Жар предательства

Глава 9

Я сидела перед компьютером и все пыталась убедить себя: то, что я сейчас прочитала, нелепая ошибка. Ложь. Подделка, сфабрикованная неким злопыхателем, который хочет разрушить мой брак.

Однако неопровержимые доказательства – счет на оплату, выставленный врачом после проведенной хирургической операции, – на то и неопровержимые, что с ними не поспоришь. Ситуация, схожая с той, в какую угодил один мой клиент, за год просадивший в Интернете на порносайтах десять тысяч долларов, которые были списаны с его карты «Мастеркард». Все списания произвела «Фэнтези промоушнс инк.», все – в ночное время. Жена моего клиента, увидев отчет по его карте, несколько опешила. Тот стал умолять меня, чтобы я обеспечила ему алиби, придумала толковое объяснение, а я ответила: «Как вы объясните более ста пятидесяти сделок, заключенных с онлайн-компанией под названием “Фэнтези промоушнс инк.” после полуночи? Какая тут может быть гибкость? Это дымящийся пистолет».

Странно, что тот клиент – позже жена развелась с ним через суд, лишив его права добиваться пересмотра судебного решения, – вспомнился мне, пока я сидела и тупо смотрела на счет, выписанный врачом-урологом доктором Брайаном Бойярдсом. Все факты были налицо. Факты, которые я, должно быть, перечитала раз десять, пытаясь как-то иначе интерпретировать непреложное:

Седьмого сентября прошлого года. Примерно десять месяцев назад. Через несколько дней после Дня труда, который мы, как и предшествовавшие выходные, провели в принадлежавшем нашим друзьям домике в лесу, на берегу озера Плэсид[54]. Мы с мужем занимались сексом по два раза в день. И как-то раз, после ужина при свечах в близлежащей таверне, я заявила, что, поскольку мы вместе уже два года, а мне скоро исполняется сорок лет, я хочу отказаться от приема противозачаточных таблеток… хотя, по словам моего гинеколога, возможность забеременеть у меня появится не раньше чем через две недели.

Пол не побледнел, не пригрозил, что поступит на службу в торговый флот. Напротив, сказал, что общий ребенок – «обязательное связующее звено между двумя любящими сердцами» или что-то столь же напыщенное. Но по возвращении в Буффало однажды вечером Пол вернулся из тренажерного зала, чуть хромая, и объяснил, что он потянул мышцу в паху и опасается, как бы у него не образовалась грыжа. Разумеется, я проявила понимание, и мы несколько дней воздерживались от секса. Потом Пол сказал, что завтра он намерен проконсультироваться у врача университетской больницы. Вернувшись домой в тот вечер, он сообщил, что у него «лишь небольшое выпячивание в паховой области» – это его точные слова – и ему порекомендовали не раздражать грыжевый мешок и пожить без секса еще неделю. Что мы с сознанием долга и сделали.

И вот теперь, по прошествии стольких абсурдных месяцев, я, зайдя на сайт доктора медицины Брайана Бойярдса, читала про эту вроде бы простую хирургическую операцию, которую делают без медицинских показаний.

Значит, мой муж лишил меня всякой возможности зачать от него ребенка, добровольно подвергнув себя стерилизации путем «более элегантного и щадящего способа пересечения семявыносящих протоков». Лишил ребенка, о котором я мечтала.

Я зажмурилась, испытывая одновременно опустошенность и испепеляющий гнев.

«Tout â fait, nous voudrions un enfant».

Вот сволочь. Ведь он сказал это не далее как сегодня в полдень. И долгие месяцы пудрил мне мозги, уверяя, что я обязательно не сегодня завтра забеременею…

Всхлипывая, я захлопнула крышку компьютера. У меня было такое ощущение, что я лечу в пропасть. До того я была ошеломлена. Ошарашена. Словно эта новая жизнь, что мы с ним строили вместе, оказалась просто карточным домиком. Возведенным на лжи человека, которому я по глупости доверяла. Как так получилось, что я – мисс Эксперт-криминалист, мисс Сверхскрупулезность, мисс Сверхосновательность – не учуяла обмана за всеми его словами о душевной преданности?

Ответ на этот вопрос я знала.

Мы видим только то, что желаем видеть.

Я с самого начала понимала, что Пол Лейен в существе своем не способен быть по-взрослому ответственным человеком. Но, соблазненная его богемностью, романтикой наших отношений, галлюциногенным сексом, я предпочитала смотреть сквозь пальцы на этот его «маленький» недостаток. Мне так отчаянно хотелось любви, что все свои сомнения я запихнула в дальний уголок сознания и с головой окунулась в иллюзию семейного счастья, представляя, как буду растить ребенка с человеком…

Каким? Каким?

Какое определение дать ему теперь? Если он предал меня в самом главном, если он умышленно стерилизовал себя, уверяя меня в том, как страстно он жаждет, чтобы у нас с ним был общий ребенок…

Я прошла в ванную. Умылась холодной водой, отводя взгляд от зеркала. Не хотела сейчас смотреть на себя трезвым взглядом. Я вернулась в комнату и вышла на балкон, глядя на раскинувшийся внизу североафриканский мир. Это могло бы подождать до нашего возвращения, Мортон. Но похожий на раввина порядочный Мортон, вне сомнения, долго взвешивал все «за» и «против», прежде чем направил мне счет от уролога. И в конце концов решил: карты на стол. Но вот чем думал мой неорганизованный муж, кладя счет на оплату от врача в папку с финансовыми документами? Видать, не сообразил, что рано или поздно этот счет попадется мне на глаза, ведь я же его бухгалтер.

Я вцепилась в перила балкона, чтобы не потерять равновесие: меня качало от ярости, в которой тонули и грусть, и сожаление. Постепенно ко мне вернулась способность мыслить ясно. Я возвратилась в комнату, к своему компьютеру. Открыла его и по электронке быстро написала сообщение Мортону:

Ожидая ответа, я достала наши авиабилеты и выяснила (порывшись в Интернете), что «Ройял Эр Марок» посадит меня на другой, более ранний рейс, если я доплачу 3000 дирхамов – примерно 350 долларов. Да, я оплатила отель за весь месяц, но ведь мы живем здесь уже третью неделю. Пол пусть остается, заканчивает работу над своими рисунками, снова возвращаясь к холостяцкой жизни. Я была уверена, что именно такого исхода он желал в душе. Делая тайком от меня вазэктомию, он наверняка понимал, что рано или поздно обман откроется. Наверняка он просчитал, что, скажем, через год безуспешных попыток забеременеть я настою на том, чтобы мы обратились в клинику для больных бесплодием. И тогда…

Дзинь. Сообщение от Мортона.

Я снова расплакалась и сквозь всхлипы услышала тихий стук в дверь.

– Убирайся к черту, – крикнула я, уверенная, что это Пол.

Однако зачем Пол стал бы стучать, ведь у него есть ключи? Я мгновенно вскочила на ноги, прошла в переднюю комнату, открыла дверь в номер. В коридоре стояла юная девушка, которая убирала наш полулюкс и стирала наши вещи. Лицо у нее было пепельное и испуганное.

– Mes excuses, mes excuses, – извинилась я, беря ее за руки. – Je suis… dévastée[55].

Я выпустила ее руки и вернулась в номер, пытаясь подавить рвущиеся из меня рыдания. Не расклеивайся. Не расклеивайся. Девушка исчезла – скорей всего, убежала вниз, испугавшись вида сумасшедшей женщины на грани нервного срыва.

Снова в ванную. Еще раз умылась. Глаза были красные. Я вернулась к столу, нацепила на нос солнцезащитные очки, схватила свой паспорт, блокнот, распечатку своего авиабилета, кошелек и кредитные карты. Запихнула все это в сумочку и пошла к выходу. Спускаясь вниз, вытащила на ходу стодирхамовую купюру. Девушка топталась у подножия лестницы. Было видно, что она со страхом ожидает моего приближения, недоумевая, что еще я могу выкинуть.

– Я очень сожалею, – сказала я, сунув ей в руку банкноту. – Получила сегодня неприятные известия. Прости меня, пожалуйста.

Девушка выпучила глаза, увидев, сколько денег я ей дала – двухдневное жалование, по словам Сорайи, – и прошептала:

– C'est trop… Ce n'est pas nécessaire…

– Si, c'est necessaire… Et merci pour ta gentillese.

– J'espère que tout ira bien, madame[56].

– On verra, – сказала я. Поживем – увидим.

И я выскочила на послеполуденное пекло.

Через две улицы от отеля находилось интернет-кафе. Я вошла туда и спросила у парня лет двадцати пяти с сигаретой в зубах, торчавшей из уголка рта – со скучающим видом он отстукивал ритм какой-то местной поп-песни, – есть ли у него принтер.

Парень показал на старенький аппарат.

– Страница – два дирхама, час работы за компьютером – десять дирхамов. Заплатить можете потом.

В отеле были принтер и компьютер для постояльцев, которыми я могла бы воспользоваться. Но я побоялась, что документы, которые я собиралась распечатать, кто-то либо увидит, либо скопирует. Я вошла в сеть и распечатала счет от врача, скан отчета по кредитной карте Пола и информацию о бесскальпельной вазэктомии с сайта доктора Бойярдса. Потом я открыла сайт авиакомпании «Ройял Эр Марок» и по своей кредитной карте забронировала для себя билет на завтрашний прямой рейс до Нью-Йорка; самолет вылетал из Касабланки в полдень и прибывал на место в 2.55 дня (с учетом пятичасовой разницы во времени). Затем я переключилась на сайт авиакомпании «Джет Блю» и забронировала билет на рейс из аэропорта имени Джона Кеннеди до Буффало. После по электронной почте направила последнее письмо Мортону:

Спустя три минуты… дзинь… от Мортона пришел ответ:

Мортон был отличным другом, да к тому же принадлежал к числу немногих бухгалтеров-евреев, которые любили выпить. По отношению ко мне ему нравилось выступать в роли старшего брата, но он ни разу не разыграл карту «А я тебе говорил» в том, что касалось Пола. Я знала с самого начала, что Мортон не одобряет мой выбор спутника жизни. Однажды он мне заявил: «Раз ты и сама понимаешь, что выходишь замуж за Винсента Ван Гога, даю тебе свое благословение». Но после того предостережения он слова дурного не сказал о моем супруге. Мортону было известно, что я мечтаю о ребенке. А Пол обещал…

Меня снова начинало трясти. Закрыв глаза, я усилием воли заставила себя хотя бы внешне сохранять спокойствие. Потом встала, собрала распечатанные документы и расплатилась с парнем за стойкой, имевшим располагающе мечтательный вид. От его взгляда не укрылось, что я пребываю в смятении.

– Ça va, madame? – спросил он.

Я лишь пожала плечами и ответила:

– La vie[57].

Я посмотрела на часы. Пол ждал, что с минуты на минуту я объявлюсь в кафе «У Фуада» и мы вместе пообедаем. Поэтому избегая улиц, которые пролегали через центр сука, я кратчайшим путем добралась до узенького немощеного прохода, ведущего к центральным воротам. Выйдя за стены медины, я приготовилась отбиваться от своры назойливых торговцев, которые, как стервятники, налетали на всякого неподготовленного иностранца (особенно на одиноких женщин), но сегодня, когда один такой – потный толстый мужчина с традиционной елейной улыбкой на лице – приблизился ко мне и предложил: «Прекрасная леди не желает покататься на верблюде?», я просто выставила вперед ладонь, как регулировщик, и рявкнула по-арабски одно слово: «Imshi». Исчезни. В лице мужчины отразился испуг. А мне так стыдно стало. Я приподняла на лоб очки, показывая ему заплаканные глаза.

– Mes excuses, madame, – извинился мужчина.

– Je m'excuse aussi[58], – сказала я и поспешила к автовокзалу, уклоняясь от женщин, навязывавших расшитые льняные изделия, от малышей, продававших дешевые сладости, и двенадцатилетнего мальчишки на мопеде, зазывавшего меня: «Леди, леди…»

На автовокзале я минут двадцать простояла в очереди: почему-то все, мне казалось, слишком подолгу разговаривают с кассиром. Наконец я подошла к кассе и выяснила, что завтра рано утром отсюда идет автобус-экспресс до аэропорта Касабланки: отходит в 6.00, прибывает на место в 9.45. За 50 дирхамов я купила билет в один конец, и меня предупредили, чтобы я была на вокзале не позже 5.30 утра.

– Entendu, – ответила я. Ясно.

На самом деле теперь ясности не было никакой, ничто не поддавалось разумению. Меня снова затрясло. Я взглянула на часы: 2.18. Пол, наверно, недоумевает, куда я подевалась; может, пойдет искать меня в гостиницу. Или, напротив, решит, что меня куда-нибудь занесло, как это порой бывало. Я надеялась, что время на моей стороне. Вернусь в отель, соберу свои вещи, оставлю ему неопровержимую улику, короткую записку, и отправлюсь на долгую прогулку по побережью. А потом…