Жизнь, которую мы потеряли

Глава 7

В тот вечер моя голова пульсировала от волнения. Я выбрал слишком трагическую тему для своего задания, а в довершение всего вечером у меня было свидание за обедом с Лайлой Нэш. Ладно, пусть не свидание. И все же ко мне домой должна была прийти девушка, чтобы разделить со мной трапезу. Такого раньше еще не случалось. Когда дело доходило до свидания с девушкой, моя фантазия не шла дальше ресторана. Я еще ни разу не готовил еду для девушки у себя дома. Как-то раз у меня это почти получилось, но, как и большинство моих планов в школьные годы, и этот тоже провалился.

Еще в подростковом возрасте я обнаружил, что я не урод, но и не красавец. Я оказался в безбрежном океане середнячков, которые на коллективных фотографиях всегда выполняют роль фона. Короче, я был одним из тех парней, к кому вы соглашаетесь прийти в гости лишь тогда, когда парень, который вам реально нравился, пригласил другую девушку. Но я с этим уже смирился. По правде говоря, я искренне считал, что привлекательная внешность мне не особо и помогла бы. Не поймите меня неправильно, в старших классах я, как и все, ходил на свидания, но, следуя своему плану, дольше пары месяцев ни с кем не встречался. За исключением Филлис.

Филлис была моей первой девушкой. У нее были вьющиеся каштановые волосы, торчащие во все стороны, словно щупальца актинии. Я считал ее своеобразной, но лишь до нашего первого поцелуя. После этого ее прическа стала казаться сексуальной и авангардной. Мы уже перешли в девятый класс и теперь шли протоптанной дорожкой юношеских ухаживаний, пробуя границы дозволенного: украдкой целовались по углам и держались за руки под столом в кафетерии. Все это казалось мне волшебным сном. Но вот в один прекрасный день Филлис настояла на том, чтобы я представил ее своей маме.

«Ты что, меня стыдишься? – спросила Филлис. – Или со мной можно лишь втихаря обжиматься, когда это удобно?» И как я ни старался, мне никак не удавалось убедить Филлис в своих благородных намерениях. Так что пришлось пригласить ее домой, чтобы официально представить маме. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало порвать с Филлис, дав ей возможность считать меня сопляком и ничтожеством.

В тот день я сообщил маме, что после школы приведу в гости Филлис. Утром я то и дело напоминал маме о визите Филлис в надежде, что мама постарается хотя бы один-единственный день, один-единственный час вести себя наилучшим образом. Все, что от нее требовалось, – быть сердечной, трезвой и нормальной в течение этого часа. Но иногда я прошу слишком многого.

Уже на подходе к дому я почувствовал запах еды, а точнее, остатков еды, подгоравших на кухне. Всю дорогу от школы Филлис улыбалась, но по мере приближения к входной двери начала нервно ломать пальцы. Я замер на крыльце, услышав, как мама орет на какого-то парня по имени Кевин. Никакого Кевина я не знал.

«Черт возьми, Кевин! Я сейчас не могу тебе заплатить!» – Мамин язык слегка заплетался.

«Вот это да! – ответил ей незнакомый мужской голос. – Я на пупе извертелся, чтобы тебя выручить, а теперь, когда мне срочно нужны деньги, ты решила меня напарить!»

«Я не виновата, что ты не можешь удержаться на работе! – проорала в ответ мама. – И нечего на меня наезжать!»

«Я и не наезжаю, но это ты виновата, что я не получил денег! В отличие от тебя, у меня нет умственно отсталого ребенка, чтобы оплачивать счета. Ты должна мне стольник. Я ведь знаю, ты получаешь пособие или, блин, что-то там еще за этого пацана. Просто заплати мне из этих денег».

«Накося выкуси! Ты, кусок дерьма, убирайся из моего дома!»

«Где мои деньги?»

«Да получишь ты свои сраные деньги! А теперь выметайся!»

«Когда? Когда я получу деньги?»

«Убирайся! Мой малыш вот-вот вернется домой с какой-то сикильдявкой, и мне нужно подготовиться к их приходу».

«Так когда я получу свои деньги?»

«Пошел вон, а не то я позвоню копам и скажу, что ты снова водишь машину без прав».

«Сука поганая!»

Кевин хлопнул задней дверью примерно в тот самый момент, когда датчик дыма, подпитавшись горевшей на кухне едой, пронзительно заверещал. Я посмотрел на Филлис и увидел, что она постаралась опустить заслонки в мозгу, но, увы, слишком поздно, чтобы забыть о новом жизненном опыте, который наверняка в будущем станет предметом нескольких психотерапевтических сеансов. Мне хотелось извиниться, все объяснить, а еще лучше – провалиться сквозь землю, проскользнуть через трещины в досках крыльца. Но вместо этого я взял Филлис за плечи, развернул и проводил до угла, сказав последнее «прости». На следующий день в школе Филлис старательно избегала меня в коридорах, что было даже к лучшему, так как я тоже ее избегал. После этого я никогда не встречался с девушками больше двух месяцев, потому что во второй раз точно не пережил бы подобного унижения.

Я думал о Филлис, когда готовил спагетти для обеда с Лайлой. Впервые в жизни я мог пригласить девушку к себе домой и не волноваться, что ждет меня за порогом. Хотя опять же я не приглашал девушку к себе домой. Это не было свиданием, несмотря на кучу времени, которое я потратил на наведение красоты: я тщательно причесал волосы, использовал чуть больше дезодоранта, чем обычно, и капельку одеколона, специально подобрал одежду, которая словно говорила: «Посмотри на меня!» – и одновременно: «Мне наплевать». Я даже заставил Джереми принять душ в моей ванной комнате в холле. И все это ради девушки, отталкивающей меня с силой миддл лайнбекера[3]. Но, черт, она была просто прелесть!

Лайла пришла в семь, в тех же самых джинсах и свитере, в которых утром ходила на занятия. Она сказала «привет», обвела глазами кухню проверить, что я уже поставил кипятить воду, после чего направилась к сидевшему на диване Джереми.

– Какой фильм сегодня смотрим, красавчик? – спросила она.

Джереми слегка зарделся:

– Может, «Пираты Карибского моря»?

– Отлично! – улыбнулась Лайла. – Мне нравится этот фильм.

Ответив ей своей фирменной глуповатой улыбкой, Джереми направил пульт дистанционного управления на телевизор, а Лайла нажала на кнопку воспроизведения.

Глядя на Джереми и Лайлу, сидевших рядышком на моем диване, я вдруг почувствовал укол ревности, но ведь именно этого я и хотел. Я использовал Джереми, чтобы заманить Лайлу к себе домой, и она пришла к нему, не ко мне. Вернувшись к спагетти, я то и дело поглядывал на Лайлу, внимание которой было разделено поровну между телевизором и стопкой бумаг на тему моего домашнего задания на кофейном столике.

– Ты что, изучаешь войну в Сальвадоре? – поинтересовалась Лайла.

– Войну в Сальвадоре? – переспросил я, бросив на нее взгляд через плечо.

Она читала передовицу на газетной полосе, которую я скопировал в библиотеке.

– У тебя тут статья о подписании мирного договора между Сальвадором и Гондурасом.

– Ах, это… Нет. Посмотри на колонку чуть ниже.

– Об этой девушке? – спросила Лайла.

– Ага. Я беру интервью у парня, который ее убил.

Лайла, на секунду притихнув, принялась читать скопированные статьи. Я заметил, как подергивалось ее лицо, когда она читала те отрывки, где описывались самые ужасающие подробности смерти Кристал Хаген. Помешивая спагетти, я терпеливо ждал ответа. Помолчав, Лайла спросила:

– Ты меня разыгрываешь?

– Что?

Она еще раз пробежала глазами статью:

– Ты что, интервьюируешь психопата?

– Ну и что здесь плохого?

– Все, – ответила Лайла. – Нет, я удивляюсь, как эти тюремные подонки умеют привлекать к себе внимание простаков! Я знала девушку, которая обручилась в тюрьме с каким-то мерзавцем. Она клялась, что он невиновен – осужден по ошибке, два года ждала его освобождения. Шесть месяцев спустя он снова оказался в тюрьме, избив ее до полусмерти.

– Карл не в тюрьме, – робко пожал я плечами.

– Он не в тюрьме?! Почему он не в тюрьме после всего того, что сотворил с этой девушкой?

– Он умирает от рака в доме для престарелых. Ему осталось жить несколько месяцев.

– И ты берешь у него интервью, потому что…

– Я пишу его биографию.

– Пишешь его историю? – спросила Лайла с плохо скрытым неодобрением в голосе.

– Это для занятий по английскому, – объяснил я почти извиняющимся тоном.

– Ты сделаешь его скандально известным.

– Это для занятий по английскому, – не сдавался я. – Один преподаватель, ну и самое большее двадцать пять студентов. Это вряд ли можно назвать скандальной известностью.

Лайла положила бумаги обратно на столик, посмотрела на Джереми и, понизив голос, сказала:

– Не важно, что это всего лишь домашнее задание. Тебе следует написать о девушке, которую он убил, или о девушках, которых мог бы убить, не окажись он в тюрьме. Это они, а не он заслуживают внимания. Его нужно тихо предать земле, никакого надгробного камня, никаких речей, никакой памяти об этом человеке. Описывая историю его жизни, ты как бы создаешь ему памятный камень, которого не должно быть.

– Продолжай, не стесняйся, – произнес я. – Скажи, что ты на самом деле обо всем этом думаешь.

Вытащив из кипящей воды длинную макаронину, я метнул ее в сторону холодильника. Макаронина отскочила от дверцы холодильника и упала на пол.

– На черта ты это делаешь? – Лайла круглыми глазами посмотрела на лежащую на полу макаронину.

– Проверяю спагетти, – ответил я, радуясь возможности сменить тему.

– Разбрасывая их по всей кухне?

– Если спагетти прилипнут к холодильнику, значит они готовы. – Наклонившись, я поднял с пола макаронину и кинул в мусорное ведро. – А эти спагетти пока еще не готовы.

Покидая сегодня «Хиллвью», я чувствовал, что у меня все получится. Айверсон обещал рассказать правду о смерти Кристал Хаген. Я стану его исповедником. И я уже не мог дождаться обеда с Лайлой. Мне не терпелось рассказать ей о Карле. Воображение рисовало мне, как Лайла заинтересуется тем, что я делаю, порадуется за меня и захочет побольше узнать о Карле. Однако сейчас, увидев ее реакцию, я понял, что лучше до конца вечера обходить эту тему стороной.

– А он признался тебе в том, что сделал, или уверяет, будто он жертва судебной ошибки? – поинтересовалась Лайла.

– Об этом он еще не говорил.

Я достал из кухонного шкафа три тарелки и отнес их на кофейный столик в гостиной. Лайла встала с дивана, взяла из того же кухонного шкафчика два бокала и присоединилась ко мне. Я убрал с кофейного столика свой рюкзак, записи и газетные статьи.

– Мы пока еще не дошли до этого пункта, – сказал я. – Он только рассказал мне, что вырос в южной части Сент-Пола и был единственным ребенком в семье. Хм… давай посмотрим… Его отец управлял магазином скобяных товаров, а мать… – я порылся в памяти, – работала в кулинарии в деловом центре Сент-Пола.

– Неужели ты веришь ему на слово и будешь записывать все, что он пожелает тебе рассказать? – Лайла поставила бокалы на стол рядом с тарелками.

– Мне также придется найти парочку дополнительных источников информации, – заявил я, возвращаясь на кухню. – Но когда речь зайдет о том, что он совершил…

– А под «тем, что он совершил» ты подразумеваешь изнасилование и убийство четырнадцатилетней девушки с последующим сожжением ее тела, – добавила Лайла.

– Ага… оно самое. Тут у меня нет других источников. Придется написать то, что он скажет.

– Значит, он может навешать тебе лапши на уши и ты все это запишешь?

– Его время практически вышло. С чего бы ему врать?

– С чего бы ему врать? – В голосе Лайлы я услышал откровенный скепсис; она стояла у кухонного прилавка, упершись растопыренными пальцами в пластиковую столешницу. – Поставь себя на его место. Он насилует несчастную девушку, убивает ее, потом сидит какое-то время в тюрьме, уверяя сокамерников, тюремных надзирателей, адвоката – короче, любого, кто готов его выслушать, что он невиновен. А теперь он уже одной ногой в могиле. Неужели ты действительно думаешь, будто он признается, что убил эту девушку?

– Но он умирает. – Я метнул очередную макаронину в сторону дверцы холодильника, и она прилипла.

– Что подтверждает мою точку зрения. Не твою, – произнесла Лайла с видом опытного участника дебатов. – Он подталкивает тебя к написанию этой статейки…

– Биографии.

– Без разницы. И в университете появится письменный доклад, где он будет представлен как жертва.

– Он хочет сделать предсмертное заявление. – Я переложил спагетти в дуршлаг, чтобы промыть.

– Не поняла. Что он хочет сделать?

– Предсмертное заявление… Он так это называет. Это заявление, содержащее чистую правду, потому что человек не хочет умирать с ложью на устах.

– А умирать с таким грузом, как убийство, за плечами? Ты разве не видишь в этом своеобразную иронию?

– Это разные вещи, – ответил я.

Хотя прямо сейчас я не мог объяснить, почему это разные вещи. Мне было не пробиться сквозь ее логику. Каждый поворот кончался заблокированной дорогой, поэтому в знак признания своего поражения я принес на кофейный столик спагетти и разложил их по тарелкам. Захватив сковородку с соусом маринара, Лайла присоединилась ко мне. Она начала выкладывать соус, но внезапно остановилась, ухмыльнувшись, как Гринч – похититель Рождества.

– Ой, у меня идея, – сказала она.

– Я даже боюсь спросить какая.

– Его осудило жюри присяжных, да?

– Угу.

– А значит, был судебный процесс.

– Полагаю, что так.

– Ты можешь изучить материалы его дела на процессе и тогда будешь точно знать, что там произошло. У тебя будут свидетельские показания, а не только его версия.

– Его дело? А разве такое возможно?

– Моя тетя – помощник юриста в юридической фирме в Сент-Клауде. Она должна знать.

Лайла вытащила из кармана сотовый телефон и, прокрутив список контактов, нашла номер своей тети. Я протянул Джереми бумажное полотенце вместо салфетки, чтобы он мог начинать есть, после чего прислушался к окончанию разговора Лайлы с ее тетей.

– Итак, дело принадлежит клиенту, а не адвокату, да?.. И как мне это выяснить?.. А они что, до сих пор это хранят?.. Можешь скинуть мне это на электронную почту?.. Отлично. Спасибо большое. Ладно, мне нужно бежать. Непременно. Пока-пока. – Лайла выключила телефон и повернулась ко мне. – Все очень просто. У бывшего адвоката Айверсона должно быть его дело.

– Но ведь прошло тридцать лет, – удивился я.

– Здесь дело об убийстве. Тетя сказала, дело должно до сих пор храниться у них.

Я взял копию газетных статей и стал пролистывать, пока не нашел фамилию адвоката.

– Его зовут Джон Петерсон. Он был государственным защитником от Миннеаполиса.

– Ну, это уже кое-что, – отозвалась Лайла.

– Но как нам получить у адвоката дело?

– А вот тут начинается самое приятное. Дело не принадлежит адвокату. Оно принадлежит Карлу Айверсону. Это дело Карла, и адвокат обязан его отдать. Моя тетя пошлет по электронной почте форму заявления, которую ему необходимо подписать для того, чтобы запросить дело, и они обязаны его отдать или лично ему, или его представителю.

– То есть все, что мне нужно сделать, – это уговорить Карла подписать заявление, да?

– Ему придется его подписать. Если он не подпишет, значит все, что он говорил, – полное фуфло. Либо он подписывает заявление, либо остается лживым ублюдком, который играет с тобой втемную, отказываясь признаваться в содеянном.