Жертва Вдовы

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Квили смотрела на перепутанные стальные колечки, изъеденные остатки кольчужной рубахи, прошедшей через желудок кравлера. Похоже, тайна внезапного исчезновения начинающей жрицы разрешилась. Надежды воскресить Талесте из мертвых не было. Не осталось ни осколка кости, лишь несколько обрывков кольчуги и бесформенный кусочек серебра, бывший некогда священным амулетом.

— Слезы Эйлистри, — пробормотала Квили, — да омоют ее душу.

Рядом с нею Ильрени повторила ее молитву.

Боевая наставница храма была крохотной женщиной, гибкой, как прутик, с тонкими чертами лица, высоко изогнутыми бровями и голосом высоким, почти пронзительным — как у ребенка. Мускулы ее, однако, были крепки, как бечевки, из которых делают плети, а воинские таланты — общеизвестны. Ей были вверены оборона Променада и одна из наиболее почитаемых реликвий: поющий меч, один из тех, с которыми Квили и ее товарищи ходили в бой против аватара Гонадоора. Меч Ильрени всегда держала при себе, в заплечных ножнах.

— Почему ты вызвала меня? — спросила Квили. — Ответ на нашу загадку представляется достаточно простым. Начинающую сожрал кравлер-падальщик, а останки ее оказались тут.

— Именно так думал и патруль, нашедший это, — ответила Ильрени, — пока они не пропели заклинание. Когда они обнаружили то, что еще здесь находится, то не захотели это трогать. Попробуй сама, и увидишь.

Квили пропела короткую молитву, проведя рукой над изуродованными остатками кольчуги. Вокруг овальной выпуклости, погребенной под массой, вспыхнула аура. Она переливалась мерцающими пурпурными огнями, прочерченными насквозь сплетающимися черными линиями.

Щелчок пальца жрицы поднял предмет на уровень глаз. Она описала пальцем круг, заставляя объект вращаться. Линии магической силы перемещались взад и вперед по поверхности пурпурной ауры, то образуя узоры, похожие на паутину, то сплетаясь в некое подобие сильно упрощенной руны детека. Аура тоже мерцала, переливалась от мягкого небесно-голубого до зловещего багрового. Квили сотворила заклинание, которое должно было подвергнуть двеомер анализу, но, как ни перебирала она нити Пряжи, единственной музыкой, издаваемой обсидианом, была какофония перепутанных нот. Она могла утверждать, что камень содержит в себе какое-то заклинание, но что-то не давало ей узнать больше. Впечатление было такое, что этот магический предмет находился в руке заклинателя, чья воля противостоит ей, хотя ясно было, что это не так.

Квили завершила свое заклинание провидения. Магические линии силы, которые оно делало видимыми, исчезли. Предмет снова казался не более чем овальным отполированным куском черного обсидиана.

— Никогда не встречала ничего подобного, — проронила Ильрени.

— Я тоже, — отозвалась Квили, — хотя это явно разновидность магии камней — и ей много тысяч лет, судя по архаичному начертанию руны.

— Что это за слово?

— Это зависит от того, написана она дворфами или гномами. Она читается как фровен, но обозначать может и «метать», и «искривлять».

Ильрени тихонько повторила слова.

— Думаешь, это какая-то ловушка?

— Нет, не думаю. — Квили задумчиво покачала головой. — Иначе она бы уже сработала, разве что она приходит в действие от прикосновения. — Она осторожно заставила камень опуститься на землю. Потом жрица нагнулась и внимательно изучила то место, откуда подняла его, — небольшую полость между обрывками кольчуги. — Это трогали?

— Нет, леди.

— Видишь этот клочок — там, где лежал камень? Похоже на кусочек кожи. Ручаюсь, что в момент смерти Талесте несла этот камень в своей сумке. Если так, она, наверное, дотрагивалась до него — и не привела в действие никакие ловушки. — Жрица выпрямилась. — Вопрос теперь в том, где начинающая взяла это. Ее тело, должно быть, находилось в утробе кравлера какое-то время. Она могла найти камень где угодно.

С этими словами Квили достала из кармана кожаный мешочек и положила его на землю рядом с камнем. Подтолкнув камень кинжалом, она закатила его внутрь и затянула тесемки магического мешка.

— Это неподалеку от места, где была убита аранея, — заметила Ильрени. — Ты думаешь, камень может быть связан с Селветаргтлин?

— Надеюсь, именно это и сможет сказать нам Хоралдин.

Закрыв глаза, друид Хоралдин возложил обе ладони на камень, вытряхнутый Квили из мешочка. Камень лежал на его верстаке — толстой плите из прозрачного камня, покоящейся на шляпках двух гигантских окаменевших грибов. Стены и потолок жилища Хоралдина покрывали живые грибы. Друид как-то убедил их расти на голых камнях.

Хоралдин и сам был бледным, как гриб, его кожа лунного эльфа почти светилась белизной. Спутанные, похожие на лишайник иссиня-черные волосы доходили ему до талии. Одна из его рук с тонкими пальцами гнулась с трудом. Жрицы вылечили ее, изуродованную работорговцем, но друид все еще берег руку. С момента своего спасения из Гавани Черепа он жил в Променаде, среди паствы Темной Девы. Он по-прежнему поклонялся Сильванусу, но не менее преданно служил Эйлистри.

Мгновение спустя его глаза открылись.

— Ваша жрица в самом деле дотрагивалась до камня, — сказал он. — Она подобрала его с плоской каменной поверхности — с пола, судя по всему, но я не могу сказать вам, где именно. — Он говорил тихо, едва ли не шепотом — привычка, выработавшаяся за более чем сто лет одинокой жизни среди лесов. — Незадолго до того, как его касалась жрица, камень побывал у паука-оборотня. А до этого был в руках у дроу с «ногой на затылке» — думаю, камень имеет в виду косу — и «блестящей грудью». Полированный нагрудный доспех, возможно.

— Селвертаргтлин? — спросила Квили. Последователи воителя Паучьей Королевы были известны тем, что заплетали волосы в косу.

— Возможно. Камень их не различает. Прежде чем дроу с косой завладел им, камень лежал под брюхом у большого крылатого черного существа, и похоже, много веков. Дракон, я полагаю. С глубокой незаживающей раной в боку. Задолго, задолго до этого — за несколько тысячелетий, я бы сказал, — с камнем работали маленькие коричневые руки. У мастера была седая борода и заостренные уши. Он шлифовал камень, пока тот не стал округлым, и наделил его магией. До этого камень откололи от большого куска скалы, добыли из карьера и много раз передавали из рук в руки, пока он не попал к тому, кто придал ему форму.

— Маленькие коричневые руки и борода, — повторила Квили. — Горный гном?

— Я тоже так думаю, леди, — склонив голову, ответил друид.

— А что насчет руны? — поинтересовалась Квили. — Какое заклинание она запускает?

Разведя руками, Хоралдин пожал плечами:

— Этого я вам сказать не могу. Сам камень не знает, какая магия в нем содержится, но магия эта была кем-то изменена, то ли драконом, то ли дроу с косой, а может, обоими. Насчет этого камень не очень уверен. Нити магии, пронизывающие его, — узор паутины, который выявило ваше заклинание, — связаны, однако, с темными эльфами. Они напитаны ужасной магией — то ли Селветарма, то ли Ллос.

Квили коротко вздохнула. Искорки серебряного огня плясали в ее волосах.

— Вы уничтожите его, леди? — спросил друид.

Квили задумалась. Если она разрушит магию камня, то, возможно, никогда не узнает, какую загадку он в себе таил. Аранея явно принесла камень в пещеры Променада и спрятала его там, вот только Талесте, благодарение Эйлистри, наткнулась на него.

— Покуда я не стану уничтожать его, — ответила наконец Квили. — Не стану, пока не узнаю, что он делает.

Она заставила камень левитировать обратно в мешочек, благодаря богиню за то, что, какие бы ужасные планы ни пыталась осуществить аранея, они были расстроены. Чем бы ни был этот кругляш из черного обсидиана, находясь в многомерном пространстве магического мешка, никаких бед он причинить не сможет.

Поддерживаемая волшебными ботинками, Каватина плыла меж гниющих сучьев, стараясь следить разом и за темной водой внизу, и за деревьями вокруг. Она охотилась уже четырнадцать дней и ночей. На небе от убывающей луны остался лишь узенький осколок, и мерцающие светящиеся точки, сопровождающие ее по небу, были тусклыми, как гаснущие свечи. Существо, которое она выслеживала, покинуло Кормантор и повернуло к югу, в затопленный лес. Мертвые деревья, торчащие из болота, сгнили и стали хрупкими, и их ветки часто отламывались под руками Каватины, продиравшейся вперед. Как и существо, на которое она охотилась, Каватина оставляла за собой четкий след, дорожку из свисающих обломанных веток и сорванного мха.

Очередная ветка сломалась, когда Каватина ухватилась за нее, и жрица, вращаясь, полетела совсем не туда, куда намеревалась. Она извернулась, оттолкнувшись ногой от древесного ствола. Дерево легонько подалось, потом со стоном завалилось набок, набирая скорость по мере падения. На ходу оно с громким треском обламывало сучья соседних деревьев, потом с оглушительным плеском рухнуло в болото. Гнилая вода взметнулась вверх, забрызгав доспехи и одежду Каватины.

Жрица выругалась. Даже если бы захотела, она не могла бы обозначить лучше свое местонахождение.

Она зависла неподвижно, ожидая, не вернется ли существо по своему следу, заслышав шум. Оно не вернулось, но внизу, в болоте, что-то двигалось. Из воды возле упавшего дерева поднялась какая-то фигура. Она напоминала кучу гниющих растений, но у нее были «руки» в виде множества перекрученных лиан и «ноги» — узловатые почерневшие корни. Оно побрело прочь от рухнувшего дерева, его горбатое туловище изгибалось то в одну сторону, то в другую, словно существо выискивало что-то. После нескольких шагов существо снова погрузилось в болото. Когда рябь улеглась, о его присутствии говорили лишь небольшая кочка и лианы, бывшие его «руками», расправленные и распростертые по поверхности воды, точно сеть.

Каватина вдвойне порадовалась, что на ней магические башмаки. Бреди она по болоту, ей, возможно, пришлось бы с боем пробиваться мимо таких вот растительных штук. Ясно было, что именно этого и хотело существо, на которое она охотилась.

Ухватившись за другую ветку, Каватина подтянулась вперед, не обращая внимания на комаров, тучами клубившихся вокруг ее рук и лица. Чтобы пробираться через верхушки деревьев, ей нужны были обе руки, а это означало, что поющий меч оставался в ножнах у нее на боку. Ее священный символ висел на поясе рядом с ним, готовый к заклинаниям.

Она миновала дерево, ствол которого был усеян ярко-желтыми грибами. Несколько штук взорвались, потревоженные, и вниз опускалось облачко спор. Существо по-прежнему находилось впереди.

Каватина обнажила меч и летела по инерции, пока не остановилась. Зловонный ветерок колыхал мох, свисающий с соседних древесных стволов. Сквозь эту рваную завесу она различила слабое зеленоватое свечение. Казалось, оно исходит из некой точки на поверхности болота.

Рыцарь Темной Песни прошептала молитву, которая должна была защитить ее от имеющих злые намерения, и добавила к ней другую, позволяющую видеть сквозь магическую тьму И прочие иллюзии. Потом она вытащила из стальной фляги пробку и оставила ее висеть на цепочке. С мечом в руке, она осторожно продолжила свой путь сквозь ветви.

Зеленоватое свечение исходило от каменной платформы, находящейся под водой, почти у самой поверхности. От центра платформы расходилась рябь, словно здесь что-то потревожило воду. Свечение казалось пестрым из-за взбаламученной рябью грязи. Платформа была шагов двадцать в длину, овал с кругом сломанных колонн по краю, торчащих из воды, словно гнилые зубы. Ступени, также светящиеся, изогнутые, повторяющие контуры платформы, уходили куда-то вниз, во тьму.

Все это Каватина рассмотрела с одного взгляда. Платформа была прогалиной в этом затопленном лесу, открытым пространством, где не было деревьев — и не было существа, на которое Каватина охотилась.

— Эй, тварь! — крикнула она. — Покажись!

Насмешливый хохот донесся от мертвых деревьев по ту сторону платформы.

Существо было слишком далеко, чтобы обрушить на него заклинание. Каватина собиралась выманить его из убежища. Она оттолкнулась от дерева и выплыла на открытое место, намеренно превращая себя в мишень.

Атака последовала тут же. Вокруг вдруг разлилась тьма, разом поглотив зеленое свечение снизу и слабое сияние месяца в небесах. Мгновением позже заклинание, сотворенное Каватиной, начало действовать, и она снова могла видеть. Как раз вовремя. Она взмахнула мечом, метя в существо, которое метнулось к ней, таща за собой нить паутины. Оружие начало опускаться, и воздух наполнился песней.

Существо извернулось на лету настолько стремительно, что глаз едва успел заметить. Меч задел его, но это был лишь скользящий удар, пришедшийся, судя по ощущению, по чему-то твердому, как камень. Удар отбросил Каватину в одну сторону, существо — в другую. Пока они плыли прочь друг от друга среди магической тьмы, Каватина впервые как следует разглядела своего противника.

Оно было огромное, как и рассказывал мужчина из Дома Джэлр, уцелевший после нападения, — наверное, вдвое выше Каватины. Похоже оно было на мускулистую женщину-дроу, но на каждой щеке ее виднелось по поросшему волосами мешку, как раз под глазами, и восемь паучьих лап толщиной с прутья от метлы торчали из-под ребер. Оно было обнаженное, со спутанными белыми волосами, кончики которых, казалось, прилипли к плечам и спине.

— Куартц'ресс! — выкрикнула Каватина.

Стальная фляга засверкала. Яркий серебристый свет прорезал магическую тьму и ударил в существо, но, вместо того чтобы пронзить его насквозь и затянуть во флягу, магический луч срикошетил от блестящей черной кожи, точно луч света, отражающийся от зеркала.

Вот, значит, как. Существо явно не демонической породы. Будь оно демоном, фляга поймала бы его, или — и это была куда менее приятная мысль — это какая-то разновидность демонов, невосприимчивая к магии фляги.

Существо приземлилось на древесный ствол на краю прогалины. Оно снова устремилось на Каватину, широко раскинув руки, словно приглашая ее атаковать. Каватина создала вокруг себя завесу из вращающихся клинков, но существо не обратило на них внимания. Оно пролетело сквозь них, неистово хохоча, пока они кромсали ее тело. Многие клинки отскочили со звоном, как при ударе металла о камень, но некоторые оставили на теле существа глубокие раны. И все же существо прорвалось сквозь барьер, истекающее кровью, но вполне живое.

Оно ухватило Каватину за ногу и выкрикнуло какие-то слова на грубом скрежещущем языке, которого жрица не поняла, вращаясь вокруг нее, будто партнер в танце смерти. Каватина ощутила резкую боль, словно невидимая рука глубоко проникла в нее и сдавила все внутренности. От этой боли она чуть не потеряла сознание. Потом под кольчужной рубахой ее полыхнул красный свет, и это ощущение прошло. Она почувствовала на груди какие-то песчинки вроде крупных кристалликов соли — красный амулет разрушился, израсходовав свою магию.

Она ощутила, что ее тянут за ногу: существо сдернуло с нее один ботинок. При этом тварь отлетела обратно за завесу из клинков, и те снова жестоко искромсали ее тело.

Каватина упала.

Грязная вода почти не смягчила падения. Каватина рухнула на полузатонувшую каменную платформу, ободрав кожу на руках и коленях. Она с трудом поднялась, по-прежнему с поющим мечом в руке, и насколько могла устойчиво утвердилась на скользком камне. Ощущение было такое, будто она стоит на толстом слое ила.

Существо врезалось в дерево. Выронив ботинок Каватины, тварь уцепилась за ветки и злобно уставилась на жрицу сверху. Завеса из клинков поранила существо, прорубив глубокие дыры в твердой как камень шкуре. Кровь струилась по его телу и капала с босых ног в болото.

— Ну что, с тебя хватит? — язвительно поинтересовалась Каватина, держа меч наготове.

Существо подняло руку, посеченную клинками. Два пальца свисали на лоскутках кожи, сочась кровью.

— За что ты делаешь мне больно? — печально спросила тварь. — Я одна из вас.

— Ты не дроу, — отрезала Каватина, — и если и была ею когда-то, то теперь уже нет.

Уголком глаза Каватина увидела, как из трясины начинает подниматься груда гниющих водорослей: одно из тех чудовищ, которые она уже видела. Воззвав к имени Эйлистри, она обрушила туда, где оно рыскало, удар свирепой стужи, мгновенно заморозив воду вокруг него и вынудив его оставаться на месте. Следующий удар она направила на растительного монстра. Замерзающая вода внутри его тела расширилась, и этой силы было достаточно, чтобы разорвать его на части.

Тем не менее толику внимания Каватина продолжала уделять существу, на которое охотилась. Его раны затягивались на глазах. Бой будет тяжелым.

— Я была дроу, — продолжало существо, шевеля отрастающими пальцами. — Теперь я Госпожа Покаяние.

Подобный титул ничего не говорил Каватине.

— И в чем же ты раскаиваешься? — поинтересовалась она.

Существо наблюдало, как заканчивается восстановление пальцев. Когда они снова стати как прежние, она согнула их и опустила руку.

— Во всем, — ответило оно, — но больше всего — в своей слабости.

— Что за слабость?

Существо ничего не ответило.

— Спускайся с дерева, — предложила Каватина. — Давай покончим с этим.

Существо покачало головой.

Жрица понимала, что делает тварь: тянет время.

Каватина уже испытывала воздействие светящейся платформы. Ноги ее начинали дрожать, ощущение было такое, что дрожат даже кости. Ужасная магия светящегося камня проникла в нее. Стоило ей взглянуть на платформу, пусть даже краем глаза, как ее начинало слегка подташнивать. Однако сойти с нее означало барахтаться в глубокой воде, где, вероятно, таились и другие монстры. Быть может, она и сумела бы отогнать торжествующего монстра заклинаниями, выиграв время, чтобы вернуть свой ботинок, но Квили приказала ей узнать про существо как можно больше, а Рыцарь Темной Песни всегда исполняла приказы. Каватина прошептала заклинание, восстанавливающее силы. Божественная магия потекла в нее, сводя на нет воздействие свечения.

Существо, должно быть, заметило быстрый взгляд, брошенный Каватиной на светящийся зеленый камень, и услышало произнесенную шепотом молитву.

— Это правильно, — язвительно заметила тварь. — Она сделана из болезнетворного камня. Подходящий материал для храма Моандера, тебе не кажется?

Имя было хорошо знакомо Каватине, несмотря на то что бог этот был относительно малоизвестен. Моандер был божеством разложения и упадка, богом, убитым не так уж много лет назад простым смертным — бардом по имени Файндер. По каким-то извращенным причинам Ллос провозгласила Моандера одним из своих союзников, возможно, для того, чтобы заполучить его паству — людей.

— Ты поэтому привела меня сюда? — поинтересовалась Каватина. — Это место теперь что, священное для твоей богини?

— Для какой богини? — переспросило существо. Оно взмахнуло рукой, дождем рассыпая по воздуху крохотных пауков. — Темной Матери или… — она соединила указательные и большие пальцы рук, образовав круг, — ее дочери? — Смеясь, она разъединила пальцы, и нити паутины потянулись за ними, словно жидкая карамель.

Гнев полыхнул в Каватине, как лесной пожар.

— Как ты смеешь, — прошептала она.

Она метнула меч, выпалив слова молитвы, пока тот летел. Ее прицел был верен. Направляемый магией богини, поющий меч вонзился в грудь существа почти по самую рукоять. Тварь завопила и задергала паучьими лапками, а Каватина повела рукой в воздухе, выдергивая меч и готовясь нанести еще один удар.

Существо зло взглянуло на Каватину.

— Ты не сможешь убить меня! — яростно бросила тварь. — Ничто не может меня убить. Она хранит… — оно закашлялось и сложилось пополам, — чтобы посылать… — снова кашель, и плевок кровью, — меня обратно.

С этими словами существо взмыло со своего насеста на верхушке сухого дерева, и оно от толчка повалилось. Каватина попыталась послать меч существу вдогонку, но то было слишком проворным. Оно поскакало по веткам прочь и скрылось из виду.

Каватина отозвала меч и произнесла второе восстанавливающее заклинание. Болезнетворный камень, на котором она стояла, снова высосал из нее силу. Потом она побрела к месту, где плавал ее башмак. Когда она добралась до него, вода была ей по грудь, и она некоторое время неловко балансировала в грязи на одной ноге, пытаясь натянуть ботинок. Вонючая вода пропитала ее одежду и облепила кожу клейкой слизью. К тому времени как она наконец смогла левитировать, вонь, казалось, прилипла к ее одежде и доспехам. Она поочередно задрала ноги, выливая из ботинок воду, и продолжила погоню за существом.

Она не повторит одну и ту же ошибку дважды — теперь она будет следить, чтобы ее ноги были подальше от цепких рук существа.

Преследовать существо было легко. Снова за ним оставался четкий след из обломанных веток. След этот, однако, делал большой круг и возвращался назад, к разрушенному храму.

Каватина постаралась не приближаться к болезнетворному зеленому свечению. К ее удивлению, существо поступило иначе. Оно стояло на затопленной платформе, все еще согнувшись от раны, нанесенной поющим мечом, — раны, которая должна была стать смертельной, но вместо этого уже затянулась, от нее остался лишь едва заметный белый шрам. Существо беспокойно расхаживало взад и вперед. Приблизившись, Каватина увидела, что его движения имеют некий рисунок.

— Во имя всего святого, — прошептала Каватина. — Оно танцует.

Существо поворачивалось и шлепало по воде, руки подняты над головой, паучьи лапки постукивают по груди в такт танцу. Снова оно оскорбляло Эйлистри. Его руки дроу были подняты над головой, образуя священный круг богини. Глаза его были закрыты, оно, казалось, не замечало присутствия Каватины. С уст слетала грубая песня. Одних слов не хватало, другие звучали скомканно, словно существо давилось ими. Мелодия звучала не совсем верно, словно аккорд, в котором одна из нот взята на полтона ниже, но, несмотря на это, Каватина узнала ее.

Священная вечерняя молитва Эйлистри.

Каватина была в ярости.

— Что ты делаешь? — вскричала она.

Существо остановилось. Опустило руки.

— Разве непонятно?

— Ты оскверняешь нашу священную песнь.

— Я пою так, как запомнила ее.

Каватина изумилась:

— Но ты не… Ты не можешь быть одной из верующих Эйлистри.

— Я была.

Каватина до боли стиснула рукоять меча. Онемев от ужаса, она замотала головой.

— О да, — подтвердило существо. Лицо его освещало льющееся снизу тошнотворное зеленоватое сияние. — Я танцевала когда-то в священной роще. Я поднялась из Пещеры Возрождения, пропела песнь и получила меч.

Каватина оцепенела от потрясения:

— Ты… была одной из возродившихся? Жрицей?

Существо кивнуло.

— Но… но теперь…

— Я была слаба. Ллос наказала меня. Я была… преобразована.

Каватина позволила себе опуститься немного ниже, но постаралась не слишком приближаться к болезнетворному камню. Свечение, должно быть, подействовало на существо. Его ноги заметно дрожали, вокруг них по зловонной воде расходилась мелкая рябь.

— И теперь ты хочешь снова стать дроу? — предположила Каватина.

Существо горько рассмеялось:

— Если бы это было так просто.

Каватина опустила меч — но лишь немного.

— Пой со мной, — предложила она. — Моли Эйлистри о помощи.

— Не могу. Всякий раз, как я пытаюсь, мое горло заполняется пауками, и я задыхаюсь.

— Проклятие, — прошептала Каватина. Она опасалась, не уловка ли это, чтобы подманить ее поближе, но указания Эйлистри были ясными. Следует оказывать милосердие тому, кто о нем взывает, а это существо, на свой совершенно особый лад, едва не молило об этом. Каватина нехотя протянула руку. — Заклятия можно снять. Давай я…

Существо отпрянуло, так что вода плеснула вокруг лодыжек.

— Ты что, не слышала?! — взревело оно. — Это не просто заклятие, меня трансформировали навсегда. Теперь ничто — ничто! — не может возродить меня.

Дыхание застряло у Каватины в горле. В глазах у нее вдруг защипало. Она ощущала муку проклятой жрицы как свою собственную. Она вдруг поняла, почему существо оставляло след, по которому она могла бы идти, почему попросту не скрылось. Оно хотело, чтобы Каватина положила конец его страданиям, и — Каватина взглянула туда, где поющий меч пронзил грудь существа и где теперь не осталось даже шрама, — она не сумела этого сделать.

— Ты сильна, — сказала бывшая дроу, словно услышав ее мысли. — Я чувствую. Я думала, может, у тебя найдется заклинание, которое могло бы покончить с этим, но ты разочаровала меня, так же как и Эйлистри.

— Не говори так, — выдохнула потрясенная Каватина.

Существо рассмеялось.

— А с чего мне держать язык за зубами? — насмешливо бросило оно. — Что, Эйлистри накажет меня? Она уже достаточно наказала меня за мою неудачу. Она покинула меня.

— Нет, это не так, — яростно возразила Каватина. — Пока ты хранишь в своем сердце ее песнь, Эйлистри с тобой.

— Нет, не со мной, — огрызнулось существо. — Когда-то я была ее воительницей. Теперь я ее величайшее разочарование. Она покинула меня — и мной завладела Ллос.

Каватина уставилась на существо. Лицо его было смутно знакомо ей, несмотря на удлиненную форму и устрашающие паучьи ядовитые зубы. Она попыталась представить, как оно выглядело бы, не будь его волосы липкими и спутанными и имей его тело размеры и пропорции обычной дроу. Это оказалось невозможным.

— Кто ты?

— Разве это не очевидно? — Существо указало на светящуюся зеленую платформу, на которой стояло. — Я тоже однажды попыталась убить богиню, но в отличие от барда, уничтожившего Моандера, потерпела неудачу.

Глаза Каватины расширились.

— Ты…

— Я была Халисстрой Меларн.

Каватина покачнулась:

— Но тебя же убили! У самых врат Паутины Демонов. Квили видела это в своем прорицании.

Халисстра пожала плечами.

Вопросы так и сыпались с губ Каватины:

— Как ты спаслась? Где ты была? Что случилось?

— Я же сказала тебе, Ллос наказала меня.

— Но ведь наверняка… — Каватина умолкла. Покачала головой. — Ведь, должно быть, именно Эйлистри вернула тебе жизнь, когда тебя убили. Почему ты не попросила Эйлистри о помощи?

Еще одно пожатие плеч.

— К тому моменту я уже утратила веру.

— И все же ты можешь возродиться, — настаивала Каватина. — Если ты еще…

Халисстра издала горький смешок:

— Так говорила Сейилл, и что в итоге?

Каватина ощутила, как ее пробирает дрожь.

— О чем ты говоришь?

Халисстра взглянула на нее глазами, пустыми, как бездонные ямы.

— Сейилл пожертвовала собой — она обрекла свою душу на забвение. И ради чего? — Глаза Халисстры вдруг вспыхнули. — Все зря! Я не смогла.

Каватина заговорила мягко, будто с обиженным ребенком:

— Они хотели от тебя слишком многого. Ты была начинающей жрицей, а тебя попросили убить богиню.

Халисстра содрогнулась. Ослабленная болезнетворным камнем, она упала на колени на светящуюся платформу. Вода над зеленоватым мерцанием зарябила.

Каватина протянула руку:

— Пойдем отсюда. Ты уже достаточно настрадалась.

— Я пыталась служить Эйлистри, — сказала Халисстра, тяжело вздохнув. — Даже когда уже знала, что подвела ее — когда Ллос овладела мной и прогнала прочь, — я пыталась освободиться. Лунный Клинок был сломан, но я подобрала обломки и отнесла их в святилище, которое Фелиани, Улуйара и я создали, впервые попав на Дно Дьявольской Паутины, положила их там и смотрела, как меч восстановил сам себя, и…

— Что? — Каватина замотала головой. Халисстра говорила слишком много, слишком быстро. — Ты говоришь, что вы создали в Паутине Демонов святилище Эйлистри?

Халисстра кивнула. Глаза ее сияли.

— И что Лунный Клинок — оружие, способное убить Ллос, — по-прежнему существует?

Халисстра, дрожа, кивнула снова. Потом хитро улыбнулась:

— И оно там, где Ллос не сможет тронуть его. Созданное нами святилище стоит как прежде, и Лунный Клинок лежит в нем.

Каватина глубоко вздохнула:

— Одну минуту.

Подняв руку, она произнесла имя Квили и в следующий миг почувствовала, как между нею и верховной жрицей установилась мысленная связь. Тихим шепотом Каватина отправила сообщение в Променад:

«Я нашла существо. Это Халисстра Меларн, ее тело изуродовано Ллос. Она рассказала много такого, что вам следует услышать».

Через мгновение пришел ответ:

«Доставь ее в святилище в лесу Веларс. Ждите меня там».

Каватина кивнула. Судя по голосу, Квили была чем-то обеспокоена. Расстроена. Хотела бы Каватина знать, что за новая напасть появилась после того, как она покинула Променад.

Она протянула руку существу, бывшему когда-то жрицей, как она сама.

— Пойдем, — сказала она Халисстре. — Быть может, твой шанс на возрождение совсем близок.

Сзорак крался по темному лесу, что-то бормоча под маской. Селунэ не слишком беспокоила его — толстый полог из переплетенных ветвей наверху приглушал резкий лунный свет. Несмотря на магическое кольцо, изменяющее цвет его кожи и одежды, чтобы они сливались с тенями, по которым он проходил, и башмаки, позволяющие ему двигаться совершенно бесшумно, заглушая даже хруст валежника под ногами, у него было ощущение, будто за ним следят.

Так оно и было. Сами деревья были живыми. Они шепотом сообщали стражам леса о том, где находится всякий вошедший в него.

К счастью, его дело этой темной ночью не имело отношения ни к деревьям, ни к друидам. Сзорак пришел за душой не друида, а жрицы.

Когда он приблизился к святилищу Эйлистри, заклинание, сотворенное им незадолго до этого, обнаружило первую ловушку: слабое свечение, исходящее из-под кучи прелых листьев в нескольких шагах впереди. Сзорак достал жезл из черного металла и приготовился. Потом он двинулся дальше. Ловушка сработала, осыпав его кожу искрами морозно-белого света, заставив его задохнуться от холода. Жезл, однако, вобрал леденящий холод в себя, и через считаные мгновения все кончилось.

— И это лучшее из того, на что вы способны, леди? — пробормотал Сзорак. — Я ожидал чего-нибудь немного более опасного.

Он спокойно продолжал путь, держа жезл в руке. Куча листьев вдруг взорвалась, и из нее вылетел меч. Сзорак едва успел вскинуть жезл. Он принял на него меч в отчаянной попытке парировать удар. Черное железо с громким звоном встретилось со сверкающей сталью, беззвучно полыхнула магическая энергия. Меч упал на траву и остался лежать неподвижно.

Сзорак глубоко вздохнул. Он присмотрелся к двум глифам, выгравированным на клинке. Оба содержали слово огглин. «Враг». Даже магическое изменение внешности не провело их, а Сзорак не ожидал ловушки с двумя глифами. Не сумей он отбить удар, сейчас был бы уже мертв.

Он коротко рассмеялся:

— Это почти достойно Варауна, леди, за тем исключением, что наш меч ударил бы сзади.

Его выявляющее заклинание обнаружило еще ловушки справа и слева. Меч, по-видимому, был одним из нескольких, кольцом расположенных по периметру святилища, но теперь это кольцо разорвано.

Сзорак переступил через обезвреженный клинок. Потом он активировал добавочную функцию своего кольца, меняя внешность. Хотя он по-прежнему ощущал щеками и подбородком мягкий бархат маски, стороннему наблюдателю его лицо представилось бы лишенным растительности, гладким и женственным. Он казался теперь выше ростом, чем был на самом деле, тело его — более стройным, а черные плащ, рубаха и брюки превратились в кольчугу и нагрудник с луной и мечом Эйлистри. Жезл в его руке должен казаться мечом. Если бы кто-нибудь дотронулся до него, то сразу понял бы, что все это — иллюзия, но Сзорак твердо знал, что всякий, кто приблизится к нему настолько, чтобы сделать это, не проживет и нескольких мгновений.

Он пошел дальше по темному лесу. Впереди он услышал женское пение и разглядел движущиеся меж деревьев очертания фигур — паства Эйлистри, поклоняющаяся ей в своем святилище. Он обошел это место стороной, ища, где жрицы устроили свои жилища. Интуитивно он прошептал молитву, которая должна была привести его к ближайшей пещере.

Пещера эта оказалась расщелиной в горном склоне, замаскированной потоком воды, падающим сверху. Вход, однако, был защищен магией. Сзорак даже издали чувствовал ее силу. Она издавала тонкий пронзительный звук, тем более громкий, чем ближе он подходил к пещере. Как бы он ни пытался, ему не удастся подобраться достаточно близко, чтобы уничтожить эту магию при помощи своего жезла. Когда он заставлял себя двигаться в ту сторону, в ушах у него начинало так гулко бухать, что, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Он отступил, бормоча грязные ругательства. Теперь ему придется похищать душу одной из танцовщиц.

— Это вызов, Господин В Маске? — проворчал он. Глаза его сверкнули. — Я его принимаю. — И двинулся обратно через чащу.

Святилище оказалось природной колонной из черного камня, высотой в два роста дроу, изрезанной изображениями полумесяцев. Из верхушки ее торчала рукоять меча. В колонне имелись сквозные отверстия, и ветер, проходя через них, издавал звук, словно играло несколько флейт разом. Жрицы тесным кружком танцевали вокруг колонны, обнаженные, если не считать поясов с подвешенными к ним охотничьими рогами и священных символов на шеях. У каждой женщины был меч, который она, кружась, держала в вытянутой руке. Женщины сходились, и клинок ударялся о клинок, потом они расходились, и за их мечами рассыпались искры серебряного огня.

Танец этот мог бы быть даже красив, не будь он нарушением священного порядка. Не вмешайся Эйлистри, Вараун еще тысячелетия назад смог бы объединить всех темных эльфов под властью одного божества, но Эйлистри оказалась такой же жадной, как Ллос, и похитила женщин из веры Господина В Маске. Она научила их исключать из своего круга мужчин, порабощать и оскорблять их.

Приверженцы Варауна получили горький урок. Женщинам доверять нельзя.

Сзорак наблюдал достаточно долго, чтобы понять, что жрицы присоединялись к танцу и покидали его через неопределенные промежутки времени. Хотя они танцевали группой, в их движениях не прослеживался какой-нибудь видимый рисунок. Похоже, каждая жрица была сама по себе. Удовлетворенный, он изменил свой магический облик, придав одежде вид обнаженного тела. Потом, держа замаскированный жезл точно меч, присоединился к танцу.

Женщины, одураченные его личиной, подвинулись, дав ему место. Он держался с краю, не желая и не смея приближаться к священной колонне. Ее, подобно пещере, где жили женщины, защищала магия, от которой у него все сжималось внутри и казалось, что его вот-вот вырвет, но жезл в его руке смягчал вредное воздействие, делая его терпимым. Возбуждение, которое он испытывал оттого, что сумел проникнуть в их священный танец, повергало его в дрожь. Кровь пульсировала в разгоряченном теле.

Кружась возле одной из танцующих жриц, он взмахнул жезлом, будто мечом. Та, в свой черед, скрестила с ним свой клинок. От удара пальцы его онемели, но жезл его, будучи металлическим, издал убедительный звон, одновременно выпив из меча всю его магию. Сзорак быстро прошептал молитву.

Прежде чем женщина успела отвернуться, он склонился к ее уху и грубым шепотом приказал:

— Следуй за мной.

Это был риск. Если заклинание не подействовало, то он выдал себя как мужчина, поскольку голос его остался неизмененным, но удача, похоже, сопутствовала ему. Никто не погнался за ним, когда он покинул круг и зашагал в лес. Выбранная им жрица молча шла позади, покорная, как роф, отбракованный из стада.

Когда они отошли от танцующих на некоторое расстояние, он обернулся взглянуть на нее и был рад увидеть, что она дроу, а не одна из этих наземных эльфиек, мажущих кожу черной краской. Убить такую было бы куда меньшим удовольствием.

Она еще тяжело дышала после танца, грудь ее поднималась и опускалась, длинные белые волосы взмокли от пота. Глядя на Сзорака, она чуть нахмурилась, в глазах ее мелькнула тень замешательства. Меч в ее расслабленной руке был опущен.

— Чего ты хочешь? Почему мы покинули танец?

Сзорак поманил ее, наклоняясь, будто хотел прошептать ей что-то на ухо. Чтобы сделать это, ему пришлось встать на цыпочки; как и большинство женщин, она была выше него.

Она склонилась к нему.

Он коснулся ее шеи, прошептав слово, приводящее в действие заклинание. Темная магия сорвалась с его пальцев. Когда ее тело забилось в конвульсиях, он прижался губами к ее губам, всасывая в маску ее душу.

Но заклятие похищения душ не сработало. Вместо того чтобы погибнуть от его магии, жрица ударила его в грудь, отталкивая от себя. Потом она взмахнула мечом, нанося удар, который снес бы ему голову, но заклинание Сзорака все же как-то подействовало на нее. Занося оружие, жрица пошатнулась, и он сумел вовремя нырнуть, увернувшись от клинка. Бормоча проклятия, он прыгнул под очередной замах, вытряхивая из рукава утяжеленную грузилом удавку. Он захлестнул ее вокруг шеи жрицы, забросив ей за спину и перехватив конец другой рукой. Потом он прыгнул ей на спину, обхватив ногами ее талию и заставляя ее перегнуться назад, чтобы затянуть удавку еще туже.

Удавка врезалась в шею жрицы, не давая той ни крикнуть, ни произнести какое-нибудь заклинание, для которого требовалась молитва, но она была не глупа. Она резко дернулась назад, ударив Сзорака о дерево. Он впечатался затылком в неровную кору и выпустил конец удавки. Жрица вырвалась, а он с трудом поднялся на ноги, выхватывая из висящих на запястье ножен отравленный кинжал. Пока он готовился метнуть его, жрица попыталась закричать, но голос ее все еще звучал полупридушенным шепотом из-за удавки, от которой поперек ее горла горел рубец. Она потянулась было к охотничьему рогу у себя на поясе.

Прежде чем она смогла достать его, Сзорак бросил нож. Кинжал вонзился ей в горло. Яд, которым было покрыто его лезвие, довершил дело, начатое удавкой. Жрица окостенела, меч задрожал в ее руке, глаза закатились.

Она начала падать, и Сзорак подхватил ее на лету. Он снова прижался ртом к ее рту — и его маска всосала ее душу. Он прижался к ней всем телом, наслаждаясь моментом. Даже сквозь одежду он ощущал жар ее обнаженной кожи, скользкой от пота после их борьбы и липкой от крови из раны в горле. Распалившись, Сзорак начал неловко стягивать штаны. Он овладеет ею, решил он свирепо. Так же как жрицы из Мензоберранзана овладевали им, когда он был еще мальчишкой, чтобы удовлетворить свои отвратительные порочные потребности. С вожделением ухмыляясь под маской, он смаковал восторг от того, что собирался сделать — в считаных шагах от священной рощи Эйлистри. Пока песнопения ее ничего не замечающих подруг по вере звучат из-за деревьев, он…

Что-то вонзилось ему в спину, проткнув одежду и плоть, что-то холодное и острое. Клинок меча. Пока его тело заполняла боль, потрясенный Сзорак повернул голову. Над ним неясно нависла жрица Эйлистри, лицо ее было неразличимо из-за лунного света, ослепительным белым ореолом окутавшего ее волосы. На миг ему показалось, что он узнал ее.

— Сейилл? — выдохнул он.

Если это и была Сейилл, она не отозвалась. Упершись ногой ему в спину, она выдернула меч. Кровь с его клинка — кровь Сзорака — тонкой струйкой брызнула ему прямо в меркнущие глаза.

Эйлистри, плюющая ему в лицо.

Потом тьма поглотила его.