Живой меч или Этюд о Счастье Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста

РЕТРОСПЕКЦИЯ 8
ГЕРБАРИЙ

«Вы испепелили мое сердце – я открою его Конвенту…»

Повторяя про себя эти слова, Сен-Жюст, все еще вздрагивая от возмущения после отвратительной сцены в Комитете, спустился по ступенькам бывшей королевской лестницы в дворцовый парк.

И тут же столкнулся с союзниками - парижский пэр Флерио-Леско и национальный агент Пейян, тоже не ложившиеся в эту ночь, спешили навстречу, вызванные на разборки в Комитет общественного спасения. Они несколько взволнованно, но все же радостно приветствовали его, – ведь еще ничего не было потеряно…

Сен-Жюст прошел сквозь них, не оглянувшись.

Он направлялся к правительственным конюшням. Это уже вошло в его привычку – по утрам, перед заседанием Конвента совершать конные прогулки по Булонскому лесу. Он был искусным наездником (сказывались уроки отца-кавалериста!) и чуть ли не единственным из всех депутатов, кто позволял себе столь аристократические замашки на виду у всех в санкюлотском Париже, чем вызывал восхищение у своих немногочисленных поклонников и насмешку и раздражение у всех остальных, не могущих простить ему этой старорежимной привычки; и чем нимало поражал Робеспьера, удивлявшегося этому, еще одному из его многочисленных талантов, – на этот раз, с точки зрения Неподкупного, совершенно бесполезному.

…Он сразу, чего раньше никогда не делал, пустил коня в галоп.

Сен-Жюст скакал по предрассветной столице. Улицы были пустынны. Прохожих почти не было. Он, правда, заметил, что патрулей стало больше, – в их задачу входило задерживать всех подозрительных, – но национальные гвардейцы, узнавая всадника, спешили посторониться и только долго смотрели ему вслед.

Сен-Жюст нещадно погонял коня. Быстро промелькнули парижские дома, улицы и патрули, и вот он уже мчался по безлюдным аллеям Булонского леса. Он уже ни о чем не думал: ни о заговоре, ни о том, что этот день может стать для него последним, он просто наслаждался скачкой, бьющим в лицо ветром и этими стремительно проносящимися мимо него деревьями.

А потом он заметил Его. Странную фигуру старичка, внезапно оказавшуюся на одной из аллей, в стороне от дорожки, что-то там делавшую с травой.

Неужели это был Он? – от неожиданности Антуан придержал коня, тот всхрапнул, а потом перешел на шаг. Сен-Жюст похолодел. Приспустив поводья, он дал коню проехать еще некоторое время, а потом развернулся и направил его назад шагом.

Конечно, Сен-Жюст понимал, что это не может быть Жан-Жак Руссо, с которым он как будто беседовал незримо тогда на кладбище Блеранкура четыре года тому назад перед самой своей «огненной клятвой»; он понимал, что у него от перенапряжения и бессонницы последних дней сдали нервы, и, наверное, надо было просто поехать вперед, не оглядываясь. Но сдержать себя не мог. Его неудержимо влекло к этому видению.

Антуан спрыгнул с коня. Да, это был точно Жан-Жак. Старичок в овечьей крестьянской шапочке, в старом засаленном камзоле и стоптанных башмаках с пряжками, как две капли воды похожий на Руссо, медленно, но с видимым удовольствием копался среди травы, время от времени поднимая с земли то один, то другой листочек или корешок и внимательно его рассматривая.

Старичок собирал гербарий.

Сен-Жюст не понял, что на него нашло. Видимо, так повлияло случившееся час назад в Комитете. Видение показалось ему явью. Еще не решив для себя, спит он или нет, он шагнул к собиравшему гербарий старичку, схватил его за плечи, приподнял и почти выкрикнул тому в лицо глухим голосом:

– Учитель? Руссо? Ты обманул меня, женевский гражданин! С этим своим «Общественным договором»! С этими своими царствами мира, которые ты обещал и которые невозможно не проиграть. Естественного человека не существует! Это обман! Перманентный плебисцит – это не перманентная гильотина! А я поклялся временем, которого не осталось, и вижу будущее, которого не будет. Почему не было другого пути?… – и Сен-Жюст замолчал. Он вдруг понял, что не спит.

Старичок не испугался. Не делая попыток вырваться, он ласково покачал головой, и выражение его лица было таким незатейливым, что у Сен-Жюста сразу разжались руки и безвольно упали вдоль тела. А тот, кого он на мгновение посчитал за Жан-Жака, тихо произнес:

– Господин, вы принимаете меня за кого-то другого. Я всего лишь прохожий. Одинокий прохожий на вашей дороге. Но мой гербарий будет скоро готов… А ваш?

Сен-Жюст не ответил.