Жаркое лето и зима 1918

Глава 12

К счастью, судоходство для уральских заводов тут было всегда достаточно оживленным, так что лоцмана мы нашли очень быстро, сейчас их множество сидело без работы. При новой власти, в результате всеобщей разрухи, количество квалифицированных людей превышало количество соответствующих рабочих мест. Так, что мы стремительно отплыли, оставим местных припортовых пролетариев самих разбираться с этой некрасивой историей. Нам же некогда. Время сейчас горячее, революционное...

Скоро вошли в Чусовую. Тут плыть уже было тяжеловато. Чтобы преодолеть некоторые перекаты, приходилось оказывать помощь машине, заводя тросы на берег, и мы продвигались вперед, накручивая их на судовую лебедку. Адова работа. Кроме того где-то здесь проходила линия фронта. Не то чтобы из-за этого я плохо спал, — но даже дракон опасается змей на их собственной территории. Но все же через семь дней после выхода из Перми мы пристали к пристани Первоуральска. Здесь, с июля 1918 года, воспользовавшись проездом на восток чехословаков, властвовали небольшие отряды уральских "казаков". Здесь же меня догнали известия о покушении на Ленина и ранении «вождя мирового пролетариата».

В тусклом свете электролампочек я побеседовал с местным начальником, бравым есаулом Шайтановым, обладателем роскошных усов, восседавшим за огромным столом, уставленным тяжёлыми бронзовыми чернильницами, кожаными бюварами и прочими причиндалами, радовавшими сердце истинного бюрократа.

Я предъявил ему спрятанное в одежде офицерское удостоверение и представился как полномочный посол Донского казачьего Атамана Краснова, прибывший для ведения переговоров о союзе с Уральским казачьим войском. Мое имя, как третьего человека на Дону, гремело даже здесь! В силу тех обстоятельств, что я постоянно участвовал во всех совещаниях Донского и Добровольческого командования, а потом, при обострившихся взаимоотношениях, зачастую, был официально ответственным представителем Атамана Краснова и, значит, Дона, мне к олицетворению своей фигурой Всевеликого Войска Донского было не привыкать.

- Прошу к столу, отведать чем бог послал! - восхитился таким знакомством есаул. - Водка заморожена, соленья выложены, лучшие люди города ждут, сейчас пойдут тосты и речи.

За обедом, как бы вскользь, я отметил, что готов купить платины сколько возможно и попросил посодействовать присутствующих, естественно, за деньги. Свести меня с местными артелями и оптовиками. Деньги, и бумажные и золотые, у меня имеются, не так много как хотелось бы, но есть. А платина мне нужна для ростовских заводов. С платиной возможно получение селитры и нитросоединений в неограниченном масштабе. А это пороха, лаки, краски, взрывчатка и высокоэффективные удобрения для сельского хозяйства, в разы повышающие урожайность зерновых и овощей.

Теперь половину времени я сидел и общался с местным бомондом, надувая щеки на бесконечных переговорах и обещая все и вся, а вечером поднимая тосты за успехи белого оружия, а оставшуюся половину, пользуясь своим удобным, хоть и не совсем понятным статусом «гостя», беседовал с представителями артелей и мелких оптовиков, организуя скупку ценного металла. Я мысленно облизывался, чувствуя себя лисом в курятнике.

Кроме самой платины мне нужны были и местные специалисты. "Ноу хау" тоже больших денег стоит. Платиновые рудники я и за рубежом найду, а вот знающих технологии людей только тут. Еще Демидов, отмечал, что его "служитель Попов изобрел способ плавить платину, вещь столь мудреную, что даже в просвещенных краях Европы, как-то Франции и Англии, есть мало людей, кои сей секрет знают". За что приказал выдать изобретателю небольшой аванс. Так что, простой рабочий в этом деле превзошел умом массу европейских профессоров!

История открытия уральской платины невольно заставляет вспомнить старую поговорку: "Деньги идут к деньгам, ордена к орденам", потому что самые богатые россыпи оказались сосредоточенными на земле, принадлежащей самым богатым, некоронованным королям Урала Демидовым. Их крепостные рудоищики Ефим Копылов, Емельян Ростигаев и другие выявили на склонах главного уральского водораздела россыпи, получившие название "поддерников", потому что только растительный слой прикрывал огромные богатства - пески, черные от крупных платиновых зерен.

На одном только Мартьяновском прииске, у юго-западного подножия Соловьевой горы, было обнаружено, а точнее сдано хозяевам в 1827-1829 годах 3384 самородка. Самый крупный из них весил около 9 килограммов.

Среднее содержание металла в этих россыпях, не имевших покрышки из наносов, было таким значительным, что рубеж в 100 пудов за сезон, который казался фантастическим, был не только быстро достигнут, но и превышен: в 1830 году добыли на демидовских приисках целых 109 пудов платины.

"Сливки" в верховьях сняли быстро, но добыча не уменьшалась, потому что долины рек оказались богатыми платиной на значительном протяжении. По мере удаления от водораздельной зоны содержание платины уменьшалось, а мощность наносов возрастала, и добыча становилась все более трудоемкой. На протяжении первого этапа освоения платиновых богатств Урала демидовские прииски оставались самыми богатыми и дали тогда свыше 80 процентов всей добытой в России платины - около 40 тонн.

Скоро об моем интересе стало известно и к нам зачастили ходоки из Нижнего Тагила, так как обычных иноземных скупщиков немцев сейчас днем с огнем было не сыскать. Не Рижский рынок на заре перестройки, разумеется, другие масштабы, но для уже постреволюционного времени очень даже серьёзные. У меня была небольшая наценка, местные скупщики платили всего в 2-4 раза дороже официальной мизерной цены ( которую после революции сразу установила Москва), особенно много за "светлую" платину (к "темной" все относились с недоверием: продавцы в нее часто подмешивали истолченный вольфрамит). Как я уже говорил, у артелей можно было приобрести металл за 1/12 рыночной цены, крупные монополисты просили 1/3. Так как времени особо в запасе я не имел, то основная часть покупок выходила у меня в среднем за 1/ 4 , то есть по 30 тысяч рублей за пуд, так что овчинка выделки стоила.

В основном все спрашивали золото, бумагу брали мало. Золото у меня было немного, всего 1350 кг и скоро у меня уже стало 930 кг платины. Кроме этого, я познакомился здесь с местным горным инженером Савельевым и сманил его с собой, вместе с семьей из трех человек ( жена и несовершеннолетняя дочь).

Ничего, потеснимся, обратно по течению мы быстрее пойдем. На все про все у меня ушло 11 дней после чего я распрощался с гостеприимными хозяевами, чтобы сделать им приятное, подписал все бумаги и меморандумы о союзе и сотрудничестве, нагрузил корабль дровами и продовольствием и был таков.

14 сентября мы спешно отплыли, опасаясь северных холодов, и резво двинули вниз по течению. Теперь скорость нашего парохода существенно увеличилась. Пропуска от белых у меня имелись, но в Перми нам пришлось снова перекрасится. К счастью, лоцмана мы высадили на берег неподалеку от города, куда не решились заходить, топливо и продовольствие у нас пока еще есть. Если Советские власти заинтересуются моей персоной "белого посла", то пусть нас догоняют. А далее слухи обо мне уже не должны дойти, мы мирные речные перевозчики и к Советской власти относимся сугубо положительно.

По пути у нас были небольшие приключения, но в целом все обошлось благополучно. 30 сентября мы уже миновали Камышин. Поскольку в Царицыне по слухам опять были красные, то следовало озаботится выгрузкой и тайным пересечением линии фронта. Расплатившись с нашей речной командой и поблагодарив их, мы 1 октября причалили к берегу в пустынном районе и оставили наш верный пароход "Ермак" на волю случая.

Судовая команда взяла шлюпку и отправилась вниз по течению, дай Бог им здоровья или не давай — теперь невелика разница, а мы остались. Нас было всего 11 человек ( если не считать семью инженера Савельева), а груза и оружия более тонны. Пришлось искать лошадей или подводы. Кроме всего прочего, мы должны были обеспечить пересечения нашего драгоценного груза через линию фронта. Послали водителя Ефима, как самого внушающего доверие своим простецким видом человека, на разведку в ближайшее село рыбаков. Заодно он узнает для нас новости. Кое-что я помню из курса истории России, но не более того. А наши казачьи части, орудующие на реке Медведице, должны быть отсюда не так уж далеко.

Скоро Ефим явился обратно, наняв две подводы, с помощью которых мы как простые советские люди доставили свой груз партиями в деревню Ивановку. Здесь же я узнал и свежие новости и даже с «леденящими душу» подробностями. Как я уже упоминал с момента моего ухода большевики двинули на казаков огромные армии, отбили Царицын, а на Дону оппозиция, воспользовавшись моим уходом и созывом Донского парламента – Круга, попыталась захватить власть и организовать перевыборы Атамана.

Добровольцы выдвинули свою кандидатуру - двуличного Африкана Багаевского, который до этого момента считался личным другом Краснова, хотя и всячески вредил ему втихомолку. Деникину нужен был Атаман безвольный, которого он мог бы вести на поводке. Но Краснов опять успешно выиграл выборы. В массе -- и казачество, и население Области фактически было на стороне Краснова. Они были благодарны ему уже за то, что он им дал все то, чего они так страстно хотели, а именно: покой, безопасность и порядок. Немцы, успокоившись, опять возобновили поставки казакам оружия и боеприпасов. А они оказались весьма кстати, отбивать новый натиск красных орд.

К этому времени, покой Донской области с юга был обеспечен войсками Добровольческой армии, уже очистившей от большевиков значительную часть Кубани и Ставропольской губернии. С запада для нас тоже не было никакой опасности, так как Харьковская и Екатеринославская губернии были заняты германскими войсками, поддерживавшими в них строгий порядок.

Но зато пределы Донской области с востока, севера и северо-запада оставались все еще под страшной угрозой вторжения извне жестокого противника, и население, особенно приграничной полосы области, еще жило в вечном страхе за свою жизнь и имущество.

На Астраханском направлении все было более благоприятно, там красные не имели особых сил. Казаками был успешно сформирован Астраханский корпус численностью до 4-х тысяч штыков и сабель, оборонявший восточные степи за Манычем, что вел, время от времени успешные бои с бродячими шайками красноармейцев.

Номинально Астраханцев возглавлял неудачный, с авантюристическими наклонностями Астраханский Атаман, князь Тундутов. Астраханцы были раздеты, плохо вооружены, плохо организованы, а главное не имели хороших начальников. Нужно было, как можно скорее, их переформировать и взять всю организацию Астраханцев в железные руки.

В состав спешно формирующейся на Дону Южной ( русской) армии намечалось также в будущем включение полков из Саратовских крестьян, составлявших в это время уже целую пехотную бригаду, отлично сражавшуюся с большевиками на границе своей губернии. Но формирование Доном Южной армии снова встретил в штыки генерал Деникин, весьма ревниво относившийся к любым успехам казаков.

Хотя на юге, у Добровольцев, было по-прежнему весело. Мне нарисовали жуткую картину беззаботной жизни "Добровольческой армии", на фоне которой процветало пьянство, кутежи, скандалы, самоуправство, разгул и взяточничество. Безобразное поведение пришельцев, вызывало в местном населении острое недовольство и справедливый ропот, готовый перейти в открытый бунт. В боевом же отношении организация Деникина по-прежнему была равноценна нулю.

На севере же ( ближе к нам), обстановка была сложная, тут продолжались постоянные бои. Мобилизация большевиками населения пока еще не давала нужных им результатов. Так в одном из боев в этом районе на нашу сторону целиком перешел большевистский полк из Саратовских крестьян, изъявивший желание обратить свое оружие против красных. Через короткий срок тождественный случай повторился. Генерал Фицхелауров сформировал из этих перебежчиков уже целую бригаду.

После овладения городом Богучаром в августе месяце, Донское командование решило достигнутый здесь успех развить возможно скорее, не дав большевикам времени оправиться. Во исполнение этого, войска северного фронта, парируя сильные удары противника, стали продвигаться дальше в Воронежскую губернию, 26-го августа они заняли город Калач, а 22-го сентября овладели г. Павловском и большим селом Бутурлиновкой, служившим базой для красных войск этого района. Но чтобы парализовать успехи казаков в Воронежской губернии, противник в конце сентября, превосходящими силами сам перешел в контрнаступление.

К границам Хоперского и Усть-Медведицкого округов большевиками ( а их вождь пребывал в ужасной панике) были переброшены подкрепления численностью до 40 тыс. штыков и шашек при 110 орудиях. Собранные войска были прекрасно снабжены технически.

Сами понимаете, за красными великая сила — Троцкий согнал «в ряды» почти два миллиона красноармейцев. Этот образец тирана, недоверчивое животное, автократ, недоступный для добрых чувств, для сантиментов; лишенный всякого интеллекта, против всякого права и справедливости неустанно терроризировал нашу маленькую народную республику Свободы.

Перед началом общего наступления красные части объезжал сам Предреввоенсовета Троцкий, животное, называющее себя Верховным, жёлтый от язвенной болезни, обострившейся на нервной почве, почтивший эти элитные войска негодяев своим присутствием. Главвоенверх прибыл на личном бронепоезде, набитым матросней, который он назвал в честь себя любимого "Предреввоенсоветом", чтобы поучаствовать в митингах.

В своих зажигательных, но путанных речах (еще бы после коньячка под ананасы и котлетку де-валяй), Троцкий подчеркивал необходимость скорее очистить Дон от "Белогвардейщины", чтобы забрать у казаков и прочей белогвардейской сволочи хлеб и уголь. И тогда Советские граждане смогут досыта поесть и обогреться. И прочее "Бла-бла-бла"... на что ума особого не требовалось.

На советских территориях работать "как при царском режиме" решительно никто не желал, все хотели лишь отнимать и делить. От этого население испытывало жестокий дефицит продуктов и топлива. Разгул пьянства, проституции и бандитизма дополняли благостный список основных достижений Советской власти. А у нас даже столичный Новочеркасск превратился в огромный военный лагерь и если там изредка и встретишь пьяного, то скорее всего это будет приезжий деникинец-доброволец.

Красное командование сделало все зависящее от него, чтобы обеспечить успех этой своей операции. Единственно, что в ней отсутствовало, так это элемент внезапности, так как о планах противника Донское командование было своевременно достаточно хорошо осведомлено, как из донесений разведки, так и путем опроса перебежчиков. Наступление быстро заглохло, так как все эти «революционеры» воевать совершенно не умеют, да и не хотят. Им бы только пограбить, покуролесить да напиться…

Бои для красных сложились неудачно. В районе Бутурлиновки, после ожесточенного боя, армии РККА были на голову разгромлены и бежали, оставив станичникам огромные трофеи.

Эти события вызвали настоящую панику в Кремле. Там отчего-то полагали что теперь мы стоим на пороге Воронежа и вот- вот его возьмем. Вырвав у красных инициативу, казаками немедленно была произведена нужная перегруппировка войск и части северного фронта вновь перешли в наступление, направляя теперь главный удар на стык большевистских армий. Разгромив левый фланг 8-й и правый 9-й советских армий в районе станции Абрамовка--Талая, донцы захватили эти станции, где нашли богатую военную добычу. Эта неудача сильно встревожила большевиков, и они решили, во что бы то ни стало, добиться здесь решительной победы.

Красные, как азартные картежники, все пытались отыграться. С этой целью советское командование сосредоточило из свежеподвезенных войск, переброшенных преимущественно с Волжского фронта (1-я армия) стальной кулак в 15 тысяч человек, который и бросило в решительное контрнаступление. Ударную группу войск там составляет Нижегородская дивизия, перевезенная сюда по приказанию самого Троцкого. Что Ленин, что Троцкий едины — готовы полмира во гроб положить, лишь бы править оставшейся половиной. А злоба их — от ума, развитого вполне достаточно, чтобы понять собственную ущербность.

В общем, попали мы в кашу, хорошо хоть основные события идут теперь севернее, а на нашем направлении пока все спокойно, от Волги красные пока не наступают, а Калач остается в руках казаков. До Калача всего 200 км, а до линии фронта менее ста. Сплошной линии фронта сейчас нет, противники контролируют ж/д и обычные дороги и населенные пункты, войскам продвигаться в голую степь смысла нет. Переночевав в селе, мы договорились с рыбаками, что 4 подводы доставят нас в селение Дубки находящееся в 30 верстах юго-восточнее. Мы же тут все красные бойцы, из Царицына, и везем припасы на фронт. (Всякое может случиться в столь странное время, в какое мы вынуждены жить. Всякое. Нет теперь доверия между людьми).

За это я заплатил 125 бумажных николаевских рублей (пять двадцати пятирублевок с портретом Александра-Миротворца) , и к ним в придачу добавил золотую десятку и два серебряных рубля. Рыбаки были довольны и мобилизовали нам в помощь свои подводы. Тут за червонец мужики зайца в поле загоняют.

В степях скрытность никакая, так что лучшим нашим козырем будет скорость, мы пойдем напрямик по глухим местам. Если уж сам засунул голову в ступку, чего же песта боятся? Кроме того, скоро пойдут затяжные осенние ливни, дороги утонут в грязи, и мы тогда надолго застрянем в тылу большевиков. Хотя нам придется идти пешком и размять ноги.

С утра выехали, когда: "там, вдали за рекой, в небе ясном заря разгоралась". Ломились изо всех сил, не щадя обуви. Так все копыта потопчешь! С другой стороны, физкультура, тоже полезно. Все просто. Не хватило ума и хитрости, чтобы обставить противника, – полагайся теперь на ноги. Быстро миновали россыпь песков. Вокруг, насколько глазу было видно, лежала умытая первыми осенними дождями степь. В небе над нами висел орел. Колышутся волны ковыля, убегая вдаль, к небосклону. Кажется, что никакой войны нет.

Вечером мы были в Дубках. Здесь народ жил несколько богаче нищих рыбаков. Я сторговал крестьянскую лошадку и утром есаул Уваров рванул вперед. Он увозил с собой мой приказ первой же встреченной казачьей части обеспечить нашу эвакуацию. Поедет напрямик, без дорог, подальше, так сказать, от посторонних глаз…

Мы же наняли здесь уже 5 подвод ( одну даже купили). Бумажные деньги брали неохотно, так что мне пришлось "занять" у своих попутчиков около 50 рублей. Не заплатить будет не по-людски. Теперь двигались быстрей, так как никто не шел пешком, ехали спокойно, как на прогулке, но по мере приближения к линии фронта стало тревожней. На купленную телегу мы установили пулемет "Максим" и хорунжий Гульнов сверлил внимательным взглядом открытые степные пространства.

Ночевать мы собирались в деревне Нижние Журавли, но тут влипли в большие неприятности. Сейчас нарваться на проблемы можно даже там, где их и вовсе не ждёшь. Уже у околицы я увидел кавалерийский пикет - двух красных конников в характерных тёплых суконных шлемах-«богатырках», прозванных потом будёновками. Е-перный театр! Словно ведро холодной воды мне в лицо вылили! Что-то пошло не так. Тут был лагерь врагов, попросту говоря, красные кавалеристы заняли село, частично повыгоняв хозяёв из хат, переловив их кур и поросят — надо же чем-то питаться «освободителям»! Мародёрка у них в плане стояла.

И каким же недобрым ветром их сюда занесло? Бежать бесполезно! Наши лошади заморенные, еле копыта передвигают. Ну и куда тут воевать? Черт, как же это я все время впросак-то попадаю? Что же, я, твердо зная, что жизнь моя теперь висит на волоске, поправил свой Маузер под плащом и начал накручивать глушитель. В плен сдаваться бесполезно. Красные сдирают с несчастных кожу лоскутами, вырывают им ногти, дробят суставы пальцев, отрезают вначале руку, а потом — ногу, затем разводят огонь на животе и так далее.

Если хотите, это почти религиозные фанатики; в них говорит жар крови, а не холодный рассудок; их слова — судороги, красноречие — пронзительный крик; но если разглагольствования красных комиссаров вызывают лишь вымученную улыбку философов и людей умных, то они трогают, волнуют шахтера с почерневшим лицом, жилистого рабочего, невежественного крестьянина.

Но мы к подобным неприятностям давно готовы, и в первую очередь морально. Могу вас заверить, что на настоящей войне нет места рыцарству и благородству. А жизнь уже приучила не полагаться на тишь да гладь. Нас десять, их тридцать... или сорок. Шанс есть. И немалый.

Неторопливо подъехали к "буденовцам". К всадникам, предвкушая предстоящее веселье порыться в чужом имуществе обоза, подтянулось из деревни еще свежая тройка красных бойцов. Вооруженные люди требовали к себе уважения. Комитет по встрече собрался? Причём до боли и зубовного скрежета знакомого типа — наглые морды, кумачовые звезды, банты и полосы на одежде, каким бы любой негр из гетто позавидовал, героические позы. Такой богато украшенный красным всадник в поле или в городе был виден издалека, словно яркий тюльпан на фоне травы. Любой человек, даже взявший впервые винтовку в руки, мог бы без промаха попасть в такую чудную мишень.

Чтобы озадачить и отвлечь большевиков, я сразу сунул в морду одного из на вид самых авторитетных конников ( его мысленно определил про себя как «волк, не человек») ворох бумаг. Тот сразу же передал половину своему светловолосому товарищу, кто-то из подошедших красногвардейцев выхватил у того пару бумажек. Этот активный малый был здоровый смуглый детина; за густыми черными усами сверкали оскаленные зубы. Такой ухарь, в случае необходимости, завалит, даже глазом не моргнет.

Пока к кобуре никто не тянется. Все подошедшие буденовцы показались мне усталыми и не совсем здоровыми. Казалось, будто они давно не мылись: серая грязь въелась в складки кожи, блестевшей точно металл. Всем пятерым от двадцати до сорока лет. И от них явно не стоило ждать ничего хорошего. Лицо у самого первого из "буденовцев", уткнувшегося в бумаги, выражало словно некое сомнение, как будто он размышлял, есть смысл с нами связываться или нет. Тянет, неграмотный что ли? Глуп тот, кто не понимает намёков.

Сколько их тут, с селении? Не пропустят без досмотра, хоть ты тресни, это как пить дать. Это как самому повеситься, даже ещё вернее. Обстоятельства против нас, но и ставки высоки. Не может быть тут красных много, иначе мы бы увидели сразу десятка два, кодлу целую, а я вижу пока всего человек восемь.

Все остальное выглядело спокойным: уцелевшие куры копались в грязи, коза на привязи косо глядела на наших лошадей, как на прямых конкурентов, зато кошка не обращала на чужаков никакого внимания. Трое врагов при деле, с умным видом таращатся в бумаги, еще парочка порывается им помочь, еще человека три мелькают между хат. Не слишком хорошие шансы.

Ладно, лучше не будет, и я мгновенно поднял Маузер и утопил спуск. В глазах главаря "буденовцев", оказавшегося в положении человека, застигнутого в момент, когда он не просто снял штаны, но уже начал опускать задницу на унитаз, заодно спокойно расслабив мышцы сфинктера в уверенности, что все под его контролем, мелькнуло что-то такое, что я сразу понял, удивлен, не ожидал такого от маленькой кучки гражданских. Я же уже быстро переводил ствол на второго, третьего, четвертого, пятого... Бараны! Хрен Вам по всей морде. Толстым слоем. Дураков и в алтаре бьют.

Первый буденовец был убит мгновенно, пуля угодила ему в голову. Второй дёрнулся, пытаясь схватиться за оружие, но тут досталось и ему, причём в грудь, далее я уже не следил кому из врагов, мужланов с враждебными взглядами и угрюмыми лицами, попало в грудь, а кому и в шею. Меня дружно подержали мои бойцы, уже обычным оружием без глушителя. Треснуло, словно доски сломали, языки пламени из дула наших винтовок ударил прямо в тела противников, метнулось эхо по замолкшей деревне, отразившись многократно. И кто-то визгливо заголосил из-за угла: «Тревога, товарищи!»