V. Из истории представлений и культа Марии

Ограничимся этим разбором раннехристианской литературы, подведем итоги всему вышенайденному нами относительно богоматери Марии и кратенько проследим дальнейшую ее историю в рамках церковного учения и культа.

В начале брошюры мы видели, что в странах классического Востока задолго до христианства существовал культ и мифология многоименной богини женского начала, плодородия, производительных сил, земли, природы, — богини, принявшей позднее, в условиях развитой городской и государственной жизни, характер всеобъемлющего божества, якобы, зримо и незримо управляющего миром и всем, что в нем. Культ этой богини был широко распространен и крепко держался там в силу того, что он был связан с хозяйственными, производственными сторонами жизни всего населения. Древнееврейский народ при переселении в Ханаан и переходе там от былого скотоводства к оседлому земледелию воспринял от местного населения местные разновидности этого культа и богини и продолжал держаться их или в их чистом виде, или в переработанном и слитом с религией национального Ягве.

К началу христианской эры культ этой богини и ее многоименного растительного «сына» и возлюбленного, слившегося с идеей и образом мессии-христа, нашел себе хороший и тайный приют в среде многочисленных еврейских сект, которые образовались в силу тогдашних социальных условий на почве распада казенного юдаизма и влияния со стороны «языческих» восточных религий. В данных сектах, называвшихся гностическими за проповедь ими решающего значения в деле спасения «гносиса» — знания, ведения тайных учений, магических обрядов и формул, «спаситель» принял имя Иисуса по Иисусу Навину, былому ханаанскому божеству, культ которого продолжал существовать среди еврейского народа «под спудом». Некоторые из этих сект присоединили сюда еще и культ многоименной богини, получившей у них имя Марии по Мариам-Марии, — матери Иисуса Навина, тоже бывшей былым ханаанским божеством, разновидностью той богини, и тоже чтившейся евреями неофициально.

Из данного гностического движения вышло христианство, вынесшее оттуда культ спасителя-мессии-христа-Иисуса и его божественной матери-Марии, преемственно удержавшей за собою черты богини-матери- девы и возлюбленной своего сына. Первоначально они носили здесь, в раннем христианстве, черты только божеств, неземных существ, потом начался длительный процесс их очеловечивания и историзации, с отведением главного места Иисусу-мессии-христу, ибо от него ждали изменения гнетущих социальных условий. Историзация его началась и шла раньше, Марии — позднее и в связи с ним. Следы всего этого сохранились в тогдашней христианской литературе: в Откровении Иоанна богоматерь рисуется еще со своими явными чертами божества — «царицы небесной»; в лжепавловых посланиях она не фигурирует, заслоненная целиком образом своего сына-христа, что отражало господство мессианских чаяний и настроений.

В евангелиях картина меняется: в древнейшем евангелии — Марка богоматерь Мария только что еще мелькает в качестве земной женщины и таится в лице женщин при кресте Иисуса. У позднейших Матфея и Луки имеются уже главные мифы — моменты ее мнимоземной истории, связанные с мотивами рождения и смерти Иисуса; здесь Мария выводится прямо и скрытно, затушевано в тройном образе девственной богоматери, возлюбленной и матери скорбящей. Иоанн чего-нибудь особо нового сюда не прибавляет. Таким образом, она, дотоле почти целиком заслоняемая личностью и образом своего сына-христа, мнимоявившегося мессии, начинает выступать на сцену, хотя и в связи с ним. Тогда же закладывается фундамент, создается основа ее мнимоземной истории. В последующих, апокрифических произведениях историзация проходит почти целиком и вырабатывается более или менее полная самая история богородицы, хотя черты божественные не затираются.

В это послеевангельское время мы замечаем в среде христиан III и IV в. в борьбу различных течений по вопросу о Марии и ее культе, почитании. С одной стороны, шел бой между сторонниками и противниками учения о приснодевстве ее: одни считали, что она зачала только девой, а по рождении Иисуса лишилась девственности и даже родила еще других детей. Другие, наоборот, учили, что она до и после рождения Иисуса была девой и никаких других детей не имела, в половом общении с Иосифом не была. Последний взгляд, в конце-концов, одержал верх в связи с ростом аскетических настроений и направлении. Другая борьба велась вокруг почитания, поклонения, культа Марии, связанная с процессом ее очеловечения и историзации: одни хотели низвести ее совсем на положение простой, достойной только уважения, женщины; другие, наоборот, стояли за неприкрытое служение ей, как богине; третьи вели среднюю линию.

Хорошую иллюстрацию этого мы находим у того же Епифания Кипрского, уже упоминавшегося нами выше. В своем, дошедшем до нас, труде «Панарион» он дает критический разбор современных ему и более ранних ересей, сект, которых он насчитывает много десятков. И вот среди них он разбирает секту антидикомарианитов — «противников почитания Марии» и пишет о них так: «Некоторые из антидикомарианитов, имея как бы вражду к деве (Марии) и желая унизить славу ее, завистью ли какою побуждаемые или заблуждением, и из желания нанести вред душам людей, дерзнули говорить, что святая Мария после рождения христа сожительствовала с мужем, т. е. с самим Иосифом». Из этих и дальнейших его слов видно, что данные «еретики» старались представить Марию простой, земной женщиной и матерью нескольких сыновей.

Разбор этих взглядов их заставляет Епифания коснуться учения другой, противоположной секты — коллиридиан. «Некоторые безумствующие, — говорит он, — в своем мнении о святой приснодеве старались и стараются ставить ее вместо бога и говорят о ней, увлекаемые каким-то безумием и умоповреждением…

Некоторые женщины, украсивши какую-то колесницу или квадратное седалище, разостлавши на нем белое полотно в один из праздничных дней года, в течение нескольких дней предлагают хлеб (т. е. пирожки) и возносят жертву во имя Марии. Потом все они причащаются хлебом».

Таковы два крайних течения христианства III–IV в. в. по вопросу о богоматери и ее культе: с одной стороны, полное очеловечение и историзация, превращающие ее в рядовую, земную женщину, не заслуживающую особого почитания; с другой, во всей наготе — исконный культ и черты многоименной богини и только богини. Спрашивается, какую же позицию занимал здесь сам Епифаний, представитель господствующего направления христианской и церковной мысли? Золотую середину. В том же труде о ересях он пишет, что «Мария не бог и не с неба получила тело, а от совокупления мужа и жены и по обетованию, как Исаак, предуготована была к участию в домостроительстве божием. Пусть не приносят никто и жертв во имя ее, ибо он тем губит свою душу; но с другой стороны, да не дерзает и безумно оскорбляет святую деву…

Дева не должна служить предметом поклонения: не следует делать ее богом, нельзя приносить жертв во имя ее. В чести да будет Мария, но поклоняться должно отцу и сыну и святому духу, Марии же никто не должен поклоняться… хотя и весьма прекрасна Мария, и свята, и почтенна, но не для поклонения».

Таковы были три типичных течения раннего христианства по вопросу о богоматери Марии: два крайних и одно среднее, примиряющее, но неопределенное, колеблющееся, принадлежащее господствовавшему ядру христиан. И это около средины IV в.! Сколько же было переходных течений между ними и что же должно было делаться в эпоху писания евангелий и дальше, когда только вырабатывались и оформлялись мифология, культ и догматика христианства? Так колебался образ Марии между земной женщиной и богиней. За кем же пошли последующие поколения: за интидикомарианитами ли, или за коллиридианами, или же, наконец, за Епифанием, так ратовавшим против культа богоматери? И кто перевесил в образе последней: женщина или богиня?

Епифаний и противники богоматери в этой борьбе вокруг нее были побеждены. «Сама церковь, — продолжим словами А. Древса, — дала повод к возведению Марии в ранг божества, когда, на вселенском соборе в Никее (395 г.), она установила единосущие сына с отцом и, тем самым, объявила Марию „богородицей“, каковое именование прилагалось обычно к языческой богине-матери». Именование «богородицы» в христианской литературе впервые встречается в трудах епископа Евсевия Никомидийского (ум. 340 г.). До того времени в христе видели только «посредника» между людьми и богом и веровали, что через сына приходишь к отцу. Но раз сын был единосущен с отцом, то требовалось какое-то новое посредничество между людьми и всевышним. Кому же, казалось, более всего подобает быть таким посредником, как ни приветливой, любвеобильной и кроткой матери господа, о коей предполагали, что она была теснейшим образом связана со своим сыном, и каковая поэтому должна была быть ранее других готова передавать своему сыну на рассмотрение и исполнение мольбы людей.

Однако, именование — «богородица» — было малоговорящим. Тогда сирийский монах Несторий, бывший с 428 г. епископом константинопольским, придрался к нему и потребовал, чтобы оно было заменено именованием — «христородица», так как Павел в подложном послании к евреям (7,3) пояснил, что божество Иисуса — без отца, без матери, без пола.

Это заставило выступить на сцену александрийского епископа Кирилла, не желавшего позволить Несторию вводить такое новшество. А так как он не мог преподнести своему противнику убедительных доводов и так как, напротив, спор этот, затронув ряд других догматических вопросов, разгорался все шире и шире, делался ожесточеннее и скоро охватил весь христианский мир, то император Феодосий II для решения вопроса созвал вселенский собор в г. Эфесе, где, будто бы, долгое время жила богоматерь после смерти своего сына. Это было в 431 г.

Взгляд Нестория был осужден, как еретическое заблуждение, а сам он умер в изгнании, потому что не пожелал оставить за Марией подобающее ей именование «богородицы». Эфес, мнимое местопребывание Марии после мнимой смерти ее сына, главный город малоазиатской богини-матери, вернул народу отнятую от него богиню; или, вернее, культ этой древней богини снова ожил в культе Марии, переменив только имя и получив христианскую окраску, («Миф о деве Марии», 92–93).

Астарта-Артемида г. Эфеса, — богиня всяческого плодородия, на что намекают ее символы, носившая именование «многогрудной». Храм ее считался одним из семи чудес света.


Эта победа богоматери Марии, окончательное восстановление ее в былых божественных правах и в сане божества, явились следствием целого ряда социальных причин. Одной из них был массовый переход в христианство «язычников», крепко державшихся за свою многоименную богиню, так как она неразрывно была связана, в их верованиях, представлениях и быту, с их хозяйственными интересами. Переходя в христианство, они не расставались и не хотели расстаться со своим культом богини-покровительницы, а, встречая там родственную ей фигуру, сливали их вместе и требовали особого почитания, культа ее. Другой причиной был массовый переход в христианство женщин, которые в богоматери Марии стали видеть свою небесную покровительницу, лучше понимающую тяжелую женскую долю, страдания матери и тоску возлюбленной.

Что же касается борьбы александрийца Нестория с константинопольцем Кириллом и победы второго на Эфесском соборе, то за ее догматической, внешней стороной крылась внутриклассовая борьба правящих слоев тогдашнего общества, — борьба богатого купечества торговой Александрии с военно-бюрократической и земледельческой знатью столичного Константинополя. Александрия была побеждена в этой борьбе, побеждена потому, что ее не поддержало купечество других торговых городов, конкурировавших с нею и желавших занять ее место.

В результате всего этого культ божественной Марии начинает играть все большую и большую роль; с этого, приблизительно, времени начинают строиться в честь ее храмы, церкви, устанавливаться или закрепляться ее праздники, «обретаться», т. е. фабриковаться, ее «мощи» и реликвии-святыни. Что здесь было установлено, закреплено и «обретено» тогда и позднее, — это мы покажем ниже, а пока остановимся на двух других моментах из истории этого культа и представлений о Марии.

Итак, культ последней идет по линии все большего роста. Наивысшей своей степени расцвета он достигает в средине средневековья, когда Мария оттеснила на задний план не только всех «святых» и т. п., но и своего божественного сына со всеми остальными лицами христианской «троицы». Причин этого было много. Стонавшее под гнетом насилия и эксплоатации со стороны феодалов, лишенное элементарных политических и порой — просто человеческих прав, вымиравшее от бесчисленных неурожаев, эпидемий и феодальных войн, крестьянство искало защиты и утешения у богоматери.

Феодалы-помещики, в силу распада государственного организма и преобладания натурального хозяйства, лишенные общественных связей и интересов, замыкавшиеся в узких пределах своих поместий, загонявшиеся тогдашними условиями в замкнутый круг семейной или ближнесоседской жизни, не имевшие возможности или не желавшие производительно тратить свою энергию, уходили в ненормальную, нездоровую атмосферу повышенной, обостренной половой жизни, создавали и славословили культ «дамы сердца» и переносили последний также на личность, образ и служение Марии. Не малую роль сыграл здесь также проповедывавшийся церковью аскетизм, подавлявший нормальное проявление и удовлетворение полового чувства и подменявший это «любовью» к деве Марии и духовным общением с нею.

Итак, расцвет культа Марии был связан со своеобразными социальными условиями хозяйства и жизни средневекового общества. Можно было заранее сказать, что изменение, отмирание этих условий должно будет отразиться на этом культе. Мы это и наблюдаем. С развитием торгового и затем промышленного капитала, со следовавшими отсюда изменениями социальных условий, культ Марии все падал и падал, держась крепко до сих пор лишь в наиболее отсталых в экономическом отношении католических странах: Италии, Польше, Испании. Этот постепенный упадок его, несший, помимо всего прочего, большие материальные убытки духовенству, не мог не вызвать с его стороны попытки остановить разрушительный процесс, восстановить в былом блеске и силе мариолатрию, культ Марии. Попытка эта была сделана в средине XIX в. римским папой Пием IX.

Первая половина XIX проходит под знаком все усиливающегося развития промышленного капитализма, роста техники, расцвета естественно-научных знаний, выступления на сцену и борьбы молодого рабочего класса. Все это, вместе и порознь взятое, подрывало устои религии, расшатывало материальные и прочие устои церкви или церквей, способствовало росту атеизма, безбожия, отходу широких масс от религии и т. д. Чтобы удержать свои доходы, власть и паству, вернуть заблудшихся на «единоспасающее лоно католической церкви», восстановить былую силу религии вообще, культа Марии — в особенности, Пий решил возвести в догмат, в непреложное учение церкви, учение о непорочном зачатии Марии.

Это учение возникло в среде западного духовенства задолго до того, но не было общепризнанным и вокруг него все время там шла борьба различных группировок рясников, — борьба, где под догматической оболочкой скрывались реальные, земные, материальные интересы. Сторонники его учили, что Мария была зачата непорочно, свободной от первородного греха. Папы долго не решались возвести это учение в догмат церкви, пока, наконец, не пришлось использовать и его, сославшись, разумеется, на данное богом откровение. Это догматическое нововведение было обставлено соответствующей помпой и декорацией.

Как все это произошло, расскажем словами Альфы-Омеги: «Пий IX осенью 1854 г. созвал епископов в Ватикане. 8 декабря в соборе св. Петра была разыграна отлично подготовленная комедия. Папа, увенчанный тронной короной, взошел на трон, декан святейшей коллегии выступил вперед и от имени всех христиан умолял папу высказать решающее суждение о непорочном зачатии. Папа ответил, что для исполнение этой просьбы он должен испросить помощи святого духа, и после того, как было пропето „гряди, творец“, святой дух оказал такую значительную помощь, что папа сейчас же мог прочесть писанный декрет, начинавшийся словами…» («Христианские и еврейские праздники», 87; 1924 г.)…

Так был введен новый догмат, новый элемент церковного учения о богоматери, написана новая страница длинной истории развития ее догматики и культа. Надо только сказать, что догмат этот не принес того, чего от него ждали, и остался непонятным для многих, не разбирающихся или не интересующихся богословскими тонкостями духовенства с его главой — «непогрешимым» папой. Это видно, хотя бы, из того, что многие до сих пор еще не понимают выражения — «непорочное зачатие» и думают, что здесь имеется в виду чудесное зачатие без участия мужчины.

На этом мы кончаем свой общий обзор истории представлений и культа Марии и перейдем теперь к рассмотрению двух важных сторон этого культа: к поклонению «реликвиям» — святыням, мощам богоматери и к ее церковным, богородничным праздникам.

Загрузка...