Женские фантазии

Глава 1

Я поняла, что такое блаженство…

Мы занимались любовью в конюшне. Остро пахло сеном, лошадьми и пылью. Мы любили друг друга пылко и страстно. Наши тела блестели от пота. Потом, когда все закончилось, мы, обессиленные, лежали, переплетя руки и ноги. Сено набилось в мои растрепавшиеся волосы. Он перебирал шелковистые пряди, отделяя застрявшие сухие травинки, а я наслаждалась теплом его рук и причудливой игрой солнечных лучей, пробивавшихся сквозь дощатые стены конюшни и ласкавших его мощную, покрытую жесткими курчавыми волосками грудь.

То, что произошло, неминуемо должно было произойти, хотя выбор времени и места, безусловно, оставался за ним.

На дворе было пусто, когда я вернулась с ежедневной прогулки верхом на одной из чистокровных кобыл отца. Сердце мое бешено забилось, едва я заметила его — старшего конюха, вальяжно прислонившегося к стене конюшни.

Я взглянула не него с горделивой надменностью, унаследованной от многих поколений моих предков-аристократов. Он не спеша, с ленцой и небрежностью, без намека на подобострастие оттолкнулся от стены и направился ко мне. Самоуверенно улыбаясь, он крепко обхватил меня за талию, чтобы снять с седла. Желая стереть с его губ эту дерзкую усмешку, я, соблазняя, всем телом прижалась к нему и нарочито медленно соскользнула вниз. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем мои ноги, обутые в высокие ботиночки для верховой езды, коснулись земли. Я видела, как внезапно потемнели его глаза, но долго торжествовать мне не пришлось.

Пренебрегая условностями, забыв о разнице в нашем положении, он продолжал удерживать меня в объятиях. Я смотрела на него снизу вверх, не скрывая желания. Это желание становилось тем сильнее, чем глубже разверзалась разделявшая нас пропасть. Между ним, конюхом, и мной, дочерью хозяина, не могло быть никаких отношений. Наша близость казалась невозможной из-за веками нерушимого запрета. И, как все запретное, служила искушением.

К тому же он был ирландцем, а я — англичанкой. Он был необуздан и дик, с характером крутым и буйным, как бушующее море. Я же росла в атмосфере изысканной утонченности и аристократической сдержанности, учила французский и латынь. А он и английским-то владел с грехом пополам, вворачивая словечки, значение которых я не всегда понимала. Если верить слухам, бутылка виски, попадавшая к нему вечером, к утру бывала пуста, тогда как мне лишь изредка, по особым случаям, позволяли выпить бокал хереса перед ужином. Руки мои всегда были в безупречном состоянии, его — с обломанными ногтями, шершавые и мозолистые. Но это не имело значения, когда он сжимал мою талию загрубевшими ладонями, притягивая ближе к себе.

Он наклонил голову и поцеловал меня так, будто и не совершал предательства по отношению к своему господину. Если бы нас увидели — это могло стоить ему головы, но он словно не задумывался об этом. Прядь его длинных волнистых волос коснулась моего лба. Он еще крепче прижался к моим губам полуоткрытым ртом.

Несмотря на то что я спровоцировала его на необдуманный поступок, подобная дерзость рассердила меня. Я попыталась оттолкнуть его, упираясь ладонями в кожаный жилет. Но битва была проиграна, не успев начаться. И не только потому, что я не могла справиться с человеком, который гораздо крепче меня физически. Я не могла бороться с разгоревшейся во мне страстью, с огнем, полыхавшим в моей крови. Признаться честно, я не очень усердно вырывалась из объятий, когда его вездесущий язык раздвинул мои губы.

В тот момент я почувствовала, что ноги мои подкашиваются.

Ослабевшую от неведомых чувств, он увлек меня в сумерки отцовской конюшни. Но ведь я этого и хотела! Разве не об этом говорили мы друг другу глазами, украдкой обмениваясь взглядами не одну неделю? Разве не я своими, будто случайными, прикосновениями побуждала его к решительным действиям? Разве не я мучительно мечтала узнать, о чем шепчутся между собой молодые служанки? Вот-вот и мне откроется тайна!

Даже передумай я сейчас, он не позволил бы мне уйти…

Он прижимал меня к жесткой перекладине стойла. Ноги по колено утопали в сене, от которого чудесно пахло — сладко и свежо. Здесь было тепло и сумрачно. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь щели, плясали пылинки — узкие полосы света походили на туго натянутые нити. Все чувства во мне были так же напряжены, как эти напоминавшие тетиву лука золотые лучи. Бедра его плотно прижимались к моим, так, что я могла ощутить силу его желания. Стройное мускулистое тело, которым я часто любовалась исподволь, теперь было волнующе близко.

Он распустил узел на шалевом воротнике моей блузки, который был завязан с элегантной небрежностью, и принялся расстегивать пуговицы. Крохотные перламутровые шарики легко поддавались, выскальзывая из узких, обработанных вручную петель.

Я вскрикнула, когда он накрыл мою грудь ладонями. Не желая возиться с застежками моего батистового лифа, он просто опустил его.

Ошеломленная, я прикрыла глаза, откинула голову назад, к деревянной стойке, и в тот момент, когда губы его коснулись моих трепещущих сосков, я почувствовала, что сдалась окончательно. Я и представить не могла, что мужские губы способны дарить такое наслаждение. Это называлось грехом, не так ли? Переполнявшие меня чувства были порождением зла — и в то же время божественно прекрасными! Соски мои отвердели и напряглись под влажными прикосновениями его языка. Выгнув спину, я выкрикнула его имя.

— Тише, тише, любовь моя, — прошептал он тягуче, с акцентом, который мне так нравился. — Нам надо быть осторожнее.

Его руки не ведали, что такое благопристойность, для них не существовало никаких запретов. Приподняв подол моего бархатного бордового костюма, смяв нижние кружевные юбки, он коснулся обнаженного тела. Нашептывая мне на ухо грубовато-ласковые слова и согревая теплом своего дыхания, он продолжал ласкать меня с терпеливой нежностью, несмотря на то что обуревавшее его желание становилось слишком явным.

Он расстегнул брюки. Я увидела его размеры и испугалась. Он заметил это и успокоил меня. Он оказался теплым, гладким и твердым. Он заполнил меня всю… Мне было так хорошо, что, казалось, душа расставалась с телом. Он жадно целовал мою грудь, с каждым толчком погружаясь в меня все глубже и глубже…

— Элизабет!

Этот окрик грубо вторгся в мечты Элизабет Берк. Виновато моргая, она тряхнула головой. Глаза лазурной голубизны остановились на женщине, появившейся на пороге магазина подарков. Элизабет была, по существу, его владелицей: работала за менеджера, бухгалтера и продавщицу, вместе взятых. Она хорошо знала этот укоряющий взгляд: «Все мечтаешь? Ну-ну…»

Лила свыклась с привычкой сестры грезить наяву, хотя и корила за рассеянность. Лила, будучи на два года младше, смотрела на сестру так, как любящие родители смотрят на очень подвижных, но обычно послушных детей. Покачав головой, она неодобрительно прищелкнула языком:

— Опять за старое.

— О чем ты?

— Не валяй дурака, Элизабет! — погрозив пальцем, заявила Лила. — Ты снова грезишь наяву.

— Неправда, я думала о… заказе, который должна составить.

Элизабет взяла со стеклянного прилавка стопку документов и принялась сосредоточенно просматривать их, пытаясь придать своим словам большую убедительность. Между тем щеки ее пылали от стыда. Лила всегда была достаточно проницательной, и на этот раз сестре не удалось ее обмануть.

— Смотри, как разрумянилась. Если твои грезы и впрямь так хороши, отчего бы не поделиться ими со мной?

Лила присела на один из высоких стульев на тонкой металлической ножке у стильного, оформленного зеркальным стеклом прилавка: все для удобства заказчиков, чтобы те могли внимательно рассмотреть товар. У стула была изогнутая металлическая спинка. Форма современная и материал тоже, но отчего-то она напоминала фрагмент старинного кружева. Дизайн помещения делал честь вкусу хозяйки. Откинувшись на спинку стула, Лила сложила руки на груди и сказала:

— Начинай, я превратилась в слух.

— Не мели ерунды. Я не мечтала ни о чем, кроме звонка инкассатору. Кстати, что ты думаешь об этих духах? Они из Германии. — Элизабет протянула сестре каталог.

Лила бегло просмотрела рекламу.

— Милые.

— Милые и дорогие. Как ты думаешь, такой качественный и недешевый товар найдет покупателя?

— Это зависит от того, насколько покупатель провинился.

У Лилы было своеобразное отношение к браку. Даже в наш далеко не ханжеский век многие упрекнули бы ее в цинизме. Элизабет не всегда соглашалась с сестрой. А их взгляды на брак были совершенно противоположными.

— Не всякий мужчина покупает здесь подарки жене, чтобы замолить грехи.

— Конечно, не всякий. Некоторые покупают вещи для своих любовниц, — с улыбкой подтвердила Лила. — Ты только посмотри на них.

Лила махнула рукой в сторону прозрачной витрины, через которую прекрасно просматривался холл отеля «Кавано». Людей, как всегда, было много. Преобладали мужчины, одетые в классические шерстяные костюмы темных тонов. Многие держали кожаные «дипломаты» или портфели и перекинутые через руку плащи полувоенного покроя с погончиками и манжетами — своеобразную униформу деловых людей. У всех был такой вид, будто они страшно торопятся куда-то и боятся опоздать, выражение лиц — угрюмо-тревожное.

— Спешат домой к своим маленьким женушкам после недели красивой жизни, — с презрением процедила Лила.

Она не скрывала своих феминистических взглядов. С точки зрения Элизабет, Лила чересчур далеко зашла в борьбе за равноправие полов.

— Более чем уверена, — продолжала Лила, — что половина этих самцов в маскарадных костюмах валяли дурака и волочились за девками. Еще бы! Не каждый день представляется счастливая возможность улизнуть из «теплого семейного гнездышка»! Впрочем, ты, Элиза, должна только радоваться. Разве их чувство вины не приносит тебе ощутимого дохода? Их грешки превращаются в твои наличные.

— Постыдилась бы говорить подобное! Если ты решила не выходить замуж, то это еще не значит, что счастье в семейной жизни невозможно вообще.

— Возможно — у одной пары на миллион.

— Я верю, что мои клиенты покупают подарки для жен, по которым они соскучились, которых очень хотят увидеть, и надеются таким образом сделать встречу еще более приятной.

— Знаю, знаю. Ты еще веришь в добрых фей и волшебные сказки. Спустись на землю, Элизабет! — Лила шутливо протянула руку к светлым вьющимся волосам сестры и тихонько дернула. — Мы не витаем в облаках, а живем на земле.

— Если судить по твоим словам, то выходит, что реальный мир — не такое уж приятное место для жизни.

Элизабет отстранилась от сестры и принялась усердно протирать зеркальную поверхность прилавка.

— Это потому, что я не смотрю на жизнь сквозь розовые очки, как некоторые.

— Что плохого в том, что человек немного романтичен?

— Ничего. Я имею определенное мнение о любви и браке, и это оттого, что я изучила вопрос и потерпела ряд неудач. Но о сексе я, кажется, ничего плохого не говорила.

— Как и я. Ты не могла бы говорить тише, Лила? Нас могут услышать.

— И что, если услышат? О сексе сейчас только ты одна и не рассуждаешь, наверное. Что, одиноко стало?

Лила сделала вид, что не заметила кислой ухмылки Элизабет.

— Секс, секс, секс! — самозабвенно продолжала младшая сестра. — Ну, видишь? Меня не убило молнией, не поглотила морская пучина, и я не превратилась в соляной столб. Я все еще здесь.

— Довольно. Я хочу, чтобы ты ушла, — проворчала Элизабет.

Она знала, что последует за этим вступлением. В последнее время любой их разговор неизменно заканчивался спором о любви.

Сестры были совершенно разными людьми. И отличие в жизненной философии, вкусах и пристрастиях находило подтверждение во внешности. Самое любопытное, что они были похожи. Обе блондинки. Но если у Лилы волосы вились буйными кольцами, то у Элизабет они ниспадали шелковистыми локонами. Черты у обеих были правильными, но у Лилы ноздри казались чуть шире, губы — полнее, выражение лица — более сладострастным. Обе унаследовали от матери голубые глаза, но если у Элизабет они напоминали гладь лесного озера, то у Лилы — синие воды буйной Атлантики. Лила была чуть ниже ростом и чуть плотнее, чем сестра, но фигура у нее была неплохая — ладная и спортивная. Элизабет обладала более тонкой талией и длинными ногами и казалась стройнее.

Элизабет с радостью носила бы наряды Викторианской эпохи — все эти кружевные юбки, блузы с вышивкой, атлас и бархат. Оставаясь женщиной современной, она старалась одеваться созвучно своему вкусу. В ее гардеробе присутствовали длинные пышные юбки с кружевным подзором, облегающие батистовые блузы. Но на ней эти вещи не выглядели ни старомодно, ни тем более смешно. Лила была авангардисткой во всем, в том числе и в одежде. Элизабет, прежде чем сделать шаг, тщательно ощупывала почву, в то время как ее сестра оставалась сторонницей спонтанных решений. Стиль поведения Лилы отличался стремительностью, импульсивностью и даже некой агрессивностью. Именно поэтому она считала возможным вести с сестрой разговор о ее частной жизни с напором, граничащим с бестактностью.

— Ты работаешь на таком бойком месте, так почему бы не вступить в игру? — спросила Лила.

Элизабет сделала вид, что не поняла намека.

— Разве ты не занята сегодня? — поинтересовалась она. (Сестра работала тренером по восстановительной гимнастике.)

— Только в половине пятого. Не увиливай, один из тех мужиков на тебя смотрит, — сказала Лила, непринужденно помахав рукой мужчине в фойе. — Бери его, пока тепленький. Что ты теряешь?

— Во-первых, самоуважение, — с нажимом ответила Элизабет. — Я не такая, как ты, Лила. Для меня секс — не игра, как ты это называешь. Для меня секс — это прежде всего любовь! Секс подразумевает брак.

Лила закатила глаза, словно желая сказать: «Вот сейчас начнется проповедь!»

— Ты ведь никогда не любила, так откуда тебе знать, о чем я говорю? — раздраженно спросила Элизабет.

Лила внезапно оставила свой насмешливый тон.

— Хорошо, послушай, что я тебе скажу, — уже серьезно заявила она. — Я знаю, что ты любила Джона. Мне известно, что в вашем романе с самого начала все было как в книгах. Товарищ по колледжу, любовь с первого взгляда, всюду вместе, все на двоих. Одно эскимо, одна содовая — две соломинки. Ваша любовь была сладкой до приторности, меня даже мутило иногда. Но все это в прошлом, Лиззи! Его нет. Он умер. — Лила перегнулась через прилавок и взяла сестру за руку, зажав ее ладонь в своих. — Прошло два года с тех пор, как он погиб. Ты не создана для монастыря, почему же живешь как отшельница?

— Ничего подобного, у меня есть магазин. Ты знаешь, как много времени и сил он отнимает. Я не сижу дома, как некоторые, не рву на себе волосы и не плачу. Каждый день я приезжаю сюда и зарабатываю на жизнь себе и детям. Я занимаюсь их воспитанием и принимаю участие в их жизни.

— Это верно, ты живешь жизнью своих детей. А как насчет твоей собственной? У тебя есть своя жизнь? Когда ты не работаешь, а дети уже спят, что тогда? Что вдова Берк делает лично для себя?

— Вдова Берк слишком устает к тому времени, чтобы заниматься чем-нибудь серьезным. Она тоже идет спать.

— В одиночестве.

Элизабет издала вздох, похожий на стон, дававший сестре понять, насколько она устала от этого бессмысленного разговора. Лила предпочла не обращать внимания на молчаливый протест.

— И как долго ты намереваешься довольствоваться фантазиями?

— Я не фантазирую.

Лила рассмеялась:

— Меня не проведешь, сестричка! Ты безнадежно романтична. Я помню, как ты обвязывала мою голову полотенцами и превращала в свою придворную даму, а сама изображала принцессу, ждущую Прекрасного Принца.

— А когда он приезжал, ты заманивала его в ловушку, заставляя сражаться с огнедышащим драконом, — парировала Элизабет со смехом.

— Да, но если дракон одерживал верх над принцем, я бежала и вызволяла несчастного юношу из беды.

— В этом-то и разница между нами. Я всегда свято верила, что принц одолеет любого дракона.

— Ты ждешь очередного принца, Лиззи? Мне страшно неприятно сообщать тебе об этом, но, увы, принцев больше нет.

— Я понимаю, — задумчиво ответила Элизабет.

— Значит, надо довольствоваться кем-нибудь другим. Например, обычным парнем из тех, что не запрыгивают сразу в обе штанины, а надевают брюки менее геройским способом: сначала одну штанину, за ней вторую. И так же снимают, — добавила Лила с двусмысленной усмешкой.

Элизабет снова ускользнула в мир фантазий. Тот конюх не снял брюк, а лишь расстегнул их. Он был слишком нетерпелив. И его нетерпение необычайно возбуждало ее. Сердце Элизабет затрепетало, но она оборвала сон наяву. Довольно, мечтам пора положить конец. Все это просто смешно. Элиза готова была свалить собственную вину за «отклонения» на сексуальной почве на сестру. Если бы Лила всякий раз не заводила этот разговор, ей, возможно, не приходилось бы задумываться о том, чего она лишена.

— Что же делать, — сказала Элизабет. — В наши дни не так-то легко найти стоящего мужика, не говоря уж об особе королевской крови. И все-таки я не собираюсь бросаться на первого встречного.

— Ладно, принимается. Тогда рассмотрим тех, кто живет поближе к дому. — Лила сдвинула брови, обдумывая варианты. — Как насчет нового соседа?

Элизабет сосредоточенно провела пальцем по стеклянному прилавку.

— Какого соседа?

— Сколько одиноких мужчин живет поблизости, Элизабет? Через забор, например? — раздраженно спросила Лила. — Тот славный парень с седой шевелюрой. Широкоплечий такой, с отличной фигурой.

Элизабет так усердно полировала витрину, словно хотела протереть стекло насквозь.

— Мистер Рэндольф?

Смех Лилы стал откровенно насмешливым.

— Мистер Рэндольф? — повторила она за сестрой противно высоким голоском. — Не строй из себя дурочку, ты ведь обратила на него внимание, не так ли?

Элизабет убрала под прилавок бутылку с жидкостью для мытья стекол и тряпку и, откинув со лба выбившуюся из прически прядь, ответила:

— Он единственный одинокий мужчина во всем районе.

— Так почему бы тебе не пригласить его как-нибудь на ужин?

— А почему бы тебе не перестать совать нос в чужие дела?

— Или надень что-нибудь смелое, когда будешь в очередной раз стричь газон, или позагорай без лифчика.

— Лила! О чем ты, в самом деле? Да и лето уже кончилось, слишком прохладно для загара.

Лила прищурилась и, ехидно захихикав, заметила:

— Так даже лучше — от холода затвердеют соски.

— Не желаю тебя больше слушать!

— А если это чересчур, придумай что-нибудь традиционное. Например, попроси его починить тостер.

— Он нормально работает.

— Так сломай его!

Лила встала со стула, глядя на сестру с досадой и отчасти с жалостью.

— К тому времени как он должен будет прийти, прими немного беспомощный и растерянный вид.

— Но ты никогда не стала бы действовать подобным образом.

— Да, черт побери! Я бы не стала. Но, как мы только что выяснили, я — не ты. Я никогда не использовала в качестве согревающего средства фантазии.

Элизабет усилием воли заставила себя сдержаться.

— Странно, — нарочито медленно проговорила она, — что ты вдруг набросилась на меня. Не ты ли первой предложила назвать магазин «Фанта-Си»?

— Я не потешаюсь над тобой и твоими мечтами. Они такая же неотъемлемая часть тебя, как пальцы или нос. Я бы никогда не предложила сделать такую вывеску, если бы не считала, что она как нельзя лучше отражает твой характер.

«Фанта-Си» — фантазия и что-то о сексе. Не прямо, в лоб, но достаточно прозрачно, если учесть ассортимент товаров: от невинных духов и конфет до отчаянно смелого нижнего белья. Элизабет пришла в смятение, но Лила отмела все сомнения, сообщив, что уже зарегистрировала торговую марку. Теперь для того, чтобы заменить это название на менее двусмысленное, Элизабет пришлось бы пройти через все формальности по второму разу. Таким образом, хотя бы год ей придется сохранять подаренное сестрой название.

— Эта надпись — постоянный источник моего дурного настроения! — в сердцах бросила Элизабет. — Всякий раз, когда кто-нибудь смотрит сначала на вывеску, а потом на меня, возникает ощущение, будто этот человек задается вопросом: что за нелепые фантазии меня одолевают?

Лила засмеялась:

— Вот и чудесно! Почему бы тебе в таком случае не прикрыть магазин на минуту и не сообщить, о чем именно ты думаешь? А еще лучше — показать на деле.

Лила смеялась весело и заразительно, и Элизабет невольно рассмеялась вслед за ней.

— Ты неисправима!

— Точно, — весело подтвердила Лила без тени раскаяния.

— И я знаю, что ты желаешь мне только добра.

— И это верно. Тебе скоро тридцать. Я не хочу, чтобы ты проснулась лет через десять такой же одинокой, как сегодня, — дети к тому времени уже вырастут. Ты можешь прождать впустую. Прекрасные принцы не слишком часто появляются на пороге. Он не шагнет в жизнь из твоих фантазий. Раз — и пожалуйста, сжимает тебя, любимую, в объятиях. Придется проявить инициативу.

Элизабет, понимая, что сестра, к сожалению, права, отвела глаза. И тут взгляд ее упал на статью в утренней газете, которую она не успела прочитать.

— Может, я пошлю приглашение ему, — сказала Элизабет, указав на портрет мужчины на первой странице.

— Адам Кавано, — прочла Лила. — Владелец сети отелей, как я понимаю?

— Да. Он собирается приехать сюда с инспекцией через неделю. Все руководство отеля и мелкие сошки вроде меня трепещут.

— Интересный мужчина, — задумчиво заметила Лила. — Но если смотреть правде в глаза — он слишком богат, слишком красив и скорее всего слишком пронырлив. Международный плейбой. Лиззи, это персонаж из фантазий. На твоем месте я бы поискала любовника попроще.

Элизабет поджала губы:

— До того как ты окончательно разгонишь покупателей своим гадким языком, не могла бы ты убраться?

— Да мне и так пора уходить, — высокомерно заметила Лила, — и если я этого не сделаю сейчас, то опоздаю на работу в шестнадцать тридцать. Так что пока!

Лила изящно помахала двумя пальчиками, проскользнув между мужчинами, поспешившими расступиться. Она подмигнула и одному, и другому. Оба невольно замешкались в дверях, провожая взглядами сексапильную блондинку.

Один из мужчин выбрал серебряный браслет «для моей жены». Элизабет невольно задумалась над искренностью его слов и тут же мысленно отругала себя за то, что размышляет на подобные темы. Черт, опять эта смутьянка Лила заставила ее видеть в каждом мужчине ловеласа.

Второй покупатель потратил больше времени, выбирая коробку шоколадных конфет. Он попросил Элизабет упаковать подарок, украсив блестящую розовую упаковку огромным розовым бантом. К конфетам прилагалась белая орхидея. Завернув покупку, Элизабет наконец оценила внешность покупателя. Подбородок — что надо, и руки тоже. Но вот прическа какая-то нелепая, рукава пиджака длинноваты, и брюки сидят плохо.

Боже, опомнилась Элизабет, неужели она начала действовать по инструкциям сестры и отныне в каждом клиенте будет видеть потенциального любовника? Не дай бог! До такого она не опустится.

Вечером, когда Элизабет больше всего нуждалась в отдыхе и тишине, все, как правило, получалось наоборот. Вот и сейчас спокойный мирный вечер представлялся несбыточной мечтой. Когда Элизабет приехала домой, ее ожидал хаос.

Мэган, восьмилетняя дочь Элизабет, и шестилетний сын Мэтт находились на заднем дворе со своей няней миссис Алдер. Все трое были близки к истерике. Элизабет остановила машину, заглушила мотор, распахнула дверцу и понеслась к дому со всех ног, уверенная, что случилось нечто ужасное.

— В чем дело? Что происходит?

— Малышка! — вопила Мэган. — Она на дереве!

— Мы ей кричали, звали, а она не хочет слезать.

— Она там застряла, а уже темнеет.

— Спусти ее вниз, мама, пожалуйста!

— Я не могу, миссис Берк, — задыхаясь, произнесла миссис Алдер, — в противном случае я бы давно ее достала.

Дети вопили не переставая.

Элизабет вздохнула с облегчением, когда поняла, что весь шум поднялся из-за котенка. Он залез на платан и сидел там, боясь спуститься. Никто не ушибся, никто не порезался, никто ничего не сломал.

— Всем немедленно успокоиться! — прикрикнула Элизабет. Однако ее приказ не возымел должного действия. — Вы поднимаете шум из-за пустяков.

— Малышка такая крохотная, она там умрет с голоду!.. — У Мэтта начала подрагивать нижняя губа.

— Мы спустим Малышку до темноты, — пообещала Элизабет. — Миссис Алдер, если бы вы могли…

— Я бы рада помочь, миссис Берк, но если не уеду прямо сейчас, то опоздаю на мою вечернюю работу, а до этого мне еще надо заскочить домой.

— Ну раз так, — сказала Элизабет, беспомощно глядя вверх, на вцепившегося в ветку котенка, который жалобно мяукал, — вам лучше уехать. Попробую достать его сама.

— Я бы с удовольствием помогла, но, право, не могу. Мне очень неприятно уходить вот так, зная, что вам…

— Я понимаю. Не беспокойтесь, увидимся завтра.

Няня ушла. Элизабет проводила ее грустным взглядом. Помощник сейчас не помешал бы, это точно.

Вдовство накладывает определенные обязательства. Она получала пенсию за утрату кормильца, но разве могли деньги заменить полного сил мужчину? Ей хотелось отругать Джона за то, что тот погиб и оставил ее один на один с проблемами, решать которые должен глава семьи.

Элизабет и двое ее детей стояли под деревом и смотрели на кошку, обдумывая план действий.

— Как ты собираешься залезть туда, мама? — спросила Мэган.

— Я не думаю, что у тебя получится, — сказал Мэтт.

— Непременно получится, — с уверенным видом заявила Элизабет. — Мы с Лилой часто лазали в детстве по деревьям.

— Тетя Лила рассказывала, что ты всегда была трусихой.

— Мало ли что она рассказывала! Я никогда не была трусихой.

Элизабет пообещала себе устроить Лиле хорошую взбучку, когда та придет в гости в следующий раз.

— Может, стоит вызвать пожарников? — предложил Мэтт.

— Пожарных, грамотей, — незамедлительно поправила его Мэган.

На этот раз Элизабет решила не вмешиваться в обычную перепалку детей. Наверное, неплохо, что Мэган учит брата уму-разуму, даже если ее подход к нему не всегда верен.

— Мэтью, — приказала она, — принеси из гаража стремянку.

Элизабет не хотелось, чтобы дети считали ее трусихой. Мэтт кинулся исполнять приказ.

— Я пойду переоденусь, прежде чем…

— Ой, мамочка, пожалуйста, не надо! — взмолилась Мэган, схватив мать за рукав; наверное, в глубине души она не очень-то верила в решимость мамы достать кошку и боялась, как бы та не передумала. — Смотри, когда ты рядом, Малышка успокаивается. Я боюсь, что, если ты уйдешь, она опять заплачет, а я этого не вынесу.

Слезы заволокли глаза девочки. Элизабет не смогла ей отказать. Кроме того, Мэтт уже тащил лестницу.

— Мама, она не такая уж длинная, всего несколько футов.

— Нормальная. Мне подойдет. — Элизабет тряхнула головой. — Ну, вперед.

Прислонив стремянку к стволу, Элизабет забралась на верхнюю ступеньку, но для того, чтобы добраться до нижней ветки, предстояло еще встать на цыпочки и подтянуться. Каким-то чудом она повисла на этой ветке, а затем и взгромоздилась на нее.

Мэтт внизу прыгал и аплодировал:

— Мама! Ты у нас маленький Рэмбо!

— Спасибо, — мрачно ответила Элизабет.

Ладони саднило. Правда состояла в том, что, окажись на ее месте Лила, котенок бы уже давно спустился на землю. Но сейчас дело обстояло далеко не лучшим образом: котенок по-прежнему сидел на ветке, а Элизабет оставалось преодолеть не меньше половины пути.

— Я вижу твою нижнюю юбку, — сообщила Мэган.

— Прости, но ничего не могу с этим поделать, — с издевкой заметила Элизабет.

Наконец ей представилась возможность передохнуть. Котенок опять отчаянно замяукал.

— Мама, быстрее!

— Я и так спешу, — с нажимом произнесла Элизабет.

С завидной целеустремленностью она пробиралась к заветной ветке, стараясь не смотреть вниз: от высоты у нее кружилась голова.

Наконец Элизабет дотянулась до котенка. Ласково разговаривая с ним, она сняла животное с ветки. Спускаясь вниз, что оказалось куда труднее, чем лезть наверх, она могла действовать только одной рукой. Половину пути она преодолела вполне успешно, затем подозвала детей.

— Сейчас я сброшу котенка. Ты сможешь поймать Малышку, Мэган?

— Ты думаешь, она не испугается?

— Нет. Так ты ловишь?

— Ну, раз ты ее бросаешь…

Стараясь не обращать внимания на осуждающие взгляды детей, чувствуя себя бессердечнейшим существом на свете, Элизабет отпустила котенка. Малышка приземлилась у ног Мэгги на все четыре лапки.

Девочка хотела подхватить ее на руки, но животное вне себя от страха со всех ног помчалось в кусты, перемахнуло через живую изгородь и, проскочив между ногами Теда Рэндольфа, кинулось в соседский гараж. Дети с визгом бросились следом, не обращая внимания на призывы матери.

Элизабет, прижавшись щекой к стволу, набиралась мужества. Она слышала, как дети рассказывают одинокому мужчине, живущему в соседнем доме, о том, что произошло, — голоса звучали достаточно громко и отчетливо.

— Теперь с Малышкой все в порядке, а вот наша мама там застряла.

Элизабет застонала и закрыла глаза. Она надеялась лишь на то, что дети уже изрядно надоели соседу и он погладит их по головкам и быстро отправит восвояси. Зажмурившись, она представила, как дети бегут к платану, а мистер Рэндольф с пакетом продуктов, тем самым, который он держал в руках, когда между его ног проскочила кошка, возвращается к себе в дом.

Но когда Элизабет открыла глаза, то сквозь ветви дерева увидела, что пакет лежит на багажнике соседского джипа, а сам сосед стоит подле своей машины, поглаживая котенка. Малышке, судя по всему, его ласка очень нравилась.

— Ваша мама спустила котенка вниз?

— Угу, но сама она все еще на дереве. Мама! — заорал Мэтт через весь двор.

— Думаю, она не может спуститься.

Элизабет могла бы гордиться интуицией своей дочери, однако чувство такта не получило у Мэган такого же выдающегося развития.

— Все в порядке! — крикнула Элизабет и торопливо переставила ногу на нижнюю ветку.

Лила посоветовала ей разыграть беспомощную неумеху перед соседом, и эта роль ей вполне удалась.

Она видела, как Тед Рэндольф передал урчащего котенка Мэган и посмотрел в ее сторону. Возможно, он просто хотел получше рассмотреть ее. Но вот сосед, дети и Малышка, свернувшаяся у Мэган на руках, двинулись через полянку.

— Она всего лишь наша мама, — пренебрежительно высказался Мэтт. — Я не думаю, что она так уж хорошо лазает по деревьям.

— Ты же говорил, что она как Рэмбо, — напомнила брату Мэган, вставая на защиту матери.

— Залезть-то она залезла, а вот вниз вряд ли спустится, — ответил Мэтт и многозначительно посмотрел на Теда. — Вы же знаете, как это у мам бывает.

К тому времени они подошли к дереву.

— Миссис Берк?

— Добрый день, мистер Рэндольф. Как поживаете?

Ей показалось, что мужчина с трудом сдержал улыбку.

— Прекрасно. А вы?

— И я прекрасно, — ответила она, убирая с лица прядь волос. Подобную беседу они вполне могли бы вести, переговариваясь через живую изгородь из декоративного шиповника, разделявшую их владения.

— Вам нужна помощь?

— Думаю, что справлюсь сама, спасибо. Простите, что дети отвлекли вас от дел.

— Я был бы рад помочь.

Элизабет видела, как он нахмурился.

— Вы уверены, что сможете спуститься?

Она с опаской посмотрела вниз.

— Уверена…

Однако она его не убедила. Какое-то время сосед молча наблюдал, затем, приняв решение, сказал:

— Так, хватайте вон ту ветку, нет, не эту, другую, правой рукой. Отлично. Теперь делайте шаг левой ногой. Вот сюда, верно.

Рэндольф давал ей инструкции приятным рокочущим баритоном, звучавшим вполне миролюбиво. Следуя его указаниям, Элизабет почти спустилась вниз, она уже стояла на верхней площадке стремянки, когда раздался треск рвущейся материи.

— О! — воскликнула она.

— Что случилось? — спросил Тед.

— Я думаю, что-то зацепилось за ветку.

— Что именно?

— Какая-нибудь из этих маминых штучек с рюшами, — тут же объяснил Мэтт. — Она носит всякое кружевное барахло под одеждой.

— Мэтью! — Элизабет вспыхнула. Она безуспешно пыталась высвободить запутавшуюся нижнюю юбку.

— Дайте я помогу, — предложил Тед и залез на стремянку.

— Я сама.

— Нет, лучше покрепче ухватитесь обеими руками за ветку. Я боюсь, вы вот-вот упадете.

Элизабет посмотрела вниз, и ей показалось, что земля куда-то уплывает. Она изо всех сил вцепилась в ветку, в то время как импозантный неженатый сосед, с которым она так и не успела толком познакомиться, погрузил руки в пену тонкого льна и кружев, из которого была сделана нижняя юбка, в поисках сучка, за который она зацепилась.

— Вот, — объявил он наконец, — нашел. Видите, — добавил он, рассматривая прореху, — дырка небольшая, можно заштопать.

— Да, наверное, — согласилась Элизабет осторожно потянув на себя нижнюю юбку. — Спасибо.

Он стоял на ступеньке лестницы, и лицо его, поднятое кверху, было почти на одном уровне с ее глазами. Элизабет никогда еще не оказывалась к нему так близко. Раньше она не замечала, что волосы у него не совсем седые, а словно припорошенные солью. Перец и соль, но соли больше. Никогда еще она не имела возможности вдохнуть запах его одеколона, напоминавшего о кожаной упряжи, седлах и сексе. И лишь один взгляд на его пальцы, перебиравшие кружевное белье со злополучной дыркой, отчего-то вызвал у Элизабет странное головокружение. Во рту пересохло, в глазах вспыхнуло пламя, которое, возможно, заметил и этот красивый чужой человек.

— Пожалуйста, — тихо ответил он.

Тед не сводил с нее глаз.

— Знаете, вы дрожите. Позвольте помочь вам.

Он спрыгнул со стремянки и отодвинул ее от дерева. Затем протянул руки, сомкнув их у Элизабет на поясе. Он держал ее, плотно обхватив за талию.

— Опустите руки мне на плечи и нагнитесь вперед. Положитесь на меня.

Элизабет повиновалась. Ткань его рубашки показалась ей приятно гладкой и тонкой. От этого прикосновения ее исцарапанные ладони перестали болеть. Тед Рэндольф чуть приподнял ее с ветки. Она оперлась на него, он сделал пару шагов назад, держа ее на вытянутых руках.

Грудь его оказалась мощной, как стена. И сам он был крепок и силен, словно отлит из цельного куска металла. Нет, не из металла, он из плоти и крови. Странно, почему она не чувствует земли под ногами? Это потому, что Рэндольф все еще не опустил ее.

Тед нехотя поставил Элизабет на землю. Ноги ее коснулись прохладной травы, грудь скользнула по его груди. На какой-то краткий миг ее бедра прикоснулись к молнии на его джинсах.

Горячая волна прокатилась по телу Элизабет.

— Вы нормально себя чувствуете? — озабоченно спросил он.

Элизабет с трудом утвердительно кивнула.

Тед разжал руки. Элизабет поспешила отойти назад. Когда она отважилась поднять глаза, в его зрачках отразилась женщина, раскрасневшаяся от возбуждения.

И лишь мгновение спустя Элизабет поняла, что она и была той самой женщиной.