Жизнь мага. Алистер Кроули

ГЛАВА 15 Магистр из Чефалу

Вернувшись в Британию, Кроули сразу же направился к своей тётушке в Кройдон, в тот самый дом, который граф Цеппелин пропустил во время бомбардировки. Здесь он остановился на пару недель. «И вот я снова, — писал он одному из своих сподвижников, — благополучно вернулся домой. Не только война не изменила ничего в доме моей тётушки, где я на этот раз поселился, но с самой коронации королевы Виктории здесь не был передвинут ни один предмет мебели». У Кроули были все основания полагать, что, сидя в этом провинциальном болоте, он не привлекает к себе внимания, однако это было не так. Несмотря на то что власти его не потревожили, пресса была расположена к нему отнюдь не столь доброжелательно. Уже через несколько дней после возвращения Кроули на его горизонте возник один из старых врагов. Это был Горацио Боттомли.

По-прежнему руководя газетой John Bull, Боттомли приобрёл определённую известность. В 1909 году в качестве члена парламента от партии либералов от Южного Хакни он был обвинён в мошенничестве, но вскоре оправдан. Два года спустя он вынужден был объявить себя банкротом, но, опять же благодаря искусным действиям, ему удалось не потерять загородный дом и виллу во Франции, оформив их на имя жены. В 1912 году он вышел из состава парламента, но, когда разразилась война, снова повился на общественной арене, уже патриотом. John Bull прославилась благодаря патриотической пропаганде и шовинистическим статьям. К 1915 году Боттомли был уже известным человеком, вёл колонку в Sunday Pictorial, а когда закончилась война, расплатился по своим долгам, баллотировался в парламент в качестве независимого кандидата и, одержав блестящую победу, занял своё старое парламентское место.

Боттомли уже печатал однажды в своей газете обличительную статью, направленную против Фрэнка Харриса, но теперь, когда Кроули снова вернулся в страну, Боттомли ещё более утвердился в своих взглядах и начал одну из самых грязных кампаний в истории британской прессы. Кроме того, его газета стала одним из первых образцов ориентированного на сенсации таблоида, агрессивно нападающего на отдельных людей. Номер газеты за 10 января 1920 года вышел с центральным заголовком: «Ещё один предатель наказан — деяния и проступки печально известного Алистера Кроули». Точно не известно, где Боттомли раздобыл информацию, но весьма вероятно, что для получения её он использовал свой парламентский пост. В статье кратко рассказывалось о том, чем Кроули занимался в Америке, сам он именовался «мерзавцем», а правительству предлагалось принять в отношении него меры. Что касается Кроули, то внешне он сохранял полное безразличие, хотя в душе, должно быть, испытывал беспокойство и раздражение. Он мог бы обратиться в суд, чтобы на деятельность Боттомли наложили судебный запрет, он мог бы даже подать на него иск — однако он не сделал ни того, ни другого. Джордж Сесиль

Джоунс написал Кроули письмо, убеждая его предпринять против Боттомли какие-то действия. Пытаясь уговорить Кроули подать на Боттомли в суд, он заставил вмешаться даже Оскара Экенштайна, хотя тот был серьезно болен (ему оставалось жить не более года). Но Кроули был твёрд.

Боттомли продолжал свои нападки, однако не слишком долго. Вскоре Боттомли поссорился с одним из своих деловых партнёров, который, как утверждал Боттомли, затем подал на него в суд. Этот суд закончился не в пользу Боттомли. Во время судебного процесса была обнародована значительная часть как личной, так и деловой жизни Боттомли, и судом был назначен специальный человек для расследования и анализа его деятельности. В марте 1922 года его обвинили в мошенничестве, а через два месяца он был признан виновным. Его приговорили к семи годам тюремного заключения. Лишённый своего парламентского статуса, он был освобождён из тюрьмы в 1927 году и умер через шесть лет в нищете и безвестности. Кроули впоследствии утверждал, что это он при помощи магических средств спровоцировал гибель своего мучителя.

Однако определённый ущерб Кроули был нанесён. Его скверная репутация, сгладившаяся в общественном сознании в течение трудных военных лет, обрела новую жизнь. Отныне она не покинет его никогда.

Во время обличительной кампании, развязанной газетой John Bull, Кроули не было в Англии. 2 января 1920 года он отправился в Париж не для того, чтобы избежать нападок прессы, но потому, что он неуютно чувствовал себя в своей стране. Ему было скучно, он ненавидел английскую ограниченность, присущую англичанам узость взглядов и осторожность. Он знал также, что теперь, когда его ославили как мошенника, мерзавца и предателя, у него не осталось никаких возможностей провозгласить Закон Телемы и проповедовать доктрину, выраженную лозунгом «Делай что желаешь…», среди представителей столь закоснелой нации. Полуголодная жизнь, которую ему нередко приходилось вести в Америке, ослабила его здоровье. Он жестоко страдал от астмы и бронхита, ему необходимо было перезимовать в более мягком климате. Он чувствовал себя настолько больным, что, будучи в Лондоне, нанёс визит доктору Гарольду Бэтти Шоу, который был его личным врачом с 1898 года и работал в хирургической клинике на Гоуэр-стрит. Шоу прописал своему пациенту препарат, который считался действенным при заболеваниях бронхов. Это был героин.

Героин, который изготавливали из морфия, в свою очередь получаемого из опиума, с начала века прописывался в качестве средства от респираторных заболеваний, причём поначалу считалось, что он не вызывает привыкания. Тем не менее к 1910 году об опасности привыкания к этому наркотику было хорошо известно. Несмотря на это, некоторые врачи продолжали прописывать его своим пациентам вплоть до середины 1920-х годов. Героин применялся как для лечения респираторных заболеваний, так и в качестве мощного обезболивающего. Кроули не отказывался принимать наркотик: у него было j более чем достаточно опыта в экспериментах с наркотиками, и привыкание совершенно его не волновало. В своей статье о приёме наркотиков, напечатанной в 1916 году в Vanity Fair, он написал: «Единственный недостаток, касающийся употребления наркотиков, заключается в том, что организм слишком быстро приспосабливается к наркотику и эффект от него уменьшается; для слабых людей всегда существует опасность привыкания, тогда наркотик из слуги превращается в хозяина, и за мимолётную иллюзию пребывания на небесах приходится платить вечными адскими страданиями». Если человек обладает достаточно сильным характером и волей, утверждал Кроули, никаких проблем нет. Чтобы не поддаться привыканию, нужно только проявить волю. Кроули проверил это на себе самом. Он принимал гашиш, ангалониум и кокаин, и у него не возникло привыкания: даже опиум не смог поработить его. Однако Кроули не учёл, что гашиш и кокаин вызывают привыкание на психологическом, а не физиологическом уровне и что в небольших количествах опиум также может переноситься организмом без физиологического привыкания.

С героином всё обстояло совсем не так. Он вызывал сильное и притом физиологическое привыкание. Так что Кроули с самого начала, несомненно, оказался на крючке.

Помимо всего прочего, у Кроули сохранилась острая проблема нехватки денег. Его имущество представляло собой не что иное, как стопки непроданных экземпляров им же написанных книг, а также библиотеку ценной оккультной литературы, которую он для сохранности оставил в Болескине, предполагая, что в один прекрасный день вернётся туда, а также надеясь таким образом сохранить некоторые права на дом. Желая понять, какое количество наличных он всё же может получить, Кроули должен был выяснить, чем ОТО владеет в Британии. Перед отъездом в Америку Кроули поручил ведение финансовых дел ОТО Джорджу Макни Коуи, который был художественным редактором эдинбургского издательства Нельсона и главным казначеем ОТО. Коуи, по словам Кроули, изменился за время войны. Поначалу он время от времени посылал Кроули чеки, чтобы тому было на что жить в США, но с 1915 года превратился в ярого противника Германии и, считая Кроули предателем, начал систематически — как утверждает Кроули — обворовывать его самого и ОТО, присваивая те деньги, которые должны были поступать в организацию и её лидеру. Если верить Кроули, Коун взял всё управление Болескином на себя и за бесценок распродал всё, что было в доме. Когда Кроули наконец удалось заглянуть в счета, он пришёл в ужас: мебель, общая стоимость которой превышала 1000 фунтов, была продана за 143 фунта.

Но последний удар обрушился на Кроули в 1919 году, когда Коуи продал Болескин. Поместье, которое время от времени сдавалось внаём, постепенно ветшало, и на содержание его стало вскоре уходить больше денег, чем платили арендаторы. Имение было куплено некой Дороти К. Брук, жившей в Лондоне по адресу Норт-гейт, 60, у Рид-жент-парка, за 2500 фунтов, сумму, которую заплатил за него сам Кроул и много лет назад. Кроул и и Лейла Уаддел, будучи в это время в Нью-Йорке, подписали отказ от всех прав на имение. Подпись Кроули гласит: «Алистер Святой Эдвард Кроули (прежде именовавшийся Алистером Мак-Грегором)».

Тот факт, что Кроули не получил от продажи дома ни пенни, мучил его многие годы. В конце 1930-х годов Кроули попросил своего друга-литератора Чарлза Ричарда Кэммела, с которым он познакомился в 1936 году и который стал впоследствии первым его биографом, когда тот поехал в Шотландию, побывать в Болескине и выяснить, что стало с библиотекой Кроули. Кэммел обратился с этим вопросом к тогдашним владельцам дома и выяснил, что все книги Кроули были проданы с аукциона в Инвернессе. В таком провинциальном городе за них, разумеется, нельзя было выручить ничего даже приблизительно напоминающего их истинную стоимость.

С довольно оптимистических позиций Кроули оценил стоимость своих собственных напечатанных книг в 20 тысяч фунтов. Большинство экземпляров хранилось в издательстве Chiswick Press, но издательство отказывалось продавать их до тех пор, пока Кроули не заплатит за хранение 350 фунтов, — у него же попросту не было таких денег.

Десятого января 1920 года Лия приехала в Париж из Швейцарии вместе со своим сыном Ханси. В это время срок её беременности уже приближался к концу. Кроули и Лия сняли дом в Фонтенбло, где вместе с ними поселилась молодая женщина, с которой Лия познакомилась на корабле по пути из Америки. Нинетт Шамуэй, урождённая Фро, была француженкой по происхождению и работала в Америке гувернанткой. Она была вдовой. Муж её погиб в автокатастрофе, и она осталась со своим трёхлетним сыном по имени Говард. Когда Кроули впервые увидел её, он пришёл в ужас. «В её лице не было ни кровинки, она никла, как увядающий цветок, и апатично волочила за собой своего ребёнка, такого же безжизненного, как она сама». Она рассказывала, что «перенесла нервный срыв и находилась на грани самоубийства». Кроули немедленно решил вернуть к жизни и её, и мальчика.

Через десять дней Кроули отправился в Париж, чтобы закупить кое-каких материалов для рисования, благодаря тому, что Нинетт Шамуэй немного пополнила его кошелёк. Там он встретил Джейн Шерон, которая подарила ему тщательно выполненную ею вышивку на шёлке, изображавшую ту стелу, которую Кроули и Роуз видели в музее Каира в 1904 году. Кроули расспросил её, откуда она взяла рисунок. Она ответила, что нарисовала его во сне, когда проходила на юге Франции лечение от опиумной зависимости, причём до этого она видела это изображение в одном из выпусков «Равноденствия». Кроули, чья жизнь в тот момент шла не так, как он когда-то задумал, сразу расценил это событие как знак, указывающий на то, что ему следует продолжить дело своей жизни.

Ощутив прилив энергии, Кроули вернулся в Фонтенбло и взялся за дело, намереваясь помочь Нинетт прийти в себя и вернуть утраченную красоту. Он совершал с ней лесные прогулки, и она подпала под его мощное обаяние. Здоровье её поправилось, и она стала третьей в союзе Кроули и Лии, у которой вот-вот должен был родиться ребёнок.

Двадцать шестого февраля Лия родила девочку, которую назвали Энн Лея, но она очень скоро получила прозвище Пупэ, Кукла, как её назвал маленький Говард Шаму-эй. Вскоре после этого Нинетт, уже принимавшая к тому времени участие в ритуалах сексуальной магии, объявила, что беременна. В сущности, она получала удовольствие от участия в этих церемониях. В её магическом дневнике, на ведении которого настоял Кроули, она в довольно грубых выражениях описывает свои действия. Кроули утверждал, что этот дневник не подлежит публикации, поскольку Нинетт была необразованной женщиной и не владела приёмами вежливого иносказания.

В этот период улучшилось здоровье не только Нинетт, но и её сына, поскольку Кроули брал его и Ханси на прогулки, занимался с мальчиками скалолазанием, учил их боксу и наблюдал за ними как педагог-теоретик. Он был заворожён тем, как мальчики подходили к решению одной и той же задачи абсолютно разными путями. Тем не менее он записал в своём дневнике 15 марта: «Я готов удрать в какую-нибудь страну, где не знают, что такое дети», а о Ханси он сделал следующее замечание: «Он или гений, или негодяй; третьего не дано».

Однако в жизни у Кроули были более серьёзные пробле-, мы, чем те, которые создавали два маленьких мальчика и младенец. Нинетт влюбилась в Кроули и стала жестоко ревновать его к Лии. Не имея никакого представления о Законе Телемы и будучи не в состоянии понять характер Кроули и его специфические представления о морали, Нинетт не могла взять в толк, как Кроули может одновременно находиться в любовной связи с ней и с Лией. Кроули попытался объяснить, как это возможно и почему Лия была для него важна, но его объяснения не дошли до сознания Нинетт. Она просто не могла понять магических аспектов их отношений.

Кроули был очень озабочен капризами и нетерпимостью, вызванными женской ревностью. Он думал над тем, каким образом они с Лией могли бы основать общину, где начинающие занимались бы магией и изучали основы Закона Телемы. Оба они уже некоторое время подумывали над этим, но именно теперь, по мнению Кроули, настало время воплощения их намерений. Основание общины, которая была бы организована по типу монашеской, но где царила бы сексуальная свобода, могло бы способствовать достижению нескольких целей. Оно обеспечило бы приток новообращённых, среди которых можно было бы проповедовать слово «Книги Закона» и которые могли бы пополнить кошелёк Кроули.

Какое бы место ни было выбрано для основания общины, оно должно было быть достаточно уединённым и удалённым, чтобы члены общины могли совершенствоваться в магии вдали от любопытных глаз и в особенности от прессы. В идеале общину следовало основать за пределами Англии; если же подобрать страну с тёплым климатом, это бы одновременно разрешило проблемы со здоровьем Кроули.

Кроули замыслил свою общину не только как объект реализации своих идей, но и как убежище, где можно укрыться от лицемерия большого мира. Она будет, — писал он, —

Кроули был глубоко убеждён, что в обществе назревает кризис. По его мнению, моральные устои современного ему общества были антидемократичными и противоречили духу индивидуальности, которой Кроули придавал столь большое значение. В этих условиях единственная надежда заключалась в новом религиозном движении, которое позволит каждому полностью реализовать свой потенциал и достичь своих истинных целей. Кроули подчёркивал, что в основе его учения лежит некая фундаментальная проблема. Индивидуальность, в том виде, как он её понимал (и как сам её практиковал), представляла собой угрозу для существующего порядка и должна была предпринять максимум усилий, чтобы этот порядок подорвать, причём самый мощный из возможных ударов мог быть нанесён в области сексуальных отношений.

Секс, в понимании Кроули, представлял собой наивысшую форму порабощения одного человека другим. Это обстоятельство, по его мнению, являлось величайшей, фундаментальной проблемой общества, проблемой, пронизывающей всю жизнь и касающейся каждого её аспекта. Кроули испытывал отвращение к тому, как традиционные религии, и особенно христианство, навязали человечеству свою сексуальную мораль в ответ на дохристианское язычество. Идеи целомудрия, моногамии и верности противоречили, по мнению Кроули, сущности человеческого духа и подавляли индивидуальность. Кроме того, христианские нормы устраняли из секса радость и наслаждение, превращая акт любви в «физиологическое отправление, мало чем отличающееся от дефекации». В автобиографии Кроули утверждал, что основой «Книги Закона» была фундаментальная идея о том, что «каждый человек имеет полное право удовлетворять свой сексуальный инстинкт тем способом, который является для него психологически наиболее подходящим. Единственным ограничением является наказ относиться ко всем подобного рода актам как к таинствам».

Подобная идея в 1920-е годы выглядела нелепой, но в современном отношении к сексу она занимает центральное место. Следует сделать единственную поправку: хотя современному человеку позволено заниматься сексом многими разными способами — например, гомосексуализм больше не является преступлением, — никто не считает сексуальный акт священным. Получается, что урок Кроули был воспринят только наполовину. Подводя итог, можно сказать, что, хотя его сексуальная философия далеко опередила своё время, его идеи всё же уходили корнями в прошлое. В контексте сексуальной революции XX века Кроули был переходной фигурой, увенчавшей собой бурный период 1920-х годов. Тем не менее в том, что касается секса, он сохранил некоторые старомодные викторианские представления. Например, он полагал, что «телесные выделения при подавлении сексуальных желаний просачиваются в ткани тела, отравляя их. Семя, не расходуясь и накапливаясь в излишних количествах, затрудняет работу мозга, так же, как избыток желчи: в результате появляются отклонения в психическом и моральном состоянии человека».

Первого марта, после гадания по «И-Цзин» (китайской «Книге перемен»), Кроули выбрал в качестве места для основания Аббатства Телемы деревню Чефалу на Сицилии. По-прежнему не известно, как было выбрано имен-но это поселение. Кроули часто — иногда по нескольку раз в день — обращался к «Книге перемен», но название конкретного пункта пришло к нему не из воздуха. Вероятнее всего, он заглядывал в атлас и, выбрав место, которое казалось ему наиболее подходящим для его целей как в материальном, так и в духовном плане, проверял его при помощи гадания по «И-Цзин».

Чефалу, находившаяся в сорока милях от Палермо, — маленькая, старая рыбацкая деревня, дата основания которой уходит в глубь веков, в дохристианские времена. Над деревней возвышались величественный собор эпохи норманнов и Рокка ди Чефалу, отвесная скала, увенчанная мегалитическими руинами, которые греки в V веке дон. э. приспособили под храм. Это было именно то, чего искал Кроули. Здесь был мягкий климат, а местность обладала древней историей, что создавало нужную атмосферу; проживание обходилось недорого, а сама деревня располагалась в стороне от оживлённых дорог.

Как только решение было принято, Кроули начал готовиться к переезду. Лия с Пупэ, выписавшись из больницы 8 марта, поехала в Лондон, где остановилась в доме тётки Кроули в Кройдоне. Здесь Лия уладила некоторые деловые проблемы Кроули. Пробыв в Фонтенбло ещё несколько дней, Кроули, Нинетт и двое маленьких мальчиков, Хан-си и Говард, отправились на Сицилию через Марсель и Неаполь, где в гостинице «Метрополь» 27 марта Нинетт и Кроули занимались магическим сексом («per vas ne-fandum»), что должно было помочь им в их путешествии. 31 марта они прибыли в Чефалу, где, проведя одну ночь в какой-то ветхой гостинице, были представлены некоему. агенту по недвижимости, которого звали Джордано Джозус и который посоветовал им осмотреть виллу Санта-Барбара. Едва взглянув на виллу, Кроули немедленно дал согласие её снять и принялся нанимать слуг из местных жителей для ухода за домом.

Всё это стало возможным благодаря тому, что Кроули неожиданно получил в виде наследства 700 фунтов, которые были выплачены ему в три приёма. Как раз одной из этих выплатой воспользовался, чтобы профинансировать основание своей общины. Нечего и говорить, что этот временный приток наличных быстро иссяк. На эти деньги Кроули приходилось содержать себя, двух женщин и трёх детей, а также тратиться натекущие нужды общины. Всю оставшуюся жизнь Кроули существовал благодаря случайным источникам дохода, будь то небольшое наследство, пожертвование от учеников, друзей или членов ОТО, или гонорар за статью в печатном издании. Его возмущала нищета, на грани которой он жил, он, вероятно, сожалел о расточительстве, которому предавался в молодости, однако не сдавался, проявляя истинно кроулианский стоицизм.

Первым днём существования Аббатства Телемы (известного также как Collegium ad Spiritum Sanctum или попросту вилла Санта-Барбара) можно считать 2 апреля, когда Кроули, Нинетт и мальчики въехали в дом. Лия прибыла через двенадцать дней вместе с Пупэ, которая была больна. Вместе Кроули и Лия подписали контракт на аренду дома, причём Лия назвала себя графиней Лея Харкурт а Кроули подписался как сэр Аластор де Керваль. Была заказана и отпечатана дорогая почтовая бумага, причём как Кроули, так и Лия заказали себе визитные карточки: на карточке Кроули значилось «Зверь 666», а на карточке Лии было написано «Алая Женщина Алострад 31 -666-31». В качестве адреса было указано Аббатство Телемы.

Сказать, что расположение дома было идиллическим, — это ничего не сказать. Вилла Санта-Барбара стояла на холме над Чефалу, и вид из неё открывался на четыре мили вокруг. Как Кроули восторженно писал в своём дневнике, а позднее в романе «Дневник наркомана», над домом возвышались скалы,

Ниже их дома, неподалёку от деревни под названием Л а Калура, находился скалистый полуостров, который можно было использовать как пляж. Повсюду росли узловатые оливы, меж их стволов вилась удобная дорожка от берега до самого дома. Здесь росло даже два персидских ореховых дерева: такие же, по воспоминаниям Кроу-ли, он видел на вилле Калдараццо в 1911 году.

Расположение дома было прекрасным, чего нельзя было сказать о самом доме. Он представлял собой не что иное, как большой, длинный фермерский особняк, выстроенный из камня, с толстыми стенами и крышей из желобчатой черепицы. Дом был одноэтажным, в нём было шесть комнат, пять из которых выходили в шестую, центральную. В доме не было электричества, газа и канализации, но он хорошо снабжался водой. Обстановку дома. составляла грубая деревенская мебель, да и той было немного. Для стирки и купания предназначался внутренний двор. При сдаче дома к нему прилагалась коза, которая давала молоко.

Вскоре Кроули приспособил дом для своих целей. Центральную комнату он превратил в храм. В центре её был установлен разноцветный шестигранный алтарь около трёх футов в высоту, на котором в окружении свечей хранилась «Книга Закона» и различные магические принадлежности, в том числе колокольчик, потир, меч и блюдо, на котором лежали Пирожные Света. Рядом с «Книгой Закона» лежала Регистрационная книга, представлявшая собой дневник событий, происходящих в общине, и церемоний, проведённых в храме. Пол в доме был сделан из терракотовых плиток, поверх которых вокруг алтаря был нарисован тёмно-красный круг с голубой пентаграммой внутри. На месте одного из углов пентаграммы стоял трон, на котором восседал Кроули перед жаровней с курившимися на ней благовониями. По остальным четырём углам пентаграммы были расставлены трёхногие стулья.

В течение нескольких дней Кроули активно работал. Он писал, проводил ритуалы, занимался магическим сексом с Лией и Нинетт, совершал альпинистские восхождения, гулял по горам, рисовал и строил планы. Кроме того, он принимал впечатляющий коктейль из наркотиков как в магических, так и в медицинских целях. Впервые за долгое время Кроули чувствовал удовлетворение. В автобиографии он писал об этом периоде так: «Меня не заботило общественное мнение. Меня не волновала слава или успех. Я был абсолютно счастлив в моём уединении. Я располагал всем своим временем и мог посвятить его работе. Мне ничто не мешало, не было ничего, что могло бы служить для меня искушением или отвлечь меня: Чефалу — это воплощение моих представлений о рае».

За несколько последующих лет Кроули создал удивительное количество литературных и магических трудов. Он исследовал всевозможные магические вопросы, редактировал свои эссе, вёл подробные дневники, составил комментарий к «Книге Закона» и переделал третью часть «Книги четвёртой». Помимо всего этого, он вёл переписку с сотнями людей по всему миру. Он собирался даже снова начать печататься за собственные деньги и подумывал о покупке ручного пресса, чтобы самому печатать собственные тексты, которые продавались бы по десять гиней каждый, а также литографии. Тем не менее план был отвергнут: должно быть, Кроули понял, что издаваться за свой счёт практически означает выбрасывать деньги на ветер.

Когда Кроули был свободен от литературных и магических занятий, он рисовал. С технической точки зрения его работы по-прежнему относились к наивному искусству, однако они стали более интересными и тонкими: практикуясь в живописи, Кроули приобрёл определённые навыки. Не все его картины были выполнены на холсте или дереве. Он начал покрывать росписями стены дома. Некоторые из этих изображений представляли непристойные сцены сексуальной магии. Среди них было изображение бога Пана, совершающего акт мужеложства с каким-то человеком, причём семя Пана попадает на присутствующую здесь же Алую Женщину. Другие изображения были описаны Кроули в его дневнике, в том числе женщина со светлыми волосами и её любовник-негр, девять любовников самых разных видов, за которыми наблюдает пятнистая собака, а рядом стоит миска с фантастическими рыбами, длинноногие лесбиянки и девушка-таитянка с любовником-евразийцем. Эти эротические картины должны были приучить посетителей дома к тому, что секс имеет на его территории самое важное значение. «В Аббатстве Телемы в Чефалу, — писал Кроули, — секс изучается научным, образом без стыда и без всяких ухищрений. Все виды страсти подвергаются физиологическому апробированию; любые действия разрешены, если они не причиняют вреда другим; любые действия одобряются, если они не приносят вреда тому, кто их совершает. Эта свобода, цель которой далека от того, чтобы разжигать сладострастие, разрушает одержимость сексом». В противоположность легенде, которая распространилась по поводу дома в Чефалу, далеко не все настенные росписи были эротическими. Многие из них изображали вымышленные пейзажи или запечатлевали образы, увиденные Кроули во сне.

А поскольку сны Кроули по большей части носили на себе отпечаток влияния наркотиков, которые он принимал, цвета на этих картинах были чаще всего яркими и чистыми.

Время от времени Кроули на поезде отправлялся в Палермо, где делал покупки, встречался с проститутками или добывал наркотики у наркоторговца Аматоре, с которым он познакомился. Иногда Кроули оставался на ночь в «Отель де Пальм», а иногда, хоть и гораздо реже, садился на корабль и плыл в Неаполь, чтобы провести день-два с местными проститутками. Как бы ни был он счастлив в Чефалу, всё же иногда ему становилось скучно с его двумя женщинами и их шумным потомством. Кроме того, атмосфера в доме накалялась их взаимной ревностью.

Нинетт ревновала к Лии с самого начала, но Лия и сама была по натуре ревнива. Она приходила в ярость, если видела, что Кроули обратил внимание на другую женщину, а Нинетт, по меньшей мере однажды, угрожала Кроули одним из заряженных револьверов, которые были разложены по всей вилле на случай нападения со стороны сицилийских бандитов, если бы те решили спуститься с холмов. 20 апреля Кроули намеревался провести обряд магического секса с Лией и Нинетт, которых именовал соответственно Первой Наложницей Зверя или Алой Женщиной и Второй Наложницей. Во время церемонии женщины начали ссориться. Нинетт выбежала из дома в слезах. Кроули бросился за ней. Обыскав склон горы, он примерно через час нашёл её и привёл домой, где они обнаружили опьяневшую от коньяка Лию. Обе женщины, одинаково распалённые ревностью друг к другу, снова принялись ссориться. Кроули не стал вмешиваться и успокоил себя, закурив опиумную трубку.

На следующий день о ревности временно забыли, потому что всех обеспокоила Пупэ. Ребёнок перестал есть и чахнул день ото дня. Кроули, очень обеспокоенный здоровьем девочки, телеграфировал в Неаполь, чтобы ему прислали лекарство от желудочных колик. Он снова и снова проверял гороскоп своей дочери, но не находил там ничего утешительного. Нет никаких сомнений в том, что Кроули любил ребёнка: он даже писал об этом в своём дневнике. Однако сейчас он не знал, что предпринять, чувствуя собственное бессилие перед лицом её болезни.

Тем временем для двух маленьких мальчиков жизнь была сплошным развлечением. Они бегали по вилле и её окрестностям, ласково называли Кроули Старым Зверем и ходили с ним купаться, гулять и лазать по скалам. Идея Кроули о раннем образовании была направлена на то, чтобы побудить мальчиков обнаружить их собственные устремления. Кроули был убеждён, что очень важно позволить ребёнку развить собственную индивидуальность, которую формальное образование стремится подавить. Ребёнку следует давать как можно больше интеллектуальных стимулов, но, нельзя силой заставлять его реагировать на них. Кроули считал, что нет смысла в целенаправленном обучении, но, если ребёнок проявляет к чему-нибудь любопытство, предмет его интереса должен быть разъяснён ему во всех подробностях. Обоим мальчикам разрешалось от начала до конца присутствовать при ритуалах сексуальной магии, что, по мнению Кроули, должно было искоренить любые сексуальные комплексы, которые могли зародиться в их детских душах.

Кроули утверждал, что поскольку мальчики имели возможность удовлетворить любое своё желание, они никогда не плакали, не лгали и не путались под ногами; тем не менее он иногда сам бежал от них, пресытившись обществом женщин и детей. Альма, сестра Лии, была другого мнения. Она считала мальчиков маленькими дикими демонами, которые если когда-нибудь и обнаружат свои истинные желания, неизбежно окажется, что эти желания отвратительны. Ханси в возрасте пяти лет уже пристрастился к курению и называл себя Зверем номер 2.

Вскоре на виллу начали прибывать первые посетители. Жизнь в Чефалу показалась им невероятно свободной — и несущей освобождение, — но в то же время строго контролируемой проводимыми ритуалами. Большинство приезжих проводило время за чтением, прогулками, купанием, приёмом наркотиков и занятиями сексом, как магическим, так и обыкновенным. В доме царил беспорядок. Дети бродили, где им заблагорассудится, собаки (в том числе та, которую недавно приобрёл Кроули, назвав её по своему капризу Сатаной) входили в дом и выходили из него без всякого присмотра, на полу валялись бутылки вперемешку с ритуальными принадлежностями. Неудивительно, что эконом, нанятый из местного населения, набожный католик, подобно большинству жителей Сицилии, не задержался в доме надолго. После того как он ушёл, за домом уже никто не следил. Еды хватало, чтобы насытиться, э она была плохого качества, потому что никто не хотел готовить на всех. Процесс поиска своих истинных желаний э включал составления графика дежурств по дому.

Существовал разработанный Кроули курс обучения, оторый посетители и жильцы дома должны были пройти, но большинство людей игнорировало его или относи-ось к нему чисто формально. Членам А.˙.А.˙., позволялось э время церемоний облачаться в свои магические одеяния, но все остальные должны были носить просторные плащи1 ярко-голубого цвета с капюшонами и широкими рукавами, похожие на академические мантии. Если в таком одеянии человек поднимал руки и держал их горизонтально, его силуэт должен был напоминать букву «Т». Мантии имели алую подкладку и подпоясывались золотыми кушаками. Мужчинам предписывалось брить головы, оставляя лишь одну прядь волос на лбу, как это делал Кроули, женщины должны были красить волосы хной. Каждый обязан был вести персональный магический дневник, читать который позволялось всем.

День начинался с рассветом, когда Лия била в гонг, созывая всех на богослужение, посвященное Ра, Солнцу. Магическая молитва предшествовала завтраку, который состоял из козьего сыра, хлеба и кофе и проходил в тишине. Молитва, которую Кроули называл Молитвой Воли, звучала так: «Делай что желаешь — таков весь закон. Что такое Желание? Вот моё желание есть и пить. Для чего? Чтобы этим укреплялось моё тело. Для чего? Чтобы я мог выполнить Великий Труд. Любовь — это Закон, любовь по желанию. Принимайтесь за еду!» Остаток дня проходил в свободном режиме, если не считать ритуалов, проводимых в определённое время, а также молитв, возносимых к Ра в полдень, вечером и в полночь. Время от времени Кроули проводил Гностическую Мессу, во время которой каждый выпивал бокал вина и ел Пирожные Света. Обедали в полдень, а ужин подавался перед самым закатом солнца, после чего читали «Книгу Закона». Вино подавали часто, и, в отличие от еды, оно всегда было превосходного качества.

В дополнение к обычным занятиям на открытом воздухе Кроули изобрёл новый вид спорта, которым можно было заниматься во внутреннем дворе виллы. Он назывался Игрой Телемы. Играли футбольным мячом, а правила игры слегка напоминали игру в пятёрки. При этом внутренний двор размечался точно так же. К мячу разрешалось прикасаться любой частью тела, а сама игра была очень быстрой и утомительной.

Наркотики в Аббатстве Телемы были, разумеется, в открытом доступе. Кроули учил, что единственный способ освободиться от пристрастия к наркотикам — это принимать их по собственному желанию и подчинить их себе при помощи Воли. В противоречие позднейшим утверждениям прессы в Аббатстве не проводились оргии с наркотиками, но кокаин и гашиш имелись в изобилии. Каждого, с кем случалась передозировка, Кроули наказывал за злоупотребление наркотиками, тогда как их нужно было лишь использовать для собственного духовного роста.

Несмотря на такое достаточно спокойное отношение к употреблению наркотиков и злоупотреблению ими, Кроули был очень обеспокоен проблемой наркотиков, но хранил это беспокойство глубоко в себе. Причиной волнений Кроули была развившаяся у него зависимость от героина. Он знал, что попал на крючок, и испытывал в связи с этим фактом одновременно стыд и раздражение: он нередко пытался порвать с пагубной привычкой, но каждый раз с новой силой к нему возвращалась астма, и он снова брался за героин, чтобы облегчить свои страдания. При всём этом, однако, он не перестал давать героин другим. В мае 1920 года Лия, когда у неё поднялась температура, получила от него дозу, которая должна была помочь ей уснуть. Ещё через два месяца Кроули упоминает в дневнике, что принял дозу героина, чтобы составить компанию Лии.

В Чефалу Кроули часто болел: в течение всей своей жизни он никогда не был абсолютно здоровым, но на Сицилии здоровье его время от времени особенно ухудшалось. Вдобавок к заболеванию бронхов у него часто бывали приступы рвоты, он плохо спал, страдал от лихорадки и диареи. У него периодически зудела кожа от героиновой ломки. Может быть, сицилийский климат и мог способствовать улучшению здоровья, но условия жизни на вилле были антисанитарными, пища — скудной и некачественной, поэтому не помогло даже множество наркотиков, которые принимал Кроули.

Несмотря на свою зависимость от героина и пристрастие к гашишу, основным наркотиком, который Кроули использовал в Чефалу, был кокаин. Этот наркотик не вызывал физиологического привыкания, но Кроули опасался, что впал в зависимость от него так же, как и от героина.

23 мая он записал в своём дневнике: «Я чувствую, как в моём разуме начинает утверждаться сама возможность наркотической ломки». Со временем его положение становилось всё более затруднительным. Он принимал кокаин в магических целях, стремясь укрепить волю, и, тем не менее, спрашивал себя: «Что сильнее, моя воля или наркотик? Я должен доказать, что я — хозяин и мастер. Как я сделаю это? При помощи кокаина!» По дневникам Кроу-ли видно, что он испробовал кокаин во всех его видах: кокаин казался ему бодрящим, его воздействие способствовало увеличению творческой энергии Кроули, и в то же время этот наркотик приводил его в подавленное, апатичное состояние. Чего с ним не произошло, в отличие от многих других любителей кокаина, так это то, что у него не развилась паранойя. 12 июля Кроули провёл сеанс сексуальной магии, направленный на то, чтобы победить пристрастие к кокаину. Во время церемонии он предложил запереть от него кокаин, чтобы тем самым вынудить его перестать принимать этот наркотик. Но продержался он недолго. Через девять дней утром у Кроули началось сильное кровотечение из носа. Кокаин и другие наркотики, которые он вдыхал или нюхал, оказывали разрушительное действие на его носовую полость. В августе Кроули записал в дневнике, что они с Лией вдохнули литр эфира, тогда как обычная их порция составляла лишь десятую часть от этого количества.

Отношения с Лией как с Алой Женщиной имели для Кроули величайшую важность. Он верил, что внутри неё обитает Великая Богиня и что во время физических (то есть сексуальных) сношений с ней он вступает в контакт с божеством. Он дал клятву повиновения Лии как Алостраэль, или своей Алой Женщине, после чего Лия совершила над ним несколько унизительных действий, чтобы он мог проверить себя. Он позволил ей жечь себя концом сигареты, а потом она заставила его есть её кал. Несмотря на это, он заявлял: «Я люблю Алостраэль; она — моё утешение, моя опора, страсть моей души, награда моей жизни, воплощение моей мечты», и всё потому, что она способствовала его магической деятельности. Она служила медиумом, при помощи которого Кроули мог вступить в контакт с астральным миром. В конце лета Лия и Кроули решили, что им вновь следует направить свои занятия сексуальной магией на то, чтобы Лия забеременела, причём вновь зачатый ребёнок должен был стать воплощением Айвасса.

Характерно, что Лия и Нинетт не были единственными женщинами, о которых Кроули оставлял заметки романтического или магического характера. Он, например, написал Хелен Холлис (которую называл Змеёй) с предложением выйти за него замуж: она отклонила предложение. В марте 1920 года, незадолго до отъезда из Парижа в Чефалу, Кроули провёл с Нинетт ритуал сексуальной магии, направленный на достижение «успеха у Эме Гуро», богатой вдовы, с которой Кроули встречался в Британии и Америке. Но она также отказалась от предложения о женитьбе.

Однако была одна женщина, которая по-настоящему завладела вниманием и воображением Кроули. Это была актриса немого кино из Голливуда, которую звали Джейн Вульф, снявшаяся в более чем тридцати фильмах. Эта женщина внимательно изучала труды Кроули и с 1917 года вела с ним переписку, однако они никогда не встречались. За это время Кроули стал в её глазах тем учителем, которого она так долго искала и который, как ей казалось, мог спасти её от самой себя. Со своей стороны Кроули, который любил ходить в кино, представлял её себе тонкой, хрупкой юной красавицей. Что в ней действительно было хрупким и ломким, так это её личность. Она принимала веронал и однажды совершила попытку самоубийства. К 1920 году их переписка приняла романтический оборот, и Кроули пригласил её в Чефалу. Возможно, он думал о ней как о своей следующей Алой Женщине.

Кроули пригласил Джейн Вульф не прямо на Сицилию, а попросил её приехать в Бу-Саада в день летнего солнцестояния. Таким образом он устраивал ей своего рода проверку, а также давал себе возможность познакомиться с ней в отсутствие Лии и Нинетт. Он выехал из Чефалу 22 июня, но затем переменил намерения и телеграфировал Джейн, прося её встретиться с ним в Тунисе, где он намеревался позаниматься гомосексуальной магией с покладистыми в этом отношении арабскими юношами. Телеграмма не дошла до Джейн Вульф, которая приехала в Бу-Саада и несколько дней ждала там своего учителя в условиях палящей жары. Тем временем Кроули отчаялся дождаться её и 10 июля вернулся на Сицилию. Наконец, устав от жизни в пустыне, Джейн Вульф и сама отправилась на Сицилию и 23 июля прибыла в Палермо, где её встретила Лия.

Первая встреча совершенно не вдохновила Джейн. Лия была одета в грязное чёрное платье, да и самой ей явно не мешало помыться. Когда Лия представила Джейн Кроули, тот был одет во что-то яркое и безвкусное, увешан множеством браслетов, а в ушах у него красовались кольца: он проколол уши в первый же день по возвращении из Туниса.

На следующий день все трое сели на поезд, шедший в Чефалу, а из Чефалу совершили пешую прогулку по оливковым рощам до Аббатства. Вид Аббатства чрезвычайно разочаровал Джейн. Это место вызвало «физическое отвращение, и, по мере того как шло время, я всё более явно ощущала омерзительный запах, который окутывал дом и его окрестности; казалось, что он поднимался до самого неба. Я не могла дышать». Не меньшим разочарованием стала для Кроули и она сама. Он совсем не так представлял себе кинозвезду. Блистательной юной красавицей она не была. Достаточно сказать, что она была на шесть месяцев старше его, несколько по-мужски стригла волосы и имела коренастую фигуру. Кроме того, она носила грубые башмаки и твидовые юбки. Причиной предположения Кроули о более юном возрасте Джейн было то, что она солгала ему по поводу своего возраста. Эта ложь значительно исказила астрологические прогнозы, которые в отношении неё составлял Кроули. Составив новый гороскоп, он обнаружил, что её любовь к нему была на самом деле не более чем любопытством. Ей не суждено было стать его новой Алой Женщиной. В сущности, сомнительно даже то, занимались ли они с Кроули сексуальной магией. Однако к изучению магии Джейн относилась всерьёз.

Как только Джейн Вульф появилась в Аббатстве, Кроули посвятил её в А.˙.А.˙., начав учить её йоге и курению опиума. Она была шокирована поведением остальных те-лемитов, как называли себя члены общины, но со временем примирилась с местными нравами. Кроули соорудил для неё простую хижину неподалёку от виллы, забрал у неё все вещи и одежду, вручил простое шерстяное платье, карандаш и блокнот, где она должна была вести свой магический дневник, и изолировал её от всех. Никому не разрешалось приходить к ней, но каждый вечер к Джейн посылали Говарда, который приносил ей пропитание на завтра: виноград, хлеб и воду. В течение нескольких недель, как когда-то Нойбург в Болескине, она страдала от множества неудобств, но со временем привыкла и к завершению срока такой уединённой жизни обрела глубокое спокойствие и внутреннюю умиротворённость. Оставшись, она затем прожила в Аббатстве почти столько же, сколько и сам Кроули, работая его секретарём, а также помогая ему делать некоторые из неэротических настенных росписей и пытаясь поддерживать в доме хотя бы видимость чистоты и порядка.

В сентябре 1920 года Кроули и Лия, которая снова была беременна, отправились в Неаполь. Кроули нужен был дантист, а Лии — глазной врач. Ненадолго заехав на Капри, они вернулись в Чефалу, где их ожидала трагедия. Пупэ, которая постоянно болела с самого рождения, почувствовала себя ещё хуже. Её отправили в больницу в Палермо, где она умерла 14 октября. Кроули был безутешен. Через шесть дней трагедия усугубилась тем, что у Лии произошёл выкидыш. Не случись этого, Лия родила бы мальчика, первого сына Кроули и воплощение Айвасса. Из всех этих несчастий Кроули сделал вывод, что не следует ни сосредоточиваться на прошлом, ни строить планов на будущее: жизнь преходяща, и значение имеет лишь то, что происходит сейчас. Он решил сконцентрироваться на своей миссии проповедника Закона Телемы, даря свою любовь не только горстке избранных, но всему человечеству.

Обезумев от своей потери, Лия стала неуправляемой и обвинила Нинетт, которая сама была на восьмом месяце беременности, в том, что та магическими средствами спровоцировала выкидыш. Кроули сумел завладеть магическим дневником Нинетт, чтобы посмотреть, на самом ли деле это было так. Он был глубоко шокирован прочитанным. «Я был чрезвычайно напуган, — писал он в своём — дневнике, — тем, сколь ужасно человеческое сердце. Я никогда не подозревал, что такое возможно». В результате всего этого Кроули изгнал Нинетт из Чефалу, запретив ей возвращаться раньше, чем родится её собственный ребёнок. Ей не пришлось долго ждать. 26 ноября она родила дочь, которой дали имя Астарта Лулу Пантея, причём первое слово было именем проститутки, считавшейся одним из прежних воплощений Кроули.

За несколько дней до этого на виллу прибыл Сесиль Фредерик Рассел, один из первых американцев, вступивших в А.˙.А.˙., который познакомился с Кроули в Нью-Йорке летом 1918 года. В прошлом он служил в Военно-морском флоте США, а теперь выполнял самую простую работу в военно-морском госпитале в Аннаполисе. От военной службы Рассел был отстранён за передозировку кокаина, спровоцированную чтением «Равноденствия» с рассуждениями Кроули о наркотиках и магии. К сожалению, Рассел был неотёсанным малым. Кроули утверждал, что он покрыт «скорлупой стопроцентно американской вульгарности, под которой скрывается Великий Посвященный». Он нередко казался суровым и был склонен к дурному настроению, но вместе с тем прекрасно разбирался в литературном творчестве Кроули и многие его стихи знал наизусть. При столкновении с любыми властями Рассел вёл себя как неистовый бунтарь: этот недостаток Кроули надеялся изгнать из него в своём Аббатстве. Это намерение Кроули с неизбежностью привело к тому, что между ним и Расселом установились напряжённые отношения, а между их личностями началось длительное противостояние. Они часто спорили, и Кроули видел, как заносчивость Рассела разрушает характер этого человека и делает его закрытым и замкнутым.

Один из главных камней преткновения был связан с гомосексуальной магией. Кроули начал проводить серию сексуальных ритуалов с Лией и Расселом, но тотуча-ствовал в них неохотно. Кроули так описывал происходившее в своём дневнике: «После ужина мы послали за Genesthai [магическое имя Рассела]. Было около 11 часов вечера Opus V. Genesthai in ano meo. Алостраэль должна была возбуждать пенис Genesthai рукой, чтобы добиться эрекции, после чего ей следовало ввести его пенис в мой анус. Оргазм был невероятно мощным. Почти весь Эликсир впитался; Алостраэль, которой я предложил его, досталось лишь несколько капель». В своей автобиографии Рассел, который был гетеросексуалом и с неприязнью относился к гомосексуализму, резко заявил: «На твою обольстительную магию член у меня не встал», после чего добавил, что «этиловый эфир не возбуждает чувственности».

Рассел остался в Чефалу на год, но его пребывание в Аббатстве принесло только разочарование. Кроули ожидал от него великих свершений, возможно, надеялся даже, что Рассел станет его магическим сыном, но все эти надежды не сбылись. Хотя Рассел и Кроули продолжали переписываться, близкие отношения между ними прекратились, как в личном, так и в магическом смысле. После пребывания на Сицилии Рассел вернулся в Америку, где в начале 1930-х основал своё собственное оккультное общество под названием Клуб Хоронзона. Ритуалы этого общества представляли собой ухудшенную копию ритуалов ОТО и «Золотой Зари», топорно соединённых с небольшим количеством обрядов сексуальной магии.

Зимой 1920 года запасы денег снова начали истощаться. В начале нового года Кроули отправился в Париж с важной миссией благотворительного сбора денег. Лия осталась отвечать за ведение дел в Чефалу. Нинетт вместе с её новорождённым ребёнком разрешили вернуться в общину, причём Кроули наказал обеим женщинам не ссориться во время его отсутствия.

В Париже Нина Хэмнетт познакомила Кроули с Джот ном Салливаном, математиком и научным экспертом газеты Times, а также с его подругой Сильвией. Кроули и Салливан немедленно подружились. В течение двух недель они встречались почти каждый день. За это время Кроули развернул перед своими новыми знакомыми основные положения своей философии и познакомил их с сексуальной магией. У Салливана и Сильвии была большая разница в возрасте, и отношения их осложнялись проблемами сексуального характера. Эти проблемы Кроули, судя по всему, удалось устранить. Кроули предложил Сильвии поехать вместе с ним в Чефалу, и отношения их могли бы иметь продолжение, если бы Сильвия не забеременела, хотя и неясно от кого: разумеется, Кроули занимался с ней сексом в порядке «инструкции» к сексуальной магии. Салливан обдумал предложение Кроули и отказался. Кроули не очень переживал на этот счёт и утверждал, что Сильвия была ему симпатична, но «что это не имело большого значения. Она была лишь одной из миллионов других девушек».

Хотя чета Салливанов была потеряна для Аббатства, вернувшись на Сицилию 6 апреля, Кроули обнаружил в Аббатстве новичков — английскую писательницу Мэри Баттс и её друга, Сесиля Мэйтланда. Несмотря на это, Кроули был разочарован до предела. Денег ему по-прежнему едва хватало на насущные нужды, а зависимость от героина его подавляла. Он знал, что только его воля может помочь ему избавиться от власти наркотиков, поэтому он совершал горные восхождения, занимался живописью в стремлении обрести контроль над пагубной привычкой: однако терпел поражение. Кроме того, ему казалось, что дисциплина в Аббатстве постоянно слабеет. Слишком многие стали считать Аббатство загородной виллой для отдыха, поэтому Кроули стремился побуждать всех уделять магии больше внимания. Тем временем в магической карьере самого Кроули возникли сложности.

В это время он уже именовался Ipsissimus, занимая тем самым высшую ступень в магической иерархии. Он стал выше, чем Маг, для него отныне были стёрты границы между добром и злом, и, в сущности, он стал всемогущим. Осознание этого, а также данная им клятва хранить: ё в тайне пугали его, но едва ли это могло его остановить. Он никому не рассказал о том, что достиг столь высокoго положения, хотя, должно быть, всё же поделился иной со своей Алой Женщиной, поскольку это означало, что он стал богом, избавившись от всего человеческого. Отныне, когда бы он ни входил в неё, она вступала в связь не с человеком, но с божеством.

Новоявленный бог не обратил особого внимания на Мэри Баттс и Сесиля Мэйтланда, когда они только прибыли в Аббатство. Он описывал Мэри Баттс как «надутую, претенциозную и глупую» особу и называл её «толстой рыжеволосой капризницей». На самом деле это была двадцативосьмилетняя очень общительная привлекательная женщина. Она любила командовать, постоянно кокетничала и заражала своей энергией других. Её интерес к магии, как вскоре увидел Кроули, представлял собой не более чем забаву и стремление удовлетворить любопытство, однако ему казалось, что он может внести порядок и покоив пустые жизни этих людей.

Для Мэйтланда пустая жизнь закончилась через несколько дней после его прибытия в Аббатство. Однажды он упал за борт корабля, снявшегося с якоря у берегов Цейлона. А так как Мэйтланд не умел плавать, с тех пор у него развился страх перед глубиной. Кроули взял Мэйтланда с собой на каменистый мыс, расположенный ниже селения Ла Калура. Они разделись, а затем Кроули повёл его вдоль скал, прямо над глубиной, причём, чтобы не упасть, нужно было держаться за камни. В какой-то момент Кроули оставил Мэйтланда на скалах, прыгнул в воду и вплавь вернулся к началу их маршрута. Мэйтланд в панике начал карабкаться вверх по засиженным морскими птицами скалам. Босой, абсолютно голый, он проделал обратный путь до того места, где они с Кроули оставили одежду. На это у него ушёл целый час. Он явился весь в ушибах, царапинах и кровоподтёках, страшно раздражённый. В глазах Кроули это был первый шаг на пути возвращения Мэйтланда к самому себе, начало обретения им мужского достоинства.

Очевидно, что у Кроули были какие-то планы относительно Мэйтланда. Он возложил на него ответственность по «выпеканию» Пирожных Света, и, когда Мэйтланд наконец признал своё поражение и уехал вместе с Мэри Баттс, Кроули был огорчён. В очередной раз, считал он, талантливый человек пренебрёг своим талантом ради женщины. И Мэри Баттс, и Мэйтланд были шокированы некоторыми ритуалами, которые им довелось увидеть в Чефа-лу. Одно дело, когда им пришлось принимать участие в ритуале изготовления Пирожных Света, во время которого Кроули принёс в жертву петуха, чтобы взять его кровь, и совсем другое — присутствовать при скотоложстве.

Один из таких ритуалов, автором которого был Кроули, заключался в том, что на обнажённую Лию должен был взобраться козёл. Лии следовало встать на четвереньки, чтобы козёл мог совокупиться с ней. В момент оргазма Кроули должен был перерезать животному горло. Всё шло нормально, пока животное не отказалось наотрез играть роль сексуального партнёра. Несмотря на это, когда передние копыта козла расположились у Лии по обоим бокам, Кроули зарезал животное. На спину Лии хлынула кровь. Она, несколько поражённая и, несомненно, под воздействием наркотиков, поднялась на ноги и спросила у Мэри Баттс, что ей делать дальше. Должно быть, Лия ожидала каких-то магических указаний, но вместо этого весь вид и взгляд Мэри подразумевали, что Лии срочно следует помыться.

Мэри Баттс и Мэйтланд уехали из Чефалу 16 сентября, прожив в Аббатстве около двенадцати недель. Они были недовольны своей поездкой и позднее утверждали, что пребывание в Аббатстве подорвало их здоровье. Кроме того, оба они вернулись из Чефалу наркоманами.

Потерпев неудачу с Мэри Баттс и Мэйтландом, Кроули был вознаграждён тем успехом, которого добился в Аббатстве Фрэнк Беннет. В прошлом член Теософского общества, которое, по его мнению, ничего ему не дало, он впервые написал Кроули в 1909 году спрашивая; может л и магия устранить физическую боль, которую он испытывает, а также голоса, которые он слышит у себя в голове. Он стал членом ОТО и А.˙.А.˙., приняв магическое имя Frater Progradior. Тем не менее перед 1914 годом он эмигрировал в Австралию, где работал каменщиком. Теперь Кроули пригласил его в Чефалу.

Приезд Беннета 17 июля создал некоторые сложности. Все комнаты виллы были заняты. Община в это время состояла из Кроули, Лии и её сына, Нинетт и её двоих детей, Джейн Вульф, Мэри Баттс, Сесиля Мэйтланда и Сеси-ля Рассела. Кроули решил, что Рассел должен уступить своё место Беннету, так как он был старше его по возрасту (Беннету было за пятьдесят) и являлся опытным магом. Рассел, который никогда не мог покорно повиноваться, страшно разгневался. Тогда Кроули предложил Расселу некоторое время пожить в Палермо. Рассел, сочтя это изгнанием, пришёл в ярость, стремительно выбежал из дома и взобрался на скалу у Чефалу. Нинетт пошла за ним, прихватив с собой немного еды и воды, и нашла его в полуразрушенном сарае. Он отказался от пищи и воды, объявив, что поклялся восемь дней не прикасаться ни к тому ни к другому. На следующее утро Рассел появился на вилле, швырнул свой магический дневник в лицо Кроули и отправился в Чефалу, чтобы побриться в парикмахерской. Рассказывают, что когда брадобрей начал намыливать Расселу лицо, тот соскочил со стула и пустился бежать, внезапно вспомнив о своей клятве не прикасаться к воде.

Неизвестно, как в конце концов уладились все эти домашние неурядицы, но, возможно, делу помогла Джейн Вульф, она решила снова уединиться для занятий магией и поселилась на берегу в альпинистской палатке Кроули, сохранившейся со времён гималайских экспедиций. Однако для неё это оказалось нелёгким испытанием. Местные жители, предположив, что её выгнали с виллы, потому что она якобы больна каким-то заразным инфекционным заболеванием, начали забрасывать её камнями. Один из камней, разорвав полотно палатки, сильно ранил её в голову.

Кроули был высокого мнения о Беннете. Он говорил: «Я уважаю и люблю его как никого другого из членов моего Братства: поскольку он являет собой человеческое существо самое слабое (и потому самое сильное) и самое благородное (а следовательно, самое "обыкновенное")». Приехав в Аббатство, Беннет был, по словам Кроули, «уставшим от жизни, отчаявшимся найти истину» человеком. Кроули устроил ему короткое магическое уединение, длившееся несколько дней, после которого тот вернулся обновлённым и умиротворённым.

Учить Беннета магии было нелегко. Он был хорошим человеком, но отнюдь не интеллектуалом, и у него имелись трудности в усвоении магических идей. Кроули говорил, что обучить Беннета каббале так же сложно, как заставить осла идти в гору. Что касается Беннета, то он писал в своём дневнике: «Я решил, что не допущу, чтобы [Кроули] когда-либо разочаровался во мне, поскольку я намерен провести остаток жизни, распространяя его учение». Он искренне и всерьёз восхищался своим учителем, поскольку благодаря Кроули Беннет решил свои психологические проблемы. Когда Беннет вернулся в Австралию, Кроули искренне скучал о нём.

К концу 1921 года, несмотря на то что Кроули едва хватало денег на жизнь, у него возникла грандиозная идея разместить Аббатство Телемы в новом, специально построенном для него комплексе зданий. Главный храм должен был иметь круглую форму и венчаться стеклянным куполом. Окружать его должны были наружные постройки, предназначенные для разнообразных магических целей. Стоимость проекта составляла 5000 фунтов. С просьбой профинансировать строительство Кроу-пи обратился к барону Ла Кальче, заведующему ссудами и сбережениями в банке Палермо, который назывался Каса ди Риспармио. Как и следовало ожидать, банк отказался вложить средства в это предприятие, несмотря даже на то, что именно барон являлся владельцем виллы Санта-Барбара и время от времени с удовольствием принимал участие в сексуальных развлечениях телемитов.

В течение зимы 1921 года на вилле побывали разные посетители. Откуда-то взялся человек по имени Джон Стеннинг. Приехала Мими, сестра-близнец Нинетт, вместе с их общей старшей сестрой Хелен Фро, которая родилась на двадцать лет раньше своих младших сестёр. Мими, устрашённая и подавленная личностью Кроули, пробыла на вилле недолго, но через некоторое время поехала в Америку и вышла там замуж за Рассела. Хелен Фро, в высшей степени неприятная старая дева, самым недвусмысленным образом ополчилась на Кроули. Её враждебность была такова, что примерно через месяц Кроули приказал ей покинуть Аббатство. В ответ на это она поехала в Палермо и обратилась в полицию, где дала письменные показания под присягой, описав все те скандальные вещи, которые творились на вилле. Местная полиция прибыла в Аббатство с инспекцией. Явился даже сам местный заместитель префекта, но не увидел на вилле ничего противозаконного. Потерпев неудачу, Хелен Фро уехала домой, и Кроули записал в своём дневнике 7 января 1922 года: «Наконец-то кишки Аббатства сократились и очистили организм общины от X. Фро».

По мере того как продолжалась зима, у Кроули усилился бронхит, а вследствие этого и астма. Чтобы справляться с болезнью, он стал употреблять больше героина. Он принимал несколько порций героина с утра, а затем в течение дня нередко добавлял ещё несколько, так что за день употребляемое им количество героина доходило до пяти гран. В добавление к этому он по меньшей мере три раза в неделю принимал кокаин и вдыхал эфир, что лишь усугубляло его проблемы с дыханием. Он совершал длительные прогулки, чтобы ослабить своё влечение к героину, но всегда возвращался к наркотику, поскольку становился вялым и раздражительным и нуждался в чём-то, стабилизирующем его состояние.

В феврале 1922 года Кроули и Лия отправились третьим классом во Францию. Они искали новых людей, которые могли бы стать членами Аббатства, а заодно пополнить бюджет общины, но у Кроули в этой поездке была ещё одна цель. Оставив Лию в Париже, он поехал в Фонтенбло и снял комнату в пансионе «КадранБлё». «Я,Зверь 666, — заявил Кроули в своём дневнике, — желая проверить силу своей Воли и степень своей смелости, отравил свой организм за последние два года и достиг наконец такой степени интоксикации, что вывод наркотиков из организма стал провоцировать ужасные приступы "ломки"». Так Кроули называл приступы астмы.

Поселившись в гостинице, Кроули принялся реализовывать свою программу избавления от наркотической зависимости. Он совершал долгие прогулки по лесу Фонтенбло, а также попеременно принимал горячие и холодные ванны, что считалось хорошим средством от опиумной зависимости. Как и следовало ожидать, у него появились все симптомы ломки. Он чувствовал себя очень нездоровым, страдал поносом, желудочными коликами, его глаза слезились, и он не мог спать. После того как он перестал принимать героин, ему пришлось как-то бороться со своим бронхитом, который он пытался лечить пастилками, компрессами и ингаляциями, но всё это почти не помогало. Нередко, придя в отчаяние после жестокого приступа кашля, который приносил с собой состояние ужасающей усталости, Кроули принимал небольшие дозы героина. Осознав, что здоровье его становится всё хуже, Кроули обратился за помощью к доктору Эдмунду Гро.

Тот прописал ему курс люминала и порекомендовал пожить в санатории, но Кроули едва ли мог позволить себе покупать люминал, не говоря уже о санаторном лечении.

Ища отдыха оттого строгого режима, который Кроули сам себе предписал, он каждую неделю приезжал в Париж, чтобы встретиться с друзьями, а при случае и заняться сексом. Одним из триумфов этого времени стала победа, одержанная им над Эме Гуро, которая долго не поддавалась на его ухаживания и момент соблазнения которой был отмечен Кроули в его дневнике: «Моей задачей было «Победить», и я сделал это». Тогда же Кроули проводил работу с неким молодым англичанином по имени Августин Бут-Клибборн, излагая ему основы Закона Телемы, а также предлагая ему поехать в Чефалу и вступить в А.˙.А.˙.. Казалось, что молодого человека увлекла эта идея, поэтому Кроули подготовил для него письменный обет, который тот должен был подписать, но при виде документа молодой человек пошёл на попятную. Его отпугнули денежные притязания Кроули: в самом деле, Кроули уже подсчитал, какую сумму молодой человек должен попросить у своей семьи. Потеряв такого кандидата в члены Аббатства, Кроули записал в дневнике: «Он оказался слишком трусливым, чтобы подписать это. Он подумывал предать и обмануть меня — но страшно испугался». На самом деле Кроули приходил в отчаяние, оттого что начал терять способность влиять на людей.

В конце марта Кроули поехал в Булонь, чтобы встретить Лию, которая пароходом возвращалась из Англии. В гостиницу, где он поселился, явилась полиция с намерением допросить Кроули. Полицейские решили, что он — англичанин по фамилии Бивен, которого британские правоохранительные органы разыскивали за мошенничество. За поимку этого человека было назначено вознаграждение в размере 25 тысяч франков. Кроули удивило то, что по ошибке его приняли за другого, однако в остальном

он остался спокоен. Его отношения с Лией, у которой тоже развилась зависимость от героина и которая кашляла кровью, ухудшались день ото дня. Кроули так описывал свою жизнь в то время: «Весь период начиная от моего возвращения в Париж можно обозначить словами "от плохого к худшему". Лия является сильнейшей отравой для моего духа. Мы искренне и глубоко любим друг друга; мы испытываем друг к другу симпатию; мы делаем всё, чтобы помочь друг другу, — но мы разрушаем друг друга, как рак разрушает организм».

Поскольку Кроули так и не удалось завербовать людей для поездки в Чефалу, он решил отправиться в Лондон. Возможно, ему ещё улыбнётся удача и он сможет получить какую-нибудь журналистскую работу. Помехой являлась толь ко его одежда. Кроули был одет в лохмотья, которые совсем не годились для Лондона. Кроули знал, как и любой бедный человек, что деньги не приходят к тому, кто выглядит бедным и беспомощным. Не имея денег на покупку новой одежды, он вспомнил, что послал в одну из британских фирм свой шотландский костюм, чтобы его подремонтировали и привели в порядок. Он вытребовал костюм обратно и в таком одеянии вместе с Лией в начале мая явился в Лондон. С собой у них было лишь около десяти фунтов.

Одним из первых действий, предпринятых Кроули в Лондоне, стала его попытка забрать собственные книги, которые до сих пор хранились в Chiswick Press. Двумя годами раньше издательство было продано, и его новые хозяева требовали, чтобы Кроули заплатил за хранение и забрал книги. Теперь Кроули располагал той самой непомерной суммой в 350 фунтов, которую и заплатил издательству, воспользовавшись недавно полученным небольшим наследством, однако компания всё равно отказалась выдать ему книги. У Кроули не было денег, чтобы судиться с издательством, поэтому он пустил дело на самотёк. Новые владельцы издательства отныне не желали иметь с ним дела. Жестоко расстроенный таким поворотом дел, Кроули отступился.

Оказавшись в Лондоне, Кроули воспользовался возможностью связаться с семейством Келли, не потому, что он беспокоился о Роуз, но для того, чтобы узнать, как поживает его дочь. Возможно, он надеялся также, что семейство проникнется к нему жалостью и он получит немного денег, однако, судя по всему, этого не произошло. Джеральд Келли согласился встретиться с Кроули, чтобы поговорить о Лоле Зазе, которой уже исполнилось пятнадцать лет. Однако эта встреча не была встречей родственников. Келли, по словам Кроули, «был раздражён и озадачен тем, что дочь Льва не выросла овцой! Лола Заза неуправляема. Она всех презирает, считает себя гениальной, глупа, неряшлива, некрасива, раздражительна и так далее, и так далее. Боже мой! И всё-таки хорошо быть Львом!»

Единственным орудием, которое могло помочь Кроули заработать деньги в его ситуации, было его перо. Он связался с издателями, которых знал раньше, но большинство из них старались его избегать. Только Остин Хар-рисон из English Review согласился сотрудничать с ним, однако при условии, что Кроули будет писать под псевдонимом. Согласно этой договорённости, Кроули предложил ему статью, посвященную столетию со дня смерти Шелли, а также другую, которая была напечатана в июньском номере журнала и называлась «Большие заблуждения по поводу наркотиков». Последняя статья, якобы написанная американским доктором, в пух и прах разносила теорию о возможности наркотической зависимости. В следующем номере появилась ещё одна статья Кроули, написанная от лица вымышленного лондонского доктора, который выражал согласие с американским «коллегой». Тот факт, что Кроули мог писать подобную ерунду, в то время как сам осознавал свою зависимость от наркотиков и прилагал столько усилий, чтобы справиться с ней, несомненно, достоин порицания.

Как и следовало ожидать, Кроули вскоре поссорился с Харрисоном из-за денег и вынужден был искать новый источник дохода. Он установил контакте издателем Грантом Ричардсом, рекомендацию к которому получил от Джона Салливана. Кроули хотел узнать у Ричардса, не согласится ли тот заняться продажей его книг, хранящихся в Chiswick Press, а также профинансировать написание и издание его мемуаров. Ричарде отказался от обоих предложений. Не отчаиваясь, Кроули предложил Ричардсу заключить контракт на «бульварный роман, взывающий к истерии и похоти помешанной на сексе публики; о помешательстве на почве наркотиков». Ричарде снова отказал Кроули, но посоветовал обратиться к другим издателям. Дж.-Д. Бересфорд, редактор отдела беллетристики в издательстве Уильяма Коллинза, заинтересовался идеей Кроули и предложил ему шестьдесят фунтов в качестве аванса. Это было очень мало, но Кроули ничего не оставалось, как согласиться: всё-таки это были реальные деньги.

Недолго думая, Кроули принялся писать свою первую по-настоящему коммерческую книгу, за издание которой он не должен был платить ни пенса. Он вызвал Лию из Парижа, куда она на время уехала, и 4 июня начал диктовать ей текст своего нового романа в комнате, которую они для этого сняли на Веллингтон-сквер, 31, неподалёку от Кингс-роуд в Челси. Через двадцать семь дней книга была написана. Кроули озаглавил её «Дневник наркомана». Воодушевлённый, Кроули передал рукопись в издательство и сообщил, что он мог бы также написать автобиографию, хотя, в шутку, постоянно употреблял слово автохагиография (hag — «ведьма», «карга», «колдунья», «чародейка»). Издатели прочитали синопсис будущей книги и согласились заплатить аванс в 125 фунтов.

В течение всего периода своей бурной литературной активности Кроули накачивал себя героином. То же делала и Лия. Это был единственный способ, при помощи которого они могли поддерживать себя в форме для работы. К этому времени зависимость Кроули была настолько сильна, что наркотик уже не оказывал никакого неблагоприятного воздействия на его ум и воображение. К 1 июля, когда роман был завершён, Лия оказалась в крайне измождённом состоянии. В общей сложности она записала (не прибегая к стенографии) 121 тысячу слов и почти сразу же уехала в Чефалу.

Роман, почтительно посвященный Алостраэль и Астарте Лулу Пантейе, разумеется, основывался на собственном опыте Кроули-наркомана. Главным героем романа был молодой богатый баронет, лётчик-ас из Королевского авиационного корпуса, который влюбляется в официантку-наркоманку из ночного клуба. На личном самолёте баронета они летят в Париж и там начинают безудержно накачиваться разнообразными наркотиками. Почти лишившись рассудка в результате всего этого, они ощущают, что их союз начинает распадаться. В этот момент они случайно узнают о таинственном человеке, которого зовут Король Ламус. Время от време- | ни он совершенно неожиданно появляется в Лондоне, где проводит время в некой студии вместе с арабской принцессой и готовит коктейль под названием «Кубла Хан № 2», который состоит из джина, кальвадоса, сливок с мятой и настойки опия. Баронет наносит визит Королю Ламусу, тот, разделив с ним щепотку кокаина, вникает в затруднительное положение молодого человека и увозит его в Чефалу вместе с его подругой. В Чефалу они получают возможность в неограниченных количествах принимать героин и кокаин, а также посещать уроки философии Короля Ламуса. Постепенно, в компании беззаботных и просветлённых последователей Короля Ламуса, несчастная пара избавляется от своих проблем, бросает дурные привычки и счастливо живёт до конца своих дней.

Будучи стилистически слабым, роман обладает всё же некоторой динамикой и напряжённостью сюжета, хотя сюжет и уклоняется нередко от основной своей линии. Образы многих второстепенных героев основаны на характерах реальных людей, с которыми Кроули был знаком: например, Мэри Баттс и Сесиль Мэйтланд узнаются с очевидностью. Построен роман довольно беспомощно, что говорит о наличии у Кроули живого воображения, но отсутствии необходимой творческой дисциплины для оформления плодов этого воображения. Несмотря на это, роман представляет собой необыкновенно точное описание чувств человека, который принимает наркотики и у которого развивается привыкание. Поэтому в некоторых отношениях роман этот может считаться предшественником таких книг, как «Джанки» Уильяма Берроуза, «В дороге» Джека Керуака и «Трэйнспоттинг» Ирвина Уэлша.

Но настоящее значение книги заключается не в её литературных достоинствах или недостатках, но в том, что она изображает Аббатство Телемы таким, каким его видел Кроули или каким он желал, чтобы оно было. При взгляде из Лондона убогая, грязная вилла приобрела тёплый романтический ореол. Из бывшего жилища зажиточного сицилийского крестьянина она превратилась в прекрасное, солнечное место, где, благодаря Закону Телемы и одной из разновидностей групповой терапии, далеко опередившей своё время, людей удаётся спасти от страданий и несчастий, преследующих их в обычной жизни.

Роман вышел в ноябре 1922 года. Он имел довольно широкий резонанс, причём рецензии писались не по заказу. Литературное приложение к Times охарактеризовало роман как «фантасмагорию экстаза и отчаяния, причём пустую и многословную», Observer заявила, что «человеческая деградация» описана в книге с «притягательной силой», a Daily Gerald просто отмечала, что «книга — не из приятных». Как благосклонно ни вели бы себя литературные критики, пресса была настроена отнюдь не так доброжелательно. Через несколько дней после выхода книги официальная пресса уже узнала о том, чтоКроу-ли снова появился на общественном небосклоне. Джеймс Дуглас, известный журналист, который вёл еженедельную колонку в Sunday Express и считал себя борцом за нравственность нации, 19 ноября опубликовал суровую отповедь на роман Кроули, озаглавленную «Книга, которую следует сжечь». В статье он подвергал произведение резкой критике, сравнивая его с «Улиссом» Джеймса Джойса, которого моралисты в то время считали непристойным. Он приводил искажённые цитаты из книги Кроули, характеризовал её как «роман, описывающий ужасные оргии, устраиваемые группой моральных дегенератов, разжигающих свои низменные желания кокаином и героином» и заканчивал риторическим вопросом: «Зачем сажать в тюрьму торговцев кокаином, если мы спокойно терпим романы о кокаине?»

Своей статьёй Дуглас привлёк к книге гораздо большее внимание, чем то, которого когда-либо могла добиться горстка литературных обозревателей. Но что ещё важнее, он широко распространил информацию о существовании Аббатства в Чефалу. На следующие выходные Sunday Express вышла с большим заголовком на первой странице: «Полная информация об авторе "Дневника наркомана". Чёрное досье на Алистера Кроули. Охота за несчастными и униженными. Его аббатство. Разврат и порок на острове Сицилия». Напечатанная под этим заголовком статья поднимала весь ил со дна жизни Кроули. Правда была здесь извращена и приукрашена полуправдой. В статье указывалось также на то, что когда-то Кроули заказал свой портрет самому Аугустусу Джону, который

в 1911 году оценивался прессой как довольно колоритный представитель богемы. Когда газета совершила свой резкий выпад против Кроули, Джон поддержал Кроули, написав: «Поистине настало время, когда становится явной эта грязная спекуляция на репутациях поэтов и художников». Кроме всего прочего, в статье предлагалась одна из возможных расшифровок аббревиатуры А.˙.А.˙.. По утверждению газеты, это сокращение означало «Адепты Атлантов». Некоторые подробности статьи были получены от Мэри Баттс, которая дала газете интервью.

Подобно большинству бульварных газет, Sunday Express балансировала на грани пристойного и непристойного. Как бы то ни было, в статье содержалось одно поистине вопиющее клеветническое заявление о том, что однажды Кроули якобы украл 200 фунтов у вдовы, с которой сожительствовал. Это была ложь: женщина, о которой шла речь, — Лора Хорниблоу — не являлась вдовой и дала Кроули только 100 фунтов. Всё это давало Кроули основания подать на газету в суд, но к тому времени, когда этот материал был напечатан, Кроули уже вернулся на Сицилию, откуда и написал письмо лорду Бивербруку, владельцу газетного концерна Express, довольно доброжелательно прося его впредь относиться к нему более справедливо. Однако разгорячённая пресса уже не могла остановиться. Вскоре появились новые статьи, авторы которых копались в прошлом Кроули, утверждали, что он — сутенёр и ему подчиняются все проститутки на улицах Палермо, а также что в Америке его даже сажали в тюрьму за сводничество. Друзья уговаривали его судиться с прессой, но Кроули отказался, заявив, что у него нет времени на такие ничтожные дела. На самом деле у него просто не было денег на адвоката.

Вскоре осуждение переметнулось на само издательство Уильяма Коллинза. Первый тираж книги в три тысячи экземпляров был распродан благодаря широкому резонансу книги в прессе, но решения о переиздании принято не было. Издатель был известен своей религиозностью и совсем не хотел рисковать собственной репутацией и состоянием. Более того, он разорвал контракт на автобиографию Кроули. Единственным утешением в этой ситуации стало то, что Кроули смог оставить себе аванс, полученный от издательства.

Постепенно пресса утратила интерес к личности Кроули, и история заглохла. Жизнь в Чефалу вернулась в прежнюю колею. Кроули старался не усугублять свою наркотическую зависимость, продолжал заниматься магией, писал и совершал горные прогулки. Денег у него по-прежнему было очень мало, но, с другой стороны, будущее выглядело вполне радужно.

В 1914 году в кафе «Ройяль» Кроули познакомился с женщиной, которую звали Бетти Мэй. Прошлое этой женщины было ещё более пёстрым, чем его собственное. Её отец был владельцем борделя в Лаймхаусе, обслуживавшего моряков из лондонских доков. В юности она позировала художникам, а потом уехала во Францию, где присоединилась к уголовной шайке. В её обязанности входило вовлекать богатых людей в такие ситуации, когда их можно было обобрать. В банде её называли Тигрица — за, кошачий взгляд и характер. Вернувшись в Лондон, она снова занялась профессиональным позированием и стала любимой моделью Якоба Эпштейна, который и познакомил её с Кроули. Она употребляла наркотики, преимущественно кокаин, и любила выпить. К1922 году ей было уже около тридцати, она трижды выходила замуж, причём один раз овдовела, а второй раз — развелась. Её третьим мужем, за которого она вышла сразу же после Первой мировой войны, стал Фредерик Чарлз Лавдэй.

Будучи на десять или двенадцать лет старше своей жены, Лавдэй (он предпочитал, чтобы его называли Раулем) познакомился с Бетти Мэй в клубе «Арлекин» в Сохо: его увлечение этой женщиной удивило всех его друзей, поскольку до этого он предпочитал молодых продавщиц и официанток более зрелым женщинам. Незадолго до их женитьбы он с отличием закончил Оксфордский университет, где учился в колледже Святого Иоанна, и получил учёную степень по истории. Во время своей учёбы он состоял членом студенческого «Клуба лицемеров», маленького, неофициального сообщества искателей наслаждений через острые ощущения, и был известен своим сумасбродным поведением. Однажды, как рассказывали, он упал с крыши колледжа на острые перила и ему насквозь пронзило бедро, но самая скандальная известность пришла к нему, когда он взобрался на памятник, чтобы водрузить на его вершину ночной горшок. Лавдэй очень интересовался оккультными науками и даже получил докторскую степень, написав эссе о роли магии в средневековом обществе. В процессе своих исследований он прочёл многие из магических трудов Кроули и восхищался ими, но никогда не встречался с самим Кроули. Вскоре такому положению дел суждено было измениться.

После того как в июле 1922 года Лия вернулась в Чефалу, Кроули покинул свою комнату на Веллингтон-сквер и поселился у миссис Элизабет Бикерс; с её мужем Кроули был знаком ещё до отъезда в Америку. Миссис Бикерс устраивала публичные лекции о Законе Телемы, на которые приглашала своих друзей в надежде, что те пожертвуют деньги на Аббатство. Именно на одной из таких лекций Кроули познакомился с Раулем Лавдэем. Лавдэй и Кроули сразу же понравились друг другу. Лавдэй обладал, как писал Кроули в автобиографии, «поразительным характером. У него имелись все задатки для того, чтобы стать первоклассным магом. С первого же разговора я решил, что он станет моим магическим преемником». В Лавдэе Кроули увидел нового Нойбурга, умного и привлекательного молодого человека, интеллектуально одарённого и хорошо осведомлённого в области магии, но вместе с тем впечатлительного и легко поддающегося влиянию.

Когда Лавдэй вернулся после первой встречи с Кроули, а пробыл он у Кроули три дня, Бетти Мэй забеспокоилась. ОтЛавдэя пахло эфиром, а в его характере произошли некоторые перемены: вместе с Кроули он совершал астральные полёты и делал вещи, о которых прежде знал только понаслышке или читал в журнале «Равноденствие». Выслушав оправдания мужа, Бетти Мэй заволновалась ещё больше, но едва её страхи начали рассеиваться, как в один прекрасный день вскоре после описанного происшествия в её дверь постучали, и она увидела на пороге человека, который, по её словам, имел землистый цвет лица, гипнотический взгляд и ярко-красные губы (Кроули в этот период своей жизни нередко пользовался косметикой). На нём был килт и чёрный парик, а в руке он держал жезл из позеленевшей бронзы, обвитый такой же бронзовой змеёй.

С этого момента Бетти Мэй возненавидела Кроули и стала бояться за своего мужа. Кроули, который был убеждён, что она, выйдя замуж за Лавдэя, подавила в молодом человеке его гениальность, ощущал её враждебное отношение и говорил ей, что наступит день, когда она станет его кухаркой. Явившись в первый раз, Кроули достал из своей шотландской кожаной сумки бутылку вина и заявил, что останется на ужин.

Бетти Мэй изо всех сил старалась как-то ослабить увлечение своего мужа личностью Кроули, а также ту власть, которую Кроули над ним приобрёл, но всё было напрасно. В конце концов она признала своё поражение и поняла, что ей придётся позволить этим отношениям развиваться своим чередом. Она надеялась, что, когда Кроули вернётся на Сицилию, связь между ним и её мужем разорвётся сама собой. Но она недооценивала серьёзность ситуации.

Когда Кроули отправился в Чефалу, Лавдэй объявил жене, что намерен последовать за ним, несмотря на то что у них с Бетти Мэй не было денег на билет. Вскоре после своего отъезда Кроули написал Лавдэю, советуя ему бежать из ограниченной, несвободной атмосферы лондонской богемы и приехать к нему в Чефалу, чтобы работать его секретарём и личным ассистентом, и сообщил, что деньги на дорогу можно получить у друга Кроули по имени Робинсон Смит, театрального агента на пенсии, который и сам помышлял о том, чтобы уехать на Сицилию. Лавдэй связался с этим человеком, взял у него деньги и приготовился к отъезду. Бетти Мэй сказала, что она тоже едет: ей казалось, что только так она сможет сохранить мужа.

По дороге в Чефалу они встретили Нину Хэмнетт, с которой были знакомы в Париже. Она всеми силами пыталась уговорить их не ехать, но Лавдэй принял твёрдое решение. К моменту прибытия в Палермо у них не осталось ни пенса, и они были вынуждены продать обручальное кольцо Бетти Мэй, чтобы купить билет на поезд до Чефалу. Из Чефалу они пешком по горному склону поднялись к Аббатству Телемы и оказались у дверей виллы уже после захода солнца 26 ноября 1922 года. Когда они постучали в дверь, им открыл Кроули, облачённый в магические одежды. Лавдэя немедленно пригласили войти, а Бетти Мэй должна была оставаться на улице до тех пор, пока она не согласилась ответить: «Любовь — это закон. Любовь по доброй Воле» — на приветствие Кроули «Делай что желаешь — таков весь закон».

Кроули посвятил Лавдэя в А.˙.А.˙. и дал ему имя Ауд, что означает «магический свет». Когда это было сделано, Кроули посвятил Лавдэя в те аспекты магии, о которых ют ещё не знал, причём Кроули был очень доволен, что его новый ученик «с первого же момента обнаружил удивительный дар проницательности». Ясно, что Кроули возлагал на Лавдэя большие надежды. В то время как Бетти Мэй считала, что Аббатство Телемы убого, Кроули — груб, а пища — несъедобна, Лавдэй был в восторге. Первую неделю он провёл, наслаждаясь свободой этого места и радуясь солнечному свету и теплу. Если он не занимался магией и не участвовал в ритуалах, то взбирался на скалу Чефалу, играл в шахматы, бренчал на мандолине и просто бездельничал.

Что касается Бетти Мэй, которая приехала не для того, чтобы изучать магию, то на неё возложили обязанность вести хозяйство, чем прежде занималась Нинетт, к этому моменту уже снова беременная. Теперь Бетти Мэй должна была делать уборку на вилле, присматривать за детьми, делать покупки в Чефалу и самостоятельно приносить их в Аббатство, дорога к которому шла всё время в гору. Кроме того, как и предсказывал Кроули в день их первой встречи, она должна была готовить на всю общину. Между Бетти Мэй и Кроули с самого начала установились враждебные отношения, и она изо всех сил старалась вывести его из себя. Она на каждом шагу отказывалась выполнять приказания Кроули и совершенно не собиралась в этом раскаиваться. В общине существовало правило, запрещающее кому-либо, за исключением Кроули, использовать личные местоимения первого лица: все остальные должны были употреблять безличное «некто». Каждый, кто нарушал это правило, должен был в качестве наказания нанести себе порез лезвием бритвы так же, как Кроули проделывал это с самим собой в Посиллипо, где жил с Мэри Д'Эсте Стеджес. Предплечья Лавдэя были испещрены порезами, Бетти Мэй и не думала подчиняться правилу. Кроули никогда не пользовался ножом и вилкой. Он ел руками, причём до и после еды мыл их в ритуальной чаше. Бетти Мэй должна была держать для него эту чашу и однажды вылила её Кроули прямо на голову. Кроули искал, как бы ей отомстить, но Бетти Мэй вела себя решительно и жёстко, так что месть удалась Кроули лишь однажды. Как-то днём Кроули объявил, что вечером этого же дня, в восемь часов, состоится жертвоприношение сестры Сибилин (общинное имя Мэй). Испугавшись за свою жизнь, Бетти Мэй бежала с виллы и спряталась на склоне скалы Чефалу. Вернулась она л ишь утром следующего дня. Кроули удалось её одурачить.

Какое бы недовольство Кроули ни вызывали независимость и непримиримость Бетти Мэй, он всё же уважал в ней эти качества. Он брал её с собой, когда шёл заниматься альпинизмом, и считал её хорошим товарищем, но она никогда не подпадала под чары его обаяния. Кроули был убеждён, что жизнь в Аббатстве освободила Бетти Мэй от того напряжения, которое накопилось в ней за предыдущую жизнь. Она превратилась, как писал он в своей автобиографии, «в весёлого, беззаботного ребёнка, который находит радость в каждом мгновении повседневной жизни. Она всегда ходила с песней на устах. Иногда, правда очень редко, она вдруг возвращалась к своей прежней сущности и по нескольку часов пребывала в состоянии отчаяния». Тем не менее он считал её независимым человеком и был убеждён, что она несколько раз тайком бегала в Чефалу на свидания с молодыми людьми.

Рауль Лавдэй был полной противоположностью своей жены. Он рабски подчинялся Кроули и без разговоров делал всё, о чём Кроули его просил. Кроме того, если Бетти Мэй была физически выносливой, то о Лавдэе этого сказать было нельзя. Регулярный приём наркотиков, а также участие в утомительных ритуалах высасывали из него энергию, и он становился подверженным любым болезням. Порезы на руках, которые он сам себе наносил, воспалялись и заживали медленно. Если в Аббатстве кто-то заболевал, можно было не сомневаться, что заболеет и Лавдэй.

На вилле жило несколько бродячих кошек, которых принято было считать воплощениями злых духов. Бетти Мэй, не обращавшая внимания на это мнение, тайком подкармливала двух из этих кошек, назвав их Мишет и Мишу. Однажды в середине февраля 1923 года, когда вся община сидела за столом, Кроули объявил о присутствии в комнате злого духа, сунул руку под стол и вытащил оттуда Мишет. Кошка начала шипеть и внезапно набросилась на Кроули, расцарапав ему руку своими когтями. После этого Кроули объявил, что кошку следует принести в жертву, и поручил этодело Лавдэю. Кошку положили в мешок, где она должна была ожидать исполнения приговора.

Церемония, как вспоминает Бетти Мэй в автобиографии «Тигрица», была странной. Кошку положили на алтарь, при помощи эфира привели её в бесчувственное состояние и держали на весу, пока Лавдэй читал длинное заклинание. Потом кошку опустили на алтарь, и Лавдэю было приказано перерезать ей горло жертвенным ножом. Случайно получилось так, что надрез не умертвил кошку, а только нанёс ей глубокую рану. Кошка, придя в сознание отболи, вырвалась из рук державших её людей и начала метаться по комнате, повсюду разбрызгивая кровь. Когда её поймали, ритуал был повторён с самого начала побледневшим и шокированным Лавдэем. Когда со второй попытки ритуал удалось успешно завершить, Кроули собрал кошачью кровь в серебряный сосуд и приказал Лавдэю выпить её. Тот повиновался.

Вскоре после этой церемонии Лавдэй серьёзно заболел. У него начались желудочные колики и поднялась высокая температура. Бетти Мэй очень обеспокоилась. Она предполагала, что он заразился чем-то от убитой кошки, но, судя по всему, истинная причина была более простой.

Однажды днём Бетти Мэй и Лавдэй гуляли в горах. Прогулка оказалась долгой. По пути назад Лавдэй выпил воды из горного источника, хотя Кроули строго-настрого наказывал всем посетителям виллы, что не следует пить из родников и горных речек и что для питья можно использовать лишь кипячёную воду на вилле. Высоко в горах было несколько маленьких поселений, которые отравляли своими отходами некоторые речки и ручьи. Бетти Мэй последовала этому предостережению Кроули, но Лавдэя слишком мучила жажда.

Кроули предположил, что Лавдэй подхватил средиземноморскую лихорадку и вызвал доктора Маджио, местного врача. Тотустановил, что Лавдэй страдает каким-то инфекционным заболеванием печени, возможно гепатитом. Скорее всего, так оно и было, поскольку гепатит может быть связан со злоупотреблением наркотиками и может передаваться половым путём: а вероятность того, что Кроули был заражён этой болезнью и являлся пассивным её носителем, очень высока. Шло время, а Лавдэю не становилось лучше. Врач сменил свой диагноз на острый гастроэнтерит, причиной которого могла явиться заражённая вода, возможно, и бактерии, содержавшиеся в кошачьей крови, кроме того, у Лавдэя попросту могла быть аллергия на кошек. Как бы то ни было, 14 февраля Лавдэй умер.

Тело положили в открытый гроб и вынесли из дома, поместив его в одном из подсобных помещений, поскольку местный обычай запрещал оставлять покойника в доме после заката солнца в день смерти. Кроули всю ночь читал над телом заклинания. На следующий день состоялись похороны. Лавдэя похоронили на неосвящённой земле, на горном склоне, прямо за оградой местного кладбища. Церемония носила оккультный характер и была проведена согласно принятым в А.˙.А.˙. ритуалам, хотя, должно быть, церемонию погребения Кроули проводил впервые. Разумеется, он делал это лично. Во время церемонии Кроули был одет в плащ с капюшоном из белого шёлка, на котором золотом были вышиты оккультные символы. Он вслух читал отрывки из «Книги Закона», а также прочёл несколько строк из своего стихотворения «Корабль». По свидетельству Бетти Мэй, посмотреть на церемонию пришла большая толпа крестьян. Однако Джейн Вульф утверждала, что единственными свидетелями события были три довольно скептически настроенных монаха. Несколько позднее в том же году останки Лавдэя были эксгумированы и перевезены в Англию членами его семьи.

Когда похороны были закончены, Кроули слёг. У него поднялась очень высокая температура, и он болел ещё несколько недель. Только 13 апреля он почувствовал себя настолько удовлетворительно, что отправился в Неаполь для окончательного выздоровления. Через четыре дня после смерти мужа Бетти Мэй получила немного денег от британского консульства в Палермо. Она немедленно уехала из Чефалу. Джейн Вульф поехала вслед за ней, направляясь в Лондон с целью завербовать новых людей для пополнения общины.

Вернувшись в Британию, Бетти Мэй рассказала об обстоятельствах смерти Лавдэя сотрудникам газеты Sunday Express. На основании её рассказа появилась статья, заголовок которой был 25 февраля вынесен на первую страницу: «Новые ужасные откровения об Алистере Кроули. Смерть недавнего студента, хитростью завлечённого в «аббатство». Страдания его молодой жены. Планы Кроули». Текст, напечатанный под этим заголовком, усугублял и без того достаточно ощутимую одиозность образа Кроули:

На следующие выходные в газете появились ещё более резкие заголовки: «Молодая жена рассказывает об аббатстве Кроули. Ужасные сцены. Наркотики и омерзительные магические практики. Страдания бедной девушки. Спасена консулом». Имена Бетти Мэй и Лавдэя названы не были, и это имело особое значение: если бы в прессу просочилась правда о прошлом «молодой невинной жены», напор атаки на Кроули уже не смог бы быть таким сильным.

Вскоре к Sunday Express присоединилась газета John Bull. Боттомли в это время уже сидел в тюрьме, и редакция газеты отчаянно искала какого-нибудь скандального материала, чтобы газета лучше продавалась, поскольку ей грозило банкротство. Больше года газеты муссировали историю Кроули под такими заголовками, как «Король порока», «Человек, который достоин виселицы», «Возвращение Зверя» и «Самый порочный человек в мире»: последний эпитет использовался по отношению к Кроули ещё долго после его смерти. Статьи распространяли клеветнические заявления и намекали на то, что Лавдэй был убит, хотя, опять же, имени Лавдэя не называли, поскольку тот факт, что он умер своей смертью, давно уже был установлен и опубликован в газете Sunday Express. Однако, коль скоро предположение об убийстве Лавдэя было сделано, читающая публика приняла его на веру. По сей день сохранилась некая «тайна» вокруг обстоятельств смерти Лавдэя.

Среди всего прочего газеты сообщали о детях, которые голодают, живя в Аббатстве, о ритуале, во время которого обнажённая женщина была изнасилована на алтаре (принесение в жертву козла упоминалось, однако ничего не было сказано о другой роли животного в этой церемонии). Кроме того, говорилось о невоздержанном употреблении наркотиков, которое способствует поддержанию атмосферы распущенности в Аббатстве среди жертв Кроули. Газета John Bull дошла даже до того, что обвинила Кроули в каннибализме, заявив, что он съел двоих носильщиков во время одной из гималайских экспедиций, когда иссякли запасы еды. Любая ложь, любой обман, любой ничем не подтверждённый факт привлекались, чтобы нанести удар Кроули.

К этой травле подключилась пресса США. Здесь на Кроули тоже начали нападать под такими заголовками, как «Ангельское дитя, которое "видело ад" и вернулось обратно». Словосочетание «ангельское дитя» относилось к Бетти Мэй, профессиональной соблазнительнице, состоявшей в преступной шайке, натурщице, которая трижды была замужем. В очередной раз пресса настраивала общественное мнение против Кроули, хотя следует признать, что своей книгой «Дневник наркомана» он даже оказал прессе некоторое содействие на этом пути. Ведь эту книгу многие и воспринимали как автобиографическую.

Многие из газетных сообщений были чистой воды клеветой и давали Кроули прочные основания подать в суд с большой вероятностью этот суд выиграть, даже перед присяжными, но всем было известно, что денег ему едва хватает на жизнь и что он не может позволить себе нанять адвоката. Ободрённая этим обстоятельством, пресса справедливо ощущала себя защищенной от любых обвинений в свой адрес. Кроме того, редакторы печатных изданий знали, что, даже если Кроули подаст на них в суд, прибыль от продажи газет, освещающих этот судебный процесс, намного превысит любой штраф, который наложит на них суд, поэтому они не задумываясь продолжали наносить удары по репутации Кроули.

Дошло до того, что Кроули превратился в козла отпущения для всей страны, общественного врага номер один, ненавидеть которого было приятно всем и каждому. Он был потрясён этим и не мог понять, как такое могло произойти. Он был религиозным лидером, хорошим литератором и одним из крупнейших мыслителей своего поколения, но теперь его пригвоздили к позорному столбу и принялись нападать со всех сторон. Слава, которой он так страстно желал всю свою сознательную жизнь, пришла к нему, но в каком-то чудовищно извращённом виде. Он знал, что отныне его уже никогда не будут воспринимать всерьёз. Сама возможность выполнения миссии по распространению учения «Книги Закона» была поставлена под вопрос, а может быть, её и вовсе уже не было.

Но худшее было впереди. При помощи телеграфных агентств история попала в европейские газеты, где тоже появились материалы на эту тему. Когда новости дошли до Италии, они привлекли внимание Муссолини, который к тому времени ещё недолгое время находился у власти и занимался укреплением своего политического статуса. Муссолини опасался любых тайных обществ: уже много веков они осложняли жизнь Италии. Особенно его беспокоили масонские сообщества, которые нередко распространяли диссидентские, антифашистские взгляды, а также разнообразные оккультные группы, способные оказывать влияние на суеверных итальянцев. Поэтому неудивительно, что существование на Сицилии оккультной общины под предводительством иностранца очень досаждало дуче.

Лидеры итальянских тайных обществ были уже арестованы. Масоны-гроссмейстеры, лидеры культов или нехристианских организаций и сицилийские мафиози были высланы из страны или содержались под домашним арестом на острове Липари, расположенном неподалёку от берегов Сицилии. В отношении Кроули фашистские власти, подчинённые Муссолини, могли принять только одну меру. Его можно было депортировать.

Двадцать третьего апреля 1923 года Кроули вызвали в местный полицейский комиссариат, где вручили письменный приказ покинуть страну. Он и его последователи должны были незамедлительно уехать из Италии. Кроули спросил, действительно ли приказ относится ко всем жителям Аббатства или только к нему одному. Ему ответили, что приказ действителен для всех. Однако когда Кроули прочитал приказ, он увидел, что там упоминается только его имя, и обратил внимание комиссара на это обстоятельство. Пусть нехотя, но полицейский согласился, что уехать должен только Кроули. На подготовку к отъезду ему дали неделю.

Через семь дней, 30 апреля, Кроули выехал из Чефалу в Палермо. На следующий день он сел на корабль, шедший в Тунис, и прибыл туда 2 мая. Он был не один. Лия, озабоченная его здоровьем, поехала вместе с ним. Пресса торжествовала. Газета John Bull выражала удовлетворение по поводу изгнания Кроули из Италии и заявляла, что в Британии его тоже никто не ждёт.

Много лет спустя Кроули утверждал, что его высылка из страны была спровоцирована местными католическими священниками, несмотря на то что многие из местных жителей подписали прошение против изгнания Кроули. Подписи собирала Нинетт. Однако маловероятно, что священники сыграли какую-либо роль в изгнании Кроули из страны. Аббатство не представляло для них никакой угрозы, поскольку Кроули никогда не соблазнял местных сицилийских девушек и ничего им не внушал, а также никогда не выступал против местных церковных властей и не критиковал их. У Муссолини же было достаточно причин для изгнания Кроули без всякого давления со стороны церкви. А что касается местных жителей, им не очень-то хотелось, чтобы Кроули уезжал: он был темой местных сплетен и интересов, хотя здешние жители избегали появляться поблизости от виллы. Поговаривали также, что те, кто проходил мимо виллы, нередко преклоняли колени при звуке доносившихся оттуда заклинаний. Толки о том, что происходит в Аббатстве, можно было слышать на всём пути от Чефалу до Палермо. Клиффорд Бэкс слышал от побывавшего на Сицилии приятеля-художника, что когда он ожидал поезда на вокзале в Палермо и спросил у своего знакомого, правда ли, будто Кроули проводит обряды с четырьмя обнажёнными девушками, лежащими в направлении четырёх сторон света согласно компасу, нарисованному на полу, знакомый подозвал станционного носильщика, который уверенно и громко подтвердил, что это чистая правда.

После отъезда Кроули некоторые из его последователей остались на вилле, но в конце концов владелец дома потребовал освободить помещение. Затем он нанял рабочих, которые навели в доме порядок, забетонировали пол и закрасили настенные росписи. Среди местных жителей об этом месте продолжали ходить легенды, всё более усложнявшиеся и запутывавшиеся с каждой новой историей. В 1955 году режиссёр-авангардист Кеннет Энгер приехал в Чефалу вместе с известным американским сексопатологом профессором Альфредом Кинси. Энгер во многих местах смыл побелку, под которой обнаружились настенные росписи, а также поднял бетонный настил, скрывавший магический круг, в центре которого стоял алтарь. Энгер очень хотел восстановить Аббатство Телемы, но организация ОТО и другие последователи Кроули не проявили по поводу этой идеи никакого энтузиазма.

В наши дни эта вилла, венец честолюбивых устремлений Кроули, практически заброшена. Селение Чефалу разрослось, и здание уже не стоит одиноко на склоне горы, но окружено другими строениями, среди которых есть даже стадион. Двери и окна виллы заложены кирпичами. Уже давно существует идея превратить этот дом в музей, посвященный Кроули, но пока к осуществлению её даже не приступали.

Несмотря на своё позорное изгнание из Чефалу, Кроули, оглядываясь назад, считал Аббатство Телемы настоящим успехом. Здесь ему удалось доказать, что человек может быть освобождён от сексуальной одержимости, а также от груза зависти, ревности, эгоизма и лжи, которые этой одержимости сопутствуют. Однако он предпочёл забыть о той вражде, которая царила в отношениях Лии и Нинетт. Наличие в общине общего бюджета было, по мнению Кроули, также благоприятным, однако следует признать, что денег, которые можно было бы положить в общий котёл, практически не было. С любовью к материальным ценностям в Аббатстве удалось покончить. Дети, как считал Кроули, получили хорошее, хотя и нетрадиционное воспитание, которое позволило каждому из них раскрыть свою индивидуальность. Каждый соприкоснулся со своей Истинной Волей. Тем не менее Кроули признавал, что для большинства людей принятие Закона Телемы оказывается невозможным, поскольку они не способны сдерживать и контролировать себя в атмосфере абсолютной духовной свободы. Он сделал вывод, что основная масса людей не обладает истинной волей, поэтому вся ответственность за руководство и управление миром ложится на него и его последователей. Кроули не заметил, что при таком подходе «Книга Закона» утрачивает своё общечеловеческое предназначение и становится руководством для немногих, которым удалось соприкоснуться со своей внутренней сущностью. Получилось, что та глобальная миссия, которую возложили на Кроули Тайные Учителя, представляла собой, по признанию самого Кроули, невыполнимую задачу, которая, подобно идее коммунизма, никогда не может быть осуществлена, поскольку самые основы человеческой природы инстинктивно восстают против неё или стремятся её подорвать.

По иронии судьбы именно идеалистическая, невыполнимая мечта Кроули стала причиной его краха. Ему было уже сорок семь лет, и, так как всю его жизнь составляло служение идеям «Книги Закона», теперь он остался изгоем с неудовлетворённым честолюбием и полностью подорванной репутацией.