Глава 8

Вечеринка удалась.

Люба и не подозревала, что в пригороде столько дорогих машин, пока не увидела забитый иномарками двор и свободное от деревьев место вдоль забора. Небо освещали яркие белые прожекторы и от музыки, казалось, трясется земля. Да уж, не хотелось бы жить поблизости.

В самом доме грохот стоял ничуть не слабей. Любу никто не встречал, впрочем, как и остальных гостей — прямо за ней в дом ввалились трое нетрезвых парней с разводами маскировочной краски на лице и в штанах, грязных по колено и никто не сказал ни слова против.

Ступив за порог, Люба ухнула в будоражащую, кипящую нервной энергией толпу, которая явно не утруждала себя заботами и тревогами о дне насущном. Вокруг царил драйв, безудержный отрыв, эмоциональный и физический взрыв, которому когда-то раньше повиновалась Люба. Молодежный бог, которому она поклонялась в городе. Смех почти перекрывал музыку и группы людей разной степени опьянения носились по немалой гостиной, холлу и столовой, чуть не сшибая стены и временами сшибая друг друга. Практически везде верхний свет выключили, отчего помещение погрузилось в полумрак, кроме тех мест, где разливали спиртное. Вот чего было предостаточно, так это спиртного. Между пустой зоной с цветными шарами под потолком, предназначенной под танцпол и зоной с мебелью втиснули длинный стол, сплошь заставленный бутылками, бокалами и плоскими тарелками с закусками. Во входе на кухню поставили барную стойку, за которой имелся бармен. Прямо сейчас он показывал один из своих профессиональных фокусов, жонглируя двумя бутылками.

Несмотря на поднявшую голову память, желания танцевать не возникло, как и желания искать вокруг знакомых. Люба даже не приглядывалась к окружающим, а сразу отправилась на поиски места, где можно устроиться, обернуться змеиным телом вокруг облюбованного камня и приготовиться к защите своего покоя.

Впрочем, желание тишины и покоя в такой атмосфере не имело шансов удержаться и быстро растворилось в пропахшем чем-то душистом полумраке. Люба поняла, что общая атмосфера расслабленности и вседозволенности все-таки на нее подействовала. Конечно, она тоже человек и помнит, пусть и смутно, как надо отрываться.

Самое смешное — ее открытое нежелание общаться, улыбаться и обмениваться оценивающими взглядами привело к прямо противоположному результату и Люба привлекла массу ненужного внимания. Впрочем, она его ожидала, потому что впервые после приезда к дяде подбирала наряд и оделась так же, как одевалась на вечеринки в городе. Комплект, который она выбрала для вечера, очень любил ее прошлый молодой человек. Он называл Любу «моя строгая учительница» и при этом обязательно пошловато улыбался. Но тогда Любе не очень хотелось признаваться себе, что подобные улыбки ее бесят и она просто улыбалась в ответ. Такие вечера обычно заканчивались у него дома вполне предсказуемым образом.

Пусть теперь вспоминает…

Впервые Любе в голову при мысли об оставленном в городе парне пришли мысли, окрашенные чем-то отличным от тупого равнодушия. Немного, совсем слегка, но покрытые злорадством.

Она даже замерла на миг, любуясь переливами огненного на сером, а после вернулась в настоящее. Впрочем, окружение не способствовало дурному настроению.

Первый желающий познакомиться появился возле Любы, стоило только сесть на диванчик в углу и закинуть ногу на ногу. Этот комплект одежды получился сам собой, хотя все вещи она купила по отдельности и специально не подбирала. Вполне может быть, они сами к себе подобрались, ведь бывает же, что предметы тянутся друг к другу так же, как тянутся люди?

Вызывающе короткая клетчатая юбка, собранная крупными складками сама по себе смотрелась довольно глупо, но вместе с облегающей плотной черной водолазкой с высоким горлом и короткими рукавами и с высокими узкими сапогами вид неуловимо менялся. А уж когда она делала такую прическу — простой узел на затылке, а в макияже делала акцент на тонкие стрелки на веках и ярко-алые губы, эффект сшибал с ног не только ее молодого человека. Он, кстати, любил демонстрировать Любу в таком виде друзьям. Пожалуй, впервые он захотел ее представить, именно когда увидел в этом образе. В тот день, если память не изменяет, Люба на что-то злилась, потому нацепила на скорую руку первое, что нашла в гардеробе, парой движений скрутила волосы и легко мазанула губы помадой.

И произвела своим появлением фурор.

Сегодня, правда, такого успеха не случилось, но учитывая огромное количество людей, результат все равно получился очень даже впечатляющим.

Молодой человек утверждал, наряду не хватает нитки крупного жемчуга на шее, но Люба отказывалась надевать бусы и наоборот, снимала даже подаренный родителями на совершеннолетие крестик, с которым до недавнего времени вообще редко расставалась.

Теперь Люба расправила юбку, выпрямила спину и скорчила одну из тех гримас, которые красовались на лицах американских фотомоделей тридцатых лет — болтанку из презрения, наивности и хрупкости.

— Охренеть, ты такая сексуальная, стильная, шикарная! Скажи, что ты мне не снишься! — нетвердым голосом заявил подошедший кандидат на знакомство, его глаза плавали, как и улыбка и, судя по всему, комплимент он заучил чуть ранее наизусть и теперь пользовался им при каждом удобном случае.

Люба коротко и крайне многозначительно покосилась на него краем глаза и отвернулась, а незадачливый кавалер быстро отвалил и поплыл на поиски следующей красавицы. Люба так умела, научилась за годы посещения клубных вечеринок поставить на место всего за пару секунд и даже на пьяных в большинстве случаев действовало.

Интересно, а какой реакции они ждут на комплимент из серии: «Если ты такая красивая, то почему накрашена? А если такая страшная, то почему не наливаешь?».

Впрочем, Люба моментально о нем забыла, потому что собиралась сегодня вечером играть королевскую роль гостьи, которая сама выбирает. Эта необходимость сделать хоть что-нибудь, сломать тягостное одиночество, закрыть глаза и не думать, что происходящее — просто временный обман, оказалась слишком навязчивой, чтобы пытаться закрыть на нее глаза. Да и зачем?

Второго кавалера она остановила еще на подлете. Не успел тот попятиться, как сердце налилось горячей кровью и стало очень тяжелым, стремясь упасть вниз. Люба посмотрела вперед, ориентируясь на излучаемый с той стороны холод и увидела Бостона. Мебель в гостиной передвинули и диван, на котором он сидел, теперь оказался стоящим на расстоянии примерно десяти метров и до сего момента находился в темноте. Если бы один из прожекторов над танцполом не повернулся в эту сторону, Люба его еще долго бы не заметила.

И вот вопрос — от него шел холод или наоборот, тепло?

Бостона окружало целых три девицы. Две в серебристо-белых одинаковых платьях сидели по левую руку и беззаботно болтали между собой, не забывая периодически обращаться и к нему, а по правую девушка в шикарном синем платье прислонилась головой к спинке дивана и неотрывно смотрела на Бостона влюбленными глазами.

А он без улыбки смотрел на Любу.

Она ухмыльнулась. Боже, как они все предсказуемы! Сейчас будет демонстрировать, насколько он популярен. Пару безумных подружек предъявит, мол, обрати внимание, какой я крутой, модный, активно пользующийся женским спросом самец и не забывай, как тебе повезло, что я вздумал одарить тебя своей благосклонностью. В общем, скука смертная.

Бостон отвернулся, протягивая для приветствия руку кому-то из подошедших парней и Люба, не желая включаться в его примитивную игру, перешла на осмотр других гостей.

— Привет.

Рядом плюхнулась Эсфиль, цепко держа за руку тут же повалившуюся на диван незнакомую девицу, стриженную так коротко, что волосы больше походили на щетину, которая вырастает на третий после бритья день. Кроме того, девица отрубилась, как только упала на мягкую поверхность.

— Миленько, — Эсфиль покосилась на Любины коленки, обтянутые тонкими бежевыми колготками. — Чего ты тут делаешь? Тебя Бостон позвал? Все в порядке?

— Я тут сижу. Да. И еще раз да.

— Хм… Ты уверена, что контролируешь ситуацию? — раздраженно повторила Эсфиль.

Любина голова как на шарнирах развернулась и она снова уставилась на Бостона.

Теперь у всех сидящих на диване в руках находились бокалы, Бостон поставил свой на колено, девушка в синем томно водила пальчиком по краешку стекла, так и норовя сунуть этот пальчик Бостону под нос, а одна из девушек в белом что-то говорила ему прямо в лицо, судя по всему, громко и визгливо. Ни одну из них не волновало, что Бостон, похоже, обращает на них внимания не больше, чем на парочку снующих среди толпы официантов, потому что прикован к другому объекту.

Любе показалось, воздух между ними дрогнул.

— Мне не нужна помощь, — спокойно сказала она.

За щеки схватили пальцы и Эсфиль насильно развернула Любину голову к себе.

— Я знаю его как облупленного. Он что-то задумал, зуб даю! Да блин, все зубы! Ты уверена, что все нормально?

Как только пальцы ослабили давление, Любина голова развернулась и встала на прежнее место, отчего глаза снова оказались прямо напротив Бостона.

— Мне не нужна помощь, — слегка улыбнулась Люба и подалась вперед, расправляя плечи.

— Эска… Ты чего тут? — очнулась и пробормотала коротко стриженая.

Эсфиль сильно сморщилась и скороговоркой проговорила:

— Бажена, знакомься, это Люба. Люба, это Бажена, всем очень приятно.

Люба изволила оторваться от лицезрения молодого бога, как он себя величал и заглянула в удивительно умные и совершено пьяные глаза, больные и настороженные, как у бездомного пса.

— Ты пришла кого-то убить? — с сарказмом поинтересовалась Бажена.

— Нет.

— Так вот, — влезла Эсфиль, — я вас обоих видеть не хочу! Я хочу один вечер, хотя бы один вечер не париться, а просто отдохнуть! Так что если заметите меня поблизости, сделайте вид, что мы незнакомы. Я серьезно! На сегодня мы с вами люди посторонние.

Эсфиль стремительно поднялась и ушла.

— Ну что, Любовь, не желающая никому смерти, — ухмыльнулась Бажена, пытаясь принять сидячее положение. — Оторвемся?

— Посмотрим, — Люба снова вернулась к прежнему занятию. В доме было довольно жарко, но малоподходящая для гламурной вечеринки толстовка Бостона все еще оставалась на нем, что по соседству с вечерними платьями окружающих девиц смотрелось странновато.

— Я вижу, ты в этой компании новенькая. А я тут всех знаю, могу ввести тебя в круг общения, так сказать, если хочешь. Не всех принимают, если ты понимаешь, о чем я. Так что скажешь? Хочешь?

Но Любе было некогда болтать, она была жутко занята, потому что смотрела на Бостона.

Первый бокал ей в руку сунули проходившие мимо ребята, которые тащили целый поднос. Люба попробовала напиток и решила, что джина в коктейле слишком много. Она не собиралась пить, даже назло своему практически полному отражению на диване напротив, который держал в руке стакан и ни разу из него не отпил.

Через несколько минут Бажена вынула стакан из Любиной руки и продолжила болтать.

— …когда они шампанского опились так, что наблевали в бассейн. И Алмазные глазки тогда ныряла, замотавшись в простыню, запуталась в воде и чуть не утонула. Вот дура, и до сих пор как наклюкается, так на Бостоне висит, не оттянешь.

Люба очнулась всего на секунду, поискав взглядом что-нибудь похожее на часы. Вряд ли она сидит тут больше часа, но кто знает? Нет, часы отсутствовали.

— Уважаю, — развязно усмехалась Бажена. — Ты не претворяешься, тебе правда, плевать, что я рассказываю про прошлых баб Бостона, хотя ты глаз с него не сводишь. На самом деле волноваться не стоит, в этом плане Бостон молоток — раз расстался, назад не вернется. На второй круг не заходит. Между прочим, я с ним не встречалась. Но просто потрясно, как он на тебя смотрит. Ты с ним спишь?

Люба усмехнулась.

— Я хочу остаться одна, — мягко сообщила она Бажене, даже не соизволив обернуться. Ничего не должно отвлекать. Та, кажется, обиделась и даже демонстративно бурчала что-то себе под нос, но все-таки ушла.

Бостон в безмолвном тосте слегка приподнял бокал, полностью игнорируя очередного собеседника, на этот раз стоявшего рядом парня. Девушка в синем слегка поменяла позу и казалась, временами дремлет, но открывая глаза, неизменно находила его взглядом.

Люба непроизвольно сделала ответный жест пустой рукой. Даже не она… само тело сделало. Ответило.

Через пару минут один из официантов принес ей коктейль.

— Вам просили передать.

— Кто?

— Хозяин дома.

Люба приняла бокал и молча отпила. Бостон синхронно отпил из своего.

К нему подошли еще знакомые, музыка наплывала и губы жгло от лайма и крупинок лимонной кислоты, покрывавшей край бокала. А вот спиртного в коктейле оказалось всего ничего, как будто заказавший его человек точно знал, что пьянеть ей не захочется.

Странно было сидеть тут одной среди огромного количества людей и чувствовать себя так, будто вокруг шумят волны, дуют ветра, а ты не такой, как все.

Как же она завидовала этой девице в синем, только оттого, что та может позволить себе бесконечные страдания и дни, потраченные на пустое времяпрепровождение вроде безответной любви. Что может часами смотреть на него, о чем-то мечтая и знать, что скоро будет новый вечер и она снова может просто находиться поблизости, сможет прислониться головой к дивану и сладко переваривать свою боль, раз за разом, круг за кругом.

Простая уверенность в завтрашнем дне, которой у Любы нет.

Предназначенная ей жизнь так и стояла перед глазами, щетинясь острыми правилами.

Никогда не бросаться головой в омут. Не терять голову. Никогда не позволять себе беспечных или опасных выходок, потому что на тебе слишком большая ответственность за родного человека. Слишком большая для двадцати с хвостиком лет, да еще когда усталость и обыденность стали такими постоянными спутниками, что каждый день с самого утра уже серый, свет в нем погас, а воздух протух.

Новоприбывшие собеседники Бостона были еще трезвы и сразу обнаружили, куда направлено его внимание, причем настолько полно, что он практически не реагирует на вопросы и приветствия. Люба специально не следила, но они стояли так близко к Бостону, что невозможно было не увидеть, как девчонки смотрят в ее сторону, а потом начинают перебрасываться между собой комментариями, явно далекими от приличных.

А Бостон не реагировал, не стал ни останавливать их, ни защищать девушку, на которую смотрел, не отрываясь. Но Люба совсем не разозлилась, потому что и сама не реагировала, так, отмечала на краю сознания, как нечто из разряда пустого и неважного.

Никогда не прыгать в чистоту горного воздуха.

Подружки рассмеялись с откровенной издевкой.

Никогда не узнать свободного полета по дороге к смерти.

Бостон заторможено пошевелил рукой, разминая запястье и музыка заполнила комнату так плотно, что не осталось даже воздуха вздохнуть. Пол под ногами дрогнул и закрошился, а сидение стало твердым, как камень. И кровь бушевала, практически вскипая. И потолок раздвигался, так широко, как бывает только в полной темноте.

Идти только по ровной дороге.

А ведь небо так близко, всего протяни руку…

И все это было так легко остановить… Вернуться в нору.

И невозможно из-за человека напротив.

Человека ли?

Музыка на миг оборвалась и смех зазвенел везде, будто существовал сам по себе.

Все так неважно, когда небо над головой расстилается до горизонта, бесконечно далеко и ровно.

Когда у тебя впереди полно времени, ты можешь подбираться к высоте постепенно. Обмениваться с небом улыбками и легкими прикосновениями. Дышать одним воздухом и делать следующий шаг, только хорошенько отдохнув и уверившись в собственных силах.

Но у нее не было времени, только вырванная украдкой короткая передышка, один-единственный глоток влажного воздуха, а потом снова иссушенная мертвая пустыня.

Монетка звенела, кружась по полу и, наконец, замерла.

Люба сделала выбор.

Она поднялась вместе с очередной волной музыки. Девчонки насторожились, а одна даже обрадовалась, выступая вперед, будто была не прочь от оскорблений перейти к рукоприкладству. Но Люба этого не заметила, она сделала несколько шагов и остановилась прямо напротив Бостона, практически прикасаясь ногой к его коленям.

Она ничего не сказала, так как знала, что музыку ей не перекричать, а просто смотрела поверх его головы. И еще знала, что он услышит, даже не услышит, почувствует. Через несколько секунд Люба развернулась и не оглядываясь, направилась к лестнице. Только у подножия задержалась и тут же ощутила на открытой шее его дыхание. Похоже, в поднятых наверх волосах тоже есть свои преимущества.

Она поднялась по лестнице на второй этаж, прошла по коридору и остановилась у двери в его комнату. Всего на миг. А потом толкнула ее и вошла.

Дверь мягко отворилась, открывая уже знакомую обстановку. Люба оглянулась. Из окна лился свет, но совсем слабый, потому что оно выходило на противоположную от лужайки с установленными прожекторами сторону дома. Полумрак казался совсем домашним и очень правильным, здесь и сейчас ему самое место. Кровать не впечатлила, зато у стены валялись бесформенные кресла.

Эта комната как будто ждала их появления.

Это было больше, чем Люба могла вместить. Она вздохнула и повернулась к Бостону.

— Ты… — он смотрел очень серьезно и заговорил тоже серьезно, видимо, действительно желая спросить что-то важное, но Люба больше не желала разговаривать.

Вокруг слишком много свежести и темноты, чтобы их игнорировать.

Вокруг слишком много воздуха.

Вокруг было так тихо, будто внизу совсем не ревела музыка и кучи людей не прыгали по танцполу и не орали друг другу, пытаясь выделиться или просто докричаться до тех, кто не хотел слушать.

Она обманчиво мягко взяла его за толстовку на груди. Смяла ткань в пальцах и развернула его к стене.

Выбор сделан, определился в момент, когда принц и злодей слились в одно лицо, театрально-постановочную личность, которой так или иначе, рано или поздно придется отыграть свою роль. Почему бы не сейчас?

Бостон еще пытался что-то произнести, когда Люба толкнула его, роняя в мягкое кресло и конечно, он замолчал и подчинился, а потом она уселась сверху. Кресло смялось, проседая под их тяжестью практически до пола, носки Любиных сапог со скрипом заскользили по паркету, а его теплое тело сквозь тонкие колготки ощущалось как разгоряченная печь.

— Ты правда собир…

Люба подняла руки и обхватила его за шею, а потом наклонилась и поцеловала. Крепко, вжимая затылком в стену и зарываясь пальцами в волосы, а потом с сильным нажимом проводя по коже головы.

Потом опустила руки ниже, на секунду обхватывая одна поверх другой шею и слегка отодвинулась. Бостон тяжело дышал.

— Расстегни, — она сняла с талии его руку и потянула к своему сапогу. Так, по бедру и колену. Горячие пальцы на бедре. Горячие пальцы на колене. Горячие пальцы, обхватившие поверх сапога щиколотку. Бостон послушно нащупал молнию и потянул вниз. Потом вторую.

Радовало, что покрой юбки позволял творить, что угодно. Тем более, когда больше не хочется ждать.

Так или иначе, теперь ему придется отвечать за свои слова.

Люба всего на секунду поднялась и отошла в сторону, сбрасывая обувь. А потом задрала юбку и одним резким движением стянула колготки вместе с трусиками.

Он потрясенно выдохнул. Столько изумления… Любе не хотелось отвлекаться, переключать внимание на что-то другое, она опустилась на прежнее место, чувствуя голой кожей ягодиц шершавую ткань джинсов и тут же начала расстегивать его ремень.

— Подожди, Люба… Я вдруг понял. Это неправильно. Серьезно, забудь, что я говорил, мне не нужно, чтобы ты делала то, чего не хочешь.

— Поздно.

— Я придурок, знаю.

— Замолчи.

— Оказывается, я так не могу.

— Придется.

— Ты будешь жалеть. Ты же меня не хочешь.

Люба усмехнулась. Разве она не упоминала, что за свои слова нужно отвечать?

— Хочу.

— Что?

— Я хочу узнать, какой ты. Пусть даже ненадолго. Так что не мешай.

— Подожди, ну давай я хоть…

— Тс-с-с-с, — Люба зажала рукой ему рот и распахнула глаза, на секунду заглядывая в его нечеловеческие зрачки, чтобы убедиться — он слышал и услышал предупреждение, а потом снова его поцеловала.

Наклонившись к тумбочке, Люба открыла верхний ящик и на ощупь нашла пачку презервативов. Как предсказуемо…

Хоть в чем-то он предсказуем.

Очень быстро Люба расстегнула ширинку на его джинсах, разорвала жестяную упаковку, игнорируя свои трясущиеся руки, надела на него резинку, приподнялась, подаваясь вперед и направила его в себя.

Прыжок в бездонный воздух оказался самым безумным из всех, что она совершила в прошлом, впрочем, как и ожидалось.

Это было дико и очень необычно. У Бостона не получалось толком задрать узкую водолазку, не получалось достать губами до ее груди и в конце концов он прекратил попытки, просто обхватив ладонями ее спину и переключившись на губы, пытаясь их поймать, пока Люба двигалась, но она не отвечала, сосредоточившись на другом. Приходилось упираться рукой в стену за его шеей, а второй держаться за его плечо.

И это было лучшим, куда более огромным, чем все пережитое прежде. Прежде она никогда не занималась любовью в одежде. Никогда не приставала первой, так грубо и дико, без предварительных разговоров по душам, к человеку, у которого нет с тобой ничего общего.

И эта глупая неосторожная выходка во время, пока они двигались, казалась настолько правильной, что не жалко было последующей расплаты, в чем бы она ни заключалась.

Что-то должно греть тебя остаток жизни, который будешь вынуждена посвятить тем, кто в тебе нуждается. Целиком и полностью отдать тем, кто иначе не выживет. Когда горный воздух на секунду задержал падение, оказавшись куда более упругим, чем представлялось, Люба поняла, что у нее будет это — небольшая память, которая станет скрашивать серость грядущих будней.

А потом сорвалась и упала…

И он падал вместе с ней.

Люба замерла, устало упираясь лбом в его лоб, их дыхание смешивалось, постепенно успокаиваясь.

Ее ребра почти трещали, так крепко Бостон сжимал руки.

Она сидела так немного дольше, чем следовало, а потом отодвинулась и встала, освобождаясь сразу от всех частей его тела.

Он мягко подскочил следом, придерживая джинсы руками. Это выглядело так забавно… что на губах даже выступила улыбка, но Люба ее проглотила, как горькую таблетку. Бостон тем временем потянул руки к ее юбке.

— Хочу тебя раздеть, — заявил он. Его глаза горели.

— Зачем? — Люба отодвинулась, наклонилась и подобрала с пола свое белье. Близость таяла, сказка растворялась, показывая свой неприглядный скелет. И скелет был именно тем, чем казался — неинтересным набором твердого, бессмысленного и мертвого.

— Хочу увидеть тебя без одежды.

Люба повернулась к нему спиной и быстро натянула трусики и колготки на место. Поправила сбившуюся вокруг пояса водолазку.

— Не вижу смысла, — сухо сказала она, причем без притворства, эмоций на самом деле не осталось, потому что они выгорели за минуты безумного хаотичного падения и ничего после себя не оставили.

Кроме памяти. Памяти о чем-то теплом и светлом, что крошечным мягким огоньком осталось лежать на ладошке. Эту краденую кроху не хотелось трогать, чтобы случайно не повредить и не испачкать.

— То есть? — он дернул ее за локоть, заставляя Любу развернуться. Силу не рассчитал, поэтому она почти проехалась на скользких колготках, как на коньках, вокруг своей оси.

А джинсы он застегнуть успел, значит, тоже не особо расслаблялся.

— Я получила, чего хотела, теперь хочу выпить и потанцевать, — спокойно заявила Люба, выпрямляясь и проводя руками по волосам. Если прическа и растрепалась, то этого не ощущалось. Повезло.

Талию обхватила его рука, а лицо исчезло с поля зрения, когда он ткнулся носом ей в плечо. Люба подумала, что он спрятался, потому что не хочет показать, что расстроен таким довольно пренебрежительным заявлением, хотя она сейчас не чувствовала чужой обиды, не смогла бы понять, насколько сильно способна обидеть, потому что сама оставалась пустой. Все ценное пряталось в сжатой ладошке, а оттуда вскоре перекочует под замок и тщательную охрану.

Наверное, Бостон обиделся, Люба бы на его месте точно обиделась. Но надо же, какая ирония, в этот раз им успели воспользоваться раньше, чем он, подумала Люба, пытаясь понять, что наделала и к каким последствиям эта выходка приведет.

Но главное — в ней отсутствовало даже подобие жалости о том, что между ними только что произошло.

— Я тоже умею бить ниже пояса, — негромко сказал Бостон, скользя губами по ткани, которая повторяла движение по коже, правда, делая их уже не таким теплыми и нежными. — Но ты верно рассчитала, я не могу ударить слабого. И все же просчиталась. Ты останешься здесь, под замком, а когда я… в общем, позже поговорим.

— С какой стати…

Он пропал. Вдруг взял — и исчез. Люба слепо хлопала глазами, но в полумраке видела только мелькнувшую тень и как вслед за ней захлопнулась дверь.

А затем раздался щелчок замка, в котором провернулся ключ.

Она подошла к двери, скользя босыми ногами по прохладному паркету и решительно ее толкнула, но ручка не поддалась. Получается, Бостон действительно ее запер?

Впрочем, заточение почему-то не вызвало никакого возмущения или протеста. Даже хорошо, что не надо спускаться вниз прямо сейчас и снова видеть всех этих мальчишек и девчонок, живущих самой счастливой на свете жизнью, в большинстве своем именно благодаря тому, что этого не понимают.

Люба доплелась до кровати, заползла на нее, вытянула из пучка на затылке шпильки, которые бросила прямо на пол, легла на одеяло, подтянула к груди подушку и широко зевнула. Конечно, время еще ранее, обычно она ложилась на несколько часов позже, но ведь и день сегодня не из обычных, слишком много в нем поступков, далеких от разумных.

А все-таки, какой тут приятный полумрак, света ровно столько, чтобы чувствовать себя не как потерявшийся в страшной темноте ребенок, а как подросток, которого загадочный летний вечер завлекает в компанию себе подобных.

Люба закрыла глаза, растянулась во весь рост и почти сразу заснула.

Загрузка...