Даниэль только крепче сжал обмякшее тело девушки, проклиная оленя, спровоцировавшего повторный обморок, да и себя заодно — за чрезвычайно неудачно выбранный момент, чтобы объясниться Джози в любви. Она ему не поверила. Даниэль мог бы в этом поклясться. Неприятие его слов слышалось даже в ее молчании. Джози не уставала повторять, что он ни в чем не виноват. Наверняка маленькая упрямица вбила себе в голову, что он признался ей в любви единственно из-за того, что чувствовал себя виноватым перед ней.
Но это не так. Слова шли из самого сердца, потому что Даниэль, наконец, сумел разобраться, как называлось то чувство, что он к ней испытывал. И ничем иным, кроме как любовью, оно быть не могло. Ни «навязчивой идеей», ни вожделением и совершенно точно не дружбой. Хотя все перечисленное было частью целого, но ничто из этого в отдельности не являлось определяющим.
Окончательно его сокрушило понимание того, что жизнь без Джози станет падением в гигантскую пропасть невыносимой боли и беспросветного одиночества.
Она принесла радость в его жизнь. Своим присутствием эта удивительная девушка делала каждый день неповторимым и прекрасным. Время, проведенное с ней, было самым захватывающим из всего, что ему довелось когда-либо пережить. Только благодаря Джози его чертов характер постепенно менялся к лучшему. Даниэль жаждал доказать ей, что способен, в отличие от отца, нормально жить, усмирив всех своих демонов, жениться и построить счастливые, гармоничные отношения в собственной семье.
Если все это не было любовью, то Даниэль не знал, как еще это назвать.
Теперь все, что ему требовалось, — убедить Джози в своей искренности. Мужчина очень надеялся, что это не займет столько же времени, сколько понадобилось ему, чтобы во всем разобраться.
По пути в больницу Джози пришла в себя еще только один раз, и Даниэль тотчас же подумал, что пребывать в забытьи для нее намного милосерднее. Было видно, что девушка сильно страдала от ужасной боли, но благодаря приобретенной за годы военной службы выдержке, превозмогая мучения, пыталась это скрыть. Даниэля ее поведение обмануть не могло, и страдания Джози просто убивали его.
Когда Джози очнулась, ей показалось, что рот забит опилками, а голова тяжелая и будто в тумане. С большим трудом девушка сконцентрировалась и прислушалась к голосам, доносившимся откуда-то издалека.
— Она не приходит в себя уже больше четырех часов, — обеспокоенно бурчал Даниэль. — Хотя ей давно пора бы проснуться.
— В тот раз было то же самое, — раздался усталый голос отца. — Это все из-за наркоза. Она плохо его переносит. В первый раз ей потребовалось в разы больше времени, чтобы прийти в себя, чем она, признаться, изрядно напугала анестезиолога.
— Может, тебе стоило сказать об этом врачам прежде, чем они вкатили ей лошадиную дозу снотворного?
— Я говорил, но они заверили меня, что для успешного проведения операции меньшая дозировка, к сожалению, невозможна.
— Тогда почему они ничего не делают, чтобы она пришла в себя?
— Говорят, нет необходимости. Сон для скорейшего выздоровления — лучшее лекарство.
— Если бы это был обычный сон, я бы и слова не сказал.
— Обычный он или нет, но в любом случае под ваше непрерывное брюзжание поспать мне, как видно, больше не удастся, — просипела Джози, отметив про себя, что, хотя голос звучал слабо и хрипло, изъяснялась она довольно связно. Ну, и на том спасибо.
В то же мгновение девушка ощутила, как сильные пальцы коснулись ее лица в мимолетной ласке. Даниэль. Его прикосновение она узнала бы из тысячи.
— Как ты себя чувствуешь, малыш?
Она попыталась было оглядеться, но веки словно налились свинцом и совершенно не желали подниматься. Когда же она, справившись со слабостью, открыла глаза, то пару минут, пока зрение не сфокусировалось, Даниэль представлялся ей одним огромным размытым пятном, но потом Джози все же удалось поймать внимательный взгляд любимых глаз.
— Какая-то жуткая слабость и оцепенение.
— Это просто наркоз отходит.
— Что с моей ногой?
— Ничего страшного. Пуля прошла навылет, повредив мягкие ткани. Ни одна важная артерия или кость не задеты. Обещают, что ты придешь в норму примерно через шесть недель или даже раньше.
В глазах Джози черты Даниэля постепенно обретали резкость. Похоже, он пытался хоть как-то оттереть лицо, но в области виска и на скуле все еще были видны следы от черных полос маскировочной раскраски. Это навело ее на мысль о собственном внешнем виде. Правда, по здравом размышлении, она решила, что вряд ли выглядит намного лучше него.
— Пойду-ка я скажу врачу, что она очнулась, — внезапно сказал отец и вышел из палаты.
— Операция? — спросила Джози.
— Порядок. Хотвайр получил то, что нам было нужно. Пленных и добытые улики передали агентам ФБР два часа назад. Власти планируют захватить базу в ближайшее время.
— Хорошо, — прохрипела Джози и поморщилась. — Ужасно пить хочется…
Даниэль взял чашку и вставил между губами девушки соломинку, после чего Джози стала с наслаждением потягивать освежающую прохладную воду. Когда она напилась, мужчина убрал чашку и обосновался на краю больничной кровати, подальше от раненой ноги.
Поместив ладошку Джози между своих рук, даря девушке тепло и ощущение комфорта, Даниэль сказал:
— Мне не нравится видеть тебя больной. И уж тем более не нравится видеть тебя с огнестрельным ранением.
— Вовсе незачем так уж сильно волноваться обо мне.
— Джозетта, я не желаю, чтобы у матери моих детей была столь опасная профессия. Это может плохо сказаться на семейной жизни.
Она смерила его взглядом:
— Да, видать, и правда сильную дозу мне вкатили — вот уже и галлюцинации начались. Ты же вроде не хотел иметь детей.
— Раньше, может, и не хотел, а теперь вот хочу.
— Наших общих детей? — переспросила Джози, чтобы убедиться, что слух ее не обманывает. Все это было слишком странным, и она сомневалась, что правильно поняла смысл его слов.
— Совершенно верно, — ответил Даниэль и взял ее руки в свои, словно хотел заставить Джози прислушаться к его словам. — Я люблю тебя, Джозетта. Знаю, ты считаешь, что я говорю это только из чувства вины, но, клянусь, это не так. Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь. Навсегда.
— Ты имеешь в виду, что хочешь жениться на мне? — скептическим тоном протянула Джози, боясь снова обмануться, приняв желаемое за действительное.
— Да. А также обзавестись парочкой прелестных малышей. — Он прижал ее ладошку к своему лицу и нежно поцеловал, словно хотел, чтобы Джози не только услышала его слова, но и почувствовала.
— Ты выйдешь за меня замуж, Джозетта? И я обещаю потратить всю оставшуюся жизнь, доказывая тебе, что я совсем не похож на своего отца.
Слезы, не имевшие никакого отношения к боли, заволокли ее глаза.
— Ты уже это доказал, Даниэль.
В этот момент в палату вернулся ее отец в сопровождении медсестры и врача. Девушка была подвергнута тщательному осмотру, в процессе которого ее многострадальное тело бесцеремонно переворачивали и тормошили до тех пор, пока Джози не охватило состояние усталого безразличия. По мере того как на ее лице все явственнее проступало выражение обреченности и покорности судьбе, внутреннее напряжение Даниэля нарастало, подобно снежному кому, а потом мужчина гневно рыкнул, потребовав от врача и медсестры немедленно оставить Джози, черт побери, в покое. В этот момент ее папочка на пару с Даниэлем выглядели одинаково опасными, ясно давая понять, что визит медиков сильно затянулся. Врач поспешно отдал распоряжения по дальнейшему уходу за пациенткой и вышел. Медсестра же оставалась ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы ввести Джози обезболивающее через внутривенный катетер.
У Джози даже не хватило сил поблагодарить Даниэля: ее измученное тело охватила блаженная расслабленность, предвещавшая скорую близость исцеляющего сна. А еще осознание того, что Даниэль хотел жениться на ней, усмирило боль эффективнее, чем самые современные транквилизаторы.
Следующие несколько дней пролетели незаметно. Джози быстро шла на поправку, а Даниэль ни на минуту не оставлял ее одну, потребовав, чтобы в палату поставили раскладушку, на которой он и ночевал. Медперсонал в его присутствии даже не упоминал о том, что подобное требование идет вразрез с правилами стационара: они ведь не являлись супружеской парой. А вот Джози, к несчастью, пришлось стать невольной свидетельницей того, как две медсестры обсуждали это между собой. И даже весело шутили, что ничуть не возражали бы заполучить такого восхитительного мужчину в свои спальни.
Джози резко сменила тему, когда Даниэль поинтересовался, почему она так холодно вела себя с двумя приветливыми медсестрами, которые, закончив свой пикантный разговор, вошли к ней в палату.
За эти дни у нее было много посетителей. Даже Лиз решилась на перелет, чтобы приехать в больницу и навестить ее. На третьи сутки пребывания в больнице к Джози приехали неожиданные гости.
После ланча в палату в сопровождении Даниэля зашла симпатичная женщина с тревожным взглядом. За ее руку крепко держался маленький белокурый мальчик лет пяти-шести. Ребенок смотрел на Джози такими печальными глазами, что ее сердце растаяло.
Они подошли прямо к кровати.
Женщина тихо сказала:
— Он хотел убедиться, что вы остались живы. Мистер Блэк Игл уверил нас, что вы не будете против, если мы навестим вас, но я пойму, если вы захотите, чтобы мы ушли.
Джози посмотрела на мальчика и протянула ему руку.
— Я жива. Не бойся, потрогай.
Он нерешительно потянулся к ней и коснулся предложенной руки. Его ладошка была холодной, и Джози мягко обхватила тоненькие пальчики.
— Вы теплая.
— Угу.
По бледному личику побежали два прозрачных ручейка. Слезы безостановочно скатывались по щекам.
— Мертвые всегда такие холодные. Я это точно знаю, потому что когда мужчины возвращались с охоты, те зверьки, которых они приносили, были очень холодными.
— Не плачь. Я жива и, как видишь, теплая.
— Вам больно?
— Немного, но мне дают лекарства, чтобы не так сильно болело.
— Простите меня, — горестно прошептал мальчишка. Его нижняя губка предательски задрожала, в то время как крупные прозрачные слезы стекали по мокрым щекам и тяжелыми каплями падали на одежду.
Мать опустилась рядом с ним на колени и крепко обняла.
Мальчик уткнулся в знакомое тепло родного тела и, отпустив руку Джози, всхлипывая, проговорил:
— Я н-не хотел этого, м-мамочка. Я н-не хотел.
— Все хорошо, Абель. Все хорошо, — мягко проговорила женщина, утешая сына до тех пор, пока рыдания не перешли в тихие всхлипы, а потом бросила взгляд на Джози поверх вздрагивающих детских плечиков и сказала: — Теперь я знаю, почему вы проникли на базу. Большинство из нас ведь и понятия не имели, что наши мужчины могут быть замешаны в чем-то настолько серьезном. Мы все считали, что просто делаем будущее наших детей проще и безопаснее, и пусть наша прежняя жизнь сейчас лежит в руинах, это все же лучше, чем увидеть моего сына мертвым.
Она выпрямилась, но по-прежнему прижимала к себе мальчика.
— Я никогда раньше не видела, как стреляют в человека. Когда кто-нибудь призывал к борьбе за наш образ жизни, это были не более чем пылкие речи. Но то, чему я стала свидетелем, реально. И нам с Абелем придется жить дальше, помня об этой ночи до конца наших дней.
— Я не стану обвинять вашего сына в том, что он стрелял в меня.
Глаза женщины наполнились слезами.
— Спасибо вам.
— Абель, — позвала Джози.
Маленький мальчик посмотрел на нее.
— Я прощаю тебя.
Он вывернулся из материнских объятий и бросился назад к постели.
— Можно мне обнять вас? Мама всегда так делает, если у меня что-нибудь болит, и от этого сразу становится легче.
— Конечно. — Она уже было хотела нагнуться вниз, но Даниэль оказался проворнее и приподнял мальчика, чтобы Джози не пришлось напрягаться и тревожить раненую ногу.
Ребенок прижался к ней всем телом, так крепко обняв за шею, что едва не задушил, но она не жаловалась. В сравнении с последствиями огнестрельного ранения, эту малость вполне можно было перетерпеть.
Отпустив Джози, мальчик обеспокоенно вгляделся в ее лицо и с надеждой спросил:
— Ну как, вам легче?
— Да, намного. Спасибо тебе.
Этот трогательный ритуал повторялся еще дважды, и каждый раз девушке приходилось уверять Абеля, что ей гораздо лучше и что она простила его и совсем не сердится. Наконец, малыш снова начал улыбаться, а его мать со слезами на глазах благодарила девушку. У них могло бы быть гораздо больше неприятностей, если бы Джози дала показания против мальчика, но, по счастью, ни он, ни его мать больше не желали иметь ничего общего с подобными фанатиками.
Уж в этом Джози была уверена. Женщина была настроена решительно, и ее отношение ко всей ситуации в целом кардинальным образом переменилось. Они с Абелем уже собирались уходить, когда, совершая очередной обход, в палату заглянул лечащий врач.
Он пролистал медкарту и довольно улыбнулся:
— У вас все в порядке, и я вполне мог бы выписать вас домой уже завтра, — заявил он и посмотрел на Даниэля. — При условии, что вы, молодой человек, позаботитесь об этой юной леди. Я бы порекомендовал избегать чрезмерных нагрузок на ногу в течение, скажем, следующей недели, а в дальнейшем только легкие физические упражнения, пока поврежденные мышцы полностью не восстановятся.
— Я прослежу, чтобы Джозетта не перенапрягалась.
За прошедшие три дня Даниэль больше ни разу не повторил предложения руки и сердца, но его поведение было красноречивее любых слов.
— Что ж… Прекрасно-прекрасно. — Врач закрыл карту и вложил ее в пластиковый держатель на стене. — Тогда я распоряжусь, чтобы вас готовили к выписке завтра с утра.
— Доктор, а мне можно лететь на самолете? — внезапно спросила Джози. — Мне бы не хотелось провести следующие пять с половиной недель в местной гостинице.
— Нет. Сожалею, но путешествие на самолете, скорее всего, пагубно скажется на вашем самочувствии, так как рана может снова открыться. Впрочем, я бы рекомендовал вам воздержаться в ближайшее время и от продолжительного путешествия на автомобиле, даже при условии частых остановок.
Джози понимала опасения врача, но не смогла скрыть разочарование. Ей ужасно хотелось побыстрее вернуться домой.
— А что скажете насчет перелета на личном самолете, где она могла бы лежать большую часть времени? — неожиданно спросил Даниэль.
Глаза врача от удивления округлились.
— Честно говоря, такой вопрос мне задают впервые. Но если вы можете это устроить, не вижу причин откладывать ваше возвращение домой. Только обещайте, что по прилете обязательно запишите ее на прием к местному доктору, чтобы он мог назначить лечение и наблюдать мисс Маккол до полного выздоровления.
— Уж в этом можете быть уверены.
Врач, тепло попрощавшись, вышел, а Джози улыбнулась Даниэлю и спросила:
— Никак решил попросить Вулфа доставить меня обратно в Портленд?
— Не совсем так. Вообще-то я намеревался перевезти тебя к себе домой.
Здорово. Ей очень хотелось наконец-то увидеть его дом.
— Надеешься, что на своей территории у тебя будет больше шансов заставить меня соблюдать постельный режим?
Он покачал головой, выражение его лица по-прежнему оставалось серьезным. Даниэль явно не собирался обращать все в шутку.
— Нет, милая. Просто рассчитываю, что дома будет больше шансов уговорить тебя выйти за меня замуж.
Хотя она не нуждалась в каких-либо дополнительных доводах, ход его мыслей заинтриговал ее.
— Это почему же?
— Там я веду себя как обычный человек, поэтому и надеялся, что, увидев мой дом, ты поймешь: в этой жизни я могу быть кем-то большим, чем просто наемником.
— Я давно это поняла, — растерянно сказала Джози, и ей снова захотелось расплакаться, — просто была уверена, что ты не захочешь менять свой образ жизни.
— Это было до того, как я узнал, что моя жизнь может измениться к лучшему.
— Жизнь со мной — это лучшая альтернатива для тебя?
— Да.
— И ты так говоришь не потому, что чувствуешь себя виноватым в том, что случилось со мной? — Джози отчаянно надеялась, что это не так, и желала выяснить все раз и навсегда.
Он присел на кровать и оперся руками по обе стороны от Джози, словно отрезав ее от всего остального мира в целом и больницы в частности.
— Нет. Это из-за того, что не желаю прожить оставшуюся часть жизни без тебя, Джозетта. — Он глубоко вздохнул и сознался: — Я, наконец, понял, что ты была права насчет мамы. Она по собственной воле хотела оставаться с Громом.
— Ну да. Подобно тому, как я настаивала на личном участии в операции.
— Если бы тогда, в офисе, я был рядом, то сделал бы все возможное, чтобы предотвратить твое ранение.
— Знаю, но так же, как твоя мама упорно не желала покидать мужа, так и я проявила недюжинное упрямство, отстаивая свое решение.
— Так ты согласна провести всю оставшуюся жизнь рядом со мной?
У нее сжалось сердце от сильных эмоций, которыми был пропитан его голос, и тепла, струящегося из темно-карих глаз.
— Даниэль, тебе совсем не нужно отказываться от любимого дела ради меня. Я вовсе не хочу, чтобы ты ломал свою жизнь, только чтобы сделать так, как лучше для меня. Но мне очень нужно знать, любишь ли ты меня.
— Я действительно люблю тебя.
— И я тебя, Даниэль. И не выдумай себе ничего лишнего, ведь именно ты тот мужчина, который может сделать меня счастливой.
— Милая, я не хочу растить своих дочек как будущих военных. И не хочу, чтобы мои сыновья считали, что путь солдата — единственно-возможный для них выбор в жизни. Я сам много лет был наемником, а теперь готов создать для тебя ту нормальную жизнь, о которой ты мечтаешь.
Джози обхватила его лицо ладонями и взглянула на Даниэля сияющими глазами, в которых отражалась вся ее безграничная любовь.
— Жить с тобой — это все, о чем я мечтаю.
— Я уже говорил с Тайлером. Он не собирается восстанавливать школу и согласен навсегда закрыть ее.
— Но чем же он будет заниматься? — Вся жизнь отца была посвящена военному делу, и ничего другого он не знал.
— Кажется, он собирается переехать в Неваду, чтобы поближе познакомиться с той милой леди из самолета. Они общались по телефону каждый день, пока ты здесь находилась. Теперь она знает о тебе больше, чем я. У нее имеется собственный цветоводческий бизнес, и у твоего отца неожиданно прорезался интерес к разведению и выращиванию растений.
Для нормального восприятия информации оказалось слишком много, однако мысль о том, что папа, возможно, нашел смысл жизни в чем-то помимо обучения наемников, была не так уж плоха.
Она улыбнулась:
— По крайней мере, ему не грозит взлететь на воздух, выращивая цветы.
— А еще я переговорил с Вулфом и Хотвайром. Мне бы хотелось заниматься чем-то большим, нежели обеспечивать безопасность их клиентов. Мы, конечно, могли бы сотрудничать в некоторых проектах, но все же бизнес у меня будет отдельным. Они считают, что я вполне мог бы преуспеть как архитектор.
Девушка знала, что так же, как и у нее самой, у Даниэля наверняка было достаточно сбережений, чтобы их хватило до конца жизни, даже если он проведет ее в праздности.
— Даниэль, я уверена, что у тебя все получится.
— Так ты рискнешь остаться со мной?
— Ты был так враждебно настроен против брака, так уверен, что не хочешь иметь детей, и просто не представлял для себя другого занятия, кроме как быть военным. Ты в самом деле уверен, что жизнь со мной — именно то, чего ты хочешь?
— Да. — И он накрыл ее губы в жарком собственническом поцелуе. — Более того, я нуждаюсь в этом. Видишь ли, Джозетта, большую часть жизни я боялся, что, несмотря на мой хваленый самоконтроль, глубоко внутри я такой же, как и отец. Но потом я вдруг понял, что умение владеть собой и было как раз тем, что делало меня другим.
— Но ты совсем не похож на своего отца. Даже в гневе ты не вымещаешь злость на тех, кто слабее тебя.
— Ты права, но слишком уж много лет я убеждал себя, что являюсь его точной копией, и искренне верил, что дело здесь не ограничивается лишь удивительным внешним сходством.
— Но…
Он снова поцеловал ее. Быстро и крепко.
— Шшш… я знаю. Я не похож на него и никогда не причиню боль ни тебе, ни нашим детям. Многие годы я учился держать свой норов в узде, но только после того, как этот мальчишка выстрелил в тебя, мне удалось окончательно во всем разобраться.
— Так как понял, что любишь меня?
— Так как у меня не было желания причинить мальчику боль, несмотря на то, что он заставил страдать человека, которого я полюбил больше жизни. И хотя я чувствовал такую бешеную ярость, что у меня просто дым из ушей валил, я совсем не хотел вымещать свой гнев на парнишке.
— О, Даниэль…
— Он ведь сам хотел убедиться, что с тобой все в порядке, и упросил мать навестить тебя?
— Да.
— Так или иначе, но раз уж я не ударил этого ребенка, то никогда не ударю и собственного.
— По словам его матери, ты действительно повел себя с ним более чем мягко.
— Он просто запутавшийся ребенок, полагавший, что именно этого отец и ждал от него.
— Думаю, его отец на это очень рассчитывал.
Даниэль пожал плечами:
— Зато его мать ждет от него совсем иного, а именно она будет воспитывать его в течение следующих нескольких лет. Что же касается отца мальчика, то он один из тех, кого ждет длительный тюремный срок.
— Наверное, осознать, что любимый человек — преступник, было для матери мальчика очень болезненно.
— Она просто ошиблась, когда вышла замуж не за того парня.
— И жестоко поплатилась за это.
— Как и моя мама. Но уверяю тебя, Джозетта, выбрав меня, ты не ошибешься.
Она обняла Даниэля за шею и теснее прижалась к нему, чтобы в нежной ласке потереться губами о его рот.
— Знаю, Даниэль. Я знаю это еще с нашей самой первой ночи, когда ты сделал меня женщиной. Ты тогда был необыкновенно чуток и заботлив со мной, стараясь избавить от боли и сделать мой первый раз чудесным и незабываемым. Правда, влюбилась я в тебя задолго до этого, но вот после той ночи пути назад у меня уже не было.
— Это чувство целиком захватило меня, и постепенно я понял, что и та щемящая душу нежность, и неодолимое желание постоянно оберегать тебя на самом деле были любовью.
— Ну, я и сама не сразу сообразила, что к чему.
— По крайней мере, ты призналась мне в этом.
— Ты тоже.
— В отличие от тебя я слишком долго не решался сказать об этом, так долго, что тебе было нелегко поверить в мою искренность.
— Зато я верю тебе сейчас.
— Я люблю тебя, Джозетта. — И Даниэль накрыл ее губы в нежном поцелуе, словно хотел навечно запечатлеть слова признания в ее сердце.
Они поженились спустя четыре недели. Джози, наконец, довелось познакомиться со старшиной Даниэля, и девушка поняла, почему ее муж так уважал этого пожилого мужчину. Клер, которой была доверена роль подружки невесты, уступила настойчивому желанию Джози увидеть на ней ради такого случая настоящее вечернее платье. Кроме того на груди Клер красовался бабушкин медальон, который Хотвайр нашел в ящике одного из столов офиса и, к огромной радости девушки, вернул ей.
Отец пришел на церемонию вместе со своей второй женой. Спустя всего лишь неделю после окончательного переезда в Неваду он женился на той самой славной леди, которую встретил в самолете. Тайлер заявил Джози, что слишком стар, чтобы уподобляться Даниэлю и попусту тратить бесценное время. Она счастливо рассмеялась, не в силах поверить в разительные перемены, произошедшие с отцом с тех пор, как он сменил подготовку стажеров на разведение цветов.
Правда, перемены в ее собственной жизни тоже были поистине феноменальны. Даниэль решил заняться архитектурным дизайном и предложил Джози взять на себя административное управление его новым бизнесом. И она, конечно же, согласилась. Так как они с Даниэлем решили не откладывать на потом пополнение молодой семьи, Джози собиралась в ближайшее время перевестись на заочное отделение, чтобы все-таки окончить университет и получить диплом.
Неожиданно Джози пришло в голову, что еще совсем недавно она ошибочно полагала, что ради жизни с Даниэлем ей придется поступиться всеми сокровенными мечтами, а вместо этого он заставил осуществиться каждую из них и даже те, о которых она не задумывалась.
Джози даже придумала ему новое имя, которое в переводе с языка сиу означало «Властелин Грез», потому что «Яростный Воин» ему больше не подходило.
Конец.