Глава 9 КОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ В ЩЕЧКУ

Верчу в руках открытку, купленную по дороге на работу. Рыжий полосатый котенок протягивает лапку над миской со спагетти. На обороте я написала: «Спасибо за обед!» И это все, что мне удалось придумать. Я пыталась поблагодарить Тома лично, но, встретившись со мной в холле, он быстро шмыгнул в сторону, так что я застряла где-то между «благодарю» и «тебя». Думаю, открытка – это вполне любезно и вместе с тем не слишком многообещающе. Потому что я и сама не знаю, что хотела бы сказать Тому, хотя и испытываю искреннюю благодарность. Похоже, мы оба не совсем представляем, в какой стадии находятся сейчас наши отношения. В конце концов, у нас был один совместный ленч и один обед. Наверное, мы перешли некую незримую черту, разделяющую редакторов. Пожалуй, не стоит поощрять Тома, однако не хотелось бы и разочаровывать его. Не знаю.

Положу открытку на его стол чуть позже. А пока надеваю наушники и принимаюсь за чтение корректуры одной из своих книжек, увлекательного издания о закупорке кишечника, которое моя начальница Моник окрестила «Брюшко». Когда она читает фанки или иным образом работает с этой книгой, то, возвращая ее, кладет сверху маленький ломтик рулета. Таков в ее понимании деловой юмор.

Подходит Нина, подтягивает поближе мой стул для посетителей и садится.

– Холли, ты слышала? – спрашивает она с очень серьезным выражением лица.

Пожалуй, для такого она еще слишком молода.

– Нет, мне никто не рассказывал, – отвечаю я. – А о чем?

– Карл сказал, что он слышан от Яна, будто наверху об этом поговаривают.

Если расшифровать таинственные слова Нины, станет ясно, как работает агентурная сеть редакторов. Наверху располагаются наше руководство, ответственные редакторы, вице-президенты и множество других начальников, чьи должности я никогда не могла запомнить. Мы частенько сплетничаем о них, обсуждаем их поступки, одежду, сколько времени они тратят на ленч и прочую ерунду. Вряд ли они столь же подробно обсуждают нас, редакторов. Мы ведь на целый этаж ниже.

– В воздухе веет переменами, – сообщает Нина.

– А я что-то слышала о перепланировке в офисе.

– Карл говорит, будто слышал что-то о переезде.

– Вот это очень плохо, – замечаю я, тут же сообразив, как здорово ходить пешком на работу, не пользуясь подземкой. Но я стараюсь вселить оптимизм в Нину. – Зато у нас будет больше кабинетов.

– И может быть, даже столовая, – просияла Нина. – Настоящая. И возможно, даже автомат с бутербродами.

– Слушай, ты слишком переживаешь из-за пустяков.

– Знаю. Я сейчас редактирую книгу о тревогах, приводящих к преждевременным морщинам. И беспокоюсь все больше и больше.

– Сходи посмотри книгу о моллюсках – это успокаивает.

– Так и сделаю. – Нина поднимается и уходит.

Меня огорчает перспектива переезда, но я стараюсь не особенно расстраиваться. Вообще-то сплетни среди редакторов, как правило, оказываются ложными. Однажды, например, распространился слух, будто на работу в наше издательство принят Кеннеди, но в итоге выяснилось, что на самом деле в экспедицию пришел работать парень по имени Кении.

Промучившись несколько часов над «Брюшком», стягиваю наушники и направляюсь в соседний «кубик» к Тому, чтобы вручить открытку. Из-за перегородки раздаются голоса, поэтому я замедляю шаг. Увидев обладателей голосов, испытываю такое потрясение, какого не переживала никогда в жизни, по крайней мере на рабочем месте.

– О, привет, Холли! – Джош, мой экс-муж, сидит рядом с Томом.

– Привет, – отвечаю я, небрежно засовывая открытку сзади за ремень брюк.

– Том работает над моей книгой, – сообщает Джош.

При упоминании своего имени Том делает легкое движение рукой, но хранит молчание.

– Над твоей книгой? – переспрашиваю я.

– Мою книгу взяли в печать. Я рассказывал тебе, помнишь?

Нет, точно не помню, чтобы он сообщал мне о чем-то таком. Джош держит в руках гранки с какими-то уравнениями.

Том сделал некий жест, указывая поочередно на нас с Джошем и, видимо, таким образом осведомляясь, откуда мы знаем друг друга.

– О, – говорит Джош, – мы с Холли старые приятели.

Том кивает и спрашивает:

– Ты меня искала?

– Нет, – лгу я. – Просто проходила мимо и хотела узнать, не было ли тележки с почтой.

– Пока не было. Посмотри в северном коридоре. Я много раз видел, как она туда заворачивала.

– Ага, спасибо. – Перевожу взгляд с одного на другого, не зная, ищу сходство или различие. – Пока.

Направляюсь в дамскую комнату в поисках укромного места, где можно поразмыслить о законах случайности. Или вероятности, или совпадений, а может, тут вовсе не о чем задумываться. В дамской комнате вижу Моник, прислонившуюся к раковине.

– В четвертой кабинке зеленый жук, – сообщает она. – Он такой необычный, и еще с усиками. Я позвала ребят из художественной редакции, чтобы сфотографировать его, поэтому пока не дави букашку.

– Отлично, это право я оставляю за тобой.

– Не зря ты всегда была у меня в любимчиках, – без особого энтузиазма говорит Моник.

– Мой бывший муж здесь, – сообщаю я.

– В какой кабинке?

– Да нет, там, – машу я рукой. – Помогает приводить в порядок свою книжку.

– «Брюшко»?

– Нет, что-то математическое, куча всяких формул. С Томом.

– Угу, – соображает Моник. – Это книжка «Я умею считать». Знаешь, что говорят о людях, которые играют с цифрами?

– Нет.

– Ты не захочешь знать, – машет рукой Моник.

Входит Нина.

– В четвертой кабинке большой зеленый жук, – информирует ее Моник. – Но возможно, он уже переполз во вторую или третью. Посмотри, он может быть где угодно.

Нина застывает у двери.

– О! – Она отступает, почти парализованная страхом.

– Не зайдешь ли в туалет наверху? – предлагает Моник, и Нина, пискнув «спасибо», выскакивает.

– Она боится меня, – говорит Моник. – Печально. Нина – единственная из вас, кто меня боится. Раньше я внушала куда больший ужас.

Моник разглядывает себя в зеркале. У нее действительно классная прическа.

Появляется девушка с фотоаппаратом, Дениз из художественного отдела. Следуя указаниям Моник, она отправляется в четвертую кабинку. Сама Моник, уже выходя, бросает мне:

– У тебя из штанов сзади торчит открытка с котенком.

Засовываю открытку в карман, а в четвертой кабинке несколько раз загорается фотовспышка.

Несколько дней спустя открытка все еще у меня. Она прикреплена магнитом к дверце холодильника на том самом месте, где я оставила ее в понедельник вечером. Через пару дней я поняла, что никогда открытка не окажется на столе Тома. К тому же картинка так мило смотрится на холодильнике. Теперь я понимаю, почему некоторые люди лепят сюда все подряд. Одна маленькая деталь – и вся комната оживает, хотя это сравнительно небольшое помещение. Но сейчас оно выглядит так, словно здесь и впрямь кто-то живет, кто-то любящий котят или спагетти или просто стремящийся украсить свое жилище. И я чувствую, что жизнь словно обретает новый смысл, хотя, возможно, напрасно я придаю так много значения открытке с котенком. Но положительный эффект все же ощущается.

Вечер четверга застает меня в гостиной в обществе мамы, неожиданно вернувшейся из своего африканского путешествия. Свои вещи она без объяснений оставила в кухне.

– Ну, как это было? – спрашиваю я.

И жадно жду баек о диких слонах, бегущих через деревню, о маме и Ронни, которые мчатся следом со своими фотоаппаратами и делают бесценные кадры виляющих слоновьих хвостов.

– Поездка оказалась мощным стимулятором, – начинает мама. – Я ходила пешком больше, чем за всю жизнь, и все время мечтала только об отдыхе.

– Ты не слишком загорела, – замечаю я.

– Солнцезащитный крем, – поясняет мама.

Глядя на нее, не заподозришь, что она вообще была на солнце. Она выглядит так, словно эти две недели прожила в метро. Но впрочем, мы все плохо загораем. Я всегда самая бледная, и в колледже меня даже прозвали «приманка для акулы», хотя что здесь забавного – не понимаю.

– Ронни отщелкал свои восемь пленок, – рассказывает мама, – в основном с видами моей спины на фоне дикой природы. Не лучший ракурс для меня.

– Как Ронни?

– Очень жизнерадостен для человека, который две недели спал на раскладушке.

Еле сдерживаюсь, чтобы не расспросить подробнее.

– Но ты ведь собиралась туда надолго? Нет, это не значит, что я не рада видеть тебя, но все-таки что случилось?

– Наверное, в жизни каждой женщины наступает момент, когда она решает, что следующий лев, которого она увидит, будет последним. Полагаю, это очень зрелое решение. – Поймав мой удивленный взгляд, мама продолжает: – Это относится не только ко львам, дорогая. У каждой женщины свой собственный объект. – Раздается стук в дверь. – Это Джейни, – говорит мама.

– Ты предупредила Джейни, что придешь ко мне, а меня нет? – Я чувствую себя обиженной восьмилетней девочкой.

– Ты же знаешь свою сестру.

Открываю дверь. Джейни прямо с работы, поэтому на ней стильный бежевый костюм. Я уже переоделась в застиранную футболку и штаны, так что чувствую себя несколько неловко, да еще бирка от штанов царапает поясницу. Оборачиваюсь и отрываю ее прямо перед Джейни. Та слегка округляет глаза и входит.

– Классно выглядишь, – обращается Джейни к маме. – Все было замечательно?

– Почти все.

– Хочу видеть фотографии.

– Будь осторожна со своими желаниями, – замечает мама.

Приношу в гостиную кувшин апельсинового сока. Он из пакета, но мы одна семья, так что все либо не заметили этого, либо просто промолчали.

– Я привезла вам подарки. – Мама исчезает в кухне, возится в своем багаже и затем появляется с двумя одинаковыми сумками, на которых изображены слоны, и парой бус.

– Это настоящие африканские бусы, не подделка из Ньюарка.

– Ну конечно же, сразу видно! – восклицает Джейни.

Я ни за что не обнаружила бы разницы, но все равно бусы замечательные.

– А почему ты с чемоданами? – интересуется Джейни.

– Да, кстати, почему? – вторю я, радуясь, что Джейни первой задала этот вопрос.

– Довольно забавно, – отвечает мама, усаживаясь на кушетку, – но, кажется, в моем доме решили провести дезинфекцию.

– Сегодня? – удивляюсь я.

– Наверняка жильцов предупредили заранее, но я-то была в отъезде.

– Надеюсь, это не нашествие маленьких зеленых жучков? – спрашиваю я, вспоминая утреннее приключение в дамском туалете.

– Надеюсь, я никогда не узнаю деталей, – говорит мама.

– Ну что ж, – успокаиваю я ее. – Оставайся здесь. Можешь спать на диване, у меня есть еще один матрас.

– Не хочешь ли остановиться у меня? – предлагает Джейни. – У меня, правда, нет второй кровати, но я с удовольствием посплю на полу.

Беседа напоминает своеобразное состязание, но если Джейни действительно стремится к победе, я готова уступить ей право спать на полу. В моей квартире всего одна комната, крошечная кухня и ванная. Но правда, кроме дивана, есть еще кровать.

– Думаю, кушетка Холли мне вполне подойдет, – говорит мама.

Я победила без особых усилий и даже немного смущена тем, что не слишком стремилась к этому.

– Я бы пожила у Ронни, – продолжает мама. – Но, пожалуй, ему надо передохнуть. К тому же он прикупил еще пленки и бесконечно снимает меня, стоит мне отвернуться на минутку. Это несколько действует мне на нервы.

– Я тоже останусь! – радостно восклицает Джейни. – Устроим вечеринку в пижамах!

– Извини, дорогая, – деликатно возражает мама. – Я слишком устала для подобных развлечений.

Я испытываю облегчение, а Джейни явно опечалена. Она молча прихлебывает сок, перебирая африканские бусы.

Итак, я не одна. Мама здесь только вторую ночь, а я уже чувствую себя так, словно за мной постоянно ходит торговый агент с блокнотом, бесконечно задавая вопросы по разным поводам. Она спрашивала, например, что у меня в чулане и где я купила такие замечательные консервированные абрикосы. Понятия не имею, что у меня в чулане. Я вообще не подозревала, что у меня есть чулан. А консервированные абрикосы я вытащила из мешка с подарками на работе в последний День взятия Бастилии, который мы регулярно отмечаем, потому что кто-то из руководства француз. Неизвестно, правда, кто. Абрикосы, наверное, уже испортились, но я не сообщила об этом матушке. Пусть не думает, что я храню в холодильнике просроченные продукты.

Вечер пятницы. Мама обмолвилась, что завтра она переедет к Ронни, попытается смириться с его фотоаппаратом.

– Тебе вовсе не обязательно съезжать, – возражаю я.

– Что там за поговорка насчет засидевшихся гостей с душком? – улыбается мама.

– Я знаю эту поговорку, но никогда не принимала ее всерьез. Это вроде другой – про способ ловить мух на мед. Никогда не понимала ее смысла.

– А я считаю, что большинство гостей начинают портиться и слегка попахивать через час после прихода. Я уеду, чтобы предоставить тебе роскошный субботний вечер.

– О, отлично! Не хотелось бы, чтобы мне мешали во время садомазохистской вечеринки.

– Если хочешь, – предлагает мама, – я пришлю Ронни с фотоаппаратом.

– Не стоит, мы все будем в масках. Ты даже не поймешь, кто есть кто.

– Кто есть кто или кто кого? Как правильно?

– Это загадка, – с высоты редакторского опыта заявляю я. – Но если на вас много черной кожи, это уже не имеет значения.

Раздается звонок в дверь. Моя популярность на этой неделе удивляет. Возможно, это опять Джейни. Но это Джош.

– Здорово, Холли. – У Джоша в руках огромный букет желто-оранжевых цветов, из тех, что привлекают пчел.

– Привет, Джош. Кто подарил тебе цветы?

– Это для тебя.

Пока я колеблюсь, впускать ли Джоша, раздается голос маменьки из-за моей спины. Она с деланной непринужденностью вопрошает:

– Неужели это Джош?

Джош улыбается, пожалуй, чуть дольше, чем надо бы.

– Ты не одна, – обращается он ко мне.

Приходится впустить его в комнату.

– Здорово, Элисон, – приветствует Джош маму.

Если честно, мама очень любила Джоша, пока мы были женаты. Он из тех мужчин, кому хочется помочь найти потерянные носки, и, возможно, у мамы Джош вызывал более отчетливые материнские чувства. Но после развода она гораздо спокойнее к нему относится. Мама не любит жить прошлым, особенно тем прошлым, в котором ее дочерям причинили боль, как она однажды выразилась.

– Какой сюрприз, Джош, – говорит мама. – И с цветами. Очень мило с твоей стороны.

Джош протягивает цветы мне.

– В нашем издательстве выходит книга Джоша, – поясняю я.

– Значит, это деловой визит? Впрочем, это не мое дело.

Кажется, вечер до сих пор был слишком спокойным. Мамочка решила поразвлечься. Отправляюсь в кухню за вазой, засунутой в дальний угол шкафа. Наверняка она ужасно запылилась. Да, я не из тех, у кого повсюду расставлены сияющие вазочки.

– Коллега Холли оказал мне неоценимую помощь, – говорит Джош.

– Думаю, Холли там тоже не на последних ролях.

Не могу отыскать вазу, поэтому оставляю цветы на раковине. Боюсь пропустить что-нибудь важное в гостиной. Джош все еще стоит и, увидев меня, испытывает явное облегчение.

– Ты могла бы задержаться и пообедать со мной и Томом, – обращается ко мне Джош. – Мы ходили в вашу «Закусочную Джелли».

– Не хотела мешать мужскому разговору.

– Да мы говорили о фракталах, пространственно-временных структурах, математических принципах, всякой чепухе.

– Это и есть мужской разговор.

Мама пожимает плечами.

– Ну, мне пора, – вздыхает Джош.

Мы с мамой издаем громкий стон.

– Останься, – хором выдыхаем мы.

Думаю, неплохо чуть-чуть повеселиться за счет Джоша. Чувствую настоятельную потребность подразнить его.

– Нет, мне нужно работать, – смущается Джош.

Может, ему и правда нужно работать. Они прощаются с мамой, а я провожаю его до двери.

– Думаю, сегодня не мой вечер, – тихо замечаю я.

– Пообщаемся в другой раз.

Джош нежно целует меня в щеку и идет к лестнице. Не помню, чтобы Джош когда-либо целовал меня в щеку. Даже когда я была простужена, с температурой, с гадким кашлем в течение двух недель. Даже тогда.

Замираю перед закрытой дверью, щека горит.

«Поцелуй в щеку», – повторяю я снова и снова, но даже после множества повторений этот факт не становится более реальным.

Возвращаюсь в кухню и застаю там печальную маму, погруженную в размышления.

– Я помогу тебе найти вазу. – Она наклоняется, обшаривает нижние полки кухонных шкафов, воздерживаясь от замечаний по поводу беспорядка и пыли.

Прохожу к холодильнику и прижимаю руку ко все еще горящей щеке. Котенок смотрит на меня с открытки, отчаянно пытаясь дотянуться до вожделенных спагетти. Он не в силах ничего испортить.

Загрузка...