Обычно, когда они ссорились, все быстренько улаживалось в постели. Но в этот вечер они вернулись домой такими рассерженными, что о примирении не могло быть и речи.
Когда они улеглись, Бойд отрывисто бросил: «Спокойной ночи», повернулся спиной к Клер и почти моментально заснул.
Клер лежала без сна. Она сердилась на Бойда, на компанию, на себя, на проведенный вечер — на все на свете. Ничего себе рождественский вечер — закончился семейной ссорой! Наконец она вздохнула, перевернулась на другой бок и тоже уснула.
Как выяснилось, они были не единственной парой, поссорившейся вчера в машине. На следующее утро, как только Бойд отправился играть в сквош, Клер тут же позвонила Мелани. К телефону, на счастье, подошла она сама.
— Алло, — сказала Клер, — это Клер Рассел. Мы встречались с вами…
— Конечно, я вас помню, — ответила Мелани. — Доброе утро. Как вы?
— Нормально. А у вас… все в порядке? — осторожно спросила Клер.
— Сегодня у нас все в порядке, — ответила та, — Питер пошел играть в регби. А вчера… я ему не сказала, что произошло в туалете, но он все равно накинулся на меня на обратном пути. Дескать, я перебрала в официальном месте и со мной невозможно было общаться.
— Что он имел в виду?
— Что я не пыталась любезничать с директорами компании, — пояснила Мелани. — Где уж мне было любезничать после того, что я ляпнула в туалете. Вдруг эта дама все им рассказала?!
— Ну и правильно, — поддержала ее Клер, — к следующему разу все позабудется.
Мелани застонала.
— Да я бы отдала все на свете, лишь бы этого следующего раза не было, — ответила она. — Я же загублю Питеру карьеру, это уж как пить дать.
— Да нет же, — возразила Клер. — Скоро вы ко всему притерпитесь.
— Клер, — в задумчивости протянула Мелани, и Клер сразу поняла, что она собирается о чем-то попросить. — Слушайте, Клер, вы так опытны во всех этих светских фокусах… Давайте мы где-нибудь встретимся и вы меня просветите, а?
— Насчет моей опытности вы заблуждаетесь, — сказала Клер. — Я терпеть не могу этих светских фокусов. Просвещать должен тот, кому это дело по душе. Нет у вас таких подруг?
— Нет, мы только что переехали в больший дом, и я тут никого не знаю.
— Ну а ваша мать? — продолжала Клер. — Или кто-нибудь из родни?
— Родни навалом, — ответила Мелани, — но ни у кого нет опыта по этой части. Пожалуйста, Клер, не могли бы вы приехать ко мне и…
Клер тут же вспомнила про детишек Мелани.
— Нет уж, извините, — резко ответила она.
Мелани, видимо, несколько оторопела от ее резкого тона, но все же продолжила разговор.
— Я понимаю, — тихо проговорила она безнадежным голосом. — Конечно, вам не до меня, я понимаю…
— Погодите! — сказала Клер.
Она размякла от жалостного тона Мелани и готова была пойти на уступки.
— Погодите, я вовсе не отказываюсь вам помочь. Просто прикидываю, где бы нам лучше встретиться. Вдвоем, без детей — так проще.
— Конечно, проще, — обрадовалась Мелани. — Хорошо, я договорюсь с няней. Так когда вы сможете?
— Лучше после Нового года, — ответила Клер. — Нам не к спеху. Давайте я вам позвоню где-нибудь в конце января?
— Хорошо, спасибо, — согласилась Мелани, но в голосе ее слышалось некоторое разочарование.
— Я обязательно позвоню, — заверила ее Клер на прощание.
Она положила трубку, жалея о том, что набрала этот номер. Только этого ей не хватало — опекать Мелани. Больше всего Клер не хотелось встречаться с ее детьми, вид чужих детей вызывал у нее жгучую боль.
Закончив телефонный разговор, Клер скрепя сердце принялась за домашнюю работу — надо было вымыть морозильник. Она терпеть не могла этого дела, но откладывать его на потом было уже невозможно.
Когда Бойд вернулся, взгляду его предстала лишь нижняя половина супруги. Он фамильярно потрепал эту часть тела.
— Слушай, а ведь сегодня воскресенье, — сказал он, — забыла?
Клер выпрямилась.
— Нет, помню — мы договорились, что я не буду ничего делать по дому в воскресенье, но мне вдруг захотелось поработать, — пояснила она, снова склоняясь над морозильником.
— Работай, если хочется, дорогая, — великодушно разрешил Бойд. — Просто уже почти час дня, а есть, похоже, нечего.
Клер рассмеялась.
— А я-то думала, ты пожалел меня! — сказала она, упирая руки в бока. — Видно, помираешь с голода?
— Нет, просто выбирай: или ты меня кормишь, или я уйду из дома в паб. Могу прихватить в паб и тебя.
— Хорошо, — она одобрительно рассмеялась. — Помоги мне расправиться с морозильником, и мы вместе уйдем из дома в паб.
В пабе они взяли к ланчу бутылку сухого вина и расслабились. Остаток дня провели в постели.
Хорошенько выспавшись, они поднялись на второй этаж и растопили камин в гостиной.
— Пора уже составить список подарков к Рождеству, — решительно заявила Клер. — Дальше тянуть нельзя.
Она всегда изрекала эти слова перед Рождеством, и всегда они вызывали одинаковую реакцию у Бойда: в его глазах появлялось раздраженно-затравленное выражение.
— А почему бы нам не позвонить маме с напой, — выступил он с обычным своим предложением. — Не проще ли выяснить у них, какой подарок они хотят получить к Рождеству?
С кислым выражением лица Клер следила за тем, как муж подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. Она знала, что свекровь ответит традиционной фразой:
— Клер всегда покупает такие прелестные подарки, пусть выбирает по своему вкусу.
Затем Бойд еще полчаса поболтает с родителями и, довольный, повесит трубку, как всегда, полагая, что этим разговором сделал решающий вклад в подготовку к Рождеству.
Клер давно уже не получала удовольствия от праздников. Вся тяжесть подготовки ложилась в основном на ее плечи.
Ей приходилось покупать подарки для обоих семейств, ибо она считалась художницей и натурой с изысканным артистическим вкусом. Каждый год от нее ожидали все более оригинальных подарков, к тому же в красивой упаковке. И ей приходилось их выискивать.
Отчасти она сама была виновата в том, что от нее ждали все новых выдумок: в первые два-три года их супружества она специально баловала родню мужа необычными подарками к Рождеству, стараясь произвести впечатление. И вот теперь приходилось за это расплачиваться.
На второй день Рождества вся семья Бойда традиционно собиралась у его бабушки. Бойд вырос единственным ребенком, но отец его был выходцем из очень большой семьи. Так что по праздникам в этом доме собиралось до сорока человек родственников.
Разумеется, приводили детей, и это особенно больно ранило Клер. Все в семье знали про ее несчастье, но кузины Бойда тактичностью не отличались: ей непременно предлагали подержать ребенка — в утешение. Это было просто невыносимо.
В понедельник утром она отправилась вместе с Бойдом в Лондон — искать подарки. Протискиваясь сквозь ряды покупателей, она судорожно сжимала в руках огромный список.
«Нет, с этим пора покончить!» — негодующе подумала она, когда в очередной раз кто-то сильно наступил ей на ногу. К тому же подарки стоили целого состояния. Клер твердо решила, что на следующее Рождество никакой беготни по магазинам не будет, она проведет Рождество тихо, вдвоем с Бойдом.
Вечером она явилась к Бойду в офис измученной до предела. Опустившись на стул, сбросила туфли и вздохнула.
— Дай мне чего-нибудь выпить, пока я не отдала концы, — попросила она умирающим голосом.
— Пей, — Бойд быстро протянул ей стакан с джином и тоником. — Ну что, намаялась?
— Ужасно, — ответила она. — Клянусь никогда больше не связываться с рождественскими подарками, будь они прокляты!
— Ты в этом клянешься каждый год, — заметил Бойд. — Надо припасать сувениры постепенно, в течение всего года. Зачем же откладывать это до последней минуты?
— Ты об этом спрашиваешь меня каждый год. Будто не понимаешь почему, — раздраженно ответила Клер. — Потому что я так радуюсь, когда эти чертовы праздники кончаются, что не хочу даже думать про них в течение всего года.
Она сделала большой глоток.
— Сейчас полегчает.
— Полегчает, — сочувственно обнадежил Бойд. — А почему бы нам не уехать на эти чертовы праздники в какой-нибудь отель? Вдвоем?
— Не хочу я никаких отелей.
— Ладно, — сказал Бойд. — Тогда мы можем просто объявить всем, что уезжаем на Рождество, а сами останемся вдвоем дома. Спрячемся ото всех. Отключим все телефоны и целую неделю не покажем носу из дома.
Клер взглянула на него умоляюще.
— Правда, давай так и сделаем, Бойд!
— А как же родители?
— У тебя такая большая семья, что твое исчезновение наверняка останется незамеченным, — сказала Клер. — По-моему, твоя идея великолепна.
— Ты что, серьезно?
— Конечно. А ты разве пошутил? Тебе не хочется провести Рождество только вдвоем со мной?
— Мы и так проводим вдвоем все остальное время в году, — сказал Бойд. — Это слишком эгоистично — не показаться родителям даже на Рождество!
Смахивало на то, будто терпеливый и рассудительный папаша наставляет вздорную девчонку. Она разозлилась и даже почувствовала к нему нечто похожее на ненависть, но тут же взяла себя в руки и возразила довольно спокойным тоном:
— Кто бы говорил! Тебе-то не приходится толкаться по магазинам. А на Рождество вам, мужчинам, только и дела, что выпивать да закусывать, а мы готовь, прибирай и носись вокруг вас, будто это только ваш праздник!
Бойд нахмурился.
— Не нравится женская доля? — съехидничал он. — Не мной это заведено, дорогая, пора бы тебе со своей долей смириться.
Клер взглянула на него в упор.
— Значит, все-таки потащимся в гости? — спросила она.
— Сейчас уже поздно идти на попятный, — сказал он. — А вот на будущий год обещаю твердо: мы куда-нибудь удерем.
Она глубоко вздохнула, понимая, что это обещание так и останется пустым звуком. Бойд ласково погладил ее по голове.
— Ты устала, — сказал он. — Почему бы тебе не прилечь отдохнуть?
В кабинете у Бойда стояла тахта, на которую он показал жестом. Сегодня вечером они пригласили на обед Джона Брума с женой — в благодарность за то, что он избрал своим преемником Бойда. Клер привезла с собой в офис вечернее платье и собиралась здесь переодеться.
— Пожалуй, я так и сделаю, — сказала она извиняющимся тоном, — представляешь, какие в магазинах толпы…
Бойд кивнул, хотя оба знали, что причина усталости была в другом — после трех выкидышей здоровье Клер сильно пошатнулось.
— Допивай, — поторопил он.
Клер допила, и Бойд, взяв ее под руку, заботливо отвел к тахте, уложил и осторожно погладил жену по натруженным ногам. Клер закрыла глаза и вздохнула.
Удостоверившись, что она спит, Бойд вернулся к столу и продолжил прерванную работу.
Проснувшись, Клер не сразу сообразила, где находится.
— Сколько времени? — спросила она, озираясь по сторонам.
— Шесть сорок пять, — ответил Бойд.
— Значит, мне уже пора наряжаться, — неохотно пробурчала Клер.
Она прошла в туалет и переоделась. В кабинет Бойда Клер вернулась совершенно иной женщиной.
— Дорогая! — восхищенно воскликнул Бойд, отодвигая бумаги.
Когда жена подошла к столу, он поцеловал ее. Клер в ответ улыбнулась.
— Ну что ж, поехали, — сказал Бойд, поднимаясь.
— Сперва надо отнести мои пакеты в машину, — заволновалась Клер.
— Пакеты уже в машине. Спускаемся.
Вскоре к ним присоединились Брумы, и они все вместе двинулись в ресторан. К своему удивлению, Клер получила удовольствие от этого вечера.
Джон держал себя совершенно иначе, чем во время их последнего разговора. Светский человек, остроумный и непринужденный. «Прикидывается веселым ради жены», — догадалась Клер. Джон, действительно, всеми силами старался скрыть от жены свое дурное настроение. Впрочем, Бойд также старался не обижать супругу: ни разу не упомянул о Рождестве и избегал деловых разговоров.
— Сегодняшний вечер мне даже понравился, — объявила Клер, когда они садились в машину, чтобы ехать домой.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Бойд. — Значит, надо будет его повторить.
— А я правда становлюсь занудой? — неожиданно для себя спросила Клер.
— Иногда бывает, — со смехом ответил он. — Но и я тоже хорош.
— Хорош, — подтвердила Клер и тоже расхохоталась.
— Веселимся только в постели, и на том спасибо, — продолжил начатую тему Бойд и усмехнулся.
— Да, и на том спасибо, — согласилась Клер.
Весь следующий день Клер была занята тем, что писала рождественские поздравления. Это тоже было одной из ее обязанностей, выполняемых из года в год. Бойд обычно только составлял список лиц, заслуживающих поздравления, и список этот с каждым годом возрастал. В него входили, как правило, его партнеры по бизнесу и коллеги по работе в компании.
— Неужели ты не мог поручить этого своей вампирке? — с тоской спросила Клер, взглянув на сильно удлинившийся список.
— Велма уже рассылает официальные поздравления по списку компании, а это личные поздравления, — пояснил Бойд, целуя жену в шею. — А я тебе куплю за это коробку шоколада, твоего любимого.
— Коробку! — возмутилась Клер. — Ишь ты — коробку! Так дешево ты от меня не отделаешься. По крайней мере три, причем марки наклеивать будешь сам!
Но он уже торопливым шагом выходил из комнаты — от греха подальше. Работа над поздравлениями заняла практически весь день. Наконец она дописала последнее и с удовлетворением посмотрела на большую кипу открыток, которая грудой высилась на столе.
Тут было не менее ста открыток, она использовала почти все, которые купила. Ее взгляд упал на одну из открыток с изображением какого-то восточноевропейского города, и ей тут же представилась Варшава и, разумеется, Пшибыльские.
Клер снова взяла ручку и написала симпатичным полякам поздравление. Спина у нее затекла от долгого сидения. Она встала, потянулась и приготовила себе кофе.
С чашкой в руках она стала бродить взад-вперед по дому, пока ноги не привели ее в мастерскую.
Ее работа была на том же самом месте, где она ее оставила. Она уселась перед своей прерванной работой — экзотический остров, начатый несколько дней назад, — и автоматически принялась водить кистью.
Вскоре она позабыла обо всем на свете. Работала, не замечая убегавшего времени. В чувство ее привел только шум подъехавшей к дому машины Бойда.
Он был в хорошем настроении и даже, как ни странно, не стал ругать ее за неприготовленный обед. Бойд прошелся по комнате и возбужденно заговорил о торговой ярмарке, которую он готовил на будущий год.
Она рассеянно слушала, стараясь выглядеть заинтересованной.
— Тебе придется поехать со мной туда, — заявил он безапелляционным тоном. — Это в Брюгге, и говорят, город очень красив.
Заслышав агрессивные нотки в его голосе, Клер поспешила согласиться.
— Хорошо, — сказала она, отложив возражения на потом.
Предрождественская суетня все еще продолжалась. Члены совета директоров устраивали собственную вечеринку — для узкого круга, на которую они были приглашены впервые. Прошла она, что называется, в сердечной атмосфере, приняли их весьма любезно, но Клер все время держалась начеку и очень от этого устала.
Затем последовал еще один официальный обед — в честь клиентов фирмы. Мероприятие для Бойда чрезвычайно важное. Клер ослепительно улыбалась всем подряд, боясь перепутать имена гостей.
Затем наступила вторая часть празднеств — более приятная. Их стали приглашать друзья, родственники и соседи. С ними можно было не чиниться и отдохнуть как следует. Клер эти вечеринки нравились.
Но вскоре их пригласили в ресторан Питер и Мелани Стаффорд — Питер хотел отблагодарить Бойда за его рекомендацию. Они встретились в городе перед рестораном. Клер знала, что ресторан шикарный, и беспокоилась, по карману ли он Питеру с его тремя детьми.
На Мелани было голубое платье, очень недурное, но чувствовала она себя поначалу скованно. Только после двух бокалов вина она оживилась и стала непринужденно болтать, как будто встретилась со старыми друзьями.
Внезапно она покраснела и замолчала. Видимо, муж толкнул ее под столом ногой — она как раз заговорила о том, что терпеть не может его командировок. Клер посочувствовала ей. Обрывать жену на полуслове в присутствии других — ну и гусь!
Она сказала об этом Бойду на обратном пути.
— Питер, наверное, задаст ей дома трепку, — сочувственно вздохнула она.
— Святая простота! — вздохнул Бойд. — Теперь ей придется постоянно держать себя в ежовых рукавицах.
— А между прочим, ее простодушие — очень привлекательная черта. И так ей идет.
Он помолчал, размышляя над этим, а потом кивнул.
— Да, ей идет, — согласился он. — Но что хорошо для подруги — не годится для жены высокопоставленного чиновника.
— Значит, Питеру придется убить в себе ту привязанность, которую он испытывал к ней поначалу, — с горьким смехом сказала Клер. — А Мелани придется вытравить из себя как раз то, что делало ее такой привлекательной для него. И ради чего? Ради компании! Она должна сделаться женой на все случаи жизни, чтобы сохранить семью.
— Если она его любит, ей придется сделаться именно такой женой, — сказал Бойд.
— Если он ее любит, он не станет требовать от нее невозможного, — парировала Клер. — Он позволит ей остаться самой собой.
Бойд положил ей руку на колено.
— Какое нам до них дело, — мягко сказал он. — Пусть сами разбираются в своих проблемах.
Клер некоторое время колебалась, сказать или нет, но потом решилась.
— Мелани попросила меня помочь ей, — сказала она. — Хочет, чтобы я обучила ее светскому обхождению. Как тебе это нравится?!
Бойд выругался про себя.
— Как она смеет просить тебя об этом! — возмутился он.
— А почему бы нет? Ведь кто-то должен взять бедную девочку под свое крылышко и растолковать ей, что к чему.
— Вот еще! — отреагировал Бойд. — Тебе никто ничего не растолковывал, а ты изумительно справляешься со светскими обязанностями.
— Ну и что? — ответила Клер. — У одних есть к этому природный талант, у других — нет.
— Ладно, не глупи. Никаких особенных талантов для этого не требуется, — сказал он, поморщившись. — Требуется быть тактичной, умной и любезной. Ты, конечно, дело другое, ты не просто тактична и любезна, ты отзывчива и очень мила, и к тому же разделяешь мои устремления.
Он помолчал и добавил:
— По крайней мере раньше ты их разделяла.
Клер положила руку ему на плечо и растроганно произнесла:
— Спасибо.
— Разве я не прав? — спросил он. — Раньше разделяла, а теперь ведь не разделяешь, а?
Клер некоторое время не знала, что сказать. Затем кивнула.
— Просто мои надежды на будущее стали иными, несколько туманно проговорила она.
— Сие означает, что у нас с тобой разные надежды на будущее? Так?
— Не так, — возразила она. — Я очень рада, что ты добился того, чего хотел. Но ты мог бы добиться этого и без меня.
— Чушь! — твердо сказал Бойд. — Я всегда нуждался в твоей помощи, а сейчас нуждаюсь в ней больше прежнего.
Клер не была уверена, что он говорит правду, хотя не сомневалась, что он верит тому, что говорит. Чтобы избежать пререканий, она наклонилась и поцеловала его в щеку.
Бойд радостно ухмыльнулся.
— Эй, попрошу не мешать водителю! — воскликнул он, очень довольный исходом неприятного разговора.
Клер решила переменить тему.
— Как с машиной? Ты уже выбрал марку? — спросила она.
К новенькой должности Бойду полагалась новенькая машина.
— Я думаю взять «мерс», — ответил он. — Мне главное, чтобы она быстро бегала, когда я буду колесить по Европе.
— Здорово. А какого цвета?
— Какого хочешь, — ответил он. — Выбирай любой.
— Может, серебряный? — предложила она.
Некоторое время они пообсуждали автомобили, а потом замолкли. Клер откинулась назад на сиденье и снова стала думать о Мелани.
Стала думать о том, как трудно будет сделаться ей заправской женой высокопоставленного чиновника. Тут трудно? Но ведь она, Клер, хоть и без охоты, но все же справляется с этой ролью.
Никаких таких светских талантов Клер за собой не замечала. Может, Бойду со стороны виднее. Может, восемь лет назад он выбирал жену с особым расчетом — чтобы годилась на все случаи жизни. Эта мысль была так ей неприятна, что она поспешила отогнать ее подальше.
Она-то за него вышла по любви, подумала Клер и тут же усомнилась в этом, стала припоминать, какие мысли приходили ей тогда в голову. Тогда, восемь лет назад, когда он начал за ней ухаживать. Вряд ли она так уж без оглядки кинулась за него замуж, вероятно, имелись у нее и помимо любви кое-какие соображения.
Любая женщина с незапамятных времен ищет в мужчине прежде всего опору и поддержку. Ищет человека, способного предоставить ей надежный и уютный дом, защитить и обеспечить детей. Вот вам и равноправие полов, с горечью отметила про себя Клер.
Бойд был именно таким человеком — он предоставил ей все, о чем может мечтать женщина. Он даже детей ей дарил — не его вина в том, что она не могла их выносить. И не его вина, что она так разочарована в жизни.
Она не хотела быть только женой преуспевающего бизнесмена, она хотела быть матерью. На глаза навернулись слезы, и Клер смахнула их, думая, что ее хотения вряд ли когда-либо сбудутся.
Знавшие ее люди полагали, что она уже отстрадалась — ведь со времени последнего выкидыша прошло полгода. Да, прошло полгода, но временами Клер чувствовала себя настолько плохо, ей становилось так тяжело, так тоскливо, что она ничего не могла с собой поделать. Утыкалась лицом в подушку и плакала, пока не кончался весь ее немалый запас горючих слез.
В основном ей удавалось скрыть эти периоды депрессии от Бойда. Врач прописал ей какие-то таблетки, которые она принимала при обострениях, но иногда боль от утраты и уныние перевешивали, и она ощущала страдание почти физическое.
Как-то утром, когда Клер вынимала почту из ящика, ей пришло в голову, что получать поздравительные открытки — это, пожалуй, наиболее приятное во всех этих празднествах.
Клер вынула целую кипу открыток из ящика и внесла их в дом. Тут были поздравления от старых знакомых по колледжу, где она училась живописи. Некоторые открытки были нарисованы отправителями. Среди них было много юмористических, над которыми она от души смеялась, вспоминая прошлые веселые годы.
Имелись и более официальные поздравления, в основном от коллег Бойда по бизнесу, в том числе и от членов совета директоров. Разбирая почту, она углядела несколько конвертов с иностранными марками. Один из них прибыл из Польши — от Пшибыльских.
Клер вынула из конверта открытку, прочла первые строки. Точнее сказать, это была не открытка, а большое письмо на нескольких страницах. Она налила себе еще кофе и устроилась в кресле, чтобы как следует прочитать письмо.
Она обнаружила, что пани пишет по-английски гораздо хуже, чем говорит. Понять то, что она хотела выразить, было не так-то просто.
Медленно расшифровывая текст письма, Клер узнала, что Пшибыльская первым делом благодарит ее за поздравления. Затем она уяснила, что все родственники и знакомые ее польской гостьи очень обрадовались тем подаркам и сувенирам, которые Клер помогла ей приобрести в Лондоне.
Затем тон письма резко изменился. Полька стала описывать, причем весьма подробно, историю своих соседей, недавно погибших в автомобильной катастрофе. В письме говорилось:
«У них остались близняшки. Одна девочка. Один мальчик. Младенчики шести месяцев. Сейчас их опекает сестра жены — совсем юная девушка. Больше у них нет родни. Но скоро их тетя поедет в Варшаву, учиться. В университет. Она туда не сможет взять малышей, и их придется отдать в чужую семью».
После этого места шло несколько зачеркнутых строчек, словно Пшибыльская искала слово поточнее, но так и не смогла найти. Далее письмо гласило:
«Но никто не хочет брать близнецов. Значит, придется им жить в приюте, или, может, кто-то возьмет одного, а кто-то другого. Вот я и вспомнила про вас, вдруг вы с Бойдом захотите стать родителями для осиротевших детишек. Это можно устроить. Их юная тетушка не против. А больше некому их взять. У них нет никого. Ни бабушек, ни дедушек.
Может, вы подумаете об этом? Малыши прелестные, страшно милые, со светлыми головенками. Мать с отцом были люди хорошие и очень умные. Вы им поможете? Возьмете их к себе как своих?»
Клер отложила письмо в сторону и в волнении поднялась с кресла. Ее сердце разрывалось от жалости к осиротевшим близняшкам. Но как Пшибыльская с такой легкостью могла говорить об усыновлении? Нет, это просто немыслимо.
Ей говорили про усыновление и раньше — в больнице. Но Клер не соглашалась, потому что не желала признавать собственного поражения.
Она видела в мечтах своего ребенка — мальчика, который вырастет похожим на Бойда, или девочку, которую она научит рисовать. Она все еще не отказалась от своей мечты, надеялась, что медицина ей поможет.
Но врачи с сомнением покачивали головами, не оставляя никакой надежды, а Бойд даже взял с нее обещание, что об этом больше не будет и речи. Конечно, ради ее собственного блага: выкидыши могли довести ее до умопомрачения.
Но Клер наперекор всему надеялась, а усыновление напрочь перечеркивало надежды. Она не стала дочитывать письмо до конца. Дрожащими руками вложила его обратно в конверт и швырнула недочитанным в корзину для мусора.
Все еще дрожа от волнения, она вбежала в гостиную и набросилась на кипу подарков, которые надо было упаковать, словно это была неприятельская армия. Она яростно запаковывала подарки, а перед глазами стояли несчастные осиротевшие близнецы. Со светлыми головенками.
И Пшибыльская тоже хороша, предложить такое! Как будто в Польше мало бездетных пар, мечтающих об усыновлении, продолжала доказывать свою правоту Клер. Да и вообще, разве правильно, чтобы дети покидали свою родину? Это просто смешно. Вернее, не смешно, а крайне странно.
Она вышла из гостиной и, чтобы успокоиться, решила пойти в мастерскую и немного поработать.
На всякий случай она поставила будильник на пять часов — чтобы не забыть о времени. Поработав, пошла на кухню и помыла кисти, а потом стала готовить ужин для Бойда. Когда кастрюля с едой была уже в духовке, Клер решила вынести мусор.
Взяв ведро, она сделала несколько шагов и остановилась. На самом верху сиротливо — немым укором — лежало письмо из Польши.
Несколько мгновений она стояла в застывшей позе, потом вынула письмо из ведра и пошла выносить мусор. Вернувшись в дом, решила перечитать письмо. Пшибыльская так плохо пишет по-английски, что ее немудрено понять превратно, думала Клер.
Она снова прочла письмо. Нет, она, конечно, поняла все правильно. Действительно, дети пока находятся у юной тетушки, которая собирается учиться и, видимо, в будущем заводить собственную семью. Она, естественно, будет рада устроить малышей в надежные руки.
Но какое все это имеет отношение к ней? Клер вздохнула и снова отложила письмо, на сей раз не в корзину, а в ящик письменного стола. Придется отвечать, тоскливо подумала она.
А отвечать очень не хотелось. Конечно, Пшибыльская написала письмо с самыми добрыми намерениями. Тон такой искренний, такой участливый. Обижать ее молчанием грешно.
И грубо. Кроме того, она может подумать, что письмо просто не дошло, и напишет снова. Так что ответить надо, только не сейчас. Время еще есть.
Когда пришел Бойд, они вместе поужинали. Затем он посмотрел футбольный матч, а Клер закончила укладывать подарки. Бойд стал просматривать открытки, полученные по почте: он всегда любил это делать.
Клер не сказала ему про письмо из Варшавы. Адресовано оно ей, можно не докладываться.
Неожиданно ей пришло в голову, что она понятия не имеет, как он относится к проблеме усыновления. Они об этом никогда не говорили. Она стояла в задумчивости, глядя на него и вертя в руках какой-то сверток с очередным рождественским подарком. Гадала, что он может думать по этому, столь волнующему ее вопросу.
— Что, забастовала? — голос Бойда вырвал ее из раздумья.
— Нет, просто задумалась.
— О чем?
— Не спутала ли я два подарка.
— Не может такого быть, — ответил он. — У тебя феноменальная память.
— Старею.
— С каких это пор?
— С сегодняшнего дня.
— Почему же ты не подойдешь ко мне для разубеждения? — спросил Бойд.
Она улыбнулась и подошла. Он посадил ее на одно колено и поцеловал. Они немного поболтали, потом оба рассмеялись и снова поцеловались.
И вот наступило Рождество. В последний рабочий день перед каникулами Клер заехала за Бойдом на работу и увезла его домой. Назавтра они отправлялись в гости к ее матери.
Там они провели пару дней. Кроме них к матери приехал погостить ее брат с женой, они привезли двух своих мальчишек. Старший уже дорос до понимания рождественских чудес, которых с нетерпением ожидал: заранее вывесил свои цветные чулочки над кроваткой.
Родители долго ждали, пока он уснет. Сон одолел его лишь около полуночи. Тогда они, крадучись, скользнули в его комнатку с подарками в руках. Оба были возбуждены и радовались рождественскому чуду не меньше сына.
Клер стало больно от вида родительского счастья, и Бойд сразу понял это. Он тут же постарался ее отвлечь, втянув в какую-то шумную дурацкую игру. А потом принес ей в постель немного выпивки, и они уснули.
Дети встали рано и завизжали от радости, увидев, что чулочки полны подарков. Клер проснулась и, осознав, что означают эти крики, заплакала. Бойд тоже проснулся. Он обнял ее и долго гладил по голове, пока она снова не уснула.
На следующее утро они сразу, не заезжая к себе домой, поехали к бабушке Бойда. Там тоже было полно счастливых детишек, которые нетерпеливо разрывали красивые бумажные обертки и визжали от радости, рассматривая подарки.
Угощение было давно готово, так что даже на кухне она оказалась не нужна. Единственное, что ей оставалось, — это беседовать с другими бездетными и одинокими людьми.
Наконец они вернулись к себе. Клер была довольна, что праздники закончились. Эти дни, оказавшиеся такими длинными, не принесли ей радости. Зато впереди была целая неделя, в течение которой Бойд будет дома. Это привело ее в хорошее настроение.
Домой они приехали поздно и сразу легли спать. А утром стали разбирать подарки, им тоже за эти дни много надарили.
Кое-что Клер действительно пришлось по вкусу: годовая подписка на журнал, посвященный предметам старины, — подарок от свекрови, книги о ее любимом голубом фарфоре — от Бойда.
Но, само собой, оказалось множество совершенно никчемных вещиц, самого дурного тона, она их называла хламом. Всяческие булавки, маленькие соломенные шляпки, дурацкие наборы и прочие милые пустяки. К тому же среди подарков обнаружилось так много разноцветных кусков туалетного мыла, что в этом можно было усмотреть намек.
Клер сложила все это добро в коробку, а Бойд стал разглядывать свои подарки. Три пачки игральных карт — он решил их положить в бюро. Открыл ящик и наткнулся на письмо. От Пшибыльской.
— А это от кого? — спросил он.