Жемчужина страсти

Охота на птиц

Несколько дней спустя после приема посланников, в десятом часу утра — змеиный час — молодой всадник скакал во весь опор по дороге, которая вела из Осаки в Киото.

В это время дня дорога запружена вьючными животными, разносчиками, мужчинами и женщинами из простонародья, которые снуют взад и вперед на всем ее протяжении. Крестьяне везли в соседние города произведения своих полей; они направлялись в Фузини, Йодо, Фиракку. Из Осаки в Киото везли всевозможные товары: рис, соленую рыбу, металлы, драгоценное дерево. А Киото отправляло в город сегуна чай, шелк, бронзовые вазы и полированные вещи.

Но молодому всаднику нет дела до тесноты; он отпустил поводья своего коня и понукает криком. Впрочем, путь перед ним всегда свободен; все торопливо сторонятся, заслышав топот этой бешеной скачки, и прохожие жмутся к домам, построенным из бука по обе стороны дороги. Всадник мчится так быстро, что, несмотря на все усилия, любопытные не могут разглядеть его лица.

— Это воин, — сказал кто-то, — я видел его блестящее оружие.

— Это нетрудно было видеть, — возразил другой, — при каждом его движении сверкает молния.

— Это воин высокого звания; я видел золотые ремни на его командирском хлысте.

— Пожалуй, генерал?

— Попроси пролетевшую ласточку посмотреть, блестят ли медные рога на его каске. Она одна может догнать этого всадника.

Доехав до Киото, молодой воин не замедлил своей скачки. Он промчался по городу быстрым галопом и вошел во дворец. Он спросил посланников сегуна.

— Они в летней резиденции, — отвечали ему, — или, лучше сказать, их там нет. Они сопровождают нашу божественную Кизаки на охоте и уехали с восходом солнца.

— В какой стороне назначена охота?

— На берегах озера Бива[16], у подошвы гор, — отвечал слуга. — Но, господин, разве ты хочешь догнать знатных охотников?

— Прикажи подать мне лошадь, — сказал холодно молодой человек, не отвечая на вопрос.

В то же время он сошел с коня, и слуга увел измученное животное. Скоро два конюха привели ему другую лошадь, уже взнузданную и горячую. Воин вскочил в седло и ускакал.

Озеро Бива находится за цепью холмов, окружающих Киото. Чтобы попасть туда, надо было проехать несколько долин и поворотов. Молодой человек не мог все время скакать галопом, так как ему приходилось подниматься и опускаться по склонам гор. Иногда вместо того, чтобы ехать по извилистой дороге, он скакал прямо по густой траве долины, чтобы сократить путь. Через час он прискакал к берегу озера, но не знал, в какую сторону направиться.

Голубое, как сапфир, озеро простиралось на необъятное пространство. Направо и налево маленькие рощицы, коричневые скалы, большие поляны мха и папоротника перемежались между собой без конца. Не было видно никакого следа охоты, ни одного признака, который указывал бы, в каком направлении ее следует искать. Молодой воин, по-видимому, не смутился этим обстоятельством. Он въехал на возвышенность и осмотрелся кругом. Тогда он увидел, среди бамбуковой рощи, крышу маленького храма, до половины скрытого листвой.

Он поскакал к этому храму и, не слезая с лошади, позвонил изо всей силы в призывный колокол. Звон разбудил сторожа, старого, лысого бонзу, с длинным, худым лицом. Он прибежал, протирая глаза.

— Не знаешь ли, в какую сторону направилась царская охота? — спросил молодой человек.

— Сегодня утром я слышал лай, ржанье и взрывы смеха, — отвечал бонза. — Но я ничего не видел. Охотники здесь не проезжали.

— Значит, они поехали направо, — сказал воин, бросая серебряную монету в кружку для нищих, прикрытую бамбуковой решеткой.

Он помчался галопом. Долго он скакал, останавливаясь временами, чтобы прислушаться. Наконец он услышал отдаленный лай, хотя на берегу никого не было видно. Лай раздавался со стороны гор, оттуда доносился также неясный топот лошадей. Вдруг сразу раздался сильный шум. Из узкого ущелья выскочили черные собаки, а за ними следом всадники.

Вся охота пронеслась мимо молодого человека. Он узнал Кизаки по ее красному газовому покрывалу, развевающемуся вокруг нее. Некоторые принцессы держали на левой руке запутанного сокола; вельможи нагнулись вперед, готовые спустить стрелу из огромных полированных луков.

Так как охотники подняли головы кверху, наблюдая в небе сокола, преследовавшего ястреба, то они проскакали, не заметив молодого воина, который последовал за ними.

Собаки выгнали из куста фазана, который вылетел с криком. Спустили нового сокола.

Продолжая скакать, воин искал среди вельмож принца Нагато и подъехал к нему.

— Ивакура, остановись! — закричал он. — Меня послал к тебе Фидэ-Йори.

Принц повернул голову и вздрогнул. Он остановился лошадь; они отстали.

— Сигнэнари! — воскликнул Нагато, узнавая молодого начальника. — Что случилось?

— Я привез важные и печальные вести, — сказал Сигнэнари. — Нам угрожает междоусобная война. Гиэяс взялся за оружие, он занял половину Японии. С поразительной быстротой он собрал значительные силы, которые превосходят наши. Грозит неминуемая опасность, и потому-то государь хочет собрать вокруг себя всех своих слуг.

— Увы, увы! — воскликнул Нагато. — Будущее ужасает меня; страна оросится кровью своих сынов! Что думает генерал Йокэ-Мура?

— Йокэ-Мура полон энергии и веры; он созвал военный совет. Но нас постигло еще другое горе. Принц Маяда умер.

— Он умер, дорогой старец! — воскликнул Нагато, поникнув головой. — Он один никогда не склонялся перед властолюбием Гиэяса! Если бы он был родным отцом Фидэ-Йори, то не мог бы любить его сильнее. Это он, по смерти Таико, принес его ребенком в зал Тысячи Циновок и представил принцам, которые поклялись ему в верности. Сколько их изменило ему с тех пор! И сколько еще изменят! Бедный Маяда, ты один внушал некоторый страх Гиэясу; теперь он ничего больше не боится.

— Он будет нас бояться, клянусь тебе! — вскричал Сигнэнари с геройским блеском в глазах.

— Ты прав, прости мне эту минутную слабость! — сказал принц, подняв голову. — Я так подавлен горем, что эта новая печаль ошеломила меня на минуту.

Охотники заметили отсутствие принца Нагато. Думая, что с ним что-нибудь случилось, забили тревогу, и весь двор вернулся назад. Вскоре увидели, что принц беседует с Сигнэнари. Подъехав к ним, их окружили и стали расспрашивать. Собаки лаяли, лошади становились на дыбы, сокольничьи созывали птиц, которые не слушались и продолжали гоняться за добычей.

— Что случилось? — спрашивали все.

— Это гонец.

— С известиями из Осаки?

— И с дурными!

Нагато повел Сигнэнари к Кизаки. Царица ехала на белой лошади, покрытой сеткой из жемчуга; на лбу у нее была шелковая кисточка.

— Вот храбрейший из твоих солдат! — сказал Нагато, указывая на Сигнэнари. — Он приехал из Осаки.

Сигнэнари низко поклонился, потом опять принял свою важную и сдержанную осанку.

— Говори! — сказала Кизаки.

— Божественная монархиня, мне грустно, что я нарушаю твои удовольствия, — сказал Сигнэнари, — но я должен возвестить тебе, что миру твоего государства угрожает опасность. Гиэяс поднял часть Японии и собирается напасть на Осаку, чтобы захватить власть, дарованную божественным микадо твоему слуге, Фидэ-Йори.

— Возможно ли! — воскликнула Кизаки — Как осмелился Гиэяс совершить подобное преступление! Значит, у этого человека есть сердце только для удовлетворения своего ненасытного честолюбия; он не боится поднять брата на брата и обагрить почву Японии кровью ее сынов? Верно ли то, что ты утверждаешь?

— Этой ночью в Осаку пришло известие от многих принцев, поспешивших отправить своих гонцов. Они торопятся укрепить свои земли. Аримский даймио прибыл сегодня утром на заре и подтвердил сообщенное гонцами. Тотчас же были отправлены в разные стороны разведчики, а мне сегун приказал как можно скорее позвать его посланников, чтобы составить совет.

— Вернемся во дворец! — сказала Кизаки.

Все молча двинулись в путь; только принцессы перешептывались между собой, глядя на молодого воина.

— Как он очарователен!

— Точно женщина!

— Да, но сколько энергии в его взгляде!

— И какая сдержанность! Его спокойная важность возбуждает тревогу и страх.

— Он должен быть страшен в битве.

— И также страшен для той, которая его полюбит; его сердце должно быть так же твердо, как его меч… Не надо на него так смотреть.

— Да, — сказала другая, — много женщин сходит по нему с ума; мне говорили, что ему так надоели любовные письма и поэмы, которые беспрестанно суют ему в рукава, что он стал носить разрезные: таким образом нежные послания падают на землю.

Нагато скакал подле королевы.

— Эти события задержат твою свадьбу, Ивакура? — сказала она как бы с радостным волнением.

— Да, царица, — отвечал принц, — а войны богаты случайностями: может быть, ей никогда не бывать. Но так как Фаткура объявлена моей невестой, то я желаю, чтобы она, в ожидании свадьбы, отправилась в мой замок Хаги, к моему отцу; если я умру, она наследует мое имя и провинцию Нагато.

— Ты поступишь правильно, — сказала Кизаки, — но смерть пощадит тебя. Я буду молиться, чтобы ты остался цел и невредим.

Нагато бросил на нее взгляд, полный упрека. Он не смел говорить, но этот взгляд выражал всю его мысль, а именно: «ты знаешь, что смерть будет мне приятнее твоих уз, которые ты на меня налагаешь».

Кизаки с волнением отвернула голову и пришпорила лошадь.

Все возвратились в даири. Когда микадо узнал о возможности войны, он был, по-видимому, огорчен; но в душе он порадовался: он не любил ни правителя, ни сегуна. Хотя микадо считался их верховным государем, но он смутно чувствовал, что они управляли им. Он знал, что тот и другой следили за ним, и боялся их. Поэтому он очень радовался при мысли, что они сами причинят себе то зло, которого он желал им обоим.

В тот же день посланные Фидэ-Йори покинули Киото и вернулись в Осаку.