На севере от Мадраса, потерянное в густой зелени, высится большое белое здание.
Его архитектура и колоннады напоминают греческий стиль.
Широкое мраморное крыльцо ведет на обширную веранду. Наверху здания устроена терраса, на которой можно дышать благоуханным воздухом по вечерам.
Посредине террасы возвышается бельведер, с которого открывается вид на огромное пространство — вид на море и на его берега.
Позади здания кипит работа, исполняемая множеством слуг и невольников.
В данное утро мы тщетно стали бы искать в здании хозяина его — сэра Морица. Он на бельведере, который измеряет лихорадочными шагами.
Это его наблюдательный пост. На стене вывешен календарь с зачеркнутыми красным карандашом днями.
На столе стоит зрительная труба, направленная на море.
Сэр Мориц отходил от нее только для того, чтобы взглянуть на альманах или порыться в куче пожелтевших бумаг, лежащих недалеко, на бамбуковом столике.
— Но ведь это именно сегодня! — пробормотал он. — Все числа точны. Он сел на корабль 3 января в Бордо и должен быть здесь сегодня вечером. Он не может знать о моем нетерпении… да и для этого у него нет никаких данных… Ни одного паруса на горизонте… ничего!
И сэр Мориц нетерпеливо обращал в разные стороны свою зрительную трубу. Он вернулся к столу и снова принялся за перелистывание писем.
Воспользуемся этой минутой, чтобы описать его наружность.
Определить его возраст почти невозможно. Ему шестьдесят или семьдесят лет. Волосы его редки и седы. Бледное лицо покрыто рубцами от ожогов. Он мал ростом, худ и хром. Несмотря на этот недостаток, он весь проникнут холодным изяществом истого англичанина.
Сэр Мориц читает вполголоса выдержки писем: «Ваш протеже отличается редкими способностями. Дерево сильно и может принести хорошие плоды».
— Молодец Дюран, — сказал себе сэр Мориц, — он, видно, очень заботится о Рожере. Это хорошо доказывает это письмо. Посмотрим другое. А, вот и последнее письмо Дюрана!
— «Согласно вашему желанию, Рожер едет к вам. Моя задача кончена. Признаюсь, мне жаль расстаться с ним. Позвольте мне сообщить вам некоторые подробности о нем. Он блестяще кончил курс в политехнической школе и хорошо знает восточные языки. Когда я объявил ему, что вы зовете его в Индию, им овладело минутное недовольство. Он чувствовал влечение к военной службе. Но скоро примирился с этим…»
Сэр Мориц положил письмо и снова подошел к зрительной трубе. На краю горизонта показалась мачта. За ней, как будто выплывая из воды, медленно показались паруса.
— Наконец! — вскричал сэр Мориц.
Мало-помалу показался и целый корабль. Он растет, приближается, качаясь на волнах, и наконец останавливается у начала подводных рифов.
Сэр Мориц поднес к губам серебряный свисток и извлек из него два отрывистых звука. Явился начальник прислуги.
— Нужно спустить в море судно, — приказал сэр Мориц. — Корабль остановился. Не забудьте захватить с собой сигнал.
Радость совершенно преобразила его лицо. Но внезапно какая-то мысль вновь омрачила его.
— Я еще не могу радоваться, — сказал он. — Эти берега так опасны. Но я нервен, как молодая мисс! Все сойдет благополучно.
Действительно, берег этот, благодаря рифам, представляет немалую опасность. Пассажиры кораблей должны были приставать к ним на шелюгах — своего рода плотах из мелких бревен, связанных между собой растительными канатами.
Сэр Мориц следил в зрительную трубу за всеми приготовлениями к отплытию. Он лично выбрал плот и сам осмотрел его.
Погода начинала портиться и плот только с трудом мог достигнуть корабля и взять с него пассажира. Был поднят красный флаг на бамбуковом древке.
Плот начал приближаться к берегу. Ветер начал усиливаться. Море зашумело. Все это с болью отдавалось в сердце сэра Морица.
Волны пенились и поднимались на громадную высоту. Плот то исчезал, то снова появлялся. Глазам сэра Морица представлялась ужасная картина.
Внезапно канаты, связывавшие плот, оборвались, бревна раздвинулись и стоявшие на нем очутились в волнах.
Но вот на поверхности появились два человека. Они отчаянно плывут к берегу. Море несколько успокоилось. Уже можно различить белое лице европейца. Это Рожер! Другой — один из верных слуг сэра Морица. Но богатый негоциант бледнеет.
Он угадал новую опасность, еще более ужасную: позади плывущих показалась огромная черная масса. Это акула.
Она стрелой несется по волнам и настигает двух людей. Но вдруг она повертывается кверху своим брюхом — и широкая полоса крови окрасила море.
Сэр Мориц издает стон и лишается чувств. Громадная надежда погасла в его мужественном сердце.
Стон и падение тела сэра Морица обратили на себя внимание слуги Тамули, находившегося недалеко от бельведера.
Индус вошел, поднял сэра Морица, отнес его в его комнату и положил на постель.
Через несколько минут раздались голоса. При звуках одного из них негоциант затрепетал и открыл глаза.
Этот голос, молодой и свежий, говоривший на местном наречии с несколько иностранным акцентом, был тотчас же узнан сэром Морицем.
Он привстал в ту самую минуту, когда в комнату вошел Рожер, платье которого было мокро и запачкано кровью. Молодой человек улыбался и, казалось, забыл про свои приключения.
Сэр Мориц встал.
— Простите, — сказал он любезно. — Я встретил бы вас, если бы со мной не случилось внезапно нечто вроде обморока!
И, внимательно посмотрев на молодого человека, сэр Мориц продолжал:
— Вы не ранены, надеюсь? Я до такой степени смущен своим нездоровьем, что совершенно забыл… Извините мой неловкий прием!
— Сэр Мориц, — весело отвечал молодой человек, — я и сам должен извиниться, что явился в подобном костюме. Я, слава Богу, не ранен.
— Вас сейчас отведут в ваши комнаты. Вам нужно переодеться и отдохнуть. Я буду ждать вас в своем рабочем кабинете.
Он крепко пожал руку молодому человеку и сделал знак слуге. Рожер удалился. Сэр Мориц вздохнул и громко произнес:
— Один слуга погиб! Бедный Тели!
— Тели не погиб! — отвечал голос. — Он даже не ранен.
— Позовите его, я хочу расспросить его.
Тели скоро явился. Это был стройный и сильный малый.
— Поди сюда! — сказал сэр Мориц. — Расскажи мне, что с вами случилось во время плавания.
— Море было нехорошо, саиб. Мы наткнулись на риф и канат порвался.
— Однако я тщательно осмотрел их перед отъездом. Канаты были крепки и почти новы.
— Они оборвались, саиб. Может быть, мы наткнулись на острый утес.
— Очень может быть. Продолжай.
— Мы погрузились в воду, к счастью только, никто не ушибся о скалы. Я плыл рядом с иноземным саибом. Появилась акула. Она бросилась на саиба, но тот вынул из-за пояса нож и распорол брюхо чудовищу. О, у иноземного саиба сильная рука!
Сэр Мориц подарил ему кошелек с деньгами, и слуга вышел, кланяясь до земли. Сэр Мориц погрузился в глубокую задумчивость.
Два часа спустя к негоцианту вошел Рожер. Он сел на предложенное кресло и ждал начала разговора.
— Знаете ли вы, господин Рожер, зачем я пригласил вас в Индию? — спросил у него Сэр Мориц.
— Предполагаю, сэр Мориц, что, не только заботясь о моем воспитании, вы хотели довершить еще ваши благодеяния, сделав меня участником ваших колоссальных операций.
Сэр Мориц с нежностью смотрел на него и ничего не отвечал. Молодой человек несколько смутился.
— Ты ошибся, дитя мое! — воскликнул сэр Мориц, вставая. — Теперь мы одни и я могу, наконец, говорить. Во-первых, обними меня!
Рожер был крайне удивлен. Негоциант совершенно преобразился. Его лицо сияло нежностью и гордостью. Чувствовалось, что он достиг давно желанного.
— Ты разве никогда не спрашивал себя: кто тот человек, который издалека заботился о тебе?
— Я часто спрашивал об этом Дюрана, который отвечал мне, что вы — старый друг моего отца, друг, которому я поручен. Я не расспрашивал более, довольствуясь любить и уважать вас.
— Смотри и слушай, — сказал сэр Мориц.
Он направился в глубину кабинета, подошел к стене и пожал незаметную пуговку. Обои поднялись, как штора, и под ними оказалась деревянная стена.
Сэр Мориц пожал другую пружину и стена опустилась. Рожер увидел большой портрет человека в французском генеральском мундире.
Лицо генерала выражало столько прямодушия, храбрости и ума, что редкий человек не обратил бы на него своего внимания.
— Рожер Болье, — сказал сэр Мориц, указывая на портрет, — этот человек — генерал Сен-Пьер, твой дед, отец твоей матери и… мой!
— Как! — воскликнул Рожер, — вы мой дядя! Но я не понимаю… разве вы не англичанин?.. Зачем подобная тайна…
— Ты сейчас узнаешь, дитя мое!
И сэр Мориц рассказал Морицу происшествия, описанные нами в прологе.
Рожер с трепетом выслушал кровавую эпопею. Наконец, сэр Мориц кончил свой рассказ.
— Вот прошлое, — сказал он, указывая на портрет, — будущее же — это ты, ты, сын Жоржа Болье и моей сестры Евы, внук генерала Сен-Пьера.
— Я? но как же я смогу…
— Терпение, дитя мое. Случайно спасшись из пламени, в которое был брошен, я понял, что на меня возложена миссия. Я был изуродован огнем, но моя воля еще более укрепилась. Я решился не оставлять дела, начатого отцом. На это требовалось время, золото и меч. Когда я возмужал, я овладел сокровищем, которое посвятил торговле. Я завел плантации и конторы почти во всех городах Индии. Эмиры и магараджи часто прибегали к моему кошельку. Я слыву за англичанина и никто не смеет меня тронуть. Раскрой английские власти мои книги — и они увидят в них только счета мешкам ржи, индиго или хлопчатника. Но они никак не смогут догадаться, что цифры эти часто означают людей. Они никогда не узнают по ним, сколько людей отдает в мое распоряжение каждый индийский принц.
— Разве ваша торговля мнимая?
— Нет. Но она скрывает нечто. Я увеличиваю состояние раджей и давно уже имею в руках все нити заговора. Я воспользовался временем… Золото у меня есть… Меч?… Я выковал его острым и крепким! Меч этот, Рожер — ты!
— Неужели вы предназначили меня на это опасное дело?
— Оно принадлежит тебе более, нежели кому-нибудь. Я только мог подготовить средства. Болезненный и слабый, я не могу производить требуемого впечатления на индусов, уважающих силу и физическую красоту. Ты молод, красив, смел, они последуют за тобой. По отцу ты — француз, но по матери — мы оба имеем в жилах частицу индийской крови. Генерал Сен-Пьер женился на благородной индуске. Все благоприятствует нам!
— Если так, я принимаю возложенную на меня задачу, — сказал Рожер громким голосом, — и уверен, что восторжествую. Вы говорите, что все уже готово; когда же нужно приступать к делу? Медлить, конечно, не следует. Когда мы отправимся?
— Позднее.
— Кто может нас удерживать?
— Дитя! Если мы начнем кампанию, не приняв нужных предосторожностей, то она кончится очень скоро. Вооружим наших слуг, отправимся завтра, и через два дня мы будем окружены и взяты отрядом сипаев.
— Что за дело, мы окажем сопротивление!
— Я сказал тебе не все. Индийская Компания подозревает меня вот уже два года. Она ничего не знает — она предполагает все. С моей стороны, я чувствую, что за мной следят. Нам нужно победить сперва хитростью, а потом уже силой. Я живу, окруженный засадами и заговорами.
Рожер недоверчиво покачал головой. Сэр Мориц продолжал:
— Быть может, я сумею доказать тебе это сегодня же. Пойдем со мной на берег моря.
Они вышли из дому и направились пальмовой аллеей к берегу моря.
— Ты ни с кем не завязывал знакомства во время твоего путешествия, Рожер?
— Это было бы слишком… В Адене к нам сел молодой англичанин, с которым я часто беседовал. Прелестный малый!
— Он ехал до Мадраса?
— Нет, он остановился в Пондишери.
— Знал он, куда ты едешь?
— Я не счел нужным скрывать это. Он мне много рассказывал про эту страну, которую хорошо знает. Я спрашивал даже, знает ли он вас.
— Значит, ты сказал, что едешь к сэру Морицу?
— Да.
— Мои подозрения подтверждаются. Помоги мне отыскать остаток каната или бревен — все, что будет походить на обломки плота.
Отлив уже окончился. Рожер и сэр Мориц могли произвести свое расследование довольно далеко.
— Я нашел только этот кусок бревна, — сказал молодой человек. — А вот и обрывок каната.
— Дай мне его! — живо воскликнул сэр Мориц.
Он тщательно осмотрел кусок каната.
— Я был в этом уверен! Ты видишь надрез? Этого не могли сделать ни толчки, ни острые скалы. Этот канат не может порваться. Он был перерезан!
— И что же? — спросил Рожер.
— То, что твой молодой англичанин был шпион, передавший кому следует о цели твоего путешествия; там поняли, что ты сделаешься моим помощником. В числе моих слуг один соблазнился подкупом. Это, должно быть, кто-нибудь из гребцов плота.
— Но ведь он сам рисковал погибнуть, — заметил молодой человек.
— Ты еще не знаешь индусов. Они способны продать все, даже собственную жизнь. Ты найдешь среди них фанатиков, которые за самую ничтожную сумму согласятся искупить совершенные другими преступления, вынести ужаснейшие мучения. Да, я более не сомневаюсь: Компания подкупила одного из моих гребцов.
— Может быть, — воскликнул, смеясь, Рожер, — и акула была также подкуплена Компанией!
— Вот что значит французский ум, — сказал сэр Мориц, хлопая Рожера по плечу. — Не смейся, однако; и, покамест, старайся быть осторожным.
— Я даже буду робок, если хотите, дядюшка. Но сколько времени вы требуете от меня?
— Несколько дней. Мы отправимся завтра на осмотр моих плантаций индиго и хлопка. Затем мы отправимся в магаратские провинции, где у меня конторы. Мы будем путешествовать, как простые негоцианты. Ты — мой компаньон; наш осмотр тем более будет понятным.
— Понимаю, — прервал его Рожер. — Под этим мирным предлогом мы сделаем последние распоряжения и немедля начнем действовать.
— Конечно, — отвечал сэр Мориц. — Но, послушай, ты молод, горяч, ты будешь жить в самом центре Индии…
— Я уверен, что вы не оставите меня вашими советами…
— Я дам один, — улыбаясь, продолжал сэр Мориц. — Не бойся змей и тигров, не доверяйся людям и… опасайся женщин!
В то самое время, когда Рожер и сэр Мориц поднимались на крыльцо, раздались два звонких удара в гонг.
— Что это? — спросил Рожер.
— Это предвещает скуку, если не опасность.
— Как?
— Ты легко поймешь мою подозрительность. Я не вполне доверяю даже близким. Мой дом организован на оборонительную ногу. Здесь мы защищены от всевозможных случайностей. Под предлогом возделывания риса, я окопал свой парк широкими рвами, которые могут быть наполнены водой в случае, если правительство отрядит сюда, по недоразумению, полк солдат. На вершине бельведера, устройство которого приписывают моей любви к живописным видам, также устроено нечто, предупреждающее меня о присутствии в окрестностях постороннего лица. Ты слышал звон? Я предполагаю по звуку нечто серьезное. Идем!
Не успел сэр Мориц кончить своей речи, как на пороге появился сторож с бельведера.
— Кто направляется к нам?
— Я видел, саиб, в пальмовой аллее голубой паланкин, несомый шестью невольниками.
— И на невольниках надеты голубые пояса?
— Да, саиб.
— Хорошо, ступай.
И, когда они остались одни:
— Я был уверен, — сказал он, — что твоему прибытию я буду обязан чьим-либо посещением. Помни, что мы теперь не более как компаньоны. Ты — представитель компании капиталистов Европы.
— Рассчитывайте на мою осторожность; я буду скромен, как никто. Вы пробудили мое любопытство: я живу, как в романе.
Посетитель в паланкине приблизился скоро к дому. Невольники остановились и осторожно положили свою ношу на землю.
Из-за занавеса показалась толстая белая рука и на песок опустилась нога, обутая в тонкий башмак.
В отверстии паланкина показался низенький, толстый человечек, одетый в белый китель.
Его толстый живот, казалось, подавлял своей тяжестью тонкие, кривые ноги.
Его толстое розовое лицо, украшенное бакенбардами, сияло удовольствием. Голубые глаза постоянно выражали удивление.
Эта розовая, белая и толстая маска носила имя сэра Эдварда Броунли.
Увидев сэра Морица, идущего к нему навстречу, посетитель замахал своей соломенной шляпой и добродушно воскликнул:
— Это я, сэр Мориц, это добряк Эдвард Броунли, самый веселый человек трех королевств северной и южной Индии! Ха! ха! ха!
— Радуюсь, что вижу вас в подобном настроении духа, — вежливо отвечал сэр Мориц, — но чему обязан я честью вашего посещения?
— Ничему, сэр Мориц, решительно ничему! Сегодня утром мне очень захотелось видеть вас, и я явился к вам с нескромным желанием пообедать с вами.
— Это очень любезно, сэр Эдвард. Вы даже не побоялись солнечных лучей и ветра.
— Действительно, путешествие мое было не из приятных, зато приятна цель его.
Они уселись в приемной. Вошел Рожер.
Во время представления сэр Эдвард проявил чрезвычайную любезность. Вообще, он слыл везде за олицетворение любезности.
Рожер, предупрежденный своим дядей, старался умерить врожденную откровенность своего французского характера.
Он стал рассказывать про свою родину, о своем путешествии и о торговой цели, приведшей его в Индию.
— Господин Болье скоро сделается alter ego моей торговой фирмы, — сказал сэр Мориц. — Я заранее радуюсь подобному «ego».
— Разве вы покинули Париж, чтобы поселиться здесь? О, прекрасно! Я очень рад этому, очень рад!
Скоро был подан обед, и все уселись за стол.
Рожер был поражен разнообразием блюд и роскошью сервировки.
После обеда сэр Мориц предложил своим собеседникам сигары и они отправились курить на террасу.
— У меня к вам просьба, сэр Мориц, — начал любезный Эдвард Броунли. — Не позволите ли вы мне отдохнуть у вас несколько дней от трудностей моего путешествия?
— Я бы сам предупредил ваше желание, сэр Эдвард, если бы мы, я с господином Болье, не отправлялись завтра утром на осмотр моих плантаций хлопчатника.
— Как? Вы хотите путешествовать! О, я всегда желал видеть эти места. Если так, я сопровождаю вас!
— Но путешествие это будет длинно и утомительно. Мы отправимся потом вглубь страны — осмотреть другие плантации.
— Тем лучше! тем лучше! О, я не стесню вас, сэр Мориц, вы можете заниматься делами, не обращая внимания на мое присутствие. Значит, кончено: я пошлю одного из своих слуг с приказаниями, и завтра, на заре, он вернется с моим багажом и слугами.
И сэр Броунли, легкий, как сильфида, отправился давать инструкции слуге, которому приказал вернуться рано утром.
— Видишь, — сказал сэр Мориц Рожеру во время отсутствия англичанина, — опасность не замедлила явиться.
— Как, этот надоедливый гость, этот дурак и болтун представляет, по-вашему, опасность?
— Не беспокойся! Под этой личиной скрыто немало хитрости. Я уверен, что это один из деятельнейших шпионов Компании.
— Он, значит, будет следовать за нами повсюду? Нужно во что бы то ни стало отделаться от него!
— Это обойдется нам дороже, чем ты думаешь. Мы находимся в Индии и нам нужно вести, хотя бы вопреки желанию, индийскую войну. Нам требуется терпение и хитрость. Но эти качества свойственны только индусам! В наших жилах также течет индусская кровь вместе с благородной кровью Франции. Ты должен будешь следовать моему примеру.
На пороге появился сэр Эдвард — розовее, веселей и любезней прежнего.
Поговорив еще немного, собеседники разошлись.
На другой день, рано утром, в жилище началось необычное движение. Управляющий следил за слугами и распоряжался приготовлениями к путешествию.
В стороне ожидали невольники, долженствующие нести паланкины. Костюм всех состоял только из куска коленкора, обернутого вокруг бедер.
На головах невольников сэра Морица были надеты тюрбаны белого и красного цветов, на невольниках же сэра Броунли — голубые.
По распоряжению сэра Морица, на каждой стоянке должны были ожидать их новые слуги для смены прежних.
Двор представлял собой чрезвычайно живописный вид. В одном месте нагружали провизией коленопреклоненных верблюдов с гордо поднятой головой и блестящими глазами.
Здесь нагружали на вьючных животных палатки, всевозможную утварь и глиняные кувшины со смесью арака и воды для слуг.
Кроме людей, назначенных для надзора за вещами и животными, были еще слуги, специально прикомандированные к Рожеру и сэру Морицу.
Не забыты были и те, которые должны были идти ночью по бокам каравана и впереди его, освещая путь длинными бамбуковыми тростями, оканчивающимися сосудами, в которых было налито кокосовое масло и несколько хлопчатобумажных фитилей.
Предосторожность эта была далеко не излишня ввиду опасностей, могущих представиться на пути в самых разнообразных видах.
Вся эта толпа шумела под ясным голубым небом, поднимая своими босыми ногами золотистый песок двора.
Вскоре к ним присоединились наши три европейца, встреченные всеми глубочайшими знаками почтения и преданности.
Сэр Мориц и Рожер казались веселыми, хотя серьезными, как люди, близкие к давно желанной цели, но сознающие все препятствия, которые следует преодолеть.
Одно из этих препятствий было олицетворено в сэре Эдварде Броунли, по-прежнему веселом и любезном.
Толстый джентльмен был одет в широкий полосатый костюм, и голова его окончательно исчезала под широкими полями шляпы, снабженной от солнца вуалью.
— Какое счастье! — повторял он. — Какое счастье, что я приехал накануне! Я так доволен этим путешествием. О, я так доволен!
Рожер начал уже хмурить брови, но дядя сделал ему знак и он промолчал.
Сэр Мориц задал несколько вопросов слугам, и караван тронулся в путь.
Негоциант и его племянник поместились в богатых паланкинах с белыми занавесками.
Сэр Эдвард самодовольно растянулся в своем, украшенном голубыми с серебром занавесками, и испустил вздох облегчения.
По знаку, данному управляющим, три паланкина вытянулись в линию и невольники быстро и размеренно зашагали по дороге.
Вся свита, животные и люди, покинули двор, и жилище сэра Морица погрузилось в глубокое безмолвие.
Наши путешественники двигались вперед целый день.
Рожер с восторгом созерцал мелькавшие мимо роскошные ландшафты.
Перед ним тянулись долины с роскошной, доселе им не виданной растительностью.
— Далеко ли мы еще от стоянки? — спросил Рожер у главного слуги.
— Нет, саиб, через час мы будем уже в Шандергерри.
Стоянки эти построены на известном расстоянии друг от друга и все отличаются крайним однообразием архитектуры.
Они большей частью построены из кирпича и окружены широкой галереей с колоннадой и крышей. Над этим построен еще этаж, без колоннады. Все они напоминают собой швейцарские шале и довольно удобны для ночлега.
Путешественники по Индии находят в этих стоянках все необходимое для ночлега. Они должны запастись только пищей, что же касается до корма вьючных животных, то он свободно накашивается около стоянки. Когда наши путешественники были уже недалеко от стоянки, Рожер предложил своим спутникам пройтись до нее пешком.
Предложение было принято и молодой человек радостно выскочил из своего висячего ящика, в котором был заключен.
Он быстро пошел вперед, опередив сэра Морица и его толстого гостя, которые скоро потеряли его из виду при повороте дороги.
Они скоро услышали восклицание и, прибавив шаг, очутились через несколько минут около Рожера.
— Мы не особенно счастливы на этот раз, — сказал он, протягивая руку к куче развалин.
Вместо стоянки высилась груда обгорелого дерева, пепла и почерневших камней.
— Наше убежище разрушено! — вскричал сэр Мориц. — Что мы будем теперь делать?
— Что же! Будем продолжать наш путь! — сказал Рожер.
— Это невозможно, — возразил кроткий сэр Эдвард Броунли. — Животные утомились и было бы жестоко не дать им отдохнуть как следует.
— К тому же они и не станут повиноваться нам, — подтвердил сэр Мориц. — Стоянки построены друг от друга на расстоянии дневного перехода, на который способно вьючное животное.
— Что за дело? — отвечал Рожер. — Идем вперед. Караван догонит нас завтра.
— О, путешествие ночью в этих местах довольно опасно. Я слишком привязан к вам, сэр Рожер, и к вам, сэр Мориц, чтобы позволить вам поступить так неосторожно. Окрестности Шандергерри переполнены тиграми. К тому же, здесь, как говорят, живет недалеко людоед…
— Почем вы это знаете, сэр Эдвард, ведь вы никогда не путешествовали по этим краям! — прервал его Рожер.
— Я слышал это от других, — отвечал сэр Броунли с наивной и любезной улыбкой.
— Придется помириться с ночлегом на чистом воздухе, — сказал сэр Мориц. — Я пойду выбрать безопасное место и прикажу разбить там палатки.
— С моей стороны, я также иду исследовать местность! — воскликнул сэр Эдвард.
Они отправились. Сэр Мориц и молодой человек пошли вдвоем, сэр Эдвард один.
Проходя мимо развалин стоянки, сэр Мориц остановился в задумчивости. Потом, подойдя к пожарищу, он начал раскапывать пепел своей тростью. Из него показался легкий дымок.
— Гм, — пробормотал он, — пожар произошел недавно. Стоянка сожжена двадцать четыре часа тому назад. Это очень странно.
— Вы разве предполагаете, что причина пожара не случайность? — спросил его Рожер.
Сэр Мориц не отвечал, а только покачал головой с видом человека, не доверяющего внешности.
— Я думаю, дядюшка, что страстное желание достигнуть благородной цели заставляет вас предполагать опасности, которых на самом деле не существует.
— Ты, может быть, прав, — отвечал сэр Мориц. — Однако, я не желаю заразиться твоим нетерпеливым рвением. Если б я послушался тебя, я подвел бы мины и взорвал бы все на воздух. Но мы полетели бы на воздух первыми. Впрочем, в конце концов, мои подозрения могут быть и неосновательны. Причину их я приписываю тому нервному раздражению, которое пробуждает во мне присутствие сэра Эдварда. Разве ты думаешь, что мне легко стесняться при нем с тобой?
— Вы благоразумный человек, а я, любезный дядюшка, признаюсь, что мне нужно еще многому научиться у вас.
— Я хорошо сделал, что воспитал тебя во Франции, потому что иначе я страшно избаловал бы тебя!
Они шли так с полчаса, потом возвратились к месту, где ожидал их караван.
— Я нашел место, почти совершенно подходящее для ночлега, сказал сэр Мориц.
— Если только почти, — прервал его сэр Эдвард, — то место, найденное мной, совершенно удобно. Представьте себе небольшую кокосовую аллею на берегу ручья, защищенную двумя холмами, покрытыми зеленью. Вид прелестен, клянусь вам! Спросите вот у вашего слуги!
— Что ты скажешь на это, Тамули? — спросил у слуги сэр Мориц.
Доверенный слуга негоцианта подошел поближе к своему хозяину.
— Я думаю, саиб, что мы весьма удобно можем разместиться лагерем на берегу ручья, где весьма удобно поить наших животных.
— В таком случае, пусть разобьют там палатки, зажгут костры и готовят обед! — приказал негоциант.
Место для лагеря, выбранное сэром Эдвардом, было действительно прекрасно.
То была узкая долина, род коридора, стены которого образовали высокие утесы. Долина эта имела бы зловещий вид, если бы не зелень и не журчание ручья.
Солнце скрылось уже за горизонт, когда наши путешественники кончили свой комфортабельный обед.
Скоро настала ночь и сэр Эдвард предложил сесть за вист «с болваном».
В палатку принесли побольше свечей и было приказано принести карты.
Чтобы предохранить себя от вечерней свежести, англичанин надел плащ с капюшоном, что делало его похожим на престарелую леди.
Он продолжал быть по-прежнему любезным, как вдруг сделал ряд непростительных игорных промахов, необъяснимых в таком искусном игроке, и быстро проиграл партию.
— Вы дурно сыграли, сэр Эдвард! — сказал ему Рожер.
— О, нет, — отвечал, вставая, англичанин, — я хорошо сыграл, очень хорошо сыграл. Но сэр Мориц играл еще лучше.
С этими любезными словами он вышел из палатки.
Не успел он покинуть своего места, как Рожер тронул своего дядю за руку.
— Вы слышите, — сказал он, — точно отдаленный стон?
Сэр Мориц внимательно прислушался и старался объяснить себе этот шум.
— Это мычание буйвола! — сказал он.
— Вы думаете?
— Я почти уверен; к тому же, в этом можно сейчас убедиться и очень легко.
Он лег на землю, приложил к ней ухо и пробыл в этом положении несколько секунд.
Сэр Мориц имел слух настоящего индуса; шум лесов и равнин не имел от него тайн. Природа края была для него раскрытой книгой, которую он свободно читал.
— В окрестностях, по левую сторону от нас, находится самка буйвола, — сказал сэр Мориц, — а направо я слышу глухой шум.
Внезапно он быстро поднялся и бросился из палатки, призывая своего главного слугу.
— Тамули, отвяжи всех наших животных, пусть свободно разбегаются.
— Зачем, саиб?
— Молчи и действуй скорее? Мы в опасности. Рожер, перережь поводья наших лошадей!
Сэр Мориц сам подал первым пример, отпустив на свободу нескольких животных, которые помчались в сильном ужасе.
— Теперь, — приказал сэр Мориц, — пусть все люди карабкаются на скалы!
— Но, саиб, — отвечали индусы, — утесы прямы и гладки и мы не в состоянии взобраться на них.
— Если вы этого не сделаете, вы погибли. Спасайся, кто может. Лезьте!
Наэлектризованные голосом хозяина, индусы бросились к утесам и вскарабкались на них с ловкостью обезьян.
Рожер и сэр Мориц последовали их примеру, что удалось им не без отчаянных усилий.
В это время отдаленный шум, услышанный сэром Морицем, быстро усиливался.
Он походил на приближающиеся раскаты грома. Земля начинала дрожать под непрестанно повторяемыми ударами.
Сэр Мориц и Рожер только что успели достигнуть вершины утеса, как в конце долины, прилегающей к горам, показалась темная сплошная масса, движущаяся с чрезвычайной быстротой.
То было стадо буйволов огромного роста и непомерно свирепого вида.
Земля дрожала под их ногами; их разгоряченные ноздри испускали клубы пара; все они мчались по долине, которую совершенно запрудили.
Стадо промчалось, как поток, и исчезло по направлению к равнине.
Сэр Мориц и Рожер с ужасом смотрели вниз на эту разъяренную стихию.
— Боже мой! Что сделалось с сэром Эдвардом! — воскликнул молодой человек.
— Держу пари, что он успел укрыться в безопасном месте, — отвечал сэр Мориц.
— Меня зовут? — послышался голос сэра Эдварда, который спокойно вышел из за каменной стены.
— Каким образом вы очутились здесь? — с удивлением спросил его сэр Мориц.
— Вы, однако, выбрали нам хорошее место для ночлега! — с упреком прибавил молодой человек.
— Позвольте, любезный сэр. Разве я мог знать про близость этих неудобных животных? Я пришел сюда, чтобы скрыть позор поражения в вист и утешался, покуривая сигару, как вдруг услышал шум.
— И вы выбрали себе ввиду поражения такое неприступное место, на которое мы взобрались с опасностью для жизни. Это очень странно!
— Действительно, тут виден перст провидения! — с радостной улыбкой отвечал англичанин.
Хозяева и слуги спустились в долину с несказанными затруднениями.
От лагеря не оставалось и следа. Ни кола, ни кусочка полотна. Все было вырвано, растоптано, разорвано на тысячи кусков.
В силу необъяснимой случайности оказалось, что слуги сэра Эдварда не поняли, очевидно, приказаний своего хозяина и расположились в некотором расстоянии, по ту сторону утесов. Палатки их, следовательно, уцелели.
Достойный джентльмен поспешил любезно предоставить их в распоряжение своих спутников.
Сэр Мориц и Рожер приняли предложение и уснули мертвым сном.
Сэр Эдвард, вероятно, как более впечатлительный, проворочался целую ночь и заснул только утром.
Сэр Мориц проснулся рано и, убедившись, что Рожер также не спит, пригласил его совершить вместе небольшую прогулку.
Они вышли незамеченными никем и направились к равнине, трава которой была еще покрыта обильной росой.
— Куда идем мы? — спросил Рожер.
— Может быть, несколько и далеко, — отвечал сэр Мориц, — но я хочу выяснить некоторые сомнения, возникшие по поводу происшествий этой ночи.
— Можете вы сообщить их мне?
— Нет еще. Я сообщу их тебе, когда удостоверюсь, что не ошибся.
Сэр Мориц и Рожер шли довольно долго, разговаривая про свой будущий образ действий.
Достигнув обширной равнины, сэр Мориц направился по ней, внимательно рассматривая все окружающее.
— Посмотри хорошенько на это, — сказал он.
— Это сломанный ствол дерева, — сказал Рожер, — простой древесный ствол.
— Да, конечно; а это?.. Это веревка, простая веревка. Только, она оборвана, не говорю — обрезана, а оборвана простыми усилиями. Что замечаешь ты вокруг этого места?
— Следы ног животных с узкими копытами; ими покрыта вся земля…
— Да, это просто следы, — иронически продолжал сэр Мориц. — Но сломанный ствол дерева, оборванная веревка и этот небольшой клок шерсти говорят, что к дереву был привязан буйвол.
— И что он оборвал свою веревку, — продолжал Рожер. — Но каким же образом он очутился здесь?
— Не хочешь ли, я восстановлю тебе всю эту историю? Знали, что в горах, за долиной, находится стадо буйволов; взяли самку и привязали ее здесь, в равнине, сообщающейся с горами только долиной, в которой мы расположились лагерем. Стадо непременно должно было добраться до самки вопреки всяческим препятствиям.
— К чему же все это было устроено?
— К чему была сожжена стоянка? К чему нам настойчиво советовали стать лагерем в долине, где мы неминуемо должны были быть задавленными?
— Подумайте, любезный дядюшка, ведь это было бы чересчур отвратительным.
— Любезный Рожер, мы идем, быть может, к центру огромной паутины, сотканной Компанией.
— В таком случае, сэр Эдвард?..
— Почем знать? Нужно верить всему или ничему.
— Если так, то я, если бы считал сэра Эдварда Броунли…
— Ты сделал бы какую-нибудь глупость и, вместо подозрений, наши враги имели бы в руках доказательства.
Молодой человек замолчал и задумчиво возвратился к разрушенному лагерю.
Во время их отсутствия слуги отправились на поиски за отпущенными накануне на свободу животными.
Им удалось найти почти всех. Скоро все было готово к дальнейшему путешествию.
— Я думал, — воскликнул сэр Эдвард, увидя возвращающихся сэра Морица и Роже, — что вы меня покинули, и не знал, куда вести весь этот караван!
— О, сэр Эдвард, вы не принадлежите к числу тех, которых покидают так, — отвечал Рожер. — Я уверен, что вы слишком привязаны к нам в силу тех причин, которые чуть не погубили нас этой ночью, чтобы решиться оставить нас.
— Это совершенно справедливо, — отвечал сэр Эдвард с полною любезности улыбкой.
Полчаса спустя все пустились уже в путь по направлению к Буддапи, где находились хлопчатобумажные плантации сэра Морица.
После длинного перехода Рожер увидел на известном расстоянии, посреди дороги, неподвижную массу, облеченную в самые яркие краски.
— Что там такое перед нами на дороге? — спросил он.
— Должно быть, какой-нибудь нищий факир, — отвечал сэр Эдвард.
Караван приближался, но масса не двигалась с места. То был, действительно, факир в экстазе.
Его могли раздавить, он и тогда не шевельнулся бы; но слуги остановились перед ним с религиозным уважением и Рожер мог свободно разглядеть эту священную особу.
Тщедушный, худой, медно-красного цвета — его можно было принять за мумию.
Его круглая голова с гладко обстриженными волосами имела чрезвычайно животное выражение.
Он лежал, вытянувшись во всю длину, с лицом, обращенным к небу и протянутыми вдоль тела руками.
Факир бормотал какие-то слова, которые не были слышны, слышались только ритмические повышения и понижения голоса.
— Счастлив тот, кому удастся поднять нравственный уровень подобных существ! — заметил Рожер.
— Эта задача соблазняет уже многих, господин Рожер. Все усилия Индийской Компании направлены в эту сторону; спросите сэра Эдварда!
— Конечно, — подтвердил англичанин, не заметив иронического тона сэра Морица.
И действительно, в то время Компания более заботилась об извлечении богатств из почвы Индии, чем об извлечении невежества и пороков из голов и сердец ее обитателей.
Рожер поочередно обратился к факиру на различных индийских наречиях, но тот не удостоил его ответом и даже не показал виду, что слышит его.
Сэр Мориц и его племянник положили около факира несколько денег и потом удалились, чтобы сесть в свои паланкины.
Сэр Эдвард также бросил ему несколько монет со словами:
— На, почтенный сын Ками, купи себе более приличный костюм!
Англичанин много смеялся над своей шуткой, как вдруг заметил, что нечаянно дал нищему золотую монету.
При имени Ками факир медленно поворотил свои глаза в сторону сэра Эдварда.
Протягивая руку к положенным деньгам, он быстро начертил на песке какой-то знак и из руки его выпал крошечный клочок бумаги.
Сэр Эдвард наклонился за своей золотой монетой и, странное дело, когда он приподнялся, знака уже не существовало на песке, исчезла также и бумажка.
Веселый англичанин быстро дошел до места, где ожидали его слуги, и караван тронулся.
Все три паланкина, обыкновенно несомые рядом ради удобства разговора, вытянулись в линию, чтобы обойти факира, и продолжали свой путь.
От времени до времени, на дороге попадались красивые женщины с сосудами на плечах, идущие к ближайшим источникам.
Грациозные Ревекки, они, быть может, надеялись встретить Элеазара.
Дальше, на берегу небольших озер, брамины совершали свое священное омовение, сопровождая обряд всевозможными таинственными знаками.
Затем прохожие стали реже и дорога пустыннее.
Внезапно из толпы конвойных раздался громкий крик. Тамули упал на землю, извиваясь в ужасных конвульсиях.
Сэр Мориц тотчас же вышел из своего паланкина и подошел к своему слуге, который, казалось, тотчас должен был умереть.
Негоциант особенно любил Тамули, отец которого был такой же преданный слуга как и он.
— Неприятный случай, — сказал Рожер. — Нужно будет остановиться здесь.
— Зачем? — вмешался сэр Эдвард. — Разве мы не можем продолжать наш путь и оставить здесь Тамули? Эти индусы всегда поправляются.
— Я никогда не оставлю без помощи страдающее существо, — сухо отвечал сэр Мориц. — Вы можете отправляться далее, сэр Эдвард, я не стану препятствовать этому.
— О, вы слишком мало меня знаете, любезный друг, если думаете, что я приму подобное предложение.
— Действительно, я не могу поверить, чтобы сэр Эдвард когда либо решился покинуть нас, — насмешливо заметил Рожер.
— Вот и отлично! Вы прекрасно поняли меня, сэр Рожер.
— Я стараюсь понять вас, сэр Эдвард!
Тамули положили на подушки под раскидистой пальмой и сэр Мориц старался узнать причину его внезапной болезни.
Конвульсии индуса усиливались, глаза его почти вышли из орбит, придавая ужасное выражение его лицу.
«Тамули отравлен», — думал сэр Мориц.
Караван был принужден остановиться здесь на ночлег.
— Я теперь уже не берусь сам выбрать место для лагеря, — сказал сэр Эдвард, — и попрошу сопутствовать мне сэра Рожера.
— Идите, отвечал сэр Мориц, — а я побуду около Тамули.
Молодой человек взял свой карабин и отправился вместе с сэром Эдвардом.
Они шли, разговаривая о разных мелочах. Жара начинала уже спадать. День клонился к вечеру.
Им не удалось найти ничего подходящего и Рожер хотел вернуться назад, но сэр Эдвард повернул налево и пошел по тропинке.
— А, — произнес он, — посмотрите туда, там точно дом! Неужели я ошибся?
— Я также вижу нечто вроде каменной пирамиды.
После четвертьчасовой ходьбы, наши исследователи очутились около громадной постройки, почти совершенно утонувшей в зелени.
Это были развалины монастыря, когда-то населенного монахами-буддистами.
Монастырь этот, как и все прочие храмы Индии, был построен из голубоватого, полированного, похожего на мрамор камня.
Ограда покинутого здания имела в длину не менее двухсот сажен.
В ней были устроены четыре входа — с севера, юга, востока и запада. Один из них, совершенно уцелевший, был украшен пирамидой чрезвычайно смелой архитектуры и отличался законченностью своих скульптурных орнаментов. Весь вход был украшен барельефами, арками и нишами с изображением идолов.
Монастырь состоял из трех корпусов, соединенных между собою двойными галереями.
Стены были покрыты глубокими трещинами, колонны пошатнулись и готовы были рухнуть.
Посреди четырехугольного, вымощенного разноцветным мрамором двора возвышалось здание, почти совершенно уцелевшее. То был как бы алтарь храма.
Дверь этого здания была до такой степени низка и узка, что в нее мог с трудом, и то согнувшись, войти человек.
Дверь эта вела в четырехугольную низкую залу, потолок которой поддерживался колоннами.
В конце залы находились шесть ступеней из горного мрамора, которые вели к нише со статуей идола выше человеческого роста.
То было браминское божество, сидящее на свернувшейся змее. Голова, уши, ноги и восемь рук его были украшены драгоценностями и золотыми кольцами.
Эта мрачная зала освещалась одним узким окном, находившимся позади божества.
— Становится уже поздно, — сказал Рожер, — пора вернуться. Я думаю, что мы можем провести ночь в наиболее уцелевших частях этого здания.
— Я совершенно согласен с вами, — просто отвечал сэр Эдвард.
Они воротились под деревья, где остановился караван.
Тамули все еще лежал в конвульсиях, потрясавших все его тело.
Англичанин подошел и стал внимательно рассматривать индуса.
— У меня есть склянка, содержимое которой будет, вероятно, весьма полезно вашему слуге. С одним из моих был такой же случай и я его вылечил.
— Какого же рода эта болезнь, сэр Эдвард?
— Не знаю, может быть, следствие неумеренного употребления арака.
— Это возможно, — заметил сэр Мориц, — попробуем вашего лекарства.
Сэр Эдвард сходил за флаконом, который и отдал сэру Морицу.
— Вы знаете, из каких растений извлечено это лекарство? — спросил его тот.
— Нет, — отвечал англичанин, — оно составляет часть моей походной аптеки. Как я уже говорил вам, я вылечил им своего слугу.
Тамули приподняли.
Сэр Мориц разжал ему концом своего кинжала зубы и влил в рот несколько капель жидкости.
Конвульсии скоро стали утихать.
— Теперь, — сказал Рожер, — не нужно более медлить и, если хотите, я отведу вас в отель, если и не совсем комфортабельный, то, по крайней мере, очень обширный и оригинальный, который мы нашли сейчас.
— Я следую за вами, — отвечал сэр Мориц.
Караван тронулся вслед за ним.
Путешественники достигли монастыря раньше солнечного заката.
Сэр Мориц осмотрел галереи, потом святилище.
— Нам нужно расположиться здесь, — тихо сказал он Рожеру. — Мы будем здесь в безопасности на случай нападения. Дверь мала и низка, ее легко баррикадировать, окно же так узко, что в него не пролезет даже ребенок.
Рожер кивнул в знак согласия.
Посоветовались с сэром Эдвардом.
— Местность комфортабельна, но не для меня. Я люблю много воздуха; я не усну здесь, я буду думать, что нахожусь в гробнице.
— О, на одну ночь!
— Даже ни на одну. Я предпочитаю галерею, где расположусь на полной свободе.
— Как вам будет угодно, сэр Эдвард.
Каждый приказал устроить постель, где ему хотелось.
Обед длился недолго и все разошлись рано: англичанин отправился на галерею, сэр Мориц и Рожер — в святилище.
По прошествии некоторого времени, сэр Мориц открыл глаза.
На небе сияла полная луна, бросая широкую, серебристую полосу сквозь узкое окно здания.
Сэр Мориц вздрогнул и начал пристально всматриваться. Он был поражен ужасом.
— Какая чудная ночь, — сказал проснувшийся Рожер.
— Молчи, ради Бога! Не шевелись; дело идет о жизни и смерти! — тихо шепнул ему сэр Мориц.
— В чем дело?
— Вся зала наполнена змеями!
— Неужели?!.
— Посмотри вон туда!
И действительно, на ступеньках алтаря, обвившись вокруг туловища идола, виднелись змеи.
Их головы тихо покачивались из стороны в сторону, и извивающиеся черные тела резко выделялись на освещенных луной каменных плитах пола.
Шорох, производимый ими, хорошо показывал, что это не сон, а действительность.
Сэр Мориц тихо поднялся и начал насвистывать странную и печальную мелодию. То был тихий, тягучий напев, смешанный с резкими, быстрыми нотами, напоминающими крик птиц.
По прошествии нескольких минут, на эту странную музыку отвечал пронзительный свист. Одна из змей, висевшая на руке идола, начала как бы отбивать такт своей головой и небрежно развернула свои кольца. Сэр Мориц продолжал свистеть, и примеру первой змеи последовали другие. Скоро неподвижный, испуганный Рожер увидел, что головы всех змей обратились к сэру Морицу.
Мало-помалу все они спустились на землю и поползли по направлению к негоцианту.
Тихо и не прерывая своего свиста, сэр Мориц поднялся со своего ложа и, осторожно ступая, направился к двери.
За ним медленно поползла его ужасная аудитория. За ним поползла сперва одна змея, потом другая, а затем и все остальные. Зада опустела.
Сэр Мориц вернулся измученный. Он бросился в объятия Рожера и не мог от волнения вымолвить ни одного слова. О сне нечего было, конечно, и думать.
Они могли разговаривать вполголоса о своих надеждах и опасениях.
— Почем знать, каких ловушек нам придется еще избегать, пока мы достигнем гор Водедия! — сказал сэр Мориц.
— Разве вы всё еще убеждены, что нас преследуют, что мы окружены врагами.
— Как! — воскликнул сэр Мориц. — Всё ли я еще убежден! Да ты с ума сошел! Разве то, что произошло сегодня ночью…
— Но, любезный дядюшка, кто же виноват, если мы сами попали в гнездо змей!
— Конечно, змеи явились сами и, в силу какого-то чудного предвидения, захватили с собой даже свой багаж, — иронически заметил сэр Мориц. — Именно, кожаный мешок, который я нашел здесь.
— Мешок?!
— Он самый. Змеи были сперва пойманы очарователем змей по профессии, положены в мешок и спущены к нам в окно. О, это очень ловко придумано!
— Да кто же устраивает все это, наконец?!
— Не знаю!
— Все это чрезвычайно странно. Я сам выбрал это здание для ночлега. Напрасно вы думаете, что и этот раз сэр Эдвард…
— Вот что я предполагаю. Кто-то решился не допустить нас до стоянки. Знали, что мы не найдем иного убежища, как эти развалины, и что в них будет весьма удобно устроить нам свидание со змеями.
— Все это хорошо, но почем могли знать, что мы будем принуждены остановиться?
— Это очень просто: дали Тамули яда и, когда прошло достаточно времени, ему дали противоядие.
— Как! И все это сэр Эдвард! Но я убью этого человека! Я раздавлю его, как гадину.
— Увы, повторяю тебе еще раз, что ты не можешь сделать этого. Погоди, мы скоро достигнем независимых территорий, где ожидает нас наше войско и тогда, мой юный генерал, ты будешь в состоянии отмстить.
— О, когда же настанет эта минута! Я начинаю терять терпение!
Утром, перед отъездом, сэр Эдвард развязно спросил у сэра Морица и Рожера, как их здоровье и хорошо ли они спали.
— Прекрасно! — совершенно естественным тоном отвечали те.
И разговор продолжался во время путешествия, но на происшествие последней ночи не было сделано ни малейшего намека. День прошел без особенных приключений.
Вечером они достигли стоянки, достаточно удобной для проведения ночи, и разместились в ней.
Однако сэр Мориц, обеспокоенный этой видимой безопасностью, разделил своих людей на две смены, из которых одна могла отдыхать, другая же должна была бодрствовать.
Был разведен огромный костер, и индусы уселись вокруг него. Чтобы не заснуть, они попросили главного из них рассказать им сказку, и тот начал.
Над вершинами Гималаи, над горой Меру, за озером Монар с ледяными волнами, находится священная обитель богов.
Там-то окружают небесную Тримурти Ассуры и Девы.
Однако, один из Дев и один из Ассур наскучили подобным образом жизни и попросили Шиву, их общего господина, позволения посетить землю.
Шива представил было им всю затруднительность подобного путешествия, но согласился и позволил им принять образ, наиболее соответствующий их намерениям.
Ассура избрал себе тело, снабженное ста руками, вооруженными различными орудиями.
Дева же стал обладателем одной руки, вооруженной бриллиантовым топором.
Явившись к воротам земли, оба гения встретили гору Меру, которая загораживала им путь. Ассура протянул к ней руку, державшую кошелек.
Но гора раскрыла свои бока и показала искусителю, что она заключает в своих недрах в тысячу раз больше золота, чем содержит его кошелек.
Ассура протянул другую руку, державшую ключ. Но у горы не было ни дверей, ни замков.
Разгневанный Ассура поразил гору кинжалом, который находился в его третьей руке. Но гора была гранитная и кинжал сломался, не причинив ей ни малейшего вреда.
Ассура пускал последовательно в дело — молоток, лом, пику, пилу, ножницы, лопату, факелы; он старался всеми ста руками, но ничто не помогало. Неудача сильно смутила его.
В свою очередь, подошел Дева и поднял свою единственную руку. Он расколол гору одним ударом топора и, таким образом, они получили возможность пройти.
— Эта история совершенно справедлива, — заметил один индус. — Некий богомолец рассказывал мне, что гора Меру действительно расколота надвое.
— Я знаю историю еще правдивее, — вмешался широкоплечий индус. Слушайте, я расскажу ее вам.
Жил на свете старый Кшатрия, обладавший всего только: узловатой палкой, кисейным тюрбаном и шелковым кошельком.
Но узловатая палка наносила удары, с которыми не могло сравниться никакое оружие в мире.
Кисейный тюрбан имел чудесное свойство делать любимым и красивым всякого, кто только надевал его.
Шелковый же кошелек был неисчерпаем и в нем никогда не переводилась деньги.
Когда старый Кшатрия умер, то он предоставил своим трем сыновьям свои сокровища, зная, что они поделят их, не прибегая к спорам.
И действительно, старший, красивый и тщеславный малый, взял себе кисейный тюрбан, говоря:
— С этим головным убором я непременно понравлюсь какой-нибудь принцессе и женюсь на ней. У меня будет дворец, придворные и солдаты. Я буду заводить интриги с дочерьми моих придворных. Принцесса приревнует меня и, чтобы вернуть мою любовь, отдаст в мое распоряжение и власть, и все свои богатства. Она будет горевать и плакать, но я презрительно оттолкну ее и, если она будет продолжать надоедать мне, я отколочу ее по щекам подошвой моего башмака, что имеет право сделать лишь принц, никому не отдающий отчета в своих действиях.
— Я беру кошелек, — сказал второй сын. — С этим неисчерпаемым сокровищем мне не нужно будет иметь принцессу и жениться на ней. Я куплю владения первого попавшегося раджи и заплачу за них столько, сколько захочу. Воссев на престол, я смогу удовлетворять моим четырем волям и тридцати тысячам желаниям и все-таки останусь богат.
Самый младший наследник Кшатрия схватил узловатую палку и воскликнул:
— Клянусь Гангом, милые братья, вы плохо сообразили дело, если оставили мне подобное наследство!
И с этими словами он поднял непобедимую палку и осыпал братьев таким множеством ударов, что последние были принуждены уступить ему и кошелек, и тюрбан.
— Эта история доказывает, — наставительно прибавил индус, — что красота приятна, что богатство полезно, но что сила предпочтительнее всего.
— Хорошо быть сильным, — заметил один индус, — но еще лучше быть ученым.
— Не всегда, — отвечал другой, — любопытство ученых становится иногда пагубным, доказательством чему может служить история ученого грамматика.
Тотчас же воцарилось глубокое молчание и индус начал свой рассказ.
Жил некогда в Кашмире человек, слывший за самого ученого грамматика.
Он знал все, что только было можно знать. Он знал четыре силы, четыре элемента и все семь принципов. Он умел читать по-арабски, по-персидски, по-тибетски, по-китайски, по-санскритски, по-малабарски и по-индусски. Он гордился своим знанием и жил совершенно счастливо.
Однако, однажды он почувствовал неполноту своего счастия и упросил Кришну даровать ему весьма редкий дар: знание языка животных.
Покровитель ученых и бог красноречия, Кришна выполнил просьбу ученого грамматика.
Тот тотчас отправился в сад и неслышно подкрался к группе животных, состоявшей из павлина, лошади, быка и осла, разговаривавших между собой.
Павлин говорил:
— Наш хозяин, знающий столько вещей, хоть раз погляделся бы в пруд, в котором совершает свои омовения. Он увидел бы, что он лыс и что на носу его весьма уродливая бородавка.
Лошадь продолжала:
— Наш ученый хозяин должен был бы следить за конюхом; он убедился бы тогда, как сильно тот обворовывает его.
Бык подхватил, смеясь:
— К тому же, наш ученый хозяин не знает, какие письма пишет его жена своему соседу.
В разговор вмешался и осел:
— Наш ученый хозяин не знает, что он носит в теле зародыш семи смертельных болезней. Он не знает, что по правую руку его пропасть, по левую — змея, а в лесу его стережет тигр.
Испуганный всем слышанным, ученый грамматик поспешил домой.
Там он убедился, что он стар и уродлив, что жена его обманывает, что слуги обкрадывают его и что жизни его угрожают тысячи опасностей, и он начал проливать горькие слезы.
Но Кришна сжалился над ним. Он отнял у него способность понимать язык животных и воспоминание обо всем слышанном.
Ученый грамматик снова принялся за свои книги, за чтение поэзии Вальмики, и снова сделался счастливым человеком.
За историей ученого грамматика последовало множество других. Заря застала рассказчиков все еще сидящими у догорающего костра.
Другой и следующий за ним день прошли без всяких приключений. Днем путешествовали, ночью отдыхали.
Наконец, путешественники достигли плантаций сэра Морица около реки Паннар.
Они получили возможность отдохнуть в обширном жилище, окруженном полями цветущего хлопчатника, походившего на ковер из серого мха.
Однажды утром сэр Мориц заявил сэру Эдварду, что они принуждены расстаться раньше, чем предполагали, так как неотложные дела требуют его и его компаньона на плантации индиго, находящиеся в Низаме, около Гайдерабада.
Сэр Эдвард привскочил.
— Плантации индиго, — вскричал он, — плантации индиго! Позвольте, сэр Мориц, но мне нужно признаться вам, что я никогда не видел их. Никогда! И я решаюсь ехать с вами.
— Но… Гайдерабад очень далеко отсюда…
— Что за дело! Меня ничто не призывает в Мадрас, и я желаю как можно дольше пропутешествовать в вашем приятном обществе.
Что было отвечать на такие любезные слова?
Ровно ничего! Сэр Мориц так и сделал.
Он молча кончил свои приготовления к отъезду, и они опять пустились в дальний путь.
От берегов реки Паннар до берегов реки Кришны и с берегов реки Кришны до Гайдерабада путешествие совершилось без всяких приключений.
Ни запаздываний, ни опасностей. Ни одной причины, чтобы заподозрить в чем-либо любезного сэра Эдварда.
Путешествие сделалось почти монотонным. Сэр Эдвард был так любезен и весел, что Рожер невольно спрашивал себя иногда — действительно ли происходили с ними в дороге прежние ужасы.
Неужели этот веселый англичанин способен на хитрости, неужели он мог расставлять такие злодейские западни?
По мере приближения к Гайдерабаду, дорога становилась шире и люднее. Попадались повозки, запряженные быками, навьюченные зебры, позолоченные паланкины, всадники на верблюдах и слонах.
При въезде в город, глаза всех были невольно поражены живописностью наполнявшей его толпы, одетой в богатое и пестрое платье.
То были купцы в вышитых золотом тюрбанах, в ярких туниках, брамины в своих длинных одеждах, носильщики, одетые в белое, женщины, закутанные в покрывала, сквозь которые горели их глаза.
Они отдохнули в стоянке около Гайдерабада и пустились снова в путь к плантациям индиго, принадлежавшим сэру Морицу.
В продолжение двух недель негоциант и его молодой компаньон осматривали поля и выслушивали просьбы населения. Сэр Мориц получал и отправлял письма тайком от сэра Эдварда.
Последний и не думал об отъезде. Он проводил целые дни над опытами с индиго, которое он препарировал на тысячу разных способов.
Хозяева плантации с удивлением должны были сознаться, что опыты сэра Эдварда были чрезвычайно точны и научно построены.
Решительно, сэр Мориц мог ошибаться: сэр Эдвард был только страстно привязанный к науке, ученый.
Чтобы умерить овладевшее им нетерпение, Рожер пускался в дальние экскурсии, иногда в сопровождении слуг, иногда же один, вопреки советам сэра Морица.
Но жаркому климату нередко удавалось умерять пыл молодого француза.
Тогда, около середины дня, он предавался отдыху или в доме, или же в огромном саду, окружавшем здание.
Однажды, когда жара была сильней обыкновенного, Рожер отправился искать покоя в беседку, находившуюся в самом конце сада.
В тени деревьев качался шелковый гамак. Молодой человек растянулся на нем и закрыл глаза.
Легкий ветер шелестел листьями деревьев и несколько освежал удушливый воздух.
Над ним, между ветвями, сквозил иногда клок голубого неба, ярко освещенного палящими лучами солнца.
В воздухе раздавался меланхолический напев птиц, медленно перепрыгивавших с ветки на ветку.
Рожер уснул среди этой роскошной обстановки, как какой-нибудь принц из тысячи и одной ночи.
Его красивая голова с черными кудрями покоилась на шелковой подушке красного цвета. Ничто не нарушало его сон. Точно сама природа оберегала его.
Однако, позади дерева, к которому был привязан гамак, раздался тихий шорох. Кому принадлежат пальцы, раздвигающие ветви?
Рука мала и чрезвычайно изящной формы, ногти продолговаты и красивы.
Другая рука медленно и неслышно раздвигает еще шире густые ветви.
В этой зеленой рамке появляется фигура и любопытно и осторожно склоняется над спящим. Она находится так близко от Рожера, что ее дыхание может разбудить его.
Что за взгляд этих черных глаз! Что за огонь в зрачках! Какая гордость выражается прелестным челом, увенчанным белой повязкой! Полураскрытые губы красноречиво говорят о страсти.
Это лицо с скульптурными очертаниями принадлежит, по-видимому, какому-нибудь божеству. Тонкость черт, благородство физиономии достойны священных песен поэта.
Тело остается скрыто кустами. Из-за ветвей виднеется во всей своей блистательной красоте одна голова, безмолвно созерцая спящего.
Она грациозным движением склоняется над Рожером, точно уста ее хотят коснуться лба молодого человека.
Но она выпрямляется; щеки ее краснеют и она, как видение, исчезает в зелени ветвей.
Рожер просыпается.
Он осматривается вокруг: глаза его ищут чего-то. Он встает, шарит в кустах и говорит:
— То был сон!
И он задумчиво, почти печально, старается припомнить черты прекрасного видения.
Его выводит из этого состояния шум чьих-то шагов.
То был сэр Мориц.
— Я искал тебя, — сказал он Рожеру, — чтобы предложить тебе охоту, от которой ты, вероятно, не откажешься.
— Какую охоту?
— Охоту на тигра!
— Действительно, я не откажусь. Я никогда еще не испытывал ощущений этой охоты.
— Я хорошо знал это. Я уже отдал Тамули приказание относительно приготовлений. Если хочешь, мы пойдем посмотрим на наших смирных и неустрашимых верховых животных. Благодаря им наша охота не будет представлять ни малейшей опасности. Тигр не смеет нападать на них и, если слоны хорошо дрессированы, охота очень интересна.
Оба направились к конюшням.
В одном из павильонов находился великолепный слон, привезенный из Цейлона, но имени Танганика.
То был любимец Рожера, часто ездившего на нем. Молодой человек каждое утро приносил ему плодов и сахарного тростника, до которого слоны большие охотники.
— Нужно быть готовым к вечеру, — сказал негоциант невольнику, присматривавшему за животными. Мы отправимся ночью и будем на месте прежде восхода месяца.
— Хорошо, саиб.
— Танганика! — позвал Рожер.
Но животное не отвечало обычным радостным криком, но замотало головой и с гневным ворчанием затопало ногами.
— Что с ним такое? — спросил удивленный сэр Мориц.
— Не знаю, саиб, отвечал слуга.
— Выведи его на двор.
Слуга колебался.
— Что же ты? — повторил Рожер.
Индус медленно подошел к слону и вывел его из стойла.
Но животное, казалось, намеревалось броситься на окружающих и крики его становились все яростнее и угрожающее.
Запертые в соседних павильонах слоны начали испускать громкие крики ужаса.
Рожер шагнул по направлению к Танганике.
Тщетно сэр Мориц хотел остановить его криком:
— Не подходи, слон взбесился!
Слоны приходят в подобное состояние, если их долго кормят маслом и сахаром. Их приводят иногда нарочно в подобное состояние, когда готовят их на арену.
Танганика испустил пронзительный крик и пошел на Рожера с поднятым хоботом.
Рожер не пошевельнулся.
Он скрестил руки на груди и направил свой холодный взгляд на раздраженные глаза слона, который быстро остановился.
Человек и животное стояли в двух шагах друг напротив друга.
Рожер чувствовал на своем лице горячее дыхание разъяренного слона, который медленно водил по воздуху хоботом.
Тогда, не делая ни одного движения, Рожер позвал слона по имени строгим и громким голосом:
— Танганика!
При этом звуке слон как бы заколебался. Он хотел отворотить голову и закрыл глаза, но, раскрыв их, опять встретился с холодным взглядом Рожера. Ноги его начали дрожать.
— Танганика! — еще громче повторил молодой человек.
Танганика сделал шаг назад.
Рожер шагнул вперед и начал говорить с ним. Слова его звучали сначала строгим упреком, но потом стали все более и более переходить в ласкающий тон.
Странное дело! умное животное, казалось, понимало человеческую речь.
Слон склонил голову и начал отступать. Он отворачивался, как бы от стыда, испускал жалобные крики и вернулся в стойло, потрясая своими широкими ушами.
Сэр Мориц вздохнул свободно.
Он сделал повелительный знак слуге, который тотчас приблизился к нему.
— Ты один смотрел за животными? — спросил он.
— Да, саиб.
— И ты сам кормил их?
— Сам, как и всегда.
— Каким же образом это приключилось с Танганикой?
— Не знаю, саиб. Может быть, кто-нибудь входил в павильон и дал ему чего-нибудь вредного.
— То не может быть человек, незнакомый Танганике, так как он принимает пищу только из привычных рук.
— Вероятно, к нему входил кто-нибудь с нашей плантации, саиб.
— Ты, значит, очень плохо смотришь за слонами. Привести животное в подобное состояние нельзя с одного раза!
Слуга смущенно склонил голову.
— Мы разъясним это дело, — продолжал сэр Мориц. — Покамест, молодому господину нужен другой слон. Приведи какого-нибудь еще.
Слуга ушел в другой павильон и скоро появился верхом на слоне огромного роста.
Хотя сэр Мориц и Рожер вполне освоились со всевозможными породами этих животных, они не могли подавить своего рода ужаса при виде этого чудовищного слона.
Его высокие ноги походили на стволы деревьев и то поднимались, то опускались каким-то странным образом.
Слуга скользнул на хобот колосса, который поставил его на землю.
— Откуда этот слон? — спросил сэр Мориц. — Он не принадлежит плантации.
— Слон здешний, саиб, его купили на место старого Моаба.
— Почему же мне не сказали, что Моаб околел и почему мне не показали этого, когда я приехал?
— Я думал, саиб, что вы уже узнали…
— Разве не твоя обязанность доложить мне об этом? Откуда этот слон? Он не из Цейлона!
— Нет, саиб, из Бароды.
— Ты сам покупал его?
— Сам.
— Кто же приказал тебе, в таком случае, купить слона-палача?
Слуга побледнел.
— Но, саиб, клянусь вам, что это не…
— Довольно! Измена! — вскричал в негодовании сэр Мориц. — А, ты хотел дать нам это животное! Ты предполагал, что я не угадаю настоящее назначение этого слона.
— Нет, саиб, клянусь…
— Молчи, — угрожающим тоном крикнул негоциант.
Слуга бросился на колени. Но, когда он наклонил голову, его тюрбан распустился и из него, тяжело звякнув о землю, выпал кошелек.
— Вот и деньги, которые заплатили тебе, негодяй! — заметил презрительно Рожер.
— Прости, саиб, — хрипел индус, — клянусь, что я не хотел купить слона-палача.
— Мы скоро узнаем это, — отвечал сэр Мориц, несколько успокоившийся.
Он взял свой серебряный свисток и пронзительный свист огласил воздух.
Тотчас же со всех сторон начали сбегаться слуги плантации. Все они окружили сэра Морица и молча ожидали его приказаний.
— Вы стройтесь здесь, в этой ограде, — приказал сэр Мориц. — Ты, — обратился он к надсмотрщику за слонами, — на колени!
— Саиб, саиб, — с мольбой воскликнул индус.
— Что тут происходит? — спросил удивленный сэр Эдвард. — Можно мне узнать?
— Вы пожаловали кстати, — отвечал ему Рожер, — и тотчас увидите, как наказывают изменников.
Слуги переглядывались, не понимая, в чем дело. Их испуганные глаза молча переходили от черного слона на стоявшего на коленях слугу и на лежавший перед ним кошелек, сквозь петли которого сияли золотые монеты.
— Если этот слон не палач, то слова, которые я произнесу, не произведут на него никакого действия, — сказал сэр Мориц стоявшему на коленях слуге.
И он громко, медленно и серьезно начал произносить текст смертного приговора тех стран, где должность палача возложена на слонов.
При первых же словах животное растопырило свои громадные уши. Оно стало искать глазами приговоренного и, видя его на коленях, отступило назад, как бы разглядывая его.
Его огромный черный хобот извивался, как змея.
Сэр Мориц стал говорить медленнее и отчетливо произнес заключительные слова приговора.
Тогда, среди всеобщего молчания, прерываемого только рыданиями преступника, пригвожденного к земле ужасом, и порывистым дыханием толпы, слон медленно поднял ногу.
Она продержалась несколько минут в воздухе и медленно опустилась на голову слуги, которая была мгновенно раздавлена.
Потом пробежал трепет при виде струи крови, брызнувшей из-под ноги животного.
Казалось, какое-либо адское божество вызвало из-под земли кровавый источник.
Бледный сэр Мориц обратился к теснившимся слугам и сказал:
— Человек, только что погибший, хотел продать нашу жизнь ценой этого кошелька. Если кто-нибудь из вас вздумает последовать его примеру, то пусть вспомнит слона-палача.
И он удалился вместе с Рожером в твердой решимости поступать точно так же, если кто-нибудь покусится на его жизнь или на еще более дорогую его сердцу жизнь Рожера.
— Знаете ли вы, сэр Мориц, — сказал после некоторого колебания сэр Эдвард, — что подобная затрава весьма серьезна!
— А знаете ли вы, сэр Броунли, что намерение дать нам неприрученных слонов для охоты на тигра, — измена также весьма серьезная.
— Конечно. Но лучше было бы поступить иначе. Ведь дело может дойти до Индийской Компании.
— Действительно, это очень возможно! — с иронией заметил Рожер.
— Боюсь, что наш бесценный друг навлек на себя большую неприятность, — вздыхая, сказал англичанин. — Он несколько увлекся гневом…
— Вы, сэр Эдвард Броунли, принимаете, кажется, слишком живое участие в судьбе тех, которые посягают на жизнь ваших друзей. А что бы сказали вы, если бы вам предложили самим этого слона?
— Вы все смеетесь, сэр Рожер. Моя природная чувствительность заставляет меня сожалеть о быстром мщении, исполненном над несчастным преступником.
— Я поступаю в своих владениях, как хочу, — сухо вмешался сэр Мориц, — и не принуждаю никого присутствовать при поступках, которых он одобряет.
Англичанин покраснел от досады, но не обратил внимания на этот вежливый отказ от дому и заговорил о другом.
Скоро все разошлись по своим делам.
Над уснувшей природой спустился роскошный вечер, весь сотканный из прохлады, благоуханий, неги и серебристого света луны.
Сэр Эдвард и Рожер молча курили сигары на веранде. Рожер был, видимо, поглощен какой-то мыслью.
Англичанин небрежно стряхивал пепел со своей сигары и старался завязать разговор.
— Так как охота на тигров отложена, — сказал он, — то я предлагаю вам осмотреть завтра капканы, расставленные мной в лесу.
Рожер собирался отвечать, как вдруг в тишине ночи раздался молодой, ясный голос.
Этот голос пел, на священном языке Индии, следующий строфы из античной поэмы Рамаяна:
«Остерегайся углубляться в чащу леса.
Под лесным сводом, под сплетенными лианами таятся враги, живущие мясом и кровью.
Остерегайся углубляться в чащу леса».
Рожер, знавший санскритский язык, был поражен смыслом этой песни. Сэр Эдвард ничего не понимал и повторил свой вопрос.
Голос продолжал:
«В тени благоуханных жасминов скрываются отвратительные змеи.
Огромные боа развертывают свои пятнистые кольца.
Их дыхание смертельно.
Смертельны их объятия.
Остерегайся углубляться в чащу леса».
Рожер наклонился из веранды. Взгляд его напряженно искал таинственного певца.
На темном фоне группы бананов ярко выделилась белая фигура.
То был молодой индус, почти ребенок. Его тело, образуя совершенство, было обвито кисейным шарфом; грациозная туника ниспадала до колен, оставляя на виду его тонкие нервные ноги, похожие на ноги Дианы-охотницы.
Его длинные черные волосы вились кудрями и падали на плечи.
Луч месяца осветил внезапно его лицо. Рожер затрепетал. Прелестное лицо певца было ему уже знакомо. Он видел его, когда лежал в гамаке.
Раздраженный упорным молчанием Рожера сэр Эдвард обратил свой гнев на певца, которого также увидел.
— Эй ты, печальная птица ночи, — крикнул он, — замолчишь ли ты когда-нибудь?
Певец продолжал:
«Остерегайся углубляться в чащу леса.
И в долине тянутся воды озера, наполненные опасностями.
Туда приходят на водопой носороги, раздавливающие все на своем пути.
Там отдыхает, спрятавшись в тростнике, тигр в желтой с черными полосами шкуре.
Там стережет заблудшего путника крокодил.
Остерегайся углубляться в чащу леса».
— Черт возьми! Негодяй смеется надо мной, — заревел взбешенный сэр Эдвард.
И, схватив хлыст, лежавший на перилах веранды, он бросился на молодого индуса, чтобы избить его. Но железные тиски остановили его руку и сжали ее до боли.
Рожер бросился вслед за англичанином и остановил его своей могучей рукой.
Несмотря на все свои усилия, сэр Эдвард не мог вырваться из рук своего противника и был принужден оставаться неподвижным. Побежденный болью, он выронил свой кинжал.
— Оставьте меня, вы причиняете мне боль, — сказал он молодому человеку.
Рожер разжал руку. Молодой индус уже исчез в лесной чаще.
— Сэр Рожер, вы очень дерзки! — проговорил, заикаясь, сэр Эдвард, весь дрожа от ярости.
— Сэр Эдвард, вы подлец! — презрительно отвечал молодой человек.
— Я! я! — захрипел англичанин. — Как вы смеете оскорблять меня?
— Я к вашим услугам.
— Прекрасно, мы будем драться завтра… рано утром…
— Я не согласен на это. Мы будем драться сейчас же: ночь достаточно светла для этого.
Сэр Эдвард сделал над собой невероятное усилие, все тело его тряслось, жилы у висков надулись, все лицо налилось кровью.
Он внезапно успокоился и сказал решительным и серьезным голосом:
— Мне нельзя не сознаться, что, в данном случае, вся вина на моей стороне. Я не должен был забывать, что нахожусь здесь на ваших землях и что вы одни имели право приказать замолчать маленькому певцу. С другой же стороны, признаюсь, что ударить ребенка недостойно моего мягкого нрава. Прошу вас, сэр Рожер, принять мои извинения.
— Позвольте, милостивый государь, — отвечал Рожер, — я не привык притворяться и долго уже выношу ненавистные для меня принуждения. Я хочу вас убить не потому, что вы трус и подлец, но потому, что вы — шпион!
— Шпион! Я! О!.. Это шутка, не правда ли?
Вместо ответа Рожер вынул из кармана красный шелковый кошелек и подал его сэру Броунли.
— Узнаете вы это? Это кошелек надсмотрщика за слонами, который был спрятан в его тюрбане.
— Очень может быть.
— Это действительно так. Это тот же кошелек, который вы вынимали однажды из вашего кармана, чтобы положить в него четыре гинеи, выигранные вами у меня в вист.
— Позвольте, сэр Рожер: на базарах Мадраса и Калькутты продаются тысячи подобных кошельков.
— И неужели на всех на них, как и на этом, выставлены ваши инициалы? Вы, кажется, забыли про эту подробность. На этот раз вы были менее осторожны, чем в долине буйволов и монастыре.
Чем дальше говорил Рожер, тем бледнее становилось лицо шпиона. Последние слова заставили его задрожать и склонить голову.
— Пойдемте, — сказал Рожер.
И он увлек сэра Броунли в сени, по стенам которых было развешено разного рода оружие.
Он снял со стены две шпаги, и оба, выйдя из дому, направились в сад.
Никакой звук не нарушал торжественной тишины ночи. Они шли молча. Ноги их неслышно ступали по песку дорожек.
Они шли быстрыми, неслышными шагами, точно две тени, скользящие по земле. Они то скрывались в чаще деревьев, то опять выходили на освещенные месяцем поляны и, благодаря своей белой одежде, походили на два привидения, совершающих какое-то зловещее шествие.
Наконец, они достигли конца парка.
Тут они остановились. На темно-голубом небе ярко вырезывался блестящий круг луны, обливавшей своим светом всю лужайку.
— Выбирайте! — сказал Рожер сэру Эдварду, указывая на шпаги, который он положил на землю.
Сэр Броунли наклонился и взял одну из них. Рожер взял другую. Они стали на известное расстояние и напали друг на друга.
С первых же приемов Рожер понял, что имел дело с весьма опасным соперником.
Гибкий и сильный, полный хладнокровия, хитрости и смелости, этот розовый, флегматический англичанин проявил невозможную быстроту. К тому же, он был храбр.
Если он сначала и отказывался от дуэли, то только потому, что не успел совершить своего темного дела.
Видя себя попавшимся, ему нечего было уже колебаться и он решился во что бы то ни стало убить своего соперника.
Последний, столь же искусно владевший оружием, был моложе и сильней, но меньше владел собой.
Гнев заставлял трепетать его руку. Но он скоро увидел свою ошибку и решил, пока не успокоится, только обороняться.
Потом, когда порыв его благородного негодования прошел, когда он достаточно изучил манеру сэра Эдварда, он напал в свою очередь, и с такой силой, что англичанин, чтобы не быть тронутым, принужден был отскочить почти до самой изгороди.
В эту минуту какой-то зловещий крик огласил воздух. Мимо них, тяжело махая крыльями, пролетела ночная птица.
— Это индийская сова, — холодно заметил сэр Эдвард. — Дурной признак, сэр Рожер: один из нас должен умереть сегодня ночью!
В это время сэр Мориц, уединившись в своем рабочем кабинете, чувствовал, что им овладевает горькое разочарование.
Он обозревал мысленно все происшествия истекшего дня. Измена сидела у его очага, и сомневаться в этом было невозможно.
Наказывая сегодня, он уступил необходимости. Но что делать завтра?..
Какую форму примет опасность, чтобы угрожать его жизни?
Он чувствовал ее близость и в первый раз в жизни сильно стал сомневаться в благоприятном исходе дела. Но он не хотел умереть, не отмстив за отца и не освободив свою родину.
Требовалось как можно скорее добраться до севера, оберегая от опасности Рожера. Рожер — это было единственное любимое им существо.
Сегодня вечером к нему должен явиться эмиссар от одного магаратского принца с весьма важными известиями.
Однако посланец не являлся.
Что могло остановить его?.. Быть может, подстерегли его?.. Может быть, он попал в ловушку!..
Им все более начало овладевать нетерпение и беспокойство и он решился освежиться ночной прогулкой по саду.
Он вышел.
Достигнув конца сада, он вдруг услышал острое лязганье оружия.
Он прибавил шаг и прибыл в ту самую минуту, когда сэр Эдвард, заслышав крик ночной птицы, напал на Рожера со словами:
— Дурной признак, сэр Рожер: один из нас должен умереть сегодня ночью!
Но его шпага, направленная в левую грудь Рожера, получила такой сильный удар по рукоятке, что чуть не вывалилась из рук англичанина.
Рожер ловко отбил удар.
Сэр Эдвард почувствовал себя погибшим.
Он быстро отскочил назад и одним прыжком очутился на изгороди.
Он поднялся на руках, с необычайной ловкостью перелез на другую сторону, спустился на землю и исчез в лесу.
Все это совершилось так быстро, что сэр Мориц и Рожер не успели опомниться от удивления. Они напряженно прислушивались к шуму удалявшихся шагов шпиона, которые уже замирали в отдалении.
Они все еще слушали… Внезапно до них долетел крик, ужасный крик убиваемого человека.
— Не знаю, что происходит там, — сказал сэр Мориц, — но знаю, что нам остается делать. Негодяй поспешит предупредить пославших его.
— Но у него нет никакого доказательства; чего же нам опасаться?
— В нашем положении — всего. Я решился не ждать более. Любезный Рожер, нужно ехать!
— Сегодня ночью?
— Сейчас. Оседлаем сами наших лошадей и, не говоря никому ни слова, покинем плантацию.
— Как, вы хотите бежать?
— Бежать — значит подвинуться вперед. Мы не только избежим этим неизвестных опасностей, но ускорим наступление победы.
Рожер Болье последовал за Морицем Сен-Пьером.
Они захватили с собой оружие и плащи и отправились в конюшни.
Там, среди тридцати породистых лошадей, находились два великолепных английских скакуна, купленных сэром Морицем за баснословную цену.
И он поступил совершенно основательно. Варвик и Клаймор не имели себе цены.
Совершенно вороные, совершенно одинаковые, они представляли собой идеал скаковых лошадей.
Удивленные, что их седлают в такое необычное время, скакуны издали радостное ржание. Но хозяева заставили их умолкнуть и обернули их копыта толстой тканью.
Беглецы вывели лошадей из конюшни и пошли по дороге. Только отойдя на известное расстояние, они развязали копыта и сели на лошадей.
Никто не видел их отъезда. Никто не мог указать, по какой дороге они отправились.
Они проехали почти милю. Вдруг Клаймор остановился, а Варвик бросился в сторону.
Рожер пришпорил лошадь, но она заупрямилась.
— Слезем, — сказал Сен-Пьер. — Варвик испуганно храпит. Здесь должно быть нечто необыкновенное. Убедимся сами!
На некотором расстоянии, в стороне от дороги, лежал труп человека.
На шее у него была почти незаметная рана, из которой по капле сочилась кровь; но рана была смертельна.
Она была причинена тонким и острым лезвием, проникшим до самых легких.
Человек был поражен сзади и упал ничком на землю. Труп его был еще теплым.
Он был одет в одежду факира.
Его грудь, шея и руки были покрыты слоем шафрана. Лицо было разрисовано разноцветными священными знаками.
Сэр Мориц предположил, по некоторым признакам, что эта одежда факира — только переодевание и что знаки на лице — только маска.
Он тщательно вытер краску, покрывавшую убитого. Все исчезло, осталось лицо белее, чем у индусов Низама, с маленькой голубой звездочкой, вытравленной у переносицы.
— Посланец раджи! — вскричал сэр Мориц.
И он стал торопливо обыскивать пояс, которым был опоясан убитый.
Но не нашлось ничего.
Рожер заметил в нескольких шагах какой-то предмет, блестевший при лунном сиянии.
Он поднял его.
То была крышка от серебряного ящика, оброненная, вероятно, убийцей во время бегства.
— Теперь, — сказал сэр Мориц, внимательно рассматривая крышку, — теперь наши враги имеют доказательства нашей виновности. Этот ящик заключал в себе донесение раджи о восстании.
— Тем более причин торопиться!
— Конечно, и чем скорее мы будем на месте, тем лучше!
— Послушайте, любезный дядюшка, — сказал Рожер, давно уже прислушивавшийся к отдаленному шуму.
Ночь была по-прежнему тиха. Приложивши ухо к земле, можно было расслышать топот довольно многочисленной кавалькады.
— Как кажется, — спокойно заметил Рожер, — сэр Эдвард не любит терять понапрасну время.
— И, как видно, были приняты все меры, чтобы воспользоваться первой же минутой. Но они еще не знают, что такое Варвик и Клаймор. Живо, на лошадей.
Он произнес какое-то слово и опустил поводья.
Благородные животные помчались, как вихрь. Воздух свистал в ушах беглецов. Деревья, кусты, долины — все исчезало за ними.
Лошади скакали ровным карьером, не спотыкаясь и не выказывая ни малейших признаков усталости.
По прошествии часа, всадники с трудом смогли осадить разгоряченных животных.
Они проскакали более восьми французских миль.
— Не станем утомлять бедных животных, которые вели себя так хорошо! — сказал сэр Мориц.
— Благодаря им, мы теперь на время вне опасности и можем несколько успокоиться. Что же, продолжаем мы путь? — спросил Рожер.
— Остановиться было бы неосторожно: продолжаем наш путь, но не будем гнать лошадей.
Они подтянули поводья и поехали крупной рысью.
На повороте дороги Рожер увидел на юге, в той местности, которую они покинули, довольно яркое пламя.
Он сообщил это сэру Морицу.
Сен-Пьер пришел в волнение.
— Это костер, разведенный на горе, около моих плантаций индиго, — сказал он. — Я не понимаю этого, а все непонятное пугает меня.
Скоро на высотах зажгли другой огонь и через несколько времени еще ближе — третий.
— А, теперь я понял! — вскричал, стиснув зубы, сэр Мориц.
— Это сигнал? — спросил Рожер.
— Конечно. Проклятые агенты Компании дают знать военным постам о нашем бегстве. Видишь: огни зажигаются по всем направлениям. Они приближаются. Не пройдет и часа, как мы очутимся в огненном круге!
— Любезный дядюшка, летние ночи коротки. Скоро взойдет солнце и их сигналы станут невидимыми и совершенно бесполезными.
— Ты прав. Не теряем мужества. Но, чтобы обогнать их проклятый телеграф, нужно иметь крылья.
— Но у нас наши лошади.
— Попробуем! Бедный Варвик! — сказал Сен-Пьер и вонзил свои шпоры в бока животного.
Его примеру последовал и сэр Рожер.
Никогда еще благородные животные не испытывали подобной боли и подобного унижения.
Они ринулись вперед. Началась бешеная, невообразимая, неописуемая скачка.
Склонившись на шею скакунов, наши всадники с трудом могли дышать.
Животные скакали по прямому направлению, перескакивая через кусты и рвы и ни на минуту не замедляя своей бешеной скачки.
А на холмах все еще продолжали заниматься огни, которые все теснее и теснее охватывали их кольцом.
Животные мчались, как бы двигаемые сверхъестественной силой, с налившимися кровью глазами, с раздутыми ноздрями. Дыхание их было порывисто, черная шерсть побелела.
— Мы погибли! — воскликнул Сен-Пьер. — Огни обогнали нас!
— Мы спасены! — вскричал Рожер. — Видишь восходящее солнце?
В эту минуту Варвик и Клаймор разом упали. Черные зрачки их глаз потускнели и струя крови хлынула из их ноздрей…
Бедный Варвик!
Бедный Клаймор!
Сэр Мориц и Рожер отвернули головы и слезы показались на их глазах.
Первые лучи восходящего солнца застали беглецов на берегу широкой реки, течение которой соответствовало направлению их бегства.
Сен-Пьер предположил, что река эта называется Гадавера.
Над водой расстилался густой туман.
По обеим сторонам реки росли густые деревья, образуя длинные черные ленты по краям белесоватого тумана.
Исследуя берег, у которого пали лошади, Рожер открыл привязанное к берегу судно.
То была маленькая барка, называемая болия, походившая, благодаря своей форме, на детскую колыбель. Болия была пуста.
Лодочники оставили ее и отправились ночевать в какую-нибудь ближайшую деревню.
При данных обстоятельствах, подобная находка была спасением.
Сен-Пьер и Рожер, не колеблясь, прыгнули в лодку, отвязали канат и быстро удалились от берега. Лодка стрелой помчалась по течению.
Они достигли уже середины реки, берега уже исчезли в тумане, как вдруг с одной стороны раздался ружейный выстрел и пуля рикошетом попала в корму лодки.
— А, — заметил Рожер, — сигнал этой ночи был понят. Реку стерегут.
— Перестанем грести, — отвечал сэр Мориц. — Мы как раз наткнемся на посты шпионов.
— Каким образом могли они заметить нас в эдаком тумане?
— Они так же видят нас, как и мы их. Но туман стелется не особенно высоко над водой, а крыша нашей лодки служит мишенью нашим преследователям.
— Почему же нам не обрубить этой несчастной крыши? — спросил молодой человек.
— Этого не нужно делать. Крыша лодки, быть может, сделается нашей спасительницей.
— Каким образом?
— Шаги наших лошадей были услышаны. Увидя двигающуюся лодку после того, как замолк лошадиный топот, шпионы поняли, что мы избрали средством спасения лодку. Они и начали стрелять по ней. Ежели бы мы не были беглецами, то мы стали бы кричать и протестовать, но мы не произносим ни слова…
— Кто же мешает нам закричать, чтобы ввести их в заблуждение?
— Напротив, нужно, чтобы они были уверены в том, что в лодке находятся беглецы. Они будут следовать за ней до тех пор, пока не рассеется туман. Тогда только они решатся взять лодки и попытаться овладеть нашей. Но, до той минуты необходимо, чтобы все их внимание было сосредоточено на лодке.
— Признаюсь, что ничего не понимаю.
— Разденемся, во-первых. Я сообщу тебе свой план, пока мы будем приготовляться.
Раздался второй выстрел.
Сэр Мориц и Рожер взялись за ружья и отвечали хорошим залпом.
Тогда на берегу началась настоящая перестрелка. Огненные языки прорезали туман и пули бороздили поверхность воды.
Беглецы разделись и прикрепили свое платье и оружие на головы. Они тихо спустились в воду и осторожно поплыли к противоположному берегу.
Лодка продолжала плыть по течению.
Правильно раздававшиеся залпы постепенно удалялись и убедили беглецов, что хитрость их удалась.
Сипаи, не подозревая ничего, преследовали лодку. Однако, опасность только изменила форму.
Холод воды охватил сэра Морица. Движения его становились все медленнее. Острая боль в ногах вызвала судороги.
Он тщетно боролся с сильно овладевшим им оцепенением. Волна захлестнула ему глаза и он издал глухой стон.
Рожер услышал его.
Он схватил одной рукой сэра Морица, другой же продолжал усиленно грести.
Благодаря туману, берег все еще не показывался. Рожер внезапно очутился в спокойной воде. Рука его наткнулась на корень. Он был у берега.
Они тотчас же выбрались с сэром Морицем на землю.
Когда они вышли из воды, стоял уже белый день. Они, как оказалось, попали в небольшой приток Гадаверы и очутились теперь в большом лесу.
Одевшись и убедившись в целости оружия, они пошли вверх по течению реки.
Рожер шел впереди, осторожно раздвигая ветви и осматриваясь вокруг.
Его заставила остановиться длинная черная масса, лежавшая в нескольких шагах впереди.
«Это, конечно, отдыхающий кайман, — подумал он. — Вот прекрасная встреча для людей в нашем положении!»
Однако, он медленно приближался к темной неподвижной массе. Он пристально всматривался в нее и наконец быстро подошел, испустив крики радости.
Подошел сэр Мориц. Он застал молодого француза, приподнимающего своими сильными руками выдолбленную в стволе дерева пирогу.
Это первобытное судно не имело ни руля, ни весел.
Рожер срезал два бамбуковых ствола и, так как речка была мелководна, а течение медленно, то они и поплыли с этими импровизированными веслами.
К концу дня они заметили, что река поворачивает налево и может снова привести их в район преследования.
Они решились высадиться на берег и поискать где-нибудь себе убежища на ночь.
Они вышли из пироги и пустились в путь по еле заметным тропинкам, пересекающим обширные невозделанные поля.
Их начинал мучить голод.
Они увидели в отдалении хижину. Было бы осмотрительнее вернуться обратно, но голод взял свое.
Рожер ни минуты не колебался. Он приготовил свое оружие и увлек сэра Морица к хижине.
На пороге ее сидела женщина со слезами на глазах. Она держала на руках больного, исхудалого ребенка.
Не спрашивая ничего для себя, сэр Мориц и Рожер осведомились у несчастной матери о болезни ее ребенка.
Бедная женщина подробно рассказала все симптомы и ход болезни.
Она с беспокойством подняла на пришельцев свои кроткие глаза, в которых сказывалась робкая мольба.
— Разве вы можете спасти его? — спросила она.
— Может быть, — отвечал сэр Мориц и принялся осматривать бедного ребенка.
Он отправился в поле за известными ему целительными травами и приготовил из них микстуру, которая была принята ребенком.
Через несколько минут дыхание его стало ровнее, по измученному конвульсиями телу разлилась теплота, и он мирно уснул.
Индуска пришла в восторг от выздоровления сына и предложила путешественникам то немногое, которым сама обладала.
Беглецы поели риса и бананов и с наслаждением растянулись на старых циновках.
Пища и отдых возвратили им силы и надежду.
На другой день они направились к северу, упросив индуску не говорить никому, что они провели ночь под ее кровлей.
Путники все более и более углублялись в лесистую, пустынную местность.
Это оказалось для них крайне благоприятным.
Они питались убиваемой дичью и зажигали по ночам огни, чтобы предохранить себя от нападения диких животных.
Рожер чувствовал себя сравнительно счастливым.
Он любил независимость и эта свобода жизни среди леса пленяла его.
Перед их глазами, под ярко-голубым сводом неба, развертывались долины и холмы, покрытые роскошной растительностью.
Кактусы с пурпуровыми цветами, милюзи, апельсины, кардамоны, азалии — все смешивалось и переплеталось.
По ним порхали яркого цвета птицы, услаждая слух путников своим пением.
Так прошло три дня и они очутились у начала огромной равнины с синеющими на горизонте горами.
Нет более поющих птиц, нет более дичи!
Высокая трава колыхалась, как морские волны, при малейшем дуновении ветра.
Опечаленные видом этой пустынной и бесплодной местности, сэр Мориц и Рожер взвели курки карабинов и приготовились.
Мимо них мелькнула какая-то желтая масса с черными полосами.
То был тигр!
Ужасное животное продолжало свой путь, даже не взглянув на них. Оно издавало глухой рев и имело испуганный вид.
Путники долго следили за ним глазами. Они скоро увидели следы слонов, бегущих в том же направлении.
С поднятыми хоботами и хлопая ушами, они неслись по направлению к горам.
Воздух становился все тяжелее. Стояла удушающая жара. Самые легкие стебельки стояли неподвижно, как будто были вылиты из бронзы.
Сэр Мориц внимательно посмотрел на небо, потом на землю.
Земля была безмолвна и уныла.
На ясном небе, к югу, виднелось круглое, черное облачко. Сен-Пьер начал беспокойно оглядываться.
— Что происходит? — спросил Рожер.
Сэр Мориц вместо ответа молча указал ему на край горизонта.
Небо внезапно побелело. Черное облако окрасилось багровым цветом, росло и приближалось.
— Если нам угрожает гроза, — сказал Рожер, — то не лучше ли искать убежища в лесу?
— Нет, — отвечал сэр Мориц, — деревья представляют только лишнюю опасность. Одни горы могли бы спасти нас, но они слишком далеко.
— Попробуем.
— Это бесполезно, смотри!
Облако скоро покрыло собой половину неба и затмило солнечный свет.
— На этот раз мы погибли, — сказал сэр Мориц. — Мы застигнуты на открытом месте самым ужасным явлением природы — циклоном! Ляжем на землю и прижмемся друг к другу. Если мы не будем задавлены и если нас не подхватит вихрь, мы, быть может…
Не успел сэр Мориц кончить этих слов, как на горизонте показалась туча пыли.
Оба тотчас же легли на землю и крепко обнялись.
В одну минуту вихрь налетел на них.
Они почувствовали себя поднятыми и уносимыми в пространство.
Затем ветер внезапно стих.
Они упали на землю, в каменистый ров.
— Это еще первый приступ, — сказал сэр Мориц. — Настоящий ураган еще не начинался. Нас сейчас схватит смерч: я вижу его приближение.
Действительно, облако покрыло собой все небо. Оно спускалось с поразительной быстротой.
Рожер протянул руку, чтобы ухватиться за что-нибудь, но рука его встретила пустоту.
То был вход в пещеру, довольно глубоко проникавшую внутрь скалы. Рожер проскользнул в нее, увлекая за собой своего дядю.
Было уже время. Циклон разразился. Наступил глубокий мрак. Отовсюду раздавался ужасающий шум.
То быль шум вырываемых деревьев, разбиваемых скал, несущихся масс песка и земли, падавших на землю с треском, похожим на падение крупного града.
Стены пещеры тряслись. Земля дрожала и из глубины ее слышались раскаты грома. Потом звуки начали понемногу стихать.
Наконец, все успокоилось. Но ночь все еще продолжалась.
Рожер встал и стал искать входа в пещеру. Он как будто исчез. Мориц также искал его.
Они обошли кругом стен, придерживаясь за них руками, но поиски их остались тщетны.
Пещера не имела более выхода.
Его, вероятно, засыпало камнями во время землетрясения. Они были погребены заживо.
Старик и молодой человек были поражены ужасом.
Рожер начал прохаживаться вдоль пещеры. Сэр Мориц прислонился к стене и закрыл лицо руками. Он погрузился в тяжелые воспоминания.
Ему вспоминалась вся его прошлая жизнь, его славный отец, его беспокойное детство и трудолюбивая молодость, его тайные замыслы и мечты об освобождении Индии.
Сэр Мориц сознавал себя у цели и… должен был умереть. Глухое бешенство овладело его сердцем.
Вдруг, в темноте, ему стали мерещиться две светлые точки. Они приближались. Сэр Мориц почувствовал на своем лице чье-то зловонное дыхание.
Это не ускользнуло также от внимания Рожера.
— С нами погребено здесь какое-то животное! — сказал он. — Что за дело! Несчастная тварь знает, что она в тюрьме. Она и не думает нападать на нас, вот разве только голод…
Это слово пробудило в Рожере иные ощущения. Он также был голоден.
Конечно, он не боялся смерти, но совершенно позабыл про эту медленную агонию. Мысль об этом привела его в ужас.
Тогда он решился напасть на животное, не для того, чтобы воспользоваться его мясом, но чтобы самому погибнуть в борьбе с ним.
Животное, судя по его шумному дыханию, должно было быть большого роста. Блеск его зрачков показывал в нем хищника.
То была пантера или гиена… может быть, даже тигр. Рожер бросился вперед, не помышляя об исходе борьбы.
Послышался шум громадного прыжка и в пещере снова воцарилась тишина.
Блиставшие в темноте глаза исчезли. Животное куда-то удалилось.
Рожер намеревался пуститься на поиски за ним, как вдруг руку его схватил сэр Мориц.
— Слышишь? — сказал тот шепотом.
В пещере раздался странный шум. Ошибиться было невозможно. Животное яростно рыло землю и останавливалось только для того, чтобы с шумом вобрать в себя воздуха.
Сэр Мориц с беспокойством прислушивался.
— Рожер, — сказал он, — я, кажется, угадал породу этого животного. Это хищник, копающий землю — то есть гиена.
Шум копания длился несколько часов и потом вдруг затих. Рожер и сэр Мориц медленно направились к тому месту, где думали найти животное.
Но ничто не говорило о его присутствии: ни шороха, ни движения.
Рожер выставил вперед свой кинжал и пошел дальше. Он дошел до стены пещеры. В самом низу ее было выкопано круглое отверстие.
Оба осторожно наклонились. Они увидели на конце ямы, вырытой животным, блестящий круг. То был дневной свет.
Плененное животное вырыло в земле длинный и узкий проход и получило таким образом свободу.
Следовало подражать ему, но предприятие это было довольно трудно. Проход был чрезвычайно узок и, чтобы расширить его, нужно было долго и осторожно работать.
Сэр Мориц и Рожер тотчас же взялись за дело. Они начали лихорадочно рыть землю своими кинжалами и выгребали ее потом из отверстия руками.
Работа подвигалась медленно, так как силы их были истощены продолжительным голоданием, к которому скоро присоединилась невыносимая жажда.
Наконец, проход был расширен у начала. На пути встретился камень, который непременно нужно было вынуть. Рожер пустил в ход свой кинжал. Клинок сломался и целая куча песка посыпалась в отверстие. То было большое несчастье.
Ураган лишил беглецов их оружия. Остался только кинжал сэра Морица. То было их единственное орудие освобождения.
Они снова начали очищать проход и наконец, после двухдневного непрерывного труда, им удалось выйти на свет божий.
Оба походили на мертвецов.
Глазам их представилась печальная картина. Пейзаж, которым они так недавно любовались, принял зловещий вид.
Земля была лишена растительности. Не устояло ни одно дерево. Ураган как бы скосил равнину. Солнце проливало на нее свои жгучие лучи и делало вид ее еще ужаснее.
Истощенные путники едва могли двигаться и тщетно искали чего либо, могущего удовлетворить их голод.
Изорванная одежда не могла защитить их от солнечных лучей, их мучили голод и жажда, и они были безоружны.
В этих необозримых равнинах человек без оружия неминуемо обречен на гибель.
Они все-таки продолжали свой путь по направлению к горам.
Вдруг неожиданное происшествие придало им новые силы. Они увидели вдалеке едущую по равнине пальки гари (повозку).
Повозка эта состояла из четырехугольного ящика, поставленного на два колеса, и была запряжена двумя небольшими белыми быками.
Хотя она находилась от них на довольно большом расстоянии, быки подвигались так медленно, что наши путники не теряли надежды настигнуть ее.
Они прибавили шаг, забыв про голод, жажду и усталость, махая остатками своего платья в виде сигнала.
Но призыв их остался незамеченным и сигналы их непонятыми.
Повозка продолжала ехать.
Нужно было торопиться. Сэр Мориц и Рожер испытывали невыносимые мучения.
В горле их жгло, желудки судорожно сжимались. Ноги дрожали, в глазах стоял туман, в ушах звон, артерии висков усиленно бились.
Испуганный преследованием, управлявший быками повозки хотел подогнать свою упряжь.
К счастью, быки мало повиновались ему. Когда путники подошли ближе, он несколько успокоился.
То был торговец материями, развозивший свой товар на повозке.
Он был робок, как и все индусы, и изнуренные лица путешественников, их разорванное платье сначала испугали его.
Но вскоре их жалкий вид и очевидная слабость вполне разубедили его в возможности опасности. Он грубо отказал им в позволении сесть в повозку.
Увидя, что они ничего не добьются от упряжного индуса, сэр Мориц предложил ему купить у него повозку вместе с быками и товаром.
Индус начал улыбаться. Он подумал, что эти люди в рубище Сошли с ума.
Сэр Мориц понял его мысль и протянул к нему свою левую руку.
Лицо торговца тотчас же привяло совершенно иное выражение. Он быстро спрыгнул с повозки и проявил знаки глубочайшего уважения.
Дело в том, что на одном из пальцев левой руки сэра Морица блестел бриллиант в шестнадцать каратов весом, на который можно было купить сотню повозок.
Торг был скоро заключен. Кольцо мигом перешло в руки жадного индуса, который быстро удалился, как бы опасаясь, чтобы его не отняли у него.
Беглецы нашли в повозке запас плодов, ржи и глиняный кувшин с водой.
Они наскоро подкрепили свои силы и тотчас же уснули глубоким сном.
Белые быки, руководимые своим инстинктом, медленно продолжали путь.
Они проснулись, освеженные и укрепленные.
День склонялся к вечеру. Повозка находилась в одном из горных проходов.
Дул свежий ветер. Быки остановились на берегу ручья и терпеливо ожидали, пока их распрягут, напоят и накормят.
В некотором расстоянии, около десятка индусов готовились расположиться лагерем.
Насколько можно было судить по первому взгляду, их можно было принять или за купцов, или за богомольцев.
Два красивых старика с необыкновенной любезностью подошли к повозке и предложили свои услуги чужеземным путешественникам.
Запас провизии наших беглецов уже истощился и они попросили стариков о возобновлении его.
Старики сами выразили желание попросить нечто у путешественников.
— Мы бедные купцы, — сказали они, — и не умеем владеть оружием. Наша религия воспрещает нам проливать кровь, с нами нет ни копий, ни стрел, тогда как вы…
Рожер хотел было заявить, что у них нет никакого оружия, но осторожный сэр Мориц сделал ему знак молчать.
Купец продолжал:
— Мы находимся здесь на земле воинственных племен, берущих дань с каждого путешественника. Если они будут знать, что мы состоим под покровительством чужестранцев, то они не посмеют тронуть нас. Мы будем вами очень обязаны, если вы согласитесь провести ночь рядом с нами.
Сэр Мориц отвечал, что он охотно принимает это предложение.
Остальные индусы с радостью приняли это известие, пришли сами распрячь быков чужестранцев и разбили для них палатку, разведя около нее огромный костер.
Один из них довел даже свою любезность до того, что предложил им нарочно заваренного с этой целью чая.
Подобного рода предупредительность показалась нашим беглецам несколько подозрительной.
Они обменялись многозначительным взглядом и незаметно вылили на землю содержимое чашек.
— Эти люди слишком предупредительны, — заметил Рожер. — Неужели они делают все это только ради нашего присутствия? Мне не верится, чтобы они придавали такую цену охране двух европейцев.
— Все возможно, — отвечал сэр Мориц. — Наши хозяева кажутся честными людьми, у них мирные лица и внушительные манеры, но чай их обладал странным запахом.
— Запахом опиума, не правда ли?
— Я также это заметил. Мы хорошо сделали, что не стали пить его. Но я не чувствую к этим людям ни малейшего доверия. Ляжем спать и не будем высказывать наших подозрений.
С этими словами они удалились в свою палатку, разделенную на две половины.
Измученный усталостью, Рожер долго не мог уснуть. Все тело его было разбито и он тщетно закрывал глаза — сон не приходил.
Ворочаясь с одного бока на другой, он очутился как-то лицом к отверстию палатки.
Костер все еще пылал, но Рожеру казалось, что пламя его становилось то красным, то зеленым, то синим.
«У меня лихорадка», — подумал он.
Мысль эта еще более утвердилась в нем, когда он увидел расположившихся полукругом вокруг костра индусов, скинувших все свои одежды, за исключением куска коленкора вокруг бедер.
Один из них сыпал в костер какой-то порошок из ящика слоновой кости.
Лица всех имели какое-то странное выражение. Все они были разрисованы какими-то таинственными знаками.
Рожер приподнялся на локте и созерцал эту сцену, сам не зная — сон ли это или действительность.
Индусы напевали какую то монотонную песню.
Они пели:
«Повесили у дверей храма гирлянды из цветов, жасмина и магнолии.
Она идет, это она, владычица мира.
Это она — богиня любви и смерти.
Ее окровавленные уста призывают умерщвление.
Она топчет ногами своих побежденных врагов.
Повесили у дверей храма гирлянды из цветов жасмина и магнолии.
Она отрывает части их тела, которые еще трепещут в предсмертной агонии.
Запах их крови вызывает на лице ее краску удовольствия.
О Кали, пред тобою погибнут враги твои, мы вырвали у них глаза и бросили их коршунам.
Повесили у дверей храма гирлянды из цветов, жасмина и магнолии».
Каждый стих этой песни приводил их все в большую и большую ярость.
Из толпы выделились два индуса и стали рыть около костра глубокую яму.
Один из старших громко ударил в танги.
На этот звук со всех сторон из за гор, из расщелин скал, из-за кустов показались обнаженные индусы и стали медленно подходить к костру.
Их было теперь более ста. Пламя костра бросало фантастический свет на их фигуры.
Рожер вполголоса позвал сэра Морица, спавшего в другой половине палатки.
Сэр Мориц также не спал.
— Я, кажется, схожу с ума, — сказал ему Рожер. — Лучше посмотрите сами.
Сэр Мориц исполнил его желание.
В это время один из стариков устремил яростный взгляд на палатку чужестранцев и тихо заговорил.
Но тишина ночи придала чрезвычайную ясность его словам, дышавшим страшной угрозой.
— Дети Кали, — сказал он, — богиня требует жертв.
Он продолжал, придавая своему голосу еще более грозное выражение:
— Богиня ждет от вас жертвы. А какая жертва может быть ей приятнее этих двух чужестранцев, врагов нашей религии. Сама богиня привела их к нам. Радуйтесь случаю заслужить ее милости.
— Слава Кали, слава великой богине! — отвечали хором все индусы.
Их свистящий шепот невольно напомнил Рожеру шум, производимый в траве змеями.
— Дитя мое, — сказал сэр Мориц, — эти люди — туги. Ты слышал наш приговор; мы должны быть принесены в жертву богине Кали. Они не проливают крови, но задушат нас шнуром, которым чрезвычайно искусно владеют. Я понимаю теперь, почему они разделили нашу палатку на две половины. Но мы дорого продадим свою жизнь. Возьми мой кинжал!
— Нет, — отвечал Рожер, вполне доверявший своей силе и мужеству, — нет, я буду защищаться без оружия.
— Главное, старайся во что бы то ни стало отразить первое нападение!
Они умолкли.
До их слуха долетел шум осторожных шагов. К их палатке тихо подкрадывались два человека.
Ноги их едва скользили по земле. Оба держали в руке по платку, игравшему роль американского лассо. К одному концу платка привязан камень, который, будучи брошен в воздух, обвивается вокруг шеи человека и ловится бросившим. Стоит затянуть платок — и жертва задушена.
Убийца, проникший к Сен-Пьеру, застал его лежащим лицом вниз и как бы спящим.
Он осторожно обвил его шею платком и быстрым жестом затянул его. Но платок очутился в его руке, разрезанный надвое.
Сэр Мориц подложил под свою шею кинжал, который и перерезал оружие индуса.
Прежде, нежели убийца пришел в себя от изумления, сэр Мориц бросился на него и вонзил ему в грудь кинжал.
Другой индус осторожно прокрался на половину Рожера.
Молодой человек стоял посредине палатки безоружный, но с лицом, выражающим крайнюю решимость.
Душитель не имел даже времени подумать о нападении.
Рожер нанес ему сильный удар в грудь, что заставило его вылететь из палатки. При виде этого индусы испустили крик ярости.
Тотчас же все вооружились горящими головнями и направились к палатке. Недолго думая, Рожер схватил дышло от повозки и бросился на толпу, разбивая и опрокидывая все своей палицей.
Трусливые индусы скоро отступили и бросились к горам с криком:
— Дин! дин! дин!
И эхо повторяло:
— Дин! дин! дин!
— Не люблю я этого крика, — сказал сэр Мориц, поразивший своим кинжалом пять или шесть индусов. — Это их военный крик. Он может доставить нам большие неприятности. Их воины — отличные стрелки из лука и большинство их попадает за сто шагов в глаз бегемоту. Я не знаю, что теперь делать.
— Будем сопротивляться до последней возможности.
— Любезный Рожер, будь ты Самсоном или Голиафом, ты все-таки ничего не сможешь сделать с тремя тысячами стрелков.
— Неужели вы находите удобным отступить?
— Уже рассветает. Теперь поздно. Скоро станет совсем светло.
Крики все еще не переставали. В скором времени вершины гор покрылись индусами, вооруженными копьями и луками. Они шумно спускались вниз, по направлению к стоянке.
Достигнув ее, они остановились. Тысячи стрел были направлены в сэра Морица и Рожера.
Вдруг раздался звучный молодой голос. Тотчас же склонились все головы, руки всех выронили оружие. Уста всех произнесли одно имя:
— Сама!
На отлогости горы появилась белая, грациозная фигура.
Рожеру показалось, что голос этого таинственного существа напоминает голос молодого ночного певца.
Сама сделал знак.
К нему подошел рослый индус, и, выслушав приказание, подошел к сэру Морицу и заявил, что они сейчас получат конвой, который проводит их до места назначения.
Сэр Мориц и Рожер, в сопровождении конвоя, без приключений достигли Ужеина — резиденции магараджи Гвалиора.
Всадники остановились в предместье.
— Мы не можем явиться в подобном виде, — сказал сэр Мориц. — Мы должны быть одеты и вооружены достойно твоему будущему назначению и сыпать золото.
— Но у нас ничего нет. Вы променяли последнее кольцо на повозку.
— У меня есть еще вот что, — отвечал сэр Мориц, указывая на свой кожаный пояс.
— Ваш пояс? Но что же может быть в нем?
— Небольшая, но весьма ценная вещь.
И сэр Мориц вынул из своего пояса небольшой клочок бумаги с тремя строками на индусском языке и изображением звезды, пронизанной тремя стрелами.
— Что это такое? — спросил Рожер.
— Талисман.
— Вы шутите?
— Нисколько. Я говорю совершенно серьезно и знаю, что в этом предместье есть человек, который при виде его осыплет нас золотом и бриллиантами.
— Я решительно ничего не понимаю!
— Этот человек — банкир. А мой талисман — местный вексель. Стоит он два миллиона пятьсот тысяч червонцев.
— В таком случае, поспешим устроить наши дела и отправимся далее!
Они двинулись по узкой, обстроенной хижинами улице. Изредка попадались грязные лавочки со скудным товаром. Все выглядело бедно и грязно.
— Неужели здесь может жить банкир! — воскликнул Рожер, отыскивая глазами мало-мальски порядочный дом.
— Мы уже на месте! — отвечал сэр Мориц.
Хижина, перед которой они остановились, была ни больше, ни лучше прочих. Ее внутреннее убранство вполне соответствовало ее внешнему виду.
В угле копошилось нечто, похоже на кучу лохмотьев. То был банкир. Сэр Мориц назвал его по имени.
Банкир выпрямился. Показалось желтое, сморщенное лицо и костлявая фигура.
Он склонился при виде бумажки и хитрая улыбка скривила его тонкие, выцветшие губы.
— Удостойте пойти со мной! — сказал он.
Он отворил дверь. Они прошли в другую, почти пустую комнату. На земле лежали два черных невольника огромного роста.
Их разделяло железное кольцо, вделанное в пол.
Невольники взялись за него: в полу оказалась подъемная дверь, открывавшаяся на узкую каменную лестницу. Банкир взял лампу и начал спускаться первым.
Они очутились в большой зале, стены которой были выложены белым камнем.
Кругом стояли огромные сундуки из сандалового дерева, кожаные мешки, наполненные золотом. По стенам висело роскошное оружие.
Сэр Мориц выбрал сперва вооружение для своего конвоя, потом взял себе кашемировый костюм темного цвета.
Что касается Рожера, то костюм его оказался великолепным: белые кашемировые панталоны, гибкая стальная кольчуга, белая, вышитая золотом, туника, роскошный пояс и тюрбан — все говорило о богатстве и знатности.
Единственным оружием его была кривая сабля, клинок которой не имел цены.
— Теперь, — сказал сэр Мориц, — мне должно выбрать подарки индийским офицерам. Это ожерелье вполне достойно магараджи Гвалиора.
— А кому вы предназначаете эти золотые украшения?
— Гвиковару Бароды.
— А что вы поднесете верховному вождю магараджей?
— Старик умер.
— Но у него есть, вероятно, наследник?
— Есть, — несколько смущенно отвечал сэр Мориц, — но…
— И он из наших?
— Больше, чем кто-либо!
— Мы увидим его?
— Конечно!
— Выберем же ему какое-нибудь богатое вооружение.
— Только не теперь!
— Почему же?
— Потому что я предназначаю ему подарок гораздо ценнее всего, что находится здесь.
Произнося эти слова, сэр Мориц пристально и с загадочной улыбкой смотрел на своего племянника. Скоро они вышли из подземелья.
Конвой уже облекся в новое платье и вооружение. Навстречу к ним ехал главный министр магараджи Гвалиора, уведомивший их, что сейчас пожалует сам магараджа.
И действительно, в воротах города скоро показалась процессия с Роо-Сцемдием, магараджей Гвалиора, во главе.
Впереди гарцуют пятьдесят всадников, за ними следует пехота, вооруженная длинными карабинами. В середине процессии важно выступают три слона.
Они покрыты попонами, расшитыми золотом. Их подпиленные бивни украшены золотыми кольцами и пучками дорогих перьев.
Впереди идет слон магараджи. По бокам его висят две обитые бархатом доски, на которых сидят невольники с веерами в руках для обмахивания своего властелина.
Магараджа восседает под красным с золотом балдахином.
Его красивая голова, задумчивые глаза, бронзовый лоб, орлиный нос и насмешливые губы напоминают изображения царей ассирийских.
Он милостиво приветствует путников и приглашает их сесть на двух других слонов.
И поезд тронулся обратно, во дворец.
На другой же день магараджа устроил смотр войскам, собранным с этой целью в городе.
В смотре участвовали пятнадцать тысяч солдат, обученных по-европейски.
Магараджа со своими гостями и придворными поместился на холме, господствующем над долиной. Зрелище было великолепное.
Богатство одежд, пурпуровое убранство лошадей, блеск знамен и оружия, шитье мундиров — все это сияло на солнце и производило весьма сильное впечатление.
Магараджа хотел лично руководить маневрами.
Но, или потому, что его голос было слишком слаб, или же он был мало знаком с командованием, но маневры производились крайне неудачно.
Солдаты маршировали неровно, сбивались и не знали, что делать.
Замешательство было всеобщее. Наконец Рожер не выдержал, шепнул несколько слов магарадже и, пришпорив коня, мигом очутился перед строем.
Он обнажил саблю и начал командовать громким, ясным голосом.
Старым офицерам, сражавшимся когда-то под командой генерала Сен-Пьера, чудится, что он опять ожил в лице Рожера. То же лицо, тот же голос, те же манеры.
Они с рвением принялись приводить в порядок расстроенные ряды солдат. Через несколько минут маневры приняли совершенно иной характер.
Магараджа Гвалиора приятно изумлен зрелищем стройно маневрирующих солдат. Сэр Мориц был также доволен; он думал о предстоящей войне и несомненной победе.
Рожер превзошел все его ожидания. Он проявил в этот день замечательные военные способности.
Смотр кончился. Все вернулись во дворец. В это время сэру Морицу подали запечатанный конверт.
Сэр Мориц показал его магарадже и ушел, уводя с собой Рожера.
— Дело подвигается быстрее, чем я ожидал, — сказал он ему. — Мы сами должны торопиться.
— Когда же можно ехать?
— Скоро, очень скоро. Это письмо от главы Удейпура и мне необходимо свидеться с ним.
— Но вы не успели еще отдохнуть.
— Что за дело! От него зависит много и, если сам он согласится пристать к нам, то за ним восстанет половина Индии.
— Вы правы, поезжайте. А я пока займусь здесь обучением солдат и офицеров.
— Не показывайся слишком часто. Окружи себя тайной — это лучшее средство действовать на умы.
— Если так, то я засяду у себя и буду заниматься. Но найду ли я здесь все нужное?
— Ты найдешь все на своей половине.
— Вы все предвидите! О, когда я дождусь желанной минуты войны!
Он остановился перед сэром Морицем с улыбкой на губах.
— А знаете ли, о чем я думаю? — спросил он.
— Нет.
— Я думаю, что с радостью бы встретился бы во время битвы с сэром Эдвардом и с такой же радостью раскроил бы ему череп.
— Этого ты никогда не дождешься!
— Почему?
— Потому, что сэр Эдвард никогда не показывается на полях сражений.
— Однако англичане — народ храбрый.
— Сэр Эдвард не англичанин. Отец его был малаец, а мать проститутка, привезенная из Лондона.
Сэр Мориц окончил свои приготовления к отъезду и нежно распрощался с Рожером. Он еще раз повторил ему:
— Не доверяй мужчинам и… опасайся женщин.
В тот же вечер магараджа устроил у себя во дворце ночной праздник, на который собралось множество военноначальников, браминов, визирей и раджей. На улицах шумела пестрая толпа народа, у всех веселый оживленный вид.
Приглашенные вводятся в тронную залу и располагаются сообразно этикету. Посредине залы стоят два серебряных трона с голубыми атласными подушками, на которых восседают магараджа Гвалиора и его могущественный сосед гвиковар Бароды. Рожер, в качестве гостя, также занимает почетное место. Взгляды всех с любопытством обращаются на него.
Зала сияет огнями. Ее мраморные колонны и стены с инкрустацией сплошь увешаны огнями.
Являются музыканты и фокусники. Начались музыка и представления, закончившиеся пляской баядерок. Все это мало занимало Рожера и он собирался уже удалиться в свою комнату, как вдруг двери залы растворились и шесть невольников внесли серебряную корзину, наполненную цветами. Они поставили ее посредине круга, образованного музыкантами, и удалились.
Оркестр заиграл тихую, очаровательную мелодию. Мало-помалу цветы зашевелились, начали высыпаться из корзины и из под них появилась… женщина.
Рожер едва удержался от крика восторга.
Она стояла, стыдливо скрестив руки на груди, с опущенным и глазами, полуоткрытыми устами. Она слышала восклицание молодого человека и ее черные глаза бросили на него продолжительный, страстный взгляд.
Рожер невольно побледнел. Стройный бюст баядерки плотно облекался красным лифом. Вокруг бедер обвит прозрачный газовый шарф. Вся фигура — стройная и страстная — возбуждает чувственность и желания.
Она начала танцевать.
Сначала она тихо покачивалась на одном месте, сладострастно шевеля своим бюстом, запрокинув голову и полузакрыв глаза.
Но, мало-помалу, движения ее стали быстры. Волосы ее распустились и упали почти до земли и она как бы в припадке бешеной страсти начала кружиться с непостижимой быстротой.
Рожер не мог отвести от нее глаз. Забыты честолюбивые мечты, забыта жажда славы. Огненный взгляд баядерки пробудил в нем чувственность.
Но музыка внезапно стихла и танцовщица исчезла. Рожер вернулся к действительности.
В эту самую минуту присутствовавшие поднялись со своих мест и преклонили колени перед роскошным паланкином, только что внесенным в залу. Молодой человек последовал общему примеру. Золотые занавеси паланкина зашевелились, между ними показалась очаровательная голова, увенчанная диадемой. То был царь королей, наследник Пуны, единственный потомок солнца.
То был Сама.
Когда присутствовавшие поднялись с колен, занавесы закрылись и паланкин уже удалялся.
— Сама, Сама, — смущенно повторял Рожер.
Он схватился за голову, как бы стараясь уловить какое-то воспоминание. Горькая улыбка скривила его губы.
— Это только король! — сказал он. — Жаль…. Что делать — при первом случае я пожертвую за него жизнью в сражении.
Рожер провел бессонную ночь. Дворец Ужеина казался ему населенным двумя призраками. Над ним склонялось то божественное лицо Самы, то он чувствовал в своих объятиях трепещущее от страсти тело баядерки.
Небо и земля! Но, о разочарование, о ирония судьбы! Сама только король!
Наступил день и он жадно ухватился за занятия. Он отогнал неотвязные видения и погрузился в рассматривание разных стратегических планов.
Легкий шум заставил его повернуть голову. В дверях стояла молодая индуска. Она подошла к Рожеру и подала ему букет цветов.
— Недостающую в этом букете розу, — сказала она, — ты найдешь при восходе луны у фонтана Сварга.
И молодая девушка исчезла так быстро, что Рожер не успел даже спросить ее, кто прислал ему этот букет.
Он не понимал языка цветов, но понял, что букет прислала ему женщина. Женщина! А что, если его позовет на свидание баядерка Вали?
Он задумался, вдыхая в себя запах цветов. Им начинало овладевать вчерашнее опьянение.
— Нет, — вскричал он, бросая букет, нет. — Я не пойду на свидание. Вали хороша, но я помню слова дяди: «Берегись женщины».
И он снова принялся за прерванную работу.
— Да благословит Дурга твои дни! — внезапно раздался возле него гнусливый голос.
Удивленный Рожер встал.
В залу вошел старик-нищий.
Он был мал ростом и чрезвычайно загорел. Сгорбленный, с опущенными глазами и руками, он имел чрезвычайно жалкий вид.
— Что тебе нужно? — спросил его Рожер.
— Я хочу призвать на твою голову благословение Дурги.
— Ты уже говорил это. Кто прислал тебя?
— Божество.
Рожер понял, что имеет дело с полусумасшедшим фанатиком, которых можно очень часто встретить в Индии. Он бросил ему золотую монету и приказал удалиться.
Нищий бросился на подачку и старательно упрятал ее в свой пояс.
— Что же ты не уходишь? — спросил его Рожер.
— Я не уйду прежде, нежели не передам этого кольца любимцу божества. Да осыплет тебя Дурга своими щедротами!
Рожер взял кольцо. Оно было сделано из серебра и было очень изящной работы.
— Что же мне делать с ним? — спросил он.
— Пусть саиб придет с ним в великий храм, когда взойдет луна, пусть взойдет в святилище и наденет его на палец находящегося там божества.
Нищий вскинул украдкой глаза на Рожера. Тот тотчас же заметил их цвет, спокойно подошел к двери, запер ее и взял ключ к себе в карман.
— Почтенный человек, — обратился он к нищему с иронической вежливостью, — нельзя ли узнать ваше имя?
— Мое имя Джеймала, — отвечал нищий.
— Прекрасно. Итак, господин Джеймала, когда вы вздумаете являться к проницательным людям, то хорошо сделаете, если наденете пару синих очков. Иначе вас примут за сэра Эдварда Броунли.
Нищий нисколько не смутился.
— Подобный промах может доставить вам большие неприятности, — продолжал Рожер.
— Я не понимаю, что говорит саиб.
— Вы сейчас поймете. Сэр Броунли негодяй и, благодаря вашему сходству, вы поплатитесь за него.
— Я не знаю человека, о котором вы говорите.
— Вы сейчас узнаете.
И Рожер сдернул с него платье, которое, разорвавшись, обнажило белую грудь.
— Прекрасно, — гневно воскликнул мнимый нищий, — я сэр Эдвард Броунли! Чего же вы от меня хотите?
— Чего я хочу? Я хочу возобновить разговор, прерванный в нашей плантации Гайдерабада.
— Вы хотите убить меня! — воскликнул шпион, осматриваясь.
— Нет, нет. Я хочу убить вас, правда, но в честном бою.
— Я имею право на выбор оружия. Я обижен!
— Тут только две сабли. Вот эта кажется мне лучше — возьмите ее.
Дикая радость отразилась на лице сэра Эдварда. Восточная сабля была его любимым оружием. Он схватил ее и яростно напал на Рожера. Но все усилия его оставались тщетными. Рожер не поддавался.
Сэр Эдвард прибегнул к хитрости и нагнулся, как бы желая поразить своего противника в ноги и потом вдруг громадным прыжком устремился на него, чтобы раскроить ему череп.
Но, несмотря на всю быстроту этого движения, сэр Эдвард открылся на минуту. Сабля Рожера пришлась ему прямо по горлу.
Сэр Броунли покатился на пол с головой, почти отделенной от туловища. Брызнувшая кровь залила собой лежавший на полу букет.
Рожер посмотрел на труп и на букет и вспомнил о свидании, назначенном ему через шпиона баядеркою.
День начинал склоняться к вечеру.
Он надел под платье свою кольчугу, заткнул за пояс кинжал и вышел из дворца.
Луна уже взошла.
Она освещала мрачные группы деревьев, равнину и дорогу, ведущую к холму, на котором находились развалины храма Дурги.
Рожер вошел в ограду, приблизился к священному пруду, на берегу которого растут фиговые деревья. Он останавливается… смотрит… прислушивается… взявшись за рукоятку кинжала.
Кругом царит глубокая тишина.
Он продолжает подвигаться вперед, проникает в галерею, соединяющую храм с внутренним двором. Он останавливается: ему послышались чьи-то шаги.
Слух не обманул его. Шум возобновляется. Слышится как бы тихий шепот и смех.
Рожер вынимает из ножен кинжал. Он видит перед собой свет и идет на него.
Глазам его представляется неожиданное зрелище.
В каком-то подобии каплицы, освещенной висячей хрустальной лампой, на ярких шелковых подушках лежат женщины в небрежных, сладострастных позах.
Около них, в бронзовых чашах, дымятся благоухания. Перед ними подносы с фруктами и вином.
Одна из женщин — самая молодая и красивая — встала, наполнила вином золотой кубок и, улыбаясь, подала его Рожеру.
Рожер колеблется.
Женщины перешептываются, смеясь и закрывая рот руками.
— Он боится, — говорят они.
Молодая женщина отхлебывает из кубка и настаивает взглядом. Рожер осушает остальное. Сладкое, согревающее чувство наполняет его грудь. Но это еще не святилище: он продолжает свой путь.
Развалины принимают все более зловещий характер. На пути попадаются ямы, кустарники, кучи камней. Наконец он достигает священной залы — центра храма Дурги.
Рожер направляется к алтарю из розового гранита, к которому ведут каменные, полуразвалившиеся ступеньки. На алтаре еще уцелел медный идол.
Но идол этот представляет собой образец идеального искусства. Он покрыт длинным газовым покрывалом, расшитым золотом.
Рожер приблизился. Все тихо и неподвижно. Он поднялся по лестнице и приблизился к статуе.
Сердце его бьется усиленно. Он берет кольцо. Еще одно мгновение и кольцо уже на руке идола.
Рука отодвигается.
Статуя затрепетала… Руки ее поднимаются и сбрасывают покрывающий газ.
Глазам Рожера представляется ослепительной красоты обнаженная женщина.
— Баядерка Вали!
— Да, жрица Вали, — отвечал бархатный голос. — Вали, твоя рабыня.
И она прибавляет шепотом:
— Вали, которая любит и желает тебя.
И она падает, обессиленная страстью, в объятия Рожера.
Серебристая луна отразилась в фонтане Сварги. Около него стоит чья-то стройная фигура.
Она ждет, ждет долго. Наконец губы ее шепчут:
— Он не понял. Он не придет.
И Сама задумчиво и медленно удаляется.
Сэра Морица действительно требовали в Менвех настоятельные дела.
Тревоги и беспокойства последних месяцев развили в нем зародыш болезни сердца. Он чувствовал себя очень нехорошо, но, несмотря на это, совершил свое путешествие с замечательной быстротой.
Предприятие его удалось. Он вернулся почти здоровым и веселым и радостно вошел в комнату своего племянника. В комнате царствовал полумрак и сэр Мориц не мог заметить бледности Рожера, лежавшего на куче подушек.
Кругом него, на полу, валялись измятые планы и карты.
— Довольно работать! — вскричал сэр Мориц. — Довольно! Наступил час действия! Тридцать лет, проведенные мной в подготовлении дела, не пропали даром! Мы даруем свободу ста миллионам! Неужели твое сердце не трепещет при одной этой мысли? И тебе будет принадлежать вся слава! Я завидую тебе!
— Но действительно ли все готово? — спросил Рожер. — Нам требуется большая осторожность. А что, если нас постигнет неудача? Не лучше ли подождать?
Сэр Мориц удивленно смотрел на своего племянника.
— Что ты говоришь! Неосторожный Рожер напоминает мне об осмотрительности. Что сделалось с рьяным солдатом, жаждавшим дня битвы?
— Вы нехорошо поняли меня. Я готов на все.
— Сегодня ночью будет происходить совет заговорщиков. Ты должен будешь явиться туда. Я же должен отправиться сейчас же.
— В котором часу?
— В полночь.
— А место свидания?
— Подземелье гор Виндии. К нему ведут коридоры…
— Но кто же укажет мне дорогу?
Сэр Мориц вынул из кармана ключ и отворил скрытую в стене дверь, из которой пахнуло сыростью.
— Вот ход. Ты спустишься по лестнице и пойдешь коридором, который идет все прямо. В особенности, будь точен. С этим ключом я отдаю тебе в руки судьбу целого народа.
Небо усеяно звездами. Повсюду видны небольшие группы индусов, направляющихся к горам Виндии. Добравшись до них, они исчезали, как будто земля поглотила их.
Сэр Мориц тихо идет с раджой Удейпура по узкой равнине. Они подходят к кустарникам, раздвигают их ветви и исчезают под землею.
Они долго идут в темноте с протянутыми вперед руками. При повороте глаза их внезапно ослеплены красноватым светом.
Они вступили в колоссальное, высеченное в камне здание, находящееся прямо под горой Магадева.
Вокруг стен стоят каменные изображения слонов, поддерживающие своими спинами огромные колонны, теряющиеся в глубине свода.
По стенам перед глазами зрителей развертывается вся царственная эпопея Рамы: похищение Ревоной Ситы, битва Веноров под предводительством бога-обезьяны Генумона, взятие крепости Лонки и так далее.
Место дышит торжественностью и внушает религиозный страх.
В пещере горят тысячи ламп. Она наполнена безмолвной вооруженной толпой.
Сотни людей неподвижно сидят на каменных плитах. Все они — тайные или признанные вожди готовящегося восстания, главы народов, проклинающих рабство на берегах Инда и Ганга.
Все откликнулись на зов сэра Морица, все явились — храбрые, готовые, угрожающие.
Их более тысячи и каждый имеет под своим скипетром не менее пятисот тысяч человек.
Завтра должно вспыхнуть восстание. Завтра древняя земля оросится кровью: заходящее солнце будет освещать трупы.
Все поклялись быть свободными.
Они хотят обладать землей предков, домами, выстроенными их отцами, и не платить податей ни золотом, ни кровью.
Ждут только начальника.
Для него приготовлен трон из серебра и золота с тремя ступеньками.
На этих ступеньках сидят магараджа Гвалиора и гвиковар Бароды.
Рядом с ним сидят сэр Мориц и раджа Уджейпура.
Трон остался незанятым.
В зале появился герольд, он подошел к висевшему гонгу и ударил по нему своей палицей.
В храме поднялось движение. Толпа второстепенных начальников встала с своих мест.
Раздался второй удар.
Главные вожди встали в свою очередь и в зале появился паланкин главы Индии, пейшваха Пуны.
Раздался третий удар в гонг.
Звуки резко отдались под сводами и глухо прокатились по коридорам подземелья. Наконец они замерли.
Наступило глубокое молчание.
Все взоры были устремлены на серебряный трон. Все удерживали дыхание. Каждый слышал биение своего сердца.
Цари и народы ждали… и освободитель не являлся.
По толпе пробежал трепет сомнения.
— Час уже прошел! — шепнул раджа Уджейпура на ухо сэру Морицу.
— Знаю! — отвечал тот глухим голосом.
— Час уже прошел! — повторил магараджа Гвалиора. — Что же делает в своем паланкине наследница пейшваха?
Паланкин был пуст!
Сама также не явилась.
Под сводами раздался громкий вопль — вопль ярости и отчаяния, вопль погибающего народа.
Сэр Мориц почувствовал ужасную боль в сердце. Он испустил отрывистый крик, замахал в воздухе руками и тяжело рухнул на землю.
Сын генерала Сэн-Пьера не смог перенести разрушения своих надежд.
Восстание не удалось. Индия осталась под игом Англии. Все в страхе поспешили разойтись. Толпы медленно потекли по коридорам. Лампы погасли и в подземелье водворилась мертвая тишина.
Что же сталось с тем, кого ожидали?
Рожер напряженно следил в своей комнате за стрелкой часов.
Он рассчитал время, потребное на достижение подземной залы, и нашел, что часа совершенно достаточно.
Пробило десять часов. Он встал, провел рукой по лбу, как бы желая отогнать назойливую мысль, и стал готовиться к уходу.
Он взял ключ от подземелья и отварил дверь. Дверь со скрипом повернулась на своих петлях.
Рожер поставил ногу на первую ступеньку лестницы, как вдруг на его плечо опустилась чья-то рука.
— Куда идет мой господин? — проговорил громкий, кроткий, мелодический голос, звуки которого заставили усиленно биться сердце Рожера.
Вали смотрела и улыбалась ему.
Ее черные волосы касались лба молодого человека и раздражали его своим проницательным запахом. Она прижималась к нему своим прелестным телом, покрытым только легкой газовой тканью.
Ее грудь трепетала под его рукой. Она подняла на Рожера свои бархатные глаза и он любовно склонился к ее ярким губам.
— Почему господин хочет покинуть меня сегодня? — сказала Вали тоном нежного упрека.
— Так нужно, моя возлюбленная!
— Господин жесток и ему ничего не значат слезы бедной девушки!
— Кто же заставил тебя плакать?
— Злой! ты еще спрашиваешь!.. Я ждала тебя с начала вечера. Я думала, что ты уже разлюбил меня!..
И она обняла его и потянулась поцеловать в губы. Рожер смотрел на нее, опьяненный, очарованный. Он забыл всех и все. Глаза его жадно впились в баядерку, начавшую свои сладострастный танец.
Наконец, усталая и страстная, она опустилась на ковер. Ее распущенные волосы коснулись лица Рожера.
Тот вздрогнул, как бы от прикосновения электрической искры. Они обнялись и замерли в страстном поцелуе.
Баядерка в припадке страсти схватила Рожера за волосы и укусила его над ухом.
Ее рот как будто прирос к ране…
Слышны были только тихие стоны, похожие на жалобу ребенка. Стоны эти постепенно ослабевали.
Внезапно Вали почувствовала себя приподнятой с земли. Напротив ее стояла бледная, стройная женщина, на прелестном лице которой сказывался и гнев и ужас.
Баядерка преобразилась. Ее томный, подернутый влагой взгляд, ее яркие губы и женская прелесть — все исчезло. Рот ее был запачкан кровью, шея надулась, как у змеи. Она, казалось, опьянела от крови.
Вампир бешено бросился на Саму. Борьба была ужасна, но непродолжительна. Отяжелевшая от крови Вали тщетно попыталась задушить свою соперницу.
В одну минуту она очутилась на земле, связанная собственным поясом.
Сама дважды хлопнула в ладоши. На пороге появился человек. Он склонился до земли и почтительно выслушал приказание.
Он развязал свой тюрбан, связал им лежавшую на полу Вали и, вскинув ее на плечи, удалился.
Сама стала на колени перед Рожером и с беспокойством следила за ним: уж не перестало ли биться сердце того, кого она так страстно любила?
Ночь темна.
Сепра медленно катит свои волны в крутых каменистых берегах.
По дороге, спускающейся к реке, идет слон. На нем сидит человек с обнаженной головой.
На огромной шее животного лежит мешок, заключающий в себе, по-видимому, человеческое существо.
Слон останавливается на берегу реки.
— Вперед! — кричит на него человек.
Слон входит в реку. Вода шумит под его огромными ногами.
Он уже почти на самой середине течения и опять останавливается.
— Вперед! — повторяет повелительный голос.
Послушное животное идет далее. Вода доходит до груди.
Его уносит течение, оно борется с ним и боится. Слышно его громкое, порывистое дыхание.
Человек привстает. Он берет в руки мешок, в котором отчаянно шевелится кто-то.
Он раскачивает его над головой и бросает в самую середину реки.
Воздух оглашается отчаянным криком.
Волны с зловещим шумом поглощают мешок.
Слон поспешно выходит на берег и исчезает на каменистой дороге.
Ночь темна и Сепра по-прежнему катит свои глубокие волны.