СНОБЫ

© Перевод. У. Сапцина, 2011.

«Сноб — человек, придающий слишком большое значение положению в обществе, стремящийся приобщиться к высшему классу и свойственному ему образу жизни и относящийся к тем, кого считает ниже себя, с пренебрежением и снисходительностью».

Словарь Чамберсов

Не привести это определение я не могла, настолько оно соответствует супругам Рингер-Смит, которых я знавала в пятидесятые годы и с тех пор повстречала в таком множестве вариантов и разновидностей, что по сей день не перестаю удивляться. Снобы поистине удивительны. Они допускают промахи, стараясь обмануть тех самых людей, в круг которых стремятся попасть, за которых себя выдают и за которых надеются быть принятыми. Даже если они живут в демократическом обществе, это ровным счетом ничего не значит. Ничего.

В супружеской паре Рингер-Смит особенно ярко проявлялся снобизм Джейка. Его жене по крайней мере была присуща естественная безмятежность, которую она сама принимала как должное. В сущности, она была весьма самодовольной особой. Она происходила из рода мелких фермеров-землевладельцев и столь же мелких чиновников. Сама Марион была прижимиста, прижимиста до чертиков. Джейк также происходил из семьи чиновников, а по материнской линии — из дельцов, занимающихся экспортом и импортом фруктов, не обеспечивших, впрочем, мать Джейка: состояние досталось наследникам мужского пола. Джейк и Марион вполне подходили друг другу. Ниже ростом из них двоих был Джейк. Худосочными выглядели оба. Детей у них не было. Истинного сноба скелеты в фамильном шкафу не обескураживают, напротив, придают спеси: именно так обстояло дело с Джейком. Семейный скандал в масштабах страны перерос в международный. После эффектного ограбления банка и убийства, которое совершил один из братьев, их фамилия чуть ли не в каждом доме воспринималась как ругательство. Преступник Рингер-Смит вместе с сообщниками благополучно удрал в Южную Америку, предоставив Джейку и его престарелой матери отбиваться от журналистов и телерепортеров. Никому и в голову бы не пришло вымещать на них досаду, если бы не пренебрежение, с которым они обращались с полицейскими, журналистами, следователями, чиновниками и публикой в целом. Они задирали нос, корчили из себя «хорошую семью» с безупречной репутацией — словом, держались так, словно были графами и маркизами, а не заурядными представителями самого что ни на есть среднего класса. Ни один ныне живущий граф или маркиз не стал бы так кичиться, разве что выживший из ума, пропащий наркоман или неудачливый игрок.

С Рингер-Смитами я встретилась вновь, когда гостила у друзей в шато близ Дижона. Это было в девяностых годах. Я едва узнала их. Они не просто явились в шато — Энн столкнулась с ними, растерянными и озадаченными, возле деревенской лавки: они ломали голову над картой, не зная, куда направиться дальше. Войдя в их положение, неизменно отзывчивая Энн пригласила заблудившихся англичан в шато — выпить чаю и заодно разузнать дорогу.

Энн и Монти, сами англичане, жили в шато последние восемь лет. Это наследство досталось им совершенно неожиданно от последнего в роду дальних родственников Монти. Дом и небольшое состояние, обретенные им в пятьдесят с лишним лет, стали для него невероятным сюрпризом. За свою жизнь Монти успел поработать, в частности, продавцом обуви и водителем автобуса. Энн служила секретарем у брокера. Их две дочери вышли замуж и поселились отдельно от родителей. Похожая на волшебную сказку история с получением наследства в свое время облетела газеты, но знакомиться со стремительно меняющимися новостями считают своим долгом далеко не все.


Когда Энн привезла Рингер-Смитов, Монти не было дома. Я сидела у телевизора, и приезд гостей стал для меня таким шоком, что я напрочь забыла, какую передачу смотрела. Крашеная блондинка Энн, рослая, жизнерадостная и прекрасно сохранившаяся в свои «за шестьдесят», поспешила на кухню ставить чайник. В своей гостиной она постаралась создать истинно английскую атмосферу.

— Кому принадлежит этот дом? — спросил меня Джейк, как только Энн вышла из комнаты. В новой обстановке он явно не узнал меня, хотя в глазах Марион, которая сверлила меня озадаченным взглядом, мелькнуло нечто вроде воспоминания.

— Даме, которая пригласила вас на чай, — объяснила я.

— А-а! — откликнулся Джейк.

— Скажите, мы раньше не встречались? — обратилась ко мне Марион.

— Встречались. — И я назвала себя.

— А сюда вас что привело? — без обиняков спросил Джейк.

— То же, что и вас. Меня пригласили.

Вернулась Энн с серебряным чайным сервизом и прелестными фарфоровыми чашечками. Она несла поднос, а девушка, помогающая ей по дому, шла следом с горячей водой и блюдом печенья.

— Как хорошо вы говорите по-английски, — заметил Джейк.

— Да ведь мы англичане, — отозвалась Энн. — Просто теперь живем во Франции. Этот замок достался моему мужу в наследство от родственников с материнской стороны, семьи Мартино.

— Вот оно что, — сказал Джейк.

Управляющий возвратился с фермы и выпил чашку чаю, не присаживаясь. Энн он называл «мадам».

Энн уже жалела, что поддалась порыву и пригласила эту пару на чай. Гости говорили мало и нехотя, но уходить не собирались, и Энн уже боялась, что они опоздают на последний автобус до станции. Повернувшись ко мне, она спросила:

— Кажется, последний автобус уходит в шесть?

Я сказала Марион:

— Как бы вам не опоздать на него.

— Нельзя ли нам осмотреть шато? — спросила Марион. — В путеводителе написано, что его построили в XIV веке.

— Ну, далеко не весь, — ответила Энн. — Но с осмотром сегодня будет сложновато. Видите ли, мы не открываем его для посещений. Мы здесь живем.

— Уверена, мы с вами уже встречались, — сказала Марион, обращаясь к Энн так, словно это как-то оправдывало их опоздание на последний автобус, — намек, не ускользнувший от Энн. Я знала, что, несмотря на доброту, она терпеть не могла возить кого-либо до станции на машине и брать на себя другие хлопоты, к которым была не готова. Мне не составляло труда читать мысли Энн: «Надо отделаться от этих людей, иначе они останутся на ужин, а потом и на ночь. Очередные интервенты».

В последнее время Энн часто жаловалась мне на «интервенцию», которой подвергался ее замок. Людям, которые знать ее не желали, когда она была женой простого водителя автобуса, вдруг вздумалось завести с ней дружбу. Монти не видел в этом поводов для беспокойства. Впрочем, устраивать застолья и развлекать гостей приходилось Энн, а не Монти, который целыми днями помогал управляющему в имении, исполнял обязанности егеря и следил за расчисткой леса.

Энн быстро поняла, что пара англичан, которых она пригласила только на чай, — прилипалы, надоедливые честолюбцы, и в полном отчаянии переглянулась со мной, услышав из уст Марион Рингер-Смит «уверена, мы с вами уже встречались».

— Вы думаете? — Энн поднялась и прошла к задней двери. — Это Cour des Adieus[4], — пояснила она, — отсюда ближе до остановки вашего автобуса.

Марион наклонилась и схватила кусок кекса так, словно у нее остался последний в жизни шанс отведать кекса.

В то время я как раз дописывала роман. Энн предложила мне покой и тишину французского шато, идеальные в сочетании с ее собственным образом жизни, далеким от церемоний. Мало того, она взялась перепечатать рукопись. Но на часах было уже без четверти шесть, и я понимала, что свои планы на остаток дня мы можем и не выполнить.

В том, что Марион действительно встречалась раньше с Энн, я сомневалась. Просто Марион выбрала именно этот способ для психологического воздействия на Энн. Из нас двоих Марион была знакома со мной, но не отдавала себе в этом отчета. За прошедшие сорок лет она успела забыть меня.

Джейк Рингер-Смит спросил, нельзя ли ему воспользоваться ванной. «Ох и назойливый тип, — мелькнуло У меня. — Почему бы вам двоим просто не взять и не уйти?» До самой остановки сплошь деревья и непролазные кусты, словом, есть где помочиться. Но нет, ему втемяшилось заглянуть в ванную. До автобуса оставалось почти десять минут. Джейк подтолкнул свой рюкзак жене:

— Ты не захватишь его?

— Мне бы так хотелось пройтись по шато, — сказала Марион, — раз уж мы здесь и притащились в такую даль.

В подобные ситуации мне случалось попадать и прежде. Встречаются люди, как ни в чем не бывало задерживающие целую группу усталых спутников только потому, что им приспичило осмотреть уникальный амвон. Или те, кто прибывает на ужин с часовым опозданием, объясняя, что просто не мог не посетить по дороге некую картинную галерею. Марион была как раз из таких. В ответ на упрек она не постеснялась бы возразить, что заплатила за билет на самолет, чтобы добраться до места. Мне запомнились бесформенное, сшитое из марлевки платье Марион, ее потрепанные сандалии, мешковатые, неряшливые брюки Джейка в нарочитых заплатках, алчное стремление обоих сблизиться с хозяйкой дома, выпросить разрешение поужинать в шато и, несомненно, остаться переночевать. Я искренне сочувствовала Энн, которая, как видно, жалела себя и горько раскаивалась, вспоминая необдуманное приглашение на чай.

В постройке, находящейся на некотором расстоянии от дома, за огородом, Энн устроила кухню и столовую для бездомных. Я знала, что она обязана являться туда и оказывать посильную помощь каждый вечер в половине седьмого. Энн старательно растолковала это Рингер-Смитам:

— …я с радостью предложила бы вам осмотреть дом, но здесь и смотреть-то не на что.

— Столовая для бездомных! — воскликнул Джейк. — А можно и нам миску супа? Тогда мы могли бы устроиться на ночь в спальных мешках, где-нибудь в ваших очаровательных аркадах, а завтра осмотреть дом.

Похоже на кошмар, верно? Так и есть. Этих людей было ничем не пронять.

Тем же вечером, раздавая ломти хлеба с сыром и миски томатного супа в столовой для бездомных, я ничуть не удивилась появлению Рингер-Смитов.

— Наше место среди низших классов, — объявил Джейк с подчеркнуто скромной усмешкой, означающей «среди низших классов нам не место, посмотрите-ка, какие мы недюжинные натуры, — нам нет дела до того, как мы выглядим и с кем общаемся. Мы — это мы».

На самом же деле они смотрелись неуместно и даже подозрительно среди тощих, как скелеты, бродяг, лохматых недоучек и одутловатых побирушек-мешочниц. Даже не улыбнувшись, я подала им тарелки. На последний автобус они не успели. Энн и Монти пришлось устраивать их в доме на ночь. Я прямо слышала, как Рингер-Смиты похваляются в кругу друзей: «В Дижоне мы гостили в шато Леклер-де-Мартино».

Перед завтраком я посоветовала Энн и Монти пореже попадаться незваным гостям на глаза.

— Не то вы никогда от них не отделаетесь, — объяснила я. — Предоставьте их мне.

— Я точно помню, — сказала Марион, — что уже встречалась с Энн. Только не могу сказать где.

— Она много у кого служила кухаркой, — объяснила я. — А Монти — дворецким.

— Кухарка и дворецкий? — переспросил Джейк.

— Да, а хозяина с хозяйкой сейчас нет дома.

— А она сказала мне, что она и есть хозяйка, — возразила Марион, мотнув головой в сторону двери столовой.

— О нет. Вы, наверное, ошиблись.

— Но я же точно помню, что она сказала…

— Нет, что вы, — перебила я. — Жаль, что осмотреть шато вам не удастся. Такие дивные картины. Но графиня с минуты на минуту будет здесь. Не знаю, как вы намерены объясняться. Насколько мне известно, вас не приглашали.

— Как же, приглашали, — возразил Джейк. — Слуги уговорили нас задержаться. Как это типично — строить из себя хозяев поместья!.. Однако уже поздно, мы опоздаем на автобус.

Не прошло и четырех минут, как они удалились, волоча по дорожке свои туго набитые рюкзаки.

Узнав, как я этого добилась, Энн и Монти пришли в восторг. По своему опыту Энн было известно, что такие гости способны застрять в шато на целую неделю.

— Ну а как еще обходиться с такими людьми? — спросила Энн.

— На вашем месте я бы написала о них рассказ, — ответила я. — И продала его.

— А если они подадут в суд?

— Пусть подают, — кивнула я. — Пусть только попробуют заявить: «Да, это были мы».

— Парочка со странностями. Они прихватили с собой мыло, — сообщила Энн.

Улыбающийся Монти ушел по делам. Энн тоже. И я последовала их примеру. Точнее, попыталась.

Тем же утром два часа спустя, в половине двенадцатого, я выглянула в окно своей комнаты, как часто делала, работая над романом, и увидела все ту же парочку под деревом у края лужайки. Оба смотрели на дом.

Я понятия не имела, где в ту минуту находились Монти и Энн, и не знала, как найти управляющего Рауля или его жену, Мари-Луизу. Несмотря на нежелание нарушать ритм рабочего утра, я все-таки решила спуститься и узнать, в чем дело. Едва увидев меня, Марион воскликнула:

— A-а, привет. Мы решили, что неучтиво с нашей стороны уезжать, не повидавшись с хозяйкой дома и не выразив ей свое уважение.

— Мы дождемся графиню, — заключил Джейк.

— В таком случае вам не повезло, — ответила я. — Если не ошибаюсь, недавно выяснилось, что она вернется не раньше чем через неделю.

— Ничего, — сказала Марион. — Неделю мы можем подождать.

— Только из вежливости… — добавил Джейк.

Мне удалось привлечь внимание Энн, прежде чем она заметила их. Когда она наконец появилась перед парой, ее встретили холодно.

— Уверен, графиня обиделась бы, если бы мы уехали, даже не поблагодарив ее, — заявил Джейк.

— Вовсе нет, — ответила Энн. — В любом случае вам придется уехать.

— Отнюдь, — заявила Марион.

На помощь к нам пришел Рауль, к которому присоединился Монти, успевший навести порядок в комнате, где ночевали гости.

— Раз уж постельное белье все равно придется менять, — продолжала Марион, — мы могли бы и задержаться. А столоваться мы готовы и в сарае. — Она имела в виду кухню для бездомных.

— Мы не чураемся пролетариата, — добавил Джейк.

Мы с Раулем обыскали весь дом, перерыли все ящики в поисках ключа от двери их спальни. Наконец мы нашли ключ, который подошел, и сумели запереть от гостей комнату. Монти забрал у них рюкзаки и выбросил их за ворота шато. Все это мы проделали, пока парочка угощалась в столовой для бездомных. Впятером (к нам присоединилась Мари-Луиза) мы разыскали их и сообщили о том, как поступили.

Что было с этими двоими дальше, никто из нас толком не знает. Нам известно только то, что они попытались вновь пронести рюкзаки в дом, но очутились перед запертой управляющим дверью. Энн получила письмо, в котором Джейк, корректно называя ее «графиней», с негодованием жаловался на то, как обошлась с ними «прислуга».

«Что-то подсказывало мне, — писал Джейк, — что не следует принимать приглашение этих людей. Я же чувствовал, что они нам не ровня. Напрасно я не прислушался к голосу интуиции. Среди таких людей полным-полно отъявленных снобов».

Загрузка...