Житие Бориса Завгороднего

Глава 4

Слава его была велика. В начале девяностых о Завгаре рассказывали, по-моему, больше анекдотов, нежели о Чапаеве и Штирлице вместе взятых. Разумеется, происходило это в довольно тесном кругу лиц, имевших прямое или косвенное отношение к фантастике, то есть в среде сочинителей, критиков, художников, издателей и просто фэнов. Следует, правда, учесть, что упомянутая среда практически охватывала всю планету, однако, с другой стороны, любая известность так или иначе имеет свои пределы. Зафиксирован случай, когда человек, обожающий Шопенгауэра, слыхом не слыхивал о Киркорове. Согласен, чаще бывает наоборот, но тем уникальнее явление.

Да что там далеко за примером ходить! Мой хороший знакомый, питерский учёный мирового уровня, специалист по бюрократии эпохи Тан, будучи спрошен ночным прохожим: «Земляк, не знаешь, как „Зенит“ сыграл?» — имел неосторожность уточнить: «Во что?» — после чего претерпел массу неприятных физических ощущений.

Так что если вы впервые слышите о Завгороднем, не огорчайтесь своей ущербности. Раз уж Киркорова с «Зенитом», оказывается, не все знают, то что там о Боре говорить!

Пик славы Завгара пришёлся на 1991-й год, и это, на мой взгляд, весьма символично. Как я уже упоминал, действительность почтительно расступалась перед Борисом Завгородним, но то была, повторяю, советская действительность. Теперь же, став капиталистической, она заартачилась, утратила почтение — и звезда фэна № 1 стала помаленьку меркнуть.

Вот уж воистину: за что боролся, на то и напоролся. Как это ни печально, но приходится признать, что Завгару во времена застоя (да и в прочие времена) свойственно было низкопоклонство перед Западом. Рассказывает он взахлёб Михаилу Успенскому, лучшему фантасту той поры, какие замечательные в Америке изобрели туалеты:

— Сам свет включает! Сам дверь открывает! Сам воду спускает!

Успенский ему (ворчливо):

— Сам на стенах пишет…

Раньше Завгар был единственным в своём роде, а тут вдруг дали волю всем желающим. Да и нежелающим тоже. Не можешь быть свободным — научим, не хочешь — заставим.

Нет, какое-то время скандалы сопровождали его по-прежнему.

В девяностые особо притягательной силой обладало сборище любителей фантастики, именуемое «Комариная плешь» и базирующееся на острове Тузла. Да-да, именно там, где теперь зиждится одна из опор Крымского моста.

Принадлежал остров Украине, точнее, санаторию, располагавшемуся на керченском берегу и опрометчиво позволившему провести на своей территории данное интернациональное мероприятие.

И вот представьте: сидит Борис Завгородний посреди «Комариной плеши», перед ним на песке стоит початый ящик спиртного, а вокруг бегают украинские бойскауты.

— Дяденька Завгородний, налей водки!

— А тебе сколько лет? — ошеломлённо спрашивает Завгар. Разумеется, он готов налить и незнакомцу, но возраст, возраст…

— Десять! — с достоинством, а то и с обидой отвечает тот.

Завгородний задумывается. Десять… Ну десять — это ещё куда ни шло. Наливает.

Коротко говоря, за полдня он споил всех украинских бойскаутов.

Тем временем директор санатория смотрит в бинокль на остров, видит творящийся там кошмар и, ужаснувшись, вызывает «Беркут» — очистить Тузлу от скверны.

Является «Беркут» — гарны хлопцы в камуфле, с оружием — и, выпятив неумолимые подбородки, велят в шесть секунд покинуть заповедную зону.

— Ребята… — расслабленно и умиротворённо отвечает им Завгар. — Какие проблемы? Конечно, мы сейчас уберёмся… Но вот глядите: водка, закуска… И какой нам смысл переть это всё обратно? Давайте так… Мы сейчас с вами сядем, всё это быстренько прикончим и мирно разойдёмся…

Сели. Прикончили. А вот разойтись не вышло. Там все и полегли.

Наутро «Беркут» был уволен в полном составе.

Взамен прислали другой «Беркут», заранее известив о том, что случилось с первым. Эти пощады не знали. Прочесали всю Тузлу, но Бориса Завгороднего (а именно он, мерзавец, был главной целью их экспедиции) так нигде и не нашли.

И тут, представьте, какой-то стукач, чьё имя, к счастью для его потомков, утрачено, сообщает на ушко, что Завгар прячется в гальюне военного украинского катера. «Беркут» берёт катер на абордаж, врывается в гальюн — пусто.

Тут-то бы им и скинуть стукача за борт, привязавши к ногам колосник, однако в этот миг заводится двигатель. Каким образом Завгородний проник в машинное отделение и тем более запустил мотор, останется тайной. Но его вяжут. Выволакивают на палубу, и оказывается он лицом к лицу со старшим «Беркутом» — щирым вкраинцем по фамилии Волков.

— Ты… кто? — спрашивает его Завгородний.

— Я — Волков!

— А знаешь, как моя фамилия? — не унимается тот.

— Как?

— Волкодавов! — отвечает Завгородний и кидается душить Волкова.

Его вяжут вторично.

Ну повязали. И что с ним теперь делать?

Подумали-подумали — сдали местным ментам. А те тоже не знают, что с ним делать. Оштрафовали на семьсот рублей (если не ошибаюсь, у нас тогда на эту сумму можно было купить разве что спичечный коробок) — и выперли на российскую территорию, откуда он через полчаса въехал обратно на такси.

Сидишь вот теперь и думаешь: как же так? Ведь человек был легендой! Что помешало ему сделаться главным книжным магнатом всея Руси? Безграмотность? Кому она когда вредила? Вспомните новых русских! Что, шибко грамотные были? Это нынче они пообтесались, а тогда — нормальное деревенское хулиганьё. Скандалёзность? Да и скандальных олигархов хватало у нас с избытком! В тех же девяностых — до хрена и больше.

Почему он не заручился согласием давних своих друзей, классиков англо-американской фантастики, и не стал единственным их представителем на постсоветском пространстве? Переводчики бегали бы к нему за разрешением переложить тот или иной иноземный шедевр на язык родных осин, издатели бы на поклон таскались, порог оббивали.

Нет, раздал всё, что имел, а сам решил печатать начинающих российских фантастов. Проще говоря, друзей. Основал малое предприятие, набил рукописями узкую стенную кладовку от пола до потолка — ни папочки тонюсенькой не втиснешь. А ведь говорили, говорили ему знающие люди: книжку опубликовать — чепуха, ты её продай потом попробуй! Капитализм на дворе!

И вообще: чтобы делать друзьям добро, надо их сперва на бабки развести. Первый закон бизнеса. А он?!

Безбашенный, щедрый, бескорыстный. Что ж вы думаете, он одной только бездомной иностранной собачонке готов был налить дорогого шампанского в хрустальную мисочку?

Ну не мог он использовать людей как средство обогащения! Зато его самого использовали вовсю. Легенда же — чего стесняться? В голове не укладывается: провернуть такую махину, как Волгакон, и ничего на этом не наварить? А вот представьте, не наварил. Наваривали другие.

И повеяло в дому у него тухлятинкой. В прямом смысле. И сам он, и гости его тревожно поводили носами, принюхивались, пока не заподозрили, что запах источается не откуда-нибудь, а именно из набитой до отказа бумагой кладовки. Нет, конечно, манускрипты там хранились разного качества, но чтобы до такой степени… Открыли. И что оказалось? Какая-то дурёха-мышь подгрызла рукописи снизу, и они подобно геологическим пластам просели, придавив её насмерть.

Ну что? Вынесли, оплакали, выпили за упокой.

На сборища, именуемые конвентами, его ещё приглашали — из уважения к прошлым заслугам. Предлагали должности, почётные, но безденежные: редактор фэнзина «200», секретарь Бориса Стругацкого. Покрутился Завгар, покрутился — вернулся в Волгоград и ушёл в ларёчники.

Ну и какой из него, к чёрту, ларёчник?

Зайдём к нему, бывало, в гости, выпьем, лезет он в загашник, достаёт джемпер (новенький, на продажу!) и дарит. Ты, понятно, отбиваешься, но разве от него отобьёшься?

Ударили в Волгограде морозы, по нашим понятиям, серьёзные: градусов этак пятнадцать. Взял Боря лом, принялся лёд перед ларьком скалывать. Сколоть сколол, но так и не согрелся. Принялся скалывать асфальт. Прибегает владелец сети ларьков…

Выжили, короче, Завгара из ларёчников.

И вот сидит он дома, сшивает на машинке страницы чьей-то книжки, отпечатанной, но не сброшюрованной (денег не хватило). Стеллажи охватывают по-прежнему две с половиной стены, только вот английских изданий с автографами не видно — компаньон распродал, пока Завгар ногу сращивал. Господь, конечно, компаньона потом пришиб, но коллекцию-то уже не вернёшь!

На одной из книжных полок — библия, жития святых, иконостасик. Но это сейчас. А поначалу подался он в буддисты. Выбросил убойную мышеловку, завёл нелетальную, типа ловушки. Поймает мышку, вынесет во двор, подзовёт бродячего кота — и выпускает.

— Это я ей шанс даю…

С возрастом человек начинает искать веру с той же неразборчивостью, с какой старая дева норовит выскочить замуж. Речь, разумеется, идёт о тех, что выросли в безбожные советские времена. Сейчас, сами понимаете, всё обстоит несколько иначе.

На мой взгляд, следует выбирать себе ту религию, что соответствует вашим недостаткам. Хотя, с другой стороны, напяливая любую веру на свои грехи, рано или поздно её разносишь.

Огляделся буддист, сориентировался и подался в православные. Но вы имейте в виду: прослыть в нашей компании истово верующим — это, знаете ли, риск. Фантастика вообще располагала тогда к цинизму и зубоскальству. Это сейчас она резко поглупела, отчего и стала такой популярной. Ну о чём, скажите, может написать верующий фантаст? Разве только о том, что Бога нет…

— Бог? А кто это? — подначивает Завгара нигилист-собутыльник.

— Да ты его не знаешь, — отмахивается тот.

А как он молился! Как он молился!

— Господи грешный, прости меня Христа ради…

Или ещё хлеще:

— Господи, сука, сделай так, чтобы…

А насмешников утешал:

— Будете гореть в аду — я вам водичку тайком носить буду…

Бог его знает, может, и носит теперь…

Ноябрь — декабрь 2023

Волгоград