– 9 –
3 года
50 недель
0 дней
Люди постоянно слишком драматизируют.
Только взгляните на Голливуд. Драма на каждом углу. И деньги. В Голливуде действительно любят деньги. И детей. Не дай бог ученые когда-нибудь смогут создать ребенка из денег в радиусе пятиста миль от Лос-Анджелеса, потому что тогда разгорится война; с оружием от «Гуччи» и вооруженными до зубов водителями лимузинов, хм, в таком случае я бы поставила все свои деньги на Вина Дизеля и героев фильма «Скала», которые наверняка бы объединились и спланировали завершающую операцию по спасению денежных детей, а я была бы их координатором по снаряжению или остроумным сообщником.
– Айсис, ты снова мыслишь вслух, – произносит Диана, срывая ромашку и засовывая ее мне в волосы.
– Наверное, здорово иметь друзей, которые любят тебя такой, какая ты есть, – размышляю я. Диана смеется, срывая еще одну ромашку и вплетая ее в венок.
– Я просто этому рада. В последние несколько недель ты выглядела печальной. Даже Иветта это заметила.
– Не может быть, – я разыгрываю шок, – наша твердолобая, эмоционально чахлая гот-брюзга? Заметила, что я чувствую? Жесть.
– Ты не ела.
– Оспоримо. Некоторые очень просвещенные йогини считают воздух едой.
– Ты не спишь по ночам.
– Я учусь! Середина семестра! – протестую я. – Знаешь, в отличие от вас, некоторым нужно подготовиться к неминуемому отчислению.
– Ты зависаешь с... – Диана хмурится, – ну, с людьми, которые действительно тебе не подходят.
– Чепуха, – отмахиваюсь я, – Райан очень славный парень. – Она пристально смотрит на меня, и я всплескиваю руками. – И Джон, и Тайлер, и Киран, и Эрик! Они все славные!
– Славные парни, с которыми ты целуешься.
– Ты меня обвиняешь? – спрашиваю я. – Серьезно? Ты видела пресс Джона? А «Дукати» Кирана? Это же долбаный «Дукати». – Я наклоняюсь к ней и обольстительно шепчу: – «Дууукааатиии».
Диана вновь хмурится.
– Я просто думала... что случилось с тем парнем, о котором мне рассказала Иветта? Моделью Макфартер или как там. Ну, с парнем, с которым ты разговаривала на концерте?
– С которым? – небрежно спрашиваю я, изучая свои ногти.
– Ты знаешь. – Она сердится. – Русый, с невероятно ясными голубыми глазами, высокий. Рассмешил тебя в мгновение ока.
– Да у меня был грипп, – возражаю я, – это был кашель, а не смех. Напомни мне никогда не брать тебя в камеди клаб.
Диана вздыхает и надевает мне на голову сплетенный венок из ромашек.
– Просто мы за тебя переживаем, вот и все. Ты кардинально изменилась, и это... это пугает. Слушай, если тебе нравится ходить на студенческие вечеринки и каждую ночь целоваться с новым парнем, пожалуйста. Удачи, девочка. Но...
Я улыбаюсь и хлопаю ее по спине.
– Так мило, что ты обо мне беспокоишься. Но посмотри на меня! Я большая девочка. Даже огромная. Я могу о себе позаботиться.
Диана сжимает свои красивые губы, но не успевает ничего сказать, потому что сзади к ней подходит Иветта и, набросившись, обнимает ее за плечи.
– Сюрприз, сучки! – кричит Иветта, затем оглядывается вокруг, убеждаясь, что никто не смотрит, и чмокает Диану в щеку. – Привет, лапуля.
– И тебе привет, – краснея, отвечает Диана.
Я падаю на траву, и Иветта принюхивается к своим подмышкам.
– Я ведь не так плохо пахну, да?
– Ты меня убила, – хриплю я, – своей обворожительностью.
Иветта заливается краской.
– Заткнись! Ты не распознаешь обворожительность, даже если она укусит тебя за задницу!
– Это точно, – смеясь, соглашаюсь я, – я совсем необворожительная.
– Ты весьма обворожительна, – хмурясь, произносит Диана.
– Ну, – я взбиваю волосы, – позволим дамам и господам в «Фи Омега» сегодня это решить.
– Ты снова идешь на вечеринку? – Иветта вздыхает. – Проклятье. Будь осторожна, раздолбайка.
– Съешь мою задницу. – Замолкаю, задумавшись. – Беру свои слова назад. Меня это не интересует. Хотя я даже не знаю, что меня вообще интересует! Но чертовски сомневаюсь, что меня когда-либо заинтересует поедание экскрементов. – Вижу красноречивый взгляд Иветты и всплескиваю руками. – Хорошо! Хорошо. Я буду осторожна. Обещаю.
Зависать с Иветтой и Дианой весело, но всегда наступает момент, когда они подолгу смотрят друг другу в глаза или их пальцы крепко переплетаются, и я инстинктивно понимаю, что должна уйти. Поэтому под предлогом, что мне нужно подготовиться к вечеринке, я прощаюсь с ними и направляюсь к общежитию. Они явно влюблены. Даже паранойя Иветты насчет того, что о них узнают, не останавливает их от пребывания на публике и безупречной любви. Диана менее параноидальна, да и она осторожна только ради Иветты. Это мило, временами даже слишком, но больше всего это больно. С каждой секундой наблюдения за их ласками тьма все глубже проникает в мою голову. Никто никогда не посмотрит на меня так. Ни у кого никогда не будет таких глубоких чувств ко мне. Никто не будет относиться ко мне так нежно. Никто никогда меня так не полюбит.
Уродина.
Уродина, уродина, уродина.
Даже Джек.
Даже парень, который подобрался ближе всех, дальше всех пробрался сквозь мою жестокую оболочку. Даже парень, стоящий в дверях моего сердца, не смог заставить себя сделать последний шаг.
Что-то заставило его повернуть назад. Что-то во мне. Во мне что-то не так. И я никогда не узнаю что, потому что никогда не смогу его спросить. Теперь я даже вижу его редко. Только мельком его лицо в коридоре, но это все, на что я позволяю себе смотреть, да и то лишь считанные секунды. Нечто большее опасно. Нечто большее приведет к скрытности, молчанию, слезам и к еще большему мраку, большему количеству дыр во мне, через которые внутрь сможет проникнуть тьма и жить там, как это было всегда.
В зеркале я выгляжу немного выше. Мое отражение показывает, что я вот-вот заплачу. Еще чего! Быстро натягиваю улыбку и роюсь в шкафу. Достаю черную юбку и гольфы в тон. Мои пальцы скользят по розовой блузке, и я отдергиваю руку, будто от лавы.
Воспоминания – это хуже всего.
Улыбка Джека, его голос, шепчущий, что я красивая, его объятия на кровати, его дыхание на моей шее. Его запах – мяты и меда. Его нечастый звонкий смех. Наши разговоры, наши битвы, наши поцелуи… и как в последний раз он взял меня за руку под водой в фонтане...
Я сглатываю тошноту и прячу блузку под толстовку. Надеваю красную облегающую кофту и расчесываю волосы.
Он подошел так близко.
Но в конце концов сбежал. Как и все.
Наношу розовый блеск для губ. На самом деле я сама виновата. Глупо было думать, что Джек не такой, как все. Никто из парней не любит заморачиваться. Они предпочитают симпатичных, веселых и опытных девушек, а не эту злую, горькую, саркастичную, девственную чепуху. Раньше ради меня Джеку – да любому – пришлось бы очень сильно потрудиться. Я не виню его за то, что он сбежал. Я бы точно не захотела сталкиваться с такой непростой задачей, как любить кого-то столь сложного.
Поэтому я изменилась.
Поправка: я меняюсь. Изменение не происходит в одночасье, кроме исключительных случаев, когда происходит, но я стараюсь изо всех сил. Ни секунды больше не хочу быть печальной, глупой девчонкой. Хочу быть простой, счастливой и веселой.
– Боже! – Я смеюсь, накладывая еще один слой блеска. – Она была такой глупой.
В последний раз проверяю подводку на веках, игнорируя то, что тональный практически не скрывает синяки под глазами, и убеждаюсь, что нигде не торчат ярлычки, особенно на моих новых убийственных трусиках с тигровым принтом. Беру телефон и засовываю в лифчик двадцатку на случай, если понадобится такси до дома.
Мой телефон вибрирует, и, прежде чем взглянуть на экран, я молюсь, чтобы это было сообщение от кое-кого ледяного.
Но это звонит мама. Собираюсь с духом.
– Привет, мам.
– Привет, дорогая. Как ты?
– Я... – Мельком окидываю взглядом свое отражение в зеркале. Я побитый скелет с толикой мяса на нем. – Я в порядке. Ты-то как? Как работа?
– Замечательно! Конечно, я еще не до конца адаптировалась, но хожу каждый день. Доктор Торранд выписал мне потрясающие таблетки, они просто волшебные. Я снова сплю как младенец.
Облегчение позволяет узлу, образовавшемуся внутри меня, ослабнуть.
– Это... это действительно замечательно. Я так рада.
– Что случилось, дорогая? У тебя какой-то странный голос.
– Я просто рада, вот и все. Какое-то время я думала... – что ты меня ненавидела, – что тебе станет хуже. Но все хорошо. Ты хорошо спишь. Нет ничего лучше сна, правда?
– Так и есть. Вообще-то, я как раз собираюсь ложиться спать.
– Ты ужинала? – спрашиваю я.
– Да, лазаньей, – отвечает она, хихикая. – Хотя она была не так хороша, как у Джека. Я очень скучаю по этому мальчику. Что между вами произошло?
Я прикусываю щуку изнутри – крохотное жжение отвлекает от всеобъемлющей боли, грозящей поглотить меня целиком.
– Он кое с кем встречается, – с трудом произношу я.
– Ох, очень жаль. Он так хорошо тебе подходил, но в море всегда есть рыба получше, солнышко, а ты заслуживаешь только самого лучшего. Сладких снов. Не засиживайся допоздна.
– Хорошо. Люблю тебя, мам, – говорю я.
– Я тоже тебя люблю.
Решаю пройтись пешком, а не ехать на машине – ночь слишком свежа и хороша, чтобы засовывать себя в жестяную коробку. На самом деле мама неправа – я не заслуживаю лучшей рыбы. Я заслуживаю того, кто более-менее сможет мириться с моим дерьмом. Рыба, которая действительно поймет, примет и сможет заботиться обо мне, не взглянет дважды на кого-то столь испорченного. Джек научил меня этому. Он все еще встречается с Геморроем. Знаю, это не мое дело. Но они выглядят как пара из рекламы «Гуччи», а она постоянно на нем виснет – на них просто невозможно смотреть, слишком больно.
Надеюсь, она счастлива.
Надеюсь, он с ней счастлив, по крайней мере, немного.
Дом «Фи Омега» находится в нескольких кварталах от кампуса. Большой синий многоэтажный дом, древний, как грязь, и возможно, с богатой историей. И трупами. Хотелось бы надеяться и с тем и с другим. Громкая музыка слышна даже на лужайке, закиданной туалетной бумагой. Я стучу в дверь, и мне, улыбаясь, открывает огромный темноволосый качок с зелеными глазами.
– Айсис! Вот и моя девочка!
– Киран! – визжу я и бью его в живот – наше обычное приветствие. Он загибается в приступе притворной боли, а когда вновь поднимает голову, то я чмокаю его в щеку. – Где выпивка?
– Дальше по коридору и налево. На танцполе без тебя скучно. Натаскай нескольких девчонок.
Я подмигиваю ему.
– Обязательно.
Девушки и парни уже вовсю лижутся на диванчике, а в пиво-понг пошел седьмой круг. Да уж, я и правда опоздала.
– Айсис! – Едва я захожу в кухню, Хизер, черноволосая девушка с огромнейшими губами, обнимает меня. От нее пахнет текилой, и я вспоминаю Кайлу. – Ты чертовски вовремя! Я хотела написать тебе, чтобы ты тащила сюда свою задницу, но... но я забыла пароль на блокировке!
– 5429, девочка, – напоминаю я ей. – Где Тайлер?
Хизер фыркает.
– Мы не разговариваем. Он придурок.
– Но ты с ним спишь, – говорю я.
– Конечно. – Она закатывает глаза. – Ты была права. Он в моем вкусе.
После одного очень непристойного поцелуя с Тайлером (в доме другого братства), во время которого он попытался всосать губы с моего лица, я поняла, с кем его надо свести – с девушкой из кампуса с легендарными губами. С тех пор они везде демонстрируют свою пылкость, напоминая двух крокодилов, которые поедают лица друг друга. Мне нравится быть свахой почти так же сильно, как и бить по лицу идиотов. Почти. Мое сердце согревается, когда я вижу двух людей счастливыми, пусть это счастье и основано на страстном, регулярном сексе, а не на реальных отношениях. Хотя кто я такая, чтобы судить? У меня никогда не было реальных отношений. Как и секса. Все мои тисканья с незнакомыми парнями ограничивались первой базой. Я отчаянно хочу забыться, но я не идиотка. Я хочу стать веселой и опытной, а не подхватить ЗППП. И пока у меня все получалось. Каждый поцелуй помог мне стать увереннее. Каждый неприличный, разовый, бессмысленный поцелуй помог мне забыть важные поцелуи, которые вытатуировались на моих губах.
Иногда мне даже становится интересно, могут ли они почувствовать его.
Начинают греметь басы, и Хизер, взвизгивая, хватает меня за руку и тащит в отделанную деревом столовую, которую превратили в танцпол. Я растворяюсь в музыке и посмеиваюсь, когда Хизер пытается станцевать фанк стайлз на шестидюймовых каблуках. Затем она наклоняется и целует совершенно незнакомого парня, и тогда я понимаю, что я не особенная. Многие здесь – черт, да, вероятно, большинство – целуют парня или девушку, чтобы забыть кого-то другого. Все мы предпочли бы целовать того особенного человека, но по каким-то причинам не можем или отказываемся. Поэтому собрались здесь.
Я не особенная. Просто мне потребовалось некоторое время, чтобы опуститься до общего уровня. Просто мне потребовалось некоторое время, чтобы стать достаточно безрассудной и забыться. Вот и все.
Выбравшись с танцпола, наливаю себе ром с колой и залпом осушаю стакан. Алкоголь обжигает горло. Но, черт возьми, все в наши дни обжигает. Головная боль наносит неожиданный удар, и я выхожу на улицу и присаживаюсь на ступеньки, где прохладный воздух успокаивает мою пульсирующую голову.
– Ты действительно хорошо над собой поработала. – Раздается голос. Безымянный. Одетый в толстовку и джинсы он, ухмыляясь, садится рядом со мной. – Похудела. Много надо было скинуть. Я впечатлен.
– Я сделала это не ради тебя, – огрызаюсь я.
– Ох, мы оба знаем, что ради меня, Айсис. – Он смеется. – Было весело наблюдать, как ты буквально исчезаешь. Выбираешь еду в столовой. Мы даже делали ставки: съешь ли ты хоть палочку сельдерея, который выбрала, или нет. В большинстве случаев ты не ела. Я проиграл много денег, когда ставил на тебя, свинка.
Я покусываю губу, пытаясь взять себя в руки, чтобы не убежать по привычке. Я не такая слабая, как раньше, и я покажу ему это. Он не может запятнать меня еще большей тьмой. Во мне больше нет света, который можно погасить. Теперь я сплошная тень. Он просто поливает из шланга костер, который находится под водой.
– Помнишь, как ты упала в обморок? – Его смех становится громче. – Черт, это было круто. В самом разгаре игры в вышибалы ты просто...
Его тело словно деревенеет, и он, смеясь во весь голос, падает на бок.
– Господи. Это было смешно. Настоящая умора. Ты уверена, что хочешь учиться в университете, а не выступать со стендапом? Публика точно рассмеется только от одного вида твоего лица. Тебе даже не придется ничего говорить. Лееегкие деньги. – Он прищуривается и качает головой. – И кто тебя красил, твоя бабушка?
– Что тебе нужно? – спрашиваю я резко.
Безымянный пожимает плечами, засовывая руки в карманы.
– Просто решил поздороваться. Я знаю Тайлера и хотел немного виски, вот и пришел. Девушки здесь неплохие. Но ты – совсем другая история. Ты выделяешься, как нарыв на пальце.
Он лжет. Раньше он делал это лучше… или, может, просто я стала лучше распознавать ложь?
– Что тебе на самом деле нужно, придурок?
Он удивляется, а затем аплодирует.
– Ого, ничего себе. «Придурок». У тебя три года не хватало мужества произнести мое имя, не говоря уже об оскорблениях. Я впечатлен. Мое почтение твоему психиатру.
– Я никогда не ходила к психиатру. Он мне не нужен.
– Знаю. Ты просто пыталась покончить с собой.
Я резко перевожу взгляд на его колено, и он смеется, хлопая по нему
– Да, я знаю, для чего была вся эта диета. Меня ты не обманешь, свинка. Любой дурак мог заметить, что ты хочешь умереть. А знаешь, что лучше всего? Никто тебя не остановил. Даже твоя дерьмовая тетушка. – Он наклоняется и шепчет: – Все хотели, чтобы ты умерла. Так почему ты не исполнила всеобщее желание?
Вулканическое жерло моего сердца сочится, извергая горячую лаву на легкие, желудок, печень и сразу же их обугливая. Безымянный улыбается.
– Знаешь, о тебе ходят слухи. Не про твое уродство, как обычно, а более... странные. Будто Айсис Блейк становится тусовщицей и, если напьется, лижется со всеми подряд.
Я стараюсь дышать, просто продолжать дышать, не позволяя воспоминаниям захлестнуть меня. Безымянный вытаскивает из кармана сигарету и подкуривает ее. Мое сердцебиение подскакивает до немыслимых высот, и я слышу только пронзительный белый шум. Руки начинают дрожать, шрамы на запястье болят от призрачного ожога. Безымянный ухмыляется, пуская дым мне в лицо.
– Что такое? Тот высокомерный красавчик не захотел тебя трахнуть? Поэтому ты бросаешься на любого, у кого есть губы?
Отголоски боли вновь обжигают мне кожу, и я застываю, пустив корни в ступеньки. Снова этот запах сигаретного дыма, который клубится у моего лица и пропитывает волосы… Я хочу, чтобы все это исчезло. Перестало существовать. Я не хочу здесь находиться. Я хочу немедленно провалиться сквозь землю. Хочу упасть в обморок. Если я достаточно долго буду задерживать дыхание, то потеряю сознание, и все закончится.
Безымянный посмеивается, мое молчание подтверждает все, что ему нужно.
– Видишь, Айсис, я знал, что он этого не сделает. Он умный, талантливый, красивый парень. Такой парень никогда не захочет девчонку вроде тебя. Это правило природы: красавчики не встречаются с уродинами. Никогда. Ты пыталась превзойти свой статус, а он поставил тебя на место. Какой замечательный парень. Мое мнение о нем кардинально изменилось. – Он наклоняется, и у меня желчь подступает к горлу. – Или может... может, более того, ты рассказала ему, что между нами произошло, и он просто не хочет трахать испорченную девчонку. Потому что ты такая. Испорченная. Мусор. Грязь. Никто больше тебя не захочет. Не после...
– Айсис? Что здесь происходит?
Ужасные черные чары спадают, и я снова могу двигаться, снова могу думать. Я поворачиваюсь и вижу огромное тело Кирана возле двери. Безымянный улыбается ему, включая свое очарование на полную мощь.
– Да ничего особенного. Просто небольшой разговор между старыми друзьями. Ты знаешь, где Тайлер?
Киран сердито смотрит на него, а затем поднимает палец вверх.
– Наверху.
Встав, Безымянный похлопывает его по плечу.
– Спасибо.
Когда он уходит, Киран присаживается на ступеньки рядом со мной.
– Эй, ты в порядке?
– Да. – Я прочищаю горло, и боль утихает. – Старый друг.
– Мне так не показалось.
– Он... ничего. Не бери в голову.
Киран вздыхает.
– Слушай. Я, Ульфрик и несколько девчонок собираемся в город. Там сегодня в одном клубе вечеринка в стиле рейв. Хочешь с нами?
Может, Киран и гигантер, который входит в команду по рестлингу и заваливает все зачеты по английскому, но у него милые темные глаза, как у щенка, и он невероятно чуткий. Он точно знает, что сказать и сделать, чтобы человеку стало лучше, думаю, он обладает шестым чувством – невидимой антенной, благодаря которой улавливает настроение каждого. В этом он похож на Рена. Киран знает, что теперь, когда рядом Безымянный, я не хочу здесь оставаться.
Я киваю.
– Да. Конечно. Кто за рулем?
– Я, – с усмешкой отвечает Киран. – Сегодня я трезвый водитель, но ты можешь называть меня сэр Шофер. И ты получаешь ружье.5
– Эх, если бы у меня было ружье, – бормочу я, когда следую за Кираном к его «Крайслеру ПТ Крузер». Возле машины нас уже ждут две девушки в облегающих платьях и огромный блондин, который немного похож на кровожадного викинга.
– То что бы ты с ним делала? – спрашивает Киран, смеясь.
– Отправилась бы на пикник. Основала инди-группу. Убивала людей.
– Мы собираемся убивать людей? – Девушка в красном платье хлопает в ладоши. – Давайте начнем с профессора Саммерса. Мы сделаем миру одолжение.
– Он не настолько плох. – Закатив глаза, Киран заводит машину и выезжает.
– Я сама видела, как вчера он с помощью отражающей ручки заглядывал Тессе под юбку. – Девушка в красном платье слегка толкает свою подругу в зеленом наряде – должно быть, Тессу, потому что та смиренно откидывается на сиденье. Красное платье улыбается мне. – Привет, я Ливи.
– Айсис, – представляюсь я и смотрю на Тессу. – Ты донесла на него?
Тесса качает головой, так и не взглянув на меня.
– Кампусу до этого нет дела, – усмехаясь, произносит Ливи. – Они принимают доносы и складывают их в огромный шкаф, к которому никто никогда не прикасается. Я видела его. Это то же самое, что кричать на кирпичную стену.
Тесса наконец поднимает глаза.
– Даже если бы я донесла на него, они бы мне не поверили. – Голос у нее подавленный. – Они никогда не верят девушкам. Они бы спросили, что на мне было надето. И это оказалось бы не его виной, а моей.
Я сжимаю кулаки, и Киран устало вздыхает.
– Это несправедливо, – хмурясь, произносит Ульфрик с отчетливым шведским (?) акцентом. – В Дании в мой прошлый университет увольнять всех подонков. – Он подчеркивает слово «увольнять» жестоким приемом каратэ в воздухе.
– Что ж, добро пожаловать в Америку. – Ливи пожимает плечами. – Страну свободных сексуальных домогательств к девушкам и дом храбрых снаружи, трусливых внутри.
– Значит, профессор Саммерс, – шепчу я.
Киран бросает на меня предупреждающий взгляд.
– Даже не думай.
– Что? – Прикидываюсь я невинной.
– Я знаю, что это ты на прошлой неделе засунула спагетти в сумочку Сары, – отвечает он.
– Это ты сделала? – Ливи наклоняется вперед и смеется. – Черт возьми, Тесс, это она испортила сумочку Сары!
Я ахаю.
– Да как ты смеешь меня обвинять! Клевета, клевета, клевета!
– После этого от тебя четыре дня пахло соусом, – выдвигает Киран неопровержимое доказательство.
Я улыбаюсь.
– Когда ты так это преподносишь, я ощущаю себя дико отважной. Возможно, даже... дерзкой.
В машине наступает неловкая тишина, а затем Ульфрик стонет.
– Тебе нравится пакостничать людям, которые, по-твоему, этого заслуживают, – говорит Киран. – И сейчас ты придумываешь пакость для Саммерса.
– Сэр, за какого преступника вы меня принимаете? Посмотрите на меня! Да я бы никогда не придумала ничего столь замечательного, как швыряние навозных бомб под двери кабинетов или намазывание париков «Криско», или подкладывание пауков в ящики столов. – Снова тишина. – А еще можно заменить глазные капли перцовым спреем...
Ливи красноречиво и одобрительно визжит. Киран вздыхает, заезжая на парковку вульгарного клуба с неоновой вывеской «Черный ход», и мы все вываливаемся из машины. Ливи хватает Тессу за руку и бежит вприпрыжку вперед. Ульфрик смотрит на меня так, будто я голодный тигр.
– Ты очень страшный женщина, – говорит он.
– Слышать это от тебя, Лейф6 Могуобезглавитьтебясвоейрукойсон, многое значит. – Я похлопываю его по руке.
Он выглядит соответственно оскорбленным.
– Я никогда не обезглавливать людей!
– Тебе стоит попробовать. Очень расслабляет.
– Когда закончишь планировать безумное убийство, – растягивает слова Киран, – пойдем возьмем выпивку.
– Как мы могли забыть очередность приоритетов викингов? – Я хлопаю Ульфрика по спине. – Первый – выпивка, второй – кровь, третий – сиськи.
– Первый – сиськи, второй – выпивка, кровь – никогда, – исправляет Ульфрик.
– Ах, не будь такой занудой, Ульфри. Боги требуют веселья! Вперед в Вальгаллу!
Как и все люди, которым крайне посчастливилось встретиться со мной в этой жизни, он выглядит озадаченным, но все равно следует за мной к грохочущему клубу. Мы быстро показываем вышибале наши удостоверения, однако на документы Тессы он смотрит немного дольше, чем необходимо, а затем бросает взгляд на одно из (многих) моих фальшивых удостоверений.
– Ванесса Гергич? – спрашивает он. – И вам тридцать три?
Я начинаю потеть. Это единственный недостаток двенадцати фальшивых удостоверений.
– Я суперздорова? – предполагаю я. – Я ем овощи. Увлажняю кожу. Я постоянно увлажняюсь.
– Она со мной, – наклоняясь вперед, говорит Киран. Взгляд вышибалы мечется между мной и Киром, а затем парень вздыхает.
– Хорошо, Кир, но, если она облажается, я скажу копам, что это твоя вина.
Киран улыбается ему и проводит меня мимо вышибалы к бару.
– Один ром с колой для леди, – кричит он сквозь музыку, после поворачивается ко мне. – Ты ведь это любишь, не так ли? Я заметил, что ты часто это пьешь.
– Да, сэр. – Я киваю. – Но ты не должен мне ничего покупать. Я сильная, независимая...
Он пихает холодный стакан мне в руку и через стойку протягивает бармену пять долларов. Я немного вращаю напиток, проверяя на наличие пены, которая указывала бы на нерастворившуюся таблетку. Конечно, я доверяю бармену и Кирану. Вроде. Но нельзя быть слишком осторожным. Пока я медленно потягиваю ром с колой, мы с Киром наблюдаем, как извивающаяся молодежь в коротких юбках и футболках с воротом на пуговицах трется друг об друга. Тесса танцует с Ульфриком, она по-прежнему стесняется, но сейчас хотя бы уже больше улыбается. Ливи трется о какого-то парня, который похож на итальянца и года на четыре старше нее. Запахи пота и одеколона наполняют воздух. Стробоскопы пронзают наши глаза и проделывают дыры в нашем терпении к музыке из Топ-40.
– Это просто... – Я замолкаю, прислушиваясь к музыке. – Просто кто-то бесконечно повторяет слово «задница»?
Киран останавливается, смотрит вверх и начинает смеяться.
– Вот черт, ты права. Что случилось с музыкой?
– Деньги, – отвечаю я, – вот что. Но лично я виню спандекс, автотюн и Йоко Оно.
Он смеется. Ливи отрывает свою задницу от паха итальянца и, тяжело дыша и улыбаясь, подходит к нам.
– Эй, ребята. Пойдемте со мной.
Изнемогая от любопытства, мы следуем за ней к коридору с уборными, который покрыт граффити и кусочками туалетной бумаги. Ливи достает что-то из своего лифчика и пихает это сначала в руку Кирана, а затем в мою. Маленькая белая таблетка в форме кролика «Плейбой».
Кирон выгибает бровь.
– Где ты это взяла?
– У Хизер, конечно. – Ливи хмыкает. – В «Фи Омега» она раздавала их как конфеты.
– Это то, что я думаю? – спрашиваю я.
– Экстази? – отвечает вопросом на вопрос Ливи.
– Незаконно? – уточняю я.
– Остынь. – Ливи закатывает глаза. – Это всего одна таблетка. Она тебя не убьет. К тому же Хизер всегда покупает у надежного парня.
Киран протягивает таблетку обратно.
– Я… я не могу. Я сегодня трезвый водитель.
– Она выветрится из организма очень быстро, – настаивает она. – Даже быстрее, чем алкоголь.
– Как-то мне не улыбается лицезреть гигантских красных слонов-монстров. – Я с отвращением смотрю на таблетку, и Ливи, улыбаясь, похлопывает меня по плечу.
– Эй, это не галлюциноген. Не переживай. Она реально безопасна. Я принимала такие сотни раз.
Я рассматриваю белую таблетку, и внезапно в моей голове всплывают уродливые слова Безымянного.
Такой парень никогда не захочет девчонку вроде тебя.
…он поставил тебя на место.
…и он просто не хочет трахать испорченную девчонку.
Никто больше тебя не захочет.
Никто больше тебя не захочет.
Кладу таблетку на язык и залпом допиваю колу, заглушая его слова. Киран свою тоже глотает. Возвращаюсь на танцпол и жду прихода смерти. Или веселья. Что наступит раньше. Киран возвышается позади меня, присоединившись ко мне в танце, хоть все его движения немного угловаты и он дико зажат – лишь слегка покачивается на ногах, я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Жизнь дерьмо, но танцы всегда были моим отвлечением. Благодаря музыке, которая укрощает тьму, я могу просто плыть по течению и ни о чем не думать.
Я не знала, что Хизер покупала наркотики, как и то, что она распространяла их на студенческих вечеринках. То есть она вроде наркодилера. Или нет? Я практически ничего не знаю о наркотиках, а о людях, которые их распространяют, и подавно. Знаю только, что многие принимают их, наделяя тем самым наркодилеров все большей властью, но они, наркотики, опасны. Хотя я пью почти каждый день с той ночи у фонтана в форме кентавра, так что кто я такая, чтобы судить? Кто я такая, чтобы злиться? Я пыталась заглушить боль выпивкой, но не вышло. Поэтому я должна была попробовать что-то еще. Никакие ужасные последствия не сравнятся с моими воспоминаниями.
Огни стробоскопов становятся ярче, красочнее, зеленый сменяется красно-синим – два цвета сливаются в один. Я моргаю, но цвета не перестают поражать. Они отражаются от макияжа девушек и от их украшений, световые зайчики от драгоценных камней приятно прожигают мне веки. Все выглядят такими счастливыми, такими милыми, такими добрыми. Никто здесь меня не обидит. Я окружена хорошими людьми. Здесь тьма не сможет меня достать.
Когда я улыбаюсь Кирану, он улыбается мне в ответ – хороший знак, и почему я раньше не замечала, насколько он красив? Смуглый, смуглый пират, смуглый Джек Воробей (мы не произносим это имя), темный и широкоплечий, он смог бы защитить меня от тьмы, правда ведь? Кто-то столь сильный, как он, смог бы побороть все, защитить меня от всего. Все это время я силилась защитить себя самостоятельно, но это было так трудно. Я устала делать это в одиночку. Было бы здорово, если бы кто-то мне помог. Киран мог бы помочь. Джек не захотел и дальше мне помогать, но это нормально, ведь со мной сложно, а я не стою всех этих усилий, это нормально, даже несмотря на то, что он единственный, ради кого мое сердце выглянуло из своей раковины, но это было глупо, я была так глупа, раз думала...
Никто больше тебя не захочет.
Вздрогнув, я падаю на Кирана и обнимаю его за талию. Он останавливается.
– Айсис? – кричит он. – Ты в порядке?
– Я... я... нет, – смеюсь, – не в порядке. Я чертовски не в порядке.
– Эй, воу, хорошо. Давай выведем тебя на воздух.
Я висну на руке Кира, пока он выводит меня сквозь толпу из клуба. Когда мы проходим мимо вышибалы, я бросаю на того взгляд.
– Мне не тридцать три, – выбалтываю я.
– Я знаю, – отвечает он, закатывая глаза.
Едва Киран отпускает меня на ступеньках, мои глаза выхватывают тлеющие кончики сигарет в руках у компании ребят, и я начинаю дрожать. Киран замечает это и уводит нас подальше от них. Я жадно глотаю воздух, давясь пустотой и в то же время всей полнотой мира. Киран терпеливо ждет, глядя на звездное небо. Когда давление уменьшается и мир теряет яркость, я лепечу:
– Извини. Ты должен вернуться... иди в клуб и веселись. Со мной не весело. Я умираю.
– Ты не умираешь. – Он смеется.
– Еще как умираю. Чуть быстрее, чем большинство людей.
Киран озадаченно смотрит на меня, но мне все равно, слова Софии раздаются в моей голове, принося долгожданное облегчение после слов Безымянного. Его слова звучат как лай бешеной собаки, разрывающей мне горло, ее – как звук хрустальных колокольчиков и капель дождя.
Неудивительно, что Джек ее любил.
Неудивительно, что Джек сломался, когда потерял ее.
Неудивительно, что он больше никогда никого не захочет. С ней никто не сравнится.
Я смеюсь, но смех превращается во что-то странное, и я начинаю кусать руку, чтобы это остановить. Киран убирает мою руку ото рта, и на рукаве кофты я замечаю темно-красный круг. Ерунда.
– Айсис, ты действительно меня пугаешь, – мягко произносит он.
– Да, я пугаю многих людей. Такая уж я. Хэллоуинтаун меня полюбит. Но больше никто. Кроме моей мамы. Она у меня замечательная, а я ее бросила… я такая эгоистка.
Киран молчит. Я чувствую, как темнота начинает отступать. Уличные фонари яркие и массивные, словно гигантские желтые светлячки.
– Есть один парень, – говорю я и смеюсь. – Да как и у каждой девчонки, верно? Всегда есть парень. Какой-то парень. Какой-то парень, который что-то не сделал. И он мне нравится.
– Если он тебе нравится, просто подойди и поцелуй его, – говорит Киран.
– Ты ничего не знаешь.
Киран смеется, и я, схватившись за голову, опираюсь на его плечо. Ночь такая темная, а он такой теплый… мне нужен кто-то сильный. Кто-то, кто удержит меня от исчезновения во тьме. Или, может, уже слишком поздно. Может, я уже исчезла, и теперь моя жизнь состоит из тьмы, в которую лишь изредка проникают короткие вспышки света.
– Я тебе нравлюсь? – спрашиваю я у Кирана. Дерзко, но сейчас я чувствую себя такой легкомысленной.
Киран прочищает горло.
– Ну... эм...
– Да или нет.
– Да, – отвечает он, – нравишься.
Никто больше тебя не захочет.
– Ты хочешь меня? – Я прижимаюсь грудью к его плечу, как Геморрой прижималась к Джеку.
Киран вновь прочищает горло.
– Да. С тех пор, как мы подружились, я...
Я тянусь и целую его, и он целует меня в ответ, нежно, но страстно. Это не Джек. Это всегда не Джек. И никогда им не будет. Я не хочу плакать, поэтому целую сильнее, глубже. Рука Кирана скользит мне под кофту, и я позволяю...
– Ты!
Я поднимаю глаза и вижу, как Чарли Морияма обвиняюще указывает на меня. А за ним тот самый человек, которого мне уж точно не стоит видеть сегодня… или вообще когда-либо.
* * *
– Как ты слушаешь это дерьмо? – ворчит Чарли, выключая мою оперную музыку.
– Я так понимаю, ты не фанат полных итальянцев, поющих о страданиях из-за женщин?
Чарли проводит рукой по своим растрепанным волосам, поправляя их.
– Если бы я хотел слушать придурков, жалующихся на сучек, то слушал бы Бигги Смоллса. Или Наса.
– Ну конечно, ведь, называя женщин «сучки», ты очень далеко продвинешься в отношениях с ними, – говорю я и на светофоре поворачиваю налево.
– Меня не волнуют сучки, ясно? Все они плаксивые и пекутся лишь о твоих деньгах, они хотят, чтобы ты их красиво одевал, покупал им мороженое и гигантские кольца. С меня этого хватит. Я просто сосредоточусь на приобретении особняка, а затем куплю себе несколько сучек.
– Ты не купишь ни сучек, ни особняк. Ты купишь дом для своей бабушки.
Краснея, Чарли бросает на меня убийственный взгляд.
– Какое идиотское дерьмо только что вылетело из твоего рта? Клянусь, ты тупеешь с каждым днем.
Я паркуюсь перед убогим клубом «Черный ход». Как же тяжело заставить себя ответить ему обычной холодностью. Он такой жалкий, такой мягкий внутри, хоть и упорно старается быть твердым снаружи.
Он мне кое-кого напоминает.
– Ну, надеюсь, ты умнеешь, потому что кто-то из нас должен быть достаточно смышленым, чтобы допросить хозяина клуба.
Чарли лишь ворчит, пряча под рукав пару кастетов. Я открываю диктофон на телефоне, чтобы получить неопровержимые доказательства на пленке.
– Он будет разговаривать неохотно, – предупреждаю я. – Его зовут Терранс.
– Да мне пофиг, как его зовут, давай просто намнем ему бока.
– Никто никого бить не будет, – произношу я стальным, не требующим возражений тоном. – Терранс бизнесмен. Его легко убедить рядом логических способов, которым я был бы более чем рад тебя обучить.
Чарли стонет.
– Плевать. Давай просто сделаем это. Можешь заговаривать этого осла сколько хочешь, но если мы этим ничего не добьемся, то я перейду к плану «Б» – к избиению.
– Зачастую, если цель никогда раньше не избивали, угроза избиения более эффективна, чем само избиение. Такой слабый и богатый человек, как Терранс, расколется без единого удара.
Я выбираюсь из машины, и Чарли с задумчивым выражением на лице следует моему примеру.
– Вероятно, на сей раз ты прав. – Мы с Чарли мельком показывает свои удостоверения, и вышибала пропускает нас внутрь. – Кстати, как у вас дела с Бриттани?
– Хорошо, – отвечаю я автоматически. – Она очень настойчивая.
Я не говорю ему, что она лишь вещь, средство достижения цели. Кукольная замена, на которую я переношу запретные воспоминания о девушке, которую бросил во благо.
– Ты это так называешь? – Чарли ржет, пока мы огибаем клубную толпу. – Она круглосуточно околачивается возле нашей двери. И едва сдерживается, чтобы не запрыгнуть на твой ледяной член до того, как я выйду из комнаты.
Я пожимаю плечами.
– Чем ты занимался до того, как тебя нашел Грегори? – внимательно изучая меня, спрашивает Чарли.
– Я видел дамских угодников, но даже лучшие из них не пробуждали у девушек огонь желания средь бела дня. Что делает тебя таким особенным?
– Я знаю, как обращаться с женщинами, – отвечаю я. – Урок первый: не называть их сучками.
– Пока они не начнут вести себя соответственно, – пытается исправить Чарли.
– У некоторых женщин специфические вкусы, но и они оценят это только в спальне. Никогда их не оскорбляй.
Пока мозг Чарли пытается переварить эту информацию, я подхожу к двери в VIP-зал, по обе стороны которой стоят охранники. Один из них выставляет руку, останавливая меня.
– Ты кто? – спрашивает он.
– Эй, отойди, отойди! – Чарли напирает грудью. – Мы здесь по делу.
– Назовитесь или убирайтесь, – настаивает охранник.
– Джек Хантер, – представляюсь я. – У нас назначена здесь встреча с Террансом.
Охранник отворачивается и, приложив пальцы к уху, говорит в наушник. Спустя несколько секунд он поворачивается обратно и открывает дверь своей мускулистой рукой. Входя внутрь, Чарли салютует ему, я же молча проскальзываю мимо. Музыка звучит здесь глухо, на черном стеклянном столике охлаждается шампанское в ведерке со льдом. Диваны из настоящей кожи отбрасывают блики под ярким освещением. На диванах, потягивая шампанское и печатая что-то в телефонах, сидят еще двое охранников. Они огромные и мускулистые, но им не справиться с Чарли. Он наш элемент неожиданности, в драке Чарли просто разъяренный тасманский дьявол, мне остаются лишь объедки.
Когда мы заходим, они поднимают глаза и, встав, быстро нас обыскивают. Чарли жалуется, но я затыкаю его взглядом, поскольку следом за нами в зал заходит мужчина в безупречном костюме в тонкую полоску. Хоть он и полный, костюм очень хорошо на нем сидит. Его седые волосы редкие, макушка лысая, глаза водянистые, а кожа орехового цвета из-за одержимости солярием. Его пальцы украшают десятки колец – насколько я могу судить – с настоящими драгоценными камнями. Чистыми, без изъянов. Этот мужчина очень богат, и у него большие связи.
– Джентльмены! – Присев, Терранс улыбается и протягивает мне руку. – Добро пожаловать в мою скромную обитель. Рад, что вы смогли прийти так скоро.
– Здесь чудесно, – говорю я, пожимая его руку. Мы садимся, и Терранс наливает шампанское.
– Выпьете?
– Нет, спасибо, – отвечаю я. – Мы не хотели бы отнимать у вас времени больше, чем необходимо.
Терранс выгибает бровь, а затем заливается смехом.
– Лаконичный и готовый немедленно приступить к работе. Мне нравится это в мужчинах. В наши дни редко увидишь такую искреннюю приверженность делу среди вашего поколения. – Осушив бокал, Терранс хлопает в ладоши. – Хорошо, итак, что вы предлагаете? В кампусе у меня уже есть ребята, предоставляющие каналы к МДМА7. С чего вы решили, что у вас есть что-то получше, а?
– У нас есть информация, – говорю я.
– Да? Вы знаете кого-то лучше?
– Для начала я бы хотел, чтобы вы выполнили свою часть сделки, – заявляю. – Имена, будьте добры.
– Ох, видите ли, – Терранс щелкает языком, – я не могу назвать их без гарантии, что получу взамен что-то равное. Это несправедливо. Мне нравятся эти ребята. И отдавать их за хреновую информацию я не собираюсь.
– Послушай, приятель... – выкрикивает Чарли. Охранник резко наклоняется, и я, чтобы остановить Чарли, кладу напарнику руку на грудь.
– Терранс. – Я смотрю ему в глаза. – Ваше деловое мастерство поражает. Грегори нам многое о вас рассказал, но этот замечательный клуб говорит нам больше. Вы очень хорошо знаете свое дело.
Терранс расслабляется, и его охрана расслабляется вместе с ним.
– Да. Спасибо. Всегда приятно получить небольшое, но заслуженное признание.
– Поэтому я знаю, что такой умелый бизнесмен, как вы, настроен на получение активов, а не на их потерю.
Терранс сужает глаза.
– Продолжай.
– Кое-какие люди внезапно заинтересовались твоими парнями.
Его глаза вспыхивают, руки сжимается в кулаки, но голос остается невозмутимым и ровным. Настоящий профессионал.
– Правда? И о насколько серьезных людях мы говорим?
Я улыбаюсь.
– Мне так жаль, Терранс. Но без имен, это все, что я могу вам сказать.
Слышу, как в его голове закрутились шестеренки. Я намекнул ему, что правоохранительные органы заинтересовались его поставщиками МДМА. Эти поставщики продают ему товар по низкой цене, а с процветающими студенческими вечеринками прямо здесь, в его клубе, прибыль, несомненно, огромная. Он тщательно взвешивает потенциальную потерю этих парней, а также убытки, и последствия, которые затронут его, когда вышеупомянутые парни будут задержаны властями. Но, не зная точно, что за власти, он не хочет давать нам имена, ведь тогда он потеряет свои скидки. Если это всего лишь местная полиция, он сможет безнаказанно ее подкупить. Но если это менее коррупционное управление по борьбе с наркотиками – или еще выше, – то он потеряет все, не только скидки.
– Билл, – бросает наконец Терранс. – По-моему, одного из них зовут Билл… или Уилл, как-то так. У него еще сложная фамилия, К-как-то-там. Каравэй? Карлсбэд?
– Кавана? – предполагаю я, изображая невежество.
– Точно, Кавано, – подтверждает Терранс. – Теперь вы скажите мне, кто за ними следит, и тогда я дам вам другое имя.
– Откуда нам знать, что вы не расскажете им и они не скроются? – огрызается Чарли. Терранс улыбается ему как ребенку.
– Ох, я бы об этом не беспокоился. Я не имею дел с проблемными ребятами. Понимаете ли, ради собственной безопасности мы обрываем все связи с теми, кого выслеживают.
Терранс вновь переводит взгляд на меня, и я, наклонившись, понижаю голос для лжи, которая с легкостью слетает с моих губ:
– Управление по борьбе с наркотиками. Оперативники по борьбе с компьютерной преступностью. Ваши парни – верхушка айсберга огромной группировки на черном рынке интернета. Проще говоря, хакеры.
Терранс кивает, положив пальцы на губы.
– Хакерство – это не мое, да и вообще интернет – это не мое. Я предпочитаю руководить традиционным бизнесом.
– Поэтому вам лучше вычеркнуть их, – говорю я. – Это гораздо серьезнее, чем клубные наркотики. Речь идет об метамфетамине. Торговле людьми.
Терранс резко втягивает воздух сквозь зубы.
– Проклятье. Я думал, что нашел прямой выход через этих двоих. Но они всегда немного более бесчестны, чем вам бы хотелось, не так ли? Я не собираюсь в это влезать. У вас есть второе имя: Кайл Моррис. Легче запомнить, чем первое. Теперь, если вы меня извините, мне нужно сделать пару звонков.
Мы встаем, и он пожимает мне руку, прежде чем нас оперативно провожают из зала. Музыка снова гремит, запахи пота и приторного парфюма практически атакуют меня. Чарли следует за мной к выходу и начинает задавать вопросы только тогда, когда мы оказываемся на улице.
– Почему ты соврал? Мы не связаны с управлением по борьбе с наркотиками, и оно уж точно не следит за ними.
– Мы никто, – говорю я. – Мы на контракте с выгодой для третьей стороны. Ты действительно думаешь, что, если бы я сказал ему правду – что мы вступили в переговоры с ЦРУ, он бы воспринял нас всерьез? Посмотри на нас. В его глазах мы тинейджеры. ЦРУ не заключает контракты с тинейджерами и не доверяет им вести дела, а управление делает это постоянно. Особенно в кампусах.
Чарли гримасничает, но не спорит.
– Думаю, Грегори правильно сделал, что запустил тебя в это дерьмо. Ты в этом шариш.
В его устах это настолько близко к комплименту, но я едва его слышу. Мои глаза прикованы к клубу, возле которого страстно целуются два студента. У парня темные волосы и огромные руки, которые скользят под красную кофту девушки, кофту, которую я очень хорошо знаю с определенного дня в определенной школе, после определенных развешанных везде фотографий. Ее макияж ярче и смелее, чем обычно, и она выглядит такой худой, такой маленькой в его огромных руках. Ее волосы растрепаны. Страсть в их поцелуе такая пылкая, такая ощутимая. Монстр во мне начинает рычать, кровь закипает, бешено мчась по венам, и я теряю контроль над своим телом.
– Ты! – кричит Чарли. Парень отстраняется, и Айсис Блейк поднимает удивленный взгляд.
Я дергаю за собственную цепь, загоняя себя внутрь, чтобы не взорваться снаружи. В отчаянной попытке восстановить контроль молниеносно вспоминаю каждый урок Грегори, его советы, шаги, методы. Она целует другого… но я вне юрисдикции. У меня нет права. Я сломал ее и покинул, она свободна целовать кого захочет. Влюбиться в кого захочет, когда захочет. У меня нет права. У меня нет права. Она не моя, и у меня нет права, я отказался от своего шанса. Он лучше меня, он хорошо к ней относится, ему следует хорошо к ней относиться, иначе я вырву его горло...
Айсис улыбается, вскидывая руку.
– Привет, Крошки-яички. Как дела?
Чарли взъерепенивается.
– Крошки что? Да пошла ты, сука!
Я было набрасываюсь на него, но темноволосый парень делает это за меня, и попадает Чарли по лицу. Его тень возвышается над нами обоими, а зеленые глаза горят яростью.
– Что ты сказал?
Пока Чарли не успел нанести ответный удар, я встаю между ними и внимательно гляжу в глаза темноволосого. Он ростом с меня, но его плечи гораздо шире, а его сущность излучает силу и мощь. Качок. Поразительно, не думал, что она переключится на спортсменов. Хотя все, что я слышал про нее в кампусе, было для нее нехарактерно.
– Прошу прощения, – говорю я холодно, – за поведение своего друга. Он не всегда умеет сдерживаться.
Осмеливаюсь посмотреть на Айсис через плечо парня, и наши глаза встречаются, причиняя мне адскую боль, пока она первой не отводит взгляд. От мысли, что она целовала его – целовала кого-либо, помимо меня – с истинным желанием меня тошнить. Но я это сглатываю. Я не имею права на эти чувства.
– Киран, – произносит Айсис, – все в порядке! Правда. Я их знаю. Он просто пошутил.
Дыхание Кирана выравнивается, однако, отступая, он не сводит с меня глаз.
– Хорошо. Но если он скажет это снова...
– Не скажет, – перебиваю я. Чарли открывает рот, чтобы возразить, но я посылаю ему убийственный взгляд, и он замолкает. Вновь поворачиваюсь к Кирану и Айсис. – Мы уходим. Простите, что прервали ваш вечер.
Впервые за много недель мы так близко друг к другу. Ее впалые щеки землистого цвета, хотя она пыталась скрыть это румянами. Темные круги под глазами настолько очевидны, что на них больно смотреть. И все же, несмотря на всю эту боль, она красивая, красивее всех девушек, которых я когда-либо видел. Красный шелк, густо подведенные кошачьи глаза цвета корицы... Намеренное притупление чувств, которое я практиковал, чтобы выдержать Бриттани, распадается, осыпаясь, в то время как каждый мой мускул молит обнять ее, погладить по растрепанным волосам, поцеловать морщинку между бровями и каждый ушиб.
Чарли разрушает момент, громко чертыхаясь по дороге к машине. Я кладу руку на плечо Кирана и, понизив голос, чтобы слышно было только ему, произношу:
– Пожалуйста, будь с ней ласков. Относись к ней хорошо. Она очень особенная девушка.
– Для тебя? – бормочет Киран.
Да. Для меня.
– Для всех, – отвечаю я вместо этого. – Она очень много значит для массы людей. Мы все хотим видеть ее счастливой.
Киран молчит. Обнимая себя, Айсис нервно переступает с ноги на ногу позади него.
– Ты тот парень, да? – наконец спрашивает Киран.
– Что?
– Тот, о котором она говорит. – Киран втягивает воздух. – Черт, чувак, ты знаешь, насколько она сломлена? Насколько ты ее сломал?
Сквозь вину, которую вызвали его слова, я замечаю это. Подхожу к Айсис и дотрагиваюсь до ее левого запястья.
– Что случилось с твоей рукой?
Айсис вздрагивает, глядя куда угодно, только не мне в лицо.
– Ничего.
– Ничего? Айсис, здесь кровь... – Осторожно оттягиваю запятнанный кровью рукав и обнаруживаю глубокие следы от зубов. Дьявол. – Кто это с тобой сделал?
– Никто! – хнычет она. – Я сделала это... наверное? Я не знаю… мне не больно. Я не знала, что это плохо...
– Посмотри на меня, – прошу я. Она отворачивается, но я говорю настойчивее: – Айсис, посмотри на меня.
Она медленно поворачивается и смотрит на меня покорными глазами – они так непохожи на ее глаза, что я едва их узнаю. Но я узнаю симптомы: расширенные зрачки, сильное потовыделение, учащенное дыхание. Оборачиваюсь к Кирану.
– Что ты ей дал?
– Что? – Киран выставляет руки перед собой. – Подожди...
– Говори, – я шагаю к нему, и Киран, который на добрых семьдесят фунтов тяжелее меня, вдруг начинает нервничать, – живо.
– Ничего! Черт, ничего! Ливи дала нам несколько таблеток экстази! Это все, клянусь.
– И ты тоже принял? – кричу я. – Ты позволил ей принять и принял сам? Что ты за идиот? А если бы ее реакция была хуже? Как бы ты ей помог, если и сам обдолбанный?
– Она в порядке! – орет он в ответ. – У нас все было хорошо, пока вы не появились!
– В порядке? – рычу я. – Посмотри на ее руку! Посмотри! – Киран вздрагивает. – Она укусила себя, придурок! Она далеко не в порядке, но ты проигнорировал это, чтобы засунуть свой гребаный язык ей в рот!
Глаза Кирана вспыхивают, и я вижу, как его мышцы сокращаются и в меня летит кулак. Движения после тренировок Грегори почти автоматические: я отступаю в сторону и, подставив ему подножку, опрокидываю его назад. Он с силой падает на тротуар и, кряхтя, переворачивается.
– Хватит! – Раздается крик Айсис. Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Ее свирепый взгляд – словно костер в самый холодный зимний день. – Он ничего не «позволял» мне принимать. Это чисто мое решение. Поэтому отвали от него.
Успокаиваю свое тяжелое дыхание. Киран сердито смотрит с тротуара, обхватив пальцами нос, однако сейчас его взгляд сдержанный, пристыженный. Глазами бросаю ему вызов, но он просто садится и выругивается. Поворачиваюсь обратно к Айсис.
– Нужно осмотреть рану. Пойдем, у меня в машине есть аптечка...
– Я никуда с тобой не пойду, – говорит она спокойно. – Сама справлюсь.
– Айсис... ты ранена. Ты должна...
– Только не притворяйся, что ты за меня переживаешь. – Она нервно хихикает.
– Я не притворяюсь. Я действительно за тебя переживаю.
– Ну, тогда завязывай с этим на хрен, ладно?! Я не твоя девушка. Я даже больше не твой друг. Ты не должен тратить на меня свои силы. Я никто для тебя... – Вздрогнув, она обнимает себя и громко смеется. – Никто.
«Ты солнце, – хочу сказать я. – Ты все для меня. Единственный свет, который по-настоящему проник через мою броню. Ты мое счастье, моя искра, единственная девушка, которая не сбежала, не испугалась, которая видела сквозь мой фасад. Я никогда не встречу другой такой, никогда не захочу никого другого так, как хочу тебя. Я тебя не заслуживаю».
Но выходит лишь самоцензурная тишина. Киран встает и обнимает ее за плечи.
– Нам пора, – бормочет он.
Айсис не смеет взглянуть на меня, когда они, возвращаясь в клуб, проходят мимо и поворачивают за угол. Ее запах на короткую секунду охватывает меня, и я с дрожью в руках пытаюсь удержать его как можно дольше, когда очевидная, неуловимая правда бьет ключом во мне, мимо стен лжи, которые я построил вокруг нее (ты недостаточно хорош для нее, она никогда тебя по-настоящему не хотела), мимо отговорок, которые я использую для отказа себе в счастье (ты ранишь ее, ты уже ее ранил, ты всегда только причиняешь ей боль), мимо моей ненависти к себе (ты должен был умереть вместо нее). Понимание ярко вспыхивает и безмятежно взрывается, снося все прочь и оставляя единственную правду.
– Я люблю тебя, – шепчу я пустой обочине.