Журавленко и мы

Глава третья. Маринка, Лева и тётя Наташа

На другой день было воскресенье.

Маринкина мама убирала комнату и всё говорила о том, какой она создаёт уют, как у неё чисто, аккуратно, не то что у других.

Маринке хотелось что-нибудь делать. Она начала мыть чайную посуду.

— Оставь, я сама, — сказала мама.

Тогда Маринка начала укладывать подушки на диван.

Мама опять не дала:

— Да разве так! Половину красоты не видно. Отойди!

Папа сидел за столом и молчал. Маринка со вчерашнего дня ни разу не могла открыто и прямо на него посмотреть. Ей не хотелось быть лома, и она пошла поиграть во дворе.

Никого из ребят там ещё не было. Потом появился Лёва. Он подошёл к Маринке и строго спросил:

— Хочешь быть доносчицей — куриной извозчицей? Такой человек, что ещё никто не родился, чтобы его обогнать, а ты за ним шпионишь!

Если бы это было совсем неправдой. Маринка ему бы сказала: «Ну и дурак!» или крикнула бы: «Сам доносчик, шпион, куриный извозчик!» Или засмеялась бы, как умеют иногда девочки, чтобы каждое «ха-ха» было отдельно.

Но в Лёвиных словах было то самое, из-за чего она не могла посмотреть на папу. Каждое слово будто вонзилось ей в уши, в горло, в сердце.

Не помня что делает, Маринка сорвала с Лёвы фуражку и раз-раз его по лицу.

Лёва вырвал фуражку и толкнул Маринку.

Маринка отлетела метра на два и упала, ахнув от неожиданности.

Лёва растерялся, покраснел, скорее поставил Маринку на ноги. А она размахнулась — и опять его по щеке!

Лёва одной рукой держал Маринку, чтобы не упала и не расшиблась, а другой тоже дал ей по щеке этой злосчастной фуражкой.

Маринку царапнуло козырьком.

Лёва увидел царапину и больше не отвечал на удары Маринки. А ему так хотелось дать сдачи, что слёзы выступили. Была б мальчишкой, — так бы швырнул, так оттузил, — узнала бы! Но девочку бить он больше не мог. Хотел — и не мог. И мучался от стыда, что он остался побеждённым.

Маринка гордо посмотрела на Лёву:

— В другой раз ещё не так получишь. Тоже силач!

Она поправила съехавшую набок пуховую шапочку, повернулась и пошла домой. Но, поднявшись по лестнице до первой площадки, она села на низкий подоконник, стала совсем не гордой и заплакала.

Лёва остался во дворе. Он стукнул ногой по стенке сарая, толкнул булыжник и перевернул какой-то ящик. Одним словом, дал сдачи вместо Маринки неодушевлённым предметам. После этого ему стало чуточку легче, и он тоже пошёл домой.

Услышав его шаги, Маринка размазала слёзы и вскочила как ни в чём не бывало. Она увидела, что снизу приближается Лёва, а сверху спускается его мама — тётя Наташа.

— Кто тебя так, Маринка?! — сразу спросила она.

— Дурак, вот кто.

— Как же это? Ведь и ты, Лёва, играл во дворе?..

— Во дворе, — буркнул Лёва.

— На твоих глазах бьют Маринку и ты не заступаешься? Стоишь и смотришь?!

Тётя Наташа достала из сумочки платок и обтёрла вокруг царапины мокрую Маринкину щёку.

Лёва хотел сказать: «Да посмей ударять Маринку кто-нибудь другой, — сразу бы заступился, показал бы, чтобы раз и навсегда больше не лез!» Но когда сам бьёшь, — тогда как?

Он не успел ещё ничего сказать, а мама спросила:

— Нет, не могу понять: мужчина ты в конце концов или не мужчина?

— А кто же?! — обиделся Лёва.

— Тогда имей в виду: ты за Маринку отвечаешь.

— Не надо мне. Знаем, как он отвечает! — быстро выпалила Маринка и нехотя поплелась домой.

— Сядем, — предложила Лёве мама.

Они сели на подоконник и посмотрели друг на друга такими одинаково серыми глазами и таким одинаковым взглядом, словно каждый в зеркало посмотрел.

— Это я её, — сказал Лёва. — Только она первая. Я бы ещё не так… да удержался. Тебя по лицу — а ты удерживайся. Вот и победи!

— Эх! — с досадой вырвалось у мамы. — Ну совсем бы немножко — и победил! Не ударил бы ни разу, утерпел бы — вот и настоящая твоя победа. С девочкой драться — разве мужское дело? Ну, отряхни фуражку. Что это на ней? Похоже на пух от Маринкиной шапочки. Довольно, чистая уже. Да чистая, говорю! Беги домой.

И Лёва заскакал по лестнице наверх.