ЛОРЕНЦО
Мне никогда не было так трудно выкинуть женщину из головы, как, похоже, изгнать Милу. За считанные дни она заставила меня вести себя так, как я никогда раньше не вел. Я был очень близок к тому, чтобы принять ее предложение в тот день в моем офисе. Если бы я не был так категорически против того, чтобы использовать ее явное отчаяние для собственного сексуального удовлетворения, я бы, возможно, так и сделал. Видя, как она стоит на коленях и смотрит на меня, как тепло ее рта обволакивает мой палец, я был близок к этому.
В каком-то смысле я знаю, что все еще эксплуатирую ее. Мила не кажется мне женщиной, которая торгует наркотиками, стриптизерша она или нет. Я представляю, что шаг к договоренности с Альфио Альтьере был облегчен ее работой в клубе, еще один шаг по пути, который она уже начала. Это нечто совершенно иное, и я видел нервозность в ее глазах вчера вечером, когда вручал ей товар.
Это еще один пункт в списке того, что я никогда бы не сделал в обычной жизни, наряду с рассмотрением первоначального предложения Милы и последующей дрочкой в моем кабинете после того, как она возбудила меня до предела. В обычной ситуации неуверенности на ее лице было бы достаточно, чтобы я отказался от работы с ней.
Наркоторговля на нижнем уровне в таких местах, как Бутон розы, вот где большая часть риска. Копы не будут беспокоиться о клубах более высокого класса, но в таких местах они охотно поймают кого-нибудь. Милу могут поймать, и, хотя регулярные пожертвования моей семьи в полицию Лос-Анджелеса должны гарантировать, что она быстро выпутается из неприятностей, всегда есть шанс, что кому-то придется упасть на меч, чтобы сохранить хрупкий баланс между нами и законом. Это значит, что каждый, кто работает на нас, должен понимать и риск, и последствия, в первую очередь то, что ему придется их принять, если его поймают, а не крысятничать.
Не уверен, что Мила понимала хоть что-то из этого. Я вообще не уверен, что она знает, с чего начать продажу наркотиков. И все же я передал ей товар, потому что знал, что ей нужна эта работа. Я увидел отчаяние на ее лице, подумал о том, как помог убить Альтьере и лишил ее страховочной сетки, и почувствовал, что обязан помочь.
Обычно я не сентиментален и не глуп, но сейчас мне кажется, что я был и тем, и другим. И у меня есть ощущение, что, когда Данте придет на нашу встречу, он будет того же мнения.
Данте входит с опозданием на несколько минут, проходит внутрь и садится по другую сторону стола.
— Извини, — быстро говорит он. — У Эммы была назначена встреча. Я не мог отпустить ее одну, я должен был убедиться, что все в порядке.
— К тебе приходил врач и осматривал ее, пока ты ждал, когда она очнется. — Я смотрю на него, слегка забавляясь. Когда-то мой брат был плейбоем до мозга костей, в его пентхаусе постоянно крутились женщины. Но все изменилось после того, как он встретил Эмму, свою татуировщицу. Такого развития событий никто из нас не ожидал, это уж точно.
Данте смотрит на меня.
— Я буду ходить на все ее приемы, — говорит он со злостью. — Пока ребенок не родится. И на все последующие приемы, связанные с ребенком. Так что мне понадобится твоя помощь, Лоренцо. Пока все не уляжется…
Странно, но я не чувствую того удовлетворения, которого ожидал. Я знал, что это произойдет. Данте был озабочен с тех пор, как узнал, что Эмма вернулась в Лос-Анджелес, в общем-то, еще раньше, и я знал, что ему понадобится моя помощь, тем более что Фонтана потребовал расширения нелегальной части нашего семейного бизнеса в обмен на помощь, которую он оказал Данте в возвращении Эммы. Но есть и кое-что еще, то, чего я не ожидал почувствовать и что мне не нравится. Странное чувство неудовлетворенности, правда. И я не могу понять, почему.
— Расширение идет хорошо. — Я откидываюсь в кресле, пытаясь выбросить Милу из головы. — На этой неделе у меня были встречи, и я начал распространять дополнительный продукт.
— Кому? — В голосе Данте слышится раздражение. Ему все это не нравится, и я это прекрасно понимаю. До того, как ему понадобилась помощь Фонтаны, чтобы вернуть Эмму, он как раз пытался вытащить нашу семью из всего этого. Отказался от наркотиков, от всего, что было связано с незаконными сделками. Он возмущен тем, что нас снова втянули в это, и я знаю, что он намерен возобновить свое отступление, как только это станет возможным, не навлекая на себя слишком сильного гнева Сицилии.
— Васкесу, в Бархатном канате. Часть товара пойдет через Неоновую розу. Калабрия, Черная шпилька. И я выделил немного товара для более мелких заведений. Несколько менее качественных клубов. Бутон розы.
Брови Данте сошлись.
— Ты знаешь владельца Бутона розы?
— Одна из девушек перекидывает для нас товар.
Выражение лица Данте говорит все, что нужно, и при этом он не произносит ни слова. Я не знаю владельца этого заведения, и Данте это знает. Он также знает, что мы обычно поступаем не так, и если я в чем-то и разбираюсь, так это в том, как мы обычно поступаем.
— Не хочешь объяснить, почему так получилось, Лоренцо? — Его голос обманчиво спокоен, но я знаю, что он ждет ответа. У него есть на него право, я не тот человек, который обычно что-то меняет, особенно не обсудив это с ним. Обычно мы работаем с владельцем бизнеса, которому доверяем, и он распределяет товар среди сотрудников, которым доверяет его перемещение.
Я испустил долгий вздох. Нет смысла врать или ходить вокруг да около. Мы вчетвером — я, два моих брата и сестра — всегда были близки. Данте узнает, если я попытаюсь что-то скрыть, и это только еще больше раздует ситуацию, как я чувствую, он и так собирается.
— У женщины, о которой идет речь, была договоренность с Альтьере. — Я поджимаю губы. — Не думаю, что мне нужно объяснять тебе, что это была за договоренность.
— Думаю, я догадываюсь, — мрачно говорит Данте. — И что?
— То, что мы его казнили, поставило ее в затруднительное положение.
Данте фыркнул.
— Уверен, она сможет найти другого богача, чтобы отсосать у него в обмен на сумки Hermés, или что там ей давал Альтьере.
Я хмуро смотрю на него.
— Для влюбленного мужчины ты не так уж и симпатизируешь представительницам слабого пола, не так ли? — Во времена плейбоя Данте я часто задавалась вопросом, что привлекает к нему женщин. Его внешность, конечно, но он был беспечен со всеми ними и их чувствами. Эмма изменила это в нем, но что-то в его пренебрежительном отношении к судьбе Милы задевает во мне нервы. Я напоминаю себе, что он не знает ее и не может понять искренность ее ситуации.
Данте закатывает глаза.
— Я провел годы с женщинами, которые пытались заключить со мной подобные соглашения. Многие из них трахались со мной только ради возможности подняться на одну ступеньку выше по социальной лестнице. Лос-Анджелес просто кишит этим, и ты не можешь сказать мне обратного.
Он не ошибается, но я не в том настроении, чтобы повторять это.
— Она пришла ко мне и предложила такое же соглашение, — говорю я отрывисто.
— О? — Данте поднимает бровь. — Интересно.
— Я отказался. Но она отчаянно пыталась найти способ заменить то соглашение, которое у них было. Было ясно, что его поддержка идет на ее расходы на жизнь, а не на дизайнерскую роскошь. — Я провел рукой по волосам. — Поэтому я предложил ей другую работу. Она работает в Бутоне розы, а нам нужен был кто-то, кто мог бы перемещать товар нижнего уровня.
Брови Данте приближаются к линии роста волос.
— Ты в своем уме? — Он покачал головой. — Значит, эта девушка в отчаянии, и ты используешь ее для перемещения крайне нелегального товара…
— Ты говоришь так, будто не одобряешь этого. — Я смотрю на него. — Минуту назад ты высмеивал идею о том, что она трахается с Альтьере по причинам, которые ты придумал в своей голове, а теперь ты не одобряешь мое решение ее проблемы.
— Если она делает это ради роскоши, то это другое дело. — Данте резко выдохнул. — Мне кажется, это опасно. И для нас, и для нее.
— Думай об этом как о благотворительности. Она попала в беду. Это лучше, чем если бы я согласился на ее предложение трахнуть ее за деньги, верно? — Я поднимаю бровь на своего старшего брата, и он качает головой.
— Ты должен был отшить ее. Сказать ей, чтобы она сама разбиралась со своими проблемами. Есть благотворительность, которую можно списать на налоги, Лоренцо, а есть вот это. Из-за этого у нас могут быть неприятности. Что, если она создаст нам проблемы из-за Альтьере? Или…
— Вряд ли она это сделает, — холодно говорю я. — Сейчас она занимается наркотиками для нас. Она не пойдет в полицию. Она не может шантажировать нас, когда сама по уши влезла в незаконное дерьмо. И кроме того, ей не нужен Альтьере. Я бы сказал, что она рада его смерти не меньше, чем твоя Эмма. Ей просто нужно было чем-то заменить то, что он для нее делал. Я дал ей это, и это выгодно нам обоим.
Данте качает головой, его лицо по-прежнему озабоченно.
— Это безрассудно, — говорит он наконец. — Это на тебя не похоже.
— Ты не хочешь иметь ничего общего с тем, что потребовал от нас Фонтана. Поэтому я решаю эту проблему за тебя. Или ты не этого хочешь? Чтобы я со всем этим разобрался? — Слова прозвучали резче, чем я хотел, но я чувствую раздражение от всего этого. Сделка с Фонтаной была заключена, чтобы защитить женщину, которую Данте любит, но он не хочет иметь с этим ничего общего. И теперь он сомневается в моих методах.
Или же я злюсь, потому что знаю, что он прав.
Я отодвигаю ноющий голос в сторону, предпочитая не обращать на него внимания. Возможно, я позволил себе быть более мягкосердечным, чем обычно, с Милой, но я не ошибаюсь в том, что нам нужен был кто-то, кто будет продвигать наш товар в таком месте, как Бутон розы. И я также не ошибаюсь, что мы защитили себя от того, чтобы она не использовала то, что знает об Альтьере. Теперь она не сможет, не навредив и себе.
Два зайца — один камень.
— Если ты заглянешь ко мне на следующей неделе, я смогу дать тебе несколько прогнозируемых цифр. Я заберу деньги в Неоновой розе сегодня вечером. Уверен, ты хочешь быть дома с Эммой.
Данте бросает на меня благодарный взгляд.
— Я ценю это…
Я машу рукой.
— Все в порядке. Иди и будь с ней. В конце концов, прошло всего несколько дней.
После ухода Данте я опускаюсь в свое офисное кресло и потираю переносицу. Голова начала болеть, и часть меня жалеет о том, что я предложил сделать пробежку сегодня вечером, я бы предпочел быть дома с крепким напитком.
Или можно пойти в Бутон розы и пригласить Милу на танец.
Мой живот сжимается, и при этой мысли во мне вспыхивает желание. Меня должно было бы оттолкнуть ее дешевое белье, безвкусность клуба, в котором она танцует, но все, что я вижу, это ее стройное тело и молочно-бледную кожу, обтянутую розовым лифчиком и стрингами, стразы на которых сверкают надо мной в слабом свете. Мне никогда не нравилась искусственность, и даже видеть ее полуобнаженной мне было недостаточно. Я хотел снять бюстгальтер push-up и увидеть, как на самом деле выглядит ее грудь, узнать, полностью ли она гладкая и обнаженная между бедер, отвести ее куда-нибудь, где она могла бы перестать притворяться и снова стать собой.
Я напоминаю себе, что у меня не было бы этого, даже если бы я принял ее предложение. Даже здесь, в моем кабинете, стоя на коленях, она устраивала шоу. Притворялась тем, кто, по ее мнению, нужен мне, а не была собой.
Это все, что у нас когда-либо будет. И этот простой факт должен напоминать мне о том, что я сделал правильный выбор, а не заставлять меня жаждать встречи с ней еще больше. Она не должна заставлять меня хотеть узнать, смогу ли я преодолеть эти стены и узнать, кто она на самом деле.
Что в ней такого, что заставляет меня волноваться?
В одном Данте прав: в этом городе полно женщин, которые попытались бы заключить с одним из нас подобный договор. Но меня привлекает в ней не только искренность Милы. Это что-то еще, и я боюсь слишком глубоко вникать в то, что это может быть.
Сейчас, как никогда, между нами должна быть профессиональная дистанция. Это достаточно рискованно — поручить человеку, которого я едва знаю, работать на нас, перевозя товар. Смешивать этот бизнес с удовольствием еще опаснее.
Но все равно, мне кажется, что от нее невозможно отделаться. Ни до конца дня, пока я работаю над бессмысленными деловыми задачами, ни вечером, когда я заезжаю в Неоновую розу и забираю деньги. На мгновение я задумываюсь о том, чтобы задержаться и насладиться танцем одной из девушек — даже больше. Одна из них, Белла, проходит мимо меня, когда я иду к задней кассе, и улыбается мне. Я знаю, каковы на ощупь ее полные губы, обхватывающие меня, и знаю, что мог бы легко заплатить ей за то, чтобы снова почувствовать их.
Мне нужна только Мила. Желание, которое захлестывает меня при мысли о ней, пульсирует, как сердце, заставляя меня болеть, и я знаю, что мне суждено провести еще одну ночь в своей квартире, обхватив себя руками и лихорадочно пытаясь изгнать желание, которое я не имею права испытывать.
Желание, которое тревожит меня, потому что я чувствую его так яростно.