока Мария пойдет на рынок.

— Понимаю… Понимаю…

— У вас сегодня опять выходной?

— Да, но утром мне нужно уйти… — Он подошел и еще больше понизил голос. — Я должен пойти в МВД отдать отчет о моих успехах относительно вас. Я им скажу, что все идет нормально и что, хотя вы и остаетесь немного не в себе, ваши профессиональные способности не пострадали. Чем мы рискуем? Все равно завтра…

Он приглушенно засмеялся и хлопнул ладонью правой руки по локтю левой красноречивым жестом. Юбер засмеялся вместе с ним. «С ума сойти, какие признания мы делаем другу другу» — подумал он, хохоча во все горло.

— Идите быстрее и поскорее возвращайтесь, чтобы я мог отыграть у вас партию в шахматы.

— Бегу!

Лежа в одежде на кровати, Юбер слушал храп, доносившийся из соседней комнаты. Прежде чем лечь, он взял из кабинета карманный фонарик. Включив его под одеялом, он посмотрел на часы: одиннадцать сорок пять.

Пора. Юбер бесшумно поднялся и опустил ноги на пол. Потом встал. Паркет чуть скрипнул под его весом. Ученый продолжал сильно храпеть.

Дверь открылась очень тихо. Вот уже пройден коридор… Лестница… Спуск показался Юберу бесконечным… К счастью, его резиновые подошвы были сами по себе бесшумными, иначе он бы спускался в носках.

Через застекленную дверь в прихожую падал слабый свет. Юбер вошел в кухню, закрыл за собой дверь и оказался в темноте.

Он включил фонарик. Ключа в замке не было. Мария должна была положить его куда-то: на этажерку… Он стал его искать, но безуспешно.

Легкий шум заставил его замереть. Потом дверь открылась, комнату залил свет. Монтелеоне, поспешно одевшийся, стоял на пороге. В руке он держал пистолет.

— Что вы тут делаете? — пробурчал он.

Юбер быстро размышлял. Пропустить встречу с Ханно невозможно. Ни за что на свете. И он непринужденно ответил:

— Искал ключи, хотел пойти прогуляться.

Итальянец казался совершенно сбитым с толку.

— Решительно, — сказал он, — я вас не понимаю.

Юбер обескураживающе улыбнулся.

— Почему вы обязательно все хотите понять? — спросил он.

Он посмотрел на свои часы, одиннадцать пятьдесят. Действовать надо было быстро.

— Мне нужно сходить в одно место, — продолжил он. — Вернусь к четырехчасовой смене охраны.

Это сильно сокращало время, которым он будет располагать, чтобы добраться до границы. Внезапно он почувствовал злость на итальянца. Тот возразил:

— Я вас не выпущу. Это безумие! Вы нарочно путаете наши планы…

«Он догадался, что я собирался смотаться без него», — подумал Юбер. Могло быть только одно решение. Ставка была слишком высока. Именно в этот момент Ханно, возможно, уходил с Русаковской улицы, разделавшись с беднягой «Голиафом», который ни в чем не был виноват и не сделал никакой ошибки. Итальянец встал на его пути, тем хуже для него.

— И все-таки я должен уйти, — заявил Юбер, — нравится вам это или нет.

— Я помешаю вам в наших общих интересах.

Юбер принялся качать головой, шумно дыша.

— Вы немного занудливы. Если трусите, это не моя вина. Послушайте, мне совершенно необходимо выйти, и я объясню, почему… Есть один тип, у кого я жил после приезда. Я забыл у него нечто очень важное. Мне нужно туда сходить… Теперь, если вы боитесь, что я вас брошу, идите вместе со мной. Лучшего я вам предложить не могу.

Он прекрасно изобразил искренность. Захваченный врасплох предложением, итальянец не мог упустить его, поскольку речь шла о возможности установить иностранного агента.

— Ладно, — сказал он, — я иду с вами. В конце концов, это будет очень занимательно.

— Не уверен, — возразил Юбер. — Но если вы пойдете, поторопитесь. До смены часовых осталось не больше пяти минут, а они могут смениться и пораньше…

Итальянец поставил ногу на стул, отложив пистолет.

— Только зашнурую ботинки…

— Где ключ? — спросил Юбер.

— В коробке для мелких вещей в моем кабинете. Сходите за ним.

Чтобы подойти к двери в кабинет, Юбер должен был пройти сзади своего противника.

— Иду. Поторопитесь!

В ту секунду, когда он оказался за спиной итальянца, его правая рука скользнула под горло другого, осуществляя удушающий захват. В следующую секунду агент МВД оказался прижатым к полу. Юбер провел новый захват, напряг мускулы… Хруст! Шейные позвонки сломались. Итальянец был мертв, совершенно мертв.

Юбер быстро думал. Мария вставала каждое утро в шесть часов. Спрятать тело значило обеспечить себе по меньшей мере два дополнительных часа отсрочки.

Он поднял труп, прошел в прихожую, открыл дверь в погреб, осветил лестницу и сбросил свой зловещий груз, скатившийся по ступенькам в самый низ. Если захотеть, всегда можно предположить, что тип сломал себе хребет, неудачно упав с лестницы. Почему бы нет?

Юбер выключил свет, потом бросился в кабинет. Ключ действительно лежал в коробочке. Он вернулся на кухню, открыл дверь, потом положил ключ на место с тем же намерением не встревожить Марию, которая, может быть, сочтет, что забыла запереть дверь.

Последний взгляд на часы: без одной минуты полночь. Он услышал хлопок дверцы, донесшийся с улицы; машина была там. Взяв пистолет итальянца, он выключил свет, открыл дверь и вышел в сад.

Он старался не бежать и тщательно следил за тем, чтобы, идя под стеной, не производить никакого шума. Он правильно сделал. Покашливание по ту сторону стены заставило его остановиться. Потом на дорожке послышались шаги, приблизились…

— Ну, папаша, — сказал только что подошедший, — можешь идти спать.

— Давно пора, — ответил другой. — Я себя неважно чувствую. Наверняка заразился гриппом от своего пацана.

— А! Пацаны! Мой младший схватил свинку. Ни секунды не лежит спокойно. Давай, спокойной ночи, коллега ждет тебя.

— Спокойной ночи.

Удаляющиеся шаги… Юбер был ошарашен. Милиционеры изменили свои действия при смене. Вдруг он подумал, что их прежняя небрежность могла быть умышленной, исключительно для того, чтобы дать ему пройти… Это было вполне возможно.

Что делать? Оставалось два обходных пути. Прыжок на дорожку был слишком рискованным. Лучше попытаться пройти через соседний сад…

Юбер бесшумно направился к разделяющей их стене. Время шло, но он еще мог успеть на встречу.

Он нашел удобное место и стал карабкаться по стене. Когда его Глаза поднялись над гребнем, он на секунду остановился… Деревья, густая тень, темный дом.

Он подтянулся, перелез через стену и спрыгнул на другой стороне.

Он беспрепятственно прошел по саду, перелез через другую стену. Ему надо было уйти подальше, чтобы не привлекать внимания часовых. Дойдя до пятого дома, он уже несколько устал от лазания по стенам и решил выйти на тропинку. Он окажется в сотне метров от часового, а ночь довольно темная.

Он перелез через боковую стену и оказался на дорожке. С другой стороны были сады, окруженные обычной изгородью. Он бросился напрямик, чтобы выйти на улицу, которую итальянец указал ему некоторое время назад.

Вдруг залаяла собака. Юбер спрятался в месте, где изгородь была плотнее. Собака металась на цепи и лаяла, как сумасшедшая. В соседнем домике послышался голос, потом открылись ставни. Хозяин собаки приказал ей замолчать. За время короткого затишья Юбер услышал женский голос, говоривший, что если собака так лает, то это неспроста.

— Я спущу ее с цепи, — объявил мужчина. — Посмотрим.

Собака залаяла еще сильнее. Юбер решил, что лучше всего будет побыстрее смотаться. Он свернул направо и стал перемахивать через изгороди с пылом профессионала, оспаривающего чемпионский титул.

Он уже пробежал большую дистанцию, когда понял, что отвязанная собака несется по его следам. Чертов пес мог разбудить весь квартал. Так не могло продолжаться. Тем хуже для собаки. Юбер остановился, чтобы дождаться ее.

В разведшколе во время войны его научили многим способам убивать собак, ставших опасными. Юбер не часто пользовался этой наукой. Он любил собак и считал их невиновными, но все же не мог колебаться, когда на карте стояла его собственная жизнь…

Юбер снял пиджак и обмотал им левую руку, потом опустился на одно колено и встал твердо.

Собака налетела на него, как молния, стремясь схватить за горло. В последний момент Юбер поднял левую руку, хорошо защищенную пиджаком. Ужасные зубы вонзились в ткань. Юбер обрушил правую руку, как палицу, на затылок собаки, а левую изо всех сил рванул в обратную сторону.

Собака сдохла так же, как итальянец: от перелома шейных позвонков.

Юбер распрямился. Не время задерживаться. Он надел пиджак и убежал так быстро, как только мог. Через сто метров он нашел тропинку, которая почти сразу вывела его на спокойную улицу.

Куда идти? Юбер не знал этого места. Он быстро сориентировался и свернул налево, идя быстро, но не бегом.

Через пять минут он понял, что заблудился. Он выругался сквозь зубы, давая выход поднимавшейся в нем ярости, потом посмотрел на звезды. По ним он смог установить примерное направление и пошел с надеждой выйти в знакомое место, которое могло бы послужить ему ориентиром.

Наконец он вышел на Крайний проспект, то есть довольно далеко от парка «Грузинский», где его должен был ждать Ханно… Юбер посмотрел на часы: половина первого. Он пошел охотничьим шагом, надеясь, что Ханно подождет его нужное время.

Было без десяти час, когда он пришел в парк. За памятником Ленину никого не было. Все спокойно. Юбер некоторое время постоял у постамента, все более убеждаясь, что Ханно его не дождался. Самые строгие правила разведки предписывают никого не ждать на встрече больше нескольких минут; Ханно пришлось подчиниться правилу.

«Однако, — буркнул Юбер про себя, — ситуация необычная».

Почти тотчас он услышал хруст веток. Он повернулся в сторону, откуда шел звук.

— Хайнц? — спросил голос.

— Рудольф?

Ханно вышел из тени.

— Господи! Я думал, что с вами случилась неприятность.

— Неприятностей было немало, — согласился Юбер. — Я вам расскажу. Планы у вас?

Ханно достал из кармана маленькую книжечку.

— Здесь, в форме микроточек[12].

Юбер взял книгу. Это был сборник русских сказок.

— Как вы смогли все сделать так быстро?

— Монтелеоне догадывался, что кто-то придет, и работа была готова. Уходим. Грузовик рядом.

Они пошли вместе, вышли из парка. Грузовик ждал на соседней улице.

— Садитесь.

Они сели. Ханно занял место за рулем, завел мотор и поехал, не теряя времени. Был час ночи.

— Я приготовил вам документы, — сообщил Ханно, переключая скорости, — на случай контроля на дороге.

— Вы вооружены?

— Да, два «маузера» под вашим сиденьем, среди инструментов.

— Прекрасно.

Юбер приподнялся, чтобы взять пистолеты, дал один Ханно.

Грузовик несся на всей скорости.

— Направление: прямо на юг! — крикнул Ханно.

Юбер не ответил. Он догадывался, что самое сложное еще впереди.

Около четырех часов при въезде в маленькую деревушку в свете фар посреди дороги возникли два милиционера.

— Остановимся? — спросил Ханно.

— Сколько еще ехать?

— Часа полтора.

— Тогда остановимся. Если они попытаются нас задержать, застрелим их, но лучше избегать схваток до самого последнего момента.

Ханно затормозил. Грузовик мягко остановился. Юбер от всей души желал, чтобы еще не была поднята тревога из Сталинабада. Милиционеры потребовали документы. Юбер предъявил те, что ему дал Ханно.

— Все в порядке, — сказали постовые почти одновременно. — Проезжайте!

Ханно поднес руку к виску, отдавая честь. Юбер откинулся на спинку сиденья.

— Меня в жар бросило, — признался он.

Грузовик проехал через деревню, вновь набрал скорость.

Юбер предложил:

— Хотите, я вас заменю? Вам не стоит переутомляться.

— Охотно. Моя рука жутко болит.

— Надо было сказать, старина.

Грузовик снова остановился. Юбер сел за руль, и они поехали. Еще полтора часа дороги, как сказал Ханно. Время от времени Юбер трогал карман, где лежали планы ракеты «Пурга», спрятанные в книге сказок.

Юбер посмотрел на часы: пять часов десять минут. Небо сзади них начинало светлеть. Некоторое время после Кабардиана они ехали на запад.

— Скоро подъедем к старой церкви, где я встретил вас на прошлой неделе, — сказал Ханно. — Проедете в том же направлении еще пять-шесть километров… Я вам скажу, когда надо сворачивать налево. Грузовик бросим чуть дальше.

Юбер до предела вжал акселератор. «ЗИМ» с урчанием несся в ночи, словно привязанный к лучам своих фар, освещавших дорогу. И тут случилась авария. Юбер почувствовал, что машину все больше ведет влево.

— Прокол, — сообщил он, убирая скорость, чтобы затормозить.

Он остановил грузовик чуть дальше на обочине.

— Не повезло, — буркнул Ханно. — Если бы не эта непруха, мы бы свернули с главного шоссе еще до рассвета.

Они немедленно взялись за работу, торопясь, как одержимые. Они уже ставили запасное колесо, когда прямо перед ними возникли мотоциклы.

— Черт! — выругался Ханно. — Это наверняка легавые.

Они поспешили взять оружие, готовые применить решительные меры.

— Если они только спросят документы, — посоветовал Юбер, — оставим их в покое.

Они опять принялись за работу. Рядом с ними, на другой стороне шоссе остановились два мотоцикла.

— Прокол? — спросил один из милиционеров, осторожно приближаясь к ним.

— Да, — ответил Ханно, — но скоро исправим.

— Ваши документы, пожалуйста.

Юбер и Ханно подчинились.

— Вы шпеты! — воскликнул милиционер. — Тогда вам придется следовать с нами в город.

Юбер почувствовал, что у него перехватило горло.

— Это почему? — спросил Ханно, чей голос стал хриплым.

— Мы получили из Сталинабада приказ арестовывать всех щпетов, которых встретим на этой дороге, и сразу сообщать начальству.

— А что случилось? — спросил Ханно, глядя на Юбера.

Тот коротко кивнул, показывая, что надо действовать.

— Ну что ж, если надо, мы поедем с вами.

Юбер и Ханно молниеносно выхватили оружие и открыли огонь, стреляя каждый в того, кто был ближе. Полностью захваченные врасплох, оба милиционера рухнули прежде, чем поняли, что произошло.

Юбер и Ханно перенесли тела в придорожную канаву, куда столкнули и мотоциклы. Затем быстро закончили замену колеса. Юбер сел за руль.

— Чуть больше десяти километров и сворачивайте с шоссе, — объявил Ханно, стиснувший зубы.

Они на полной скорости проскочили мимо маленького храма, превращенного в склад сена, где Юбер на прошлой неделе пережил первые тревоги.

Ночь теперь быстро светлела. Юбер бросил короткий взгляд на Ханно. По лицу немца тек пот, несмотря на то, что было прохладно.

— Первая налево! — крикнул наконец Ханно.

Юбер резко свернул. Дорога, шедшая на юг, не была заасфальтирована. Грузовик стал прыгать, хотя Юбер делал все возможное, чтобы избегать рытвин.

— Выключите фары, — посоветовал Ханно.

Это было разумно. Юбер выключил все огни. Секунду он ничего не видел и был вынужден притормозить, потом его взгляд привык к слабому свету зарождающейся зари.

— Далеко мы так поедем?

— Как можно дальше, — ответил Ханно, — тем более, что теперь мы знаем: тревога уже поднята.

— Я спрашиваю себя, что могло произойти. Я рассчитывал, что все будет спокойно до восьми часов.

— Вы этого никогда не узнаете, — ответил Ханно. — Вам придется выдумывать.

Машина по-прежнему неслась по плохой дороге. Время от времени попадались деревни. На полях паслись стада. Идиллические картины.

— Далеко еще до реки?

— Километров десять, но дорога сворачивает раньше. Нам придется бросить машину и идти пешком. Они немного помолчали, потом Ханно сказал решительно:

— Я отправлюсь на ту сторону вместе с вами.

Юбер нисколько не удивился. После полицейского контроля и убийства двух мотоциклистов, Ханно Гугенбергер не мог надеяться избежать неприятностей.

— Хорошо, — сказал он. — Я возьму вас с собой.

В Вашингтоне ему найдут работу. Может быть, зачислят в службу, готовящую миссии за границей. Его богатый опыт жизни в Центральной Азии имел огромную ценность.

Неожиданно дорога круто свернула вправо.

— Стой! — крикнул Ханно. — Выходим здесь.

Юбер остановил грузовик. Ханно вышел, открыл шлагбаум. Юбер отогнал тяжелую машину под высокую изгородь.

Не теряя ни минуты, они побежали через поле.

— Возможно, переплыть реку днем будет трудно, — сказал Юбер. — Когда я плыл ночью сюда, меня чуть не перехватил пограничный катер.

— Я думаю, они патрулируют только ночью.

— Не забывайте, что они охотятся на нас. Первым делом они усилят охрану реки.

Они бежали не очень быстро, чтобы не задохнуться раньше времени.

— Я не понимаю, — заговорил вновь Ханно, — почему они приказали арестовывать только шпетов?

— Они до самого конца принимали меня за немца, — отозвался Юбер.

С неба послышался гул, и почти сразу же они увидели вертолет. Они находились в открытом поле, не имея никакой возможности спрятаться.

— Ложись! — крикнул Юбер.

Они бросились на землю одновременно. Если пассажиры вертолета не заметили их раньше, высокая трава их, может быть, укроет…

Машина пролетела над ними на малой высоте. Ханно выхватил пистолет.

— Не валяйте дурака! — крикнул Юбер. — У вас нет ни единого шанса достать их из этой штуки. Мне кажется, на борту всего двое. Подождем…

Машина вернулась. Человек, вооруженный автоматом, высунулся из открытой двери и дал очередь, скосившую траву в нескольких метрах впереди беглецов.

— Они нас перестреляют, — простонал немец.

— Нет, это приказ сдаться. Поднимите руки. Их всего двое.

Они подняли руки. Ханно дрожал, внезапно охваченный паникой.

— Возьмите себя в руки, черт побери! — сурово сказал Юбер. — Действовать надо будет быстро, по моему приказу, как в прошлый раз. Вы займетесь парнем с автоматом, я — пилотом. Если их удастся застрелить, мы спасены.

— Вы так считаете?

— Разумеется. Мы возьмем их вертолет, чтобы перелететь через реку. Старайтесь не попасть в него.

— А кто будет им управлять?

— Я.

К Ханно вернулась уверенность. Вертолет грациозно сел метрах в пятнадцати от людей, задыхавшихся от ветра винта. Человек с автоматом спрыгнул на землю и пошел к ним, по-прежнему держа их под прицелом.

— Только по моей команде, — повторил Юбер.

Летчик смотрел в их сторону, оружия у него не было.

— Не двигайтесь, или я пристрелю вас, как собак, — пригрозил тот, кто приближался.

Он зашел им за спину, обходя далеко. Юбер спросил себя, будут ли их обыскивать, чтобы обезоружить.

— Не двигаться! Руки вверх.

Юбер чувствовал, как тип подходит, потом ствол автомата уперся ему в позвоночник. На это он и рассчитывал! Сотню раз на тренировках он стрелял в подобных ситуациях и сотню раз попадал. Второй, каким бы быстрым он ни был, всегда нажимал на спусковой крючок, когда ствол уже сильно отклонялся.

Ханно стоял слева. Юбер резко обрушил левую руку, разворачиваясь с быстротой молнии.

— Давайте! — крикнул он.

Ханно быстро выхватил пистолет и выстрелил в спину милиционеру, автомат которого яростно плюнул огнем возле бока Юбера. Тот сразу же развернулся. С расстояния в пятнадцать метров он целился в пилота, старавшегося достать свое оружие, висевшее у него на поясе.

Просвистели две пули. Пилот медленно сполз на правый бок и больше не двигался.

— Возьмите автомат! — приказал Юбер, рванувшись к вертолету.

Он поднялся в кабину, вытащил тело пилота и бросил его на траву. Подбежал Ханно. Юбер сел за штурвал.

— Закройте дверцу!

Юбер включил газ, сдвинул рычаг. Вертолет приподнялся над травой, потом окончательно взлетел. Они поднялись на тридцать метров, когда замигала красная лампочка рации. Юбер сделал товарищу знак взять микрофон.

— Слушаю, — сказал Ханно по-русски.

— Вы их взяли? — спросил гнусавый голос.

— Да, — ответил Ханно, — мы везем их.

— Браво, ждем вас. — Ханно положил микрофон.

— Они могут подождать!

Юбер взял курс на юг и продолжал лететь на высоте тридцати метров, что делало вертолет невидимым с большого расстояния. Скоро появилась широкая река, блестевшая под лучами восходящего солнца. По ней сновали быстроходные катера. Юбер подумал, что они не смогли бы перебраться вплавь.

Они перелетели через границу без малейшего препятствия, приветствуемые пограничниками с катеров, которые, конечно, считали совершенно нормальным, что советский вертолет перелетает на афганскую территорию.

— Сядем как можно ближе к Балху, — крикнул Юбер. — Они вполне способны охотиться за нами и здесь.

Ханно согласился кивком головы, но все же заметил:

— Только не очень близко, потому что, если афганские власти увидят нас выходящими из советского вертолета, они нас арестуют.

— Я об этом подумал, — отозвался Юбер.

Красная лампочка загорелась вновь.

— Скажите им, что у нас авария в поле!

Ханно взял микрофон.

— Слушаю.

— Ну? Где вы? — спросил гнусавый голос.

— У нас авария, сели в поле.

— В каком месте?

— Не могу сказать точно. Но ничего серьезного, мы наверняка сможем взлететь.

— Иванов сможет отремонтировать?

— Он думает, что да.

— А разве я слышу не мотор?

Мгновение Ханно колебался. Юбер указал ему наверх, на ротор.

— Да, мотор работает, это ротор.

— А! А арестованные?

— Мы их связали.

— Ладно. Свяжитесь с нами, когда взлетите.

— Понял.

Ханно положил микрофон.

— Уф! — сказал он. — Мне было жарко!

Четверть часа спустя на горизонте появился город Балх.

— Надо спускаться сейчас, — крикнул немец.

Юбер подлетел к тропинке у реки, по которой шел с Якубом десять дней назад. Вертолет начал спускаться. Юбер мягко посадил его на песок, выключил зажигание.

Тишина поразила их. Ханно вышел первым, за ним Юбер. Он потянулся, смеясь.

— Господи! — сказал он. — Как хорошо быть свободным.

Ханно озабоченно спросил:

— Подожжем его?

— Согласен.

Ханно выстрелил из автомата в бензобак, оттуда тотчас же потекло горючее. Юбер чиркнул спичкой и бросил ее. Сразу же взметнулось высокое пламя, заставившее их быстро отступить.

— Бежим, — сказал Юбер, — бросайте автомат, он слишком заметен.

Ханно сделал три шага в сторону и наставил свое оружие на Юбера.

— Я уйду один, — объявил он. — Для вас все закончилось.

— Вот как! — произнес Юбер, совершенно захваченный врасплох. — Какая муха вас укусила?

— Я застрелю вас здесь, — ответил тот, заметно гордясь своей идеей. — Так я один принесу планы… Я скажу, что произошел несчастный случай, что вас убили… Большой босс будет мне очень благодарен и даст превосходный пост.

Юбер не терял хладнокровия. Он мягко заметил:

— Бедняга, честолюбие тебя погубит.

— Я так же силен, как вы! — крикнул немец, задирая подбородок. — Вы это прекрасно знаете!

Именно в эту секунду бак вертолета взорвался. Волна ударила по обоим. Удивленный Ханно согнулся пополам, втянув голову в плечи. Лучше владеющий собой Юбер, которому нечего было терять, падая, инстинктивно выхватил оружий. Лежа на животе, он выстрелил в немца, отчаянно пытавшегося восстановить равновесие, и попал ему прямо в голову…

Ругаясь, Юбер встал и убрал пистолет в карман. Сзади него яростно полыхал огонь. Он подошел к скрюченному телу с автоматом и перевернул его ногой. Дурак! Зачем он это сделал?

Юбер плюнул на землю, выражая свое презрение. Какая мерзкая работа! Ни морали, ни тормозов. Все позволено: кража, убийство, все. Нужно иметь крепкий рассудок, чтобы выдержать… А типы вроде Ханно не знают, где проходит грань; они начинают убивать по личным мотивам и находят это нормальным. Какая разница между ликвидацией «Голиафа», чья жизнь стала угрозой для всей сети, и убийством Юбера ради сохранения монополии, на лавры для себя? Практически никакой. В обоих случаях надо только спустить курок…

Он опустился на колено возле трупа и тщательно обыскал его, но не нашел ничего интересного. Если бы Ханно удался его план, он бы бросил тело Юбера в огонь, забрав книжечку с планами. Но теперь в огне окажется тело шпета.

Юбер бросил туда же автомат, потом пошел к Балху, находившемуся не больше, чем в часе ходьбы. Придя туда, он попросил Якуба послать мистеру Смиту радиограмму, что все закончилось хорошо.

Вдруг его мысли обратились к Монтелеоне, настоящему. Что с ним будет? МВД теперь знало о его связи с ЦРУ. Возможно, он уже арестован. Расстреляют ли его? Может быть, нет. Им придется дважды подумать, прежде чем уничтожить такого ценного человека… В любом случае подгоняемый временем Юбер не смог бы организовать его бегство. Он действовал, как лучше.

Его огромная тень достигла реки, вдоль которой шла тропинка. Позади осталось много трупов. Но можно ли было действовать иначе? Несколько смертей, чтобы спасти тысячи жизней, разве это не оправдано?

Он ускорил шаг и принялся насвистывать старую бодрую ковбойскую песенку…

Операция «Пурга» была завершена.

Февраль 1956-го