Живая математика. Нематематическая книга о вдохновении, науке, образовании и жизни

Зачем в наше время быть образованным?

Однажды на конференции в Испании в разговоре с тамошними коллегами я перечислил страны Южной Америки, лежащие ниже экватора. Мои собеседники оторопели. Но уже через секунду шок сменился уважением к русской нации и нашему образованию. «Русские учат круто!» — так и читалось на их лицах.

Это, конечно, приятно, однако есть нюанс: с испанцами беседовал конкретный русский — я, человек, который учился еще в Советском Союзе. Но можно ли быть уверенным в том, что любой россиянин в возрасте, допустим, двадцати-тридцати лет, точно так же без запинки назовёт южноамериканские страны? Думаю, мы все знаем ответ на этот вопрос.

Задумайтесь: что, если бы каждый житель России имел твердые знания во многих областях? Мы были бы народом, который поражает мир не оружием, а глубокой эрудированностью, пониманием, высокой образованностью.

Сейчас всё чаще слышится, что в школах слишком много ненужной информации. Что лучше самому изучать отдельные предметы, чем тратить одиннадцать лет впустую. А ещё модно задавать вопрос: «В чём смысл диплома о высшем образовании, если сегодня можно получить какие-либо навыки гораздо быстрее?»

Мой сын Михаил считает, что человеку нужно разбираться в разных областях, чтобы с ним было интересно общаться. Совершенно верно, это часть культуры. Но не только.

В изучении предметов, которые тебе не пригодятся на практике, есть глубокий смысл. У тебя в мозгу как будто расставляются книжные полки. Их очень много. И ты примерно представляешь, где какая книга стоит. Ты знаешь, к какой полке подойти и какие уголки мозга актуализировать. Часто это происходит почти мгновенно. Вот это и есть высшее образование.

А человек, который не получил базу, схватит первую попавшуюся книгу, прочёт страницу, бросит книгу на пол, схватит другую. Знание, полученное таким способом, быстро забывается. Частый пример: человек должен решить задачу, с которой уже сталкивался. Казалось бы, что проще? Однако он не может её решить, потому что не помнит, как это делается. Ему приходится изучать материал заново.

Важен ведь не сам диплом, важен набор знаний, который даёт высшее образование. Но, как не может существовать лестница без нижних ступенек, так и высшее образование немыслимо без среднего и начального. А с этим сейчас всё печально.

До седьмого класса я ходил в самую обычную школу Москвы, рядом со своим домом. То есть находился в системе массового образования, которое получали миллионы людей в Советском Союзе. Сейчас я много езжу по школам, бываю во всех уголках страны и везде вижу одно и то же: так, как учили раньше, уже почти нигде не учат. А там, где учат на совесть — там делают это вопреки системе, которая не требует добротного уровня от массового образования. От слова совсем.

Это касается не только среднего образования, но и высшего. Мой сын выбрал МФТИ, потому что там запредельная нагрузка. Студенты учатся 40–45 часов в неделю. Думаю, что это единственный вуз с такой нагрузкой не только в стране, но и в мире.

За рубежом сейчас в основном принята идеология индивидуального преподавания. Студенты даже самых крутых вузов смотрят интернет-курсы, а личного общения становится гораздо меньше. Физтех — одно из немногих мест на свете, где еще учат «по-советски», то есть очно и обстоятельно.

Советскую школу принято ругать за какую-то мнимую осталось, за её «тоталитарность». Да, та школа была «пыткой», но — в хорошем смысле слова. Старшеклассники сдавали тяжелейшие экзамены, к которым готовились сутками напролёт, боялись их, тряслись, пили валидол. Но из этих трудностей выходил советский человек, который знал физику, астрономию, математику. Человек, которому не продашь идею, что «в школах ковид распространяется, поэтому мы закроем школы, а вот метро и рынки мы оставим». По крайней мере, образованный советский человек попытается прикинуть на бумажке, какова сравнительная эффективность закрытия тех или иных учреждений. А не тупо следовать той или иной провозглашённой и навязанной откуда-то повестке.

Можно ли вернуть советское образование?

Первый спутник, первый полет человека в космос, первые атомный ледокол и атомная электростанция… Мы сделали гигантский прорыв, к тому же после страшной войны. Существует мнение, что невероятные достижения советской эпохи были следствием научно-технического прогресса. Но тогда почему именно у нас в стране? Я считаю, что прорыв послевоенных лет связан исключительно и напрямую с массовой советской школой фантастически высокого уровня. И то же самое говорят американцы, которые провели соответствующее исследование и выпустили аналитический доклад.[3]

Главное отличительное свойство советской школы заключается в том, что в области точных и естественных наук она формировала целостную, системную картину мира. А сейчас школа даёт мозаичное мировоззрение, поэтому человека легко сбить с панталыку любому проходимцу.

Но я бы не хотел, чтобы меня считали безусловным апологетом советской школы. Гуманитарное образование в СССР хромало, и фактически Советский Союз оказался беззащитным перед гуманитарным ударом (как я это называю). Сегодня говорят о суверенитете, но не понимают, что нужен не только технический, но и культурно-гуманитарный суверенитет! Когда выпускник школы ощущает свою вписанность в отечественный культурный код. Над этим тоже надо работать! А когда люди говорят: «В старое доброе время всё было лучше, верните нам его», они обычно совершенно не понимают, о чем идет речь. Требовать заменить сложное и неудобное новое на хорошее и понятное старое — это изначально проигрышная позиция.

Давайте посмотрим шире. Массовое хорошее образование — это на самом деле свойство тоталитарных политических систем. С демократией оно не особенно совместимо. И чем жестче политический режим, тем лучше образование. Посмотрите на Китай, на бывший СССР, примеров хватает. Некоторые страны Западной Европы также в своё время преуспели в массовом образовании, особенно Германия, и это не должно удивлять — все, кто там сколько-нибудь жил, чувствовали на себе «тиранию общественных идеологических установок» почище «путинского режима». Впрочем, великая немецкая школа относится как раз к тоталитарному периоду (здесь надо с историками свериться), так что данный пример вновь в копилку высказанной выше гипотезы.

Меня часто приглашают в школы — почитать лекции по математике. Но понятно, что учителя делятся своим наболевшим. И я волей-неволей выступаю в роли какого-то инспектора, хотя у меня нет никаких полномочий и я ничего не могу сделать. Но, в отличие от инспекторов, я сочувствую учителям, а не наоборот. Я мог бы приехать, прочитать и уехать, как делают другие, но мне интересно пообщаться с преподавателями.

И вот в ходе этих поездок я понял, что Россия в плане школы и образования идёт в пропасть. И к сожалению, мало кто это осознаёт, и мало кого из осознавших это волнует. Здесь всё на свете сложилось — чудовищно низкие зарплаты, бессмысленный контроль и принуждение школ к участию в массе каких-то навязанных экспериментов, всевозможные внешние хотелки, родительский терроризм, перекос в сторону прав ребёнка и многое другое. Даже там, где ещё есть кому работать, надзорные органы делают всё, чтобы учебный процесс разрушить. К сожалению, наша власть не осознаёт этой проблемы, и даже если осознаёт, то сделать ничего не может — ибо для спасения ситуации нужен проект размаха ядерного, с соответствующими полномочиями (включающими, возможно, полный разгон всех контролирующих школу органов и «наростов»).

Если массовая школа умрёт, то у нас будет несколько начинаний, куда все разумные родители и дети будут стекаться и оседать кто где. Но ощущение от проигранной страны, проигранной войны будет у всех нас. Это будет жизнь после смерти, русская культура, которая расползлась по углам. Будут какие-нибудь последователи Липецкой школы, последователи Воронежской школы, это все уже будут отдельные куски некогда великой общей русской культуры, которые начнут расползаться в разные стороны друг от друга. У меня есть чёткое понимание, что это убьёт нашу великую культуру как единое целое, как огромный организм. А вслед за культурой — и страну. Это если «ничего не делать».

Когда меня спрашивают, какая главная проблема российского образования, я отвечаю сразу: надзорные органы. Удаление всех паразитических наростов, департаментов образования и прочих полностью вредоносных органов сразу же освободит энергию миллионов людей — учителей и учеников. Но куда деть миллионы тех бездельников, которые сегодня делают всё, чтобы придумать оправдание для своего существования в виде многочисленных отчётов, стрясаемых со школ? Ответа на этот вопрос у власти нет, поэтому всё продолжает развиваться в направлении полного гниения и развала.

Рособрнадзор нормального человека — в виде комиссии из нескольких заслуженных работников образования в каждой области — мог бы существовать в идеальном государственном устройстве. Только он был бы в тысячу раз меньшего размера и состоял бы из людей достойных уважения, компетентных, мудрых, бескорыстных, честных, а не ровно наоборот по всем пунктам, как это происходит сейчас.

Но врагов у российского образования гораздо больше, чем только надзорные органы всех уровней. Думаю, правильно будет перечислить их всех.

Дистант привёл к полному обнулению знаний. Да, мы ругались, плевались, но даже не предполагали, насколько хуже может быть. В 2018 и 2019 годах мы говорили о том, как всё плохо и какие слабые студенты приходят. О, мы тогда не знали, что такое слабые!

Теперь знаем.

Любой учитель знает, что дистанционное обучение не является обучением ни в каком смысле слова. Это — передача дополнительных знаний тем, кто уже где-либо и как-либо был обучен. Если школьник учится в хорошей школе, то он извлечет пользу из всех интернет-ресурсов. В интернете можно добрать знания. Отдельные школьники, исключения из правил, могут даже полноценно учиться через интернет — таковых не более процента, но они есть. Но никогда, ни при каких условиях нельзя ратовать за то, чтобы массовую школу перевести в интернет.

Важно отметить ещё вот что. Самое главное, что даёт школа ребёнку, — это социальные навыки. А их невозможно получить через экран или текстовые сообщения.

Дистанционное образование в ковид показало полный провал образования. Что ужасно, чиновники продолжают делать вид, будто всё в порядке. Но когда на всю страну будет заявлено, что дистант привёл к провалу, с этого момента появится надежда.

Одна из сегодняшних проблем — это замена учителя на тьютора. Кто-нибудь спросит: «Да что ты прицепился к словам? Какая разница, как учителя называть?»

Но когда служение народу назвали образовательной услугой, поменялось очень многое. Конечно, одним переименованием исправить разрушенное не удастся. Но семантическая нагрузка слова «услуга» непотребна, она каждый день оскорбляет учителя, прямо каждую минуту. То же самое со словом «тьютор»: для настоящего учителя это оскорбление. И с этими значениями связано разрушение восприятия.

Восприятие учительства как великого служения низводится до восприятия его как услуги. А человек, который оказывает услугу, уже не обязан рассуждать как гражданин России, он просто занимается зарабатыванием денег.

И то же самое «тьютор». Чем он отличается от учителя? Учитель — командир в классе. Он сам выбирает себе инструменты, с помощью которых учит, он поддерживает дисциплину, он командует процессом. И конечно, передаёт знания детям. А тьютор — это человек, который вместе с детьми разбирается в каких-то внешних материалах. То есть экран выносится на первое место, а тьютор помогает ученику понять, что написано в цифровом продукте. Это шаг в направлении разрушения образования.

Порой меня спрашивают, чем мои лекции отличаются от обычных уроков? Неужели то, о чём я рассказываю, не может преподать на уроках учитель математики? Может, конечно. Но беда в том, что учителей, особенно знающих свой предмет, почти не осталось, и с каждым годом их становится всё меньше. Они уходят, увы, не только в мир иной — к сожалению, они ещё и намного раньше уходят из школ и работают где угодно, но не в системе образования. Почему? Потому что в массовой школе сегодня созданы невыносимые, нечеловеческие условия для работы.

А молодые где? Их мало, потому что разрушена система подготовки педагогических кадров. Погоня за «новыми технологиями обучения» обернулась отсутствием предметной и психологической подготовки. Молодые учителя зачастую не знают не только своего предмета, но и класс держать не могут — этому в педагогических вузах не учат, а если учат — то на тренажёрах, где все «дети-манекены» смирно сидят. Нет живой практики!

Но даже если всё это вернуть назад, встанет непреодолимой стеной вопрос нищенских зарплат — молодёжь, к сожалению, к деньгам чувствительна, да и семью не создать на текущую учительскую зарплату. И отчётность школ отталкивает. Весь ворох проблем. И это не решается одним росчерком пера президента России — здесь нужен комплексный подход, пересмотр всей образовательной политики, с поднятием на флаг лозунга «Найти хорошего учителя и не мешать ему работать» вместо сегодняшней системы тотального недоверия педагогу, унижения его со стороны всех акторов системы образования.

«Давайте будем давать детям не знания, а актуальные навыки!» Люди, которые так говорят, не способны даже сами для себя сформулировать, чем навык отличается от знания. А если даже способны, то это будет какая-нибудь корявая переформулировка. Это просто шарлатаны, прибежавшие на горяченькое и надеющиеся отрезать очередной кусок государственного пирога на «модернизацию программ обучения» и тому подобное.

И вообще, что значит «учить навыкам»? Никто не понимает, что имеется в виду. Это что, «взломай компьютер, чтобы взять кредит», что-то в этом духе? Во-первых, это вредное знание, а во-вторых, через два года будут уже другие компьютеры с другим интерфейсом, и там это нужно будет делать по-другому.

Даже если ставится цель научить ориентироваться в текущих программах, то разумный подход к этой цели состоит в том, чтобы сделать всесторонне грамотного гражданина, а он уже разберется в этих программах. Нет ничего более разрушительного, чем популярная нынче идея устаревания фундаментального научного знания о мире. Надо законодательно приравнять подобные высказывания к экстремизму, выписывать за это штрафы.

В отличие от своих соратников, я не набрасываюсь на проектное обучение. Не сказал бы, что это абсолютное зло. Однако когда во главу всего образовательного процесса ставится проектная деятельность, а фундаментальных знаний не даётся, то это будет провал.

Но когда говорят, например: «Давайте, ребята, сделаем самолет. А чтоб он взлетел, мы сейчас вычислим формулу крыла. Ой, тут нам нужен комплексный анализ. Слушайте, парни, завтра про комплексные числа поговорите», то да, это нормально. Такой подход мотивирует, и школьник учится науке и думает об устройстве мира одновременно.

В «Сириусе» была проектная смена, я смотрел на ребят: у них глаза и лица сияют, они пишут сложнейшие уравнения на доске, а руководители проектов объясняют их. Такая проектная деятельность ведет к повышению интеллектуального уровня, и я её приветствую.

Но когда какой-нибудь робот прыгает или по мячу бьёт, а ребята просто смотрят, не разбирая, как он функционирует, от этого пользы гораздо меньше. Впрочем, если это во второй половине дня, после уроков, а не вместо них, то пусть развлекаются — мы по гаражам бегали и хулиганили, а современная молодёжь пускай проекты выполняет.

Скажу так. Кто может сосредоточенно заниматься изучением учебных дисциплин, пусть занимается без проекта: работа с тетрадкой и ручкой — это прямой способ быстрого получения знаний. А если кому-то этот способ не даётся из-за лени, может, ему проекты и помогут стать на правильную дорогу.

В идеале первая половина дня в школе — это традиционное, консервативное получение знаний. Не мягких навыков, а глубоких предметных знаний. И чтобы их получить и закрепить, урок должен быть стандартным, без игр и развлечений.

А вот во второй половине дня можно экспериментировать с разными подходами. Если с утра школьник получил знания, то кружки по проектной деятельности, НТИ, «Кванториумы» станут прекрасной альтернативой сидению в компьютерных играх и другим бесполезным занятиям. Главное, чтобы проектная деятельность дополняла учебную, а не была основной.

В последние годы преподаватели курсов заметили: чем короче курс, тем охотнее на него идут. Две недели — прекрасно! А вот если обучение идёт два месяца и больше, люди теряют энтузиазм. Они хотят, чтобы им оттарабанили всё за пару дней.

И это признак очень важной, системной проблемы. Современный человек, даже взрослый, с трудом сосредоточивается. Безумное количество времени, которое люди проводят в ТикТоке и Телеграме, выливается в неспособность сфокусировать внимание. Зависимость от гаджетов, социальных сетей, лайков — страшная беда. Это губит интеллект. Бесконечный поток информации нервирует, дезориентирует, мы перестаём принимать решения, доверяясь в этом своему цифровому двойнику.

В какой-то мере смартфон становится частью тела человека. Учёные проводили эксперимент: забирали телефоны у подростков, навешивая на детей датчики, и ребята ощущали фантомные боли, как будто у них ампутированы конечности. Разве может нормальный человек себя в это рабство закабалить?

Помните, Воланд говорил: «Москвичи как москвичи, квартирный вопрос только их испортил»? Немного перефразирую: дети сегодня как дети, но смартфон их испортил. Они навсегда искорежены тем, что им в три года дали смартфон. Мы дочери и в 12 лет не купили, объяснили, что она единственная в классе не принимает наркотики, и это прекрасно. (И старшим детям только в 14 и 16 лет дали. И мелким не дадим, пока не вырастут!)

Про наркотики я говорю неслучайно: смартфон является героином сегодняшнего дня. Можно провести аналогию с алкоголем: взрослому спиртное можно, хотя и в меру, а ребёнку — ни грамма. Потому что это вызовет отупение, дебилизацию и неспособность концентрироваться ни на чём. Я призываю всех родителей осознать: если вы слишком рано дали ребёнку смартфон, вы из него вырастите дебила. А в случае, когда это произошло раньше семи-восьми лет, я считаю, что родитель совершил преступление.

Мы живём в условиях, когда школа конкурирует со смартфоном. И понятно, что с ярким и цветастым дерьмом конкурировать очень тяжело, ведь, когда человек уже дебилизирован, он убеждён, что глупое дерьмо интереснее. Наверное, все наблюдали такую картину: школьники идут на экскурсию, им показывают интереснейшие места и экспонаты, но никто на них не смотрит — все уткнулись в смартфоны.

Недавно у меня в шутку попросили рецепт: что делать, чтобы попасть в Академию наук. Я ответил, что для начала неплохо бы избавиться от телевизора и обзавестись простым кнопочным телефоном, чтобы не отвлекаться на ерунду. Потом написать интересные научные статьи, и, возможно, вас выберут в РАН. Мне сто раз предлагали подарить смартфон, но я отвечаю: не надо, я всё равно не буду им пользоваться! У меня есть кнопочный телефон, хотя и он лишняя вещь в научном мире.

Дети без смартфонов гораздо лучше решают олимпиады, потому что они умеют сосредоточиваться. Если хотите вырастить ребенка умным и успешным человеком, настоящим гражданином страны, покупайте ему не телефон, а бумажные книги.

В Дагестане я побывал в медресе, школе при мечети, и обнаружил, что там проблема решена радикально — просто всё запрещено. Запрещен интернет, кока-кола, жвачки, чипсы, телефоны выключены. Это просто прекрасно! А теперь представьте себе, что страна возьмёт и добровольно пойдёт на такой эксперимент — уровень образования, конечно, вырастет. Однако я трезво смотрю на мир и понимаю, что этого не будет. Я был бы рад, если бы все добровольно (и «добровольно» — это ключевое слово) отказались от социальных сетей. Выбрасываем в мусор соцсети — занимаемся математикой! Но, увы, убедить красноречием всё население страны у меня не получается.

— Дети, берите ручку, открывайте тетрадь и пишите.

Много лет назад учителя начинали урок именно так. И спустя двадцать лет они будут говорить то же самое. С одной оговоркой: только хорошие учителя и только в хороших школах. В тех учебных заведениях, что похуже, перед детьми будет маячить цифровой экран.

Цифровизацию ошибочно путают с прогрессом, но она не имеет с ним ничего общего. Вот несколько моментов, связанных с заменой учителей экраном.

Во-первых, цифровизация приводит к цифровому слабоумию. На эту тему уже есть множество исследований, в том числе и за рубежом. Кроме того, экранное обучение не способствует формированию социальных навыков, а это важнейшая функция школы, наряду с получением фундаментальных научных знаний о мире.

Во-вторых, настоящие цифровые продукты не дешевле, а дороже, чем нормальная организация школы.

В-третьих, постоянный контакт с экранами вреден для здоровья. СанПиНы относительно этого просто растоптали. Я жду и боюсь того, что на врачей надавят, и они скажут, что вред вообще отсутствует.

Дальше. Цифровые продукты помогают только мотивированным школьникам или студентам. Дети могут смотреть какие-то лекции в интернете, но, как правило, лишь в дополнение к живым занятиям.

К тому же, сверхмотивированных учеников всего лишь 1–2 процента. Остальным всё равно — показывают им лекции Павла Виктора, учителя физики из одесского Ришельевского лицея, или каких-нибудь прыгающих гномиков. Обычный ученик региональной школы не способен воспринимать цифровой контент без живого педагога, и это абсолютная аксиома для всех, кто знаком со школьной спецификой (впрочем, психологи это подтверждают).

Далее. Антиотбор учителей. Поощряются не нормальные преподаватели, а те, кто может быстро применить цифру. А результаты этого применения, в том числе долгосрочные, никого не интересуют.

К тому же цифровизация влечет собой реформирование образования. В частности, учителя будут не нужны. Их заменят тьюторы, и я уже говорил, почему это плохо.

Ну и последний гвоздь в гроб цифровизации — дети всех, кто её продвигает, учатся в хороших частных школах. Цифровизаторы почему-то не усаживают своих отпрысков у экрана, а отправляют к живому учителю, строгому, с дисциплиной, порядками и принципами. Вот как так, а? Почему мы тогда их слушаем?

Меня пытаются выставлять ненавистником любой цифры. Глупости, у меня свой канал на YouTube и множество видеолекций. И я считаю, что учитель вправе выбрать любой электронный ресурс, если он ему помогает.

Я не против цифровизации как таковой, а против бездумной, слишком скоростной и всеобъемлющей цифровизации. Против того, чтобы учителям приходили указания, какой ресурс выбрать, и против того, чтобы запрещали вести уроки самостоятельно, без всякого ресурса.

Я за то, чтобы у цифровизации был свой предел: пусть в некоторых случаях (в вузах) лекции будут через интернет, но только как дополнение к живым занятиям. В средней же школе цифровизация должна быть упразднена и передвинута на вторую половину дня как что-то факультативное. Я имею в виду записанные заранее учебные материалы, лекции, курсы, в том числе мой собственный курс «100 уроков математики» с конспектами, упражнениями, тестами. Я его рекомендую во второй половине дня. Но в качестве замены школьному преподаванию — никогда не посоветую.

Интернет-курсы годятся для именно получения навыков, если вам нужно что-то научиться делать. (И то это будет неравноценной заменой живому обучению тет-а-тет.) А когда речь идёт о базовом образовании школьников, особенно не старших классов, а средних, и тем более младших, ни о каком онлайн-контексте речи вообще не должно идти. Ничего дальше показа планет, которые крутятся вокруг Солнца.

Несмотря на шумиху вокруг цифровизации, я убеждён, что ручка и тетрадка никуда не денутся. Мой старший сын Миша — трёхкратный призер олимпиад по математике и информатике: один раз был даже победителем Всероссийской олимпиады школьников по информатике. Понятно, что программу он пишет на компьютере, но, когда он думает, у него тетрадка полностью исписана. Ручка и бумага — это неизбежная стадия. Если кто-то говорит, что они сейчас не нужны, то этот человек профан или шарлатан. Никто не может стать учёным, не держа в руке тетрадь и ручку.

Ну и последнее. Мне возразят, что это всё правда, но, когда живого учителя НЕТ НА СТО ВЁРСТ ВОКРУГ, что тогда делать-то? Ответ: что в этом случае делать, вопрос неважный, «война уже проиграна», можно экран включить, можно не включать. Лучше не включать, а вместо этого бить в набат. Но можно включить экран, если при этом всё равно будут бить в набат. А вот идея, что бить в набат не надо, экран заменит — пагубна и разрушительна.

Я был противником ЕГЭ, когда увидел его последствия для образовательного процесса. ЕГЭ сильно поломал мотивацию педагогов и, что важнее, самих учеников. Это случилось не сразу: некоторое время все работали, как работали раньше. Однако дьявольская сила показателей в том и состоит, что они начинают постепенно программировать всю деятельность под себя. ЕГЭ, конечно, внёс большой вклад в разрушение системы образования, а также в увеличение дифференциации между регионами (хотя замышлялся он как средство выравнивания возможностей, ха-ха). От системы ЕГЭ выиграли только центральные города, потому что туда теперь приезжает намного больше талантливых абитуриентов.

Разрушительное действие на систему образования оказал и тот яд баллов и рейтингов, который привнёс ЕГЭ. Даже если вернуть сейчас обычные выпускные экзамены, качество образования не вернётся автоматически. Если вы разбили хрустальную вазу, обратно вы её не соберёте: ЕГЭ сломал систему образования ровно в той точке, где она ещё была добросовестной. Школа умерла как место, где даются знания, и теперь, видимо, потребуются какие-то титанические усилия, чтобы перезапустить процесс заново.

Но если ЕГЭ сейчас отменят, то станет ещё хуже. Я противник любых резких реформ. Нужно не отменять ЕГЭ, а совершенствовать его. Экзамен меняется, и сейчас он не тот, который в своё время вводили: в частности, прекратилась история с утечками и массовым подкупом. В сегодняшних условиях развала мотивации ЕГЭ остается единственным объективным показателем чего бы то ни было. То есть ты пришел, написал, и ровно то, что ты написал, у тебя приняли. Он не фальсифицируется (по крайней мере, так было на момент написания книги; к сожалению, тревожные признаки фальсификаций вновь начинают проявляться то там, то тут).

Проблема единого госэкзамена не только в школах и учителях, а ещё и в учениках. Если его просто отменить, то школьники так же не будут учиться, как не учатся сейчас. Когда ты понимаешь, что в восьмом классе у тебя достаточно знаний, чтобы сдать на 70 баллов ЕГЭ, и при этом осознаёшь, что не попадаешь в категорию олимпиадников, то у тебя уже никакого стимула учиться нет. Зачем учиться последние три года, если сдашь ЕГЭ, поступишь в любой ВУЗ, кроме физтеха, будешь там протирать штаны, тебя все равно будут вытягивать, потому что им нужны бюджетные места. Это секрет Полишинеля.

Главное, что нужно осознать, это то, что вопрос ЕГЭ — не самый важный. Самый важный вопрос — это положение учителей и в первую очередь, конечно, учительские зарплаты.

А пока ко мне регулярно приходят представители разных бизнес-структур и спрашивают, что им делать. Потому что они не могут найти себе нормальных работников. «А можно ли, — спрашивают, — заплатить вам денег, чтобы вы воспитали для нас специалистов?» Ребята, это так не работает! Делать надо было раньше. Надо вернуть стране нормальную школу!

Образование классическое, частное, семейное

Если не бить в набат, не разрешать накопившийся ворох проблем, то массовая школа, как сказал доктор филологических наук Алексей Игоревич Любжин, превратится в «камеру хранения детей». Главной её задачей станет социализация учеников, а образования она давать не будет. Дети будут содержаться в ней лишь для того, чтобы они не баловались наркотиками и, конечно, сдавали тесты всякие, ОГЭ-ЕГЭ, на которые их станут натаскивать, как обезьян, после чего все всё будут забывать (школьники не будут понимать, что происходит, — просто будут заучивать стандартные навыки сдачи тестов).

Останутся отдельные лицеи, летние школы, интенсивы на неделю-две, любые формы онлайн-образования. Будет огромное количество проектов в интернете, вечерних занятий, причем с ходу никогда не будет ясно, какой проект лучше — платный или бесплатный. Общее покрытие всех этих мероприятий будет, однако, исчезающие малым (на мой взгляд, в районе 1–2 процентов от всех школьников).

Иногда мне говорят:

— Как такое может быть? Учителя говорят, что российские школьники с каждым годом всё труднее усваивают материал, но вместе с тем мы регулярно слышим о победах русских ребят на престижных мировых олимпиадах. Чем это можно объяснить?

— В огороде бузина, а в Киеве дядька, — обычно отвечаю на это я. — Определитесь с вопросом, нам интересна судьба самых сильных или «всех»?

Если всех, то да, учителя правы, население мира тупеет, ибо закончился естественный отбор. Если самых сильных, то в России их готовят к олимпиадам великие энтузиасты и готовят интенсивно и на совесть. Массовая школа тут ни при чём.

Поэтому нет абсолютно никакой связи между провалом проекта «всеобщее образование» и отменными результатами россиян на конкурсах самого высокого уровня. Это совершенно разные сферы, и только дилетанты их смешивают (либо это делается намеренно, с целью пустить пыль в глаза Путину, как это делает министр Кравцов).

Не стоит также думать, что дети, которые побеждают на мировых олимпиадах, сплошь воспитанники частных школ. Частные школы, как правило, не дают хорошего математического образования — зачастую это просто разводка богатых родителей «на бабло». А вот лучшие математические школы действительно дают отличные знания.

Как правило, в любом городе, даже не очень большом, стотысячном, есть какая-нибудь очень хорошая математическая школа, куда трудно попасть и есть большой конкурс из способных детей. Но там другая проблема — не хватает учителей, способных преподавать настоящую математику. Их и было-то мало, но стало еще меньше. По моим примерным оценкам, их раз в 50 меньше, чем нужно, чтобы обучить школьников, которые способны обучиться. Вот мои «100 уроков математики» и должны помочь этим детям — которым не хватило учителя. К сожалению, как я уже отмечал, учиться через экран — удел избранных, сверхмотивированных детей. Остальным детям необходим живой педагог. А ведь дальше, если не бить в набат, с преподавателями будет еще хуже.

Существует и такое мнение, что для исправления ситуации с образованием стоило бы вернуться к классической модели. Она предполагает углубленное изучение трёх предметов — древнегреческого и латинского языка, а также математики, с резким ограничением списка изучаемых предметов. Я не буду этого комментировать, потому что любые, даже самые прекрасные на стадии задумки социальные эксперименты обречены в текущих условиях на провал. Сильно менять программу я бы не стал, но некоторые изменения в указанную сторону назрели и необходимы. Однако главный вопрос, повторюсь в который раз, это проблема нехватки живых учителей, их подготовки и привлечения в школы.

Важно понимать, что классическое образование — «школа развития», оно противостоит утилитарной школе, претендующей на обучение тому, что (якобы) пригодится для жизни. Общества, лишённые серьёзной образовательной традиции (а наше именно таково, поскольку дореволюционное развитие было насильственно прервано), склоняются к утилитарной школе, поскольку это первая ступень образования, чьё понимание доступно необразованному. Поэтому спрос на классическое образование невелик и значительным в обозримой перспективе не будет. Соответственно, и семья, выбирающая его для своего ребёнка, скорее всего, будет относиться к интеллигенции с дореволюционными корнями (либо испытывать влияние людей этого круга).

Распространение классического образования в РФ незначительно. Сначала — средняя школа. В Петербурге есть классическая гимназия № 610 с большим количеством уроков по древним языкам. В Москве школ с такими программами нет, но есть примерно десяток учебных заведений, где эти языки (преимущественно латынь) играют заметную роль. Например, Филипповская школа в Москве, где были впервые записаны мои «100 уроков математики». За пределами столиц такие школы лично мне почти не встречались (пожалуй, стоит упомянуть Русскую Классическую Школу в Екатеринбурге).

На уровне высшего образования это две немноголюдные кафедры в Москве, одна в Петербурге и одна в Петрозаводске. Древние языки преподаются и на кафедрах древней истории (их значительно больше, чем чисто филологических). Все остальное к классическому образованию отношения не имеет.

Роль школ развития сейчас играют преимущественно математические школы. Однако (не в рамках личной судьбы ученика, а в рамках образовательной системы) они дают однобокое развитие. Использовать классическую модель для исправления ситуации, с одной стороны, было бы неплохо, а с другой стороны, невозможно: этому препятствует недостаток кадров и низкий уровень понимания образовательной проблематики как в обществе, так и среди принимающих решения.

Есть и такой вариант, как семейное образование. Если сравнивать его с массовой школой в том состоянии, в котором она сейчас находится, то сложно спорить с тем, что оно лучше. Хотя нужно заметить, что сегодняшняя популярность семейного обучения связана не с его эффективностью, а с полным провалом массовой школы.

Семейное образование имеет свои минусы. Во-первых, не все семьи могут его себе позволить. Для этого нужно, чтобы родители не работали или наняли целый батальон гувернёров или гувернанток.

Во-вторых, качество этого образования во многом будет зависеть от того, кто преподаёт ребёнку, насколько родитель или гувернёр знает предмет, какую методику использует, насколько доступно может объяснять и как строго требовать выполнения заданий.

В-третьих, и это очень важно, при домашнем образовании страдает социализация. Я видел много семей, в которых детей так или иначе учат вне школы, и видел реакцию детей на жизнь. Ребёнок на домашнем воспитании менее приспособлен к социуму, у него почти всегда есть проблемы с общением. Возможно, в дальнейшем он будет работать на удалёнке, и проблемы с социализацией не слишком скажутся на его карьере, но создать семью ему будет гораздо труднее, чем сверстникам, которые учились в школьных стенах.

В семейном образовании социализация достигается только в том случае, если дети из нескольких семей объединяются в одну группу. Например, родители наняли педагогов, сняли помещение и там идёт школьный процесс. На мой взгляд, такое семейное образование, безусловно, будет лучше, чем в обычной школе, но будет всё равно значительно уступать по качеству тому, как учат в самых крутых школах. Мы не знаем практически ни одного реально серьёзного олимпиадника в области математики, который получал бы семейное образование (за ровно одним исключением, не буду его называть).

Подводя итог, скажу так. По любому показателю выпускники лучших школ будут гораздо выше любых семейников. А в плане социализации детей на домашнем обучении запросто обойдут ученики даже обычной массовой школы («школы жизни»).

Существует ещё такое представление, будто образование нужно для того, чтобы научить человека учиться. Это спекулятивный тезис, который муссируют для разрушения остатков советского качественного образования — причём на воре и шапка горит, и именно у сторонников тезиса про «научить учиться» сделать это никогда не получается, нет массовых примеров успешности каких-либо новомодных методик. «Только классно-урочная система, только хардкор». Образование нужно для передачи культурного кода.

Теперь пара напутствий тем, чьи дети всё же способны извлечь пользу из интернет-уроков. Порой происходят курьёзные случаи: мне начинают писать «отчаявшиеся» родители. Не без юмора, конечно: «Алексей Владимирович, Вы виноваты в том, что сегодня мой десятилетний сын пришёл ко мне с вопросом, на который я не только не могу ответить, но даже сам вопрос не совсем понимаю. Потому что он посмотрел Ваш 11-й урок…» Там ведь довольно быстро идет переход к абстрактным понятиям. В каждой теме вылезает теоретико-групповой язык. И когда на нём говорит ребёнок в пятом классе, мама падает в обморок. Если она начнёт искать ответ в интернете, она ничего не поймёт.

Тогда я маме просто советую прочитать мою книгу «Математика для гуманитариев». Книга эта ценна тем, что собирает «пропащие души», которым не повезло в своё время с учителем. Там объясняются вещи не узко математические, а глубинные, помогающие понять функционирование всей «системы». С этой точки зрения моя книга рассчитана на широкого читателя. Если ребёнок захочет проконсультироваться с папой или мамой, а родители поймут, что им не хватает знаний, что они не могут помочь своим детям в изучении математики, — пусть смело берут в руки мою «Математику для гуманитариев».

Но, ещё раз, самообразование — не панацея. Долгое время я и сам полагал, что тот, кто хочет быть образованным, может просто включить уроки и стать образованным. И всё это у меня в голове крутилось, пока я не начал задумываться: «А сколько человек реально смотрят эти уроки?»

Оказалось, что первую пару уроков посмотрели около ста тысяч человек. Смотрю статистику семнадцатого, двадцатого, сорокового уроков, а там количество просмотров уже всего по несколько сотен человек. И это на весь русскоязычный мир!

Так для меня прозвенел первый звоночек: человек, который имеет даже очень сильную мотивацию, быстро перегорает, если у него нет живой, человеческой обратной связи. Позже я общался с нейропсихологами, которые это подтвердили. Получение знаний через экран совершенно неэффективно, потому что обучение — это в том числе процесс обмена эмоциями. Поэтому любые, даже самые гениальные ролики, какие могут быть сняты и выложены, не могут решить проблему школы, не могут ее заменить. Это было первое.

Я думал: ну, кто хочет, тот смотрит, что же мне, гоняться за чужой мотивацией? И я продолжал и продолжаю, собственно, вести свой канал. Есть определённая аудитория, около миллиона человек по всей стране, кто любит математику и смотрит её в интернете. Я работаю для этих людей; в общем, чего еще хотеть.

Однако вот такая история. У одного из моих роликов 3 400 000 просмотров, несколько миллионных, несколько с сотнями тысяч. Воодушевлённый, я снялся в курсе «Математика для всех», выложенном на Coursera (теперь они сняли его, но он перезалит на платформе «Степик»). И за семь или шесть лет этот курс набрал всего 35 000 подписок. То есть — включить кнопочку и посмотреть ни к чему тебя не обязывающую лекцию может и миллион человек, но всерьёз собраться, заплатить даже очень небольшие деньги готов уже не миллион и даже не сто тысяч. Всего 35 000 человек. Я бы мог считать, что это провал, что я плохой лектор, но чем-чем я не страдаю, так это ложной скромностью. Лектор я хороший. Курс вышел великолепный. И то, что даже самый лучший, какой только можно было отснять, курс по математике для всех собрал всего 35 000 реальных подписчиков, ударило меня, как обухом по голове. Значит, в массовом плане всё это «ни о чём».

Когда говорят о цифровом образовании, цифровом контенте, надо понимать, что это ни к чему не приведёт. А ведь в школе хотят всё заменить на цифру. Именно после этого я и начал задумываться о том, что же в нашем образовании идёт не так. И то, что я понял, вы могли прочитать выше.

Но было бы неправильно только критиковать. Как говорили раньше, «критикуешь — предлагай». У меня и моих единомышленников есть полный, поэтапный план спасения массового образования. Если нам это поручат, конечно. Мы составили этот план на три года — потому что на бо́льшее время планировать нельзя — всё будет подстраиваться в ходе работы. И безусловно, нужно иметь сетку вариантов.

Для того чтобы вернуть в Россию нормальный образовательный процесс, нужно прежде всего вернуть самую важную вещь — доверие к учителю. Как это сделать, это отдельный вопрос. «Родная Школа» разработала целый комплекс мер, принятие которых должно открыть ворота к перелому восприятия учительства в обществе и со стороны властей, но «дорогу осилит идущий», и конкретная реализация этих мер, конечно, будет пересматриваться на каждом шаге проводимой политики. Пока же никто не собирается делать никаких шагов вообще, зато об этом очень много говорят.

В качестве встречной меры следует возродить классическое отечественное педагогическое образование — его сейчас почти нигде нет, вместо него в вузах рассказывают о правах детей и о никому не нужных «новых технологиях обучения». А в школе наблюдается острый дефицит преподавателей, так как новые кадры не умеют работать с детьми, да и в школу идти не спешат.

Сейчас из 1 300 000 требуемых учителей имеется приблизительно 1 000 000, то есть не хватает около 300 000 позиций. Но дьявол — в деталях: сколько точно не хватает, мы не знаем, соответствующие данные не выложены в открытый доступ. Сколько, к примеру, составляет среднее количество ставок, которое берёт учитель? Ведь ставка — это научно обоснованный объём недельной нагрузки, и его превышение приводит к падению качества образования. А сколько ставок берут наши учителя?

Народный Фронт совместно с возглавляемой мною «Родной Школой» в настоящее время проводит широкомасштабное исследование — мониторинг состояния системы образования.

Анкету составляли профессионалы, там заданы правильные вопросы, а не только всякая отчётная мутотень типа «какой процент учителей применяет новые технологии» — да кому они на хрен нужны, если от этого качество ведения урока не растёт, а часто падает? Так вот, на выходе у нас БУДУТ объективные данные. Скорее всего, они ужаснут российскую просвещённую общественность, деятелей культуры, науки, искусства и даже нашу власть.

Почему нельзя все пустить на самотек? Да потому, что в государстве, в котором моим курсом «Математика для всех» всерьез интересуется 30 тысяч человек, не будет хватать инженеров для поддержания суверенитета страны. Чтобы жрать иностранный сыр, такое количество специалистов, как есть сейчас, вполне сойдёт. А чтобы свою страну строить — нет. Так что государство должно сажать молодёжь за парту и учить насильно.

Чтобы возродить образование, придётся не только кратно увеличивать выпускную мощность педагогических вузов, но и обеспечить вменяемый процент тех, кто пойдёт после окончания педвуза работать в школы учителями! На момент написания книги это, как мне кажется, порядка 10–15 процентов по стране. Но так выжить нельзя!

А почему почти никто в школы не идёт? А потому что условия там нечеловеческие! А почему такие условия? А потому что нашему президенту всякие пустословы наболтали, что учитель — профессия устаревающая, что в будущем учитель будет постепенно заменён экраном. Не будет этого никогда! А если будет — то это будет смерть образования и школы, вслед за чем — распад культурного пространства и, как итог, распад страны.

Но, кажется, Путин начинает что-то подозревать, и мы ждём позитивных решений.

Надо поднять зарплату минимум до 5 МРОТ за одну ставку и в перспективе запрещать набирать более 1,5 ставок одному учителю (это когда все позиции будут заняты). Должно быть запрещено платить учителю меньше 5 МРОТ. И я уверен, что после повышения зарплаты педагогам молодёжь ринется в пединституты. Мы на примере Казахстана видим это — там именно так и сделали, и в институты хлынули выпускники с 95+ баллами ЕНТ.

Всегда стоит начинать с позитивной повестки, тогда негативная сама отпадет. Просто мы принимаем для себя постулат, что живой урок настоящего профессионального учителя — это сокровище, которое мы должны подарить нашим детям. И нужно сделать всё, чтобы этих сокровищ было как можно больше. Именно так, водрузив этот постулат на знамя, мы должны проводить все действия со школой.

Чтобы массовая школа возродилась, нужен строгий учитель, уважение к нему, дисциплина в классе. Никаких тьюторов, экранов, электронных журналов — вся эта терминология нацелена на профанацию и распил денежных средств. Школа — самое консервативное заведение, там не должно быть места для сомнительных экспериментов, особенно безо всякой научной базы и особенно тогда, когда ВСЕ эти эксперименты закончились в западных странах полным провалом! Вот кто заинтересован в том, чтобы и наше образование полностью разрушилось? Как думаете, этим людям можно доверять управление страной? Я тоже полагаю, что вряд ли.

В наш век тяжелейшего голода по личному общению учитель может играть роль большую, чем раньше. Всё перенесено в интернет — а тут живой пример для тебя, особенно если он мужчина. Да, сейчас среди педагогов представителей сильного пола практически нет, но, если вернуть достойную оплату труда учителя, — мужчины в школах появятся. И тогда школа перестанет выпускать тиктоковских котиков, как сейчас, а постепенно начнёт выращивать из мальчиков настоящих мужчин.

Скоро вообще наступит жёсткое время. Нас ждут серьёзные испытания, не исключено, что придётся затянуть пояса потуже. И в этих суровых условиях непрерывное кривляние в сетях должно сойти на нет.

Вот почему нам нужно вернуть школу, вернуть учителя. Это такой же огромный проект, каким у нас был БАМ. Вспомните: Байкало-Амурская магистраль стала путеводной звездой для всего Советского Союза. Проект начался в 1931 году, однако вскоре выяснилось, что для строительства не хватает людей. Тогда туда направили заключенных, но спустя какое-то время присвоили статус комсомольской стройки, на которую поехали студенческие стройотряды. О БАМе постоянно говорили в новостях, он был окутан флёром романтики, участвовать в этом проекте стало престижно.

Итак, первый шаг возрождения школы — выучить и воспитать хороших учителей. Если мы решим проблему отсутствия педагогов, всё остальное тоже будет решаться. А пока их нет, никакие инноваторы с цифровыми продуктами ничего не вылечат. Их наработки могут дополнить учебный процесс, но никак не заменить. И вот когда у нас это будет навсегда доктринально установлено, сразу появится маленький лучик надежды. Правда, от лучика надежды до восстановления системы образования — много лет героической работы.

Второй шаг — свести до нуля любую отчетность. Она отнимает у педагогов драгоценное время, которого и так мало.

А третий пункт — убрать абсолютное вредительство, которое заключается в том, что если ты на уроке используешь цифровые платформы, то тебе доплачивают денег. Доплачивают за ЦОС, МЭШ, РЭШ, Сферум — что приводит к нечестной конкуренции электронных ресурсов и является неправильным стимулированием с отрицательным отбором учителей.

В результате получается, что халтурщик, который не готовится сам, а полагается на электронные ресурсы, получает денег больше, чем тот, кто добросовестно работает в полную силу. Такое положение дел является преступным, но имеет место в школе.

Кроме того, в школу нужно возвращать нормальные предметы и добросовестные советские программы и учебники. Некоторое время назад мы с моим соратником Мишей Богдановым общались с первой учительницей моей дочери. Пришли к выводу, что нужно возвращать природоведение. Нынешняя «окрошка», то бишь предмет под названием «Окружающий мир», даёт не цельную картину мира, а мельтешащий хаос. Плюс я бы выкинул «финансовую грамотность». Она очень популярна, её многие любят, но сейчас нереально как следует вписать её в учебный процесс. Пусть остается факультативом, в свободное от школы время. На место ненужных, лишних предметов можно поставить дополнительные часы физики и математики — опять-таки, когда мы сможем обеспечить эти предметы учителями. Сейчас почему всякую белиберду вводят? Да потому что крепких предметников почти не осталось, а белиберду может кто хочешь вести. Это латание дыр, пришивание пуговиц к тришкиному кафтану. Пора бы это понять и взяться за ум, начать «большую стирку» системы образования по-настоящему.

Остаётся открытым вопрос о Федеральном государственном образовательном стандарте. В том состоянии, в котором он есть сейчас, он абсолютно бессмыслен и вообще ни на что не влияет. Раньше мы мыслили более радикально: собирались поставить вопрос об отмене ФГОСа, но сейчас наши юристы выяснили, что он намертво вписан в конституцию, в неизменяемую статью и, соответственно, будет всегда. А значит, его надо целиком и полностью переписать, создать новые стандарты учебы и оценки знаний.

Считаю, что в первую очередь мы должны спасти начальную школу. Начинать реформу нужно именно с неё. Потом за счёт этого будет создаваться давление на среднюю школу — вот, смотрите, мы вам подаём хороших детей, которые не демотивированы, предельно сконцентрированы, они классные и умные, умеют считать в столбик и грамотно писать. Пожалуйста, теперь нам нужна реформа среднего образования.

Этот мобилизационный сценарий для спасения сработает, если победят какие-то здравые силы. А пока у нас есть просто много отдельных хороших школ и целых видов школьных заведений: например, кадетские училища, которые сохранятся под эгидой Министерства обороны, есть инженерные школы, которые сейчас делает Елена Владимировна Шмелева. Конечно, особняком стоят православные гимназии, где гораздо лучше общая рабочая и культурная атмосфера, хотя это и не всегда сопровождается сильной предметной подготовкой. Остановлюсь на оценке президентского проекта «Сириус».

Часто говорят про огромный бюджет фонда «Талант и успех», который является учредителем «Сириуса». Лично я этих претензий не принимаю. Да, бывает, что кто-то располагает триллионным бюджетом, но от выделенных ему гигантских средств остается пшик в виде экранов во всех школах России. И тогда иначе как чистым распилом это не назовёшь. Но если речь идет даже об очень большом финансировании Центра, работу которого видно, а «Сириус» работает очень хорошо, то у меня это вызывает глубокое уважение. Хотя, конечно, есть ощущение, что «Сириус» — это как будто спасение самых гениальных школьников с тонущего корабля. Словно кто-то просто сказал — рушьте массовую школу, но дайте нам спасти «элитный сегмент».

«Кванториум» — тоже интересная тема. В них нет ничего плохого. Они дают дополнительные знания, повышают мотивацию у школьников, пробуждают интерес к учёбе. «Кванториумы» вредят только в одном случае: когда ими заменяется школьное обучение. Надо, чтобы было и то и другое. Школа — это главное, это БАЗА, а «Кванториумы» должны работать во второй половине дня, после уроков. (Формально так и происходит, но фактически школьники в основном не извлекают интеллектуальной пользы из посещения занятий в «Кванториумах» просто в силу нехватки твёрдой предметной базы по физике и математике.)

Надо понимать, что всех поставленных мною задач решить сразу не получится, но я приглашаю всех заинтересованных людей, неравнодушных родителей и даже бабушек-дедушек присоединяться к нам. Наше движение называется «Родная Школа». Ему нужно придать какую-то юридическую форму, пока это просто союз единомышленников.

Клятва имени Сократа

Из ЖЖ Алексея Савватеева

Пояснение. Этот пост в ЖЖ я написал лет 15 тому назад. Не то чтобы с тех пор что-то сильно изменилось, но научная жизнь за это время «скукожилась», как шагреневая кожа. Я очень долго размышлял о происходящем и понимаю теперь, что многие нынешние проблемы российской науки как раз в этом и коренятся: власть хочет заплатить за нормальную науку, но не умеет, ибо нормальной экспертизы нет. А платить всем учёным, как это делали раньше страны-конкуренты (местами до сих пор так и происходит), наше правительство не хочет.

Похожая ситуация с учителями: мне постоянно говорят — а создай механизм отбора грамотных учителей, и мы им заплатим. Но на уровне школ это не работает от слова совсем! Нет такого механизма, универсального и не подверженного манипуляциям хотя бы в такой мере, в какой он был бы предпочтительнее прямого повышения зарплат всем поголовно, с последующим решением, кого из учителей приглашать на работу, уже на стороне директоров школ. Но в науке такой механизм какое-то время назад существовал, хотя бы худо-бедно (и то лысенковщина там и сям процветала и вылезала даже в СССР).

Так вот. Возможно, этот текст ниже не очень актуален 15 лет спустя. Но пускай будет. Только я немного иначе расставлю акценты.

Эпиграф (из разговора Ивана Бездомного с Мастером в клинике)

— Очень прошу Вас, не пишите больше!

— Обещаю и клянусь!

Клятву скрепили рукопожатием…

Научное сообщество разрослось до неимоверных размеров. За один год пишется огромное количество статей, бо́льшая часть которых никогда никем не читается. Вклад львиной доли учёных в общемировую сокровищницу знаний ничтожен, работы их «ни о чём», рассматриваемые ими вопросы никому не интересны, методы достижения результата банальны, рутинны и скучны. Авторитет учёных в обществе также падает — как в России, так и за рубежом.

(Сноска: «ни о чём» означает очень второстепенный вопрос, касающийся сугубо технических деталей и подробностей, ответ на который никак не приближает научное сообщество к лучшему пониманию мироустройства.)

Неадекватность самовосприятия научных работников ставит их как бы вне остального общества. Учёный простодушно полагает, что принадлежит к некой «касте избранных», остальная же часть общества вежливо при этом молчит. Общение с простым работягой, будь то слесарь, железнодорожник, водила или дворник, оставляет ощущение значительно более глубокой мудрости, душевной теплоты и просто здравого смысла, нежели общение с типичным учёным.

В то же время функционеры от науки часто обладают железной хваткой дельца, навыками борьбы за денежные потоки в форме всевозможных грантов и, что самое печальное, общей нацеленностью не на научное любопытство и стремление понять, как устроен мир, а на жизненный успех, достаток, карьеру и престиж. По сути дела, наука как вид деятельности постепенно превращается в распил денежных средств.

Ключ к разгадке, на мой взгляд, даёт книга «Мысли перед рассветом» Виктора Николаевича Тростникова. Автор, в прошлом математик и физик, ныне религиозный философ, полагает, что приговор самой себе наука подписала уже 300 лет назад, когда после революционных открытий Ньютона многие учёные стали говорить, что Бог не обязателен для объяснения сути происходящих в мире вещей и устройства Вселенной в целом — «всё можно объяснить без Бога». Триумфом был тотальный детерминизм Лапласа, провозгласившего, что всё будущее и всё прошлое в самых мелких деталях может быть теоретически восстановлено по «начальным данным» сегодняшнего дня. (Надо отметить, что сэр Исаак Ньютон был глубоко верующим, религиозным человеком, вторую половину своей жизни посвятившим изучению религиозных трактатов!)

В дальнейшем открылось множество фактов, плохо объяснимых или вовсе необъяснимых в рамках этого «замкнутого лабиринта», особенно что касается Второго начала термодинамики, квантовой физики и возникновения жизни во Вселенной. Но наука по инерции двигалась и развивалась только внутри узких рамок навязанной ей 300 лет назад идеологии и постепенно себя исчерпывала, превращаясь в изворотливость в глобальных вопросах бытия и в очень специальную инженерию в деталях.

Чтобы повернуть эту реку вспять, надо в первую очередь повернуть вспять те негативные тенденции, которые описаны выше и которые касаются целеполагания работника научной сферы, его моральных и материальных установок. В самом деле, перспективы развития научного сообщества в первую очередь зависят от того, какая именно молодёжь придёт нам на смену, что за жизненные ценности она будет в себе нести. Иными словами, что и как заманит молодых, честных, увлечённых исследователей в науку?

В России в 90-е годы в науку молодых было просто не затащить (примечание: за очень редким исключением вроде вашего покорного слуги). Зарплаты решительно не хватало не только для создания семьи, но и тупо на хлеб с маслом, аргументы же идеалистического толка типа «наука это круто» приводились редко и как-то неуверенно. Всё же какое-никакое, но скромное содержание типа 100–150 тысяч рублей в месяц необходимо для завлечения в науку молодёжи. При этом учёный всё-таки должен быть «не от мира сего», открытый сердцем, умом и всей душой окружающему миру тайн и загадок — ведь на хваткого дельца, как пишет В. Н. Тростников, откровение не сойдёт никогда.

Увлекайте студентов яркими лекциями, вынуждайте их задумываться самостоятельно, поддерживайте атмосферу, в которую хочется влиться, — и тогда наука будет возрождаться в новом качестве (но всё-таки только при означенных выше финансовых условиях).

Ниже предлагается что-то вроде кодекса научно-педагогического сословия, на который следует ориентироваться в жизни и в работе.

I. Каждый честный научный работник должен задать себе два вопроса:

1. Обладает ли предмет его научного интереса, а также все его разработки, самостоятельной эстетической ценностью (которая, как правило, выражается в математическом изяществе и красоте доказательств и построений), либо смелостью, неожиданностью, свежестью и оригинальностью поставленного научного вопроса?

2. Если нет, то имеет ли его деятельность прямое (или хотя бы косвенное, но несомненное) практическое приложение?

В случае отрицательного ответа на оба вопроса научный работник должен принять важное решение. Либо он временно отказывается от ведения научной деятельности и начинает просто изучать чужие труды (история науки оставила нам массу шедевров, и всей жизни не хватит на ознакомление даже с самыми выдающимися из них), либо встаёт на позиции «на хрена мне вся эта философия, платят бабки — делаю, что говорит руководитель». В последнем случае он выбывает из круга «рыцарей научного ордена», и более нас не интересует — пусть строит свою судьбу, как сам того желает.

В первом случае он встаёт на трудный, зато честный путь, становится одним из «научных миссионеров», собственным примером показывающих, какие именно ценности должны руководить поступками и жизненными решениями учёного.

Со временем, без сомнения, такой молодой исследователь найдёт интересную для себя и других научную или практическую проблематику, и ответ на один из вышепоставленных вопросов для него станет утвердительным.

II. Каждый научный сотрудник со стажем должен задать себе три дополнительных вопроса (в дополнение к первым двум):

3. Не случалось ли ему подписывать «рыбу» готового отзыва на автореферат диссертации сомнительного либо неизвестного качества? Или, будучи официальным оппонентом диссертации, не вникнуть в суть её результатов добросовестным образом?

4. Не случалось ли ставить свою фамилию, особенно впереди иных фамилий, в список авторов статьи, в работе над которой он никакого участия не принимал?

5. Не случалось ли писать недобросовестные отзывы на присланные работы, оправдываясь нехваткой времени на отзыв по существу?

Если кто поступал таким образом, то нужно перестать так поступать или хотя бы стремиться к тому, чтобы перестать.

III. Каждый руководитель научного подразделения (лаборатории, отдела, направления, диссертационного совета, института), помимо перечисленных выше пяти вопросов, должен задать себе ещё и следующие три:

6. Не случалось ли ему, пользуясь служебным положением, препятствовать законному продвижению работ молодых научных сотрудников по надуманным причинам, не имеющим отношения собственно к научному содержанию работы?

7. Не случалось ли, пользуясь властными полномочиями, нечестным образом распределять денежные потоки, например в свою пользу?

8. Не случалось ли, опасаясь за свой «хлеб», мешать заведомо добросовестным и ярким исследователям заниматься своей научной деятельностью и преподавать курсы студентам?

Наличие утвердительного ответа хотя бы на один из этих вопросов — безусловный позор для руководителя. Ещё бо́льший позор — о нём я и вовсе не пишу — состоит в прямом нарушении академической этики, присваивании чужих результатов и тому подобном.

Если кто-либо из функционеров настолько неадекватен, что уже не может честно оценить ситуацию, то его более трезвым коллегам следует оценить ситуацию за него и решить, какие возможны выходы из сложившейся ситуации (вплоть до смещения с должности).

Однако я призываю не злоупотреблять этим и прежде убедиться в том, что ответы на первые пять вопросов в вашем личном случае, безусловно, отрицательные. Помните, как было сказано: «Прежде вынь бревно из глаза своего, и тогда ты увидишь, КАК вынуть сучок из глаза брата твоего».

Разумеется, «кто я такой, чтобы с кого-то что-то требовать», но мне казалось правильным сформулировать эти постулаты. Спасибо всем за внимание. А кто дочитал книгу до конца?