– Будем знакомы, Екатерина! – шатенка с короткой стрижкой и наглой веселой улыбкой подала ему руку, не отрываясь от телефона. Широкая рубашка в крупную бело-синюю клетку, бесформенной тряпкой свисала на бедра, но тем не менее не могла скрыть внушительный бюст хозяйки. На грубых походных штанах нахохлившись сидели многочисленные карманы.
– Саша, – ответил он легким рукопожатием, присаживаясь за серебристый столик. Грозовые тучи дирижаблями нависли над городом, ожидая сигнала к действию, но внутри модного кафе было тепло: интерьер заведения внушал разливающийся по внутренностям уют. Стены радовали глаз тем прекрасным оттенком оливкового, которым обладает только финская краска «Tikkurila», их украшали репродукции Мондриана и Кандинского, а на входе посетителей встречала крупная грифельная доска со скидками дня: круассан с ростбифом – 20%, кулебяка с лососем и сливочным кремом – 20%, бургер из камчатского краба – 50%,смузи из шиповника с облепихой – 30%.
– Я ивент-менеджер общероссийского политического движения «Справедливость», занимаюсь организацией мероприятий в Петербурге.
– Очень приятно!
– Что вы думаете о ситуации в стране? – она подняла взгляд от телефона.
– Все ужасно. Я потерял сбережения при дефолте.
– Каком дефолте? – ее глаза выразительно расширились.
– Как каком? Самом обычном, как в 98-м. – Саша полез в айфон за поддержкой, но тот не фурычил. – Инет сдох! – вздохнул он.
– Сейчас у всех перебои, – выдохнула Екатерина, – но только не у меня! У меня спутниковый американский! – она мгновенно зачекила инфу и победно улыбнулась – Глупости, нет никакого дефолта! Вы меня уже напугали!
– Как нет? Я же сам видел – эти очереди, эту панику.
– Мало ли что вы видели? Может вас глючит.
– И в новостях передавали!
– В новостях много чего передают, сразу видно неискушенного человека!
– Так где же мои деньги?
– А вот это вечный вопрос.
Саша растерянно посмотрел на Катю.
– Но это же правда! – умоляюще сказал он.
– Правда не то, что вы видели, а то во что люди верят. Нет в интернете – значит не было! – отрезала девушка.
Саша склонил голову.
– Не грустите! – обнадежила молодого человека Екатерина. – Все поправится, с нами вас ждет большое будущее! Вы не только потеряете информационную девственность, но и достигните таких вершин, о которых и не мечтали. Сейчас я представлю вам наши проекты, мы только дождемся одного коллегу.. Расскажите о себе, где вы раб… Можно на «ты»? – она подняла глаза.
– Нужно!
– Чем ты занимаешься, Саша?
– Я… – задумался, – я.. сейлс и будущий бизнес тренер. Продаю, двигаю и обучаю техникам продвижения на рынок товаров, услуг, концепций..
– Пиарщик что-ли? – в ее голосе послышалось удивленное узнавание.
– Типа того.
– Так мы почти коллеги! – воскликнула она, – А ты.. знаешь чем мы занимаемся?
– Да, конечно, вы оппозиционеры. Вы занимаетесь политикой.
– Правильно. Кого из известных оппозиционеров ты знаешь?
– Лично никого. А так… Яковлева, Перцова… ну и Повального, конечно, кто ж его не знает? Повального будут судить в очередной раз, – нахмурив лоб, мучительно вспоминал Саша. – Снова шьют какую-то галиматью.
– Зачет! И если он выйдет, он обязательно придет на наш митинг 1-го сентября!
– Разве это не первый день учебного года?
– Разумеется! 1-го сентября – День знаний, а мы хотим, чтобы народ знал свои права.
– Надеюсь, я смогу с пообщаться с Повальным! – обрадовался молодой человек.
– Не могу обещать. Он человек занятой! – Смартфон затрясся у нее в руке, и она вновь утонула в нем, порхая пальцами по клавиатуре. Щелк-пощелк.
Безгрудая официантка, в смешном коричневом комбинезоне, поставила на стол кофе – у Катиной чашки на пенке отчетливо проступал рисунок в виде лотоса, у Саши – розочка. Глаза Екатерины завистливо вспыхнули:
– У тебя розочка! Давай поменяемся!
Саша услужливо поменял чашки.
– Так все же, за что вы боретесь? – перешел он к самому интересному вопросу.
– Мы… мы боремся против всего плохого.. и за все хорошее! Против коррупции, антинародного режима и ущемления прав человека! Ты разве не в курсе, что происходит у нас в стране? Государство душит свободы граждан. Вспомни законы против митингов! А иностранные агенты? У меня недавно друга судили, хорошо, он только штрафом отделался – мы в соцсетях за полдня насобирали. А еще мы боремся против сексизма, расизма, фашизма, гомофобии, ксенофобии, трансгендерфобии, мизогинии, обусловливания гендерной ориентации, сексуальной объективации и прочего непотребства.
Саша раскрыл рот. – Разве у нас есть сексизм? – спросил через минуту.
– А ты не замечаешь? У нас повсеместный сексизм! Взять хотя бы это псевдо-джентльменство. Куда ни пойдешь – или дверь тебе откроют, или сумку предложат поднести. А это, между прочим, намек на слабость, пассивную роль в сексе и оскорбление. В цивилизованной стране с таким можно сразу в суд идти. Или последняя мода – мужчины носят бороды. Зачем? Если бородатый – значит подчеркивает свой гендер, оскорбляет женщину. Да это все равно, как если бы он хер наружу выкладывал! Эти бородачи в каждой женщине видят только мясо, тело!
«А кровь и лимфу видят?» – чуть не спросил Саша, но сдержался.
– И еще эти сальные шуточки – «с такими достоинствами больше никаких достоинств не надо»! И микроагрессии: «у вас так хорошо получается привлекать клиентов»! Еще бы у меня получалось плохо! Но в нашем патриархальном обществе мужики смотрят не на мои достижения, проекты и решения, прорывы и свершения, а на сиськи! Сиськи, сиськи, сиськи! Они все время смотрят мне на сиськи! – чуть не завизжала от огорчения Катя и со всех сторон на нее устремились заинтересованные взгляды. – Мужчины не видят во мне человека! Они видят во мне… сексуальный объект! – лицо ее сморщилась черносливом, и она чуть не расплакалась. Немного успокоившись, продолжила: – Я пришла к однозначному выводу – источник сексизма – в яйцах! Да-да, в них самых, в мужских яйцах-тестикулах! Так что бороться надо с первопричиной!
– Как, кастрировать? – охнул Саша и инстинктивно сжал ноги.
– Можно и так! Я бы мужиков, которые смотрят на женщин, оскопляла прямо на Лобном месте! А остальные должны принимать препараты на понижение тестостерона! С яслей!
– А как же… мы будем воспроизводиться? – удивился Саша.
– В пробирке, конечно, методом генетического моделирования. Дай бог дожить! На айфончике задаешь параметры: рост, цвет глаз, пигмент кожи. Я бы себе знаешь какого ребеночка себе замутила? Девочку-блондинку! С синими глазками! Принцессу! И без грудей! Ну или первый размер… Чтобы не страдала моя деточка… как я! – она с сожалением и брезгливостью опустила взгляд туда, где волнообразно вздымались два внушительных холма. Глубокая морщина прорезала ее лоб. – Надо как-то это решать! Объективизация груди – очень серьезная проблема. Куда не придешь, все пялятся на бюст и улыбочка ухмыляющаяся на физиономии! Я до «Справедливости» в фармацевтической компании работала пиарщиком. Однажды я явилась на деловую встречу в «Дольче Габбана», юбка-карандаш, айпад под мышкой. А заместитель директора как воткнулся мне в грудь и громогласно так заявил: – «Какая у нас выразительная пиарщица! Очень образованная девушка!» – Я ему и съездила по физиономии. Прям при всех.
– И?
– Что «и»? Уволили сразу. Я потом полгода из кабинета психотерапевта не вылезала. Да я бы и сама уволилась, лишь бы не видеть этих сексистских свиней! У нас, в офисе «Справедливости», за этим следят – я всюду таблички развесила: «На грудь не смотреть!», «Грудь не объект, а часть тела человека», «Не грудью единой». Сейчас я подумываю сделать пластику, чтобы раз и навсегда избавиться от этой проблемы.
– Как? Отрезать?!
– Да, а что? Анджелина Джоли сделала, и я сделаю. Она молодец, не побоялась!
– Но она из-за рака, кажется?
– У всех свои причины.
Телефон, лежавший на столе, завибрировал и запрыгал по столу. Екатерина накрыла его рукой.
– Петр задерживается! – сообщила, – Весь город перекрыт шествием хоругвеносцев! Никакого спасения от них!
– Хоругве… кто? – удивился Саша. – И зачем они шествуют?
– Кто же их разберет, этих мракобесов! Это такие придурки, что с иконами на флагах носятся! Протестуют против какого-то спектакля! Там, видите ли, Христа голого показали! А полиция, вместо того, чтобы разогнать этих дебилов, их охраняет!
– Ужас! – согласился Саша. – А кто такой Петр?
– Наш товарищ по борьбе. Будешь с ним работать. Будете митинг организовывать. Кстати… – она насторожилась, – Ты гомосексуал?
– Это как? Гомосексуалист что-ли?
– Так говорить нельзя! Это невежливо и неполиткорректно! Никогда так не говори!
– Хорошо, не буду. Я не гомосексуалист.
– Я же сказала тебе так не говорить!
– Извини, я еще не привык.
– Но, может быть, веган?
– Нет, я ем мясо.
– Ну, хотя бы еврей?
– Насчет бабки есть вопросы…
– По матери?
– По отцу!
– Очень жаль! – с видимым возмущением выдохнула Екатерина.
– Почему?
– У нас почти весь офис – веганы и гомосексуалы! Ну или хотя бы евреи. Это так здорово, когда единомышленники собираются в едином оупен спейсе. У нас работают пара-тройка цисгендеров, но они безусловно поддерживают толерантность и гендерсенситивность по отношению к большинству. Каждого гомофоба порвут! Я рассчитываю, что ты этому тоже научишься. Тебе следует этому научиться, если желаешь влиться в наш дружный коллектив! – в ее голосе промелькнула угроза.
– Да, безусловно, я очень постараюсь… – несмело забормотал он, – А ты… ну… это… гомосексуал?
– Нет, – она мелко захихикала. – Я еще не определилась с ориентацией. Я до сих пор в процессе выбора, поиска, так сказать, собственного «Я». Это тяжелое, гамлетовское решение – быть ли гомосексуалом, пансексуалом, квирсексуалом, или бездушным асексуалом, – ее грудь тяжело поднялась, – на самый худой конец. Асексуальность слишком суха для моего южного темперамента. На острове Лесбос я не прижилась – с девушками я, конечно, пробовала, но не уверена, что это мое. Сейчас я склоняюсь к пансексуализму.
– А пансексуал – это как? Со всеми?
– Фу, как грубо! Это значит, что романтическое влечение я чувствую к людям вне зависимости от их возраста, пола, расы и гендерной идентичности! – продекларировала она гордо.