Однажды в Сашиной жизни объявился Костя. Костя был другом детства, вместе они росли в одном дворе, вместе мастерили вонючие куличи из грязного песка в покоцаных ведерках, жгли спички за забором и катались на трехколесных велосипедах. Позже, во втором классе школы, они увлеклись игрой в индейцев – воткнув в немытую башку подобранные с земли голубиные перья, раскрасив физиономию спертой у матери помадой, носились по двору, издавая боевые петушиные крики. Но совместное детство недолго длилось – после третьего класса Костя покинул родной город, где он жил у бабушки, и уехал в Москву, к родителям. Там и сгинул. До его окончательного исчезновения они еще успели обменяться несколькими незамысловатыми письмами, но вскоре водоворот жизни засосал их в свои неотвратимые воронки. Саша и не предполагал увидеть друга снова, пока одним унылым и мрачным питерским вечером не зарегистрировался в «Одноклассниках». Зарегился и забыл. Через несколько дней Саша вновь полез проверить свой аккаунт, а там… его ждало послание из прошлого. «Привет, – писал Костя. – Возможно ты помнишь, я задолжал тебе 1 рубль и 30 копеек рублей за мороженое – сладкий пломбир, что мы лопали на площади Ленина незадолго до моего отъезда. Все эти годы я пытался тебя найти, чтобы вернуть долг. Слава технологиям, ты появился! Желаю поскорее встретиться, чтобы освободить свою нетленную душу от лишних обязательств».
Саша в затяжном онемении смотрел на экран.
Они встретились в тот же день в середине Дворцового моста, что несомненно что-то символизировало, хоть Саша и не мог сформулировать что именно, и отправились на Невский. На вид Костя будто и не изменился: только пухлые младенческие щечки сменились щетинистым лицом молодого мужчины, детские глазенки запылали невротическим огнем, а ребяческие шалости переросли в увлечение буддизмом. Поразительным образом, Костя тоже жил в Питере! По профессии Костя оказался каким-то научным работником, успев выучиться в московском МФТИ (куда мальчугана пристроил отец, большая шишка в органах безопасности, всегда мечтавший об умном сыне), и занимался чем-то крайне занудным в чрезвычайно закрытой государственной конторе – не то ядерной физикой, не то ракетостроением, Саша так и не разобрал. К работе своей Константин относился с болезненной серьезностью: «на службе» или «по долгу службы» – часто повторял он.
Зайдя в кафе, Костя сразу выложил на стол 1 рубль и 30 копеек.
– Это тебе. Не люблю быть должным, – и виновато улыбнулся.
– Все эти годы ты помнил об этом мороженом? – поднял брови Саша.
– У меня хорошая память.
Разговор летел стрелой. Костя с увлечением вспоминал юность:
– А помнишь, ты принес мне кассету «Шарп» с записями «Аэросмит», а ее плеер зажевал? Помнишь, как мы костер жгли в палисаднике возле дома и сожгли все собрание сочинений Ленина? А как я тогда с велика ебнулся, и мы потом за гаражами колесо меняли? Ссадины еще месяц заживали…
Действительно, память у Кости была великолепная. Еще больше было у него желания удерживать в ней все эти давно ушедшие детали дней давно минувших. Иначе относился к прошлому Саша – что было, то прошло! Зачем ворошить былое? На вопрос о том, была ли то шутка или его действительно так сильно волновал долг двадцатилетней давности, Костя ответил двусмысленно – настоящий буддист не может иметь ни долгов, ни имущества.
– А ты настоящий? – не поверил Саша.
– Безусловно, – отрезал Костя, – я даже жертвовал деньги на строительство Ступы Совершенной Победы в Дацане Ринпоче Баргадши Гандан Чойнхорлин!
– Без дураков? – у Саша стали возникать сомнения в психическом здоровье приятеля.
– Я бы не стал смеяться в таких вопросах! – обиделся Костя. И выразительно заржал.
Они снова стали общаться.