Лялю водили в школу, знакомиться. Я думал, ей откроются тайны впадения Волги в Каспийское море. Или, что шестью семь это довольно много. Я ждал свежих данных о числе материков.
Рассказывает:
— На перемене Павлик показал писю. Хочешь, нарисую?
Обидно. Из всех сокровищ школьной программы Ляля запомнила лишь стручок малолетнего негодяя.
В Лялиных рисунка такая экспрессия, что я сказал, — лучше нарисуй жирафа. Писю я уже видел. Они встречаются часто, и не только как аллегория крупных неприятностей. А жирафы редко.
Вот недавно, выбирался из Москвы, до поезда час, и неожиданно упал снег. Весь. И дружные шофёры перестали ехать, чтобы скорее написать в яндекс весёлые письма про декабрь и правительство. Так вот, это была именно пися. Перепутать невозможно. Не хочу ещё раз такое пережить. Поэтому, сказал я, нарисуй жирафа.
Ляля нарисовала двух жирафов. Один тревожно смотрит вдаль, второй, головой на пять часов, присел и ест траву. Я говорю:
— Ляля, жирафы, не жрут траву, только веточки.
Ляля говорит, здесь только один жираф. Второй — это пися. И подписала, чтоб никто не путал.
Я не ожидал от жирафов такой подлости. Зато понятно, чем они завораживают женщин. Даже поникший жираф для девчонок, всё равно жираф. Каждая читала Гумилёва и чуть что, садится плакать, колени обняв. Ещё, одна знакомая до сих пор уверяет, будто это мифическое животное. Как Единорог, Василиск и Гриффон. Походы в зоопарк ничему её не научили.
В субботу опять буду в Москве. Кто захочет, тому нарисую в книжке что-нибудь мифическое. Приходите в шесть вечера в ресторан-клуб «Демократия». Выпьем кофе, перетрём о знакомых стручках. Если есть несложные вопросы про Волгу, или про шестью семь, расскажу, что знаю.