Жизнь побеждает

Глава первая

Татьяна Васильевна предложила Наде работать старшей пионервожатой в детском доме инвалидов. Надя сразу согласилась, хотя можно было пойти и на другую должность. Решив педагогическую работу сделать своей специальностью, она уже сейчас хотела приняться за нее.

Татьяна Васильевна не удивилась ее выбору, но предупредила:

— Подумай хорошенько, справишься ли ты? Нужно с большой любовью подойти к таким детям. Большинство из них пострадало во время войны и блокады. Они — нервные, вспыльчивые, но умеют ценить добрее отношение и крепко привязываются к тому, кто любит и воспитывает их по-настоящему.

— Я не ищу легкой работы, Татьяна Васильевна. Я сама сирота и сумею понять их. Люблю с маленькими возиться. Игр много знаю.

— Там не одни малыши, — заметила Татьяна Васильевна, — есть и шестнадцатилетние.

Надя на миг задумалась, потом уверенно заявила:

— Когда я училась в школе, меня выбирали вожатой. Там старше меня были ученики, и как слушались! Не беспокойтесь, Татьяна Васильевна, я полажу с ребятами.

Надя чувствовала себя счастливой. Ее не пугали трудности такой работы. Она решила поступить куда-нибудь на курсы или в вечернюю школу. «Через два года я, наверно, сдам на аттестат зрелости. Приедет Люся, и мы поступим с ней в институт». Мечты Нади прервала Татьяна Васильевна. Переговорив по телефону, она подошла к девушке.

— Поздравляю, старшая пионервожатая! Я только что говорила с директором детдома. Нас ждут там завтра. Против твоей кандидатуры не возражают.

На следующий день ровно в десять утра Надя была в райкоме.

В коричневом платье, с красным галстуком, она походила на пионерку. У Татьяны Васильевны снова закралось сомнение — справится ли? Молодая очень, и такая маленькая! Надя не заметила критического взгляда своей спутницы. Девушке казалось, что легко и просто завоевать доверие ребят.

Как вести себя при встрече?

Она не обращала внимания на дорогу, по которой шла; не замечала золотых, красных, зеленых листьев, засыпавших аллеи сада; не чувствовала резкого ветра, хотя была в одном платье.

Длинный забор с маленькой калиткой. Она идет вдоль него.

— Вернись, Надя! — голос Татьяны Васильевны заставил остановиться. — О чем ты так задумалась? Мы уже пришли!

Вблизи калитки стояли две девочки и мальчик на костылях. Надя заметила, что двор плохо выметен. Дом — старый, двухэтажный, с облупившейся штукатуркой. На нем еще видны следы войны. Кирпичом заложены окна, обвалился подоконник.

Татьяна Васильевна и Надя поднялись на ступени низенького крыльца, прошли небольшой коридор и постучали в дверь кабинета директора.

— Войдите!

За большим письменным столом — женщина в белом халате. Она поднялась им навстречу. Приветливо поздоровалась с Татьяной Васильевной. Та представила Надю, как их будущую старшую пионервожатую. Тамара Сергеевна, улыбаясь, сказала:

— Да она совсем девочка!

Наде понравилась Тамара Сергеевна. Бросился в глаза контраст между молодым лицом и седыми волосами. Голос ее звучал ласково.

Она предложила Наде осмотреть дом, познакомиться с детьми.

— Если понравится у нас, будем вместе работать!

С Надей пошла Татьяна Васильевна.

— Держись спокойно, — говорила она. — Старайся и виду не показывать, что тебе тяжело глядеть на ребят. Говори, как с обыкновенными детьми.

В полутемном коридоре Надя встретила мальчика на костылях. Он сказал:

— Здравствуйте! — и продолжал свой путь.

В комнате девочек воспитательница читала вслух. На маленьких стульчиках плотным кольцом вокруг нее сидели дети. В следующей комнате воспитанников не было. Стояли ряды аккуратно застланных кроватей. Посредине — небольшие столики и низенькие стулья. В классах шли занятия.

— А где же пионерская комната? Пойдемте, посмотрим! — сказала Надя.

— Ее нет, — ответила Татьяна Васильевна. — Детей много, помещение пока небольшое.

— Нет пионерской комнаты?! — удивленно воскликнула Надя. — Как же заниматься с ребятами? Где развернуть работу? Здесь большинство детей и ходить-то не могут, значит, о прогулках, посещении музеев, театров и думать нечего!

— Ты испугалась, Надя? Я говорила тебе: работать здесь трудно, помещение неважное.

Слова Татьяны Васильевны немного обидели девушку, но у нее действительно появились сомнения.

Она нерешительно вошла в кабинет директора. Здесь необходимо дать согласие или отказаться.

— Понравилось вам у нас? — обратилась Тамара Сергеевна к вошедшим.

Надя понимала — вопрос относится к ней, и надо сейчас решить. Она молчала. Потом быстро открыла сумочку, вынула паспорт и протянула его директору.

— Я хочу у вас работать. Может трудно будет, но я постараюсь, и вы поможете мне. Пожалуйста, примите меня.

Просматривая новенький паспорт Нади, Тамара Сергеевна сказала:

— Недавно получили? Я ставлю первую печать. Уверена, что вы нас не бросите, а постепенно привыкнете и горячо полюбите наших ребят. Они будут хорошими пионерами.

— Постараюсь оправдать ваше доверие, — начала торжественно Надя и, смутившись своего тона, просто добавила: — В войну я потеряла родных. Наверно, полюблю детей. Они тоже от войны пострадали.

Тамара Сергеевна объяснила Наде, что пока ей придется совмещать работу воспитательницы и пионервожатой. Девушка согласилась. Условились о часах работы, о том, что первое время она станет заниматься с младшими детьми и постепенно перейдет в группы более старших.

Весь остаток дня Надя провела в библиотеке Дворца пионеров. Девушка чувствовала, что она мало подготовлена, и хорошо понимала, как важно с первых шагов правильно подойти к ребятам.

На другой день Надя рано пришла в детский дом. Ей хотелось познакомиться с воспитателями, узнать от них побольше о детях.

За столом в учительской сидел полный, добродушный человек. Он что-то писал в большой книге. Услышав звук открывшейся двери, поднял голову и пристально посмотрел на смущенную, нерешительную девушку. Он понял, что это — новый сотрудник.

Тамара Сергеевна уже говорила о ней.

Приподнявшись, Иван Иванович сказал:

— Надежда Павловна?.. Так, кажется, ваше имя?

Надя кивнула головой:

— Да… — Ей стало весело: первый раз в жизни по отчеству назвали! Подумала: «Надо привыкать! Я теперь воспитатель!»

Иван Иванович подал ей стул. Хотел что-то спросить. В это время в учительскую вошел высокий, немного сгорбленный, тепло одетый человек. Он стал медленно раздеваться. Долго снимал галоши.

— А вот и доктор явился! Он всегда рано приходит. Дмитрий Яковлевич, познакомьтесь, это — Надежда Павловна, наша новая воспитательница и старшая пионервожатая, — громко сказал Иван Иванович.

Доктор пожал Наде руку, что-то хотел сказать, одновременно закуривая папиросу. Раздосадованный незажигающейся спичкой, сломал ее. Вытащил другую, — она тоже не загорелась. Засунул спичку в коробку и, не обращая внимания на Надю, вышел из комнаты. Она с недоумением посмотрела ему вслед.

— На доктора вы не сердитесь. Он плохо слышит и смущается своей глухоты. Узнает ближе вас, сам заговорит. Он прекрасный врач и редкой души человек. Перед войной на пенсию вышел, не работал. Узнал о нападении немцев — ни минуты дома не остался. Ему уже за семьдесят. Он начал работать еще в земстве. Знает свое дело человек. И как о наших ребятах заботится!

Наде понравился доктор. Теперь и молчание его показалось понятным.

Прощаясь, Иван Иванович посоветовал Наде самой познакомиться с ребятами.

— По-моему, так проще выйдет. Я так не люблю официальных представлений.

Надя прошла в комнату мальчиков, поздоровалась. Ей не ответили, хотя около стола сидело человек шесть-семь подростков. Они оживленно разговаривали, подчеркнуто не обращая внимания на Надю и в то же время наблюдая за каждым ее движением. Девушку охватило такое чувство, будто она готовится прыгнуть в прорубь. Заметив лежащего в постели мальчика, она подошла к нему:

— Ты болен?

— Да, — процедил он сквозь зубы.

— Что у тебя болит?

— Не знаю.

— У тебя жар? — Надя положила руку на голову больного. Тот сердито отбросил ее. Мальчики засмеялись и, толкая друг друга, выбежали из комнаты.

Первое знакомство хорошего не предвещало. Девушке необходимо было поддержать свой авторитет, не ронять его хотя бы в глазах больного мальчонки. Она сделала вид, что не заметила выходки ребят, взяла тетрадь, лежавшую на столике у кровати, перелистала ее.

— Это твои рисунки?

— Мои.

— Собаку хорошо сделал. С натуры?

— Да у нас и собаки-то нет. Просто с открытки срисовал.

Заметив, что мальчик охотнее заговорил, Надя спросила, как его зовут, сколько лет, давно ли болен. Игорь ответил, что ему двенадцать лет и что доктор три дня уже держит его в постели, не позволяет ходить.

— А вы почему так расспрашиваете? — обратился он к девушке.

— Райком комсомола назначил меня пионервожатой. Буду работать здесь.

— Пи-о-нер-во-жа-той, — протянул Игорь. — А с кем вы будете заниматься? Мы же не пионеры!

— А мы отберем лучших ребят и примем их. Вот и начало организации.

— Что вы! Наши ребята не пойдут. Какие мы пионеры — без рук, без ног!

— Неправильно ты говоришь, Игорь. Ты, наверное не, читал книгу Николая Островского «Как закалялась сталь» и знаешь, что автор был инвалидом. Вы здесь учитесь и ремесло изучаете. Какая же разница между вами и здоровыми? Почему вам не быть пионерами? Вы же должны понимать, в нашей стране с детства надо жить и работать в коллективе. Помню, как я обрадовалась, когда меня приняли в пионеры и надели красный галстук…

Больной мальчик с интересом слушал, а Надя все рассказывала и как-то незаметно спросила:

— Игорь, а ты хотел бы стать пионером?

— Да, — тихо сказал он.

Разговор прервала сестра, вошедшая с лекарством, Уходя, Надя сказала, что зайдет позднее. Она чувствовала, что одержала первую маленькую победу.

Спускаясь с лестницы, Надя столкнулась с возвращавшимися мальчишками. Они пропустили ее, но вдогонку громко, насмешливо закричали:

— Пионер!.. Пионер!..

Надя спокойно шла. Насмешки уже ее не пугали. Она что-то поняла.

В столовой завтракало много ребят. Они о чем-то спорили, громко смеялись. Кончив пить кофе, выскакивали из-за стола, не спрашивая позволения, не поблагодарив воспитателей. Безрукие, безногие, на костылях или протезах, ребята оживленно и шумно выбирались из столовой.

Первый раз Надя увидела почти всех детей. Она старалась не обращать внимания на их физические недостатки, но невольно все замечала. Смуглая девочка в руке без пальцев несла кружку с водой легко и просто. Прополз мальчик с парализованными ногами. Он шутил и смеялся. Двигался быстро, не отставая от идущего рядом товарища. Приглядываясь к детям, Надя изумлялась их внутренней силе, с какой они преодолевали физические трудности. Ей искренно хотелось помочь ребятам. Организовать, направить на верный путь эту силу и упорство.

«Они должны стать настоящими пионерами, а потом — комсомольцами!»

Ей казалось, что она лучше поймет детей, если будет знать историю этого необыкновенного детского дома. Надя расспрашивала Ивана Ивановича и доктора. Они рассказывали, и постепенно девушка ясно представляла себе жизнь детдома в дни войны и блокады.

Глава вторая

Перед войной дети-инвалиды жили в Петергофе в прекрасном двухэтажном особняке. Ребята называли его дворцом. Своими башнями, многочисленными балконами, террасой и вьющимся диким виноградом он действительно напоминал дворец. В ненастную погоду дети играли на террасе. Оттуда видно было море. Ребята любили наблюдать за проходящими кораблями. Им нравилась ширь моря, такого безбрежного, необъятного.

Парк, окружающий дачу, дети привели в полный порядок. Срезали сухие ветви, расчистили дорожки, засыпали их песком. Аллеи обложили кирпичом и побелили его. Везде разбили газоны, посадили цветы. Устраивались надолго: знали, что и зиму проведут в Петергофе. Им так нравилось тут! Вниманием и заботой окружали их воспитатели, а доктора старались вылечить своих маленьких пациентов. Хорошее питание, свежий морской воздух — все помогало восстановить силы больных детей.

В праздничные дни ребят увозили к фонтанам. Струи воды подымались высоко, освещенные разноцветными огнями. Они радугой переливались в небе и журчащие, сверкающие падали книзу.

Утром двадцать второго июня дети ждали автобус: они знали, что в этот день их повезут к фонтанам. Но что-то случилось. Ребята поняли это по встревоженным, взволнованным лицам воспитателей. Чувствовали, что нельзя приставать. Затихшие, сидели на ступеньках крыльца.

Скоро весть о войне донеслась и до них. И как все изменилось в прекрасном, сказочном Петергофе! Вместо нарядной, праздничной толпы, по улицам в сторону вокзала шли нагруженные чемоданами, узлами дачники. С каждым днем все больше и больше изменялось лицо города. Больше не было музыки. Не били фонтаны. С вокзала двигались войска. На улицах, в парках, везде видны были только военные. Местное население рыло окопы. В парке снимали статуи и глубоко закапывали в землю. Вечерами не стало видно освещенных окон. Дома стояли безмолвные, затемненные.

Немцы, перейдя границу, двигались вглубь страны. Создалась угроза Ленинграду. Детский дом инвалидов ждал эвакуации. Несколько воспитателей уехали в Ленинград, чтобы все приготовить для переезда. Обратно они не вернулись, — немцы отрезали Петергоф.

Начался обстрел. Он усиливался с каждым днем. Горели и рушились дома. Пожар угрожал и детдому. Укрыться было негде. На помощь больным детям пришли военные. Они перевезли ребят в Старый Петергоф. Временно поместили их в подвале большого каменного дома. В нем можно было спрятаться от снарядов и бомб.

После чудесного особняка дети очутились в темном, сыром подвале. Со страхом прислушивались они к вою сирен. В то же время мальчикам хотелось вылезти, посмотреть на воздушный бой. Они знали, что навстречу вражеским самолетам вылетают наши, и бой идет здесь, над их головами, над Кронштадтом. Но выглянуть было нельзя. Тамара Сергеевна и все воспитатели зорко следили за ними. Дисциплина в подвале была крепкая.

Иван Иванович научил ребят по звуку моторов отличать вражеские самолеты от наших. Иногда совсем близко они слышали свист пролетающей бомбы, грохот обрушившихся зданий. Едкий дым пожаров врывался и в подвал. Разрывы снарядов потрясали стены. Зажженные свечи гасли. Малыши начинали хныкать, но старшие ребята старались рассказать им что-нибудь интересное, рассмешить их. Воспитатели так разместили ребят, что около слабых всегда были более сильные, предприимчивые. На их обязанности было помогать товарищам, следить за ними. И дети прекрасно это делали.

В подвале находилась маленькая, глухонемая от рождения девочка. Она была совершенно беспомощна. Одиннадцатилетняя безногая Таня взяла ее под защиту. Неизвестно, как научилась она понимать глухонемую, угадывать каждое ее желание. Так мать не всегда понимает своего ребенка! Девочки крепко подружились.

Уже почти неделю детдомовцы находились в подвале. Военные обещали вывезти их при первой возможности. Но, видимо, этой возможности не было.

Ночью в дальнем углу Тамара Сергеевна собрала педагогов и воспитателей. Она сидела на узле, укачивая маленькую дочку. Дети других воспитателей были значительно старше ее Светланы. Они давно уже спали. Ее дочка болела, кашляла всю ночь.

Тамара Сергеевна сильно изменилась за это время. Похудела, в темных волосах появилась седая прядь, но она старалась держаться спокойно, как обычно.

— Товарищи, — сказала она, — провизия, взятая нами, кончается. И самое тяжелое — у нас иссякли запасы воды. Пополнять их очень трудно. Иван Иванович несколько раз делал вылазки. Все колодцы вблизи засыпаны. Пруд — далеко, да и приносить оттуда можно ведро, два, а нас здесь много. Я собрала вас, чтобы решить вопрос: как нам быть, если придется еще несколько дней оставаться здесь?

Все молчали. Повар подсчитал оставшиеся продукты.

— Придется еще сократить паек детям и вдвое уменьшить взрослым.

— А воды несколько ведер мы достанем, — сказал Иван Иванович. — Завтра же ночью пойдем. Мне помогут старшие воспитанники.

Решение было принято, но не спалось в эту ночь воспитателям. Одна мысль мучила всех: как сохранить жизнь доверенных им детей?

Тамара Сергеевна подошла к выходу из подвала.

Приоткрыла тяжелую дверь. Поразила тишина. Они так привыкли к постоянному шуму и грохоту, что эта внезапная тишина казалась тревожной.

Тамара Сергеевна стояла с ребенком на руках, вглядываясь в темноту ночи. Ей послышалось: кто-то стоит за кустом, и не один. Кто-то подбирается, ползет.

«Неужели это враги? Может десант высадили?..»

Она хотела захлопнуть дверь, но кто-то тихо сказал по-русски:

— Мы за вами приехали. Пока затишье — скорей собирайте ребят. Сажайте их в грузовики. Они здесь, за деревьями.

Тихо, на руках вынесли спящих малышей. Старшие ребята сразу проснулись, и, кто мог, деятельно помогал взрослым. Наконец разместили всех. Проверили, не осталось ли что в подвале. Грузовики медленно выехали из сада.

Едва спустились под гору — обстрел возобновился. Но автомобили уже мчались по шоссе. Снаряды туда не долетали.

Детей поместили в школе недалеко от Ораниенбаума. После подвала жизнь там показалась раем. Кроватей и многих необходимых вещей не было, зато воздуху — сколько хочешь и воды тоже! Хлеб и провизию получали в Ораниенбауме.

Дети жили дружной семьей. Да иначе и нельзя было: слишком близко находился враг.

Осажденный Ленинград помнил об оставшемся на «пятачке» детском доме. Неожиданно на пароходе вернулись из Ленинграда два воспитателя, ранее отправленные туда. Они сообщили, что ночью предстоит эвакуация детдома морем.

— Путь опасный. Залив обстреливается. Но другого выхода нет. Оставаться вам здесь еще опаснее.

Тамара Сергеевна следила за сборами. В любое время могли сообщить, что пароход подошел.

— Многое зависит от погоды, — говорили вернувшиеся. — Самое главное, чтобы ночь была темная.

Ночь выдалась темная-претемная. Детдомовцев на машинах подвезли к военной пристани. В абсолютном мраке, безмолвно происходила посадка.

Пароход отошел совсем неслышно. Он двигался вдоль берега. Тамара Сергеевна, разместив в трюме детей и уложив свою трехлетнюю дочку, вышла на палубу.

Петергоф горел. И чем ближе подвигались к нему, тем светлее становилось на пароходе. Почти не смолкали орудийные выстрелы.

«Нас будут обстреливать!» — подумала она.

Пароход подходил к самому опасному месту. Миновали Мартышкино. Детство она провела неподалеку от этого берега. Знает здесь каждый поворот, любую тропинку найдет. У самого моря — рыбачий поселок Бобыльск. На горе — Старый Петергоф. Как он пылает! Отсвет пожара лег на море. Словно не вода, а кровь разлилась. Вот красная полоса уже близко. Пароход вошел в нее. Выстрел!.. второй!..

— В нас!..

— Задний ход!.. Полный вперед!.. — слышны команды капитана.

Опять выстрел. Еще ближе… Залило всю палубу.

— Вперед!..

Несколько выстрелов один за другим. Пароходик бросает из стороны в сторону. Наши пушки отвечают из Кронштадта. В небе зарокотали наши самолеты. Обстрел прекратился.

Освещенный заревом пожара, пароход плывет вблизи Нового Петергофа. Капитан настороженно следит за берегом. Он весь, как натянутая струна. Кажется, чувствует, куда упадет снаряд…

«Совсем молодой, а какие у него воля и сила духа!» — думает Тамара Сергеевна. И сама она как-то подтянулась. Они должны вырваться из этого ада!

Опять посыпались снаряды. Опять закачало маленький пароходик. Снова ударили пушки Кронштадта.

— Полный вперед! — раздалась команда капитана. Пароход рванулся и словно полетел по воде. За короткое время удалось миновать опасное место. Немцы обстреливали, но снаряды теперь ложились за кормой, и пароход шел спокойнее.

Утром он был уже в Ленинграде. Город, залитый солнцем, казался таким родным, прекрасным! И даже выстрелы здесь не пугали. Все чувствовали себя дома и как-то спокойнее.

Большинство прибывших детей в скором времени перевезли в глубокий тыл. Когда ребята узнали, что Иван Иванович не поедет с ними в эвакуацию, поднялся страшный шум. Воспитанники в нем души не чаяли. Они просили не оставлять их. Иван Иванович сам был взволнован. Ему нелегко было расставаться с детьми.

— Я ухожу в армию, — сказал он, — и вернусь к вам снова, как только война кончится. А вы растите, учитесь и горячо любите нашу дорогую Родину.

Иван Иванович все время был на фронте. Там же он вступил в партию.

Тамара Сергеевна осталась директором детского дома инвалидов. Его заполнили новые воспитанники, жертвы войны и блокады. О том, как они жили здесь, Надя узнала из рассказа доктора. Нелегко ей было заставить заговорить Дмитрия Яковлевича. Он долго отмалчивался, говорил, что у него нет времени. Однажды Надя встретила его в столовой и прямо обратилась к нему:

— Скажите, доктор, как подойти к детям? Мне хочется много, много сделать для них!

— Если есть желание, это уже многое. Ребята у нас хорошие.

Доктор разговорился. Вспомнил о блокаде.

Детский дом находился вблизи электростанции. Ее обстреливали часто. Фашистов привлекала крупнейшая в городе ГЭС. Они знали, как важно уничтожить источник энергии.

Однажды утром начался налет. Детей сонных перевели в убежище. Едва прозвучал отбой — снова тревога, и так четыре раза подряд. Потом все затихло. Ребята спокойно пообедали.

Опять завыли сирены. Дети уже были в убежище, когда раздался сильный взрыв. Дом закачался. Посыпались стекла, кирпичи…

Когда обстрел затих, воспитатели пошли осматривать здание. Оказалось, пострадали комнаты со стороны фасада. Пришлось уплотниться.

В тот же день принялись очищать дом от мусора, заколачивать фанерой окна. Пробоину заделали кирпичом. Работали в часы затишья.

После снятия блокады дом отремонтировали. Старых, привыкших к дисциплине детдома ребят оставалось немного. Его сразу заполнили вновь присланные дети. Их привозили из больниц, госпиталей и из области. На воспитателей легла огромная работа: объединить, сплотить, перевоспитать эту массу детей, вырванных потоком войны из своих семей, осиротевших, искалеченных. Постепенно возобновились регулярные уроки в классах и работа в мастерских.

Когда кончилась война, Иван Иванович вернулся в детдом. Радостной была встреча с Тамарой Сергеевной и доктором.

Дмитрий Яковлевич не ушел с работы и после войны. Все свои силы, все знания он отдавал детям, изувеченным войной.

— Поработаю еще, пока силы есть, — говорил он. — Не время сейчас отдыхать!

Глава третья

Мастерские были расположены рядом со столовой. Надя торопилась узнать, как проходит день у ребят и чем они заняты.

В детдоме инвалидов воспитанники получали общее и профессиональное образование. Дети оканчивали четырехклассную школу при детдоме, а потом поступали в общую. Посещать школу РОНО могли только ходячие, но ремеслам при детдоме обучались все.

В большой квадратной комнате, с окнами, выходящими в сад, несколько девочек шили белье, чинили и перешивали платья.

Надя подошла к девочке лет четырнадцати. Та ловко и быстро разматывала нитки. Хорошо подобранные цвета, сложный и красивый рисунок вышивки говорили о мастерстве. Разглядывая работу, Надя незаметно наблюдала за вышивальщицей. Девочка ей понравилась. У нее спокойные, ясные, большие глаза. Волевой рот. Золотистые, немного вьющиеся волосы. И удивительная улыбка. Она, как солнышко, освещала все. Но с первого взгляда Надя заметила неподвижность и какую-то скованность тела. У нее были парализованы ноги. И когда Галя (так звали девочку), вместо того, чтобы встать, тяжело опустилась и поползла, Надя едва не закричала. Невыносимо было смотреть на это. Девочка не заметила произведенного ею впечатления. Она взяла со стола ножницы и уже снова спокойно сидела и что-то показывала своей соседке.

Первым движением Нади было броситься к девочке, обнять ее, спросить, откуда у нее столько мужества, как она сумела победить свои физические страдания и быть такой солнечной? Но Надя сдержала свой порыв. Она и виду не показала, а спокойно заговорила с Галей о ее искусной вышивке.

Подошли другие девочки показать и свои работы. Надя исподтишка наблюдала за ребятами. И чем больше она узнавала детей, тем сильнее ей хотелось быть с ними.

После ужина Надя зашла в спальню девочек. Здесь вся мебель была такая же, как у мальчиков, но комната выглядела совсем по-другому. Чувствовалось присутствие маленьких хозяек. Особенно выделялись вышитыми накидками постели. Салфетки на столиках, занавески — везде строчка, вышивки, кружева… Образцовый порядок и безукоризненная чистота.

Топилась большая круглая печь. Яркое пламя освещало девочку, сидевшую на коврике. Она так задумалась, так ушла в себя, что не заметила постороннего человека. Надя подошла ближе. Девочка подняла голову, приветливо поздоровалась и застенчиво сказала:

— Я люблю мечтать у огня. Смотрю на горящие дрова и что хочу, то себе и представляю. А вы любите мечтать? Да почему вы стоите? Садитесь рядом!

Она подвинулась, и Надя с большим удовольствием протянула к огню озябшие руки. Достаточно было беглого взгляда, чтобы определить инвалидность девочки. Она заметила взгляд Нади и сразу замолчала.

Надя больше не смотрела на протез, но разговор не налаживался.

— Ты пионерка?

— Меня приняли… Но это еще до войны было!..

Нина печально покачала головой и задумалась.

Желая прервать молчание, Надя заговорила о том, что райком назначил ее сюда старшей пионервожатой.

— Мы вместе будем работать. Постараемся, чтобы жизнь у нас была интереснее и содержательнее. Тебе сколько лет?

— Четырнадцать. Мне хочется по-прежнему быть настоящей пионеркой, но разве с такой ногой это возможно?

— А почему нет? У тебя здоровая голова и, кажется, богатое воображение. Как знать, вырастешь, может быть писателем, художником или музыкантом станешь. Можешь и инженером сделаться: руки у тебя тоже здоровые. Даже ходишь на протезе. Что же тебя смущает?

— Значит, возможно?

— А то как же! Ты сейчас об этом мечтала?

— Нет. Я смотрела на огонь, и он мне напомнил салют. Когда началась война, я училась в школе. В нашем доме сразу организовалась группа самозащиты. Меня взяли туда связной. Я бегала по квартирам, извещала о дежурствах, исполняла все, что мне поручали. В наш дом попала бомба. Меня ранило осколками. После этого я долго лежала в больнице. В День победы нас вынесли на балкон. Мы хорошо видели салют, иллюминацию. Внизу на площади — танцевали. Было так празднично! Все радовались, что война кончилась. Кричали: «Да здравствует Сталин!..» Я смотрела на небо, засыпанное цветными ракетами. О, если б всегда, всегда был мир!..

Худенькое, бледное лицо девочки преобразилось. Так хороши были ее сияющие глаза!

Нина вздрогнула. В комнату шумно, весело вошли другие девочки. Они расселись около потухающей печки. Начался общий разговор. Надя незаметно направляла его, задавая вопросы. Девочки говорили непринужденно. Пионервожатой эта случайная беседа с детьми помогла многое понять. Она почувствовала, что и здесь уже зародилось доверие.

«Надо наполнить каждый день ребят увлекательной живой деятельностью. Постараюсь чаще показывать им город. А театры, кино… Как изменят они однообразную жизнь детей!» Наде казалось, что она много-много придумает занимательного.

«Завтра поведу их в кино!» — решила девушка, возвращаясь домой.

«Хорошо, что я выбрала эту работу!» — с удовлетворением думала она.

На следующий день девочки встретили ее приветливо. В столовой она объявила:

— Сегодня пойдем в кино! Ребята радостно захлопали.

— Какую картину хотите смотреть?

— Тахир и Зухра! — громко закричали мальчики. Девочки не знали содержания этого фильма, но тоже согласились.

В кино Надя растерялась, узнав, что все билеты на детские сеансы уже проданы. Этого она не ожидала. Она упрашивала кассиршу, администратора дать возможность детям посмотреть эту картину, и именно сегодня. Она чувствовала, как важно выполнить первое обещание и не обмануть детей. Напрасно просила; от всех получала один ответ:

— Нет билетов!

Пошла искать другое кино поблизости. «Далеко наших детдомовцев не поведешь!» Прочитала название фильма: «Это было в Донбассе».

Что же делать? Ребята не просили ее доставать билеты на эту картину. Но раз на «Тахир и Зухра» — нет, наверно они с удовольствием посмотрят и эту. Лучше же, чем дома сидеть!

Надя протянула кассирше деньги. Но и здесь осталось только двадцать билетов. Купив их, Надя, счастливая, побежала обратно.

Дети еще не расходились из столовой. Они ждали ее.

— Достали билеты? — услышала Надя еще в дверях.

— Вот они!

Она подняла пачку билетов высоко над головой.

— Через час пойдем на новый фильм «Это было в Донбассе».

Лица мальчиков вытянулись. Надя заметила это. Желая успокоить ребят, она сказала:

— На «Тахир и Зухра» мест не было.

— А на этот мы не пойдем! — крикнул хромой мальчик. — Правда, Окунев?

Подросток, сидевший на табуретке спиной к Наде, быстро повернулся. Он свистнул, махнул рукой. В ответ на его жест со всех сторон закричали:

— Не пойдем, не пойдем!..

— То есть как не пойдете?

— Сказали — не пойдем, вот и все!

— Я же не виновата, если на «Тахир и Зухра» все билеты проданы.

— Наверно, для вас! Наверно, вы уже смотрели «Тахир и Зухра», а свой «Донбасс» — нет. Знаем мы!

— Неправда! — запальчиво ответила Надя. — Я «Донбасс» уже смотрела и охотно пойду еще раз!

— Ну и идите одна на все билеты! — насмешливо сказал Окунев. — Мы не пойдем!

Кое-кто поддержал его. Девочки, столпившись в углу, о чем-то шептались. Им совсем не нравилась стычка в столовой.

— Мальчишки зря нервничают. Надо примирить их с пионервожатой. Знаю, в кино им хочется. Давайте, уговорим их, — сказала Нина.

Она хотела подойти к Наде, но та, не ответив на слова Окунева, быстро вышла из столовой. Злые, насмешливые выкрики неслись ей вдогонку.

В пустой учительской Надя в отчаянии опустилась на стул. Сжав виски руками, она старалась овладеть собой, но сцена в столовой стояла перед глазами.

Поступок ребят казался ей таким жестоким, несправедливым! Она уронила голову на стол…

— Что с вами, Надежда Павловна? — обратился к ней вошедший педагог.

Надя быстро вытерла слезы. Она и не слышала, как отворилась дверь. Отвечать не могла. Думала незаметно уйти из комнаты. Молодой преподаватель понял ее намерение. Дружески сказал:

— Вы лучше расскажите. Легче станет. Всем нам первое время доставалось!..

Надя сначала неохотно отвечала ему. Постепенно рассказала все.

— Мне же так трудно было достать эти билеты. А они отказались! Что мне делать, Анатолий Георгиевич? Надо немедленно идти, иначе пропадут билеты.

Молодой педагог, улыбаясь, посоветовал ей умыться.

— Нельзя, чтобы они видели ваши слезы. А я сейчас переговорю с ними. Все будет в порядке!

Надя недоверчиво посмотрела на него. Она сомневалась, что так быстро можно исправить случившееся. Анатолий Георгиевич вскоре вернулся.

— Напрасно вы волновались, Надежда Павловна! У вас здесь уже есть друзья. Они все устроили. Тридцать человек готовы немедленно идти с вами!

— У меня только двадцать билетов! — испугалась она.

— Ничего! — весело сказал Анатолий Георгиевич. — Ребята сами решат, кто пойдет. Одевайтесь скорее! Дело за вами.

Во дворе построилась группа детдомовцев. Надя заметила, что в их числе были и мальчики, ругавшие ее. Едва она подошла к ним, ребята на костылях, протезах двинулись к калитке.

Надя сказала, что она догнать их не может. В ответ на шутку ребята прибавили шагу. Первые ряды ушли далеко. Пионервожатой пришлось бежать, чтобы остановить их.

В начале пути Надю смущало ее яркое голубое пальто. Ей казалось, что кругом все смотрят на нее. Теперь, наблюдая за своей шумной колонной, она об этом забыла. Особенно пугали ее переходы через улицы. Дети, оказавшись вне привычной обстановки, радовались возможности всюду заглянуть, все увидеть. Они легко могли попасть под автомобиль. Надя, как наседка, старалась держать их около себя, дожидаясь трамвая. Ребята просили:

— Хоть бы две остановки проехать в трамвае! — И отказать им не хотелось. Но как погрузить в вагон всех, да еще не в меру развеселившихся ребят, — она не представляла себе. Все же Надя согласилась.

Мальчики шумной толпой окружили подошедший трамвай. Они лезли с задней и передней площадки. Входившая с ребенком женщина сердито сказала мальчику:

— Почему, такой большой, лезешь с передней площадки?

Надя вступилась за своего питомца:

— Он больной! — с обидой сказала она.

Но женщина не унималась. И только увидев, как трудно мальчику поднять протез на ступеньку, виновато сказала:

— С виду он кажется совсем здоровым!

В переполненном вагоне пионервожатая, расталкивая публику, старалась сосчитать детей. Ребят радовала поездка, смешило беспокойство Надежды Павловны, звавшей Ваню или Митю. Все занимало. Редко приходилось им покидать детдом.

Зато Наде длинным и трудным показался путь до кино. Наконец-то она усадила всех своих питомцев на места. Старшие мальчики недовольно перешептывались. Им снова хотелось, чтобы на экране были «Тахир и Зухра», а не этот незнакомый им фильм.

— Наверно будет только о каменном угле! Даже на первый раз интересную картину выбрать не могла! Тоже — пионервожатая! — ворчали мальчики, но сами с нетерпением ждали начала.

Уже темно в зале. Увидев на экране землянки и сидящих там фронтовиков, ребята насторожились. Когда же в командирский блиндаж вошли комсомольцы, отправляющиеся в тыл врага, — картина захватила детей. Они хотели знать, что будет дальше. Стремление юношей, стоящих перед командиром, им было понятно. Комсомольцы просят отправить их в разведку так же, как просили бы они сами. С каким увлечением просмотрели дети весь фильм и сколько нового узнали о жизни комсомольцев во времена гражданской войны!

Радостно возбужденные, возвращались домой. Старшая пионервожатая чувствовала себя счастливой. Мостик доверия, взаимного понимания перекинулся между нею и детьми.

Незаметно прошла неделя. Надя приглядывалась к ребятам. Она расспрашивала о них педагогов. Из воспитателей ей больше других помогала Екатерина Каземировна Лаврова, пожилая и умная женщина, опытный педагог. Она сама подошла к новой сотруднице. Старалась все ей объяснить и облегчить первые дни работы. Надя слышала ласковые нотки в ее голосе и невольно сама тянулась к ней. Екатерина Каземировна много рассказывала о детях, и Наде понятнее становились их жизнь и характеры.

Надя часто беседовала с ребятами. Говорила им:

— Советской стране все дороги. Большинство из вас пострадало от войны, и наше государство особенно заботится о вас. Оно видит в вас своих будущих помощников. Хочет, чтобы вы росли настоящими пионерами и комсомольцами…

Дети стали мечтать о красном галстуке. Пионервожатая сделалась желанной гостьей не только в комнате девочек. Мальчики средней и младшей групп проходу ей не давали:

— Когда будет прием в пионеры?

— А меня возьмут?

Она обещала, что примут, если они будут хорошо вести себя и учиться.

С помощью Екатерины Каземировны Надя легко завоевала симпатии младших. Преодолеть недоверие подростков было труднее. Но и среди них появились у нее друзья. Некоторые ребята много помогали ей. Они старались парализовать выпады озорников.

Молодая, малоопытная Надя нередко допускала грубые ошибки. Тамара Сергеевна, а чаще Иван Иванович приходили ей на помощь. Надя видела, как просто они разрешали казавшиеся ей сложными вопросы.

Работа увлекала Надю. Забывая об отдыхе, девушка целыми днями оставалась в детском доме. Сегодня собиралась вернуться пораньше, но не удалось. Ей поручили сделать доклад.

Уже совсем поздно, а у Нади ничего не готово. Кругом книги. Она торопливо пишет, зачеркивает и снова пишет. Хочется девушке сделать хороший доклад. Завтра она в первый раз выступает перед детдомовцами. И будут не одни ребята, а все воспитатели, и военные приедут; они — шефы. И вот перед ними Надя должна говорить о Великой Октябрьской революции…

Кажется — ничего не выходит. И все же надо, надо сделать! Вдруг Надя вспомнила живой рассказ старого большевика, участника взятия Зимнего. Он выступал во Дворце пионеров, и Надя хорошо все запомнила. Это-то и нужно положить в основу доклада! Рассказать о Ленине, товарище Сталине, о наших людях, о Родине!

Утром следующего дня она страшно волновалась. Время тянулось бесконечно.

И вот Надя стоит около маленького столика. В президиуме — Тамара Сергеевна, полковник, инструктор райкома. Ребята тесным кружком расселись на ковре. Первые слова так трудно произнести! Надя даже глаза закрыла. Как хочется убежать! Но она же старшая пионервожатая. Разве можно показать себя малодушной перед ребятами!

И девушка говорит, почти не заглядывая в написанные листки, уже без страха.

Воспитанники сидят тихо. Их захватил, увлек этот простой, искренний рассказ о величайшем событии в жизни нашей страны, о победе Октябрьской социалистической революции. И когда Надя кончила — дружными аплодисментами ответил ей зал.

Седьмого ноября, забрав ребят, Надя пошла на демонстрацию. Понятно, далеко они идти не могли. Остановились на центральной улице района. Не только большинство детей, но и сама Надя в первый раз видели демонстрацию в Ленинграде.

Как зачарованные, смотрели они на проходившие колонны. Музыка, песни, красные полотнища знамен… Торжественно-радостное настроение идущих… В дни блокады не было демонстраций. Сегодня радость победы, отвоеванной свободы, звучит в музыке, песнях и каком-то особенно бодром шаге демонстрантов.

Ребятам передалось настроение идущих. Они весело кричали. Демонстранты поздравляли детей с-праздником, дарили им цветы, флажки.

Пока не прошли все колонны, детей невозможно было увести с улицы. Они озябли, носы посинели. Стоять на протезах и костылях тяжело. Но они не обращали внимания на усталость, чувствуя себя участниками демонстрации. Надя — тоже. Это роднило ее с детьми, и они стали ей еще дороже.

В детском доме озябшие ребята гурьбой бросились в столовую. Здесь было тепло, даже жарко. Праздничный обед проголодавшимся детям показался необычайно вкусным. Надя не оставляла ребят до самого вечера.

Хорошо идти по тихой, безлюдной улице. Дышать чистым, холодным воздухом и мечтать. Думать о своей работе и сознавать, что день прошел удачно.

«Как много можно здесь сделать! Ленинградцы неутомимо работают, восстанавливая свой израненный город. А я помогу воспитать детей, пострадавших от войны и блокады».

Она вышла на центральную улицу, слилась с людским потоком. Внезапно осветилось темное осеннее небо. Рассыпались разноцветные звезды. Еще и еще! Фонтанами поднимаются со всех сторон! Небо преобразилось. Оно горит, переливается. Вот затихло, потемнело. Вот снова загорелось. Еще светлее стало! Скрещиваются, перебегают светлые ленты прожекторов… И опять со всех сторон поднялись в небо ракеты. В лучах прожекторов еще ярче горят их красные, зеленые, оранжевые звезды.

Надя остановилась. Глаз не может оторвать. Волшебным ей показался город. Толпа увлекла за собой. Куда идет — не обращала внимания. Вблизи Зимнего дворца увидела реку.

«Нева! Почему я прежде не чувствовала ее такой могучей?»

Пробираясь через толпу, Надя вышла к гранитной набережной. Иллюминированная Петропавловская крепость. Освещенный прожекторами Кировский мост, с темными провалами арок. Широкая лестница биржи, и там, над Невой — два сказочных маяка… Взлетают ракеты. Они горят в небе яркими огнями, отражаются в темной воде.

Надя стоит пораженная. Она не может разобраться в своих ощущениях. Но это так хорошо! Неужели еще так недавно город был окружен врагами? Чувство гордости, восторга за свою страну, за Ленинград охватило все ее существо.

«Здесь через каждый дом, каждую квартиру прошла смерть. Народ не поддался своему горю. Он глубоко запрятал его в сердце. Стал внутренне еще сильнее. Сегодня Ленинград рассказывает о своих победах!»

И Надя поняла, что пример мужественных людей города обязателен для всех приезжающих.

«Чтобы называться ленинградкой, надо не просто жить здесь, а уметь работать и бороться, как они».

Осенний дождик многих прогнал с набережной. Стало просторнее. На площади около дворца танцевали, не обращая внимания на непогоду. К Наде подлетел моряк. Он ловко козырнул, весело пригласил голубое пальто танцевать. Ну, как же отказаться? После танцев смотрели кинокартину, слушали выступления артистов. Все это под открытым небом, на площади. И дождик прошел. Молодежь знакомится быстро. Несколько студенток побежали смотреть Медного всадника, освещенного прожекторами. Надя примкнула к ним. Студентки, как и она, недавно приехали в Ленинград. Им все интересно, все хочется посмотреть. Долго бродили вместе.

Постепенно спутники Нади отставали, сворачивали в боковые улицы, но девушка шла дальше. Ей хотелось как можно больше видеть город, залитый праздничными огнями. Надя медленно проходила по незнакомым улицам. Огромные красные полотнища, перекинутые через проспекты, флаги, портреты вождей и свет… Так много света везде! Несмотря на поздний час, улицы полны народу. С Литейного проспекта девушка попала на Невский. Отсюда она хорошо знала дорогу домой.

Почти у самых ворот ее кто-то окликнул:

— Надя!

Это Тамара Сергеевна возвращалась домой из райкома.

— Хороший у нас сегодня концерт был! — говорила она оживленно. — Потом сидели, разговаривали. Вспоминали о войне, о пережитом. В какой замечательной стране мы живем, правда, Надя? Сегодня мы шли с демонстрацией по улицам города. Мы знали, как сильно был поврежден Ленинград. Сами восстанавливали его. Мало времени прошло после окончания войны, а сделано так много! И не только здесь, а всюду. По всей стране идет небывалая стройка. Теперь все видят, что может сделать наша страна. У нас есть прямая, чудесная цель: это — борьба за коммунизм!

Глава четвертая

Несколько дней подряд шел снег. Крупными хлопьями он падал на землю. И так много его насыпало — дворники едва разгребут, уже снова надо убирать. Зато ребятам привольно: кто на лыжах бродит, кто просто валяется на мягком снегу.

Группа старших воспитанников занята устройством ледяной горы. Руководит работой Надя. Перерыв после обеда небольшой, скоро надо будет готовить уроки, а гору необходимо залить сегодня.

— За ночь подмерзнет, а завтра еще польем раза два. К воскресенью гора будет готова!

— И нас покатаете, Надежда Павловна? — пристают к пионервожатой малыши.

— Всех, всех прокачу, только сейчас не мешайте нам! — и Надя бежит наверх.

Гора высокая, сделана из крепких досок. Лестница удобна и площадка широкая, огороженная. Ребята разгребли снег, утрамбовали дорожку. Катиться можно будет далеко.

— Пора заливать!

— Надежда Павловна, чем же мы воду станем носить? И откуда брать ее?

Надя и сама еще не знает, как организовать поливку.

— Иван Иванович! — закричали ребята, увидев входящего в калитку воспитателя. — Помогите нам гору полить!

Иван Иванович подошел к Наде. Он критически осмотрел сделанную работу и одобрил ее. Ребята торопят:

— Скоро звонок, и мы не успеем! Скажите, чем таскать воду?

В это время раздался звонок.

— Вот и провозились, ничего не вышло! Значит, не кататься нам в воскресенье! — дети с упреком смотрят на своих воспитателей, а звонок все звонит. Надо бежать домой.

— Не волнуйтесь, ребята! — успокоил Иван Иванович. — Я с дворником из шланга полью, пока вы занимаетесь.

«Как же это мы не догадались? Столько раз сами поливали улицу! Эх, нам бы дали заливать гору!..»

Иван Иванович словно угадал их мысли:

— Первый раз надо умеючи залить. Это дворники лучше сделают. А вот завтра дадим и вам поработать. Только смотрите — не баловаться с водой! Теперь не лето. А сейчас — в класс, быстрее! И советую уроки приготовить хорошо!

— Выучим! — и дети, спотыкаясь, падая в снег, торопятся в дом.

За ночь политая водой горка обледенела. Но лед был еще тонкий, хрупкий. Надо было поливать еще. После обеда дети быстро одеваются и спешат во двор.

Из комнаты девочек все хорошо видно. Много ребят столпилось около горки.

Право держать шланг и направлять струю воды дается, как награда, лучшим: Иван Иванович учитывает и отметки, полученные в классе.

Сегодня Иван Иванович в замешательстве. Много детей работали хорошо, а учились еще лучше. Шланг — один, а подержать его в руках хочется всем.

Весело следить, с каким напором вырывается вода. Юра Жилеткин задумал пустить струю в стоящего поблизости Кольку, своего закадычного приятеля. Но он знает, что Иван Иванович непременно отберет у него шланг и больше не даст. Коля тоже отлично понимает обстановку и корчит смешные гримасы, подсмеиваясь над товарищем.

У окна, наблюдая за тем, что делается во дворе, сидит Галя. Она дружна с мальчиками, особенно с Колей. Однажды он рассказал ей, как жил в деревне, занятой немцами. Когда Советская Армия прогнала немцев и освободила их места, колхозники ходили по запущенным полям, все осматривали, словно в первый раз видели свою землю. Сознание, что они могут ходить свободно и никто их не остановит, пьянило людей.

«Мы, ребята, не отставали от взрослых, — рассказывал Коля. — С песнями ходили. Так все были счастливы, что фашистов прогнали! Мне было тогда девять лет и всюду, всюду хотелось мне заглянуть. Как-то с двумя мальчиками мы ушли очень далеко. В поле наткнулись на кучу железного лома. Принялись разбирать его. Вдруг я вытащил какой-то непонятный предмет. Верчу его со всех сторон, а мальчишки отбежали и кричат: «Брось, Колька, еще взорвется!»

Мне хотелось знать, что это такое. Сначала думал домой снести, а потом, — не знаю, как это вышло, — взял и ударил камнем по своей находке. Раздался взрыв. Первое время я даже боли не почувствовал, побежал. Потом упал, обливаясь кровью: обе руки оторвало и глаз пропал… Выходили в больнице».

Гале жаль мальчика. Она понимает, как трудно такому. Живой, способный и изобретательный, Коля стал молчаливым и озлобленным. У него было сильное желание поправить свою ошибку, стать самостоятельным. Безрукий, он научился делать почти все. Трудно понять, как он может писать и, притом, хорошо. Заткнет вставочку под рукав рубашки, локтем бумагу придерживает. Так и пишет. Говорит — легко! Галя пробовала сама так писать: ни одной буквы не вышло, а он пишет красиво и разборчиво. Меньше четверки по русскому языку никогда не получает.

Коля — гордый, все старается делать хорошо. Вот и сейчас Галя видит, как он орудует лопатой — разгребает снег. Конечно ему трудно. Зато у него ноги здоровые, и как он ловко на коньках катается! Футболист он лучший в детдоме. Воспитанники прозвали его «Чемпионом».

— О чем ты так задумалась, Галочка? — Маша, обняв подругу, заглянула в окно.

Только что политый лед сверкал на солнце и казался синим ручейком среди снежных берегов. Коля, увидев в окне девочек, подбросил лопатой мягкий снег.

Он насыпался за вороты стоявшим невдалеке ребятам. Те кинулись на Чемпиона.

— Берегись, Колька! Получай сдачу!.. Отбивается Чемпион, но он один, а нападающих

четверо. Ловко защищается Коля. Один из его противников уже барахтается в снегу. Дубков нападает на другого. Иван Иванович все видит и идет на выручку. Коля в азарте ничего не замечает и вместо мальчишки ударяет по руке воспитателя.

Сразу опомнился. Стоит, опустив голову. Девочки прильнули к стеклу. Им страшно за Колю.

— Что говорит Иван Иванович?.. Неужели Колю накажут?

Но Иван Иванович не хмурит брови. Значит, он не сердится. Вот он положил руку на плечо Дубкова. Смеется.

— Машенька, он ие накажет Чемпиона. Он же видел, что Колька ударил его не нарочно.

— Понятно, Иван Иванович зря не придерется. Вот они вместе идут домой и о чем-то разговаривают. Пора и нам готовить уроки. Уже звонок был.

Высокая, худенькая девочка аккуратно сложила книги, тетради и попросила разрешения уйти из класса.

— Пожалуйста, Лиза! Вы свободны. Как всегда, кончили первая!

— Может быть, надо кому-нибудь помочь, Екатерина Каземировна?

Воспитательница не успела ответить, как несколько человек уже просили Лизу остаться. Она подошла к звавшей ее Нине.

— Уже два раза начинала решать эту задачу… Ничего не выходит! Такая трудная. Пожалуйста, посмотри!..

Лиза прочитала условия задачи, проверила решение. Она быстро нашла ошибку и с упреком сказала:

— Опять виновата твоя рассеянность, Нина! Ты правильно делала, но взяла не те цифры, что даны в условии. Здесь надо поставить не 223, а на сотню больше.

— Верно! — радостно согласилась Нина и быстро кончила задачу. Лиза уже помогала другим ребятам.

Екатерина Каземировна наблюдала за девочкой. С первого взгляда трудно заметить инвалидность Лизы, так естественны и просты ее движения. Не сразу заметишь и черную перчатку на неподвижном протезе. Рука ампутирована до плеча. Девочка не любит говорить о себе. Если кто-нибудь спрашивает, где и когда она потеряла руку, — бледные щеки Лизы вспыхивают ярким румянцем, большие глаза смотрят так печально, что задавшему вопрос делается неловко, и разговор прекращается.

Лиза окончила детдомовскую школу на отлично, и сейчас она первая ученица в восьмом классе обычной школы. Там ею восхищаются и немного балуют, но это не портит девочку.

Помогая товарищам, Лиза задержалась надолго. В классе остались только два мальчика, переписывавшие сочинения, да Галя с Колей Дубковым о чем-то тихо говорили в дальнем углу. Лиза подошла к ним.

Коля встал, уступая ей скамейку.

— Хорошо, что ты подошла, — сказала Галя. — Я хотела тебя позвать. Надежда Павловна поручила мне договориться с вами. Если согласны, — соберемся вечером в учительской. Надежда Павловна тоже придет туда.

— О чем договариваться-то? — торопил Коля. — Скоро ужинать позовут!

— Мы учимся здесь и живем, — продолжала Галя, не обращая внимания на слова Дубкова, — а пионерской организации у нас еще нет. Несколько человек, принятые раньше в госпиталях и других детских домах, уже забыли, кажется, что они пионеры. Даже галстуки перестали носить. Наша старшая пионервожатая ребят еще плохо знает. Она нас хочет объединить, сделать своим активом. Думает дать нам поручения. Ну, начать пионерскую работу… Понимаете?

— Давно пора, — сказал Коля. — Больше двух лет как я пионер, и никто ни разу даже на сбор не пригласил. Совсем забыли нас!

— Я с Колей редко соглашаюсь, а сейчас он, кажется, прав, — помолчав, ответила Лиза. — Что ты так удивленно смотришь на меня, Чемпион?

— Поражен и обрадован! Ребята, небывалая вещь! Лиза со мной согласна! — и, подпрыгнув, Колька ловко перескочил через парту.

— Не хулигань! — сердито сказала Галя и обернулась к Елизавете: — Вета (так подруги в школе звали Лизу, и детдомовцам понравилось это имя), сколько у нас старых пионеров?

— Здесь — трое. Вон еще Нина идет. Маша тоже пионерка.

— Юрка Жилеткин — тоже. Еще Гошка Кузин и Окунев. Только Окунев, наверно, откажется. Он уже взрослый. Вон какой верзила!

— И Гошка, наверно, не пойдет. Они — друзья.

— И все же им надо сказать, — заметила Лиза.

— Пока шесть человек у нас есть. Значит, сегодня после ужина соберемся в учительской.

— Правильно! — крикнул Коля и побежал к двери.

— Ты куда?

— Юрке скажу!

— Всегда торопишься, — укоризненно сказала Галя. Но Вета опять поддержала Чемпиона:

— Не огорчайся, Галочка, он правильно поступает. Не будем откладывать. Ты, пока еще нет звонка на ужин, переговори с Машей.

После ужина у детей свободное время: можно заниматься чем хочешь. С приходом Нади в детдом по вечерам ребята стали готовиться к самостоятельным выступлениям. Надя на пианино по слуху подбирала аккомпанемент к песням. Выходило неплохо.

Сегодня ребята будут петь одни. Надя торопилась на собрание пионеров. Проходя по коридору, она услышала звонкие голоса и глухой бас доктора. Надя вошла в комнату мальчиков. Доктор стоял спиной к двери и внимательно разглядывал что-то.

— Обрезано! Сомнений нет. Опять обрезано! Пострелять захотел?

— Да я не трогал! Резина износилась! — уверяет вихрастый мальчишка, а сам старается не смотреть на доктора.

— Не спорь. Обрезано! Давно ли я дал тебе новые протезы? И предупредил. А ты снова испортил их. Придется посидеть в постели.

— Дмитрий Яковлевич, не буду больше! Как-нибудь почините! Мы завтра в кино идем на новую картину.

— Теперь — «почините»! Надо было раньше думать!

— Ничего, посидит, — сказал кто-то, — так ему и надо.

Надя неслышно вышла из комнаты. Она не в первый раз была свидетельницей сражений доктора с ребятами из-за срезанной для рогаток резины. Угрозы Дмитрия Яковлевича засадить озорника на несколько дней в постель редко сбывались: доктор любил своих пациентов и торопился скорее исправить протезы. Дети знали его отзывчивость и старались сами помогать ему, а озорникам от товарищей попадало сильней, чем от самого Дмитрия Яковлевича.

Надя с большим уважением относилась к доктору, спрашивала его, как правильнее держать себя с нервными, вспыльчивыми ребятами.

Около учительской Надю ждала группа детей в пионерских галстуках. Она пригласила их войти. Дети расселись вокруг стола и сами заговорили:

— Мы очень обрадовались вашему решению создать из нас инициативное ядро. Нас шесть человек. Мы имеем право носить красные галстуки. Нас уже приняли в пионеры, только не здесь, а в других детдомах.

— Вас только шесть пионеров? А я считала больше…

— Окунев и Гошка отказались прийти на собрание. Гошку мы потом втянем в работу. А Окунев на днях уходит из детдома, — объяснил Коля.

«Плохо все-таки, что их здесь нет», — подумала Надя.

— Надежда Павловна, — продолжала Лиза, — вы у нас новый человек, а мы здесь давно и довольно хорошо знаем друг друга. Нам хочется скорее иметь свою пионерскую организацию. Располагайте нами! Мы все, все сделаем, чтобы помочь вам!

— Спасибо, товарищи, за поддержку! Ваша помощь мне очень нужна. Давайте подумаем, как нам подготовиться к приему, как лучше организовать этот день и когда его устроить.

Не успела Надя кончить, как в ответ посыпались предложения.

— Самое главное — скорее принять! — заявил Коля, и все его поддержали. Решили сделать прием через месяц, в ленинские дни.

Ребята не расходились. Им, видимо, хотелось еще о чем-то поговорить. Надя почувствовала это и спросила:

— А как вас принимали в пионеры? Воспитанники зашептались. Всем хотелось рассказать.

— Начнем с Лизы, — сказала Надежда Павловна.

— Я вступала в пионеры в школе. Учиться старалась как можно лучше. И вдруг, перед самым приемом, я получила «четыре» за диктовку. Было так стыдно! Все же мне удалось исправить отметку. В день приема нам выдали дневники. У меня по всем предметам стояло «отлично». Нас принимали на торжественном сборе. Когда мне повязали красный галстук, я дала слово кончить школу на «отлично».

— Кажется, ты выполняешь его?

— Стараюсь.

После Лизы рассказывал Юра.

— Меня принимали в детдоме. Тогда я хорошо учился…

— А сейчас почему двойки получаешь? — спросила Жилеткина Лиза.

Он молчал. За друга ответил Коля:

— У Юрки больше не будет двоек, — заявил он. — Он еще лучше Лизы будет учиться.

— Ну уж, лучше Лизы… — смущенно сказал Юра.

Надя почувствовала, что Юра постарается оправдать слова товарища. Заговорила Галя.

— Меня в блокаду принимали. Я тогда жила в детском доме в Лесном. На наш вечер пришли военные. Они знали, что будет прием в пионеры. Было так торжественно, хотя где-то близко все время стреляли. Командир один, летчик, сказал речь о нас… Не могу передать той радости, которая охватила меня, когда старший лейтенант повязал мне галстук. Мы дали клятву, что отдадим все силы, а если понадобится, и жизнь за Родину. Я старалась с честью выполнять все поручения старшей пионервожатой.

Один за другим дети рассказывали о дне приема в пионеры. Надя тоже вспомнила свое детство.

— Какой я себя чувствовала счастливой, возвращаясь из школы в красном галстуке. Это был самый лучший день в моей жизни.

— И у меня тоже! — подтвердила Галя.

— Товарищи пионеры! Вы замечательно говорили. Давайте повторим сегодняшний вечер. Соберем ребят. Устроим беседу. И как сейчас, но еще больше и душевнее, вы расскажете, как вас принимали в пионеры. На ребят это должно произвести сильное впечатление.

— Надежда Павловна, а вы будете говорить о своем детстве?

— Скажу. Кроме того, я начну беседу. Сделаю небольшое вступление. Так мы постепенно подготовимся к торжественному сбору, когда вновь примем ребят в пионеры. Вы — мои помощники. Давайте, отберем лучших.

— Да мы всех знаем! Можно Витю, Сережу, Катю, Олю, Мишу…

— Подождите, не торопитесь называть! Ваши кандидатуры в следующий раз обсудим. И помните, нужно не только называть имена, а уметь доказать, почему вы этих ребят считаете лучшими. Сейчас уже поздно. Поговорим завтра.

— А где мы собираться станем? У нас и пионерской комнаты нет. В учительской случайно сегодня пусто. А так — постоянно кто-нибудь из преподавателей здесь сидит.

— Это правильно. Места для работы у нас нет. Но я уверена, что это только временно. Примем ребят в пионеры, начнет организация работать, тогда уж отвоюем себе помещение. Согласны?

— Еще бы! Иначе ничего не выйдет, — сказала Галя.

— Спокойной ночи! — крикнули ребята, услышав звонок.

Уложив младших, Надя заглянула в комнату девочек. Там все лежали тихо. На табуретках аккуратно было сложено белье и платья. Шторы спущены, а маленькая лампочка мягким светом освещала комнату.

«Надо еще спуститься в первый этаж, — подумала Надя, — посмотреть, все ли там в порядке. Скоро придет Иван Иванович. Необходимо проверить. Он не любит, когда ребята не спят».

Надя спускалась по лестнице. Она не очень-то любила проверять старших мальчиков, а Окунева даже слегка боялась. Он всегда смеялся, передразнивая ее.

Внизу, миновав столовую, Надя подошла к спальне. Пахло табачным дымом. У двери кто-то стоял. Увидев ее, шарахнулся в спальню. Дверь захлопнулась.

Надя бросилась за убежавшим, толкнула дверь. Не открывается. Навалилась всем телом… Дверь легко распахнулась, и девушка со всего размаха грохнулась на пол.

Несколько секунд не могла встать: ушибла ногу. Потом с трудом поднялась. В комнате — мертвая тишина. Все ровно дышат. На один миг девушке показалось даже, что она ошиблась. Но табачный запах здесь еще сильнее. Значит — ошибки нет! Как быть?..

Надя добралась до выключателя и зажгла электричество. Несколько голов приподнялось с подушек. Ребят разбудил свет. В углу, где лежал Окунев, было особенно тихо. Казалось, обитатели этих коек спят давно и очень крепко.

Пристально вглядываясь, Надя заметила тоненькую струйку дыма, поднимавшуюся из-под подушки Окунева. Пахло паленым. Девушка подошла и приподняла подушку. От зажженной папиросы прогорела простыня и уже дымился матрас. Надя взяла графин с ночного столика и вылила воду в постель Окунева.

Он понял, что притворяться больше незачем. Хотел вырвать из рук пионервожатой папиросу. Надя отодвинулась и спокойно сказала:

— Нельзя скрыть обгоревшие простыню и матрас.

Окунев закрылся с головой одеялом и отвернулся к стене. Приятель его Гошка, облокотившись на подушку, наблюдал пионервожатую. Она шла, стараясь не хромать. В учительскую едва поднялась. Иван Иванович был уж там. Он должен был сменить Надю.

— Что с вами, Надежда Павловна? Почему вы хромаете?

Надя рассказала ему все и подала недокуренную папиросу. Иван Иванович ничего ей не ответил. Он молча ходил по комнате. Потом сказал:

— Дело серьезное!.. Сколько раз парня предупреждали. Давал слово, что больше не будет курить… Ничего с ним не выходит! Наверно придется ставить о нем вопрос на педагогическом совете. Сегодня же поговорю с Тамарой Сергеевной. А как вы? Болит нога?

Увидев, что Надя едва сдерживает боль, он исчез и через несколько минут вернулся с доктором.

На следующий день Тамара Сергеевна вызвала к себе Окунева и Гошу Кузина. Вынув пачку папирос, отобранную Иваном Ивановичем, спросила:

— Это ваши папиросы?

Несколько мгновений воспитанники стояли молча. Потом Окунев с подчеркнутой грубостью заявил:

— А если и наши, что особенного?

Не возвышая голоса, Тамара Сергеевна продолжала задавать вопросы:

— Из-за вас упала Надежда Павловна?

— Так ей и надо! Пусть не подсматривает! — пробурчал Окунев. — Сама — девчонка, а везде лезет! Какое ей дело? Подумаешь — стар-ша-я пионервожатая! — презрительно протянул он.

— Стыдись так говорить! Плохо вы с ней поступили! Да, она молодая, и вы должны были по-товарищески помогать ей. Опять вас застали с папиросами. Сколько раз, Окунев, я говорила тебе об этом! Вы оба вчера курили?

Гошка тихо сказал:

— Я не курил…

— Иван Иванович сегодня утром нашел у тебя под подушкой папиросы. Зачем, мальчик, ты говоришь неправду? — как-то по-матерински ласково спросила Тамара Сергеевна.

Гошке стало тяжело. Он вспомнил погибшую в начале войны мать. После ее смерти он удрал от дяди. Хотел пробраться на фронт. Да куда такому малышу! Бежал, не разбирая пути. Попал под обстрел. Его ранило. В больнице ампутировали ноги. Очень долго лежал там. Полгода назад привезли сюда. Как сердечно его встретили!.. И Гошка привязался к детдому, старался хорошо учиться. А потом явился сюда Окунев. Он смеялся над Гошкой, называл его «пай-мальчиком».

«Мне и дружить-то с ним не хочется, а выходит как-то так, что всегда попадаем вместе…»

Гошка вздохнул и поднял голову. И уже твердо он повторил:

— Я не курил.

Тамара Сергеевна пристально смотрела на Окунева. Тот сердито сказал:

— Чего глядите? Ну да, это я подсунул ему папиросы. А он и курить-то не умеет! Младенец! Его от табака тошнит.

— Хорошо, что сказал правду, Окунев! Вопрос о тебе решим завтра на педагогическом совете. А ты, Кузин, понимаешь теперь, к чему приводит такая дружба? Ты же пионер!..

Тамара Сергеевна подошла к мальчику и погладила его опущенную голову.

— Простите… — тихо сказал Гоша.

Зазвонил телефон. Тамара Сергеевна, беря трубку, сказала:

— Можете идти!

Окунев быстро вышел. Гоша неохотно пошел за ним.

Доктор уложил Надю у себя в кабинете, но она на другой же день встала. Ребята узнали, почему Надя хромает. Они окружили ее вниманием. Это внимание показало Наде, что ребята по-настоящему привязались к ней. Ее отношения с ними стали как-то легче и проще.

Пришел к ней и Кузин.

— Будешь с нами работать? — спросила его Надя. Глаза мальчика вспыхнули. Видно было, как он обрадовался.

— Что же ты молчишь? Я думала, ты за этим и пришел?

— Мне очень хочется…

Он говорил медленно, точно подыскивая слова, и опять замолчал. Потом заторопился. Он боялся, что не сумеет свои ночные думы выразить словами.

— Мне давно хочется быть с вами, а не с Окуневым. Теперь, если вы возьмете меня, я буду делать все, как пионер.

— Вот и отлично! У нас сейчас очень много дела перед сбором. Хочешь помогать Лизе?

— Еще бы!

— Я договорюсь с ней, и она вечером даст тебе работу.

На следующий день Надя пошла в райком комсомола. Ей надо было о многом переговорить с Татьяной Васильевной. В райкоме она встретила других пионервожатых. Некоторые из них работали тоже в детдомах, но со здоровыми детьми. Все же у них было много общих вопросов и трудностей. Надя обо всем расспрашивала товарищей. Они, со своей стороны, очень интересовались ее инвалидами.

Татьяна Васильевна тоже уделяла много внимания ее работе. Вот и теперь она, как только пришла, обратилась к Наде:

— Поправилась? Зажила твоя нога?

Девушка даже удивилась: откуда она могла знать о ее болезни?

Татьяна Васильевна сказала, что Окунева и еще двух переростков сегодня отправят в больницу хроников.

— Они случайно у вас находились так долго. В больнице затянулся ремонт. Ну, а как твои дела идут?

— Татьяна Васильевна, скоро устроим торжественный сбор. Будет прием в пионеры. Вы придете?

— Конечно. Расскажи-ка, кого ты наметила?

— Я сначала отбирала ребят, учитывая только поведение и успеваемость. Мне кажется, я неверно подходила. Наши дети — калеки, и то, что здоровым дается легко, им очень трудно. Зато в ремесле они добиваются мастерства. Вы же знаете, у нас профессиональное образование так же обязательно, как и общее. Я теперь все учитываю. Если б вы знали, как ребятам хочется надеть красные галстуки! Недавно мы провели вечер воспоминаний.

— О чем же это вы вспоминали? — улыбаясь, спросила Татьяна Васильевна.

— Как о чем? У меня семь человек пионеров. Они раньше еще, в дни блокады, приняты были. Вот они, да и я, рассказывали, какой это счастливый день, когда ты становишься пионером. В красном галстуке как будто вырастаешь. В этот день я чувствовала себя ближе к папе. Он был коммунист… Когда я пришла в красном галстуке, папа назвал меня «товарищ», и я видела, он не шутил…

— Какое же впечатление произвел на ребят ваш вечер воспоминаний?

— Очень понравился. Нам столько вопросов задали! Отвечать не успевали… Я рада, что попала в этот детдом!

Татьяна Васильевна похвалила Надю за инициативу и желание лучше узнать детей.

— Давай, назначим прием в пионеры на воскресенье перед ленинскими днями.

Надя согласилась и немного испугалась. Времени осталось мало, а сколько еще надо успеть сделать!

Прощаясь, Татьяна Васильевна, как всегда, спросила:

— Заниматься успеваешь? Не отрывайся от ученья: забывать начнешь. Смотри, с каждым пропущенным годом нагонять все труднее. В нашей стране нельзя стоять на месте. Все должны расти. Особенно молодежь!

Надя промолчала. Возвращаясь из райкома, она всю дорогу думала над словами Татьяны Васильевны. Сознавала правоту их и хотела разобраться, понять, почему же все попытки ее заниматься самостоятельно кончались неудачей? «Уже январь. Я ничего не сделала. Даже старого не повторила. Больше так продолжаться не может. Я должна что-то придумать. Но что?..»

Глава пятая

— День приема в пионеры надо сделать радостным. Пусть он останется в памяти детей на всю жизнь! — говорила Тамара Сергеевна собравшимся в учительской педагогам. — Постараемся помочь Надежде Павловне. Она из сил выбивается.

И не только педагоги, а весь персонал детдома принял живое участие в подготовке к торжеству. Инструктора швейной мастерской не успевали кроить, так много пришло к ним девочек, желающих скорее приготовить новые пионерские костюмы. Девочки теперь проводили в мастерских все свободное время, и за неделю до срока двадцать семь новых, с большим старанием сшитых костюмов лежали на столах.

Молодые сапожники не отставали от портних. Крепкие, хорошо сделанные ботинки были выставлены в ряд. Окончив работу, дети приставали к старшей пионервожатой:

— Что еще надо делать? Мы досрочно кончили. Давайте еще работу!

Надя разучивала новые песни, готовила ребят к сбору. Иван Иванович со старшими ребятами украшал столовую портретами вождей и лозунгами.

В суете приготовлений незаметно подошел день сбора. Ребят попарно ввели в столовую.

Знакомая комната выглядит сегодня необычайно. Вся мебель и столы убраны. Всюду цветы. Их накануне прислали шефы. Портреты вождей обрамлены гирляндами, перевиты красными лентами. Висят флажки. День морозный и ясный. Солнце тоже помогает праздничному настроению. Оно играет, переливается, пробиваясь сквозь льдинки на стекле.

Ребята все захотели быть на сборе. Вступающие в пионеры стоят впереди, остальные — за ними. Музыканты, присланные шефами, ждут начала. Дети с любопытством поглядывают на блестящие трубы. Им хочется рассмотреть инструменты и самим попробовать поиграть.

Надя следит за всеми. Она волнуется: ждать — мучительно, а гости все не идут. Наконец дверь открылась. Вошли шефы, секретарь райкома комсомола с Татьяной Васильевной, кто-то еще, незнакомый. Тамара Сергеевна предлагает гостям садиться. Грянула музыка.

Надя видит, что дети волнуются. Сдерживая треногу, она громко, отчетливо говорит:

— К торжественной линейке приготовиться!

Взглянула на ребят. В новых костюмах они выглядят подтянутыми, стройными… Трудно поверить, что большинство из них ходят на протезах, так ловко они стоят в строю.

И не одна Надя, гости тоже с волнением наблюдают за детьми. Много раз они принимали в пионеры, но на таком приеме присутствуют впервые.

— Посмотрите, какие лица у детей! Серьезные, строгие, — говорит вполголоса полковник. — В них сознание ответственности и радость, волнующая радость быть членом большой пионерской семьи.

Надя выдвинулась вперед. Она медленно произносит:

— Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…

Дети хором повторяют за ней слова обещания.

Когда Надя стала повязывать красные галстуки вновь принятым пионерам, остальные детдомовцы взволнованно перешептывались. Когда же новые пионеры пошли под музыку, неся знамя, ребята не выдержали и бросились поздравлять товарищей. Те молчали. Они как будто изменились, словно выросли за последние минуты.

Но вот секретарь райкома комсомола подходит к детям.

— Смирно! — закричала звеньевая.

Секретарь поздравила юных пионеров и обратилась ко всем детям:

— Райком комсомола и ваши шефы хотят, чтобы день приема в пионеры был радостным днем и запомнился на всю жизнь. После обеда вы все поедете в автобусах по городу.

Дети захлопали бурно, восторженно:

— Спасибо!

Лиза построила пионеров. За ними встали остальные воспитанники. Уходя, они пели:

Надя несколько раз пыталась сказать что-то Татьяне Васильевне, но из-за шума та ничего не могла разобрать. Наконец ребят увели, стало потише, и Надя провожая гостей, сказала:

— У нас сегодня вечером пионерский костер, посвященный Владимиру Ильичу Ленину. Может и вы придете?..

Татьяна Васильевна прервала ее:

— Мне кажется, Надя, лучше перенести костер на годовщину дня смерти Ленина. Сегодня у детей и так много переживаний.

Шефы поддержали Татьяну Васильевну и обещали быть на костре.

За обедом дети плохо ели. Даже любимые кушанья встречались равнодушно. Всем хотелось скорее кончить обед и бежать к окнам, караулить приход автобусов.

— Пришли! — крикнул вдруг кто-то. Ребята выскочили из-за стола.

— Что вы нервничаете, никаких автобусов еще нет! — рассердился Иван Иванович. Он снова усадил ребят и строго сказал: — Кто не кончит обеда — не поедет!

Едва успели ребята одеться, как за ними приехали.

На дворе холодно. Солнца уже нет. Зимние сумерки коротки. Пока усаживали ребят, пока тронулись — стало темно. Дети прижались к окнам. Проезжают знакомые улицы… Вот и Невский. Вдруг, как один, по всему Невскому зажглись фонари…

— Как хорошо!.. Все видно!

— А что это за улица? Мост, а на нем чугунные кони? Почему они здесь?

Воспитатели объясняют, стараясь ответить на все вопросы.

Большинство детей не только жили, но и родились в Ленинграде. Но лишенные возможности самостоятельно двигаться, они знают его только по картинкам.

Автобусы идут медленно. Прильнув к стеклам, ребята первый раз в жизни смотрят на свой город.

— Мы проезжаем Невский… Вот Казанский собор. Здесь похоронен Кутузов…

— Вот виден золотой шпиль Адмиралтейства…

— Сейчас подъедем к Медному всаднику и к Неве…

— Давайте остановимся здесь! — просят дети. И все, что они знали по картинкам, встает перед ними, величественное и несказанно прекрасное. Галя поражена. Она давно мечтала увидеть свой город. Она много читала о нем. Знает наизусть Медного всадника Пушкина. И вот она на Неве!..

— вспоминает девочка. И город вырос:

И все это она видит сейчас.

— Машенька, наш город гораздо лучше, чем мечтал о нем Петр!..

Автобусы идут по набережной Невы. Кировский мост, а на той стороне в большом доме с окнами на Неву помещается Нахимовское училище.

— Где?! — кричит Витя и, расталкивая девочек, пробирается к окну, из которого видно училище. — Я здесь буду учиться! — уверенно говорит он.

Автобусы подходят к Таврическому дворцу.

— А вот и Смольный! Здесь работали Ленин и Сталин…

И детям кажется, что они видят их, спускающихся по ступеням широкой лестницы. Галя тихо говорит:

— Машенька, что было бы с нами, если бы мы жили не в Советской стране?..

Глава шестая

Надя вернулась с прогулки такая же счастливая, как и дети. Успех сегодняшнего дня, благодарность Татьяны Васильевны заставили забыть усталость. Три дня Надя не заходила домой, и еще сегодня утром она чувствовала себя измученной, мечтала скорее отдохнуть и выспаться, а сейчас уже забыла об этом. Увидев ее, Тамара Сергеевна засмеялась:

— Опять здесь? Идите скорее домой, да и завтра отдохните! Вы много и хорошо поработали.

Тамаре Сергеевне возражать нельзя. Пришлось повиноваться.

Выйдя на мороз, девушка не пошла пешком, как обычно, а села в троллейбус. Мягко покачиваясь в кресле, она вспоминала подробности прошедшего дня. Незаметно заснула и проехала свою остановку. Пришлось возвращаться обратно.

После того, как она пригрелась в теплом троллейбусе, мороз показался еще сильнее. Скорей бы добежать! Вдруг кто-то назвал ее по имени, обнял и поцеловал. Надя смотрит на девушку, кажется — незнакомую, а та смеется:

— Забыла, забыла меня совсем! Ни разу даже не зашла, как не стыдно!

— Варя! Это ты? Вот хорошо-то!..

— Почему же ты не приходила ко мне, Надя?

— Да я адрес забыла!

— Теперь-то я тебя не отпущу. Дом наш совсем близко. Идем скорее!

Надя думала отказаться от приглашения. Ее тянуло домой. Но Варя не слушала возражений. Подхватив девушку под руку, она затащила ее к себе.

Надя уже не жалеет, что зашла. Так приятно согреться! Она охотно рассказывает о себе и о работе в детдоме.

— А учишься ты? — подавая подруге чай, спросила Варя.

— Не спрашивай! Это у меня самое больное место. Как-то неладно получается. Кажется, на все должно хватать дня. Почему же у меня плохо выходит? Я знаю, как необходимо учиться. Мне, как старшей пионервожатой, приходится отвечать на бесчисленные вопросы ребят. Надо иметь много знаний, а я кончила только восемь классов, да еще в военные годы. И читать почти некогда. Каждая лекция, прослушанная во Дворце пионеров, очень полезна. Но это же раз в неделю! Давно я составила себе план. Узнала программу, достала учебники за девятый класс. Решила раньше вставать и повторять старое. Несколько дней все шло по плану, потом два дня проспала, да еще что-то помешало… — Голос Нади звучит виновато. Ей неприятно говорить это. Она помнит, как твердо доказывала Варе тогда в поезде необходимость учиться, а сама ничего не сделала.

— С осени буду учиться, обязательно буду! — решительно заявляет она.

— Почему с осени? Я работаю на фабрике, где мама, и учусь в школе рабочей молодежи. Времени хватает: четыре раза в неделю занятия в школе. Трех вечеров на приготовление уроков мне достаточно. Я в девятом классе. Пока справляюсь!

Заметив огорченное лицо Нади, Варя прибавила:

— У тебя другая работа. Тебе и вечера приходится проводить в детдоме. Не огорчайся! Это живое, увлекательное дело. Я уверена, что ты много, много делаешь для детей.

— И все же мне кажется, Варя, можно найти время и для занятий. Я просто какая-то неорганизованная. Бросаюсь в одну сторону, с увлечением работаю, забывая о других обязанностях. Я не умею распределять время. Начала повторять старое и все топчусь на месте. Несколько дней пропущу и опять начинаю сначала.

— Да ты не горюй! Наверно, и я бы так же топталась, если бы занималась одна. За девятый класс проходишь?

— Да.

Помолчав, Надя прибавила:

— Скорее хочу сдвинуться. Ничего не сделала за это время. Боюсь, что и дальше так же пойдет.

Варя почувствовала, как тяжело подруге. Так захотелось ей помочь!

— В воскресенье у тебя бывает свободное время?

Надя кивнула головой.

— Давай, я стану приходить к тебе каждую неделю! Вместе будем проверять пройденное. Я тебе буду рассказывать, на что у нас в школе обращают больше внимания. Принесу свои тетрадки. Я успеваю многое записать за преподавателем.

Заметив, что Надя думает отказаться, она торопливо добавила:

— Это мне будет полезно не меньше, чем тебе. И заниматься вдвоем веселее!

— Да мы почти соседи с тобой! — обрадовалась Варя, записывая Надин адрес. — Теперь уж я тебя не потеряю. Куда же ты торопишься? — спросила Варя, когда Надя поднялась со стула. — Посиди еще…

— Ведь я случайно к тебе попала. Заснула в троллейбусе и проехала лишнее. Эти дни мало спала…

— Значит, жди меня в воскресенье!

Согревшись у Вари, Надя на обратном пути не чувствовала мороза. Быстро добежала до дома и одним духом поднялась на пятый этаж. Открывая дверь, вынула из ящика письмо.

— Да это мне!.. От Люси.

Не снимая пальто, Надя разорвала конверт, вытащила несколько мелко исписанных листков, проглядела их, еще раз перечитала и вслух сказала:

— Эх, Люсенька! Если б ты была здесь!.. У тебя все так просто и хорошо выходит. Ты учишься в девятом классе, пишешь, что пятерки получаешь. Думаешь, что и я занимаюсь. Ничего у меня не выходит, Люся!.. Но я не хочу от тебя отставать. Завтра начну заниматься с Варей. И даю тебе слово: к осени подготовлюсь и сдам в десятый. Буду учиться в вечерней школе.

Утром Надя проснулась позднее обычного и сейчас же схватилась за учебники. На этот раз она много сделала…

«Пора идти в детдом. Надо проверить, готовы ли пионеры к выступлению. Завтра же костер!..»

Еще издали увидела Надя ледяную гору и ребят на ней. Они тоже заметили свою старшую пионервожатую и приветствовали ее радостными криками. Надя взобралась на горку и с удовольствием прокатилась с малышами на коврике, а со старшими на санках.

Дети наперебой делились впечатлениями о вчерашнем празднике.

— Надежда Павловна, мы тоже хотим быть пионерами! — просили ее малыши.

— Подрастите немного. Через год и вас примем.

Екатерина Каземировна рассказала Наде, что было сегодня утром:

— Вхожу к малышам, а у них необычная тишина. Перед ребятами стоят вытянувшись две девочки и мальчик. Витя, старший и самый дисциплинированный в группе, произносит слова клятвы. Трое ребят повторяют за Витей. Стать пионером — вот о чем мечтают теперь мои малыши. Вы не напрасно здесь поработали, Надя. Уже видны результаты.

Да Надя и сама замечала, что вчерашний день не прошел для детей бесследно.

«Теперь надо закрепить и еще усилить стремление ребят быть настоящими пионерами».

Двадцать первого января, после торжественной траурной линейки, зажгли пионерский костер, посвященный Владимиру Ильичу Ленину. Снова все воспитанники собрались в столовой детдома. Комната выглядит нарядной, но совсем другой, чем в день приема. Столы придвинуты к стенкам. Середина комнаты застлана ковром. В центре — костер, искусно сделанный старшими воспитанниками. Они запрятали электрические лампочки глубоко в дрова, сверху прикрыли красной марлей.

Дети разместились вокруг костра рядами. За ними — шефы и воспитатели. Надя потушила свет. Костер зажегся. Тихо, очень тихо сидят дети. Красный отблеск падает на их взволнованные лица. В глазах — любопытство и ожидание. Белые рубашки и красные галстуки пионеров мелькают во всех рядах.

Вот около самого костра зазвенел детский голос:

— Владимир Ильич Ленин родился в Симбирске…

Пионер рассказывает о городе на Волге, где жил Владимир Ильич, о его семье, родителях. Едва он кончил — в следующем ряду с другой стороны заговорила девочка:

— Маленький Володя был правдивым ребенком. Однажды он сломал линейку у сестры. Володя не только сейчас же признался ей, но и показал, как он это сделал…

Девочка кончила, и сразу же встал мальчик:

— Володя поступил в гимназию девяти с половиной лет. Учился он охотно. Всегда внимательно слушал объяснение урока в классе.

— А на коньках как он катался! Умел спускаться с высокой ледяной горы. Сначала согнется, потом постепенно выпрямляется, — с увлечением рассказывает Коля.

Его сменяет Юра. Он сам любит шахматы и говорит, как хорошо еще с детства Владимир Ильич знал эту игру.

Так постепенно дети рассказали о детстве Ленина. Лиза хорошо говорила об исключительной трудоспособности Владимира Ильича. Учиться ему было легко. Напрягаться не приходилось. И все же он сам понял, как важно с детства приучить себя к усидчивой работе, и уже в молодые годы добился блестящих результатов. Его работоспособность поражала всех.

Кончились выступления ребят. Слово взял полковник. Он просто и понятно рассказал о Владимире Ильиче, как о создателе Советского государства, о жизни и работе Ленина, об его отношении к детям. Потом говорил о великом продолжателе дела Ленина — товарище Сталине.

Надя предложила:

— А сейчас давайте споем любимые песни Владимира Ильича!..

Негромко, взволнованно звучали детские голоса. Долго не расходились ребята…

Глава седьмая

Горка была любимым зимним развлечением детей. Вблизи нее сделали каток. Там чаще всего можно было видеть Колю Дубкова. Он даже в обеденный перерыв занимался фигурным катанием. В праздники его отпускали на общественные катки.

Последнее время Дубков был чем-то занят, а чем — не догадывался даже Юрка. В воскресенье мальчик, накатавшись вволю на большом катке, вернулся веселый и довольный. Увидев на горке Екатерину Каземировну с ребятами, он надел коньки и поднялся к ней.

— Хотите, я вам покажу что-то? — обратился он к Екатерине Каземировне.

— Опять шалость придумал?

Но Чемпион не слушал воркотню воспитательницы. Он знал, какая она добрая.

— Скорее уходите все с дороги! — крикнул он вниз малышам. Когда путь очистился, Коля выпрямился, потом низко присел и полетел с горы на коньках.

Екатерина Каземировна смотрела на него с ужасом. Ей казалось, что мальчик сейчас разобьется. Ребята тоже испугались. А Чемпион, постепенно выпрямляясь, летел уже во весь рост по дорожке. Все думали, что он в конце свалится в снег, но мальчик ловко повернул, не доезжая до сугроба. Потом легко перепрыгнул через барьер и, увязая в снегу, подбежал к Екатерине Каземировне.

— Я научился кататься с горы, как Владимир Ильич. Я решил добиться этого еще тогда, когда костер у нас был!

Воспитательница только головой покачала. Невозможно было сердиться на этого изобретательного, жизнерадостного мальчика.

Пионерский костер дети не забыли. Все воспитанники старались подражать маленькому Володе.

— Дети стали лучше учиться! — говорили педагоги.

— И в мастерской работают хорошо. Особенно пионеры. Они зорко следят за своими товарищами.

Обрадованная похвалами, Надя старалась еще больше укрепить пионерское ядро, развить его инициативу. Пионеры помогали ей и понемногу втягивали в работу других ребят.

Наде давно не нравилась стенгазета. Несколько раз менялись редакторы. Но газета по-прежнему была скучной, однообразной. Пионервожатая предложила Лизе взять на себя эту работу. Новый редактор по-иному поставила дело. Она часто говорила товарищам:

— Вы не ворчите на недостатки, не шепчитесь между собой по углам! Если что заметили — пишите в газету. Хорошие поступки тоже отмечайте. Пусть наша стенновка будет нам настоящим другом!

И дети стали писать охотно. Однажды появилась заметка «О Соне-растеряхе», подписанная Игорем. Он писал: «Соня с вечера все раскидает, а утром найти не может. Из-за этого опаздывает на занятия. Нам стыдно за нее! Она — пионер!»

Соня, прочитав заметку, страшно обиделась на Игоря и перестала с ним разговаривать. Пионеров это возмутило. Они пробовали объяснить Соне, что все написанное — правда. Опровергнуть факты она не может. Соня упрямо твердила:

— Ябедник!.. Кляузник!..

Пришлось на сборе поставить вопрос о поведении Сони.

У пионеров не было своего помещения. Собирались там, где найдут место.

— Товарищи, сегодня после ужина сбор в учительской!

— Там нельзя. Вечером назначено заседание, — объясняет пионерам Иван Иванович.

— Классы и столовая заняты. Куда же нам деваться? — огорченно спросила Галя. — И вчера все было занято…

— Я попрошу инструктора швейной мастерской. Она нас пустит! — уверенно говорит Лиза и бежит в мастерскую. Пионеры ждут на площадке лестницы. Они нервничают, пристают к Наде с расспросами.

— Когда же нам дадут комнату? Вы видели, Надежда Павловна, как испортили малыши наш макет? Только что сделали его и уже выбрасывай…

— Надежда Павловна, давайте направим делегацию в райком комсомола! Может быть, они нам помогут…

— Вы знаете, ребята, как давно Тамара Сергеевна хлопочет, ищет новое помещение. Но в Ленинграде столько домов уничтожено во время войны. Найти новое помещение в городе для нас невозможно. В этом доме тесно, число воспитанников все увеличивается. Решено вблизи города для нас построить новое здание, большое, хорошее! А сейчас мы с Тамарой Сергеевной всячески прикидывали: нет места для пионерской комнаты. Приходится пока потесниться, потерпеть. Да и весна не за горами. Скоро на дачу поедем. Места хватит.

В это время прибежала запыхавшаяся Лиза:

— Товарищи, идемте в мастерскую! Там свободно!..

Повторять приглашение не пришлось. Быстро, насколько позволяли протезы, спустились с лестницы. Едва расселись кто куда мог, Надя заявила:

— Уже поздно. Придется разобрать только один вопрос: о Соне. Давайте коротко, не теряя времени, решим его.

Заговорила Лиза:

— Прежде чем помещать заметки в стенгазете, мы тщательно их проверяем. Все, что написано о Соне, правильно.

— Еще бы! Все знают, какая она растеряха! — закричали пионеры с мест.

— Игорь учится с Соней в одном классе!

— Позвольте мне сказать, — встал Игорь. — Мне кажется, Соня позорит нас, пионеров, своим поведением. И пусть она со мной не разговаривает, а я все равно стану о ней писать!

— Ну и пиши! Очень мне надо!.. — крикнула Соня. Все зашумели.

— Ты забыла клятву! Разве так должен вести себя пионер? Тебе не злиться надо, а вовремя приходить на занятия!..

Слово взяла Галя. Она заговорила тихо, спокойно, как всегда.

— Все мы знаем недостатки Сони. Ее тетя рассказывала мне, как баловали девочку родители. Ее капризы и злые шутки казались им невинными шалостями. Соня привыкла делать что хотела, не думая о последствиях. Но, по-моему, за последнее время она стала лучше. Меньше капризничает и строже относится к себе. Она и сейчас еще упрямится, но, кажется, поняла, что Игорь написал правильно. Верно я говорю, Сонечка? — и Галя посмотрела на девочку своими лучистыми глазами. Соня наклонила голову и едва слышно сказала:

— Да…

— И ты постараешься исправиться? — спросили ее сразу несколько человек. И еще тише девочка ответила:

— Да…

— Я буду помогать тебе, — шепнула ей Галя.

— Других вопросов мы ставить сегодня не будем. Уже поздно! Скорее ложитесь спать, — торопила детей пионервожатая.

Раздеваясь, Лиза заметила дырку на чулке. Она достала иголку, воткнула ее в край подушки, вдела быстро нитку и принялась штопать. На соседней постели Нина, сняв протез, юркнула под одеяло. С наслаждением вытянулась, устроилась поудобнее. Спать еще не хотелось. Она повернулась в сторону Лизы и невольно залюбовалась ею. Расплетенные волосы мягко легли на плечи девочки. Губы по-детски полуоткрыты. Видна полоска белых ровных зубов. Глаза внимательно следят за работой. Надев чулок на круглую палку и прижав его коленкой, Лиза одной рукой быстро кончила штопку. Заплела распустившуюся косу и — скорее под одеяло!

— Вета, я не могу понять, как ты одной рукой можешь все так хорошо и быстро делать?

Лиза засмеялась.

— А мне всегда хочется спросить тебя, Ниночка, неужели возможно так легко и быстро ходить на протезе? И как это выходит у тебя?

— Я же привыкла!..

— Вот и я тоже, — улыбаясь, сказала Лиза. — Мне было три года, когда я потеряла руку.

— Как это?.. — начала Нина и остановилась, вспомнив, что подруга не любит говорить о своем несчастье. Лиза лежала молча. Казалось, что она нарочно притворяется спящей. Неожиданно она заговорила:

— Я хорошо помню этот день, хотя была совсем маленькая. Жили мы за городом. Около дома — большой сад, куда меня пускали одну. Летом я целые дни проводила там. Однажды прибежал девятилетний двоюродный братишка. Он стащил у отца ружье и отправился охотиться. Увидев меня, крикнул: «Я тебя застрелю!» Я не поняла его слов, но инстинктивно подняла руку. Он спустил курок. Что было потом, — не помню. Знаю, что долго лежала в больнице. Когда привезли меня домой, мама все плакала. А мне так неловко было с одной рукой…

— А как ты сюда попала?

Лиза долго не отвечала. Видимо, в ее памяти возникали, картина за картиной, годы детства. Потом, словно подводя итоги, она спокойно сказала:

— Ты спрашиваешь, как я попала сюда? Да как все: из больницы. В блокаду мама все готова была отдать мне. Себя совсем забывала… Сберегла меня, а сама погибла… и папа тоже… Я после их смерти заболела и долго лежала в больнице. Когда привезли сюда, Тамара Сергеевна, как мать, приласкала меня. Первое время даже брала на праздники к себе. И товарищи помогли мне справиться с горем. Они такие же сироты, как я. Теперь я так привязалась к Тамаре Сергеевне и детдом считаю своей семьей. Вот и все!..

Лиза закуталась в одеяло и закрыла глаза.

Надя, проведя сбор, торопилась домой. Ей надо еще позаниматься. Варя аккуратно является по воскресеньям и не дает пощады своей приятельнице. Надя даже немного побаивается ее и выкраивает часы для занятий. А времени у нее совсем мало. Зато работа в детдоме идет хорошо… Девушка задумалась. Ей хочется еще лучше и содержательнее сделать жизнь детей. Она привязывается к ним все сильнее.

«Надо завтра… Да, завтра же воскресенье, и Варя придет! А я к геометрии еще не прикоснулась и задач по алгебре не решала… И так спать хочется! Лучше пораньше встану…» — Едва коснулась головой подушки — заснула.

В шесть часов утра она уже сидела за учебниками. На свежую голову не только сделала все намеченное, но и повторила плохо усвоенное ею накануне.

Довольная встретила Варю. Они сели заниматься. В это утро почему-то все у них спорилось. Кончили раньше обычного, и Варя сказала:

— А сейчас собирайся к нам! Сегодня день моего рождения. Только пойдем через парк, погуляем, хорошо?

Занятая с утра до вечера, Надя мало обращала внимания на окружающее. Только сейчас, гуляя в парке, она заметила, что снег уже тает, а солнышко греет по-весеннему. Варя, смеясь, пошла по насту. Провалилась!..

— Давай, пробежимся по дорожке!

Деревья стоят темные, влажные. Около них — розетками проталинки. Носятся стайками воробьи, и трамваи звенят так, как бывает только весной. Девушки вперегонки бегут по аллее. Беспричинно смеются. А небо — синее, синее!.. И будто ленинградцы сегодня веселее, радостнее, чем обычно. А сколько ребят!

— Смотри, как бережно военный несет мальчонку!.. — говорит Варя,

Девушки вышли на Невский.

— Кино!.. Пойдем?

— Куда ты? Еще рано.

— Нет, уже открыто! — и Варя тащит Надю, покупает билеты.

Девушки сразу нашли свои места.

— Надя, повернись! На тебя кто-то глядит… Вон там, в углу!.. Ты его знаешь?

В это время потушили свет, и девушки, забыв обо всем, следят за картиной.

Сеанс кончился. Подруги торопятся к выходу.

— Пойдем скорее! Мама наверно сердится. У нее пироги остынут!..

Кто-то их останавливает.

— Надя, это ты… вы?..

Девушка смотрит на стоящего перед ней высокого юношу.

— Не узнаете?.. Вячеслав Жуков… В школе…

— Славка! Какой же ты большущий вырос!

Надя познакомила с Вячеславом подругу:

— Это мой школьный товарищ. Как он изменился! В плечах — косая сажень! А почему военная форма?

— Бывшая. Видишь ведь, без погон. Гражданской одеждой я еще не обзавелся. А ты не меньше меня изменилась, Надя. Совсем взрослой выглядишь…

— Помнишь, Слава, как мы на берегу Шелони вперегонки бегали? Ты важничал сначала, считал себя большим…

— Я же на два года старше тебя. И учился в седьмом, а ты — в пятом.

— И все же я бегала лучше тебя. И прыгала — тоже!..

Варя подумала, что надо спешить домой. Помочь маме. Старых друзей лучше оставить одних: «Наверное о многом им надо поболтать! Все равно они быстро идти не смогут. Будут вспоминать».

— Надя, я побегу домой, а ты приходи через час. Смотри, не опоздай!

Варя не позвала Вячеслава к себе. Ей хотелось этот день провести с Надей вдвоем.

Надя пришла не через час, а значительно позже. Варя ожидала ее с нетерпением. Она торопливо покормила подругу обедом и потащила в театр на «Лебединое озеро».

Первый раз в жизни Надя видела балет. Она следила за каждым движением Одетты и Принца. Музыка Чайковского покорила, очаровала девушку.

Вернувшись из театра, Надя долго не могла заснуть. Было так много впечатлений. Тянуло поделиться с кем-то близким, дорогим, рассказать о виденном и пережитом. Кому же другому, кроме Люси, она может доверить свои мысли?

Проходят часы, а Надя пишет страницу за страницей. Кончила. Заклеила конверт, написала Люсин адрес. Было уже поздно, но спать не хотелось. Надя лежала с открытыми глазами. Вспомнила, как они с Люсей в колхозе, проговорив полночи, засыпали, забравшись в стог сена…

Утром проспала, даже без чая убежала. У калитки детдома столкнулась с Лизой. Та торопилась в школу и на ходу крикнула:

— Мы вас вчера весь день ждали, Надежда Павловна! Хотели предупредить: наша шапочная мастерская закрывается. Давайте займем ее помещение и сделаем там пионерскую комнату!

Лиза убежала. Предложение ребят понравилось Наде. Она представила себе, как поможет им пионерская комната. Работа пойдет живее, лучше. Но сейчас же подумала: «Не дадут комнату! Она нужна для учебной части. Ни за что не уступят!.. А может и дадут!.. Комната длинная, узкая, с одним окном…»

Сомнения Нади рассеяли ребята. Они уже все обдумали, выработали план действий и заявили своей старшей пионервожатой:

— Без комнаты нам невозможно! Помещение шапочной мастерской должны передать пионерам!

— Мы умрем, а отстоим его! — заявил Коля, грозно выступая вперед.

— Да ты, кажется, серьезно собираешься драться? С кем же? — улыбаясь, спросила Надя.

Ребята засмеялись, но снова озабоченное выражение сменило улыбку на их лицах.

— Надежда Павловна, ждать нельзя! Надо немедленно идти к Тамаре Сергеевне!

— Скорее идемте, пока не пришел завуч! — зашумели дети.

В это время Надю вызвали к директору. Пионеры бросились за ней.

— Нельзя! — остановила их Надя. — Если надо — я вас позову.

— Неужели мы проворонили уже комнату, — с тревогой заговорила Маша.

Больше всего пионеры боялись, что освободившуюся мастерскую займет завуч. Тихон Александрович недавно поступил в детдом. Небольшого роста, со впалыми щеками, он горбился, как старик, хотя ему было не больше сорока лет. Он мало говорил и часто погружался в глубокую задумчивость. Если к нему обращались в такую минуту, он словно просыпался. Оживлялся только на уроках. Преподавал он русский язык. Объяснял все просто, понятно и всегда добивался, чтоб ученик усвоил пройденное. За короткое время ребята значительно лучше стали знать предмет. Все же ребят пугала замкнутость нового завуча. Он никогда не бранил их, но и не хвалил. Словно не замечал.

Нина вспомнила, как совсем недавно Тихон Александрович просил помещение у директора школы.

— Да, да! — подхватил Юра. — Завуч говорил, что ему негде хранить учебные пособия.

— Наверно Тамара Сергеевна отдаст комнату ему! — печально сказала Маша.

Ей не возражали, но каждый старался придумать какой-нибудь выход.

Вдруг заговорил Гоша. Он последнее время работал с Лизой в стенгазете и хорошо ей помогал, хотя все еще дичился и редко выступал на собраниях. Ограничивался обычно несколькими резкими словами и замолкал. Вот и сейчас раздался его глухой голос:

— Что вы все испугались? «Завуч, завуч»! Не съест он вас! Он еще лучше других. Да и шкафы ему уже дала Тамара Сергеевна. Что вы смотрите? Говорю, дала шкафы!

— А куда он их поставил?

— У директора в кабинете.

Кузин заметил недоверчивый взгляд Юры.

— Не веришь? А я сам носил туда вещи. Тихон Александрович их устанавливал.

Ребята оживились.

— Значит, он не станет отбирать у нас комнату!

— Но зачем Надежду Павловну вызвали к директору? И как долго она не возвращается!..

— Может быть, пойти всем на выручку? — предложил Коля.

— Не торопись, Чемпион! Мы, пионеры, должны быть дисциплинированными. Кроме того, Надежда Павловна сумеет постоять за нас, — как всегда спокойно остановила его Лиза.

Дверь отворилась. В комнату быстро вошла Надя. Лицо у нее пылало, но в глазах был веселый блеск. Пионеры бросились ей навстречу.

— Знаю, знаю, как вы здесь волновались! — сказала Надя. — Сейчас я расскажу все по порядку… Оказывается, Тамара Сергеевна звала меня совсем по другому вопросу. Но я сразу же заговорила о том, что пионеры просят передать им шапочную мастерскую. В это время вошел завуч. Я замолчала. А он поздоровался и не ушел, а сел на диван. Тамара Сергеевна обратилась ко мне:

— Ну, что же вы остановились? Продолжайте!

Я подумала: «Все равно! Завуч наверно предъявит свои требования. Но пусть он узнает, как нам трудно!» и рассказала все.

— Без комнаты нам работать невозможно. Посмотрите, Тамара Сергеевна, весь ваш кабинет завален макетами. Вещи наши рвутся, ломаются. Вы понимаете, что так нельзя!

Завуч головы не повернул, ни одним словом не обмолвился. Сидел и слушал. А потом мне сказал, — знаете что?

Раздалось сразу несколько голосов:

— Наверно требовал отдать ему нашу комнату?

— Нет. Он сказал, что должен был первый проявить инициативу и хлопотать для вас об этом помещении. — «Вы предупредили меня, это хорошо! Впредь всегда рассчитывайте на мою помощь. Тамара Сергеевна, прошу вас закрепить за пионерами освободившуюся комнату!»

— Так и сказал?

— Его в окопе землей засыпало, — неожиданно с жаром заговорил Гоша. — Сколько часов он там пролежал! Почти мертвого отрыли. Вот он какой! Он контуженный, потому так и ходит! А вам кажется, что он злой.

Ребята не стали расспрашивать Кузина, откуда он это знает. Они и так поняли, что неверно судили о Тихоне Александровиче.

После ужина дети принялись мыть и убирать свою комнату. Окна, пол, стены — все так было начищено, не налюбуешься! Казалось, лучше и быть не может.

Утром заглянула Тамара Сергеевна. Она похвалила пионеров за наведенный порядок и сказала:

— Сейчас я пришлю вам вещи.

Вернувшись с классных занятий, ребята увидели белые занавески, ковер на полу и стол, накрытый вышитой скатертью. Освещенная солнцем комната казалась такой нарядной и привлекательной.

— Как хорошо у нас!

— Смотрите, диван принесли!

— Здесь я повешу стенгазету, — говорила Лиза.

— А я устрою выставку рисунков.

— А где мы макеты будем хранить? Давайте выстругаем сами полки…

Пионеры были счастливы. Они имели теперь возможность собираться и работать. И когда Надя обратилась с предложением хорошо использовать полученную комнату, сделать ее любимым уголком детдомовцев, пионеры в один голос ответили:

— Так и будет!

На сборе решили выпустить внеочередной номер стенгазеты и помочь Нине устроить выставку. Все было выполнено в три дня. На стенах развесили акварели Нины. Они обращали па себя внимание. Педагоги говорили, что они сделаны с большой любовью и несомненным талантом. На столах разложили альбомы с рисунками других ребят и вышивки девочек. Особенно выделялись работы Гали.

Тамара Сергеевна, когда все было готово, привела с собой завуча. Он долго молча рассматривал все, потом, улыбаясь, сказал:

— Молодцы, пионеры!

Глава восьмая

Выходной день. Спать можно, сколько хочется. Торопиться не надо: у Вари срочная работа на фабрике, она сегодня не придет.

— Вот закрою глаза и буду спать до двенадцати часов.

Сквозь плотно сжатые веки Надя чувствует, как солнечный луч пробежал по лицу. Еще и еще… Солнце не уходит, а все сильнее светит. Надя с усилием открыла глаза, — и сон сразу пропал. Уж очень хорош апрельский день!

Надя чистит, моет свою крохотную комнатку. Стоя на табуретке, она едва дотягивается до верхних стекол окна. Хочется открыть его, выставить зимнюю раму, но страшно замерзнуть: на улице еще не весь снег стаял.

«Лучше подождать! Надо будет купить каких-нибудь цветов в горшках. Гораздо уютнее будет в комнате. Совсем я ее запустила!..»

Девушка передвинула кровать. На стол постелила чистую бумагу. Стул переставила иначе. Больше никакой мебели у Нади не было.

Она осмотрела свое по-новому прибранное жилище и нашла, что стало значительно лучше. Полюбовавшись чистотой, вытащила учебники. Она уже привыкла заниматься. Правда, двигалась вперед медленно, но все-таки не стояла на месте.

Часа три работала, не разгибая спины. Усталая, подошла к окну. С пятого этажа далеко виден город. По вечерам Надя любила смотреть в окно на улицы, освещенные фонарями, на трамвай, мелькавший за поворотом. Утром еще дальше видно. Парк пока голый, там еще снег. Но весна заглянула всюду. Даже омытые, чистые крыши дышат теплом. А вершинки деревьев уже распушились, скоро брызнет первая зелень. И дорожки уже растаяли, вода на них блестит…

— Невозможно сидеть дома в такую погоду! Надев пальто, девушка спускается по лестнице.

Она прыгает через две ступеньки, а где и на перилах прокатится.

— Старшая пионервожатая! Хороший вы пример подаете своим воспитанникам!.. — Надя не знает, кто это говорит. Быстро соскочила с перил, но, увидев Славика, засмеялась:

— Не пугай! Лучше сам прокатись!..

Слава попробовал. У него ничего не получилось.

— Ты куда это полетела? — спросил он Надю.

— Погулять захотелось. Весна соблазнила. А ты ко мне?

— Вернее — за тобой. Тянет на воздух. Поедем за город, в лес.

— В лес? Это же далеко!

— Через полчаса будем там. Ты не знаешь здешних окрестностей, Надя!

Все произошло как-то очень быстро. Вот они уже в вагоне. Поезд двинулся. Слава о чем-то рассказывает. Надя не слушает его. Она смотрит в окно. Уже скрылись пригородные постройки. Поля… А вот и лес…

— Пора выходить! — говорит Вячеслав. Перепрыгивая через лужи, они поднимаются на гору. Здесь почти сухо. На иглах молодых сосенок — капельки воды, как драгоценные камни. Листья брусники совсем зеленые. А шишек сколько! Надя, собрав их целую пригоршню, бросает в Славу. Он отвечает. Метится лучше, чем она. Шишки попадают в кудрявые волосы. Надя трясет головою, отбивается сколько есть силы.

А весеннее солнце греет. Уже сняты пальто и брошены под сосну. Надя, отбросив шишки, предлагает пробежаться с горы. Она бежит — как летит. Славик не поспевает за нею. Вот он споткнулся, упал и покатился по крутому склону. Надя давно уже внизу и смеется над ним.

Вячеслав недоволен собой. Сейчас больше чем когда-либо ему хочется быть ловким и красивым. Он чистит надетый в первый раз костюм, не глядя на девушку. Надя все заметила и заботливо спрашивает:

— Не разорвал пиджак?.. Не ушибся, Славушка?..

— Что ты! Я же нарочно катился. Так мягко по мху скользить!

Надя прекрасно понимает, что это было не нарочно, но молчит, чтобы не портить ему настроение.

Надышавшись вволю лесным воздухом, усталые, голодные, они медленно идут к станции. В поезде Слава вдруг вспомнил:

— Я ведь захватил с собой письмо матери. Одно место в нем твоя бабушка диктовала. На, почитай! Вот отсюда к тебе относится.

«Скажи Надежде, внучке моей: стыдно забывать бабушку. Валентина моложе ее, а каждую неделю письма шлет. Зову ее на лето к себе — не хочет. Пишет, что ей в детдоме очень хорошо, и Люся ее не забывает.

Что же ты молчишь, Надя? Может нездорова? Может плохо тебе? Тогда приезжай ко мне. Место найдется и куском хлеба не обойду».

Читая письмо, Надя покраснела. Ей стыдно перед Вячеславом. Он тихо сказал:

— Не печалься… Напиши сегодня же. Сразу легче станет.

— Славушка, вовсе я не забыла о бабушке. Каждый день начинаю писать и все откладываю. Нехорошо это!

— А летом ты не собираешься в родные места, отдохнуть?

— Нет, что ты! Я вместе с детдомом на дачу поеду.

— Ты что же, думаешь стать педагогом?

— А разве я тебе не говорила об этом?

— Нет.

— Я давно решила, что воспитание детей — это мое призвание. Боялась только, справлюсь ли… Приехав сюда, — в детдом поступила. Хотела проверить себя.

— И что же? Получается?

— Кажется — да. И мне нравится эта работа! Я сделаю все, чтобы стать хорошим педагогом.

— Почему-то я не могу представить тебя учительницей. Мне, например, эта специальность кажется не такой уж интересной. Я всегда любил книги о великих путешественниках и замечательных открытиях. Но когда поступал в университет, не думал, что учеба так меня захватит. Теперь все свободное время провожу в библиотеке. Надо много знать, если мечтаешь поехать в экспедицию. А я не только мечтаю, а наверняка поеду на следующий год. Если б ты знала, как много надо работать! Я хочу знать, искать и находить. Увлекает меня исследовательская работа. Еще и на нашу долю осталось много неизведанного. Какое счастье, Надя, добиваться, работать для пашей Родины! Быть гражданином Советского Союза — это не только большая честь, это обязывает каждого из нас сделать как можно больше для своей страны. И мы сделаем! Верно, Надюша?

— Да!

— А я думал, ты в университет собираешься… Поступила бы на геофак. Вместе в экспедицию поедем. Хорошо… — мечтательно сказал он.

Задумавшись, Надя не ответила ему. Она представила себе, как путешествует по далеким, еще не исследованным странам.

«… Искать, увеличивать богатства Родины… Как это увлекательно! Взбираться на высокие горы… Идти дремучими, непроходимыми лесами… Везде подстерегают опасности, но я же буду не одна. Товарищи, Слава всегда выручат… А может и я его спасу когда-нибудь… Надо научиться стрелять… О чем это я размечталась!» — подумала она. Вспомнила о ребятах…

— Нет, Славик! Твоя профессия хороша, но работать над воспитанием человека — это гораздо важнее, — сказала, прощаясь с ним у ворот, Надя.

Весна! Она врывается повсюду. Старшие воспитанники детдома попросили выставить в их комнатах зимние рамы. Стало немного свежо, зато какой воздух! В саду еще лучше. И ребята все свободное время проводят вне дома. Двор уже подсох. Его вымели, прибрали. Среди пробивающейся зелени нелепо торчит пышка ледяной горы. Зимой горка была любимым развлечением. Сейчас она отнимает много места и напоминает о холодных днях.

— Убрать бы ее… Как вы думаете, Иван Иванович? — просят ребята.

— А зимой снова строить? Плохие вы хозяева! Мы скоро на дачу уезжаем. Вернемся к сентябрю, Много ли времени до снега останется?

Дети неохотно соглашаются с доводами Ивана Ивановича. Футбольная площадка перекочевывает в менее удобную часть двора.

В пионерской комнате необычайно тихо. Подходя к двери, Надя подумала, что ребят там нет. Но их сегодня оказалось больше обычного. Сидели молча, внимательно следили они за каждым ходом юных шахматистов. Юра, увлекаясь сам шахматами, привил любовь к ним и товарищам. Не имея возможности принимать участие в шумных, веселых играх, дети с парализованными и ампутированными ногами просиживали за шахматами целые часы. Юра всегда выходил победителем. Он начал читать шахматную литературу узнал о Чигорине и всем рассказывал о нем. Вместо прежней клички «трамвайщик» ребята стали звать его «Чигориным». Новая кличка нравится мальчику. За «трамвайщика» детям от него попадало. Юра не любил, когда его так звали. Протез постоянно напоминал ему о непоправимом. Он как сейчас помнит приезд из деревни в Ленинград, свое нежелание показать городским мальчишкам, что он хуже их…

Врезался в память красный вагон трамвая. Мальчишки на ходу садятся. Кричат: «Юрка, прыгай!» Ему страшно. Боится. Товарищи дразнят его, называют трусом. Разве можно перенести такое обидное слово? Полный отчаяния, Юра бежит за трамваем. Прыгнул… Очнулся уже в больнице…

На расспросы, где потерял ногу, Юра сердито говорил:

— Пусть бы лучше смеялись надо мной… Куда я такой? — и указывал на протез. — Эх, если б я тогда знал, как без ноги плохо! Мне и в голову не приходило, чем это может кончиться…

Надя не стала мешать шахматистам. Она пошла в швейную мастерскую, где девочки шили летние платья. Каждая шила не себе, а своей подруге, и изо всех сил старалась сделать платье нарядным и непохожим на другие.

Надя видела, как Гале трудно делать примерку. Машенька всячески старалась помочь ей. Она встала на колени, чтобы девочка могла дотянуться до ее плеча. Вшить правильно рукава особенно трудно.

Увидев пионервожатую, мастерицы обрадовались ей.

— Когда же на дачу, Надежда Павловна?

— Рано вы собираетесь! Еще занятия не кончились.

— Скорее бы! Мы давно, давно нигде не бывали. Забыли даже, как выглядит лес и поле… — И Галя задумчиво посмотрела в окно.

— В этом году дача у нас наверное будет. Недели через две едем, — сказала Надя. — А до отъезда я хочу сводить вас во Дворец пионеров. Постарайтесь, чтобы переходные отметки у вас были хорошие!

Дождливая весна в этом году. На дворе — сыро, грязь. Иногда совсем ненадолго выглянет солнышко, и все подсыхает. Уже буйно, радостно вылезают крапива и одуванчики. Почки на деревьях набухли. Тополь уже зазеленел. Его клейкие, блестящие листочки издают острый запах. Ребят тянет на воздух. Во дворе — большие лужи. Хочется пошлепать, побрызгаться в них, окатить товарищей водой. Да мало ли весной приятных, но недозволенных развлечений!

И все же дети только короткие часы проводят на улице. У них сейчас самое горячее время. Последние дни последней четверти… Надо, чтобы она была хорошей. Напряженно работают все, а пионеры — особенно. Они уже осознали себя ведущей силой, инициатива во всем хорошем, нужном, всегда принадлежит им. За ними подтягиваются остальные ребята.

— Мы не имеем права получать двойки. Мы же пионеры! — убеждает Лиза своих товарищей.

И даже физически слабые дети стараются не отставать, хотя учиться им становится все труднее: они чувствуют себя хуже к весне.

На педагогическом совете Тамара Сергеевна сообщила результаты учебного года:

— У нас все ученики перешли в следующие классы. Отметки у большинства хорошие. На второй год осталось четыре человека, — им запретил заниматься доктор. Как только установится хорошая погода, перевезем воспитанников на дачу.

После окончания занятий у детей много свободного времени. В мастерских уже приготовлены все летние платья и туфли. Старшим воспитанникам Иван Иванович доверил окраску кроватей. С большим усердием и тоже раньше срока окончили и эту работу. Все готово для переезда на дачу. Дело портит погода. Опять льет дождь, и, кажется, нет ему конца.

— Ехать в такую погоду невозможно. Мы простудим детей, — говорит Тамара Сергеевна.

— Мы оденемся в шубы и калоши. Пожалуйста, доктор, скажите директору, что мы не простудимся! — просят ребята. Но доктор неумолимо твердит одно:

— Лучше здесь переждать ненастье, чем там. Дачи всю зиму стояли нетопленные. Вы заболеете. Вместо дачи попадете в больницу.

Доктор умел все предусмотреть. Никаких эпидемий не было в детдоме. Дмитрий Яковлевич прекрасно знал каждого воспитанника и сразу замечал малейшее недомогание.

Детям скучно. Дождь все идет — мелкий, похожий на осенний. Холодный ветер гонит тяжелые, низкие облака… Несколько воспитанников имеют в Ленинграде родных. За ребятами пришли. Тамара Сергеевна разрешила дня на два увезти их на побывку.

В раздевалке мать и сестра ждут Машу. Она больше двух лет не была дома. Первый раз идет к родным. В блокаду, во время воздушного налета Маша была в булочной. После взрыва бомбы часть стены обрушилась. Девочку придавило. Ее скоро откопали и отправили в больницу. Только теперь, после ряда сложных операций, ее поставили на ноги. Маше еще трудно держаться на костылях, но ходить она будет.

В детдом ее привезли из больницы недавно. Слабая, измученная тяжелой болезнью, она первое время чувствовала себя здесь одинокой. Галя поняла состояние девочки и старалась развлечь ее. Она научила ее вышивать гладью, показала узоры. Девочке понравилась эта работа. Галя не позволяла ей вставать, сердилась, если Маша бралась за костыли.

— Неужели не можешь потерпеть? Дмитрий Яковлевич пока запрещает тебе двигаться.

Маша покорно делала все, что требовала от нее подруга.

В последнее время доктор разрешил ей ходить, но она сделает несколько шагов и уже устает. Сейчас девочке очень хочется побывать дома. И Галю оставить жалко. Они с каждым днем все больше привязывались друг к другу.

— Если б можно было взять ее с собой! Мама наверно позволила бы, но Галя даже до ворот добраться не может…

Подруга заметила опечаленное лицо Маши и, обнимая ее, зашептала:

— Как я счастлива, Машенька! Ты скоро вернешься и столько нового мне расскажешь. За меня не беспокойся: мне надо докончить вышивку, и скучать я не стану.

Маша уехала.

Первую половину дня Галя старалась занять себя работой, и это удавалось ей. Потом все стало валиться из рук. Пусто и скучно было без подруги. Закралось сомнение: «А если Маша станет ходить, ей же веселее будет с другими девочками? Вдруг она уйдет от меня?..»

Подошла Лиза. Она погладила Галю по волосам и задушевно сказала:

— Не тоскуй… Машенька скоро вернется. Она очень любит тебя. Такой друг никогда не забудет!

Гале показалось, что Лиза словно заглянула ей в сердце. Они отправились в мастерскую. Там собралось много девочек. Показывая им новый узор, Галя как-то успокоилась и не заметила, как прошло время.

Воспитанники средней группы нашли в классе ведро глины. Его забыли здесь после урока лепки. Дети попросили у Ивана Ивановича разрешения взять ведро в свою комнату.

— Погода скверная. Мы займемся лепкой.

Иван Иванович охотно согласился. Он рассадил ребят и роздал им глину.

Занятие увлекло мальчиков. Каждый старался возможно лучше вылепить пушку или танк. Скоро готовые самолеты и зенитки уже стояли на окне.

Игорь с детства любил море. Он задумал сделать модель миноносца. Работая, затянул свою любимую песню:

Товарищи вторили ему. Под песню работалось еще веселее.

Мальчики занимались лепкой до вечера. Перед ужином все убрали на место. Ведро с глиной оставили в комнате. Думали — на следующий день опять будет дождик.

После ужина Надя позвала всех на репетицию. Она готовила ребят к выступлению на даче.

Иван Иванович, сдавая вечернее дежурство, сказал медсестре, что он обошел все спальни. Ребята спят спокойно. И только утром узнали, что произошло в комнате мальчиков.

Тамара Сергеевна спросила ребят:

— Кто нарушил дисциплину?

— Это вышло случайно! — объяснили они. — Мы почему-то долго не могли уснуть. Когда вошел Иван Иванович, мы притворились, что крепко спим. Он ушел. Кто-то шепнул: «Теперь он долго не вернется, давайте играть в войну!» Из глины слепили пули и гранаты…

— Кто же все это начал? — допытывалась Надя. — Неужели пионеры?

Ребята стояли, опустив головы. Они не знали сами, как началась «война», и честно ответили:

— Разве мы видели, кто в кого палил? Это же сражение!..

— Посмотрите, что вы натворили своей войной! — Тамара Сергеевна указывала на грязные наволочки, простыни, на стены, залепленные глиной. — А сами на кого похожи: носы распухли, под глазами синяки, в волосах глина, руки грязные!..

Притихшие ребята увидели следы ночного побоища. Подняли занавески, и яркое утреннее солнце залило комнату: оно еще больше подчеркнуло разрушения, причиненные недавней битвой. А на себя вояки без смеха смотреть не могли.

— Мы все уберем сами, — виновато сказали ребята.

На помощь товарищам пришли девочки. Они сменили белье, помогли вымыть и вычистить комнату.

Надя с удовольствием наблюдала за добросовестной работой детей. «Набедокурили, теперь стараются исправить последствия. Мне кажется, они сильно выросли за это время, стали самостоятельными и научились действовать коллективно», — подумала она.

Погода установилась. Заторопились на дачу. Отъезд назначен через два дня.

— А как же с приглашением во Дворец пионеров? — сказала Екатерина Каземировна. — Ведь мы завтра должны идти туда.

— Верно. Да я же совсем забыла об этом! Что же делать? Завтра мы с Иваном Ивановичем везем вещи на дачу. Надо приготовить ночевку для детей…

Ребята, узнав что есть билеты во Дворец пионеров, закричали:

— Пойдемте! Пойдемте!.. Вы же обещали показать нам дворец!..

Екатерина Каземировна поддержала детей.

— Я попрошу Тамару Сергеевну назначить кого-нибудь другого вместо вас.

Утро выдалось замечательное, совсем тепло. Запоздавшая весна наконец вступила в свои права. Деревья зазеленели. Травой порос двор. Стаями носятся воробьи, дерутся, пищат. У открытых окон столпились пионеры. Они не спускают глаз с калитки и ждут, ждут нетерпеливо.

Каждую проезжающую по их тихой улице машину встречают криком:

— За нами приехали!..

Разочарованно говорят:

— Мимо… — и опять ждут.

Но вот по двору пробежала сторожиха. Она еще издалека увидела машину. Поспешила предупредить воспитателей. Пионеры сразу поняли, да и шум подъезжающего автобуса уже слышен. Без приглашений все бросились к выходу и полезли в автобус.

Вот и Дворец пионеров. Екатерина Каземировна помогла детям выстроиться. Надя выровняла колонну ребят. Их было тридцать человек. Безмолвно поднялись они по ступенькам. Дежурные пионеры широко открыли двери. Детдомовцы только в сказках читали о прекрасных дворцах. А сейчас сами увидят… Снимая пальто, ребята нетерпеливо толпились у вешалки. Более здоровые раздевались быстро. Им хочется скорее все посмотреть. Приходится ждать других. Как долго они копаются! Наконец-то все в сборе! Снова построились. Белая мраморная лестница, покрытая ковром. Они поднимаются по ней. И чем дальше они идут, чем больше видят, тем острее вспыхивает, разрастается в них чувство восторга…

— Неужели и нам принадлежит этот дворец?

— Вы же пионеры, юные ленинцы!

В огромных залах, среди собравшихся детей, ребята почувствовали себя членами единой большой пионерской семьи. Они скоро приобрели друзей. Пионеры тащили их в разные стороны. Каждый показывал свое…

— Смотрите, какая огромная зеленая лягушка!

— А здесь — комната сказок!

— Вот кино!..

— Пойдемте наверх, в комнаты Ленина и Сталина! После шумных зал здесь особенно тихо, хотя одна группа пионеров сменяет другую. Говорят шепотом. Подолгу рассматривают выставленные фотографии, картины и скульптуры. Ребятам рассказывают о детстве вождей. Детдомовцы много читали раньше. Здесь они проверяют свои знания и пополняют их. Им все дорого в этих комнатах, все врезывается в память.

В соседних залах их уже поджидают.

Новые друзья показывают все уголки чудесного дворца и все его сокровища. Они бережно, заботливо относятся к больным детям.

Время возвращаться домой. Надя и Екатерина Каземировна едва собрали своих разлетевшихся птенцов. Дети отказывались уходить. Их целиком захватил волшебный дворец.

— Приходите опять, и поскорей! Вы не все еще видели! — кричали пионеры, провожая их.

Поминутно оглядываясь, медленно спускались ребята по белой мраморной лестнице. Они смотрели на большой портрет Сталина, окруженного детьми. Ребята еще сильнее почувствовали любовь к тому, кто вносит радость в их жизнь, кто дал им прекрасный дворец.