Последние годы жизни писатель с обостренной тоской вспоминал о русском севере, о своей еще в молодости покинутой родине — Вологодчине. Он искал встреч с северянами, с жадностью выслушивал их рассказы о прелестях родного края, сам мечтал съездить на родину. «Буду отдыхать в первый раз в жизни целое лето без работы, — сообщал Гиляровский писателю-северянину А. Н. Зуеву в июне 1934 года, — в первый раз после 60 лет с лишком непрерывной работы. И уже сейчас на этом первом письме тебе, которое само пишется, я отдыхаю. Мне грезится мое детство беззаботное среди северных вологодских лесов, радостно вспоминаются наши лыжные зимы и ягодные, жаркие и короткие лета… Судьба меня бросила на Волгу, в степи задонские табунные, на Дунай, на Балканы, на Кавказ…
И с той поры я больше не видел прекрасного, то тихого, то грозно-морозного Севера — и вот сейчас… предвкушая грядущее лето отдыха, полного отдыха, уже заранее охваченный поэзией, я вдохновляюсь воскресающими предо мной кусочками красочного детства и первых дней юности, картинами, которые сейчас перед тобой, в твоем Шенкурске…
Морошка золотом на солнышке сверкает,
Рубинами под осень искрится брусника,
Весной луга румянит земляника,
А летом по лесам благоухает
Неповторимая нигде на свете поляника,
Ей родина лишь севера холодная земля.
Что ананасов Сингапурские поля
В сравненье с ней? Что пальмы? Что кокосы?
Лиан ползучих спутанные косы,
Лимоны, апельсины, в Ганге лотос свежий —
Живое украшенье тропиков долины?!
Все это не сменяю я на след медвежий
В глуши родных лесов на зарослях малины!..
Там детство я провел. Там родина моя…»[31]
Тревожный, беспокойный характер не давал писателю отдыха, бросал его из конца в конец земли, и теперь, на закате дней, он тоскует вдали от своей прекрасной родины, воскрешает в своей памяти поэзию детства, радуется, что его молодой друг еще застанет желтеющие северные луга и их, эти «золотые бубенчики, дикие розы холодного севера». Он просит поклониться от него родному краю, и северному «солнышку, и тучам, и лесам дремучим».
Скованный болезнью, почти потерявший зрение, он «остался литератором до своего последнего часа» [32]. Выработанная годами воля и перед смертью не отказала ему. Ночами, страдая жестокой бессонницей, почти восьмидесятидвухлетний старик писал стихи, складывал бумагу гармошкой, нащупывал в темноте очередную складку, чтобы одна строка не наехала на другую.
В ночь на 2 октября 1935 года Гиляровский скончался… Образ этого цельного, подлинно русского по своему духу, чистого сердцем человека остался жить в его книгах. Большой знаток своего времени, связавший собой две разные эпохи, он талантливо рассказал в этих книгах «о времени и о себе».