Глава 13

— Где вы были в субботу вечером? — сухой голос дознавателя ввинтился в мой мозг и попытался добыть оттуда хоть какую-то реакцию. Но всё на что я была способна, это дикая головная боль.

И приевшийся уже ответ, от которого у меня скоро мозоль на языке будет:

— Повторяю в сотый раз, гражданин начальник… — тяжело вздохнув, я подпёрла щёку кулаком, наклонившись вперёд и опёршись локтем на металлический стол в прозекторской. — В субботу вечером я была за городом, на даче у друзей и праздновала день рождения в узком кругу очень любимых мною лиц. И самое обидное знаете, что? Что эти лица потребляли исключительно крепкие алкогольные напитки… А мне, главному виновнику торжества, пришлось пить тыквенный сок.

— Почему? — всё так же невозмутимо осведомился полицейский, делая пометки в протоколе.

— Потому что гладиолус, — тихо фыркнув, я зевнула, сцеживая зевок в кулак. — У меня подруга беременная. Да и должен же хоть кто-то адекватный быть среди этого бедлама… Ну относительно адекватный, конечно же. Хотя справка от психиатра имеется, да.

К моему вящему сожалению, справку предъявить не попросили. Товарищ лейтенант вообще выглядел на редкость инфантильным и незаинтересованным ни в чём, кроме как в собственных бумажках. И их он заполнял с маниакальной тщательностью, подробно записывая даже самые нелепые ответы из всех возможных. Что бы после этого задать ещё один вопрос, от которого у меня лично грозился развиться самый натуральный нервный тик:

— Хорошо. Вы занимались вскрытием тела Марата Исковина?

— Товарищ лейтенант, — я вздохнула, возведя глаза к потолку. — Поймите, пожалуйста, одну, ну очень простую вещь. Через каждого патологоанатома в этом морге проходит порою до десятка тел за одну смену. Если это не было что-то из ряда вон выходящее, вспомнить о том, кто, чьё тело вскрыл очень проблематично.

— А что вы понимаете под из ряда вон выходящим? — дознаватель оторвался от бумаг, впившись в меня цепким, внимательным взглядом.

И впервые в жизни я почувствовала себя так неуютно. Словно это меня сейчас мысленно препарировали и разложили на составляющие, дабы приступить к бесстрастной и беспристрастной описи всех внутренних органов. При этом ни единого грубого слова, жеста, даже намёка на него. Исключительно профессиональный интерес, приправленный полной индифферентностью к окружающей обстановке.

Ну да, далеко не каждый бравый полицейский способен заниматься опросом потенциальных подозреваемых и свидетелей, когда буквально в метре от тебя на столе лежит порядком остывший, но довольно свежий труп. Вскрытый свежий труп. Кишки там, кровь, прочие неаппетитные подробности…

Двое из наряда, прибывшего вместе с дознавателем, технично слились ещё на пороге зала. Резко побледнев, они по стеночке сползли в сторону. Пришлось хмурому Захарычу поделиться с беднягами сначала нашатырным спиртом, а затем и чайком с бальзамом…

Мало ли!

Сам же лейтенант на свежую расчленёнку не обратил ровным счётом никакого внимания. Так, глянул мимоходом, сделав какую-то отметку в своих бумагах. После чего занялся опросом присутствующих, с удобством разложившись на пустом столике, только недавно отмытом от последнего клиента. И ни один мускул не дрогнул на лице сухопарого мужчины средних лет с носом, которому позавидует сам Северус Снейп…

Вот это я понимаю профессиональное сгорание, товарищи!

— Евгения Сергеевна, я задал вам вопрос, — напомнил о себе дознаватель по фамилии Смирнов. Константин Алексеевич, если меня память не подводит.

— А? — вынырнув из собственных мыслей, я тряхнула головой, пытаясь разогнать накатывающую дремоту. И, в который раз вздохнув, всё-таки ответила. — Понимаете, Константин Алексеевич, за годы сначала стажировки, а потом и работы в морге, я повидала всякое. И жертвы дорожно-транспортных происшествий, и самоубийцы, и зацеперы, и бабушки, тихо-мирно скончавшиеся во сне… На моём столе бывало всё и вся, в разных позах, видах и степени разложения. Поэтому если это не мумия времён Древнего Египта, не якорь в энном месте и не чёртов неудачный косплей на Джокера… Вряд ли я вам вспомню определённый труп в определённое время!

— Понятно, — кивнув каким-то своим мыслям, полицейский вновь принялся строчить что-то в своих бумагах. После чего вздохнул, поправил очки…

Новый виток расспросов не отличался особым разнообразием. Разве что речь шла про другого мертвеца, другую дату и мою подпись в журнале, обозначавшую, что именно мне досталась сомнительная честь вскрывать его. И я этого факта даже не отрицала, по странному стечению обстоятельств, прекрасно помня, о каком именно вскрытии идёт речь.

Вообще этот день, как и все проведённые в обозначенный промежуток времени вскрытия, для начала стоило бы попытаться забыть. Одна только бабуля и нервный терапевт при ней чего стоили! А к ним прилагалась компания суровых мужчин нехилого телосложения, рыдающая блондинка, оплакивающая своего бедного родственника, который отнюдь не бедный, если судить по стоимости протезов в его усопшем теле…

Короче говоря, дело было точно так, как написал великий Корней Чуковский! И такая дребедень целый день: то олень позвонит, то тюлень! То этих чёртовых парнокопытных, с ветвистыми рогами и избытком кальция в организме, в приступе очередного идиотизма занесло то ли в мясорубку, то ли в радиатор, то ли ещё куда-то.

С переменным летальным исходом для себя любимых. Честно, когда к нам случайно, по ошибке санитаров, доставили трёх пострадавших с какого-то промышленного цеха на заводе металлопроката, я не знала, кого жалеть первым. Стажёра, нарвавшегося на неаппетитное пособие по трансплантологии в боевых условиях, так сказать. Или же всё-таки пострадавших, раньше времени оказавшихся ни где-нибудь, а в морге. Для неподготовленного посетителя, это, я вам скажу, страшное зрелище!

Товарищ лейтенант мой саркастичный монолог, прерываемый на язвительные реплики в сторону порхающих по залу санитаров, выслушал. Всё с тем же невозмутимым выражением лица, делая пометки в бумагах, кивая в нужных местах и порою задавая наводящие вопросы. А когда я коротко выдохнула, почесав затылок и припоминая, что ещё могла упустить из виду, полицейский спокойно поинтересовался:

— Я так понимаю, есть те, кто сможет подтвердить ваши слова, Евгения Сергеевна?

— Не в этих выражениях, и не в таких красках, но да, — я кивнула, без зазрения совести растянувшись на столе и активно уговаривая глаза не закрываться в попытке урвать хоть какое-то время на сон. — Найдите нашего заведующего, подтяните к нему в кабинет завхоза, выдайте им шкалик спирта или бутылку коньяка и спустя минут двадцать вам выдадут все явки и пароли всех сотрудников морга. Даже если те и не подозревают о наличии собственной личной жизни!

Невозмутимый лейтенант только чему-то усмехнулся, впервые за весь разговор, проявив хоть какую-то эмоцию, и продолжил заполнять свои бумаги. А я лениво развалилась на столе, с трудом подавляя банальное желание уснуть прямо здесь и именно в такой позе…

Благо годы учёбы и работы сделали таки своё чёрное дело, приучив спать где придётся, когда придётся и как придётся!

А ещё я старательно пыталась не думать о такой простой, банальной, но очень своевременной мыли высказанной ещё достопочтимым Винни-Пухом отечественного производства. И звучала она так: это «ж-ж-ж» неспроста!

Чтобы не утверждали злые языки, патологоанатом это не только три-четыре килограмма лишнего ехидства и язвительности, странные шуточки и несколько потрёпанная мораль. Это ещё и вынужденная наблюдательность, вкупе с неплохим соображением. Ведь именно от нас зависит, так сказать, последний путь безвременно усопшего. Нет, есть, конечно же, исключения из правил.

Но как гласит великий и могучий русский язык, потрясая над моей бедной головой орфографическим словарём, они это самое правило только подтверждают. Был у нас в своё время один кадр. Как очередное вскрытие, так целое представление. Ивар Захарович как увидел, что он покойнику с рубленой раной от топора на голове пишет в графе причина смерти «сердечный приступ», сам чуть с оным не слёг. А когда на законный вопрос «с какого детородного элемента в причинах смерти этот самый приступ» получило не менее логичный ответ «так сердце же после удара встало!», только чудом не устроил зомби-апокалипсис на рабочем месте. Самоконтроль, однако, великая вещь, как оказалось!

Если вовремя его поддержать глотком высокоградусной живительной влаги, предложенной любезными коллегами из зала напротив. В кои-то веки судмедэксперты и простые патологоанатомы сошлись как в оценке умственных способностей отдельно взятого индивида, так и в том, что теория Дарвина, в процессе эволюции конкретно этого человека, явно где-то дала сбой.

Ну так вот, возвращаясь к происходящему и собственным размышлениям. Отвечая на короткие вопросы дознавателя, явно вошедшего во вкус и теперь пытавшегося то ли поймать меня на не тех ответах, то ли ещё что, я попутно пыталась сообразить, что, собственно произошло.

Со слов товарища лейтенант выходило, что в правоохранительные органы поступило заявление от граждан. В том заявлении значилось, что наш любимый морг умудрился потерять тело племянника довольно крупного бизнесмена. И ладно бы просто потеряли, бирки перепутали или ещё какая оказия случилась. В принципе, при правильной расстановке акцентов даже чёрную, подпольную деятельность Коленьки можно преподнести как банальную, ничего не значащую ошибку.

Ну, чисто теоретически, конечно же.

Вот только одной потерей дело-то не ограничилось. Труп нашли, слава богу, даже в почти что целом состоянии. Но только в том-то и дело, что почти! Большинства органов не хватало, отсутствовала часть кисти, а вместо недостающих так сказать запчастей, при повторном вскрытии внутри тела обнаружился обычный такой пенопласт. И та странная плёнка, которую ещё называют хорошим средством релаксации, сидя и чпокая ею у тебя над ухом.

Как по мне эффект расслабления даёт вовсе не плёнка. А то, как на глазах начинают беситься твои близкие или же коллеги по работе. Но это уже, видимо, чисто моё виденье ситуации, да.

И, будто этого было недостаточно, что бы наслать на наш морг грозовую тучу проверок по такому вопиющему факту, сиё тело нашли не в подворотне, не в мусорном баке, не в лесу, не на кладбище и даже (о ужас) не в одном из холодильников в нашем или соседнем зале.

Тело молодого мужчины обнаружилось в гробу у той самой пожилой бабули с нервным терапевтом. Родственники как раз собирались попрощаться с покойницей, когда уловили очень уж специфичный запашок из почти закрытого гроба. Надо ли уточнять, какая бурная реакция была у общественности, как возбудились журналисты, и какими карами грозило начальство?

Итог, правда, всего случившегося был вполне предсказуем. К нам пришёл товарищ дознаватель, начальству пришла проверка, а несчастным родственникам исключительно официальные извинения. Которые, по себе знаю, мало что могут исправить и сгладить.

И уж точно не избавят родню от воспоминаний о собственном ребёнке в чужом гробу и в таком разобранном виде. Тут мне-то слегка не по себе стало, когда его привезли вместе с бабушкой в том злополучном «деревянном макинтоше», что уж про других говорить?

— Евгения Сергеевна, а что вы думаете по поводу случившегося?

Прозвучавший вопрос оказался полной неожиданностью. Подавившись очередным зевком, я закашлялась, испуганно выпучив глаза на дознавателя, и только могла открывать да закрывать рот. А Константин Алексеевич только хмыкнул, глядя на мою бурную реакцию, терпеливо дожидаясь ответа на поставленный вопрос.

Мозг наконец-то сумел обработать информацию. Но всё, что я смогла выдать так это глубокомысленное:

— Ась?!

— Вы не в вакууме живёте, работаете здесь не первый год, — сверившись с собственными записями, полицейский кивнул собственным мыслям, прежде, чем продолжить говорить. — К тому же проходили здесь практику и подрабатывали во время учёбы. Поэтому, я повторюсь… Что вы думаете о происходящем?

Рассеянно почесав бровь, я честно попыталась сообразить, что можно ответить на такой каверзный вопрос. И вовсе не потому, что у меня мыслей не было. были, ещё какие! Проблема в том, что думать-то я думала, много и разнообразно. Но исключительно нецензурно. К тому же, если припомнить, какие именно способы воздействия на некоторых коллег я представляла, то тянут мои размышления как минимум на пару старых добрых статей из уголовного кодекса.

Это если двести сорок четвёртую не пришьют, по доброте душевной и исключительно из любви к поиску крайних. Тех самых, что ближние к двери на вылет!

— Знаете, Константин Алексеевич… — я в кои-то веки села прямо, положив руки на стол и постукивая пальцами по металлической поверхности. Звук выходил дробный, звонкий и гулким эхом разносился по залу, создавая пугающий аккомпанемент. — Я думаю, тут возможно всё. А ещё я почему-то уверена, что случившееся — это ужасное, непоправимое, чудовищное… Но всё-таки, простое стечение обстоятельств.

— И почему же?

— Ну, смотрите, товарищ дознаватель, — передёрнув плечами от настороженного взгляда Николая, заглянувшего в зал, я снова вздохнула. — Работать в морге согласится далеко не каждый. Кто-то по призванию, кто-то по велению души, а кому-то просто нужно хоть где-то работать. Выдержать эту атмосферу, тоже далеко не каждый сможет… Сами понимаете.

Мужчина понимающе хмыкнул, делая очередные пометки. У меня складывалось впечатление, что из них он собирается написать роман. И остаётся надеяться, что главной жертвой детективной линии не станет несчастная девушка-патологоанатом, только-только поверившая в то, что у неё вообще хоть что-то может быть хорошо!

— И я допускаю, что из-за собственного разгильдяйства или ещё по какой-то несомненно очень важной причине, кто-то из младшего персонала мог перепутать бирки или и овсе упустить из виду, куда и когда увезли то самое пропавшее тело, — тихо фыркнула, припоминая, какие интересные косяки творила так «любимая» троица. Чего только стоила их тупая шутка над слушателями курсов для сотрудников охраны!

Нет, не спорю, притворится зомби в морге — это всегда актуально и модно. Но в каждой шутке есть доля шутки. И тем более, когда сия шутка организуется в мою смену. Повезло им, что Шут в той группе оказался, в противном случае соблазн сделать из них настоящих ходячих мертвецов был бы слишком велик, что бы его проигнорировать.

— И вы даже мысли не допускаете, что кто-то из ваших коллег мог подложить второе тело в гроб? — дознаватель слегка склонил голову набок, разглядывая меня странно заинтересованным взглядом.

— С чего бы? — иронично вскинув бровь, я только головой покачала. — Не, я конечно, местами тот ещё наивный дятел, но не настолько же. И вполне могу допустить такую кощунственную для большинства мысль, что санитаром было банально лень тащить два тела. И решили они совместить приятное с полезным: сократить трудовые затраты, освободить себе свободное время и убить тем самым двух зайцев сразу. То есть и деньги отработать и не надорваться от избыточного служебного рвения. Бывает, видела, проходила… Лечить даже пыталась. Но медицина тут бессильна, увы. Вот только как бы сильно я не сомневалась в наличии серого вещества под названием мозг, в гроб тела не санитары складывают. А сотрудники ритуального агентства. Отсюда у меня вполне закономерный такой вопрос. Ладно, вы не заметили, что в одном мешке два трупа лежит, решив что это один такой большой, жирный мертвец. Но когда вы мешок открыли, дабы клиента в порядок привести по заказу родственников, вы не увидели ничего лишнего, что ли? И запаха не почувствовали, нет? Учитывая, степень разложения трупа мужчины, я сомневаюсь, что на него можно было не обратить внимания, — и добавила, припомнив, как к нам однажды привезли мертвеца с пляжа, где он долго и качественно жарился и варился одновременно. Впечатлений было море, очередь в туалет тоже присутствовала. А уж как мне обоняние отшибло хлоркой, кто бы только знал. — Уж простите за мой французский, но смрад должен был стоять такой, что мухи на лету бы дохли. Тем более в тёплом помещении.

Товарищ лейтенант ничего на это не сказал, только снова кивнул собственным мыслям, дописывая последнюю строчку в протоколе. И сверившись с какими-то своими выкладками в потрёпанном блокноте, он посмотрел на меня пристально, вновь задавая тот самый вопрос, от которого у меня скоро разовьётся нервный тик на оба глаза сразу:

— И всё-таки… Вы уверены, что есть лица, которые подтвердят ваши слова и место нахождения в указанный день?

— Есть, — я улыбнулась, припоминая список этих самых людей и должности некоторых из них. Интересно было бы посмотреть на реакцию лейтенанта, когда он их услышит, но боюсь в данной ситуации поговорка «молчание — золото», как никогда правдива. — И если на то будет необходимость…

И да, я дура. Я это признаю и даже не имею никаких возражений. Но этот диагноз, боюсь, уже не лечится.

— Хорошо, — Константин Алексеевич сделал последние пометки, перечитал получившуюся простыню на три с лишним листа, чему-то хмыкнул задумчиво и протянул мне. — Вот, ознакомьтесь и подпишите «С моих слов записано верно, мною прочитано и подписано». И на сегодня наш с вами разговор закончен.

— На сегодня? — насторожилась, продолжая бегло вчитываться в сухие строки протокола.

На удивление, у лейтенанта был хороший, ровный, аккуратный почерк. И слушал он очень внимательно, выуживая из сплошного потока сознания мои ответы и формулируя их чётко, ясно, без лишних сантиментов и ненужной воды. Всё просто, всё логично, придраться не к чему.

А жаль.

Ещё раз пробежавшись по тексту, я поставила в нужном месте размашистую подпись и вернула протокол дознавателю, вопросительно на него посмотрев. Константин Алексеевич убрал документы в папку, надел фуражку и, поправив рукава форменного кителя, криво улыбнулся:

— Что-то мне подсказывает, мы с вами ещё встретимся, Евгения Сергеевна. Спасибо за сотрудничество, если возникнут дополнительные вопросы, я с вами свяжусь. Всего доброго.

И на такой жизнерадостной ноте, товарищ лейтенант коротко кивнул, развернувшись к выходу и отправившись, судя по лёгким фальцетным ноткам где-то недалеко от зала, отправившись на поиски моего непосредственного начальника. Ну а я…

Я осталась на месте, озадаченно почёсывая затылок и пытаясь понять, к чему была эта странная фраза про предчувствия. И стоит ли начинать ждать подвоха ещё и с этой стороны?

— Чёрт, ну как же не вовремя, — тихо пробормотала себе под нос, с трудом оторвав собственное тело от стула и, шаркая балетками, по кафельной плитке направилась в сторону раздевалки.

Конечно, я сразу поняла, что случилось с телом бедного парня. Трудно не понять, учитывая подробный рассказ дознавателя и фотографии, предъявленные в ходе допроса. Как не составила никакого труда понять, что Николай по вине разгильдяя, перепутавшего бирки, распотрошил совершенно не тот труп. И вместо никому не нужного, достаточно здорового, но совершенно бесхозного автостопщика (к примеру), сбитого на трассе, пострадал погибший в результате несчастного случая мажор.

Да, в бытность живым человеком он был здоров. Да, про труп никто не спрашивал несколько дней, не было ни ориентировок, ни звонков, ничего. Но при этом у парня была семья, а у этой семьи — связи, деньги и жажда справедливости. Так что ничего удивительного в том, что они поставили на дыбы правоохранительные органы, не было. Как не было удивительно и то, что родня бедной бабушки с подселением в гробу тоже требовала справедливости.

А Коля, может быть, наконец-то поймёт, что не стоит быть настолько самоуверенным. И что такое понятие, как «человеческий фактор» способно принести проблемы даже в самый отлаженный механизм по добыче денег криминальными методами. Пусть даже бирки оказались перепутаны не так уж и случайно, но кто об этом знает-то? Кроме меня?

Вздохнув, умылась и пригладила стоящие дыбом волосы мокрыми руками. Из зеркала на меня смотрел упырь. Самый натуральный. От былого жизнерадостного и сияющего счастьем лица осталась бледная тень того самого отца Гамлета. Ещё и щёку в крови где-то успела испачкать и не заметить этого, как ни странно. А ещё где-то в глубине души робко шевельнулась совесть, понукаемая благополучно задвинутой, куда подальше моралью.

Я не садист. Я ненавижу давить на и так почерневших от горя людей. Я ненавижу причинять боль тем, кто потерял своих близких и заставлять их переживать эту боль снова и снова. Честно ненавижу. Но выбирая между чужими страданиями и собственной жизнью, я волей-неволей выберу жизнь. И да, это было подло с моей стороны поменять бирки и так поступить с телом парня и с его семьёй…

Но если смотреть с другой стороны, разве так уж плох тот факт, что именно благодаря нему полиция разгорится немалым интересом к тому, что творится в нашем родном морге?

Правда, чего я не ожидала, так это того что сотрудники этого чёртова похоронного бюро совершат такой идиотский поступок. То ли новички в смене были, то ли просто цейтнот… Я, конечно, не в претензии, получилось даже лучше чем надо. Но положа руку на сердце, я бы предпочла обойтись без такого чудесатого стечения обстоятельств. Впрочем, как говорится, что не делается, то к лучшему.

Разве нет?

— Твоих рук дело?! — гневное, ядовитое шипение, раздавшееся позади меня, даже почти не напугало. Организм настолько хотел спать, что я всего лишь глянула на отражение блондина в зеркало и вопросительно вскинула бровь, сцедив зевок в кулак.

И хрипло выдохнула, дёрнув уголками губ в намёке на усмешку:

— Ты извини, конечно, Николя, но ты мне не настолько дорог, что бы идти против своих принципов, — тут я, конечно, знатно покривила душой. — И я не настолько деградировала, что бы издеваться над мёртвыми и семьями, потерявших своих близких! Если ты моральный урод, это вовсе не означает, что надо всех остальных мерить по себе!

— Я знаю, что это сделала ты, Харон. Других сумасшедших, способных на такую якобы «случайную» ошибку вряд ли можно найти, — он подошёл ближе, нависнув надо мной и схватив холодными пальцами за шею сзади, сжимая, но не сильно. — На что ты, сука, надеешься? Что менты докопаются до правды? Или что?

— Я надеюсь на то, что ты сдохнешь. Рано или поздно, — дёрнувшись, я с размаху врезала локтем ему по рёбрам, вынудив разжать пальцы и отступить назад. После чего развернулась, опёршись поясницей на раковину и скрестив руки на груди. Смерила Колю хмурым взглядом и криво усмехнулась. — И я с радостью проводила бы тебя в последний путь. Поверь, если ты окажешься на моём столе, у меня рука не дрогнет. Но увы, Коля, это всего лишь мечты… И я понятия не имею, до чего докопаются менты. Надеюсь, что до правды. Ну а если нет… Что ж, горевать не буду. Судя по твоим поступкам, мозги тебе деньгами конкретно выбило, раз такие ошибки творить начинаешь! Или ты думал я не пойму, что случилось с телом?

— Тварь… — Коля замахнулся, сжимая руки в кулаки.

— Коля, а ты ничего не забыл? — кто бы знал, чего мне стоило произнести это спокойно, холодно с лёгкой насмешкой… У меня коленки дрожали и зубы не стучали только потому, что язык без костей и мёл всё подряд, тыкая коллегу в его собственные ошибки. — Свидетели, Коля, это такие странные звери, которые появляются по принципу вдруг откуда ни возьмись. А ещё Коля, есть такие нехорошие дяди, которые наряд полиции называются. И товарищ лейтенант вполне может заинтересоваться, чего это вдруг крики по всему моргу начались?

— У них есть свои люди в ментуре, зря надеешься…

— А я давно уже ни на что не надеюсь, Коля. Работа в морге как-то отучает от лишних иллюзий, — хмыкнув, я осторожно обошла застывшего мужчину и вернулась в раздевалку, стягивая с себя халат. Бросила его на скамейку, натянула пуховик, засунула вещи в рюкзак и бросила на прощание. — Но не смотря на все связи… На то, что бы выпутать тебя понадобиться время. И деньги. И беспокойство лишнее… А ты вообще, уверен, что они захотят так с тобой возиться-то? Нет, Коля, ты явно себя переоцениваешь… Адьёс, амигос!

Уж не знаю, что сыграло мне на руку, но Коленька с места не двинулся, сверля меня ненавидящим взглядом. А я старалась как можно быстрее покинуть любимое рабочее место. Быть битой в третий раз, это знаете ли не то время препровождения, которым мне хотелось бы заняться этим вечером!

На улице уже стемнело. Обычная суточная смена, начинавшаяся с вечера, должна была закончиться в шесть утра. Ключевое слово «должна». Сгначала меня поймал Ивар Захарович и загрузил графиком работы, сменностью, кадровой укомплектованностью и прочими милыми сердцу бюрократическими прелестями. Я когда увидела всё, что мне предстояло срочно изучить и даже подписать, чуть не ляпнула, что признаю все свои грехи, если это у меня заберут, и никогда больше не будут так пугать.

Хорошо, что сдержалась. И попыхтев, как вусмерть злой ёжик без опохмела, принялась разбираться во всех этих закорючках. Перечисляя про себя, с кем могла согрешить еврейская родня моего любимого начальника. Да, мысль злая и нехорошая…

Но надо ж как-то себя утешить!

Тихо фыркнув, я натянула капюшон глубже. Шапка осталась в раздевалке, а возвращаться я не собираюсь даже под угрозой расстрела. Так что, засунув руки в карманы и нахохлившись как воробей, я быстрым шагом направилась в сторону дома. Попутно размышляя о том, что бы такого купить в магазине, что бы было вкусно, не требовало долгой возни на кухне и понравилось не только мне, но и моему очаровательному зомби.

Если он ещё не сошёл с ума из-за моего отсутствия, конечно же. А то, учитывая, сколько раз я уже появлялась в непотребном состоянии, определённо нужна какая-то взятка, дабы загладить свою вину за лишние волнения. Нет, я, конечно знаю, каким образом можно будет это провернуть…

Но ведь нужно ещё и питаться чем-то. Боюсь, одними плотскими утехами сыт не будешь!

Мысли окончательно свернули с рабочего на совсем иной лад. И улыбаясь во весь рот, я покачивала рюкзак в руке, сама не замечая, как ускоряю шаг, всё больше и больше, стремясь оказаться в родных пенатах как можно скорее. Заглянув в ближайший супермаркет, зависла ненадолго вокруг полок с вином. Но отмахнувшись от этой идеи, принялась во все глаза разглядывать богатый ассортимент. Выискивая то, посмотрев на что желудок согласно уркнет «Моё» и потребует приобрести.

На кассу я корзинку притащила с превеликим трудом. И невозмутимо добавила кое-что сверху, проигнорировав как круглые глаза кассира, потребовавшего у меня паспорт и явно не поверившей в дату рождения, прописанную в нём, так и пошлую улыбку парня, стоявшего сзади. Ему я искренне пожелала до того, как покупать такие вещи, затариться валерьянкой в аптеке. А то, судя по румянцу, прежде, чем начать притворять план по жарким ночам с девушкой, ему придётся успокоиться!

Расплатившись и загрузив всё в пакеты, направилась дальше. И сама не заметила, как оказалась около собственного подъезда. Похлопала по карманам, вытащила ключи и шустро проскользнула внутрь, пыхтя и таща свои покупки наверх. Лестница показалась проклятьем, пока я не дошла до конца и не прислонилась лбом к двери. После чего фыркнула и, сдув прядь волос упавшую на нос, открыла дверь.

Меня встретил тёплый свет, льющийся из кухни и запах крепкого, свежее сваренного кофе. А ещё обеспокоенный взгляд серо-зелёных глаз и мягкая, радостная улыбка. Жмур тут же отобрал у меня пакеты, спихнув их куда-то в сторону, и обхватил лицо ладонями, внимательно вглядываясь, ища хоть какие-то намёки на то, что со мной опять что-то случилось.

— Эй… — мягко взъерошила рукой тёмные волосы на затылке и, привстав на цыпочки осторожно коснулась губами его лба. — Со мной всё в порядке, Жмураэлло. На упыря, правда, смахиваю или на очень дальнего родственника графа Дракулы… Но это исправит вкусный ужин, приятная компания и сон. Много сна.

Бывший труп насмешливо фыркнул. И настойчиво, но нежно поцеловал, стягивая мешающийся пуховик. Нет, никакого намёка на страсть или же какие-то другие активные постельные упражнения. Я, собственно, насчёт состояния ни капли не шутила, скорее недоговаривала.

На ногах я стояла из чистого упрямства и с облегчённым вздохом обмякла в настойчивых руках мужчины, когда тот прижал меня к себе как можно крепче, и проворчала:

— Будешь дальше так меня обнимать и так приветствовать, ужин станет очень поздним завтраком… И вообще, неси меня олень, в свою страну оленью! В смысле, — под тихий смешок, согревший мою шею, я хихикнула и поправилась. — На диван. Согласна на чай, бутерброд и обнимашки, да. Без обнимашек не согласна на отдых!

Жмур на это только рассмеялся, с лёгкостью подхватив меня на руки и унося в указанном направлении. Продукты в холодильник тоже он разместил. И чай принёс, и бутерброды сделал, и селя рядом обнимая за талию и позволяя с удобством разлечься на его широкой груди, счастливо жмурясь от удовольствия.

— Дорогой, я дома… — прошептала себе под нос, тихо хихикнув, когда прохладные пальцы прошлись по пояснице, вызывая толпу мурашек вдоль позвоночника.

И впервые в моей жизни, эта фраза звучала без привычного одинокого сарказма и яда. В ней не было усталого бессилия, боли, непонимания и обиды на то, что у всех есть к кому возвращаться, а мне и в этом не повезло. Зато была надежда, умиротворение и та самая, пресловутая нотка нежной, пока ещё неосознанной влюблённости. Или любви.

Да, наверное, всё-таки любви… Себе-то ведь можно не врать, да, Харон?

Загрузка...