Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год

Пиренейская дикарка

Эта история была опубликована в «Журналь де л"Ампир» 17 января 1814 года за подписью супрефекта округа Фуа г-на Баскля де Лагреза. Однажды — дата точно не определена, но не ранее лета 1807 года — охотники заметили среди неприступных скал совершенно обнаженную женщину. Она стояла на одной из вершин на краю обрыва и, казалось, без тени страха что-то внимательно рассматривала в глубине пропасти, над которой склонилась, будто готовая броситься вниз. Хотя до нее было довольно далеко, удалось рассмотреть, что она высока и худа, кожа ее была загорелой и длинные волосы покрывали плечи и спину.

Охотники попытались приблизиться. Увидев людей, она испустила крик ужаса и бросилась бежать, с поразительной ловкостью прыгая по нагромождению неустойчивых, шатающихся камней. Пришлось отказаться от преследования. Охотники вернулись в Сюк, довольно большую деревню в полулье от города Вик-Дессос, административного центра этого живописного кантона. Менее чем через час все обитатели деревни уже знали, что в окрестных горах появилось удивительное существо — полуженщина-полуобезьяна. Самые отважные решили немедленно устроить облаву, и уже перед рассветом они сидели в засаде за скалами вокруг места, где женщину видели накануне. С восходом солнца она появилась, не подозревая об опасности.

Ее окружили, схватили, не обращая внимания на крики и сопротивление. Пришлось связать ей руки, чтобы завернуть ее в кусок ткани, который она, однако успела превратить в лохмотья. Когда же она поняла, что ее собираются увести с собой, забилась в отчаянных конвульсиях, испуская яростное рычание. Окружающим показалось, что среди рыданий и воплей они различили угрозы, произнесенные на французском языке. Они доставили ее, не без труда, в дом местного

священника.

Кюре встретил эту отбившуюся от божьего стада овцу ласково и мягко. Обратился к ней с утешающей и успокаивающей речью. Нельзя было понять, поняли ли хоть слово дикая пленница его сочувственной беседы, но вид сутаны пробудил в ее помутившемся мозгу какие-то далекие воспоминания. Бедная женщина внезапно успокоилась. Она опустила голову и, кажется, погрузилась в горестные раздумья. Плача, шевелила губами, как будто произнося молитву. Возможно она вспоминала исчезнувшего мужа: некоторые из присутствующих утверждали, что услышали обрывок фразы: «...что скажет мой муж?» Воспользовавшись этим моментом просветления, начали задавать ей вопросы. Она не ответила ни на один. Предложили еду. Она от нее отказалась. Смущало, что, несмотря на жалкую наготу тощего тела, грубую, обветренную кожу, спутанные волосы, эта несчастная, еще довольно молодая не утратила благородного и полного достоинства вида. Наступил вечер. Кюре решил, что необходимо дать пленнице отдохнуть. Он приготовил комнату с удобной кроватью, белье и еду, принял меры, чтобы несчастная не смогла поранить себя, и оставил ее одну, заперев на два оборота ключа, чтобы исключить всякую возможность побега. Рано утром на следующий день он был уже на ногах. В доме было тихо. Святой отец осторожно отпер дверь... Комната была пуста! На тропе, ведущей в горы, нашли разорванные платье и юбку, оставленные накануне около постели беглянки. Все местные охотники и пастухи бросились в погоню. Но все было напрасно.

Потом ее иногда видели издалека, собирающей траву на неприступных скалистых гребнях, или бегущей по берегу вдоль озера — огромного пространства стоячей, загнивающей воды, полного лягушек, саламандр и пиявок. Она бросалась в воду с прибрежных камней и вылезала из воды с добычей, которую она тут же, на ходу, съедала. Иной раз замечали ее фигуру на вершине высокой скалы.

Зима в тот год была ранней и суровой. Выпало необычайно много снега. Запертые на долгие месяцы в своих жилищах, крестьяне часто вспоминали о несчастной женщине. Теперь она, несомненно, была мертва. Ее или убили морозы, или она неминуемо должна была умереть от полного отсутствия пищи: земля покрылась трехметровым слоем снега, а горные озера промерзли до самого дна. Если, конечно, до того ее не растерзали медведи.

В первые осенние погожие дни самые смелые отправились в горы в надежде отыскать хотя бы какие-нибудь следы, способные пролить свет на судьбу несчастной. Едва они достигли первых горных отрогов, как увидели ее — как всегда, совершенно обнаженную. Слухи о чуде распространились по всему району. Г-н Варнье, мировой судья кантона, решил, что необходимо действовать. Он отправился в Сюк, набрал несколько отрядов охотников и сам возглавил их. Дикая женщина была поймана, и ее отвезли на этот раз в Вик-Дессос.

Варнье попытался сначала завоевать доверие своей пленницы. Ему удалось заставить ее принимать из его рук простую еду: зелень, мясо и рыбу. Но, несмотря на все расспросы, она хранила упорное молчание. Однако, когда он спросил, как ей удалось избежать когтей медведей, она сказала: «Медведи, они мои друзья, они согревали меня. Она произнесла эти слова внятно, голос ее был чист, речь — без иностранного акцента. По манере говорить было очевидно, что она не из простолюдинов. По некоторым другим обрывкам фраз, что удалось из нее вытянуть настойчивыми расспросами, можно было установить, что в 1793 году, спасаясь от революции, она с мужем эмигрировала в Испанию. После многих лет жизни на чужбине супруги решили вернуться на родину. То ли некие политические мотивы не позволяли им пройти мимо пограничной стражи, то ли они решили вернуться во Францию инкогнито, но они отправились без проводника по горным тропам через Пиренеи. Там они подверглись нападению контрабандистов. Муж ее, вероятно, в борьбе был убит, а обезумевшая от горя и решившая умереть женщина забралась в самый глухой горный угол. Так началась ее жизнь Робинзона, которая продолжалась не менее двух лет. Мировой судья, будучи примерным служащим и подозревая в этой безумной врага империи, посчитал за лучшее перевести ее в Фуа, центр департамента, и представить дело на рассмотрение г-на префекта.

Публикация этой моей статьи вызвала множество писем, некоторые из них были резкими, даже ругательными. Меня обвиняли в том, что я рассказываю читателям малоинтересные, скучные истории, неправдоподобность которых очевидна. Другие предупреждали меня услужливо, что, приняв за подлинную историю рассказ, напечатанный в «Журналь д"Ампир», я стал слепой жертвой известного мистификатора. Автор этого розыгрыша, известного уже сто лет, не кто иной, как Муссон. В архивах, как известно, при желании можно найти все. Я разыскал досье на женщину-дикарку, хотя это и стоило мне некоторого труда, поскольку, вопреки тому, что я узнал из повествования супрефекта, она была поймана совсем не в 1814 году. Мне пришлось просмотреть переписку властей Арьежа с министром полиции вплоть до 1808 года, чтобы найти следы происшествия. Личное дело супрефекта Лягреза показывает к тому же, что он приступил к своим обязанностям только в 1811 году, то есть через три года после описываемых событий. Этот факт, как мы увидим в дальнейшем, окажется нам полезен.

Некоторые мои любезные корреспонденты, писали мне, что воспоминания о безымянной сумасшедшей остаются живы в селениях графства Фуа. «Когда я прибыл в Арьеж, — писал один из них, — это была первая история, которую я услышал». Она была рассказала также и Эли Берте» в молодости служившему в управлении рудников в Вик-Дессо-се... Позднее, уже модный писатель, он вспомнил о ней, и она легла в основу его романа «Антония», опубликованного в 1850 году. В следующем году «Антония», конечно, значительно дополненная, превращается в три тома «Пиренейской девицы», которая переиздается в 1877 году под названием, более соответствующим сюжету — «Безумная из Пиренеев».

Я также имел честь получить послание от уважаемого специалиста г-на д-ра Поля Курбона, главного врача психиатрической лечебницы Стефансфельда, недалеко от Страсбурга. Он сообщил мне содержание одного доклада, представленного на конгрессе психиатров-нейрологов, прошедшем в Тунисе в 1912 году. Сумасшедшая из Пиренеев там не упоминалась, но рассматривались похожие случаи. «И в наши дни, — писал мне д-р Курбон, — случаи, когда сумасшедшие, сбежавшие из лечебниц, неделями живут зимой без одежды, под открытым небом, не являются исключительными. Физиология этих больных совершенно отлична от показателей нормальных людей и позволяет им переносить неблагоприятные погодные условия.

Каждый человек несет при рождении генетическую наследственность, восходящую к далеким предкам. Часто можно видеть сходство, иногда поразительное, внука со своим дедом, или даже с портретом прадеда или прапрадеда. Вкусы, склонности, которыми он будет обладать, когда вырастет, часто, вопреки всему, окажутся вкусами и склонностями своих, более или менее далеких предков. Однако, ученые допускают, что по капризу природы, к счастью, редко, новорожденный наследует черты поколений, живших сотни, тысячи лет назад. Предок, которого он копирует, — первобытный человек. Тогда генетическое наследство его страшно неразвито. Голосовые связки несчастного не способны издавать членораздельные звуки, а воспроизводят лай, мяуканье или рычание.

Прекрасный пример такого случая — персонаж, известный под названием Дикарь из Аверона, исследованный недавно Итаром и Пинелем. Это ребенок двенадцати лет, несколько лет проживший один в лесу, питаясь желудями и корешками, утоляя жажду в ручьях, ночуя под деревьями и удирая каждый раз при приближении человека... Всегда настороже, безголосый, не умеющий ходить прямо, передвигающийся рысью или галопом, обнюхивающий все предметы он походил больше на животное, чем на человеческое существо. Его поймали, пытались привить ему цивилизованные навыки, но все усилия воспитателей оказались напрасными. Оказавшись на улице городка, где его содержали, «только после того, как он долго обнюхивал руки своей воспитательницы, он ее узнал и согласился следовать за нею».

Доктор Поль Курбон приводит еще один интересный случай с ребенком двенадцати лет, глухонемым, который жил среди крестьян. Они кормили его, совершенно не заботясь о его воспитании и обучении. Когда его поместили в лечебницу, он своими жестами и действиями больше походил на обезьяну, чем на человека. Свою радость он выражал прыжками и кульбитами; чтобы выразить хорошее отношение к какому-то человеку, он его обнюхивал, облизывал, покусывал; когда был недоволен — кусался и рычал... Он ходил, поджимая пальцы и выбрасывая руки вперед, как будто применение верхних конечностей облегчало ему передвижение. Этот ребенок ничего не ел, предварительно не обнюхав пищу, не пользовался ни ложкой, ни вилкой, пил, погружая губы в посуду с водой. Через несколько месяцев медико-педагогических обследовании этот случай был достаточно изучен, чтобы можно было поставить диагноз — идиотизм и констатировать, что речь идет об умственном атавизме.

Чтобы покинуть высокие сферы науки, где я со своей некомпетентностью чувствую себя неудобно, я должен еще раз выразить мою глубокую благодарность г-ну префекту Арьежа. Он, по своей доброй воле прислал мне, кроме ценных библиографических указаний, копии редких документов, касающихся дикарки и сохранившихся в городских архивах. Она была упомянута в «Описании департамента Арьеж», изданного в 1839 году, и в издании 1863 года, в томе, выпущенным в Фуа г-ном Божесом, директором школы в Арьеже, а также в 1905 году, в путеводителе г-на Луи Госсена. Она даже вдохновляла поэтов. Один из них, подписавшийся именем Рукатил, посвятил ей балладу на местном диалекте, другой, арьежский бард Рауль Лафажет, использовал ее сюжет к поэме своей книги «Вершины и долины». Еще до Эли Берте был написан роман на эту тему. В 1817 году, в Париже, появляется «Жизнь и трагическая смерть мадам де Будуа, найденной в январе 1884 года (дата ошибочна, как это уже было доказано выше), совершенно обнаженной в скалистых горах...» Написанный современником событий, он мог бы, казалось, пролить дополнительный свет на таинственную личность несчастной узницы тюрьмы в Фуа. Но представил собой лишь набор экстравагантных фраз, к которым История не имеет никакого отношения. То же можно рассказать и о рассказе, опубликованном в Каркассоне в 1884 году аббатом Наборном, кюре из Рейсак-сюр-Лампи под названием «Эрманс де Вальмега, или История сумасшедшей, найденной в 1809 году (еще одна ошибка) среди скалистых отрогов Монкальма». Для того, чтобы его произведение имело счастливый конец, автор не допустил смерти своей героини в тюрьме, а позволил ее мужу, графу де Вальмега, при содействии надсмотрщика, освободить ее и увезти в почтовой карете, а затем его самоотверженные заботы вернули ей разум.

Все это чистый вымысел. Официальные и подлинные документы, к сожалению, очень лаконичны. Те, которыми я обладаю благодаря господину префекту Арьежа, полностью совпадают с сообщениями, хранящимися в Национальном архиве. Из них следует, что несчастная упрямо сохраняла молчание: «На все задаваемые ей вопросы она отвечала рыданиями, прерываемыми словом «муж», это позволяет предположить, что она потеряла рассудок в результате какого-то большого несчастья». Такое положение вещей стало в конце концов доставлять властям неудобства. Поскольку в департаменте Арьежа не было ни одной психиатрической лечебницы, префект обратился к своему коллеге в Верхней Гаронне с просьбой предоставить место для женщины в приюте Тулузы. Но там ее отказались принять. На что чиновники из Фуа пытались ответить, что случайная клиентка принадлежит в такой же степени Верхней Гаронне, как и Арьежу: никто не знает откуда она родом.

Пока местными властями предпринимались попытки устроить ее судьбу, министр полиции настаивал на прояснении некоторых подозрительных моментов в истории с этой пленницей: «С момента, когда она отказалась отвечать на вопросы и до того, как совершила побег, ее действия не казались такими безумными, какими она хочет их представить: необходимо выяснить мотивы, по которым эта особа упорно не хотела отвечать, кто она на самом деле». Почему, когда это дело было чисто административным и к тому же доставляло столько неудобств чиновникам, нельзя было отпустить на свободу эту женщину?

После одной или двух недель, проведенных в приюте, примерный порядок которого она нарушила своими экстравагантными выходками, ее было решено «изолировать», то есть поместить в тюрьму. В то время тюрьмой в Фуа служила старая крепость, три, феодальные башни, которой гордо возвышались над городом. Когда несчастная ощутила себя запертой в тесной камере, ее отчаяние и ужас выразились в таких жалобных и продолжительных криках, что надзиратель буквально обезумел от воплей и поместил ее на лестнице круглой башни между двумя запертыми дверями. Там безумная подверглась еще большей опасности: во-первых, она не терпела на себе никакой одежды, во-вторых, само это место было очень вредно для здоровья. Представьте весь ужас положения этой несчастной — госпожи Будуа, или графини де Вальмега, или кого-нибудь еще: когда-то она, возможно, владела замком, слугами и каретами, а теперь умирала совершенно раздетая на каменных ступенях тюремной башни. Поскольку она продолжала стонать днем и ночью, тюремщики «догадались» упрятать ее в один из тех каменных мешков, которые сегодня показывают туристам как главную достопримечательность крепости. Надзиратель оставил возле нее кусок хлеба, воду, закрыл люк и спокойно удалился.

Пленница осталась обнаженная в этом темном и ледяном подземелье. Когда через несколько дней надсмотрщик решил, что пора покормить заключенную, то нашел ее мертвой. Та, что пережила две зимы в заснеженных горах, та, которую приняли и согревали в своих берлогах дикие звери, не смогла перенести варварства людей и жестоких порядков «цивилизации». Это произошло как раз в тот момент, когда пришло известие, что ей предоставлено место в приюте для душевнобольных в Сент-Лизье. Передо мной свидетельство о смерти: 29 октября 1808 года перед мэром Фуа предстал Арно Буртоль, смотритель тюрьмы, сообщивший, что сегодня, в 1 час ночи, женщина, имя, фамилия, род занятий, место рождения и жительства которой неизвестны, примерно 45 лет от роду, умерла во вверенной ему тюрьме…»

Можно считать доказанным, что история женщины-дикарки не мистификация. То, что в ней не хватает многих интересных деталей, связано, скорее всего с тем, что из архивов исчезли некоторые документы. Достаточно перечитать статью супрефекта Баскля де Лагреза, и станет ясно, что он был знаком с документами, которых нет у нас: протоколами допросов сумасшедшей, материалами расследования Бернье, мирового судьи из Вик-Лессоса, сообщений о двух побегах, поисках беглянки и так далее. Можно предположить, что, приехав в Арьеж в 1811 году, он ничего не знал об этой драме. Ему рассказали. Он заинтересовался. Поскольку его положение позволяло ему легко получить доступ к официальным документам, он собрал их, изучил, написал на их основе статью, и когда, в результате известных событий в ноябре 1815 года, он потерял свое место и покинул страну, ценные бумаги не были возвращены в архив. И пока они не будут найдены кем-нибудь из его потомков, я думаю, мы ничего больше не узнаем о трагической и таинственной судьбе пиренейской дикарки.

Жорж Ленотр Перевел с французского С. Кравчук