Глава 8 ПУТЕШЕСТВИЕ В ТУМАНЕ

Прозрачная от солнца чайного цвета вода с зеленоватым отливом, обжигающий ноги песок на пляже, аккуратные летние домики на сваях, молодые дубы и ивы, голубые лодки на пристани, деревенские торговки с ведрами, в которых лежали красно-зеленые яблоки, маленькие и даже на вид кислые, парниковые огурчики, свежая рыба… Здесь, на этом побережье, царила лень и пахло вареной капустой из столовой, единственного во всей округе высокого, сплошь состоящего из стекла и бетона здания.

Наталия, достаточно быстро освоившись, нашла директора лагеря и оплатила крайний домик, у камышей, за три дня, чтобы не вызвать подозрения. Оставив машину на стоянке, она открыла каким-то странным ключом хлипкую дверцу своего домика, получила у кастелянши серое влажное белье, три одеяла, примитивный набор посуды, ознакомилась с висевшим на окрашенной в зеленый цвет стене расписанием (завтрак, обед, ужин), переоделась и пошла загорать на пряж.

Вода и солнце быстро сделали свое дело: проснулся аппетит. Пляжники, все как один, побрели к своим домикам, чтобы переодеться и отправиться на обед. Наталия взглянула на часы: два часа.

В столовой под гомон полуголодных отдыхающих и звон посуды она пыталась представить себе здесь Майю, но не смогла. Такая избалованная девушка, как она, должна была отдыхать на Адриатике или Средиземноморье, но никак не на такой «турбазе», как все называли этот спортивный лагерь.

Макароны с жареной говядиной и водянистый полусладкий компот ничего, кроме изжоги, не вызвали. И даже не утолили голод. Купив возле пристани пакет с розовой черешней, Наталия вернулась на пляж, позагорала с полчаса, а затем снова пошла на пристань, где познакомилась с лодочником, который заправлял маленьким речным флотом лагеря. Крупный веселый мужчина в майке неопределенного цвета и пузырящихся на коленях спортивных брюках голубоватого оттенка предложил Наталии старенькую узкую лодочку.

– Две тысячи в час, – произнес он, словно извиняясь, что подсунул молодой и красивой леди эту несчастную посудину вместо яхты с хромированными деталями.

– Вы здесь давно? – спросила Наталия тоном любопытствующей туристки, праздной и ленивой.

– Всю жизнь, – ответил он, помогая ей сесть в лодку. – Веслами пользоваться умеете?

– Каталась как-то в парке… Кстати, здесь у вас недавно отдыхала моя знакомая, Майя. Вы ее наверняка видели. Она такая…

– …такая черненькая, худенькая, да? Майя. Как же, яркая девушка. Только она поувереннее вас будет и из лодки почти не вылазила. Бывало, в столовую сходит, покушает и снова на лодку. Прямо как рыбка. Она нерусская, брови черные, глазищи тоже черные или голубые, сейчас не скажу… Но красивая, как артистка… За ней все мужчина один ухаживал, расспрашивал меня, в какую протоку она свернула, мне же видать с мостика… Но она ни с кем не общалась. Все одна и одна. С островов, бывало, привезет целую охапку цветов, банку еще у меня спрашивала…

– Вы так много мне о ней рассказали… Уж не влюбились ли вы в нее сами? – попробовала пошутить Наталия, обрадованная тем, что ей достался такой словоохотливый собеседник. – И давно она здесь была?

– Дня два как уехала… А пробыла что-то около трех-четырех дней, но я ее почему-то запомнил… Она сильно отличалась от всех отдыхающих. У нас же тут, у обслуги, скукотища, так мы все смотрим на отдыхающих и пытаемся представить их жизнь…

– Ну и что же вы можете, например, рассказать о Майе? – Наталия говорила таким тоном, словно ее это мало интересовало и она просто поддерживала разговор.

– Умная она и вежливая. Но, скорее всего, не замужем или замужем за человеком много старше себя.

– Вот это наблюдение… Но почему? – искренне удивилась Наталия, никак не ожидавшая от простого лодочника таких занятных рассуждений. «Тоже мне, физиономист…»

– Да потому, что ей скучно будет со своими ровесниками.

– Понятно. А кто за ней ухаживал-то?

– Мужчина. Тоже интересный. Худой, но красивый… Мне даже хотелось, чтобы они там, в какой-нибудь протоке, и познакомились, но они всегда возвращались порознь и, как мне кажется, даже не видели друг друга…

– Какой вы все-таки наблюдательный, – не выдержав, заметила Наталия и, поблагодарив лодочника за помощь, отчалила от берега.

Вот она, тихая заводь, и эти цветущие берега, которые она видела в своей «классной», сидя за роялем. Да, так действительно можно свихнуться. Права была Сара, когда предупреждала о том, что надо беречь свое здоровье и в особенности нервную систему.

Она скользила, не напрягаясь, вдоль протоки, окуная длинные легкие весла в маслянисто-темную воду и не переставая восхищаться открывающимися пейзажами. Здесь было на что посмотреть: справа зеленый луг с пасущимися на нем коровами, ивы, полощущие свои белесо-зеленые космы в воде, цветочные поляны, семейство молодых и ранних простодушных подсолнухов, живописные тишайшие заводи с кувшинками и лилиями…

Она размышляла о Майе. Что заставило ее покинуть эти райские места? Почему Сара сказала, что она предложила Майе отдохнуть… Как там она выразилась? Ах, да: «Говорила же я ей, чтобы она поехала на остров и отдохнула. У меня даже была заготовлена путевка, но она отказалась, и знаешь из-за кого?»

Почему же тогда Сара ничего не рассказала ей о том, что Майя незадолго до этих странных записок (а может, и в их бытность) отдыхала в «Ландыше»? И еще: та кувшинка, которую она обнаружила в подъезде, на лестнице? Как все сложно, запутанно…

Спрашивается, зачем кому-то писать такие идиотские записки? Чтобы предупредить? Но если так, то почему это надо делать таким претенциозным, можно даже сказать, экзальтированным способом? Почему в кувшинке?

И тут она поняла происхождение кувшинки. Когда нос лодки плавно скользнул в зеленый плавучий ковер из жестких листьев, среди которых цвели желтые, неестественные в своей геометрической точности кувшинки. Что стоит засунуть записку в цветок? Человек, который это делал, знал маршрут Майи. Почему же тогда он, не воспользовавшись возможностью здесь, к примеру, в тихой заводи, познакомиться с Майей и предупредить о готовящемся преступлении, фаршировал кувшинки пространными записками? Потому что никакого преступления не было и в помине – просто кому-то надо было, чтобы Майя уехала из лагеря. Но почему? Может, она могла кого-то там встретить и узнать, может, кто-то хотел, чтобы она вернулась в город… Стас? «…Но она отказалась, и знаешь из-за кого?»

Стас? Она могла отказаться, чтобы быть вместе со Стасом… У него в школе были экзамены, и Майя… А что, собственно, такого особенного сделала Майя? Ну уехала в лагерь без Стаса.

Уехала же Наталия одна, без Логинова. Мало ли существует причин, по которым люди временно расстаются? К тому же неизвестно, какие отношения были у Майи со Стасом. Может, они были просто друзьями?

Наталия жалела сейчас об одном: что не успела как следует расспросить обо всем Сару. Она наверняка что-то от нее скрывает. Но почему? Ведь она первая пришла к ней и обратилась за помощью. Оно и понятно: кому понравится получать подобные устрашающие записки.

Возможна и еще одна версия: Майя, натыкаясь каждый день на записки и предполагая, что они адресованы именно ей (но почему? ведь там нет даже обращений?!), испугалась и уехала из лагеря. Приехала к сестре, рассказала ей об этом в довольно ироничной форме… А дальше что? Почему она погибла? Почему погиб Стас? Эти две смерти наверняка как-то связаны. Но кому понадобилось убивать этих молодых еще людей? За что? И еще. Спортивный лагерь «Ландыш». А не слишком ли часто она за последние пару дней слышала это название? Ведь желтый портфель украли из домика именно в этом лагере. А не могут ли просто (во всяком случае, по логике вещей) украсть этот портфель у человека со шрамом…

А что, если Стас и Майя действовали сообща? Майя, предположим, навела Стаса на желтый портфель и отвлекла его хозяина, выманив его из домика, с тем, чтобы Стас смог выкрасть деньги?

Как это было непохоже на Майю!

Рассуждая подобным образом, Наталия поняла, что заблудилась. Петляя в протоках и наслаждаясь открывавшимися ей видами, она совершенно потеряла ориентир и теперь оказалась в туманном тупике, окруженном ивовыми зарослями. На воду спускался еще более густой туман, похожий на дым, голубоватый и словно какой-то ядовитый…

Ей стало страшно… Лодка тупо клюнула носом в илистый берег, стало необыкновенно тихо. Казалось, само небо спустилось на землю и накрыло все живое с головой, даже коров, которых Наталия несколько минут назад видела недалеко от берега, за молодой порослью ив.

Она вышла на берег, подтащила лодку, привязав ее за поваленное полусгнившее бревно, и осмотрелась. Берег был пологий, стоящие чуть поодаль дубы с размытыми корнями, казалось, вцепились в песок мертвой хваткой – настолько их разветвленные корни напоминали растопыренные пальцы гигантских рук. И за ними, на едва различимой в тумане поляне, она вновь увидела коров… Они, казалось, тоже застыли в ожидании, пока не рассеется туман. И перестали жевать траву. Перестали жевать. И вдруг до Наталии дошло, что, если здесь поблизости пасутся коровы, значит, неподалеку находится человеческое жилье. А это уже успокаивало.

Вдыхая влажный, густой белый воздух, Наталия подошла к корове, рыжей, в белых пятнах, и ей показалось, что что-то в ней есть неестественное, нереальное… Она протянула руку, коснулась крупа животного, и тут же волосы на ее голове зашевелились… Она, Наталия, закричала так, как кричат люди, увидев привидение или оживших мертвецов. Корова была неживая. Гладкая и прохладная на ощупь.

Наталия уже не помнила, как снова оказалась в лодке, оттолкнулась от берега и быстро заработала веслами. Она никогда в жизни еще так не гребла. Скользя из протоки в протоку, она не то что не чувствовала усталости, но даже не думала о том, что, быть может, вместо того чтобы выплыть к пристани, она еще глубже увязает в паутине протоков. Поэтому, когда она увидела смутные огни на берегу и узнала вереницу желтых и оранжевых домиков на сваях, ей было уже все равно. Она дрожала от страха. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться у себя дома, на диване. Но ей предстояло ночевать в полном одиночестве в домике. Даже при всем желании она не сможет сейчас, в это предвечернее время, вернуться в город. Просто не имеет права. Она должна расследовать эти убийства любой ценой.

Лодочник, завидев ее, стал махать руками и что-то кричать.

– Что случилось? – спросила она, устало подгребая к причалу и царапнув дном лодки, заехала на песчаный берег. Она вынула весла и протянула их хозяину. – Думали, что я угнала лодку?

– Нет, что вы! Просто такого тумана у нас давно не было. Я испугался, что вы заблудились в протоках. Такое бывает даже с мужчинами. Вы такая бледная. С вами все в порядке?

– Да, спасибо. – Оказавшись на берегу, Наталия поняла, что едва держится на ногах. – Скажите, кстати, как вас зовут?

– Александр Карпович, – подобострастно и даже несколько артистично ответил лодочник.

– Скажите, Александр Карпович, а кто в прошлый заезд (она произвольно назвала время пребывания своего клиента заездом) жил в четвертом домике?

– В четвертом? Да там никогда никто не живет. Он – аварийный. У него сваи разрушились. Не все, конечно. Там обычно ночуют «дикари», которые либо опоздали на автобус, либо на теплоход.

– А человека со шрамами вы не видели? – рискуя, спросила Наталия.

– Нет.

– А человека с желтым портфелем?

– Вы что, из милиции?

Она тотчас покраснела и поняла, что в своих расспросах зашла слишком далеко.

– Да нет, дело не в этом… Просто я ищу своего мужа. Он, кажется, был здесь со своей любовницей. Мне рассказала об этом Майя. Вот почему я сюда приехала. – И она опустила голову.

– Извините, не знал. Но я не дурак, понимаю, насколько все это деликатно. Если хотите, я порасспрашиваю тут у своих, они мне расскажут.

Наталия поблагодарила симпатичного толстяка-лодочника и побрела вдоль берега к своему домику. Поравнявшись с номером четвертым, она внимательно осмотрела его и пришла к выводу, что если в нем не скакать, а вести себя смирно, то переночевать там действительно можно. Возможно, что и сейчас в этом домике кто-то прячется.

Поднимаясь к себе на крыльцо, она вдруг почувствовала, как сзади ее кто-то сильно обхватил за плечи.

– Попалась? – услышала она знакомый голос и чуть не задохнулась от возмущения.

Загрузка...