Жмурик, или Спящий красавец по-корейски

Эпилог

Месяц спустя…

— Поздравляю, Шарик! Ты — балбес! — Анька, не стесняясь, отвесила ему подзатыльник, устроившись в кресле напротив и постукивая пальцами по подлокотнику.

Работающий за ноутбуком Богдан только насмешливо фыркнул, кидая на друга сочувствующий взгляд. Вот только влезать в перебранку не собирался. Моральная порка ещё никому не вредила!

— Вообще-то, могла бы и посочувствовать… — тихо откликнулся Андрей, потирая пострадавшую часть головы.

— Если бы я тебе не сочувствовала, то намекнула бы Эльзе, чего это её закадычная подруга-патологоанатом последнее время заживо хоронит себя в работе и общается только с ней и с одним из байкеров, — раздражённо дёрнула бровью Рыжая, скрестив руки на груди. — А расстраивать нашу Снежную Королеву нынче очень невыгодно. Мало того что рядом нервный Верещагин круги нарезает, так ещё и братья имеются… Очень негативно реагирующие на всех, кто обидел их родных и близких! Нет, ну если тебе вдруг захотелось полюбоваться на красоты тюремной камеры…

Тут Солнцева многозначительно замолчала, недвусмысленно намекая на место работы братьев Араньевых. И даже бровью не повела, когда на неё уставились уже два укоризненных взгляда, всем своим видом демонстрируя, что ей товарища совсем не жалко.

Вот ни капли, совершенно!

— Ты же знаешь, что у меня не было особого выбора, — вздохнув, Андрей сгорбился, опираясь локтями на колени и сцепив пальцы в замок. И криво усмехнулся. — Лучше, подскажи, как теперь всё это исправить?

Чудище недоверчиво хмыкнула, качая головой. И промолчала, явно не горя желанием ему помогать. Да, Андрей был согласен с тем, что он балбес, мягко говоря. Ему, вообще-то, ничего не мешало банально хотя бы позвонить Женьке на следующий день и попробовать всё объяснить. Но, честно говоря, он сам с трудом помнил как прошла та первая неделя, пока отец лежал в реанимации с сердечным приступом, а мать потихоньку сама себя сводила в могилу, волнуясь и доводя далеко не молодой организм до истощения. Нужно было присмотреть за родителями, обеспечить им все условия, врачей и лекарства, проконтролировать работу в главном офисе фирмы, разобраться с повисшими поставками, проверить оплату выполненных договоров…

Фармацевтический рынок и рынок медицинского оборудования, его поставки ремонта и обслуживания, были привередливы и требовали жёсткого, постоянного контроля. К тому же, работа позволяла не концентрироваться на собственных переживаниях. И не думать о том, что же он натворить-то умудрился.

Это потом, когда кризис миновал, и Андрей смог выдохнуть, до него запоздало дошло, что можно ж было всё нормально объяснить. Позвонить, в конце-то концов, или написать. Да хотя бы прислать цветы с извинениями и просьбой поговорить! Женька знает, каково это терять близких…

Она поняла бы, почему он так внезапно сорвался и исчез.

Вот только осознание это пришло почти две недели спустя. И он был не настолько наивен, что бы верить в то, что после такого долгого молчание всё, что ему грозит — это несильный подзатыльник. Как и в то, что Женька согласиться его хотя бы выслушать и вообще позволит к себе подойти.

Андрей скорее поверит в то, что ему популярно скажут куда идти, проложат подробный маршрут и выдадут напутственный удар по голове чем-нибудь тяжёлым! И то, в лучшем случае. О том, что может быть в худшем лучше даже не думать, спокойнее будет!

— Ладно, — наконец не выдержала его жалобного взгляда Анька, насупившись и недовольно фыркнув. — Причины у тебя действительно уважительные были. Только как ты теперь грехи свои тяжкие отмаливать будешь? Харон это не я, одним подзатыльником и словесным порицанием ты от неё не отделаешься. Она ж тебя мирно закопает и тихо отпразднует это дело!

— Для начала надо с ней встретиться, — о том, что разговор с Харон лёгким не будет, Андрей тоже прекрасно знал. Успел, как-никак познать все грани характера любимой девушки и осознавал, что даже встретиться просто так не получится.

Впрочем, у него была одна идея о том, как это провернуть. Главное, чтобы друзья ему помогли…

И что бы Женька его не добила из милосердия.

— И как ты это собираешься сделать? — заинтересованно поддалась вперёд Солнцева. В ответ на ироничный взгляд собственного парня она только фыркнула. — Ну должна же я знать на какую тему прощальную речь на похоронах толкать!

— Очень просто, — Андрей лукаво сощурился и доверительно прошептал. — Для начала мне надо попасть в морг. В качестве трупа.

С минуту Солнцева сидела, банально открыв рот и ошалело хлопая глазами. Потом икнула, ущипнула себя за руку, вскрикнула и снова уставилась офигевшим взглядом на друга. Потом вздохнула и очень вежливо, мягко поинтересовалась:

— Ты охренел?

— Не-а.

— С ума сошёл? Головой приложился? Последние мозги растерял? — принялась выдавать гипотезы Анька. Но на каждую из них Андрей только головой качал, пряча широкую улыбку. — Ла-адно… Тогда чем тебя так приложило, что бы ты сам, самостоятельно, решил попасть на стол разозлённого и обиженного… на тебя обиженного! И очень-очень разозлённого!.. Короче! С чего ты решил, что если ты окажешься на столе у Харон, она с тобой разговаривать будет, а не исполнять свои прямые должностные обязанности?!

Богдан чему-то усмехнулся, обменявшись с товарищем понимающими взглядами. В разговоре он участия не принимал, продолжая разбираться с документами.

— Это будут уже мои проблемы, — хмыкнул Андрей, едва заметно пожимая плечами в ответ на скептический взгляд Аньки. — Да, я в курсе, что у неё в руках будет скальпель и ещё много интересных инструментов. Я так же прекрасно знаю, на что она может быть способна… Ладно, по крайне мере, могу представить. Но согласись, это мне с ней разбираться, а не тебе, так ведь? Всё, что мне от вас нужно, это помочь попасть в морг в качестве потенциального клиента. И всё. Остальное я беру на себя.

— Диагноз ясен, — задумчиво протянула Анька. — Камикадзе. Лечению не подлежит. Единственный выход — отправить на добровольное самоубийство самым оригинальным способом из всех возможных. Не, я почему-то даже не против! Можно я сама тебя чем-нибудь тяжёлым приложу? Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Ань, — вот вроде бы и ничего такого не было в голосе Полонского, но Анька сразу сдулась и вздохнула печально.

Хотя вспомнив, видимо, о том, что Андрею предстоит разговор с очень недобрым нынче любителем трупов тут же воспряла духом. Если уж не она, то Харон-то точно своего благоверного чем-нибудь приложит! Чисто в профилактических целях!

— Ты действительно этого хочешь? — блондин всё-таки оторвался от работы и внимательно посмотрел на друга.

— Она моё всё, — негромко откликнулся Андрей, печально улыбнувшись. — И я прекрасно понимаю, какую боль ей причинил… И знаю, что легко точно не будет. Но да. Я действительно хочу этого.

— Хорошо, — кивнув своим мыслям, Богдан, вновь возвращая своё внимание компьютеру. — Я сведу тебя с нужными людьми.

Андрей благодарно кивнул, наконец хоть немного расслабившись и откинувшись на спинку дивана. В комнате повисла мирная тишина, пока её не нарушило одно неугомонное рыжее чудовище, обиженно протянув:

— Э-э-эй! Что значит «хорошо»? А кто этого дятла по голове стучать будет?!

— Рыж!

Если кто-то надеялся, что хоровой оклик подымет из могилы давно и прочно захороненную там совесть, то очень сильно просчитался. Анька Солнцева таким непотребством отродясь не страдала.

— Ай-я-я-яй… Убили негра! — устало потерев переносицу, я откинулась на спинку кресла, забросив ноги на стол. И допела навязчивый припев песни группы «Запрещённые барабанщики». — Сволочи, замочили!

В пустом зале моё полуночное завывание больше всего смахивало на форменное издевательство. Однако предъявить претензии мне за откровенную фальшь и непотребные слова было просто и банально некому. Морг всё ещё лихорадило. Персонала, откровенно говоря, не хватало.

У меня была третья подряд смена. И всё, на чём я держалась, это на силе воле, крепком, горьком чёрном кофе и желании погрузиться в работу с головой так, что бы даже желания о чём-то думать не возникало.

— Евгения Сергеевна, тут труп! — раздался взволнованный голос санитара со стороны входа в зал.

— Шугуров, это морг. Что тут ещё может быть?! — с трудом выпрямившись, я сцедила зевок в кулак и попыталась распрямить сведённые судорогой плечи.

— А тут неучтённый труп! — тон стал ещё более взволнованным, и в проходе замаячило бледное лицо главаря моей личной тройки долбо…

Смерив Данила оценивающим взглядом, вздохнула и мысленно себя поправила. Долбодятлы. Они мои личные долбодятлы. Которых я с чистой совестью задолбаю, если они меня ради прикола дёргать начали! Я нормально спала последний раз месяц с лишним назад и человеколюбие во мне и так небогатое, окончательно затерялось среди планов по захвату мира и составлению перечня пыток для провинившихся подчинённых.

Подаренный ради шутки «Молот Ведьм», подарочное иллюстрированное издание, оказался неоценимым источником вдохновения и поддержкой в одинокие, тёмные ночи, когда от тоски и боли хотелось на луну волком выть.

Тряхнула головой, недовольно скривившись. Не думать. Не жалеть. Не плакать. И работать, до конца смены ещё далеко!

— Ладно, тащи сюда вашу неучтёнку, — буркнула недовольно, поднимаясь и потирая затёкшую поясницу. — Кому-то жизнь ничему не учит, по всей видимости…

Пока санитары бодро выполняли свои непосредственные обязанности, я медленно переоделась, завязала отросшие волосы в короткий хвост и плеснула в лицо холодной водой, пытаясь не заснуть на ходу. И только когда мне отчитались о том, что всё было сделано и в лучшем виде, я кивнула и вышла в зал, напевая себе под нос уже другой хит группы «Жуки».

— Да у тебя же мама — педагог! Да у тебя же папа — пианист! Да у тебя же всё наоборот! Какой ты нафиг танкист?! — мурлыча незатейливую мелодию, я выложила на подставку для инструментов перчатки, повязку, проверила содержимое лотка. И взяв в руки ножницы, откинула простынь, прикрывающую мёртвое тело, продолжая напевать. — Да у тебя же…

Голос оборвался на полуслове, когда я разглядела, что за тело попало в мои загребущие лапки. С громким звуком на пол упали ножницы, которые я так и не смогла удержать ослабевшими пальцами. Но я этого так и не заметила, часто моргая, пытаясь сморгнуть накатывающие слёзы. И пытаясь понять, это у меня от переутомления мозги всё-таки заклинило…

Или я действительно вновь вижу на своём столе в прозекторской тело Жмурика?

Тихо выдохнула и сглотнула, в который раз тряхнув головой. Зажмурилась, потёрла глаза, но труп от этих действий так никуда и не делся. И даже когда я себя ущипнула за руку, картинка не стала менее сюрреалистичной, вызывая острое чувство дежавю.

Сделав маленький шаг вперёд, я слегка наклонилась, вглядываясь в спокойные, безмятежные черты такого знакомого и родного лица. И тонко, зло усмехнулась, когда первый шок схлынул, оставив после себя поднявшую голову паранойю. После того, что тут творилось в последнее время, я разучилась удивляться. Зато взяла за привычку очень внимательно осматривать каждое поступившее в морг тело.

Резко отпрянув, я развернулась и вернулась к своему рабочему столу. Уселась в кресло, откинувшись на спинку и опираясь локтями на подлокотники. Сложила руки домиком, и тихо, как можно более безэмоционально произнесла:

— Хорошая шутка. Не смешная, но вполне актуальная. Вставай, замёрзнешь, заболеешь, не дай бог схватишь пневмонию или воспаление лёгких… Моё человеколюбие сделало ручкой пару недель назад окончательно и бесповоротно. Я не буду тебя спасать, больше не буду… Андрей.

Застывший на столе мужчина шевельнулся и, поморщившись недовольно сел, глядя на меня исподлобья виноватым, каким-то жадным взглядом. Но приближаться не спешил, что несказанно меня радовало, если честно.

Держать себя в руках было сложно. Очень. В душе ворочалась тяжёлым, горячим комком боль, недоверия, робкая, глупая надежда и злость. Усталая, вызванная бессонными ночами, жалкими истериками и отчаянным одиночеством. Она была бессильной, беспричинной, но она была.

И только потому, что ко всему прочему у меня была дикая усталость, помноженная на бесконечное равнодушие ко всему окружающему, в сидящего напротив меня уже дважды бывшего зомби ничего не полетело. А ведь хотелось, действительно хотелось.

— Как ты? — а голос у него оказался почти магическим. Глубоким, мягким, ласкающим. Он проникал куда-то под кожу, оставляя после себя иррациональное чувство потери.

— Как упырь в период остро нехватки гемоглобина, — хмыкнула, едва заметно пожав плечами. — Я устала. Я хочу спать. Я хочу есть. У меня впереди ещё почти три часа дежурства. И никаких выходных в перспективе. Так что можно сказать я вышла замуж за свою работу. Хоть с кем-то у меня полная взаимность!

— Один — ноль, — тихо фыркнул Жмур, всё-таки слезая со стола. Опираясь задом на него, он скрестил руки на груди, ласково мне улыбнувшись. — Я скучал.

— По моргу? — заинтересованно вскинула бровь, показательно осмотрев зал. — Так что же мешало прийти на экскурсию? Я, может быть, тебя удивлю, но для этого совершенно не обязательно нарваться на драгу с гопниками и получать очередную травму головы.

— Харон…

— Или тебе больше санитары приглянулись? Извини, если уж я упырь на голодном пайке, то они и вовсе низшие умертвия, поднятые добрым некромантом и раз в сутки потребляющие горячительные напитки для того, что бы хоть как-то реагировать на окружающий мир, — хмыкнув, я бездумно крутанулась на месте, давя в себе желание плюнуть на всё и вся и обнять его.

Или чем-нибудь огреть. Честно говоря, я пока не определилась, чего мне хочется больше.

— Жень…

Я замерла на месте, застыв и вперившись в него ненавидящим взглядом. После чего судорожно вздохнула, медленно, очень тихо и чётко проговорив:

— Не смей… Не смей. Меня. Так. Называть.

— Я знаю, что я виноват, — тихо проговорил Жмурик, всё так же не делая и попытки ко мне подойти. Он просто смотрел на меня: тепло, ласково, нежно… С любовью.

И от этого было ещё хуже. Прозвучит пафосно и сопливо, но это как нож в сердце повернуть. Так же больно и так же невыносимо. И желанно, да. Я ведь действительно его до сих пор люблю…

Но и ненавижу тоже. Вот такой я забавный зверёк, да.

— Молодец, — кивнула, с трудом, но, всё же, сумев успокоиться. — Возьми с полки пирожок и можешь идти отсюда туда, куда хочется.

— Я там, где мне хочется быть, — небольшой, маленький шажок в мою сторону. Я напряглась, откатившись как можно дальше и упёршись креслом в край рабочего стола. Андрей нахмурился, но комментировать это не стал.

— Я склонна подозревать у тебя странное психическое отклонение, — нервно усмехнулась, дёрнув плечом. — У тебя патологическая тяга к моргу. Ладно, я. Я тут по крайне мере работаю. Но у тебя-то, откуда такие странные увлечения, м?

— У меня патологическая тяга к одному единственному патологоанатому, — и снова в голосе та неприкрытая нежность и мягкость, от которой хотелось закрыться, спрятаться и сбежать. Как можно дальше и как можно быстрее.

И в то же время я не двинулась с места, вцепившись пальцами в подлокотник так, что побелели пальцы. Как сказала бы Эльза, мазохизм во всей его красе!

— Ты разбиваешь мне сердце, — криво усмехнулась и склонила голову набок. — Кто этот несчастливец? Я должна выказать ему свои соболезнования… Твоя тяга к кому-то, как оказалась до добра не доводит. Проверено…

Не удержалась. Горечь прозвучала в словах против моей воли, но я мужественно делала вид, что всё нормально, что всё так и должно быть. В конце концов, за этот месяц я научилась виртуозно врать всем подряд, прятаться в морге и в собственной квартире и топить себя в работе.

Единственной отдушиной был Славик. С ним можно было просто сидеть и молчать. Просто сидеть и молчать. Порою, это всё, что мне было нужно, что бы пережить ещё один день.

Когда он оказался так близко ко мне, я так и не заметила. Просто в один момент он стоял у стола, в другой прохладные пальцы обхватили моё лицо, вынуждая поднять голову и заглянуть в такие знакомые серо-зелёные глаза. И раздельно, медленно произнесла:

— Иди к чёрту.

— Неправильный ответ, Харон, — тихо вздохнув, он невесомо коснулся моих губ. И этого оказалось достаточно, что бы вернуть все воспоминания, которые я так рьяно пыталась забыть.

Недоумённо качающий головой парень, так неожиданно восставший на моём столе. Сонный, смущённо улыбающийся и немного растерянный у меня дома. Заботливый. Нежный. Важный. Нужный…

Необходимый как воздух.

Я сама не заметила, как потянулась в ответ, прижимаясь крепче, обхватывая шею ладонями и зло кусая нижнюю губу. А когда осознала, уже не смогла остановиться, выдыхая между поцелуями:

— Ненавижу… Как же я тебя ненавижу…

А он снова молчал, уже привычно и так знакомо. Целовал в ответ, обнимал за талию, не давал отстраниться и высвободиться. И на какой-то миг я действительно поверила, что ничего этого не было. Месяца нервотрёпки, боли и слёз. Месяца разлуки.

Месяца без него. Только лгать себе последнее дело, да Харон?

Удар в живот оказался для Андрея неожиданностью. Выпустив меня из объятий, он отступил на шаг, пытаясь выровнять дыхание и недоумённо на меня поглядывая. Я же стояла прямо, сжимая руки в кулаки и отстранённо, ровно выдавила из себя:

— Иди к чёрту… Андрей. Уходи.

— Я знаю, что я виноват, — тихо вздохнув, повторил он уже прозвучавший аргумент.

— И снова поздравляю, молодец. Герой. Дальше, что? — дёрнув плечом, я отвернулась, опёршись ладонями на стол и устало сгорбившись.

— Я тебя люблю, Жень… — и прозвучало это так растерянно, что я невольно улыбнулась, весело фыркнув.

— Сочувствую, — и даже почти не покривила душой против истины. — Искренне. Наверное…

В зале воцарилось странное, неуютное молчание. Конечно, назвать морг уютным вообще проблематично, но сейчас, не смотря на годы работы тут, мне вдруг захотелось сбежать из этих привычных стен куда подальше. И я не знаю от чего мне так хочется сбежать, от холодных и безучастных стен или же от этого чёртового бывшего трупа, которого мне так не хватало…

Жмур молчал. Стоял в стороне, сверлил взглядом мою спину, но молчал. И только когда я начала сомневаться в собственном же решении, он так же молча развернулся и ушёл. Вот так просто, без очередной попытки что-то мне доказать, убедить, уговорить, взять силой в конце концов! И от этого стало ещё больнее…

— Дура… — тихо пробормотала себе под нос, сжавшись в комок и обхватив себя руками за плечи. — Какая же ты дура, Женя…

А дальше вновь была работа. Единственная моя неизменная константа, ставшая тем спасительным якорем, позволяющим держаться. Оставшиеся три часа до конца смены прошли насыщенно и не без весёлых приключений, реагировать на которые у меня уже просто не было ни сил, ни желания. Так что из морга я вышла в восемь вечера, потирая саднящие виски, и щурясь от слишком яркого света уличных фонарей.

Болело всё. Начиная от тела, заканчивая душой и сердцем. Пока работала с телами, успела раз десять переиграть в голове всё, что произошло, весь этот разговор, раз за разом коря себя за то, что поступила именно так. Да, мне всё ещё обидно. Да, я всё ещё злюсь.

Но без него было куда хуже, чем с ним. И если бы не моя чёртова гордость и не треклятое упрямство, я бы сейчас не думала о том, как оттянуть момент возращения в одинокую, пустую квартиру. Где нет ничего. Вообще. И так же пусто как в моей душе.

Вздрогнув от холодного ветра, забравшегося под кое-как застёгнутый пуховик, я поёжилась и медленно, нога из-за ноги поплелась в сторону дома. Засунув руки в карманы и старательно думая обо всём, кроме как о том, как теперь пережить оставшееся до новой смены время. И не будет ли слишком уж нагло попросить к Славику с ночевой? Почему-то рядом с недоученным психологом было спокойно, и я не боялась спать.

Что бы дойти до родного подъезда, у меня ушло где-то полчаса времени. Я шла обходными путями, специально задерживаясь подолгу на перекрёстках, пугая своим бледным лицом с тёмными кругами под глазами немногочисленных прохожих. Но как бы я не петляла, всё равно оказалась возле дома и нехотя открыла дверь, неторопливо поднимаясь на нужный мне этаж. Замедляясь, шаг за шагом.

И остановилась, не дойдя до квартиры каких-то пару ступенек. Охнула, схватившись рукой за перила, и медленно присела на корточки, уронив потрёпанный рюкзак на пол.

По щекам потекли слёзы, а дрогнувшие губы растянулись в слабой, неуверенной улыбке. Увиденное пугало, а ещё дарило робкую, неуверенную надежду, что сказки всё-таки не врут. И даже мне перепадёт свой кусочек личного, только моего счастья…

— Эй… — решив кое-что для себя, я осторожно коснулась кончиками пальцев щеки задремавшего на самой верхней ступеньке около моей квартиры парня. Тот выпал из полудрёмы и чуть не упал от неожиданности.

Глянул на меня и нахмурился, упрямо поджав губы:

— Я никуда не уйду, Харон. Можешь орать, ругаться, злиться, колотить меня или пытаться отравить. Мне плевать. Я тебя люблю и не больше не хочу с тобой расставаться, никогда. Как бы сопливо это не звучало.

— Андрей…

— Я не думал, что всё получится именно так, — он криво улыбнулся, неосознанно прижавшись щекой к моей ладони. Которую я так и не убрала, продолжая невесомо поглаживать слегка колючую от щетины кожу. — Отец слёг с сердечным приступом. Мать чуть не заработала нервное истощение. Я только через пару недель смог осознать, что натворил. Прости… Я, правда, не думал, что всё так получится.

Я, молча, его слушала, не особо обращая внимания на слова. Куда больше меня интересовало, чего мне хочется и стоит ли давать шанс человеку, который уже однажды причинил мне столько боли. И чем больше я прислушивалась к этому мягкому, такому уже родному голосу, чем больше согревались пальцы от чужого тепла, тем больше я понимала…

Я, может быть, и дура. Но хочу счастья, хочу попытаться снова, не смотря ни на что. Глупо, но так сильно.

— Это было больно, — наконец выдавила я из себя, с трудом проглотив стоящий в горле ком. — Это было очень больно, Андрей. Я не хочу снова это переживать.

— Я никуда не уйду. Больше никуда, — взгляд у него был упрямый, твёрдый, уверенный в собственной правоте, и я сдалась.

Хрипло хохотнула, медленно поднялась на ноги, прихватив упавший на плитки рюкзак и прошла к квартире, не оглядываясь. Только прошептала, едва слышно:

— Идём домой, Жмураэлло… Я хочу кофе, чёрного крепкого кофе, бутербродов и обнимашки. Без обнимашек я не согласна!

Крепкие, родные объятия окончательно согрели меня, прогоняя и усталую злость, и надоевшее одиночество, и обиду, оставляющую горечь на языке. Жмур затянул меня в коридор, захлопнув дверь, и снова поцеловал. Мягко, нежно, ласково. Разбивая все те сомнения, что у меня ещё оставались.

И я ответила. Потому что по-другому просто не могло быть. Это ведь мой Жмур, мой личный, самый лучший зомби. Мой самый дорогой подарок на Новый Год.

Тихо хмыкнула в поцелуй. Вот говорят, счастье не бывает абсолютным. Люди утверждают, что если уж тебе не везёт ни в чём, кроме работы, так и не стоит ждать подарков от Судьбы. А ещё говорят, что в наш атомный век счастья нет вообще, а сказочных историй не бывает.

Вот только судя по тому, как мы с ним познакомились, место для сказок в нашей жизни есть. Правда, сказка вышла неправильной, и на месте принцессы оказался Андрей, он же Жмур, он же недо зомби. А мне, увы, была уготована роль злого колдуна как минимум, а никак не принца. Но раз сказка неправильная, так может ну его, это общественное мнение?

И вообще. Я ж уже говорила, из меня хреновый предсказатель. Ни один прогноз пока не оправдался. И вряд ли оправдается в будущем!

— Всю сказку испоганили, — тихо пробормотала, уткнувшись носом в грудь Жмурика и счастливо улыбаясь. И не обращая внимания на громкий, задорный смех Андрея. Всё хорошо, что хорошо кончается, да…

И всё-таки, что я такого смешного сказать-то умудрилась, а?