Журнал «Вокруг Света» №04 за 1991 год

Человек в движении

На сцене в зале торгового центра «Окридж» в Ванкувере сидел человек в инвалидном кресле-каталке. Он — Рик Хансен. Возраст: двадцать семь лет. Диагноз: полный паралич нижних конечностей в результате автомобильной катастрофы. Через считанные минуты Рик скатится вниз по пандусу и окажется на улице, за ним тронется автомобиль сопровождения с его друзьями. И так начнется путешествие вокруг света, которое большинство сидящих в этом зале считали неосуществимым. И тем не менее он пересечет в своем кресле Северную Америку, проедет Европу, Ближний Восток, Австралию и Новую Зеландию — всего побывав в тридцати четырех странах. Книгу об этом путешествии, отрывок из которой мы публикуем, Рик Хансен посвятил тем, кто готовил его к путешествию или поддерживал во время движения — всем тем, кто сделал невозможное возможным.

«Б оже, как я устал! Столько всего нужно еще сделать, и так мало на все осталось времени. Четыре часа сна — вот и весь отдых за последние полтора дня. Квартира — сплошной сумасшедший дом, нагромождение частично упакованного снаряжения, каталка, разобранная по частям, лежащая на полу среди ночи, телевизионные камеры, люди, то и дело снующие взад-вперед: одни просто забежали попрощаться, кто-то зашел постричь меня на дорогу, другой — чтобы взять интервью или сунуть под нос какую-то бумагу, которую я забыл подписать. Ребята из группы сопровождения в очередной раз перепроверяют смету расходов, Аманда отмывает ванну, приводит в порядок квартиру для парня, который снял ее на время нашего отсутствия. Хотя могла бы этого и не делать. Аманда — классный врач-терапевт. И если бы не она — кто знает, удалось ли бы мне вообще отправиться в это путешествие.

Аманда... Каким же надо быть болваном, чтобы влюбиться как раз накануне кругосветного путешествия на инвалидной коляске! Впрочем, разве сейчас до эмоций? Я чувствовал себя словно выжатый лимон. Вчера в факультетском клубе университета Британской Колумбии устроили очередной прием. Поскольку там не было специального пандуса для инвалидных каталок, подниматься пришлось в кухонном лифте. По ошибке запустили подъемник не на тот этаж, так что меня никто не встретил, чтобы помочь выбраться из лифта. В конце концов я справился с дверью, но до смерти напугал какую-то повариху. В этот момент появились ребята из моей группы сопровождения. Они снова закатили меня в кухонный лифт и подняли этажом выше, где и был прием.

Интересно, многие ли понимают, сколь часто лестницы и двери становятся непреодолимым препятствием, когда ты на них смотришь с инвалидной коляски?.. Я внезапно осознал, на что замахнулся. Нет, какая там готовность?! Об этом не могло быть и речи. У нас не хватало оборудования и денег. Если бы удалось отправиться в путь две недели назад, как было намечено по программе, северные ветры ускорили бы продвижение к Сан-Диего вдвое. Сегодня же ветер дул с юга, то есть против движения, и я предчувствовал — так и будет в пути.

...Каталка резко остановилась, колеса уперлись в металлическую пластину на пороге двери. Я привычно подал чуть-чуть назад, посильней толкнулся руками и, перескочив через первое препятствие, выехал на дорогу.

Была не была! Ведь сумел же я добраться сюда, а это тоже не назовешь воскресной прогулкой...

Карты и деньги

Идея кругосветного путешествия на каталке вовсе не осенила меня внезапно в одно прекрасное утро.

Проект турне «Человек в движении» зародился у меня в голове давно. Тогда, конечно, я и думать не думал о сборе средств и прочих заботах и представлял себе это лишь как чистое испытание моих физических возможностей.

Вначале это было подобно ребячьей мечте, когда ты, бывало, лежишь на траве, смотришь на Луну и воображаешь, как когда-нибудь полетишь туда. Потом, когда мое внимание сосредоточилось на марафоне и я в какой-то мере вкусил радость успеха, я понял, что и физически и эмоционально могу осилить кругосветное путешествие на коляске. Если, конечно, захочу. Ну а дальше что?

Ясное дело, мы могли двинуться в путь в домике на колесах и с одной палаткой и путешествовать с удобной для нас скоростью. Но стоило ли выбрасывать три года из жизни? Я делал свою дипломную работу по физическому воспитанию и принимал участив в международных соревнованиях по различным видам спорта для инвалидов-колясочников. И я вовсе не собирался бросать все это ради того, чтобы, вернувшись домой, сказать: «Ну вот, я и прокатился вокруг мира! Тоже мне, большое дело!»

К тому времени я успел поговорить со многими инвалидами, которых встречал во время своих путешествий, и понял, что всем противостоят одни и те же барьеры, как физические, так и психологические. Молодчина этот Терри Фокс со своим «Марафоном надежды». Ведь он привлек внимание всего мира к страданиям раковых больных.

Я всегда активно участвовал в кампаниях по сбору средств. Мне доставляла радость возможность помогать другим. Сознание того, что я способен оказывать помощь, благотворно действовало на мое настроение. Именно поэтому, в частности, я и занялся преподавательской деятельностью, поскольку любил работать с ребятами. А что, если я продолжу дело, начатое Терри, сделаю его главной целью всего путешествия вокруг мира на каталке, сам стану как бы носителем или живым воплощением его идей и таким образом сумею помочь инвалидам во всем мире?..

Я написал письмо в оргкомитет выставки «Экспо-86», в котором поинтересовался, не согласятся ли они принять участие в организации всемирного турне на кресле-каталке. Они ответили согласием, и внезапно наше турне обрело название — им стал официальный девиз «Экспо», принятый в тот год — «Человек в движении».

Итак, все было решено: «Человек в движении» должен принадлежать Фонду инвалидов провинции Британская Колумбия с собственным советом директоров. Мы были готовы принять любую добровольную помощь, кто бы нам ее ни предложил.

Мы старались не упустить из виду буквально ничего. Даже пригласили одного психолога, звали его Дей Кокс, чтобы он рассказал нам о стрессах, которые могут возникнуть во время турне, и еще мы беседовали с одним консультантом, который дал нам ряд советов и снабдил печатным руководством по ораторскому искусству.

Но уж без чего никак нельзя отправляться — так это без точно проложенного маршрута. Мой друг Тим Фрик и я вооружились дорожными картами Автомобильной ассоциации и маршрутными атласами для велосипедистов и взялись за разработку вероятных путей следования. Это заняло у нас три недели — по одной неделе на маршрут.

Первый вариант был длиной в 65 тысяч миль. Прекрасно, если бы я собирался провести в дороге семь лет. Второй маршрут оказался в 30 тысяч миль. Уже лучше, но все равно чересчур длинный. А третий — всего 24 тысячи, включая прочерки в тех местах, где предстояло пересекать океан.

Так вот, окружность Земли составляет 24 901 55 мили. Именно такая дистанция казалась нам наиболее приемлемой. Исходя из этого, мы окончательно составили маршрут с учетом политических, географических и климатических условий и постарались проложить его через возможно больщее число стран.

Итак, карты у нас были, теперь дело за деньгами.

К сожалению, все усилия наших сотрудников оказались безрезультатны. Мы с Тимом молча взглянули друг на друга. Черт возьми, придется нам самим взяться за это дело. Главным нашим козырем был я сам. Единственными, кто нам помогал, были либо мои знакомые, либо люди, наслышанные обо мне. Мы оделись в лучшие костюмы и пошли в наступление на банкиров.

Для начала мы выбрали Королевский банк, В самом разгаре наших страстных увещеваний нам вдруг стало понятно, что организаторы нашей кампании уже успели здесь побывать. Вот чертовщина! Нам пришлось спешно ретироваться. Мол, мы знаем, что представители нашей организации обращались к вам. Просто мы не хотим терять с вами связи и еще раз напоминаем, что подготовка к нашему турне идет полным ходом.

Когда мы двинулись в банк провинции Британская Колумбия, где у нас была назначена встреча с его президентом Эдгаром Кайзером, нашего энтузиазма явно поубавилось. Что, если и здесь нас ждет то же самое? Что, если и он не проявит интереса? И вообще, сколько их там, этих банков?

В тот день нам не удалось заручиться поддержкой и в банке Британской Колумбии. Однако господин Кайзер лично от себя выделил нам 50 тысяч долларов из семейного фонда Кайзера — по 25 тысяч на каждое из двух лет, что нам предстояло провести в путешествии!

Мы поблагодарили его и вышли из банка с таким видом, будто только этим и занимались всю жизнь. Добравшись до тротуара, мы широко улыбнулись друг другу и с воплем «По-ря-док!» ударили по рукам. Вероятно, не самое естественное поведение для банковских завсегдатаев, но ведь какой удачный, какой замечательный день!

Компании отнюдь не торопились становиться спонсорами, как мы на то рассчитывали. Кое-кто, правда, откликнулся — как, например, ресторанная компания «Макдональдс», благодеянием которой мы пользовались с начала и до конца турне. Каждому члену нашей команды они выдали по «золотой» кредитной карточке, дающей право на бесплатное питание в любом из ресторанов системы «Макдональдс» во всем мире, что неоднократно было для нас сущим спасением. Во всяком случае, для наших желудков.

Пари на сто долларов

«Не смотри на дорогу, — повторял я про себя. — Это только мешает. Отрабатывай заезд как положено — 23 мили за три часа, и так три раза в день. И не думай ни о каких кругосветках, думай только о 23 милях. Постарайся мысленно разделить весь предстоящий путь на отрезки, которые отвечают твоим возможностям, — иначе можно сойти с ума. И крепись».

Последние два месяца до того, как тронуться в путь, локтевые суставы, спина и запястья рук словно сговорились против меня, и это когда я нуждался в их безупречной работе больше всего. Мне и раньше приходилось превозмогать боль во время заездов, но как-то справлялся. Теперь же меня доканывала безысходность. Когда же, наконец, наступит облегчение? Или, может быть, придет момент, когда мое тело восстанет и откажется подчиняться? А может быть, спустя годы, проведенные в пути, мое тело возьмет да и скажет: «Настало время платить по векселям, малыш», — а мои плечи и запястья начнут предсказывать погоду за неделю вперед?

Всего первый день пути, а у меня уже ноет левое запястье, ладонь натерло, и я скриплю зубами от злости, так как понимаю, что проблема тут вовсе не в моей моральной или физической неподготовленности, а чисто технического свойства, и, как ни старались наши ребята наладить кресло, мы так и не смогли определить причину неполадки.

Вероятно, мне стоит рассказать о кресле поподробнее. Базовая модель «Эверест Дженнингс», предназначенная для использования в домашних условиях и в больницах, весит вместе с подставкой для ног от тридцати семи до сорока фунтов. Кресло, в котором я отправился в путь из Ванкувера; весило двадцать семь фунтов. Большинство кресел имеет рамы прямоугольной формы с двумя маленькими колесиками впереди и двумя большими сзади. Мое же скорее имело форму латинской буквы I — несущая продольная центральная рама с поперечными осями колес впереди и сзади. Управление осуществлялось рукояткой, крепящейся посередине оси передних колес. Передняя часть центральной несущей рамы имела поворотное устройство и выполняла роль жесткой подвески. Центральная ручка управления располагалась впереди сиденья, на ней же находился и рычаг тормоза, действующий на оба задних колеса.

Задняя поперечная рама поддерживала сиденье, по виду напоминавшее сваренное вкрутую яйцо, если с него срезать верхушку и опустошить содержимое. В него-то я и садился, при этом тело сгруппировывалось, колени чуть ли не прижимались к груди, а ноги я вставлял в стремена примерно на одном уровне с рамой. Внешний вид не ахти какой, но главные достоинства конструкции заключались именно в том, чего не мог различить глаз.

Если не считать рычага тормоза — а он мог понадобиться для управления на скоростных участках при спуске в горах,— это кресло в принципе не отличалось от того, на котором я годом раньше выиграл титул чемпиона мира на соревнованиях в Англии. И в этом заключалась главная сложность — ведь мне предстояло путешествие вокруг всей Земли, а не участие в марафонской гонке на 26 миль и 385 ярдов.

С учетом этого необходимо было иметь возможность изменять положение колес — не только ради более легкого движения по дорогам с разным покрытием, но и в интересах моего бренного тела. Изменение положения колес невольно заставляло включаться в работу различные группы мышц. Если одна из них, скажем в области плеча, начинала болеть, нам требовалось изменить положение кресла таким образом, чтобы освободить ее от нагрузки и перенести основную работу на другие мускулы.

Но я пользовался сиденьем-ведром начиная с 1980 года, а от старых привычек избавиться трудно.

Кроме того, я никак не мог избавиться от дурацкой иллюзорной идеи, что все проблемы отпадут разом, если я сумею найти идеальное положение тела, как во всех выигранных мною гонках.

— Спорим на сто долларов, что в два часа ночи накануне старта ты все еще будешь сверлить дырки в сиденье?.. — предложил мне пари Тим.

И вот теперь я передвигал сиденье так и этак, стараясь найти наиболее удобное положение, но, как ни ломал голову, так и не смог добиться толку, как и все, кто пытался решить эту проблему до меня. Так что я не только работал — я еще при этом проигрывал сто долларов.

Последующие три дня, за которые мы успели добраться от Беллингема до Олимпии в штате Вашингтон, были повторением первого, лишь с небольшими вариациями. Мы поздно трогались в путь, поздно заканчивали маршрут и приносили извинения за опоздание. Однажды мы плутали около пяти часов в поисках ресторана «Макдональдс», где должен был состояться прием, и наконец добрались до него в четверть десятого вечера вместо четырех часов. У нас впервые спустило колесо. Ветер отказывался оставить в покое мое лицо, а дождь лил как из ведра.

Джим Мартинсон — старый друг по совместному участию в гонках, он жил по соседству в Пайялупе — решил составить мне компанию и сопровождать меня на одном из этапов, и, признаюсь, для меня это было огромной радостью. Он только что оправился от гриппа, чувствовал себя паршиво и тем не менее был здесь, рядом со мной — первый колясочник, решивший присоединиться ко мне на моем пути.

Джим потерял ноги во Вьетнаме в тот самый день, когда его произвели в сержанты. Кто-то рядом с ним наступил на мину, и Джиму оторвало ноги. Это был выдающийся спортсмен-универсал. Когда его доставили домой, он занялся колясочными видами спорта, победил в Бостонском марафоне в 1981 году и по сегодняшний день связан с компанией «Чудо в движении» — она производит спортивные кресла-каталки и прочее спортивное снаряжение.

И вот он здесь, рядом со мной, катит чуть впереди. Рядом с ним на велосипеде сидел парень по имени Гарри Фрейзер — он представлял одну фирму по производству витаминов, предлагавшую мне воспользоваться ее продукцией. Мы со свистом катили под уклон со скоростью около 28 миль в час, когда в конце спуска Джим налетел на ухаб.

Сценка получилась жутковатая. Джим врезался в него со всего хода и подлетел в воздух, но сумел удержаться в каталке. Гарри промчался рядом, но оба они были так близко передо мной, что у меня не оставалось времени ни на что, кроме как попытаться быстро отвернуть в сторону. Из этого ничего не вышло. Я тоже подлетел в воздух, но так как я налетел на ухаб сбоку, то меня при этом еще и занесло. Только я успел подумать: «Ой-ой-ой, небось опять плечо» — как наотмашь грохнулся о землю всеми четырьмя колесами, да так, что аж кости затрещали и почки едва не сместились. Однако я сумел удержать управление, выровнял кресло, и мы как ни в чем не бывало покатили дальше.

Алло, Ананда!

Началось все с того, что один из эскортировавших нас полицейских — он ехал рядом со мной на своем мотоцикле — сказал мне: «Моя жена, дети и я сам будем молиться за тебя каждый день».

Спустя какое-то время, когда я ехал в коляске, ко мне устремилась одна дама. Сунув мне в ладонь деньги, она сказала: «Помогите моей дочери. Она тоже прикована к коляске». Мужчина и женщина — оба лет шестидесяти с лишним — услышали о нас из передачи по своему автомобильному радио, после чего развернули помятую старую машину и целый час разыскивали нас на дороге, чтобы дать нам немного денег. «Наша фамилия тоже Хансен» — так они мотивировали свой поступок.

Был и совсем юный мальчик. По его словам, он только-только начал заниматься марафонскими гонками в кресле-каталке. Мы немного поговорили о том, как тренироваться, о технике гонок и о прочих вещах.

Каких только подарков мы не получали! Футболки, значки, переговорные устройства, карты, шляпы, пироги, печенье, религиозные трактаты и даже кое-какую одежду. И это хорошо, потому что в самые трудные минуты все это возвращало нас к реальности и лишний раз напоминало, что доброй воле людей действительно нет предела. Иногда, стоит только оказаться в своем замкнутом мирке, невольно начинаешь вспоминать только все самое неприятное, что с тобой случилось. И вдруг какая-то маленькая девочка сует тебе в руку свой школьный рисунок, на котором написано что-нибудь вроде «Мы с тобой, Рик», и все хорошее сразу же оживает в душе.

Тим испытывал страшное напряжение. Ему как менеджеру турне приходилось принимать массу решений каждый день, и это начинало сказываться на его состоянии. Он все более резко разговаривал с журналистами, а этого мы никак не можем позволить себе, даже если кое-кто из них в полной мере заслуживает подобного обращения. Ведь наш провал или успех зависел от них. Кто мы без них? Очередная чокнутая компашка в каком-то сумасбродном кругосветном путешествии. Тима беспокоило подавленное состояние Шейлы, журналистки, отправившейся вместе с нами. Ее роль была исключительно важной. Нам во что бы то ни стало требовалось больше рекламы. Сиэтл мы миновали практически не замеченными. Куда же они все запропастились? Мы проехали мимо местного филиала телевизионной компании Эй-би-си, и никто у них даже из окон не выглянул.

Нервы у всех были на пределе. И больше всех это приходилось испытывать парню, сидевшему в кресле-каталке.

Я был разбит морально и физически. Дождь и встречный ветер продолжали добивать меня, и я был уверен, что порвал сухожилие на среднем пальце правой руки: первый сустав покраснел, распух и отдавал острой болью. А у нас по-прежнему не было ультразвукового диагностического прибора, о котором я столько раз просил. Ну, ладно. Значит, я сам отправлюсь туда, где такие приборы имеются. Мы подъехали к госпиталю, и я уговорил, чтобы меня пропустили в физиотерапевтическое отделение.

Дежурный врач не захотел мною заниматься. Он сказал, что вреда от этой штуковины может быть больше, чем пользы.

— Не беспокойтесь, — успокоил я его. — Мы это постоянно делаем. Мне это не повредит.

И это говорил ему я, Рик Хансен, парень, которому все давалось с трудом, внезапно возомнивший, что может быстро излечиться. Он сделал, как я просил, и к вечеру в воскресенье боль в правой руке стала совсем нестерпимой. Оставалось лишь одно.

Я позвонил Аманде, но не только как врачу-терапевту. К тому времени я твердо знал, что люблю ее. Я мог разговаривать с ней так, как ни с кем. Перед Амандой я могу душу раскрыть настежь. И мне становилось лучше лишь от одного звука ее голоса.

Я рассказал ей о затруднениях с запястьем и пальцем. И еще рассказал о том, что у нас по-прежнему даже отдаленно не была отлажена организация, и все предпринятые действия скорее шли во вред делу, чем на пользу, что ребята ломали голову над креслом и, вообще, у нас множество нерешенных проблем и что вот уже половина одиннадцатого вечера, а еще ничего не готово. Я должен им как-то помочь. Нам нужно будет встать и отправиться в путь в пять тридцать утра, чтобы успеть в Олимпию к восьми утра, когда у нас назначена встреча с губернатором штата, а весь день шел дождь с градом и прогноз погоды на завтра обещает «усиление дождя со снегом и сильный ветер».

— Ты хочешь, чтобы я к тебе приехала? — спросила Аманда.

Разве я этого не хотел? Разве я не хотел, чтобы прекратилась боль в запястьях и ладонях? Разве я не хотел, чтобы стих ветер и перестал идти дождь, а спуски и подъемы стали более плоскими? Разве я не хотел увидеть ее вновь?

— Наверняка так будет лучше, — ответил; я.

Три дня спустя она присоединилась к нам неподалеку от Портленда. То, что она увидела, привело ее в ужас.

Я как раз закончил дневной этап и был совершенно измотан. Она осмотрела мои запястья и обнаружила, что сухожилия на тыльной стороне руки растянулись, а запястья опухли. И она толком не знала, чем может помочь в подобной ситуации.

Одно дело — лечить такие травмы, когда пациент имеет возможность отдохнуть. И совсем другое, когда он ухудшает положение тем, что каждый день крутит колеса каталки. И мы оба понимали, что если боль в запястьях не уменьшится, наше турне придется приостановить или вообще свернуть прежде, чем мы достигнем Калифорнии.

Впрочем, в одном я был уверен: от одного присутствия Аманды я уже чувствовал себя намного лучше. Она взяла отпуск и могла пробыть с нами две недели. Как выяснилось, этого времени как раз хватило на то, чтобы помочь мне преодолеть подъем, едва не доконавший всю нашу затею.

Давай!.. давай!..

На пути в Калифорнию нас подстерегала вершина Сискийю — семь миль непрерывного подъема в шесть градусов, который начинался на высоте в 2 тысячи футов и достигал 4310 футов в своей верхней точке.

Это был самый трудный участок на всем нашем маршруте. Только одолев эти горы, мы могли оказаться в Калифорнии. Так сумеем мы справиться с ними или придется отступить?

Мы прошли 70 миль и миновали три холма на пути к Гранте-пасе всего за один день. Не спрашивайте меня, как это нам удалось. Я только и знал, что крутить колеса, потом передвигалось сиденье, потом снова крутил колеса, потом смена колес, перерыв, лед на запястьях, снова работа в кресле и вновь смена положения сиденья. Спустя какое-то время у меня просто все плыло перед глазами.

А вокруг кричали люди, сигналили автомобили. Двое парней в шлемах пожарных остановили свою машину и, дико размахивая руками, выскочили на дорогу. «Сумасшедшие американцы», — с трудом сообразил я. Но нет, это были сумасшедшие канадцы: Фред Кауси и Пат Белл, оба из компании Си-би-си, прибыли сюда, чтобы снимать документальный фильм о нашем турне. Опираясь на трость, ко мне подошел мужчина лет семидесяти. Сказал, что получил травму при взрыве на шахте много лет назад и что тогда же ему предрекли полную неподвижность. «А я орал, и сражался, и работал, и утер нос этим ублюдкам! — вопил старик.— И ты такой же!»

И я продолжал крутить колеса. Если я этих гор не одолею, то как сумею справиться с Сискийю?

Мои запястья не болели. Впервые за долгое время я почувствовал, что могу рвануть на полную мощь, вместо того чтобы плестись как нюня. Мы переходили в зону более теплого климата. Кресло все еще нуждалось в регулировке, но положение сиденья было ближе к оптимальному, чем все предыдущее время. Ребята работали как заведенные, так что в конце концов могли проделывать все необходимые операции даже во сне. Иногда, мне кажется, они так и поступали. Но они ни на что не жаловались, просто работали и работали. «Умоляю тебя, Господи, — взывал я в душе ко Всевышнему, — пускай все так и остается, пока я не перевалю через эту гору. Умоляю, дай мне только добраться до Калифорнии».

На следующий вечер, примерно в половине девятого, мы вкатили в город Эшленд, штат Орегон. Вскоре ребята из экипажа и парни из Си-би-си устроили небольшую вечеринку на нижнем этаже. Ее шум долетал до моей спальни, где я лежал и пытался заставить себя уснуть. И вдруг меня кольнул приступ, да-да, ревности.

Аманда была там, внизу — она пошла взять льда, чтобы обложить им мои руки и плечи, а оттуда раздавался смех, доносились звуки веселья — а я не мог быть там внизу вместе с нею.

В душе мы оба понимали, в чем тут дело. Через несколько дней, когда мы достигнем Сакраменто, она должна была возвращаться домой — и я был в полнейшей растерянности.

На следующее утро мы атаковали Сискийю.

Ребята-школьники встали вдоль дороги аж от самого Эшленда. Там были и операторы из Си-би-си, и — о, Боже! — даже из компании Эн-би-си.

Вероятно, слухи о нас начинали потихоньку распространяться. Рабочие-ремонтники остановили работу, чтобы поприветствовать меня криками и немного позабавиться.

— Эй, давай-давай, жми до следующей горы! Она покруче этой! Крути, крути, не останавливайся! — кричали они.

Водители грузовиков сигналили, проносясь мимо, и приветственно махали руками. Они лучше других знали, что собой представляет эта гора и каково на нее взбираться. Но я и так был преисполнен решимости. Мы одолели две с половиной мили, потом остановились, чтобы поправить сиденье. Я крутил колеса так, что даже в глазах потемнело. Погода изменилась, сразу резко потеплело, как это бывает весной в южном Орегоне, и к полудню стало жарко. После всех этих дождей и холода я попросту не был готов к подобной перемене. Чувствовалось, что еще немного, и кожа у меня покроется солнечными ожогами. Ребята по очереди шли рядом со мной на велосипедах, и пока я крутил колеса, поливали меня водой. На каждой стоянке Аманда натирала меня цинковой мазью.

Я заставил себя забыть обо всем, сосредоточился на одной конкретной задаче и только непрерывно повторял одно волшебное слово, прибавлявшее мне сил: «Давай!.. Давай! Давай!»

Все вокруг перестало существовать для меня, осталась только дорога и гора и цель — победить. Временами я просто не мог совладать с эмоциями. Все во мне словно пылало, а руки покрывала гусиная кожа, как от мороза. Я не хотел останавливаться на отдых, я хотел одного — идти вперед, взять вершину одним махом, покончить с ней раз и навсегда. Нет, никакая гора меня не одолеет. Слишком долго мы все этого ждали, слишком много потратили сил.

«Давай!..»

И вдруг... мы оказались на вершине.

Здесь были телевизионные камеры, газетчики и радиожурналисты, фотографы, а среди них Тим и Аманда. Люди стремились пожать мне руку. Все говорили одновременно.

Тим хотел обсудить со мной оставшуюся часть этапа, спуск в долину, в Калифорнию.

— Не сейчас, — ответил я ему. — Только не сейчас.

Сейчас нужно было сделать другое — оглянуться назад, на облака над Орегоном, и вспомнить о ветрах, и о дожде, и вообще обо всем, что нам пришлось сообща преодолеть, и только потом посмотреть вперед — туда, где нас ждали Калифорния и солнце. Теперь было самое время сказать про себя: «Мы справились»,— время ощутить гордость за всю команду — ведь у нас было так много причин и столько поводов, чтобы все бросить, а мы не сдались.

Я немного посидел молча, ощущая значение случившегося. Затем забрался в домик на колесах, опустил занавески, лег на кровать и дал волю слезам.

Из книги Рика Хансена «Человек в движении», Рик Хансен