Жизнь à la mode

Глава 1 А Я ЛЮБЛЮ НЕДОТЕПУ

Когда долго идет дождь, как сейчас, например, я порой замечаю, что брожу по своей квартире по неким воображаемым линиям, пока не уткнусь лицом в стену. Тогда я поворачиваюсь и прокладываю новый маршрут: он приводит меня к окну, где я стою и слушаю, как по стеклу стучат капли, словно кто-то раздраженно барабанит пальцами по столу. Я рассматриваю улицу за окном, надеясь увидеть что-нибудь необычное, но тщетно – все по-прежнему, даже красно-лиловые флажки на карнизе ресторанчика напротив свисают все так же, мокро и печально. Дождевые капли собираются в ручейки на стекле, а те стекают на подоконник, оставляя грязные, темные следы. Будто пяти дней непрерывного дождя недостаточно – теперь мне придется отмывать еще эту грязь.

Физические упражнения на сегодня окончены. Зарядка представляла собой путешествие по лестнице вниз, за почтой. Нет, я в самом деле старалась ровно и глубоко дышать, высоко поднимая колени, пока взбиралась обратно на четыре пролета вверх. Стопку почты добрых шести дюймов высотой можно читать несколько часов, если просьбы о пожертвованиях окажутся достаточно пространными. К тому же уйдет время и на то, чтобы решить, каким образом использовать кучу ненужной бумаги. Есть чем заняться субботним утром.

Я уже давно пытаюсь сшить новые шторы, белые с синим. Хотя, конечно, слово «новые» здесь не совсем подходит, поскольку старых штор у меня нет. Есть только белые занавесочки, не слишком веселенькие, однако. Я прибегла к помощи допотопного маминого «Зингера», и все получилось бы здорово, будь у меня хоть малейшее представление о процессе шитья.

Звонит телефон. Я мысленно считаю до пяти, чтобы не показаться слишком нетерпеливой, и лишь после этого хватаю трубку.

– Доброе утро, Холли, дорогая. Ты занята? – Это моя матушка.

– Привет, мам, нет, – произношу я как мантру и тяну ткань из-под иглы машинки.

В паре мест случайные складки оказались пристрочены друг к другу замысловатым образом.

– Отлично, я звоню, чтобы пригласить тебя пообедать со мной и твоей сестрой, – говорит она, и в промежутках между словами мне слышится шуршание пилочки для ногтей. – Я угощаю, – добавила мама, словно размахивая шоколадным батончиком над головой.

Если подумать, я бы сейчас не возражала против шоколадного батончика.

Поворачиваюсь к груде почты и начинаю разбирать ее. Исключительно полезно отвлечься на что-нибудь, когда беседуешь с матушкой. Так вы не брякнете ненароком ничего не слишком оптимистичного, о чем наверняка размышляете в свои тридцать лет. Нет, у нас неплохие отношения, но порой я предпочитаю занять чем-нибудь голову, когда общаюсь с родственниками.

– Я вообще-то хотела заняться домашними делами, – сообщила я, почти не соврав при этом.

– О да, уверена, твоей квартире не помешает небольшая уборка. Что там за звуки?

– Я распечатываю почту, скопившуюся за неделю. Может, мне повезло, и я выиграла двести пятьдесят миллионов долларов.

– Это было бы великолепно, дорогая. Тогда ты могла бы купить себе новое платье для особых случаев, например, для ленча с матерью и сестрой.

Вроде бы сейчас слышится звук встряхиваемого пузырька с лаком для ногтей. Матушка категорически не желает, чтобы кто-то посторонний прикасался к ее ногтям. Я же не прекращаю обкусывать свои.

– Ну что ж, – говорю я, – тебе придется смириться с моим старым жалким платьицем. По крайней мере пока не позвонит Эд Макмагон.

– По-моему, ты должна непременно прийти на ленч, – отвечает она, – чтобы услышать, как хвастает твоя сестра своей очередной помолвкой. Тебе же известно, если мы не выслушаем ее, она начнет приставать с этим к совершенно незнакомым людям.

Здесь матушка, безусловно, права.

– Не знаю. Я уже выслушала предыдущие пять историй. Пускай она поведает очередную незнакомым. Ведь метро существует именно для этого. – Обнаружив в стопке большой пухлый пакет, трясу его в надежде на нечто удивительное, что я заказала по каталогу, а потом забыла. Нечто стоящее. Внутри обнаруживаю штопор – ни записки, ни рецепта, ни квитанции. – Кстати, мам, ты не посылала мне в последнее время кухонных принадлежностей?

– Нет, а тебе что-нибудь нужно? – Иногда матушка очень мила.

– Нет, просто я обнаружила нечто неожиданное.

– Если в своей кухне, то ничего удивительного, – замечает она. – В общем, сегодня вечером ты идешь с нами ужинать.

– Ужин, нет, я…

– Мы с Ронни собрались в маленький французский ресторанчик в Виллидже, неподалеку от твоего дома, и заказали столик на троих. Это было нелегко, раз в жизни выпадает такой шанс!

Мама недавно начала встречаться, или по крайней мере обедать, с высоким седовласым мужчиной, который просит меня называть его Ронни. Имя Ронни, на мой взгляд, вполне подходит для трехлетнего малыша. Впрочем, приятно, что мама встречается – и обедает – с мужчиной. Три года назад мой отец сбежал в Техас с Софи, своей троюродной кузиной или что-то в этом роде – словом, дальней родственницей. Они разговорились на какой-то семейной вечеринке и с тех пор не расстаются. Никто из нас не любит об этом вспоминать.

Однако мне удалось отказаться от ужина. Ронни обожает нацепить на вилку кусок рыбы, поднять ее вверх и радостно завопить: «Ага, попалась!» Похоже, он любит рыбу.

– Мам, извини, сегодня вечером не могу. – Беспардонное вранье.

– О? У тебя свидание? Это, конечно, не мое дело, но, видишь ли, сегодня суббота. Вечером в субботу миллионы молодых людей назначают свидания. Во всяком случае, я что-то об этом слышала.

– Полагаю, это гнусные слухи, распространяемые женскими журналами и производителями зубной пасты. Убеждена: большинство из нас слишком заняты, чтобы встречаться в субботу вечером, а это вкупе с женскими журналами и зубной пастой усугубляет ситуацию.

– То есть ты проведешь вечер в одиночестве, доедая холодные остатки вчерашнего обеда и пялясь в телевизор.

Вообще-то у меня нет никаких объедков.

– Нет-нет, – возразила, я. – Я приготовлю вкусный горячий ужин. Кстати, именно сейчас я достаю кое-что из морозилки.

С этими словами я направилась в кухню и попыталась открыть морозилку, но дверца намертво примерзла, превратившись в глыбу льда. У меня вырвалось злобное шипение.

– Что это? – спросила мама. – Боюсь подумать, что у тебя в морозилке. Дорогая, не ешь ничего, что хранится более пяти лет.

Кажется, мамочка хихикает.

Будучи от природы на редкость смышленой девочкой, я схватила только что обретенный штопор и начала скалывать лед. Уж мороженое там точно должно быть.

– Что-нибудь еще, мам? Или ты хочешь, чтобы телефонная трубка приросла к моему уху и это позволило бы тебе поболтать со мной еще некоторое время?

– Я прошу тебя быть полюбезнее с сестрой, если все же решишь прийти на ленч.

– Надеюсь, ты уже позвонила официанту и попросила его тоже быть полюбезнее? А как насчет метрдотеля?

– Эти два звонка у меня запланированы, – отозвалась мама.

Я замахнулась и отколола кусок льда, одновременно проткнув фреоновую трубку.

– Что за странный шипящий звук, дорогая? – Матушка однажды расслышала тиканье моих часов во время бейсбольного матча, хотя я сидела через три кресла от нее.

Она спросила тогда, нельзя ли приглушить звук.

– Шипящий звук? – удивилась я. – Наверное, что-то на линии. Или дождь. Спасибо за приглашение, мам.

– А для чего еще нужны матери? Пока, дорогая. – И напоследок: – Надень пальто.

Я с усилием закрыла дверцу морозилки, хлопнув ею, и кусок льда шлепнулся мне на голую ногу.

Пристрочив наконец шторы к халату, я решила пойти на ленч. Уверена, маменька ожидала именно этого.

Местечко, где мы встречаемся, расположено неподалеку от моего дома. При входе меня буквально оглушили запахи горячего супа и тушеного мяса. Девушка с удачно подобранной помадой провела меня к столику, за которым в ожидании сидела моя сестра Джейни, рассеянно перелистывая журнал «Невеста». Сестра младше меня всего на пять лет, и я действительно люблю ее. Джейни двадцать шесть, а мне тридцать один. Волосы у нее слегка завиты, игриво, но не вызывающе, как и положено младшей сестренке с хорошими волосами. Мои волосы, более темные, не поддаются завивке – ни игривой, ни какой-либо еще. Хотя стоит попасть под дождь, и каждая прядь торчит совершенно непредсказуемым образом. Сейчас, глядя на Джейни, я вспоминаю, как часто хотела ухватить ее за космы и потаскать по-дружески, любя, но властно, как случалось в детстве.

Джейни подняла взгляд.

– Холли, я помолвлена! – объявила она, протягивая левую руку к моему лицу.

Кольцо большое, вполне соответствующее стандартам Джейни. А у нее есть свои стандарты, поскольку она уже пять раз была помолвлена. Полагаю, Джейни подписана на журнал «Невеста».

Моя сестра занимает важный пост в художественной галерее в центре города, которая специализируется на изделиях из стекла. Эти огромные, странной формы стеклянные скульптуры я вечно боюсь разбить. Признаться, меня восхищает то, с какой грацией Джейни скользит по залу галереи на высоченных каблуках. На открытиях выставок она всегда настойчиво предлагает мне общаться с людьми, быть активнее, не понимая, что я опасаюсь двинуться с места.

– Поздравляю еще раз, – отвечаю я.

– Слушай, – начинает Джейни, – я знаю, что пришла раньше. Я это все прекрасно понимаю, поэтому не надо опять упоминать о том, что я всегда спешу. Я отнюдь не всегда спешу, а вот сегодня пришла пораньше.

– Рада, что все так просто объясняется. А где мама?

– Она опаздывает.

В этот момент я заметила, как к нашему столику направляется мама в сопровождении все той же девицы, которая на этот раз разглядывает свой маникюр. Она спокойна и не смотрит, куда ступает, и это снова заставляет меня задуматься о моем чувстве равновесия. Но прежде чем я успеваю увязнуть в этих печальных размышлениях, мама снимает плащ, представив на обозрение свой наряд. На ней оригинальный матросский костюмчик: белая блуза из хлопка с синим галстуком и синяя мини-юбка с разрезом. Мамочка коснулась губами наших щек. Я поймала взгляд Джейни, и она что-то промычала, сделав пометку в своем ежедневнике – том самом, который я подарила ей к одной из предыдущих помолвок.

– Извините за опоздание. – Мама расправила салфетку и поправила прическу. Оттенок ее темно-русых волос – нечто среднее между моим каштановым и светлым Джейни, чуть «усиленный», как она всегда объясняла нам, благодаря искусству парикмахера. – Так много хлопот в последнее время. Вы уже заказали? Вполне могли не дожидаться меня и сделать заказ.

Мы с Джейни не можем отвести взгляда от синего галстука.

– Вы обе прекрасно выглядите, – замечает мама.

– Ты тоже… э-э… прекрасно, – с трудом откликаюсь я.

– Спортивно, – уточняет Джейни.

– Я думала, мы договорились одеться сегодня проще, как обычно? – В мамином вопросе слышится вызов.

– Ты права, – сдалась я, – и ты действительно выглядишь…

– Как обычно, – подтвердила Джейни, – совершенно обычно. Все великолепно, все в порядке.

Я поднесла к глазам меню, но оно не так велико, чтобы за ним спрятаться. Вот почему я, как правило, избегаю визитов в этот ресторан. Надеюсь, никто не станет комментировать мой наряд, состоящий из старых черных леггинсов, надеваемых мной по выходным, хотя к ним и липнет все подряд, весь пух из окрестностей. А сверху – такой же старый свитер, изначально покрытый пухом; поскольку же он темно-серый, многочисленные пятна на нем почти не видны. Джейни в повседневной одежде класса люкс: светло-синий свитер в мелкий цветочек и светлые брюки, которые я уделала бы в первую же минуту. Ее же брюки выглядят невероятно чистыми. Наблюдаю, как мама заказывает сливочное суфле с клюквой, а Джейни – рагу из морепродуктов. Заказав зеленый салат и тарелку супа, я заметила, что мама и сестра пристально смотрят на меня.

– Все в порядке, дорогая, – поспешно сказала мама, – мы же семья. Мы не станем потешаться над твоим выбором. Только над тем, как ты это ешь.

Мама и Джейни хохочут, а я в очередной раз удивляюсь, почему подшучивают надо мной, а не над ней, младшенькой. Пытаюсь приободриться, напомнив себе о том, что у Джейни начисто отсутствует чувство юмора. Сейчас она демонстрирует маме обручальное кольцо.

– У тебя уже неплохая коллекция, – заметила мама.

Джейни никогда не возвращает кольца.

Думаю, эти слова можно было бы считать легкой подначкой, если бы Джейни не воспринимала все серьезно.

– Ну, так, – решительно начала Джейни, – о чем поговорим?

– Как насчет мужчин? – предложила моя матушка, наряженная в матросский костюмчик.

– Не попробовать ли что-нибудь менее опасное? – осторожно заметила я. – Вроде погоды, например. Вы обратили внимание, что дождь льет уже три недели подряд?

– Я не хочу говорить о погоде, – поморщилась Джейни. – Это угнетает.

– Ронни считает, что дождь романтичен, – сообщила мама. – По его словам, когда льет дождь, ему кажется, что потоки воды закрывают нас с ним от всего остального мира.

– Вот это да! – выдохнула Джейни. – Он так и сказал?

– Два или три раза. Знаешь, Ронни забывчив.

– Итак… э-э… – безуспешно попыталась я сменить тему.

– Вообще-то мы с Ронни собираемся в небольшое путешествие.

– Здорово! Как интересно! – Джейни всегда интересовали новые идеи, связанные с медовым месяцем. – А куда?

– Мы собираемся на сафари в Африку на четыре месяца.

– Четыре месяца! – воскликнула я. – По-твоему, это не слишком?

– Звучит потрясающе романтично. – Джейни вновь сделала пометку в ежедневнике.

– Вот именно, – подтвердила мама. – Мы сможем наблюдать вблизи более сорока различных видов животных.

– И насколько близко? – Я была заинтригована. А может, и нет.

– Мы будем ночевать в палатках, над нашими походными койками натянут москитные сетки. Будем готовить пищу на костре и общаться с природой в ее первозданном виде, – продолжала мама. – По крайней мере, именно так говорится в рекламном проспекте.

– Я рассчитываю, что моя помолвка продлится долго, поэтому ты успеешь вернуться и помочь с подготовкой к свадьбе, – сказала Джейни.

– О да, дорогая, долгая помолвка – это очень хорошо. – Мама подмигнула мне, пока Джейни записывала очередные идеи в ежедневник.

Подали еду – и я обнаружила, что мой салат украшен розовыми цветочками. Не представляю, что с ними делать.

– А вы знаете, – радостно спросила мама, – что в Африке около двухсот видов кусающихся насекомых?

Домой я бреду по лужам, чтобы услышать шлепанье, плеск и подготовиться тем самым к долгому дню с громом и блеском молний, которые причиняют массу неудобств, создавая телевизионные помехи. Большую часть дня я провела за шитьем штор, смотря гольф по телевизору. Приятно думать, что где-то солнечно и мужчины носят рубашки с короткими рукавами. Испытываю невероятную встряску, наблюдая, как эти мужчины бегают от лунки к лунке, как малыши по пляжу. В конце концов, отправляюсь в горячий душ, воображая, что где-то существуют тропики, а над ними идут теплые дожди, заволакивая все вокруг туманом.

В соответствии со своим настроением ставлю музыку из «Саут пасифик», которую частенько слушала в детстве, и вытаскиваю туристические рекламные проспекты последней недели, где меня приглашают «увидеть многоликую Мексику», «посетить Берег Кона», «побывать в живописном раю Пуэрто-Валларта». Окидываю взглядом свою квартиру и внезапно вижу ее в новом свете: это солнечный пляж. Куски ткани, разбросанные повсюду – пляжные полотенца на песке, а чашка с чаем – фруктовый коктейль с зонтиком. Реклама утверждает, что «прямо сейчас» у меня есть шанс выиграть жемчужное ожерелье за тысячу долларов, и я тут же хватаю ручку, готовая немедленно заполнить выигрышный купон и уверенная, что жемчужное ожерелье – совершенно необходимая вещь для романтического вечера на прохладном песке пляжа.

Раздается стук в дверь. Наверняка это доставили мое жемчужное ожерелье. На самом деле это Джош, за которым я когда-то была замужем. Да, я была замужем за человеком по имени Джош. Темные волосы начали слегка завиваться вокруг ушей, но лицо не изменилось. Прежде я сама заботилась об этих кудряшках. Разумеется, миссис Маццало, соседка снизу, охотно впустила Джоша. Она любила поболтать с многочисленными членами моего семейства, даже с Джошем. Впрочем, не припомню, чтобы я обсуждала с ней детали нашего разрыва.

– Здорово, Холли. – Джош тряхнул головой, избавляясь от влаги в волосах. – Дождь тебя угнетает?

Клянусь, именно в этот момент прогремел гром.

– Похоже, твои дела пошли на лад, – сказала я.

Впускаю его. Несколько раз, уже после развода, он оставался у меня. Я заметила, что в сезон дождей Джош появляется чаще. Это несколько напоминает поведение червяков. Хотя, наверное, звучит чуть грубовато. Мы в разводе уже четыре года, а до этого примерно столько же времени состояли в браке. В связи с этим многие люди качают головами, приговаривая: «Брак в столь юном возрасте». Юный возраст для нас составлял двадцать два года. Впрочем, я не сильна в математике. Нечего и говорить о приятелях в колледже, с которыми встречаешься за столиком студенческой кофейни и чувствуешь, что все остальные свидания, происходящие в настоящий момент за соседними столиками, не идут ни в какое сравнение с твоим. Я все еще помню густой аромат кофе, смешанный с запахом типографской краски обложек учебников, и то ощущение завершенности, умиротворения, которое охватывает просто оттого, что сидишь рядом с кем-то, у кого волосы чудного каштанового цвета и карие глаза. Как ни странно, но именно Джейни настойчиво отговаривала меня от брака, что в свете ее любви ко всяческим свадебным штучкам совершенно необъяснимо.

Джош вытащил из-за спины корзинку для пикника.

– Подумал, почему бы не принести тебе немного солнца, – улыбнулся он.

Милый Джош всегда говорит подобные банальности.

– Что ж, очень разумно с твоей стороны, – ответила я. – Банально, но разумно.

Джош начал открывать маленькие коробочки, и по комнате туг же разлился восхитительный запах ресторанной еды навынос. Вслед за едой появилась бутылка вина.

– Ну что? – спросил он.

– Весьма своевременно.

Я помню, что у Джоша великолепный вкус к винам и столь же отвратительный в одежде. Пыльные серые джинсы потрепаны внизу, а на заднице выцвели и протерлись, почти обнажая ее. И я точно знаю, что носки у него дырявые. А очки заляпаны.

– У тебя нет ничего, чем можно открыть это?

Задумчиво посмотрев на него, я направилась в кухню за новым штопором, тем самым, который таинственным образом появился сегодня утром. Без всяких записок. Это что-то новенькое для Джоша: техническое обеспечение романтического визита. Джош, размышляющий над чем-то, заглядывающий вперед. Джош никогда не относился к типу мужчин, заранее обдумывающих и планирующих романтические обеды или пикники. Он предпочитал то, что называл спонтанностью, но, как я в конце концов поняла, объяснялось это лишь нежеланием прилагать усилия. Нет, по-своему Джош довольно романтичен. Не скажу, что он не баловал меня подарками, просто не слишком любил обдумывать и готовить их. Как в тот раз, например, когда он мгновенно поднял с земли лист в форме сердечка, стоило лишь мне упомянуть, что сегодня День святого Валентина. Листик был очарователен, я даже засушила его и храню до сих пор. И мне в самом деле, понравился такой эффектный жест вкупе со способностью найти лист такой необычной формы именно в тот момент, когда он нужен. Джош искренне считает, что такой образ действий гораздо романтичнее: чем меньше думаешь, тем лучше. А я, похоже, со временем перестала видеть в этом поэзию.

Вот почему предусмотрительность Джоша застает меня врасплох и удивляет. Я протянула ему штопор:

– Это подойдет?

– То, что надо. – Он осмотрел штопор. – Откуда он у тебя?

– Понятия не имею. Появился совершенно неожиданно.

– Кое-что приятное все-таки случается. – Джош раздвинул мебель, освобождая место для пикника.

– Нам нужно одеяло, чтобы муравьи не мешали, – сказал он.

– Ты переоцениваешь возможности моих муравьев, – заметила я, но все же принесла кусок ткани от моих штор.

Потом постираю его. И вообще на полу все выглядит прелестно.

– Ты знала, что я приду, – сказал Джош.

Я подняла с полу клок пыли.

– Ага, и весь день прибирала в квартире.

Мы принялись за еду, перебирая кусочки цыпленка и маленькие початки кукурузы. Джош потянулся за стопкой рекламных проспектов.

– Собираешься в отпуск?

– Нет, просто мечтаю о местах, где тепло, пляжи и нет дождя.

– Мы однажды отдыхали на берегу моря, помнишь? Не помню.

– Где это?

– Ну, как же, на Лонг-Айленде.

– Джош, мы были там в октябре. В жуткий холод.

Ему тогда не удалось взять отпуск пораньше, поскольку он отчаянно спешил закончить новое исследование. Очередной раз опаздывал с очередной работой.

– У тебя тогда был такой пикантный красный купальничек, – мечтательно протянул Джош.

– Да, но я надела его лишь на десять минут, и то, стоя перед обогревателем. Нам следовало в тот раз выбрать более теплое место для отпуска, Джош.

– Но зато в нашем распоряжении был весь пляж, а в комнате – всегда тепло. Очень тепло. Ты просто забыла.

Может, и так.

– Зато я помню, что мы опоздали на поезд.

– И остались еще на один день! И наш воздушный змей застрял в телефонных проводах.

– Это было ужасно.

– Да нет же, великолепно!

Похоже, Джош действительно так думает.

– И каждый божий день шел дождь.

– Ага, и много-много радуг.

Я на минуту умолкла, побежденная.

– Давай больше не будем говорить о дожде.

Мы меняем тему и включаем телевизор, где показывают шоу типа «Из жизни богатых людей». Кстати, в качестве героев фигурируют люди не самого высокого достатка. Мы приглушаем звук и созерцаем, как загорелые девицы несутся на водных лыжах где-то в далекой-далекой стране под музыку, все еще доносящуюся из моего проигрывателя. Короче, вечер прошел с использованием технических средств и без всяких разговоров о погоде, которая постепенно стала ясной, тихой и безоблачной, по крайней мере, в моей квартире.

На следующее утро я проснулась на кушетке, завернутая в сине-белые тряпки. Джош уже ушел, оставив пластиковый цветочек в опустевшей бутылке вина. Нет, правда, интересно, где он его раздобыл, где его прятал? А ведь каждую складку его одежды я обследовала вчера очень тщательно. Интересно, живой цветок означает что-то серьезное или, напротив, мимолетное, преходящее. Пожалуй, стоит поразмыслить о подобных вещах, особенно о последствиях ночи, проведенной в объятиях плохо одетого математика, а к тому же и бывшего мужа. За последние годы Джош заскакивал несколько раз, но впервые его появление повлияло на погоду. Признаюсь, это не было неприятно. Возможно, я готова попробовать еще раз. Итак, что это – начало, поворотный момент или одно из событий в жизни, кажущихся такими значительными? К ним вас подталкивают или от них вас предостерегают родственники, друзья и психотерапевт, причем зачастую одновременно. Боюсь, ни одно из этих соображений не задержится в моей голове надолго. Безусловно, мне следует быть гораздо серьезнее, однако я подхожу к окну, открываю шторы, и солнечный свет брызжет мне в лицо. Я стою так минутку, подставляя кожу теплу и свету, и чувствую, как тело согревается под тканью, которая со временем, возможно, превратится в симпатичные занавески. А впрочем, не исключено, что она уже послужила наилучшим образом.