— Леон! Леон, сколько можно спать?!
— Ну ещё пять минут… — пробормотал детектив, пытаясь сообразить, кто эта неведомая женщина, зовущая его по имени. Голос казался знакомым, словно некогда Леон его уже слышал, но успел забыть.
— Сынок, я понимаю, что у тебя сегодня выходной, но тебе звонили из клиники. Очень тяжёлый случай, нужна твоя консультация…
Оркотт попытался встать, но одеяло никак не желало скидываться, и в итоге, запутавшись, он жизнерадостно рухнул с кровати. Стоявшая рядом пожилая женщина всплеснула руками:
— Осторожно! Не хватало только, чтобы ты ушибся.
Мозг ворочался со скрипом. Это лицо… Разумеется, он знал её. Слишком хорошо знал. Но разве это может быть и в самом деле она? Разве может этот голос принадлежать ей?
— Мама?..
— С тобой всё в порядке? — в свою очередь, встревожилась старушка. — Почему ты так странно на меня смотришь?
«Потому что ты умерла. Умерла, рожая Криса. Я помню, как тебя хоронили. Так что здесь какая-то ошибка. Да, ошибка. Ты ведь мертва». И ещё пара сотен очевидных фраз. Леон критически оглядел свою мать и пришёл к выводу, что на труп или призрак она не похожа. Двойник? Нет. Даже улыбка точно такая же, и взгляд…
— Я умер, да?
Женщина всплеснула руками:
— Так и знала!
— Что? — вконец обалдевший детектив окончательно потерял едва начавшую налаживаться связь с реальностью. Ведь всё было охренеть как логично: та азиатка ему что-то вколола, он помер, оказался на том свете, встретился с покойной матерью… Последняя, впрочем, явно не мнила себя покойницей, лишь ворчала себе под нос:
— Говорила же: не пей много! Главное, вчера выглядел трезвым, а теперь — пожалуйста! Я понимаю — тридцать лет, юбилей, но это же не повод…
Леон, пинком отшвырнув надоедливое одеяло, бросился к зеркалу. Оттуда смотрело вполне привычное лицо, если не считать маленькой детали. Словно разом испарились в никуда последние прожитые годы. С той стороны стекла ошалело разглядывал оригинал относительно молодой мужчина.
Я могу подарить вам новую жизнь…
Не успел Оркотт как следует задуматься, как мать, о существовании которой он как-то подзабыл, тяжело вздохнула:
— Проснулся? Собирайся. Тебя ждут в клинике.
— В клинике?! — Леон бросился к шкафу, пытаясь отделаться от кучи не самых приятных мыслей. — Что там? Убийство? Терракт? Кого-то из наших ранили?!
Выпученные глаза матери недвусмысленно намекнули, что он опять сморозил несусветную глупость.
— Сынок, ты точно в порядке?
Леон задумался. «Да, мам, просто я почему-то был уверен, что ты умерла, а я сам — почти пятидесятилетний неудачник без будущего, который всю жизнь искал одного китайского ублюдка, а так всё нормально». Может, она таким образом намекает, что по дорогому сыну плачет психушка?
— Ты уже забыл, где работаешь?.. Может, ты заболел? — пуще прежнего всполошилась мать. — Ох, давай я позвоню, скажу, что ты неважно себя чувствуешь…
Так, спокойно. Ничему не удивляться. Разобраться, что здесь происходит, можно потом. А сейчас лучше плыть по течению и посмотреть, куда вынесет. Огромных усилий стоила выдавленная улыбка:
— Нет, конечно. Просто после вчерашнего такая каша в голове… Куда, говоришь, мне ехать? Как раз по дороге проветрюсь.
Фраза вышла натянутой, и, похоже, нисколько пожилую женщину не успокоила.
— В Центральную Городскую Больницу. Ты точно в себе?
«Нет, не в себе. Абсолютно не в себе. Потому что мне сорок семь, и я всю сознательную жизнь работал в полиции. А ещё я ненавижу рубашки, а здесь их почему-то полный шкаф, ни единой футболки. Чёрт, да тут ещё и смокинг есть!», — естественно, все соображения Леон оставил при себе. Это походило на один из тех идиотских розыгрышей, которые так любят устраивать в шоу по телику: человека убеждают, что он оказался на необитаемом острове, или что наступил конец света, и наблюдают за его реакцией. Так и хотелось поискать скрытые камеры.
Жизнь, в которой всё сложилось по-другому…
Значит, та чёртова азиатка умеет гипнотизировать. Заставила посмотреть себе в глаза и внушила всю эту чертовщину. С одной стороны, логично — не работай он в полиции, точно бы не заинтересовался какими-то там преступлениями. Но каким образом это могло бы оживить его мать?.. Неожиданная мысль пришла в голову — и Леон спросил:
— Где Крис?
— Крис? Это кто-то из твоих знакомых? Не помню никого с таким именем… — женщина потянула носом воздух и всплеснула руками. — Завтрак!
Старушка довольно резво для своего возраста выбежала из комнаты, оставив сына в полнейшем недоумении. Итак, у него нет младшего брата — Крис из новой жизни оказался вычеркнут. Какого хрена? Неужели он подсознательно хотел, чтобы тот никогда не появлялся на свет? Чтобы мать осталась жива?..
Леон сделал глубокий вдох. Не время разбираться в причинах и следствиях. Теперь-то ясно, что он не спятил — это просто сон, навеянный гипнозом. В том, что у всех азиатов есть способности к гипнозу, он уже лет сто как не сомневался.
— Вот же дрянь… — простонал несчастный, пытаясь втиснуться в первую попавшуюся рубашку. Итак, новая жизнь, в которой он с какого-то хрена работает в Центральной Городской Больнице. Может, работает охранником? Нет, тогда бы не понадобилась консультация… Так, стоп. Он что, врач? Отлично. Особенно если учесть полное отсутствие медицинского образования. И что с этим делать?
Можно сказать, что ему нездоровится. Или симулировать амнезию. Чёрт, да даже симулировать-то не придётся — он ни хрена не знает о том Леоне, в тело которого его волей нездорового воображения долбанной азиатки занесло! Хотя такими темпами кто-нибудь скорее подумает, что Оркотт окончательно и бесповоротно свихнулся: считает себя полицейским, свою мать — покойницей, да ещё и придумал себе воображаемого братишку.
Просто прелесть. Как-то по-другому представлялся шанс начать всё с начала.
— Мне пора! — Леон пулей вылетел за дверь. Ещё минута в обществе покойной матери — и он рехнётся.
— А как же завтрак? Леон! — ответом женщине послужил хлопок двери.
Вниз по лестнице, вниз, вниз — к чертям лифты. В глазах скакали ступеньки, а в голове билась одновременно куча мыслей. Если это сон, то когда уже можно будет проснуться? Только сейчас Леон начал замечать до того оставшиеся без внимания детали: пробежав всего ничего, он запыхался. Отлично. Значит, ещё и тело у него чужое — хилое тело человека, не поднимавшего ничего тяжелее скальпеля. Скальпель? Отчего в голову пришло именно это сравнение? Оркотт напрягся, пытаясь уцепить ускользающую мысль за хвост, но та уже испарилась.
Итак, он, по всей видимости, врач. Отправляться в больницу нельзя — там сразу же поймут, что с «доктором» что-то не так. А загреметь в психушку — не лучшее начало новой жизни. Всё это напоминало эти идиотские сны, появившиеся после знакомства с графом Ди.
— Доктор Оркотт! Вот вы где!
— Нет-нет, вы ошиблись! — Леон шарахнулся от выскочившего из одной из припаркованных машин незнакомца. Только не хватало для полного счастья нарваться на кого-то из знакомых «доктора». Отождествлять себя с совершенно неизвестной личностью не хотелось.
— … Ребёнок, пять лет, скорее всего, порок сердца, срочно требуется операция…
Леон выругался и попятился от излишне болтливого незнакомца. Охренеть! Кардиохирург! Нет, Оркотт всегда хотел спасать чужие жизни, вот только один нюанс: он скорее спляшет в балетной пачке на крыше машины своего бывшего босса, чем поверит, что местный «он» умудрился получить медицинское образование!
— Я уже сказал — вы обознались!
— Но…
Бежать, бежать как можно дальше отсюда! Пока, чего доброго, ещё какая-нибудь очаровательная личность не вздумала узнать «доктора Оркотта». Слабость нынешнего тела здорово нервировала — ни тебе перескочить через забор, ни подтянуться! У Леона доктор пока не вызвал никаких чувств, кроме отторжения. Нет уж, такая новая жизнь ему и даром не сдалась!
Быстрее, быстрее… Мигнул огонёк светофора, и чудом Леон успел проскочить под аккомпанемент яростного визга тормозов. Вслед неслись ругательства, но сейчас ничего не казалось важным. Ничего, кроме острого желания проснуться и увидеть знакомый потолок заброшенного зоомагазина.
Вы сами хотели новую жизнь. Неужели вы не рады? Вот она, держите!
Долбанные узкоглазые. Долбанное хилое тело!
Леон остановился и огляделся. Похоже, это какая-то незнакомая часть города. Так, глубокий вдох. Ещё раз по порядку. Значит, это что-то вроде альтернативной реальности, как в дешёвых фантастических фильмах. Естественно, вся эта хрень ему снится. Как следствие, нужно просто каким-то образом проснуться.
Вы всё ещё думаете, что это сон?..
Возникли перед внутренним взором смеющиеся чёрные глаза, и Оркотт тихо выругался. Нет, не сон, скорее — наркотические глюки. Странно, вроде бы он не ощутил укола… Ничего. Вот проснётся, и появится новая цель жизни: поймать чёртову азиатку и запихнуть за решётку. Желательно на пожизненное.
Это ваша новая жизнь. Наслаждайтесь, мистер Оркотт!
— Да чтоб тебя! — Леон треснул кулаком по стене и тут же, закашлявшись, направился прочь: прохожие уже начинали коситься на странного человека, ни с того ни с сего начинающего говорить с самим собой и ругаться в пустоту. Да, в реальности много хреновых моментов… Но та жизнь была действительно его, а не какого-то неведомого доктора.
Вам что-то не нравится? Как грубо! Я ведь стралась… К тому же, доктор Оркотт никогда не встречал человека, именующего себя графом Ди. Вас что-то беспокоит?
«Беспокоит»?! Оказавшись в чужой стране, уже волей-неволей нервничаешь, а здесь всё гораздо хуже — чужое тело, чужая жизнь.
Почему же «чужая»? Ваша, если бы всё было немного по-другому… Вы хотите отказаться от моего подарка? Нет уж! Получайте!
«Сама у меня получишь. Дубинкой по голове. За эти херовы фокусы». Да, никогда не знать грёбанного китайца, конечно, заманчиво. Вот только один нюанс. Он, Леон Оркотт — полицейский, сирота, у которого есть младший брат Кристофер. Не неведомый кардиохирург.
Какой же вы придирчивый! Неужели так сложно радоваться тому, что есть?
— Где ты, тварь?! — Леон схватился за голову. — Покажись!
Сон, глупый сон, который скоро закончится.
Вы правы, мистер Оркотт. Закончится. Совсем скоро.
Леон приободрился, пусть и мелькнуло подозрение — что-то здесь не так. С чего вдруг проклятая азиатка стала такой сговорчивой? Может, заканчивается действие наркотика? Вот сейчас отойдёт — и девчонке, вздумавшей с ним шутить, не поздоровится.
— Я здесь!
Голос прозвучал наяву — и Леон вскинул голову. Весь мир сузился до ярко-синего пятна на противоположной стороне улицы. Ничего, сейчас он схватит эту дрянь, хорошенько набьёт ей морду — бить женщин, конечно, последнее дело, но ведь это всё равно сон!
Пронзительный гудок, удар — и небо с землёй поменялись местами. Леон не сразу сообразил, что произошло — в считанных сантиметрах от лица просвистели колёса, вывернутую руку и затылок обожгло болью. Девушка в синем платье, которую он принял за ту самую азиатку, завизжала — тонко, на одной ноте.
Кардиохирург Леон Оркотт скончался в возрасте тридцати лет, на следующий день после своего юбилея. Какая незадача. Почему не на день раньше? Умереть в собственный День Рождения так драматично, не правда ли?
— Я… жив… тварь… — Леон попытался подняться, опираясь на здоровую руку, но на сей раз неловко подвернулась нога, и он снова рухнул на асфальт. Навстречу на бешеной скорости мчался ещё один автомобиль, и что-то подсказывало — этот не успеет затормозить. Мелькнуло лицо водителя — девушки с широко распахнутыми глазами, вцепившейся побелевшими пальцами в руль…
А затем колёса достигли цели под тихий смех азиатки.
Вы хотели никогда его не знать? Вы и не узнаете. Я могу дать вам новую жизнь, о которой вы просите…
Не осталось ничего, кроме боли и приглушённых, будто доносящихся издалека криков.
… Смерть несправедлива, и порой обрывает жизни молодых и талантливых людей слишком рано. Неделю назад скончался в результате дорожно-транспортного происшествия тридцатилетний Леон Оркотт, кардиохирург Центральной Городской Больницы. Многие из его бывших пациентов в этот печальный день скорбят вместе с безутешными родителями, потерявшими единственного сына…
… И даже не одну.